натиск, как на природе выдерживают дожди. Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей высунулись гадкие шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения, остановилась за спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками, что просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с огромными, еще невидящими... или видящими?.. глазами. -- Трудно поверить, -- сказала Юлия, -- что из гусеницы получается бабочка! -- Еще как трудно, -- ответил Олег. Он даже не обратил внимания, что Юлия положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так, что ее полные груди провоцирующе коснулись его затылка. -- Сколько раз такое видел... -- Ты не специалист по насекомым? -- Увы, -- ответил он со вздохом, -- всего лишь по людям. Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки сграбастали ее за талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг прижалась к широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро пошла сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно высвободилась: -- Что-то у нас все не так... Кофе на ночь, говорим чертте о чем!.. -- Наверное, -- предположил он, -- мы не такие, как все. -- Это конечно, -- согласилась она. -- Мы -- самые лучшие! Засмеялась снова, у нее ровные красивые зубы, и по-тому смеяться можно очень широко, правда, с левой стороны один зуб почему-то посерел, но настолько широко она пасть и не разевает, иначе он увидит ее трусики, а при смехе у нее еще и милые ямочки на щеках... Олег улыбнулся, мысли этой феминистки как на ладони, как и она вся. Как будто он не видит ее слегка подпорченный правый коренной зуб, и даже соседний, о начале кариеса которого она даже не подозревает, как будто не видит сквозь тонкое летнее платьице ее фигуру, не видит ее родинок, форму клитора, золотистого пушка на лобке, где волосиков на удивление мало, как у ребенка! Крохотная родинка слева, розовая, почти скрытая под золотистой шерстью. Нежная кожа, шелковистая на ощупь. Пупок аккуратный, не широкий, какие положены восточным красавицам по канонам их красоты, вполне европейский. Ноги хорошей формы, целлюлит в самой ранней форме, достаточно длинные, с развитыми икрами и неплохой формы лодыжками... Ей тоже показалось, что он видит ее всю, даже со всеми внутренностями и наполовину заполненным кишечником. Вспыхнула, ощущая, как кровь прилила к щекам, повернулась и пошла к ванной. Все это время чувствовала, как он провожает ее долгим внимательным взглядом. "Надо завести собаку, -- мелькнула сердитая мысль. -- Сейчас чувствую просто радость, что этот рыжий в моей квартире". А почему? Да всего лишь потому, что страшно идти в ванную, оставляя квартиру вот так. Насмотрелась фильмов, где как только красивая молодая женщина, вот как она, уходит в ванную и включает воду, тут же в квартире неслышно появляется маньяк с длинным ножом или топориком в волосатой руке. И ходит, гад, по квартире, ходит, а она плещется, ничего не слышит, наконец, он видит ее стройный силуэт под струями воды... интересно, увидел бы этот Олег ее великолепную фигуру... ах да, это только у них там двери из рифленого стекла, а здесь простые, из деревоплиты... "Да, -- подумала она сердито, -- я радуюсь только по-тому, что в комнате кто-то есть". Так бы и собаке радовалась. Та по крайней мере залает, предупредит. Правда, этот тоже... здоровый как лось. Хоть и не стал драться с теми сопляками, но чувствуется, что не струсил. Наверное, тренер какойнибудь футбольной команды. Или хоккеист. Только вид у него такой, словно после тяжелой травмы. И за бок держался, даже кривился... И что за странная эпилептика, которая, как он говорит, началась совсем недавно? Глава 3 Дверь ванной легонько хлопнула. Судя по крохотной щелочке, эта трепетная женщина с заячьим сердцем и телом Артемиды на защелку не закрылась. Тоже чувствует, кому можно доверять. Или готовится попросить подать ей полотенце? Олег усмехнулся, усилием воли попытался заглушить сильнейшую боль в печени, но удалось только наполовину. В правом боку полыхает жар, словно туда впихнули раскаленный булыжник. Коекак, перекосившись, включил ее комп, выбрал из стопки лазерных дисков поновее, сунул в сидюк. Через дверь ванной донесся шум льющейся воды. Из двух стареньких динамиков мелодия пошла ровная, даже странно для современной красивой женщины. Зазвонил телефон. Олег быстро посмотрел на окна. Хотя он избегает подходить так, чтобы его силуэт мелькнул на шторе, но стекла здесь простые, направленный микрофон в состоянии схватывать разговоры по всей квартире. Из ванной пахнуло бодрящим холодом. Струи из закрепленного над головой шланга с силой били по блестящей коже. Юлия, блестящая как мраморная статуэтка под каплями дождя, красиво повернулась в его сторону. В серых глазах смех и сдержанное торжество: редкий мужчина не отыщет повод, чтобы не заглянуть в ванную. -- Что-то случилось? Олег молча протянул ей телефон. Юлия с той же торжествующей улыбкой протянула руку, красиво и величественно, мокрые пальцы подняли трубку. -- Алло?.. Валентину?.. Звоните ей домой... Ну, если она не оставила вам телефон... А кто звонит?.. Что-то передать? Олег насмешливо наблюдал, как она нахмурилась, положила трубку. -- Что, даже не назвался?.. А говоришь, далеко ушли от язычества. Она положила трубку на рычажки, глядя ему в глаза. Мокрые волосы прилипли, но и без пышной прически она выглядит изумительно, и она это знала. Семьсот долларов за татуашь, теперь ни один мужчина не испугается, увидев такое лицо без косметики. А фигура у нее и без всякого шейпинга... Однако он отступил с мокрым телефоном в руках. Холодные брызги все еще падали на его тонкую рубашку, под ней четче обозначились как выпуклые грудные мускулы, так и квадратики живота. На широком черном поясе коробочка мобильного телефона, еще пейджер, другие коробочки... Стараясь стряхнуть с себя наваждение, она спросила насмешливо: -- Еще и миникомпьютер?.. Зачем? -- Там модем, -- объяснил он равнодушно. -- Передача идет точнее. -- Точнее, чем что? -- уточнила она, не поняв. Он странно взглянул на нее: -- Чем без модема. Она не поняла, как можно передавать информацию без модема, но красноголовый гость отступил за дверь, напоследок бросив на ее нагое блестящее тело охватывающий взгляд... не жадно лапающий, а скорее дружеский. Закрыв дверь, Олег прислонился к двери спиной. В боку все сильнее растекается нехорошее жжение, словно теннисный мяч превратился в горячий ком свинца, уже плавится, а раскаленные капли прожигают кости. Внезапно и без предупреждения заломила нижняя челюсть, стрельнуло в ухе. Он отнес телефон на стол, подумав рассеянно, что звонившим движет древний первобытный страх, что если узнают имя, то получат власть над ним самим. Да, этот мир еще в язычестве... А это обилие шаманов... то бишь священников, гадалок, ведьм, знахарей, оккультистов и прочей шушеры... Не рано ли швырнули в научнотехническую эру? Раздался звонок. Он с недоумением посмотрел на телефон в руках. Не сразу сообразил, что звонят в дверь, совсем голова отупела... Поставил телефон на столик, поморщился, кто же ходит без приглашения, да еще в такое позднее время, прислушался к шуму воды за дверью ванной. Ладно, откроем сами... За дверью стоял офицер в пятнистой форме. За ним двое крепких ребят в таких же пятнистых комбинезонах. Офицер при кобуре, руки парней на автоматах, что свисают с плеч, стволы повернуты в его сторону. Олег уставился бараньим взглядом. Офицер сказал брезгливо: -- Вы... и все, кто здесь находится, поедете с нами. Олег удивился: -- Вы что, милиция?.. Что у вас за форма, ребята? -- Мы не милиция, -- ответил офицер еще брезгливее. Похоже, его тяготило нелепое задание. -- Есть кто еще в доме? Отойдите от двери. Олег спросил недовольно: -- А ордер у вас есть? Офицер сказал надменно: -- Нам не требуется ордер. Отойдите от двери. Он вытащил пистолет. Двое вскинули автоматы. Вид у них был уверенный и насмешливый. Олег послушно отступил на шаг, а затем качнулся в сторону. "Боже, -- мелькнуло в голове, -- когда же это кончится? Хоть в диком племени, хоть в цивилизованном Риме, хоть в этом... образовании -- все то же упование на грубую силу, а не на разумные доводы..." Мысли еще текли в голове медленно и печально, но заученные рефлексы заставили сократиться мышцы. Офицер и десантники увидели только смазанные движения. Офицер влетел в прихожую и врезался лбом в бетонную стену, а десантники с разбитыми в кровь головами рухнули тоже по эту сторону двери. Олег аккуратно закрыл дверь, вроде бы соседи не видели, сейчас по первому каналу модное телешоу "А кто сглупит круче?", повернулся. Все трое не двигаются, в болевом шоке от неожиданных ударов. Офицер первым зашевелился, Олег ударил ногой по печени. -- Ну, теперь скажешь, по какому праву? Вернее, кто послал? Тот скрючился, зажимая руками ушибленное место. Олег схватил за волосы на затылке, задрал кверху залитое кровью из разбитого носа лицо. Офицер хрипел, захлебывался кровью, выплевывал, глаза смотрели с ненавистью. Оба десантника начали шевелиться, как выброшенные на берег медузы. Пистолет и два автомата лежали в дальнем углу. -- Сволочь... -- прохрипел офицер. -- Убьем... Зажав волосы так, что кожа натянулась до скрипа, Олег холодно ударил о стену. Послышался хруст, лицо залило кровью. Офицер хрипел, булькал. Олег ударил дважды, сильнее. Не отпуская голову, резко отдернул, всмотрелся в обезображенную маску на месте лица. В сплошном кровавом месиве булькало, хлюпало. Из кровавой каши вылетели при кашле обломки зубов. Из того места, где были губы, а теперь набухали кровоточащие лохмы мяса, вырвался глухой стон, полный животного ужаса. -- Теперь лучше? -- поинтересовался Олег равнодушно. Офицер хрипел, Олег следил за движением его век. В нужный момент отшатнулся, перехватил свободной рукой кулак десантника. Послышался громкий отчетливый хруст. Десантник дико закричал. Кости грубо сломанной кисти прорвали мясо, торчали зазубренными краями. Олег отпустил, дернув напоследок вроде бы чуть-чуть, но десантник от дикой боли в порванных нервах рухнул на пол, корчился, ослепленный и оглушенный страданием. Олег начал методично бить офицера лицом о стену, ломая кости, разрывая ткани. Кровь по стене бежала скупой струей. Расплюснутые губы офицера задвигались. Олег другой рукой дотянулся до динамика, приглушил звук. -- Сволочь, -- пробулькал офицер. Олег сказал отчетливо: -- Ты сейчас умрешь. Тебя ничто не спасет. Но сперва скажешь... уже становишься... калекой. -- Ты не... Тебе это... Я скажу!.. Скажу, сволочь... -- Говори, -- предложил Олег. Он косился на дверь ванной. Офицер замешкался с ответом, ладонь тут же ударила ребром по губам. Губы провалились вовнутрь вместе с выбитыми зубами. Офицер закашлялся, торопливо выплюнул крошево зубов со сгустками крови. -- Нас послали из Четвертого управления... -- Кто? Офицер помедлил, Олег безжалостно начал ломать нижнюю челюсть. Офицер вскрикнул: -- Коваленко... Он куратор!.. -- Что он велел? -- Доставить... -- В управление? -- Нет... На квартиру... Олег кивнул, понятно. Управление -- всего лишь пи-томник для чиновников. Все операции планируются на тайных квартирах. Все тайные службы мира -- ЦРУ, ФСБ, Моссад, Сигуранца -- имеют тайные конспиративные квартиры. Так что эти бравые парни могут искренне думать, что выполняют официальное задание властей по задержанию опасного врага.... Хрустнули шейные позвонки. Тяжелое тело рухнуло на пол, а Олег в два прыжка очутился возле ванной. Изпод двери катили запахи дорогого шампуня, звякнуло стекло. Он почти слышал скрип чисто вымытой кожи, по кафелю шлепнули босые ступни. Он позволил двери приоткрыться на ширину ладони, придержал: -- Чудесно выглядишь... Только не пугайся! Сюда ворвались какие-то твои знакомые, устроили разборку, перебили друг друга... Они там, в прихожей. Пьяные, наверное. Дверь распахнулась, Юлия ахнула, прижала ладони ко рту. Олег метнулся к шкафу, на диван полетели платья, модные брючки, цветные блузки. -- Одевайся. Быстро! Все еще не веря, она выглянула. Из коридорчика торчат огромные ноги в армейских ботинках на толстой подошве. Ботинки с подковками, форма пятнистая, какими всегда изображают десантников, и в чьей форме любят показываться то мэр, то президент, то еще какая жирная свинья, чье пузо не помещается под ремнем... Еще взгляд успел зацепиться за выползающую изпод тела красную струйку. Ее трясло, словно ухватилась за оголенный провод под током. Она понимала, что надо упасть, кричать, визжать, как положено женщине, но красноголовый гость с таким деловым равнодушием перешагивает через убитых... или пьяных, как он сказал, что она хоть и задохнулась от возмущения, но странным образом воспринимала больше реальными его слова, движения, сердитые взгляды, чем это... которое на полу, в красных брызгах... красных лужах. -- Это не мои знакомые! -- выпалила она. -- Да? -- переспросил он. -- Я тоже сперва так подумал... Чтоб из-за тебя да так ссориться? Но всетаки поубивались же... Ладно, надо уходить. И тебе. -- Мне -- зачем?.. Да и тебе... Или ты в чем-то замешан? Он бросил ей в лицо ворох одежды: -- Теперь и ты замешана. Не понимаешь? Тебя теперь убьют. Просто -- на всякий случай. Обязаны!.. Одежду она не поймала, та упала к ее ногам. Халат распахнулся, взгляд изумрудных глаз скользнул по ее телу с холодным интересом профессионального патологоанатома. Лицо оставалось участливым, но зеленые глаза стали чуть строже. -- Ты с ума сошел? -- пролепетала она беспомощно. -- Надо вызывать милицию. Или ты из этих... каких-то тайных структур? ФСБ, ФБР или ЦРУ, кто вас разберет! Или напротив -- мафия? Он хмыкнул: -- Почему -- напротив? Это ж близнецы и братья! Нет, я не из тех силовых структур. Она правильно поняла уклончивый ответ: -- А из каких? -- Ну... несколько других. Да и какие к черту силовые? Разве что в самом широком смысле. Она сказала в страхе: -- Ладно, я поняла... кажется. Ты не хочешь, чтобы милиция или кто-то там еще знали о твоем участии. -- Твоя вера в милицию трогает сердце. Наверное, ты единственная в стране, кто все еще верит в этих ребят. Но милиция тебя не спасет. Тебя обязаны убить. Просто на случай, если ты что-то увидела или услышала то, что тебе не положено знать. Решай! Либо уходишь сейчас же со мной, либо остаешься умирать... что случится очень скоро. Он говорил спокойно, обыденно, но на нее словно вылили ведро холодной воды. Оставить квартиру, которую ее родители ждали двадцать долгих лет? Не бросали гадкую малооплачиваемую работу, потому что очередь хоть и медленно, но двигалась, а мечты о собственной квартире становились все реальнее. Оставить насиженное место решались только те смельчаки, что выменивали шило на мыло: чуть лучше или чуть хуже, ближе к центру или к природе. Но оставить просто так? Бросить и уйти?.. Нет, она не настолько сильная, какой выглядит и какой себя подает всем и каждому! Она вскрикнула беспомощно: -- Ты с ума сошел?.. У меня квартира, хорошая работа!.. Через неделю зарплата!.. А деньги уже кончились... Она поперхнулась, внезапно подумав, что на взгляд его тайных структур она вроде премудрого пескаря, старая и пугливая. В то время как с ним рядом ходят длинноногие красотки в шортах, ничуть не ярче ее, с длинноствольными пистолетами в красивых кобурах и в маечках с глубокими вырезами. И денег эти стервы не считают. И квартиры для них всюду. -- Решилась? -- спросил он понимающе. -- Ну? Она тяжело перевела дух, рухнула на диван, сказала с истерическим легкомыслием: -- А, была не была!.. Вообще-то я всю жизнь мечтала вляпаться в какоенибудь грязное политическое дело. Другим же везет? Он с сочувствием следил, как она тут же вскочила и торопливо одевается. -- Малявка... ты не представляешь, как в самую точку. Она спохватилась: -- Но только я ничего не знаю и ничего не умею! -- Признаки типичного русского интеллигента, -- кивнул он. -- Ладно, малявка... Давайка... Хотя нет, погоди. Он оглядел комнату, ноздри вздрагивали. В глазах появился хищный блеск. -- Что-то не так? -- спросила она. -- Мужчиной не пахнет, -- сообщил он. -- Но когда-то здесь как сыр в масле катался. -- Как сыр? -- Она фыркнула. -- Он так не считал. -- Не говорил, -- возразил он. -- Но считал. Его руки поднялись к антресолям. Она задержала дыхание, по всей его спине пришли в движение группы мышц. Это длилось только мгновение, у культуристов на подиуме это объемнее и эффектнее, но женское чутье подсказало, что эти вот мышцы настоящие, не дутые специальными упражнениями. Эти выглядят так, будто под кожей перекатываются толстые эластичные канаты. -- Что ты ищешь? -- Я уверен, -- ответил он, -- что у тебя там коечто осталось... -- Не смей! Но он, подтянувшись на одной руке, другой быстро разворошил узлы, связки старых книг, горки посуды, старую обувь, с торжеством выволок мешок с мягким тряпьем. Она задохнулась от возмущения. На пол полетели тряпки, старые майки, халат, пара рубашек, брюки, еще одни... Наконец он встряхнул и приложил к себе старые вытертые джинсы. Они едва доходили до щиколоток, но в поясе оказались в полтора раза шире. Глава 4 Через мгновение он стоял перед ней уже в рубашке отвратительно лилового цвета, что едва не лопалась на его широченных плечах. Чтобы скрыть короткие рукава, быстро закатал их по самые предплечья, ворот расстегнул поглубже, а джинсы взял в обе руки и дернул в стороны. Послышался треск, руки разошлись в стороны, в правой остались шорты с модной в этом сезоне бахромой. -- Ветхие, -- успокоил он. -- Теперь надо уносить ноги. Да и головы. Она беспомощно металась по комнате, все вещи надо взять с собой, чтоб не пропало, наконец сильная рука ухватила за локоть. Из глубины зеленых глаз смотрела жестокая непреклонность. -- Уходим! -- А когда вернемся? Ее взгляд пробежал по комнате, по столу с компьютером, семнадцатидюймовый монитор, на прошлой неделе добавила оперативную память... куча новых лазерных дисков... Шкаф с новым платьицем, которое успела надеть всего трижды... А каких трудов стоило собрать денег на стол и навесные шкафчики для кухни! Она чувствовала, какой ответ он проглотил, но после паузы ответил почти почеловечьи: -- В этой жизни возможно все. Стены замелькали, хлопнула дверь. В подошвы больно стучали ступени. Ее подхватывала сильная рука, поворачивала, задавала направление, она снова неслась как угорелая, периодически сбоку мелькали двери, но она бежала и бежала вниз, наконец впереди внизу появилась дверь, выросла и заслонила собой мир так, что Юлия с разбегу ударилась о нее, как сырник о сковородку. Она не успела спросить, почему не лифтом, стоит чуть-чуть подождать, вон огонек движется, кто-то поднимается... возможно, как раз на их этаж... но Олег открыл дверь во двор, тут же будто переключил в себе скорости, вышел медленно и степенно, как надлежит в ночное время суток, шепнул одними губами: -- Выходи. Лунный свет высвечивает спины гигантских черепах, что за ночь сползлись в их двор, -- так ей показалось вначале. Она еще помнила время, когда во дворе стоял один "жигуль" и два "Москвича", а теперь "скорая помощь" не может пробиться к подъезду, жильцы ругаются, многие просто из зависти: две трети автомобилей -- иномарки, днем на солнце как жар горят их крыши, на хромированные ручки смотреть больно, а ночью то одна, то другая начинает вопить, что ее грабят...14922 Олег провел кончиками пальцев по крылу элегантного "мерса", отстучал какой-то мотивчик, так ей показалось, распахнул дверцу. Она напряглась, сейчас взвоет сирена, а он взглянул искоса: -- Садись. У тебя глаза размазались. Не помня себя обежала машину и плюхнулась на сиденье. Мотор уже чуть слышно гудел, а едва дверца захлопнулась, "мерс" послушно порулил мимо таких же... и так же защищенных сигнализациями к выходу на шоссе. В зеркальце отражалось ее бледное лицо. Насчет краски он загнул, у нее татуашь, чем она гордится. Даже выйдя из ванной не пугает мужчин: губы красиво подведены по контуру, брови узкие и четкие, а подводка глаз просто изумительная. Но на всякий случай спешно раскрыла косметичку, инерция вдавила в сиденье, и она ткнула тюбиком помады в щеку. "Мерc" выбрался на дорогу, занял левый ряд и понесся с нарастающей скоростью. Ноч ное шоссе не то чтобы опустело -- в Москве никогда не прекращается жизнь, -- но машин стало впятеро меньше, Юлия почти перестала страшиться, что они с кем-то столкнутся. Далеко позади глухо грохнуло. В зеркальце заднего вида она увидела, как по ту сторону здания к темному небу взметнулся столб синего дыма. Словно бы там во дворе возник пожар или же рэкетиры сводят счеты... Додумать не успела, инерция качнула в сторону и к дверце. Взмолилась: -- Не гони! Нас обязательно остановят! -- Мы хорошо смотримся, -- успокоил он. -- Стекла не тонированные. -- Ну и что? -- За банду качков никакой патруль не примет. Другое подумают. Она не решилась спросить, что же о них подумает патруль, сидела тихо. По обеим сторонам проносились массивные дома с широкими темными окнами, но яркие огни рекламы освещали и тротуар, и даже часть шоссе. Минут через десять машина свернула под хмурую облупленную арку. Мимо проплыли темные, как адская смола, мусорные баки. Внезапно нажал на тормоз, выключил двигатель: -- Выходи. Юлия покорно дала провести себя через темный двор. В соседнем дворе Олег с той же легкостью открыл вторую иномарку, сигнализация опять смолчала. Юлия уже чуть с меньшим страхом плюхнулась на сиденье рядом. На этот раз неслись до центра города. Юлия чуть успокоилась, уют роскошной машины действует расслабляюще. Из подсознания выплывали странные мысли, совсем не свойственные ее образу жизни: "Гуляй, Маша! Надо жить красиво!.. Помирать, так с музыкой..." И даже из пушкинской "Капитанской дочки": "Лучше тридцать лет орлом, чем триста -- вороном..." Внезапно он сказал: -- А вот отсюда уже пешочком. Мимо проплывали обшарпанные, какие бывают только в центральной части Москвы, стены. Двор тесен, заставлен сплошь иномарками, сверкающими и просто кричащими о достатке и богатстве владельцев, Олег умело втиснул машину между двумя красавцами с хромированными колесами, спросил: -- Выбраться сможешь? Она с трудом отыскала крохотную кнопку, что открывает дверцы, но ответила достаточно независимо: -- Я не такая уж и толстая. -- Тогда выскальзывай. Приехали. Снова проходные дворы, затем приблизилась и охватила со всех сторон стиснутая массивными, как горы, домами площадь. Он кивнул на высокое здание из красного кирпича: -- Остановимся покатам. , Она замедлила шаг: -- У тебя с головой все в порядке? Это же "Националь"! Он ответил рассеянно: -- А где я тебе возьму "Хилтон"? Лопай, что дают. "Националь" надвигался, таинственный и страшный, здание совсем другого мира, куда входят совсем другие люди, которых видела только в массмедиа: дипломаты, крупные финансисты, главы мафиозных структур, банкиры, нефтепромышленники, киллеры... Она напрягалась все сильнее, а когда впереди показалась и начала вырисовываться во всем блеске массивная дверь, когда засверкали золотом ручки, сердце уже колотилось, как у зайца, а заискивающая улыбка примерзла к губам. У двери тяжело отдувался огромный министр обороны, таким он показался ей. Судя по блистающим эполетам, галунам и украшениям, готовился принимать парад на Красной площади. Олег кивнул ему небрежно, генерал тут же склонился в поклоне и угодливо распахнул дверь. Юлия деревянными шагами двинулась следом. Она чувствовала испытующий взгляд швейцара, внезапно поняла, что он думает: богатенький иностранец привел местную непрофессионалку, что все еще стесняется изменять мужу за деньги. Она постояла в сторонке, пока Олег беседовал с клерком, потом он кивнул ей, и она послушно пошла следом, как восточная женщина. На широкой мраморной лестнице ноги утопали в толстом ковре. Когда он распахнул дверь в их номер, Юлия, выполняя роль кошки, вошла первой... и остановилась, загораживая вход. Олег толкнул в спину, прошел в глубину, сразу сел к телефону, потом увидел через открытую дверь соседней комнаты комп, быстро прошел туда, а она все еще стояла, оглушенная и завороженная. Богатство не бросалось в глаза, а роскошь не кричала о себе, как орут новые русские, что навешивают толстые золотые цепи и держат пальцы врастопырку. Здесь все выполнено в сдержанных тонах, полных достоинства. Предполагалось, что жилец настолько привык к своим миллионам, что ему нет нужды одеваться только от Кардена, ставить вокруг себя золотые бюсты: он может позволить себе появиться и в драных шортах. Она перевела дух, чувствуя, как все дрожит, будто после долгого плача. В раскрытую дверь видно Олега, он всматривался в монитор, а пальцы быстро бегают по клаве. Когда она тихохонько прошла в ту комнату, ог ромную, как главный зал в церкви, взгляду открылась еще одна дверь. Она робко взялась за позолоченную ручку, явно сделанную по особому заказу цехом золотых дел мастеров. Вместо платяного шкафа, как она ожидала, распахнулось еще нечто огромное, с люстрой как в Большом театре, с множеством дорогих кресел, диванов, столов и столиков, изящных ваз в нишах, крохотных статуэток на полках... -- Это... что? -- спросила она дрогнувшим голосом. -- Здесь проводят конкурсы бальных танцев? Он на миг оторвался от клавы: -- Не люблю танцы возле кровати. Только сейчас, ослепленная и оглушенная, она поняла, что то непонятное широкое поле, нечто среднее между теннисным кортом и аэродромом, является кроватью. Точнее, ложем, лежалищем, даже возлежалищем. -- Да? -- сказала она с нервным смешком. -- Чего уж... Гулять так гулять!, ' Он буркнул, не отрывая взгляда от монитора: -- Разве гуляют так?.. Она втянула голову в плечи, как испуганный ежик. Страшно и представить, как гуляют люди, которым такие номера в обыденность. -- Можно я загляну в ванную? -- Конечно, -- удивился он. -- Почему спрашиваешь? -- Ну... я боюсь, что не найду. Он отмахнулся: -- Ищи, ищи. А мне пока надо коечто сделать... -- Ты так много знаешь и умеешь, -- сказала она уважительно. -- И говоришь так умно и возвышенно, как наш школьный учитель. Зануда был страшный! Его считали немножко чокнутым. Но любили. Придурков всегда любят. Вернее, жалеют. Он хмыкнул, но смолчал, его пальцы бегали по клаве, а глаза не отрывались от монитора. Она слышала знакомый писк модема. -- Представляю, какие зануды ваши старшие чины, -- добавила она ядовито. -- Если ты, рядовой исполнитель, заразился этой гадостью! Он буркнул, не поворачиваясь: -- Почему я -- исполнитель? -- Думаешь, кина не смотрю?.. Там вас так и зовут -- исполнители. А из какой ты структуры: НКВД, ЦРУ или Моссад, даже не спрашиваю. -- Тоже мне патриотка, -- буркнул он. -- А теперь патриотов не осталось, -- отпарировала она. -- Патриотами быть не модно. -- Да, -- согласился он со странной интонацией. -- Мода -- это закон посильнее, чем Конституция, Уголовный или Налоговый кодекс. Моде подчиняется даже оппозиция, что вытирает ноги о президента... Ты права, на руководство модой надо обратить больше внимания. Она вскинула тонкие брови, села с ним рядом, но так, чтобы в профиль, откинулась на спинку -- так линия ее безукоризненной груди выгоднее вырисовывается на светлом фоне окна. Олег сопел, возился с компом, не косил глазом, зануда, страшно и подумать, какие зануды его начальники, если он, бывающий в их кабинетах редко -- такие орлы всегда на заданиях! -- успел подхватить эту заразу. Не отрываясь, он рассеянно погладил ее по голове, почесал за ухом, провел рукой по спине, сделав пальцы вдоль позвоночника "грабликами". Юлия выгнулась от наслаждения, внезапно повернулась, взглянула в его странно потеплевшее лицо. -- У тебя была собака? Он вздрогнул, мечтательное выражение из глаз выдуло, как туман под лопастями вентилятора. Лицо даже посерело, кожа на скулах натянулась. -- Да, -- ответил он негромко. -- Такая же рыжая? Он смолчал, хотел высвободиться, но Юлия уцепилась за его руки. Он медленно разлепил губы, которые теперь двигались медленно, словно пришли в движение скалы из красного гранита. -- Извини... я не хотел тебя обидеть. -- Ты меня не обидел, -- ответила она быстро. -- Когда моя... моя Зита умерла, я неделю жила на корвалоле. Меня с работы отпустили на три дня. Пластом лежала. До сих пор не могу смотреть... смотреть на собак! -- А я кусок хлеба не мог проглотить, -- шепнул он невесело. -- Она всегда сидела на кухне... Я бросал по ломтику все, что ел. Она поймает и... смотрит так хитро: я уже съела, бросай еще... Извини. Юлия сказала торопливым шепотом; . -- Это ты извини!.. И спасибо тебе. Это тебе спасибо, понимаешь?.. Он наклонился, его твердые губы коснулись ее щеки. Она слабо усмехнулась: -- Услышал бы кто нас. Двое придурков. О чем разговариваем?.. -- Нас поймет тот, у кого на руках умирала его собака. Чью голову держал в руках... и ничего не мог изменить. Он снова поцеловал ее как ребенка, умолк на полуслове. По его лицу метнулась тень тревоги. Уши шелохнулись, как у зверя, ноздри раздулись, словно он, как пес, ловил и понимал запахи. -- Что случилось? -- спросила она почему-то шепотом. -- Быстро иди в ванную, -- велел он. -- И закройся там. -- Но что... -- Быстро! Черт, где же это я проморгал... Осел, какой осел! Они уже на балконе. Голос его был незнакомый, жесткий, совсем не голос покровительствующего мужчины. Напуганная, она поспешно встала, в квартире тихо, слышно, как далеко за окном взвизгнула тормозами машина, но рыжеволосый поднялся, руки растопырены, в глазах уже не тревога, а откровенный страх. Юркнув в ванную, она. прикрыла за собой дверь, замерла, прислушиваясь. В комнате мертвая тишина. Тихохонько приоткрыла дверь, чтоб на полглаза, ахнула. Олег спокойно сидел на диване и читал газету! Она набрала в грудь воздуха для возмущенного вопля, рука уже напряглась, чтобы дверь распахнуть с треском... и тут на балконе зазвенело стекло. Удар был сильным, она слышала звон осколков по дубовому паркету. Тут же грохнуло, послышался тяжелый топот. Балконная дверь вылетела на середину комнаты. Следом невероятно быстро ворвались чужие люди. Один влетел в кувырке, она едва успела понять, что из этого комка костей и тугих мускулов торчит ствол автомата, тут же простучали частые сухие выстрелы, словно в комнате вдруг застрочили три или четыре швейные машинки. Пули со страшной силой ударили в человека. Газета в его руках осталась странно нетронутой, только его самого трясло, вжимало в спинку дивана. В дверную щель было видно, как из пробитой груди брызнули... опилки! Широкие дыры от пуль зияли на спинке дивана, на стене за диваном. Юлия своими глазами видела, как одна пуля ударила в щеку и сорвала кожу напрочь. Мелькнул страшный ряд белых зубов, непривычно крупных, их тут же залило кровью, но через мгновение там было все то же невозмутимое лицо человека, который смотрел в газету. Один из бандитов подскочил вплотную, приставил ствол ко лбу жертвы, явно намереваясь разнести ее вдребезги. Олег в последнем смертном усилии вскинул руки, словно пытаясь ухватиться за ствол.... И в этот момент прогремели пистолетные выстрелы. Они следовали один за другим настолько быстро, что почти слились в один. Человек в маске вздрогнул. Из середины лба выплеснулась тонкая струйка крови. Еще три бандита роняли автоматы, поворачивались вокруг оси, только последний успел нажать на спусковой крючок, а короткая очередь вспорола потолок. Олег вышел из-за второй портьеры. Пистолет он на ходу прятал в кобуру сзади на поясе. Юлия перевела потрясенный взгляд на диван. Вся спинка изорвана в клочья, торчат пучки синтетической начинки, но нет ни Олега, ни Даже газеты... Она видела, как Олег наклонился над одним, всмотрелся, а затем спокойно наступил ему на горло. В наступившей тишине неприятно хрустнуло, словно собака перекусила крупную кость.

Глава 5

В ужасе, едва не теряя сознание, она тихонько при-творила дверь, опустилась на край ванны. В черепе сту-чали молоточки, а к горлу подкатила тошнота. В пле-чо уперлось горячее, она прижалась к колену трубы, страшась грохнуться на пол: если явятся новые бан-диты, то услышат, придут и убьют. А то и вовсе, не потрудившись даже сдвинуться с места, выпустят в за-крытую дверь сотни пуль из этих скорострельных авто-матов... В голове стучало все громче. Ей показалось, что про-сидела вечность, никто не приходит, дверь не разлетает-ся от ударов раскаленных комочков металла. Ее пальцы сами коснулись дверной ручки. Через щель видно, что балкон зияет выбитой дверью, в комнате разгром. Четверо мужчин в знакомых по фильмам пятнистых костюмах спецназа, с черными мас-ками на лицах, превратились в залитые кровью тряпки, лежат без движения. У одного голова запрокинулась, на месте правой щеки страшно скалятся зубы. Под левым глазом темный кружок запекшейся крови. Он окружен валиком, похожим на кратер погасшего вулкана. Она с ужасом поняла, что это место, куда вошла пуля. Олег оглянулся, развел руками: -- Что-то им возле нас как медом намазано, верно? Она прижала руки к груди: -- Что?.. Кто ты? -- Успокойся, -- сказал он. -- Я не марсианин. Идет отработка одной сложной операции. Ну, все должно быть как наяву. Это не кровь, понимаешь? -- А что? Что? -- Краска, -- сказал он. -- Как в пейнтболе. -- Пей... пейнтболе? -- То же самое, -- успокоил он. -- Я ж говорю, от-работка одной сложной операции. Но нужно, чтобы все было как в жизни. Ты же знаешь, что для тренировок строят даже копии городов, куда собираются забросить диверсантов... Она о таком расточительстве краем уха слышала -- вот куда уходят налоги, -- даже видела в каком-то фильме, судорожно перевела дух: -- Ну ты и сволочь!.. Не мог предупредить! -- Не мог, -- признался он. -- Все надо делать будто взаправду. Дрожь, что сотрясала ее, вырвалась наружу. Она ощу-тила, что слезы брызнули даже из ушей. Она заревела, в груди стало горячо, в глазах повисла мутная горько-соле-ная пелена, зато огромные ладони держали ее как ребен-ка, одновременно гладили, как ребенка, по голове и, как кошку, по спине, даже вроде бы почесали за ухом. -- Нет, -- вырвалось у нее через всхлипывания, -- ты -- монстр!.. Монстр, монстр!.. Монстр!.. -- Монстр, -- согласился он. -- Еще какой!.. Чудови-ще. А ты видела, какие у меня зубы?.. Счас я вопьюсь в твою белую шейку... Его руки держали ее крепко, надежно. Под ухом под-рагивала выпуклая пластина груди, из глубины доноси-лись мощные толчки. С замиранием сердца она чувство-вала, как эти толчки становятся все реже. Волосы на груди щекотали ее ноздри. Она звонко чихнула. -- На здоровье, -- сказал он. Она ощутила, что взгляд зеленых глаз скользнул по-верх ее головы, напряглась, но голос над головой только буркнул: -- До чего же пал народ. Как будто не видят, что стек-ла разбиты. Хоть и ночь, но заметить бы надо. Всем все до фени... В самом деле, спасать ли такую страну?.. На всякий случай запомни: ты только что пришла по вызо-ву, застала все в таком виде и собралась звонить в мили-цию. Поняла?.. Это на тот случай, если кто-то явится прямо сейчас. А на самом деле тебе тоже придется оста-вить это место. Причем очень быстро. -- Снова? Бежать? -- Они наверняка вернутся, -- объяснил он с деликат-ностью гренландского ледника. -- Меня уже не будет, а тебя зарежут. Или удавят. Или просто прибьют. Но по-гасят тебя обязательно. -- Почему? -- воскликнула она. -- А чтоб все было как взаправду, -- объяснил он. -- Ты извини, я понимаю твои неудобства... У тебя там ос-талась жирнющая курица в микроволновке. Но с другой стороны, я тоже кофе молол зазря! -- За... зазря? О чем ты говоришь? -- В первый раз, -- поморщился он, -- за мной по-слали, как теперь понимаю, ребят, ничего им не объяс-нив. За что те и поплатились. Но сами, оказывается, следили... Профессионально! На этот раз послали ребят, которые находятся в их структуре. Им нужен был я, они меня получили, расстреляв в упор без предупреждения. Ну, так они думали. Когда один восхотел контрольный выстрел, я сломал ему шею. Не взаправду, конечно. Им пришлось думать, как незаметно убрать труп члена сво-ей команды... ведь действовали тайно, и никто уже не думал о контрольном выстреле... Тем более и так было видно, каков я... Она вздрогнула всем телом: -- Еще бы! Но почему ты решил, что я не расскажу направо и налево? Брякнула и осеклась. Он же может свернуть ей голову в любую минуту! Уже взаправду. Теперь понятно, что тот взрыв и пожар, что она видела из удаляющегося "мерса", был в ее дворе, был из-за них, как-то связан с ними... Он светло улыбнулся: -- Я тебе доверяю. У разных людей разные способно-сти. Я, к примеру, не умею острить, мне медведь на ухо наступил, еще я скорее удавлюсь, чем запою... тот случай не в счет, зато могу определить, кому можно доверять, кому нет. Она сказала саркастически; -- Это я такая вот с ног до головы честная? -- Разве я сказал -- честная? -- Ты сказал, что доверяешь... -- Это разные вещи, -- ответил он. -- Ну спасибо! -- А ты по внешнему виду можешь ощутить, кто злой, а кто добрый?  Внешний облик обманчив, -- заявила она.  Да, -- согласился он. -- Конечно-конечно! Кто спо-рит? Но почему-то, глядя на людей на улице, одних счи-таешь хитрыми, других простодушными, третьих вообще... Не договорив, он быстро скользнул к окну, взглянул сквозь кисейную занавеску. Послышался едва слышный металлический стук, Юлия быстро посмотрела вниз. На пол посыпались металлические комочки. Странные, изуродованные, расплющенные. Что-то странное и страшное ей напомнили, но едва успела понять, что это, как голос Олега прозвучал напряженно: -- Две группы прикрытия на той стороне улицы. Зна-чит, два-три человека в вестибюле, двое сейчас подни-маются на лифте... Видишь вот тот элегантный автомо-биль-фургончик? Это броневик, нашпигованный... Да ладно, к чему тебе подробности? Просто в него лучше не попадать. Она вздрогнула, сразу почему-то представив себя на операционном столе в том автомобиле. Жуткие хирурги-ческие инструменты разрезают ее тело, а она корчится в нечеловеческих муках, кричит, глаза ее некрасиво выта-ращены, на шее вздуваются безобразные жилы, что так старят любую женщину. -- И никак нельзя? -- спросила она упавшим голосом. Он скользнул к другому окну, Юлия видела, как сразу посерело его лицо, морщинка на лбу стала глубже. -- Ого!.. Оцепили весь квартал. Это же какого ранга враг... -- Что теперь делать? -- прошептала она. -- Нас убь-ют здесь? -- Лучше бы, -- сказал он, -- в другом месте. И в дру-гое время. Все, уходим. Быстро! Обнаженный до пояса, в почему-то продырявленных шортах, он метнулся к двери, прислушался. Юлия встала за его спиной. В теле дрожала каждая жилка. -- Выходим, -- велел он.