не стал резать, что не простой служака, а человек с идеями... Чистый. Тележку тряхнуло с такой силой, что Юлия прикуси-ла язык. Поморщилась, прошипела злобно: -- Чистый? -- Ну да. По крайней мере, можно сказать одно с пол-ной уверенностью: в фашисты, нацисты, националисты и прочие радикалы... идут люди в самом деле заинтересо-ванные в улучшении общества. -- Как ты можешь такое говорить? -- ужаснулась она. -- Я говорю о желании, -- усмехнулся он. -- О стрем-лении. О чистоте помыслов. Ясно? А вот про их против-ников такое сказать нельзя. Кто-то из них искренен в защите прав и свобод ма-а-аленького человека, но основ-ная масса этих антифашистов, антинацистов и прочих слуг власти... увы, основная масса состоит из дрянного челове-ческого материала. Девяносто процентов -- та дрянь, что предпочитает оказаться на стороне сильного. Победивше-го! Ну, как в России, где при той власти в коммунистичес-кой партии было семнадцать миллионов, а потом эти миллионы в один день оказались антикоммунистами, де-мократами и всем строем ломанулись в церковь... Зато те, кто остался, и есть чистые коммунисты. -- Ну... -- Есть еще большой процент существ, которые имену-ют себя интеллигентами, -- продолжал он брезгливо. -- Эти существа до свинячьего писка боятся сделать шаг в сторону от своей интеллигентности. Если принято счи-тать, что интеллигент -- это тот, кто не признает нацистов, то это существо будет так и говорить. Если же завтра не-кие мировые авторитеты скажут, что быть фашистами вполне интеллигентно, даже особенно интеллигентно, эти существа тут же объявят себя фашистами. -- То же самое... Он улыбнулся: -- Нет. Не потому, что фашисты у власти, а потому, что так сказал Учитель! Этим существам не так важно быть у власти. Им куда важнее быть интеллигентами. Но своего ума не хватает... а кому его хватает?.. вот и ловят каждое слово "мировой общественности" о новых... или вечных, какая разница, ценностях... Третья причина: "быть как все люди". Как все люди -- сейчас считается быть теми, кто при словах "фашист", "нацист", "патриот", "террорист" брезгливо морщится и начинает уверять громко, что он этих людей вообще не считает за людей. Тележка замедлила ход. Олег присматривался, светил фонариком в потолок. Наконец радостно вскрикнул: -- Вот он!.. -- Люк? -- Через полчасика будем ужинать на берегу озера, -- пообещал он. -- Так что, заканчивая тему, сообщу, что среди фашистов жулья сейчас как раз меньше всего. Ка-кой жулик станет на сторону пинаемого властями, прес-сой, церквями и богомольной интеллигенцией? Ну, разве что самый умный и дальновидный... Зато на стороне партии власти все остальное жулье -- мелкое, подлое и тупое. Единичные честные люди тонут в том море, как искорки в параше... -- Потому и не... ликвидировал? -- спросила она. -- Я вообще не люблю убивать, -- ответил он строго. -- И всегда стараюсь этого не делать. Он встал на тележке на цыпочки, цепкие пальцы ухва-тились за края люка. Плечи напряглись, она видела, как вздулись на шее толстые жилы. Похоже, в других услови-ях понадобился бы лом, но сейчас крякнуло, ей на голову посыпалась ржавчина, толстый железный круг откинулся. Черная труба уходила вверх по прямой и тонула во тьме. Олег подпрыгнул, ухватился там внутри, ноги качнулись и пропали. Юлия прислушалась, в черепе было горячо и больно. Мысли плыли серые и тяжелые, как клочья тума-на, но одна возвращалась снова и снова: что-то он слиш-ком болтлив для шпиона. Как будто пытается ей что-то внушить. Убедить. Завербовать на свою сторону. Глава 17 По голове легонько стукнуло. Она отшатнулась, на ко-лени свалился железный крюк, от него в трубу тянулся тонкий тросик. Зябко вздрагивая, она поспешно зацепила его за петлю на поясе. Трос тут же начал натягиваться, ей даже почудилось, что она слышит жужжание моторчика. Олег ждал, стоя на толстых железных скобах. Одной рукой принял ее, придержал, пока зацепилась, его рука скользнула к ее поясу. -- Держишься? Жужжание прервалось. На миг ее ноги зависли над бездной. Затем Юлия ощутила, как ее прижало спиной к железным прутьям. -- Хватайся! -- услышала она шепот в самом ухе. Она послушно развернулась, ноги нащупали металли-ческую жердочку, а пальцы ухватились сперва за стойки -- до чего же узко! -- затем, как птица на ветке, судорожно обхватила и сжала прут на уровне лица. Ладонь со спины тут же исчезла. Вверху затопало, слегка лязгнуло. Сверху ворвался столб света, который показался ярким солнечным, не сразу поняла, что там либо начало рассвета, либо поздний закат. В трубу обрушился настолько чистый свежий воздух, что грудь судорожно раздулась. С легким щелчком отлете-ла пуговичка на груди. Юлия ступила на ступеньку, голо-ва поднялась над краем на уровень глаз. Со всех сторон зеленая трава, земля рыхлая. Прямо перед нею крупный рыжий муравей деловито тащит упитанного жука. Жук слабо шевелил лапками. Муравей явно намеревался пере-бежать по металлической крышке люка, но наткнулся на край, едва не свалился, в нерешительности застыл, пово-дя сяжками над бездной. Юлия приподнялась еще на ступеньку. Крышка лежа-ла, примяв траву, рядом. Олег тоже распластался, рассмат-ривал словно в бинокль окрестности. Издали донесся шум приближающегося автомобиля. Юлия замерла, но шум некоторое время усиливался, затем исчез в другом направ-лении. -- Автострада, -- прошептал Олег. -- Здесь на нее сек-ретный выход... -- А нам куда? Он буркнул: -- Не на автостраду точно. Пошли. Она поднялась, чувствуя себя бомжихой, что даже одежду отыскала в мусорных ящиках. Сзади лязгнуло, Олег аккуратно приладил крышку на место, сверху опустил тол-стый слой дерна, расправил полегшие стебельки травы. Отошел, осмотрел придирчиво: даже он не сразу отличит, в каком именно месте они вынырнули из-под земли. Деревья здесь огромные, дикие, суровые, словно и не подмосковные, а в нетронутом Уссурийском крае. Олег вел ее напролом через кусты, под ногами пружинил гус-той мох, между толстыми стволами блестели нити паути-ны, настолько громадные, словно здесь никогда не бро-дили ни люди, ни звери. Когда деревья расступились, открывая вид на озеро, Олег вздохнул с облегчением. Юлия посмотрела на него с подозрением. Похоже, шпион не был уверен, что выбе-рутся благополучно. Или был готов к тому, что не заста-нет вон тот крохотный домик у самой воды... Простой, неказистый, похожий на хатку в прошлом зажиточного колхозника, а теперь полузаброшенный, с поврежденной ветром крышей. После номера в "Нацио-нале", когда Олег показал, какими деньгами располагают их тайные службы, она ожидала увидеть барские хоромы в три этажа, подземный гараж, бассейн и скульптуру де-вушки с веслом. Дом посреди садового участка, хотя это не участок, а все-таки настоящий сад: деревья стоят редко, вольно, тоже отпущены на полную свободу. К оградке подбежал лохматый пес, сказал "гав", тут же, извиняясь, помахал хвостом: мол, служба такая. Олег молча открыл калитку, пес кинулся на грудь, намерева-ясь лизнуть в щеку. Олег так же молча отпихнулся, брез-гливо вытер локоть. К дому прошли по утоптанной дорожке. Юлия молча шла рядом, босыми ступнями чувствовала прохладу зем-ли. Все здесь покойно, даже поверхность озера похожа на застывшее стекло. Еще немного идиллии, и можно писать картину "Над вечным покоем". Олег постучал, но ответом была настоящая, почти цер-ковная тишина. Дверь отворилась без скрипа. Юлия вош-ла следом за Олегом, сбитая с толку и разочарованная. И вот теперь ей показалось, что вошла в княжеские покои. Такими она представляла либо княжеские, либо царские -- тех, первых царей. Стены из благородного дерева, рогатые головы громадных лосей, оленей, меж-ду ними мечи и громадные топоры, а когда взглянула на боковую стену, чуть не отпрыгнула: прямо в глаза смотрел дикими красными очами разъяренный вепрь, великанский, клыки размером со столовые ножи, а за ним -- головы медведей, барсов... В дальнем углу из-за массивного стола навстречу им поднимался невысокий грузный мужчина. Лицо его было в морщинах, седые волосы падали красивыми локонами на плечи. Он показался Юлии аристократом, последним отпрыском угасающего древнего рода королей, благород-ным, мудрым и все понимающим. К тому же достаточно образованным: на столе нашлось место для компа, сверх-тонкий дисплей дюймов тридцати в диагонали -- это же сумасшедшие деньги... -- Я почувствовал тебя, Олег, -- произнес он красивым благородным голосом, -- почувствовал еще почти за милю... А кто это с тобой?.. Кого эта чистая душа опла-кивает так долго? Юлии показалось, что Олег дрогнул, увидев этого че-ловека. Краска слегка сошла с лица, а глаза удивленно... и даже как-то испуганно расширились. Странно, ведь он знал, к кому шел! Она некоторое время смотрела, как они хлопают друг друга по плечам, по спине, исполняя древние ритуалы, наконец, Олег освободился, повел рукой в ее сторону: -- Ее зовут Юлия. Ты уловил только отголоски... слы-шал бы ты, как она ревела месяц тому! Юлия вздрогнула. Откуда Олег знает, как она ревела, когда на ее руках угасла жизнь ее собаки? Мужчина церемонно поклонился: -- Меня зовут Россоха. Можно -- Роман. Приветствую вас в этой хижине, прошу чувствовать себя хозяйкой. Олег усмехнулся: -- Это значит, что собери на стол, вымой посуду, на-корми собаку, перебери горох... Россоха протестующе выставил руки: -- Она ведь не Золушка, а уже принцесса! Юлия улыбнулась, она понимает шутки -- в таком вот виде и с такой побитой рожей как раз тянет на принцессу, потихоньку ушла, пусть мужчины обсуждают свои дела. Если в самом деле на стол собирать ей, то сперва надо заглянуть в холодильник... Дверца подалась легко, беззвучно. Холодильник ока-зался втрое габаритное любых, что она видела. И широ-кий, что удобно, но безумно дорого. На полках... Она не поверила своим глазам. В отделении для бутылок наряду с молочными пакетами гордо смотрелся ряд бутылок с шампанским. Названия ничего не говорят, но, судя по буквам, настоящие французские, старинные. На мясной полке буженина, телятина, ветчина, окорок, все исходит тончайшими запахами, на рыбной полке -- ломтики красной рыбы всех названий, но, кроме того, множество деликатесов. Она смотрела ошеломленная, не зная, что выбрать. В голове всплывала злая и растерянная мысль: вот как живут эти шпионы! Вот за что она платит налоги. Что-бы даже на отдыхе в охотничьих домиках жрали то, что не во всяком элитном ресторане Парижа отыщешь! А тем временем в комнате Россоха уселся на край стола, наблюдал за гостем. Олег прошелся по комнате, взгляд скользил словно бы бесцельно, но лицо все боль-ше темнело, а когда повернулся к хозяину, в зеленых глазах были страх и жалость. Россоха спросил с грустной насмешкой: -- Что, удивлен? -- Потрясен, -- ответил Олег. -- Что стряслось? Он уселся на подоконнике, слева теперь было сверка-ющее в солнечных лучах озеро, все такое же, каким видел его... очень давно, а справа темная и прохладная комната тоже привычная, видел ее такой не раз, хотя бревна в сте-нах успели переложить несколько раз. Только тревожное чувство теперь усилилось, росло с каждой минутой. Россоха рассеянно накручивал на палец серебристый локон. Волосы его оставались густыми, шелковистыми, без намека на лысину. -- Вообще-то это я должен спрашивать, что стряс-лось, -- ответил он. -- У тебя такая рожа... Не все зна-ют, что ты можешь довольно быстро заживлять раны... э-э... регенерировать. Так что представляю, каким ты был сутки тому! Олег рассеянно отмахнулся: -- Житейские мелочи... Нос разбили, пару ребер пере-ломали -- словом, жизнь идет. Привычные будни. С Юли-ей, правда, похуже... Ее не только били, но и насиловали. К счастью, она очень современная женщина, из-за этого под поезд не кинется. Но помыться и прийти в себя ей надо... А вот что с тобой? Ты всегда был молод. Да-да, ходишь в личине дряхлого высохшего старца, худого, как палка, за что тебя... гм... любили. Ведь сами, несмотря на возраст, всегда надевали на себя личины молодых и кра-сивых! Но сейчас ты... ты без личины. Что случилось? В последний раз, когда я тебя видел, ты был так же молод, как и пять тысяч лет тому, когда встретились впервые! Россоха слушал, кивал, наконец, ответил серым бес-цветным голосом: -- Не могу понять. -- Чего? На противоположном краю стола -- вот-вот упадут -- блестели выпуклым циферблатом обыкновенные наруч-ные часы. С таким же обыкновенным браслетом. В полированной поверхности стола отражались как в матовой зеркале, издали казалось, что там лежит пара одинаковых часов. Олег задумчиво исследовал взглядом чудо современной технологии, что так быстро вошло в быт простого чело-века. -- Это просто часы, -- ответил он участливо. -- Спасибо, -- ответил Россоха с иронией. -- Ну спа-сибо!.. Как будто это не я придумал песочные часы, как будто не я изобрел водяные... Только солнечные кто-то изобрел раньше!.. Потом я придумал часы с грузиками, помнишь?.. Даже с анкерным механизмом я придумал самостоятельно!.. Меня всего лишь опередил этот фран-цузский шпион, авантюрист, контрабандист оружия... как его... который еще пьеску написал про клоуна... или слугу, запамятовал... -- Помню-помню, -- согласился Олег торопливо. -- Да, часы -- это был твой конек. Никто не знал лучше. Так что же? Это такие же часы. Правда, знаменитой швейцарской "Радо", что раньше специализировалась только на хроно-метрах и брегетах. У тебя был с музыкальной крышкой, помню... Теперь, как вижу, легисты взялись и за электрон-ные? Уверен, что идут с их знаменитой точностью. Что тебя в этой штуке смущает? Россоха помолчал, сказал упавшим голосом: -- Не понимаю, как они работают. Олег открыл и закрыл рот. Все верно, Россоха был по-мешан на точности, на измерениях времени, именно он придумал песочные и водяные часы. А также сотни различных измерителей времени с путаницей веревочек, го-рящих свечей и медного шара над тазом, куда шар в строго указанное ему время с грохотом падал после догорания свечи и будил изобретателя или любого хозяина такого устройства. Эти же часы на столе электронные, на батарей-ке. В прошлый раз он видел у Россохи часы хоть и швей-царские, но традиционные, с бегущими по циферблату стрелками. Любой смышленый древний грек или египтя-нин, даже не Архимед, мог разобрать их и понять: если по-вертеть этот ключик -- натянется пружина. Раскручиваясь, она будет вертеть это колесико, это -- второе, второе -- третье, а третье потащит стрелки. Все понятно. Имея инструменты, можно сделать подобные. Но электронные... Он вздохнул: -- Россоха, век механики уступил... или уже уступает корону! Я говорил, приходится учить, что такое электри-чество. Без этого будем жить как эти... которые включа-ют телевизор, не понимая, как он работает. И умирать как они. Пришел не просто новый век, Россоха... а но-вый скачок, который мы готовили всю эту череду веков! Нам ли теперь умирать от своих же рук? -- А может, это сигнал? -- возразил Россоха. -- Мы сумели разорвать порочный круг, когда все цивилиза-ции только повторяли одна другую. Менялись только названия: кенурская, ахмекская, шумерская, хапийская, эллинская, парфянская, римская... Да помню, это же ты добился, чтобы античность в щепки, а в дикой Европе посадить ростки того... ну, что сейчас выросло. Может быть, мавр сделал свое дело? В голосе Олега прозвучала боль: -- Может быть. Да, это может быть. Я знаю, ты не первый, прости... Не первый, кто перестал понимать ВСЕ. И не первый из нас, кто начал умирать... и даже умер... от старости. Но я не хочу! Мы только начинаем жить во всю мощь! Раньше мы только дрались за то, Чтобы жить, а сейчас... сейчас мы наконец-то начали жить во всю силу, во всю мощь. Именно теперь мы можем все то, на что способны, но что раньше от нас не требовалось! Он вскочил, желтые пятна, следы кровоподтеков, по-краснели, вздулись, затем медленно выровнялись в цве-те с его прежней, покрытой сильным загаром кожей. От побоев за считанные секунды не осталось и следа, даже форма носа стала строже, без следов перелома. Глаза го-рели, кулаки сжаты, а дыхание вырывалось, как у разъя-ренного дракона. Россоха следил за ним из-под приспущенных век. То, что они только начинают жить во всю мощь, это он уже слышал от Олега. Не то по поводу изобретения книгопе-чатания, не то наоборот -- в связи с изобретением мона-хом Шварцем пороха. Но то, что могут сейчас неизмери-мо больше -- удивительно. Как будто забыл, что был сильнейшим на Земле магом! Или он имеет в виду общий потенциал человечества?.. Удивительно, насколько этот рыжеголовый может абстрагироваться от своего "я" и чув-ствовать себя частицей человеческого организма... Юлия на кухне быстро готовила салат, глаза то и дело поднимались на стену, где отсвечивала глянцем фотогра-фия двух статных мужчин на берегу этого озера. Один из них Олег, другой -- хозяин этого домика. Но там они од-ного возраста! Вот он, Россоха, молодой и сильный, чис-тое румяное лицо, черные как смоль волосы, такой же длины, широкие плечи, мускулистые руки... Она украдкой взглянула в их сторону. Они вполголоса беседовали на той стороне комнаты, слов не слышно, но хорошо видно, насколько плечи Россохи высохли, а руки стали тонкими. Там, где на фото круглые, как морские валуны, плечи, теперь торчат иссохшие косточки. А в по-ясе, напротив, раздался, по бокам округлые жировые на-копления, так называемые "французские ручки". Бред какой-то, судя по дате в уголке фото, их засняли в прошлом году! Глава 18 Они заговорили еще тише, и хорошо, что она не слы-шала ни слова, иначе грохнулась бы в обморок. -- Мы не бессмертны, -- сказал Олег. -- Рекрккыл про-жил три тысячи лет и умер... от старости. Три тысячи лет я знал его крепким и моложавым, где-то в облике сорока-летнего, а потом начал стариться, как обычный смертный, а умер в личине дряхлого старца. -- Да, я знаю. Но никто не понял, что случилось. -- У меня есть идея. --Давай! -- Дикая, -- предупредил Олег. -- Давай, -- повторил Россоха со вздохом. -- Беда в том, что дикие как раз и оказываются верными... -- Идея, которую никто в Совете Тайных не принимает всерьез, состоит в том, что Сверхорганизм, частич-ками которого являемся, сам поддерживает жизнь в тех своих молекулах, которые работают на него активно... не только на себя, но и на Него. И пока человек рабо-тает на Него, он живет не такой жизнью, как обычные люди. Россоха сказал с сомнением: -- Ты сказал так, словно стал верующим. Олег отрезал с неудовольствием: -- Знаешь, я вообще враг любой веры. И с богами мне приходилось драться так, что перья и шерсть летели над странами и народами... Сверхсущество, о котором я говорю, вовсе не бог, которому разбивают лбы наши ста-рушки и члены правительства. Это... Да ладно, я не за этим пришел! Хотя, прости, тебе, как вижу, не до меня. Россоха прямо посмотрел ему в глаза: -- Нет уж, говори. Я чувствую опасность. Очень боль-шую опасность. Прости, но за последнюю тысячу лет я впервые чувствую беду такой мощи. -- Проект "Башня-два", -- произнес Олег мертвым голосом. -- Когда цель стала так близка, Яфет просто не выдержал... прет напропалую. Лицо Россохи стало серьезным. Он включил экран, с высоты спутника поплыла поверхность земного шара, затем облака ушли, на снимок из космоса наложилась карта, замигали огоньки, побежали цифры. -- Взгляни на этот регион, -- сказал он негромко. -- Я заметил, что в последние три месяца вот в эту точку; брошены огромные средства. Развернута пропаганда, coздаются группы якобы вооруженного населения... Все это нацелено на атаку через перевал, а там... взгляни-ка... Олег сказал зло: -- Знаю. Один из форпостов, можно сказать. Россоха задумался, спросил задумчиво: -- Если в ответ на давление усилить регион вот в этой части земного шара... Что тут обитает за народ?.. Как это видишь? Направить туда поток денег? Олег поколебался: -- Полагаю, проще послать группу геологов в район чуть ниже. В долину. Там, как мы знаем, большие зале-жи нефти. Геологи быстро "откроют" нефть, надо только указать им место. А нефть -- это и деньги, и армия, и процветание. Даже без нашего вмешательства. -- Не рано? Режим там хреновенький... -- Знаю. Но соседний регион, где монокультура, уси-ливается несоразмерно быстро. Кто-то накачивает туда деньги, высокие технологии, эшелонами шлет специали-стов. Я подозреваю вмешательство... как ни печально, кого-то из наших. Во всяком случае, заселение долины и подъем общего уровня создаст щит на пути распростра-нения экспансии монокультуры и, естественно, поддерживающих ее трансмонополий. Россоха кивнул: -- Хорошо. Группу геологов... пару миллиардов долла-ров... специалистов... так, записал. От правительственных организаций? Олег отмахнулся: -- Да нет, долгий путь. Сразу от какого-нибудь меж-дународного фонда. Из числа тех, что под нашим контролем. Едва нефть обнаружится, сразу начнут накачи-вать средства, пошлют специалистов, как по добыче нефти, так и... по ее охране, скажем так. Не забудь сра-зу доставить туда противоракетные комплексы! А то их доставка и развертывание займет массу времени. Могут не успеть. Россоха торопливо щелкал по клавиатуре, сопел, на-конец, кивнул: -- Я отдал распоряжение в три крупнейших банка. А специалистов начну подбирать сегодня же. А ты иди поспи. Я вижу, ты вымотался весь. Олег кивнул, но лицо оставалось мрачным, а складки на лбу стали еще глубже. -- Это все верно... но только не решает главного. Если сам Яфет взялся за "Башню-два", то это очень серьезно. Он фанатик, ты знаешь. Он до сих пор скрипит зубами, вспоминая о том поражении. Самом первом! Сейчас он решил, что время для последнего рывка. -- Ты это говоришь второй раз, -- напомнил Россоха. -- Ты... уверен? Олег поколебался, оглянулся, с кухни доносился ще-бечущий голосок Юлии, она уговаривала редиску резать-ся ровнее, понизил голос: -- Мне очень не хочется тебе это говорить. --Олег, -- сказал Россоха, --Я был из первого соста-ва Тайных. -- Потому и говорю то, что другому бы не сказал. За мной началась охота. Россоха отшатнулся. Глаза его обшаривали лицо Олега. -- Как? -- Я заметил, что за мной посланы люди. Они пытались убить меня уже дважды. Меня спасал только опыт, кото-рого не было у тех четверых, которых эти сволочи уже уби-ли. Да-да, четверо моих ближайших помощников убиты! Из шестой ступени. Я тоже хожу под прикрытием шестой ступени, рядовой специалист, много знающий, но все же без доступа в Совет Тайных... Потому и уцелел, что ко мне пришли, как... как к рядовому. Но все равно я не могу сражаться со всем спецназом планеты! Сейчас я только чудом уцелел. Но если бы они знали, что в их руки попал член Совета Тайных, я бы уже не вырвался... К тому же прости, но я настолько паршиво себя чувствую... Россоха кивнул, глаза были участливыми. -- Я это заметил сразу. Ты не постарел, так что у тебя другая причина. Олег отвел взгляд в сторону, голос стал хриплым: -- Да, другая. Прости. Пальцы его непроизвольно пощупали правый бок. Опу-холь разрастается, но ощущение такое, что валун превра-щается в воск. Все еще выпирает слегка... даже не слегка, надо рубашку всегда навыпуск, но словно бы начинает двигаться выше, к грудной клетке... Из другой комнаты донесся громкий голос: -- Стол накрыт! Россоха поднялся: -- Пойдем. Я же вижу, ты скоро начнешь грызть ме-бель. Великолепие стола заставило отшатнуться. Юлия, мстя шпиону, вытащила все деликатесы, умело разложила, сер-вировала, зажгла свечи, теперь все блистало роскошью и великолепием. На противоположной стене широкий серый квадрат оказался встроенным телевизором, Юлия су-мела разобраться с управлением, там сейчас шел концерт. Россоха взглянул на нее пристально, бросил на Олега быстрый взгляд. Тот нехотя кивнул. По Юлии видно, что обстановка все же впечатление произвела, но настоящая женщина скорее умрет, чем это выкажет. -- Очень красиво, -- сказал Россоха с воодушевлени-ем. -- Очень!.. У меня никогда так не было. Спасибо, Юлия. Кстати, после обеда Олег тебе многое объяснит. Он уже сказал мне, что собирался тебе все рассказать... Олег нахмурился. Россоха забегает вперед, хотя и он понимает, что "все" вовсе не значит, что этой легкой, как бабочка, женщине в самом деле будет рассказано все или даже многое. Хотя она продемонстрировала как выживаемость, так и психическую устойчивость. Ни слез, ни жалоб, а ведь он видит, что с нею обошлись жестоко. Как, впрочем, во все века обходились с захваченными в плен красивыми молодыми женщинами. Будь это скифы, гунны, римляне или крестоносцы. Но рассказать надо... Так, самую малость, но чтобы она чувствовала, будто довери-ли все тайны мира. -- Она очень сильная женщина, -- сказал Россоха тихо. -- Очень!.. Такие уже редкость. А тебе, Олег, она нужна. Я чувствую. Олег пробурчал с неловкостью: -- Давай, что у тебя есть. Я в самом деле готов съесть хоть коня. Даже с подковами. -- Кони теперь редкость, -- обронил Россоха. -- А уж подковы... Мало кто знает, что это вообще. А кто знает, тот уверен, что для подвешивания над дверьми. Юлия сказала: -- Я читала, что богатыри их зачем-то ломали. Россоха быстро взглянул на Олега: -- Я знавал таких, что и по две сразу могли. Дикие люди. Олег указал на блюдо: -- А эти мелкие фиговины... для чего они? -- Какой ты, -- мягко укорил Россоха. -- Всегда пренеб-регал радостями жизни... Человек ведь нарос вокруг желуд-ка! Это тебе не подковы портить. Как видишь, Юлия при-готовила все не только вкусно, но и красиво. Юлия смолчала, что она только разогрела то, что надо разогреть, и разложила по тарелкам. Многие ее подруги и этого сделать не умеют, даже гордятся такой неуме-лостью. Мило улыбнулась, принимая комплимент, села, и мужчины благовоспитанно сели следом. На экране допевала красивая женщина с милым уста-лым лицом. Юлия взяла пультик, собираясь убрать звук, сказала довольно: -- Шадрина поет... Пермячка, как и я!.. Она видела, как ее зеленоглазый и этот, который с лицом Леонардо да Винчи, переглянулись, но не поня-ла почему. -- Родня? -- спросил Олег. -- Почти, -- ответила Юлия. -- Поносовы из тех же краев, что и Шадрины. А Россоха в глазах Олега прочел, что хоть старые родоплеменные связи и нарушены, но все же человек жаждет принадлежать к племени. Будь это город, вуз, улица или полк в армии. С ними он как бы в родстве, чует к ним тепло, гордится их успехами. Старое не уходит, толь-ко меняет шкуру... Так что "Башню-два" строить ранова-то. Многое еще рановато, но делается, однако "Башня-два" -- чересчур... Не понимая их взглядов, Юлия рассерженно вырубила ящик вовсе. В наступившей тишине Олег выбрал из всех деликатесов огромное яблоко, с хрустом вонзил зубы. Брызнули капельки сока. Россоха умело накладывал палочкой жареные ломтики мяса. -- Ты не стал вегетарианцем? -- Что-то требует яблока, -- буркнул Олег. Россоха вскинул седые, словно запорошенные инее брови. -- Вот как? Ты никогда не прислушивался к себе. -- Приходится, -- ответил Олег с досадой. Глаза Россохи изучали его внимательно, но с печалью. -- Давно это у тебя? -- Недавно. -- А не... прости, а не такое же... не того же порядка, что и у меня с часами? Лицо Олега посуровело, взгляд словно бы ушел вов-нутрь, а голос стал хриплым, будто и сейчас сдерживал приступ боли. -- Толчок дали мы, но теперь мир и без нас меняется стремительно. Многие из нас, которые раньше вели, ста-новятся ведомыми. Иные, не выдержав бега, отстают вов-се, гибнут... Юлия не понимала странных разговоров, ела тихонь-ко и молча, но гребла на свою тарелку из всех блюд, по-жирала, как лесной пожар, и нагребала еще. Да, ответил Россоха взглядом, и Олег прекрасно по-нял язык мимики. Кто-то из отставших гибнет от ста-рости, кто-то от болезней, хотя не знал их тысячи лет, кто-то влезает в глупейшие акции по переселению тю-леней из Баренцева моря в Саргассово и гибнет по до-роге... Юлия протянула руку: -- Кто мне подаст вон то блюдо?.. Честно говоря, я сама не знаю, что это за маленькие фиговинки, как го-ворит Олег. Роман, вы тоже такой же бандит, как и Олег? -- Бандит? -- удивился Россоха. -- Ну да, -- ответила она с невинной улыбкой. -- Раз он к вам пришел, значит, вам доверяет. Вы тоже дави-те, душите, режете, убиваете?.. Надеюсь, хоть на сторо-не справедливости? Россоха удивился еще больше: -- Справедливости? --- Ну да, -- объяснила она. -- На стороне законности. На стороне Добра, наконец! Россоха застыл с вилкой в руке. На зубчиках исходил янтарными пузырьками жареный ломтик мяса. Капельки медленно поползли по металлу на пальцы. -- Добро, -- проговорил он медленно. -- Зло... Сколько живу, столько слышу это, порожденное леностью ума: борьба Света и Тьмы, борьба Закона и Хаоса, Добра и Зла... Ха, как будто находится на свете придурок, который заявляет, что он-де борется за победу Зла!.. Представляете, как это стало бы удобно? Где-то в определенном месте собираются отвратительные рожи... к тому же перекошенные ненавистью и... ага, испещренные пороками, обязательно -- низкими пороками, представляете?.. на их знамени написано крупными буквами: "ЗЛО", и вот они наступают, неся это самое Зло. Правда, ни они сами не могут объяснить, что же они такое будут с этим Злом делать, да и противники, то есть сторона Добра, не в состоянии проблеять, против чего же они борются. Супротив Зла -- понятно, но что это Зло творит? Какие его действия? Юлия сидела, опустив глаза в тарелку. Олег толкнул ее локтем: -- Ты чего?.. Это он не в тебя камни бросает. -- Не в тебя же, -- буркнула она. -- Как раз в меня, -- ответил он серьезно. -- Простой он такой деликатный. Издали подводит к тому, что я, возможно, не совсем прав. Она вскинула голову, посмотрела на Россоху, на Олега: -- Что, надо было дать себя убить? -- Нет, дать построить "Башню-два". После обеда, как настоящие мужчины, они оставили женщину делать то, что, по их мнению, она только и умеет: убирать со стола грязную посуду, а сами изволи-ли удалиться. Юлия видела через распахнутую дверь, как Россоха сел за комп. От экрана на его красивое бла-городное лицо упал бледный свет, четче обозначились глубокие морщины, многоярусные мешки под глазами, мясистый нос, торчащие из ноздрей седые волосы. Ей даже показалось, что они шевелятся, как щупальца актинии в поисках добычи. Олег некоторое время потоптался с ним рядом, про-шелся вдоль охотничьих трофеев, побродил по комнате несколько минут бесцельно, так показалось Юлии, затем его могучая фигура показалась на пороге. Она покорно дала себя обнять за плечи. По эту сторону дома дорожка опускалась прямо в озе-ро. Сквозь прозрачную воду видны были аккуратно уло-женные плитки, что уходили дальше и дальше, в глубину, словно хозяин иногда уходил ночевать под водой. В двух шагах от кромки неподвижной воды лежало громадное старое бревно с облупившейся корой, гладкое, как круто сваренное и очищенное от кожуры яичко. Ни он, ни Юлия не видели, что Россоха, оглянувшись, быстро вывел на экране другую панель, быстро простучал по клавишам, дождался ответа, снова быстро-быстро на-брал длинный шифр, а когда мигнул огонек соединения, наклонился к встроенному микрофону и бросил несколь-ко коротких фраз. Глава 19 Некоторое время сидели на бревне молча. Плечи со-прикасались, Юлия чувствовала жар его сильного тела. Она прикидывала, лечь ли ему на колени -- мужчинам это нравится, у них сразу начинает усиленно рабо-тать фантазия в одном направлении -- или же пусть он положит голову ей на колени -- в этом случае она смо-жет ему чесать голову и уши, все животные это обожа-ют, к тому же ее грудь снизу выглядит вообще беспо-добной... Олег тяжело вздохнул: -- Ладно, Россоха прав. Ты умная и сильная. Тебе можно рассказать все. Юлия подавила вздох разочарования, сделала понима-ющее лицо, кивнула. Некоторое время молча смотрела на тихое озеро. Затем, понимая, что она должна спрашивать, сказала негромко: -- Так кто же ты? -- Такой же человек, -- ответил он с готовностью, слов-но полгода репетировал ответ, -- как и ты. Ничего особен-ного. Я уже говорил, что сейчас даже правительства стран не имеют такой власти, как всякие там транснациональные компании, международные банки... -- Наркокартели, -- добавила она. -- Это я уже поня-ла. Ты кто? На наркодельца не очень похож... -- А на кого? -- полюбопытствовал он. -- Ну... Ты чуточку поблагороднее. С виду, ко-нечно. Он усмехнулся: -- Не знаю, приложимо ли это слово к нам. Нет, мы, конечно же, считаем себя образцом благородства... хотя не все, понятно, но наша деятельность настолько не-привычна и шокирующа, что я бы не рискнул прово-дить опрос на улице... Она зябко повела плечами. Свежестью дохнуло то ли от озера, то ли от его тела пошло ощущение угрозы. -- Да ладно тебе, -- ответила она тихо. -- Все знают, что вы там в своих тайных службах режете, душите и пытаете всех и друг друга! Все знают, все привыкли. И что в дру-гих странах тоже убиваете противников, пытаете, режете, душите... Олег смотрел на поверхность озера, но внутренним взором следил за ее лицом. Страшная ночь... или две?.. не изгладились из ее памяти, но ее психика упорно затап-тывает жуткие и оскорбительные воспоминания вглубь, а побледневшее и с заметными кровоподтеками лицо по-прежнему чистое и невинное, по радужной оболочке глаз виден запас здоровья на долгие-долгие годы. Это насто-ящая, здоровая, сильная, живучая женщина среди милли-онов больных, изнеженных, слабых, болезненных, неус-тойчивых, беспомощных... Да, он помнит, как с таким же любопытством и ин-тересом смотрели молодые девушки, когда на помостах вешали разбойников, рубили головы смутьянам, а осо-бо опасных врагов четвертовали... Щечки оставались ру-мяными, а голоса щебечущими, когда они проходили между рядами посаженных на колья воров... Эти -- выжили и дали потомство, которое сейчас правит миром. Изнеженные цветы -- завяли. -- Не совсем то, -- ответил он. -- Есть еще хуже... Точнее, непривычнее. Словом, есть некая наднацио-нальная структура, как теперь говорят. Обладает боль-шой властью и возможностями. Ее люди внедрены во все властные структуры мира, как в финансовые, воен-ные, масс-медиа и прочее-прочее. Возглавляет ее Совет Тайных... Это и есть наша организация. Можно даже с большой буквы -- Организация. Мы беремся решать те проблемы, которые не решается даже упомянуть вслух правительство, любое правительство, из боязни... ну, из боязни! -- Ни фига себе, -- сказала она. Теперь, когда он явно не собирался класть голову ей на колени, она ощутила некоторый интерес к разговору. -- Значит, вы считаете себя настолько крутыми, что правительства всех стран для вас вроде кур на дороге под колесами ваших автомо-билей? Он сказал: -- Зачем же так? Вон группка зеленых берется спасать пингвинов, которых не спасает правительство. Значит ли это, что зеленые круче? Мы тоже беремся решать пробле-мы, о которых все знают, но... стыдливо закрывают гла-за. Даже когда понимают, что в таком виде цивилизация обречена. И вот-вот рухнет. Но проклятые "права чело-века", умело вам навязанные, оказались настолько крепкими, что... Он раздраженно умолк. Она спросила осторожно: -- Какие такие проблемы? - Он явно мялся, не решаясь что-то сказать. Она ощу-тила, что деятельность их Организации, судя по его сму-щению, в самом деле вряд ли пользовалась бы одобрени-ем у большинства людей. -- Возьмем, для примера, -- сказал он, -- такую про-блему... Раньше женщина рожала с десяток детей, а то и больше. Словом, всю жизнь рожала. Когда десять, а когда и двадцать. Я не говорю, что это хорошо или плохо! Просто мир был другим, противозачаточных не знали, женщина всякий раз рожала... Пятеро из таких детей мер-ло еще до годовалого возраста. Еще пятеро -- не достигнув пятнадцати лет. В половую зрелость таким образом входили только совершенно здоровые, иммунные ко всем болезням люди. С их детьми история повторялась... Ho вот пришла наша великолепная медицина. Сама по себе медицина... просто медицина. Она точно так же может , отбирать детей здоровых, а нездоровых... А-а-а, уже морщишься? Так вот, сейчас нынешняя мораль велит сохранять жизнь любому больному, дебилу, уроду. Медицина, послушный инструмент нашей морали, сохраняет. Уже треть населения планеты состоит из больных и умственно неполноценных. А размножаются они быстрее здоровых: делать-то больше нечего, а пособия выплачивают о-го-го какие! Здоровые завидуют. Не такая бы и беда, если бы размножались только среди своих! Увы, вступают в брак и с полноценными людьми, внося больные гены в общих детей. Сейчас человечество на той опасной грани, когда генетический аппарат настолько загажен болезнями, что вот-вот возврат к здоровью станет невозможным! И что же? Все руководители стран это знают. И все ученые. Но... молчат. Потому что заикнуться о евгенике -- это прослыть фашистом, мракобесом, человеконенавистником... слово-то какое! Что делается во вред человечеству, то объявлено любовью "к каждому отдельному человеку", а в чем в самом деле спасение человечества, то это именуется че-ло-ве-ко-не-на-ви-стни-че-ством! Она спросила язвительно: -- Потому вы, такие добренькие "вообще", готовы делать то, за что не берется ни одно цивилизованное правительство? Он мирно усмехнулся: -- А нам не нужны голоса избирателей. Голоса рядовых избирателей. -- У тебя странная индосинкразия к рядовым! -- Рядовым не нужны звезды, -- ответил он серьезно. -- Рядовым нужен свой огородик. А голос рядового, увы, почему-то приравнен к голосу нерядового. Но, рядовых везде больше... Так любой правитель, как бы ни хотел к звездам, будет издавать законы об улучше-нии огородиков, дабы не растерять голоса. Править миром должен тот, кто не зависит от благорасположе-ния извозчиков и слесарей. К этому, кстати, и двигает-ся мир, но медленно, медленно... Она не поняла, что он имел в виду, потому и спроси-ла, как может спросить женщина, которая изо всех сил показывает, что она без всяких там комплексов: -- Что ты имеешь в виду? -- Не столько мудрости недостает, -- сказал он не-весело, -- как смелости. Человек по природе своей -- конформист. Все неконформисты были изгнаны еще в пещерное время, где и погибли в лапах саблезубых и пе-щерных. Оставались только те, кто... уживался. Так сформировалось общество. Из уживчивых! Но беда уживчивых, что им очень легко навязать любую идею, любые взгляды, любое поведение... если доказать, что это на пользу общества. Сейчас из-за таких человече-ство уже страдает... Она спросила живо: -- А кто навязал? Он отвел глаза, голос стал угрюмым: -- Да мы и навязали. Не сейчас, давно... Наше тайное общество насчитывает тысячи лет. Она радостно подскочила, глаза заблестели как звезды. -- Я всегда верила, что существуют эти... теософские знания! Древняя мудрость, раскопки Атлантиды, иноп-ланетяне, магия гиксосов... Масоны клянутся, что их обществу две тысячи лет, правда? А всякие там розенкрейцеры.. . Он поморщился, но голос оставался мягким. -- Правда? Гм... Нужно было увеличить народонаселе