ад краем, внезапно прыгнул. Юлия вскрикнула, но он уже повис на руках, под ногами звяк-нуло. Голос донесся извиняющийся: -- Здесь простая лесенка. Я же не знал, что буду при-нимать такую гостью. -- Которая не умеет по лестнице? Он уже спускался, лесенка здесь такая же простая железная, перекладины из круглых прутьев, похожих на жердочки для попугаев, она опускалась с одной на дру-гую, стараясь не смотреть вниз. Когда ступни зависли в воздухе, не в состоянии нащупать перекладину, она осмелилась повернуть го-лову. Это был громадный зал. Олег почти прыгнул за широкий стол, перед ним в стене экраны в два ря-да, а ее ноги все еще глупо болтались в сантиметре от пола. Глава 27 Руки еще дрожали после короткого спуска. От камен-ных стен веяло холодом, плечи то и дело передергивались как в цыганском танце. Зал хоть и необъятен, но пото-лок низкий, ощущение давящее, словно попала в могиль-ный склеп. Она часто дышала и ошеломленно оглядывалась по сторонам. Попала в зал по управлению космическими кораблями, что ли? По всей стене широкие экраны, не меньше двух десятков, а посреди огромный стол, Олег уже остервенело стучит по широкой клавиатуре, поболь-ше, чем у компа, со множеством переключателей, таб-ло и чего-то, что она назвала бы манометрами, хотя не знает, что такое манометры. Экраны вспыхнули, как один. Юлия со страхом узна-ла знакомые места во дворце, на других экранах проплывали такие апартаменты, что она едва не взвыла от зави-сти: даже не успела побывать! Люди в черном скользили как тени, быстрые и неслыш-ные. Все в облегающей одежде, что делает их похожими на тюленей, настороженные, с короткими автоматами в ру-ках, бесшумно двигаются вдоль стен, надолго замирают, вслушиваются, потом мгновенно выбивают дверь, треск, грохот, вваливаются кубарем, всей толпой, наставляют во все стороны автоматы, затем опять разбегаются как мыши вдоль стен, ни у одного не хватает отваги пробежать через середину комнаты, скапливаются толпами у следующих дверей... Она не отрывала взгляда, душа трепещет, да и Олег смотрит неотрывно, хотя там повторяется все снова и снова перед каждой дверью. -- Это... интерграторщики? -- спросила она шепотом. -- Просто коммандос, -- ответил он хмуро. -- Просто люди, которые выполняют приказы. Она посмотрела на его хмурое лицо, на экраны, снова взглянула в его зеленые глаза. -- Потому ты их не трогаешь? -- Я? -- удивился он. -- А как я их могу? -- Не поверю, -- отрезала она, -- что ты, такой пре-дусмотрительный, да не... Они ж наверняка топчут твои мины! Но ты не жмешь на тайную кнопку, не подаешь сигнал... А я бы не сказала, что ты вдруг такой добрый. -- Нецелесообразно, -- ответил он. -- Что толку?.. Она взвилась: -- Нецелесообразно? Слова какие знаешь! Да я у под-руги чашку разбила нечаянно, так она меня поедом ела месяц! А в тот день чуть не убила! -- Так то чашка, -- обронил он хмуро, не поворачива-ясь. -- Наверное, дорогая. -- А твой дворец? Он отмахнулся: -- Одним больше, одним меньше... -- Ты... у тебя есть еще? -- Типовухи, -- буркнул он. -- Ничего интересного. Везде стандартный набор, ничего оригинального. Понимаешь, я не умею устраиваться. Да мне как-то и по фигу удобства... Он морщился, глаза были испуганные, а голос даже вздрагивал. Она ощутила, что за его небрежными фра-зами прячется настоящее отчаяние. Настоящий мужчи-на не должен показывать женщине слабость, это она вольна сесть и разреветься, а мужчина, будь он даже впятеро слабее женщины, должен выпятить челюсть и держаться, оберегать слабый пол... который не такой уж и слабый, если честно. -- Он все предусмотрел, -- прошептал он. -- Он пре-дусмотрел все... -- И что теперь? -- спросила она испуганно. -- Что теперь? -- Мы в ловушке. -- За нами следили? -- Даже не знаю. Странно, слишком быстро узнали, где мы. Она предположила: -- А если они заранее знали, но дали нам уйти подаль-ше? Все-таки в городе затевать перестрелку -- это не то, что сейчас... Он покосился в ее сторону с недоверием: -- Откуда они могли знать?.. Нет, это явно улучшен-ная система слежки. Каждый день появляются новин-ки, за всем не уследишь. Черт!.. Этот мир нов, каждый день свершается нечто, чего я не знаю... и чего не пре-дусмотрел!.. Но до Яфета мне не добраться. А сеть во-круг нас будет стягиваться все туже, пока не... Ни один сверхчеловек не в состоянии бороться с могучей орга-низацией. На нее работают не только тысячи людей, их не перебить, но лаборатории, институты, правитель-ственные учреждения. Понимаешь, достаточно одного движения мизинца Яфета, чтобы за мной начали охо-титься все секретные службы мира! Не одна ЦРУ или ФСБ, а даже службы каких-нибудь карликовых стран... с их приборами слежения, раннего оповещения, спут-никового наблюдения, вертолетами, самолетами, груп-пами коммандос!.. Снайперы будут стрелять по мне с крыш, а тяжелые грузовики караулить на каждом пере-крестке, чтобы... -- И ты... ничего не можешь? -- Все, что я могу, он знает тоже, -- ответил он упав-шим голосом. -- А кто знает... -- Кто предупрежден, тот вооружен, -- закончила она, вспомнив чью-то мудрость; -- Олег, ты не из тех, кто за-хочет отсидеться в подземелье. Хотя, как я понимаю, даже здесь нас найдут достаточно быстро. Верно? -- Даже быстрее, чем ты думаешь, -- ответил он со вздохом. -- Даже быстрее... Он повернулся к экранам, внимательно смотрел за передвижениями коммандос. Часть поднялась на верхние этажи, другие компактными группами передвигались по первому этажу. Все действовали умело, слаженно, ниче-го не перевернули, не разбили ни единой чашки, но не было шкафа, куда бы не заглянули, и ящика, который бы не открыли. -- Что делать? -- спросила она. Ее плечи тряслись, она знала, что выглядит жалко, но сейчас было все равно. -- Они доберутся и сюда? -- Нет, -- ответил он. -- Я предусмотрел. -- Но у них аппаратура, ты посмотри! -- Это миноискатели. -- А вход не найдут? -- У меня там микронные допуски, -- сообщил он. Его глаза медленно темнели. Юлия услышала сдавлен-ный вздох. Рука его медленно потянулась к кнопке, что отличалась не только по цвету, но сверху ее предохранял прозрачный колпачок. -- Это что? -- спросила Юлия шепотом. Олег молча поддел колпачок пальцем. Звонко щелкну-ло, крышечка откинулась, а палец Олега тут же коснулся кнопки. Юлия быстро перевела взгляд на экраны. Десант-ники быстро и красиво перемещались вдоль стен, слов-но позировали перед президентом, затем экраны вспых-нули и погасли все разом. Юлия несколько мгновений смотрела на экраны. Вез-де чернота. -- Я не поверю, что там короткое замыкание, -- ска-зала она тихо. -- Ты все-таки заминировал дворец? -- А ты как думала? -- Но их там много, -- сказала она предостерегающе. -- Не только в доме, но у бассейна, кто-то шарит в саду... -- Взорвалась даже вертолетная площадка, -- сказал он угрюмо. -- Взрывчатка была даже в стенах, никаким миноискателем не найти... Ладно, ты посиди пока тихо, ладно? Или попробуй заняться чем-нибудь. Мне нужно переговорить с некоторыми людьми. Она отодвинулась, сердце ее колотилось бешено, спро-сили севшим голосом: -- Ты в самом деле убил их всех?.. -- Надеюсь. -- Тебе... не жаль такого сказочного дворца? Он покачал головой: -- Я же говорил, типовуха. Одним больше, одним меньше... Сейчас там нагромождение камней... даже не нагромождение, а перемешанная и перепаханная земля. Ни одного камешка крупнее ногтя. От их бронежилетов отыщут только чешуйки! Но все равно, хоть это и тайная операция, но за ними явятся другие... а затем заинтере-суется и местная полиция, что это, мол, за странные мор-ские маневры, о которых их не предупредили. Она прямо посмотрела ему в глаза: -- Олег, ты очень многое недоговариваешь. Возможно, подошел наш смертный час. Почему бы тебе не расска-зать мне все? Зеленые глаза замерцали, в глубине блеснули странные искорки. Она молчала, смотрела ему прямо в лицо. Даже красиво очерченные губы поджала, взгляд не отводила. -- Понятно, -- сказал Олег. -- Там хоть шортики пе-ремерила, а здесь заняться нечем? -- Нет, -- отрезала она сердито. -- И шортики не успе-ла!.. Это же какое надо иметь нахальство... Олег, кто бы ты ни был, теперь я полностью на твоей стороне. Я никогда не прощу людей, которые мешают женщинам примерять красивые вещи! Расскажи все. Я слушала эти странные намеки про Совет Тайных, но ни разу ты не сказал про ЦРУ, НКВД, Сюрте... Голос ее дрогнул. Олег видел, сколько сил она тратит, чтобы не завизжать. -- Если начну рассказывать все, -- сказал он рассуди-тельно, -- то состаришься... э-э... несмотря на твои шес-тнадцать лет... Ты меня уже успела охамить занудой, а сколько раз так меня несправедливо обзывали мои дру-зья и знакомые! Давай-ка я сокращу свой рассказ до ра-зумных пределов... Она видела, с какой грацией бегемота он сделал ком-плимент в адрес ее молодости, но пока это его единствен-ный недостаток. Впрочем, для феминистки неумение мужчины говорить женщинам оскорбительные компли-менты, а они все оскорбительны, вовсе не порок. -- Из-за чего все эти убийства? -- спросила она. -- Из-за чего война? Она не надеялась, что он ответит, все тайные службы потому и тайные, что у них даже левая рука не знает, что делает правая, они друг за другом охотятся и убивают, судя по фильмам, не подозревая, кто есть кто, и уж ей, посторонней, конечно же не скажет... -- О, -- сказал он с усмешкой, -- это очень серьезно. Ты в самом деле хочешь это знать? -- Хочу, -- ответила она. И похолодела. Кто много знает, того убивают. Не под-писала ли она себе смертный приговор? Лучше остано-вить его, пока не поздно... -- Понимаешь, -- сказал он небрежным голосом, словно рассказывал о способах кормления рыбок в аквариу-ме, -- в мире борются две силы... -- Света и Тьмы? -- спросила она саркастически. -- Извини, не удержалась. -- Света и Света, если хочешь такое определение, -- ответил он невозмутимо. -- Но... с разной длиной волн. Тебе рассказать о волновой теории света? На земле суще-ствует Совет Тайных, который определяет развитие чело-вечества. Подталкивает, корректирует, иногда притормаживает, заранее старается погасить серьезные конфлик-ты... или же -- разжечь, если это необходимо для выздо-ровления человечества... Из ее груди вырвался облегченный вздох. Нет, за это убивать не станут. Она сама не пикнет, кто в ее годы рвется в психушку? -- Я не думала, -- сказала она язвительно, -- что гео-политики гоняются друг за другом с пистолетами! Скоро и астрономы начнут убивать друг друга?.. И математики?.. -- Начнут, начнут, -- успокоил он. -- Ты же видишь, все начали. -- Но в чем же... в чем твои расхождения с остальны-ми Тайными... геополитиками? -- Это трудно объяснить... -- проговорил он серьезно, без всякой сумасшедшести. -- Понимаешь, мы снова стро-им Вавилонскую башню. Ну, в современном понимании. То есть стремимся возвыситься настолько, что... да-да, добраться до самых что ни есть вершин, до самого бога. Но я единственный... если не считать временами сочувствую-щих, временами поддерживающих и временами примыка-ющих... я единственный -- националист. Она отшатнулась: -- Это же ужасно! Он поморщился: -- Я ж говорил, трудно объяснить... а мои термины лишь косвенно совпадают с принятыми среди... гм... лю-дей. Национализм -- это повышенное требование к сво-ей нации. Своему народу. Ревнивое соблюдение, чтобы и он внес свою долю... или лепту, или пай в общую копил-ку. Ну, куда складываются все достижения человечества. Это, как я понимаю, традиционный национализм. -- А твой? Он вздохнул: -- Не знаю, как бы это объяснить на пальцах. Пред-ставь марафонскую дистанцию, на которую вышли бегу-ны. А на финише -- Главный приз. Ну, к примеру, бочка с живой водой. Кто бы ни достиг ее первым, но воды хва-тит на всех. Не только каждый из бегунов станет бессмер-тным, молодым и красивым, но и каждый живущий на Земле. Все человечество! Надо лишь, чтобы хоть кто-то уложился в три часа от старта до финиша. Это не много, ведь рекорд, скажем, равняется двум часам. А тут целый час в запасе! Улавливаешь? -- Еще нет, -- призналась она честно. -- Что за стран-ное соревнование, когда приз получат все равно все! Да еще и зрители на трибунах? -- Для небыстрых разумом Невтонов объясняю... Интеграторщики хотят слить все народы воедино, чтобы все люди жили одним народом. У их бегуна, говоря об-разно, мускулов будет побольше, чем у любого атлета, марафонскую дистанцию он способен одолеть за часок. А то и быстрее... Националисты же хотят выставить на старте бегунов как можно больше. Правда, они будут послабее, и часть из них не уложится даже до полови-ны назначенного часа... Она воскликнула: -- Так в чем же дело? Пусть останется только один, зато самый быстрый и сильный! -- А если подвернет на дистанции ногу? -- спросил Олег жестко. -- А если у него сведет желудок? Или что-то еще похуже? Не рискованно ли доверять судьбу всего мира, человечества... одному бегуну? Или одному наро-ду? А в жизни намного больше препятствий, чем на бе-говой дорожке. Зато, если хоть один из сотен бегущих достигнет заветной бочки -- будут спасены все. Ее глаза стали испуганными. -- Ой, ну конечно же! Конечно, лучше быть... нацио-налистами. В твоем понимании. Олег покачал головой: -- О, если бы все было так очевидно. Все дело в том, что мы не знаем... ни националисты, ни космополиты, сколь-ко времени отпущено на дистанцию. А его в обрез... Это пусть обыватели представляют через миллион лет Землю в цветущем саду, где поют птицы. А мы знаем, что нефти хватит едва ли на пятьдесят лет, озоновый слой истончит-ся за сотню, а могучая комета, та самая, что вызвала все-мирный потоп, а еще раньше -- гибель динозавров, может появиться из космоса в любой год... Это не говоря уже о том, что новые болезни вроде СПИДа будут вылупляться быстрее, чем комары на болоте. И не говоря о сотнях дру-гих опасностей, каждая из которых способна оборвать нить жизни рода людского начисто. -- И кто же прав... в этом споре? Олег грустно улыбнулся: -- Никакая война так долго не длилась бы, а то и вов-се не возникала бы, если бы правда была только на од-ной стороне. Но я считаю правым себя. И буду сражаться за свою правду. Он сказал это так просто, что Юлия с холодком поня-ла: он будет сражаться и убивать так же просто, как бого-мол убивает насекомых: холодно, спокойно, без эмоций. -- Совет Тайных, -- проговорила она. -- Что-то на-столько таинственное, что... Понимаешь, я всегда вери-ла в оккультные науки, эзотерику, ясновидение и всякие чудеса, что подвластны древним мудрецам, но верила... как современный человек! То есть где-то все это суще-ствует... или существовало, но покажи все это мне наяву, сейчас, тут же начну искать, как удалось проделать такой фокус. Но с твоими Тайными получается, что они суще-ствуют, что они доныне управляют миром, цивилизаци-ей, направляют народы... так? Или что-то еще? -- Не пожалеешь? -- спросил Олег. -- Эх, женщина... Не лучше бы тебе не знать такие ужасы... -- Рассказывай! -- потребовала она. -- Ладно, -- сказал он, сдаваясь. -- Но договоримся, воспринимай это как сказку. Или легенду. Ведь правда весьма отличается от представлений о ней. Те самые ры-цари, которые такие красивые и благородные в кино, в жизни же, убив врага, вспарывали ему живот и пожира-ли еще живую печень. Они убивали всех женщин легче сорока пяти килограммов, ибо было доказано, что метла поднимает не больше сорока пяти кэгэ, по всей Европе эти рыцари убивали зеленоглазых женщин, ибо зелено-глазые -- ведьмы по рождению, а также убивали всех кра-сивых женщин, ибо телесная красота -- от дьявола. Ну а уезжая на войну, рыцари надевали женщинам "пояс вер-ности"... -- Это я слышала, -- перебила она, -- ты мне лапшу на уши не вешай! О себе говори. -- Гм... прости. В подобное очень давнее время и по-явился Совет Тайных. Мир был другим, обычаи были другими. Совет Тайных тоже двигался на ощупь, пробо-вал в отдельных странах то возводить на престол доброго короля, то отдавать всю власть в руки жрецов... то про-бовал варианты демократии... ну, той демократии, типа эллинской, когда все люди равны, все имеют избиратель-ное право, никто никого не ущемляет в правах и даже у самого бедного гражданина не меньше двух рабов. Про-бовали варианты полигамии, полиандрии, даже эйнастии... нет, эйнастию не Совет придумал, это... гм... ну ладно, об этом в другой раз. Пару раз даже... ладно, это тоже пропустим. Словом, пришли к выводу, что наиме-нее кровавым является вариант со всеобщим голосовани-ем без разбиения на кланы, касты и привилегии, то есть нынешний вариант демократии, но в то же время всячески поддерживали последние королевства в Европе, сул-танат в Брунее, несколько полиандровых племен в Ин-дии, полигамии в Африке... У нее вырвалось: -- Зачем? -- На всякий случай, -- ответил он сердито. -- Ацте-ки, которые ежегодно убивали своего царя и выбирали нового, искренне считали, что их вариант правления не только лучший, но вообще единственный. Но наш Совет видел не только ацтеков... Кто знает, не рухнет ли ны-нешний вариант демократии глупо и страшно? Не заве-дет ли демократия свои народы в тупик? На этот случай надо иметь и другие варианты... Он говорил все медленнее, глаза уставились в одну точку. Голос стал монотонным, жил отдельно, а мозг ушел в решение каких-то сложных задач. Она вздохну-ла и опустила голову на эти массивные римские латы, что настолько прикидываются простой грудью, что для убедительности даже поросли рыжими волосами... вот щекочут в носу, а под ухом негромко и успокаивающе качает горячую кровь могучая сердечная мышца. -- Поспи, -- шепнул он над ухом. -- Ты вымоталась, на тебя смотреть страшно! Кожа да кости. Смерть выгля-дит краше. Засни хоть на часок, а я пока посторожу... Однако ощутила, что большие руки, словно отцовские, укладывают ее на довольно удобное ложе. Уже сквозь сон ощутила, как укрывают одеялом, заботливо подтыкают с боков, чтобы не дуло. Попробовала улыбнуться благодар-но, так и заснула с улыбкой. Вынырнула из забытья не скоро, но во всем теле была еще такая усталость, что лишь приоткрыла один глаз. Олег в той же позе за столом, на экранах перед ним мелькают комнаты, ангары, военная техника. Юлия провалилась в сон, но спала беспокойно, просыпалась, и всякий раз, когда открывала глаза, на экранах по-пре-жнему в ускоренном ритме мелькали фигурки, слыша-лись тонкие буратиновские голоса. Однажды очнулась, на экране уже все двигалось в обыч-ном ритме, голоса доносились грубые, по-военному отры-вистые, четкие. Она приподнялась на локте, из-за плеча Олега виднелось овальное помещение, прошел человек в комбинезоне, исчез за краем экрана. Потом все помчалось обратно в ускоренном темпе, пальцы Олега коснулись клавиш, изображение на миг застыло. Юлия успела увидеть двух офицеров на сту-пеньках широкой лестницы. Пред ними навытяжку сто-ят не меньше двух десятков таких же собранных, рос-лых, словно отлитых в одной форме людей в десантном камуфляже. Она рассмотрела лицо первого: удлиненное, с твер-дыми чертами, высокий лоб и горящие глаза, сомкну-тые губы. Слегка седеющие волосы, но лицо сильное, моложавое. На погонах -- генеральские звезды. За его спиной стоял похожий на облагороженного вышибалу массивный гигант с непонятными для Юлии знаками различия. Правую щеку пересекал страшный шрам, кро-хотные глаза прятались в узких щелях между тяжелыми надбровными дугами и такими же тяжелыми скулами, нос сломан зверски, подбородок в мелких шрамах, слов-но иссечен осколками. Генерал вскинул руку, голос его прогремел как фан-фары: -- Приказ по группам первого броска!.. Сегодня в во-семнадцать тридцать собрать всех младших офицеров в большом ангаре. Поступит важный приказ, которого все мы ждем. Будет указан час выступления. Один из офицеров поднял руку, как на школьном уроке: -- День выступления уже высчитали: признаков мно-го. Но нам запрещается покидать даже свои помещения. А это такие казематы... Генерал засмеялся: -- Если это единственное, что вам мешает жить, то это скоро кончится. В вашем распоряжении будет не только вся Москва, но и весь мир! Мир без границ, без таможен, без нелепых формальностей, без необходимо-сти иметь кучу документов... Это вы сделаете его таким! Изображение разрослось на весь экран. Плечи Олега поднялись и опустились. Юлия услышала тяжелый вздох. Она неслышно поднялась, ее босые ноги скользнули не-слышно, но Олег не вздрогнул, когда она сзади обхвати-ла его за шею. -- Кто это? -- Кропоткин, -- ответил он, не поворачиваясь. Изображение дернулось, понеслось в обратную сторону, словно при скоростной перемотке пленки. По-хоже, подумала она смятенно, он все-таки как-то ска-нирует изображение даже на такой скорости. Иначе сразу бы ткнул в нужное место, это же на харде, не на пленке... -- Aгa, -- сказала она. Навалилась мягкой грудью, по-щекотала губами. -- Кропоткин... Тот самый Кропоткин, понятно... А кто такой Кропоткин? Не поворачиваясь, он цапнул ее за подол платья. Она пошатнулась, розовые камни слились в цветную полосу, она не заметила, как очутилась у него на коленях. Спина ее уперлась в край стола, загораживая экран. -- Ты в самом деле хочешь знать? -- Разве я не с тобой? Он погладил ее по спине. Она не видела его лица, но сердце сжало словно холодной ладонью. От него впервые веяло такой тревогой, даже страхом. -- Правая рука Яфета, -- обронил он нехотя. -- Самый преданный сторонник. Самый главный исполнитель. Глава 28 -- Скажи еще, -- попросила она. -- О чем?.. А-а, у тебя большие выразительные глаза... еще у тебя большие ухи... тьфу, я хотел сказать -- уши... Она засмеялась: -- Тебе повезло, я -- феминистка, помнишь? Меня ос-корбляют даже более умелые комплименты. Все-таки рас-скажи о своей работе. Я до сих пор так и не поняла, то ли ты простой исполнитель -- вон как бегаешь и стреля-ешь!.. то ли почти генерал -- кредитки в бумажнике не помещаются! Однако чем вы занимаетесь, для чего? Если вы не работаете на государство, то на кого... на мафию? Да, я поняла -- на Семерых Тайных. Но если серьезно, Семеро Тайных -- это международная мафия? Он фыркнул: -- У тебя такой бедный набор? -- А что еще?.. Ах да, еще есть террористы! -- Не только, -- ответил он. -- Есть масса организаций, которые мечтают перестроить мир. Конечно, к луч-шему. Политические, религиозные... всякие!.. Они тоже -- транснациональные. Для них нет государств, нет на-ций. Есть только люди, которые придерживаются тех или иных взглядов. -- Но все же... Его зеленые глаза чуть потускнели. -- Лапушка, ты думаешь, мне самому не насточертело, что меня зовут занудой?.. Иногда хочется быть таким же лихим парнем, как... ну, ты знаешь таких по кинобоеви-кам. Бывало, даже попробуешь, но через пару дней уже тошнит, будто попал в тело тупого лесного кабана. Луч-ше уж занудой... Люблю до всего докапываться. Досконально. Я могу, конечно, рассказать тебе про нравствен-ный императив Семи Тайных или о своем лично, но, бо-юсь, мне придется потом тебя долго уверять, что я тебя все еще люблю... Она вскинула брови: -- А это при чем? -- Как раз ни при чем, -- ответил он убитым голо-сом. -- Но когда тебе станет непонятно, ты сразу же... -- Валяй, -- разрешила она решительно. -- Все века, -- сказал он, -- да что там века, все ты-сячелетия! -- всегда-всегда, начиная от первых проблес-ков разума... человек ставил волю свою над желаниями тела, плоти. Дикарь смеялся и пел, когда его пытали другие дикари, воин отважно встречал смерть, Сцевола сжег свою руку, христианские аскеты показывали рекор-ды власти духа над плотью, как и йоги, хоть каждый из них по-своему... Но вот пришло гибельное для цивили-зации... и для развития человеческого рода вообще!.. учение... хотя учением это не назовешь, это торжество простолюдина, торжество худшего в человеке, торжество плоти над духом... -- Что именно? -- Что? Да то, что пришло из-за океана и победно за-ливает тьмой все континенты. Что плотские радости сильнее духовных, к тому же удовлетворить проще, что все мы -- от обезьян, а значит, все еще обезьяны, так что не надо стыдиться животных привычек и желаний, ибо все, что естественно, не позорно, но даже то, что неесте-ственно, но относится к радостям плоти, как гомосексуализм или прочие половые перверсии, это тоже радости помощнее, чем любые духовные... Словом, это духовное растление вида человеческого надо остановить... Она догадалась: -- А, ты из этих... антиамериканцев? Он снисходительно улыбнулся: -- Лапочка, этот термин только для тебя что-то зна-чит. Как и названия стран или народов. Для меня пле-мена, нации, народы и народности -- лишь части вида гомо сапиенс. Какие-то на взлете, какие-то регрессируют... Ты не будешь отрицать, что в процессе эволюции погибло народов и государств гораздо больше, чем сей-час на планете? Ну где могущественная Ассирия, госу-дарство Аттилы, Чингисхана, где скифы, майя, шумеры, эллины?.. Но для тебя, живущей сегодняшним выпус-ком новостей по ящику, мир кажется неизменным!.. Ла-почка, в целях развития вида... да что там развития!.. чтобы не дать погибнуть, придется совершить эту ма-ленькую хирургическую операцию... гм... если терапия окажется бессильной. Она воскликнула: -- Я не понимаю твоих слов! Ты говоришь ужасные вещи! -- Для сохранения вида людей, -- ответил он, -- ни-какие меры не ужасны. Ни клизмы, ни рвотное, ни даже хирургический скальпель. Даже пила. Она помолчала, словно переваривая сказанное, а ког-да подняла голову, в ее прекрасных серых глазах была обида. -- А ты меня что... уже не любишь? Экран пошел полосами, заволокло лиловым туманом. Очень медленно проявилось странное помещение, сплошь заполненное электроникой. Что-то двигалось, позвякива-ло, раздражающе мигал свет, и тогда с экрана по глазам била вспышка. Морщась, Олег сделал ряд переключений. Свет погас, затем вспыхнул ровный, рассеянный. Из глубины поме-щения показалась фигура. Юлия с трепетом всматрива-лась в приближающегося человека. Судя по голосу Олега, он вызывал кого-то из главных. Может быть, даже из со-става самого Совета? Тогда он не рядовой, еще как не рядовой исполнитель! И даже не из среднего звена...  С экрана взглянуло очень худое лицо. Глаза запали так глубоко, что Юлия видела только сердитый блеск, скулы натянули кожу до треска, вот-вот прорвут, нос как у по-койника, глубокие впадины на висках, губы настолько тонкие, что зубы пропечатываются через кожу. -- Приветствую тебя, высокочтимый Ганзард, -- ска-зал Олег. -- Я думаю, ты уже все знаешь о плане Яфета... Человек несколько мгновений всматривался в Олега. Кивнул, голос раздался скрипучий, словно Ганзард не говорил, а молол кофе на ручной мельнице. --Да. -- И что думаешь о нем ты? Голос прозвучал так же скрипуче, однако Юлия уло-вила в нем словно бы извиняющиеся нотки: -- Яфет заторопился, потому что по планете пошел СПИД-2. -- Меня интересует твое отношение к проекту "Башня-два". Ганзард сказал торопливо: -- Ты знаешь меня, Олег. Я понимаю твою позицию и... уважаю. Она мудрая и взвешенная. Но сейчас надо спешить! Я не вижу выхода, как можно ухитриться и со-хранить Разность, и резко ускорить прогресс... Яфет предложил для этого всего лишь слить все народы воеди-но. Таким образом исчезнут армии, вообще исчезнет военное производство. Сотни тысяч людей... да какие сот-ни тысяч!.. миллионы из производства танков и прочей гадости перейдут на производство тракторов. А ученые, изобретающие новый смертоносный вирус для уничтожения врага, будут придумывать лекарства. А десятки мил-лионов здоровых молодых парней, что сейчас готовятся убивать друг друга, плечом к плечу начнут строить... Олег, строить! Он говорил часто и торопливо, будто поставил все на шифт, но фразы выходили путаные, рваные, будто неча-янно задевал бэкспэйс, а то и вовсе табился, снова воз-вращался, забывая, с какого места потерялся, краснел и говорил все напряженнее, словно домохозяйка с трибуны Мавзолея. Олег спросил горько: -- Значит, монокультура? -- Олег, это неизбежно. -- Может быть, -- сказал Олег медленно, -- хотя и здесь есть варианты... Но в любом случае сейчас монокультура, даже самая идеальная из существующих на планете, опасна... -- Олег, подумай о ее преимуществах! -- Я страшусь монокультуры, -- ответил Олег честно. -- Хотя бы потому, что еще ни одна культура не оказалась... идеальной. А эта, которая грозит поглотить все человече-ство, уже сейчас далеко не самая лучшая. Я не виню народ, который ее создал. Он вообще никакой не знал! Простые люди, крестьяне и рабочие, в поисках лучшей доли при-ехали на новые земли. Своим трудом освоили дикие зем-ли, отбились от индейцев, выкорчевали леса, развели скот, стали распахивать нетронутые плугом земли... О какой там высокой духовности речь, когда нужно было просто вы-жить? И когда эти люди, создав свое образование, стали сами писать книги, музыку, снимать кино, то это и создавалось простыми людьми для простых людей! Это дворя-нин мог красиво застрелиться, предпочитая смерть позор-ному плену, а девиз этих простых людей: "Не будь героем!" Помню, еще в Первую мировую русские офицеры... как и немецкие и английские, стеснялись кланяться пулям, во весь рост обозревали укрепления врага, а в атаку ходили шагом, не пригибаясь... Да что там в Первую, даже во Вто-рую мировую советские офицеры все еще не пригибались под пулями, а в случае неудачи нередко стрелялись, как бы кровью своей смывая позор со своего имени. Это русские, немцы, англичане снабжали своих разведчиков ампулой с цианистым ядом. Само собой разумелось, что разведчик должен покончить с собой, чтобы не выдать ничего врагу. А эти же в страхе, что на Лубянке или в гестапо им погро-зят пальчиком, давали своим агентам разрешение выдавать всех и все, подписывать любые бумаги, ползать по дерьму и целовать врага в зад, только бы выжить... Наследие на-рода, так и не успевшего создать ни русского дворянства с его кодексом чести, ни немецкого баронства, ни англий-ского сэрства! -- Это всего лишь объяснение, -- прервал Ганзард, морщась, -- с которым мы в целом согласны. А вот с выводами, уверен, согласятся не все... Олег развел руками: -- Вывод прост: простой народ хорош для короткого забега. А для дальнего... Я против, чтобы этот образ жиз-ни подминал те государства, где в ходу все еще понятие чести, гордости, достоинства. При этой культуре человек живет как мыслящее животное, чей интеллект поставлен полностью на службу простейшим потребностям организ-ма этого животного. Вкусно есть, сладко спать, не рис-ковать, сделать всех женщин как можно доступнее, жить с минимальными усилиями. -- Разве это не желания каждого человека? Олег вскинул руки: -- Конечно! И даже наши. Я тоже хочу вкусно есть, сладко спать, не рисковать... Даже то, что сейчас каж-дой можно прямо на улице задрать юбку... или спустить джинсы, нравится! Не то что в старину, когда пока уго-воришь... А чтоб затащить на сеновал -- семь потов прольешь, а потом отбиваешься от ее требований немедля жениться... Но все же я встаю с постели, хотя хочется поспать, выхожу в дождь и снег, иду на риск, хотя мне терять больше... Прогресс продлится только до тех пор, пока на науку будет отпускаться денег больше, чем на увеселения. А сейчас только на косметику тра-тится в десятки раз больше, чем на исследования кос-моса! На модельеров -- в четыре раза больше, чем на биологию. Для производства духов строятся гигантские заводы с дорогим оборудованием, о котором мечтают сотни хиреющих научно-исследовательских институтов. Люди, производящие губную помаду, получают денег в сотни раз больше, чем крупные ученые, делающие от-крытия в области металлургии, химии, электроники! Ганзард сказал невесело: -- Я тоже страшусь унитарности. Тот образ жизни -- худшее, что можно придумать. Это само скотство, но не простое скотство... мы все скоты, но мы это как-то давим в себе, выпускаем скота изредка, а вот эти... не имея за плечами европейской или восточной культуры, народ фермеров и охотников, для которых важнее всего набить вечно голодное брюхо, они сразу же начали служить брю-ху. Крохотные вкрапления религиозных сект, вроде мормонов или старообрядцев, что могли бы внести лепту ду-ховности... не успели, быстро растворившись, как куски сахара в горячей воде. И этот образ жизни побеждает... -- Значит... -- Ничего это не значит, -- ответил Ганзард грустно. -- Они служат брюху, но это такой мощный стимул!.. Они тратят на косметику столько денег, что на космос остают-ся капли, но этих капель больше, чем выделяют другие страны из тощего кошелька. Эти сволочи в погоне за на-живой скорее построят космические корабли и города на других планетах, чем, скажем, арабы или русские в пого-не за знаниями. А человечеству крайне нужны эти стан-ции, ибо лишь немногие из людей знают о страшной угрозе от комет, катаклизмов, истощения, перегрева... Нам бы только запустить космические корабли, построить го-рода на других планетах! А там можно развивать культуры и повыше классом... Олег побледнел: -- Я так надеялся на твой голос... Ты против? -- Прости, Олег. Он сидел, уронив голову прямо на клавиатуру. По эк-рану бежала строка из одной-единственной буквы. Юлия погладила по рыжей голове, волосы под кончиками паль-цев топорщились, как медная проволока. -- Мерзавец, -- сказала она с чувством. Он спросил тупо, не поднимая головы: -- Почему? -- Он в чем-то отказался тебе помочь? -- спросила она. -- Значит, мерзавец. Все, кто против, гады! Убивать их, без замены штрафом. Этот твой Ганзард... у него на роже написано, что гад последний. А то и распоследний! -- Хорошо бы, -- ответил он тоскливо. -- Что хорошего? -- Чтоб оказался гадом... Это было б здорово: я на стороне Добра и справедливости, а на той стороне бар-рикады -- одни гады проклятые, идиоты, бездари, свин-тусы, мерзавцы. Увы... я уже говорил, если бы правда была только на одной стороне, то никакие войны не ве-лись бы так долго. А то и вовсе не начинались бы... Так и здесь. Мы все, я говорю об Организации, работаем наперегонки со временем. Человечество на Земле под угрозой. Нет, не от ядерных войн, как думает простой человечек... Впрочем, я уже говорил. Прости, в голове будто кости долбят в три смены. -- У тебя хотя бы аспирин есть? -- К черту аспирин. Меня больше донимают озоновая дыра... или истончение атмосферы! Вот эту боль никаким аспирином... Земля постепенно лишается атмосферы и однажды станет похожей на Луну. Или сначала -- на Марс. А столкновение с большой кометой? Пока что такие столкновения лишь вели к переворотам, что шли роду людскому на пользу. Первое... или не первое, но первое заметное -- вызвало жизнь на Земле, второе -- истребило динозавров, третье помогло возвыситься человеку над тва-рями... А сколько было таких, что либо вызывали всемир-ные потопы, оставляли кратер, но не уничтожали жизнь целиком? Но так везти будет не вечно. Где-то уже несется комета или астероид, который уничтожит человечество... -- И как вы можете спасти? -- Все мы ищем. Из-за этого и деремся. А не из-за власти или денег, как ты думаешь... и как живут все по-литики, все президенты и все рвущиеся в президенты! Но одни из Организации ищут спасение в расселении среди звезд, другие -- в овладении энергиями, чтобы защитить Землю, а астероиды либо уничтожать на подходе, либо отводить в стороны... Есть и те, кто ищут другие измере-ния, способы жить в пространстве... Я просто не верю, что кому-то вот так сразу удастся найти удачное решение, но искать надо!.. К тому же бывает, что как раз в самом нелепом направлении и лежит верный путь! Он умолк, он вслушивался в звенящую тишину. Юлия всмотрелась в его застывшее лицо с закрытыми глазами, ощутила острую жалость. Слишком большую ношу взва-лил на плечи... Во все века таких людей считали придурками. Нормальные люди как раз и рвутся к власти... хоть в пещерное время, хоть сейчас, чтобы больше денег, женщин, а не затем, чтобы улучшать и перестраивать мир. И все-таки эти придурки, судя по всему, сумели вытянуть род людской из пещер в нынешнюю компьютерность! Но дальше... не обломится ли? Ей показалось, что он медитирует, хотя Юлия уже зна-ла, как он пренебрежительно отзывается о всех древних премудростях, знаниях и искусствах. Затем лицо порозо-вело, он открыл глаза. Она поежилась, взгляд зеленых глаз был странным, завораживающим и таинственным. -- Пора, -- сказал он. -- Надо уносить ноги. -- Сюда уже идут? -- Вряд ли. Но если мы не успеем остановить запуск... Она похолодела, перед взором встал оживший кошмар, когда по всей поверхности планеты поднимаются грибы ядерных взрывов. -- Чего? Межконтинентальные ракеты? -- Хуже. Проект "Башня-два". К ее ногам полетела из встроенного в стену шкафа темная одежда, она с ужасом узнала: подобная была на погибших теперь коммандос. Олег перебрал несколько пар ласт и бросил ей самые короткие: -- Бери! Пока в охапку. Взяла? Все, двинулись. Не оглядываясь, он быстро пошел в самый дальний угол. Она суетливо подхватывала одежду, а когда собрала и прижала к груди, послышался треск камня. Голос Оле-га подстегнул как кнутом: -- На шейпинге не торопятся? -- Лечу! -- крикнула она сквозь зубы. Глава 29 Она устала, сбила ноги и, наверное, вывихнула обе лодыжки. Олег шел осторожно, прислушивался к встро-енным в стены микрофонам, замирал ненадолго, Юлия натыкалась на острые камни. Ход вывел в помещение со встроенными в стены шкаф-чиками, сейфами. Свет шел с потолка, оттуда смотрел широкий плафон из матового стекла. Посреди стоял железный стол, ножки вбиты в камень, под стеной широкая лавка. Со второй половины помещения пол под углом уходил вниз. Еще дальше поверхность снова шла абсолютно го-ризонтально, от нее тянуло холодом и свежестью. Юлия не сразу признала в скудном освещении воду, темную и страшноватую. Та стояла совершенно неподвижно, похо-жая на застывшую смолу в аду, где выпал снег. -- Подожди меня здесь, -- сказал Олег. Она не успела рта раскрыть, как он с места прыгнул красивой дугой головой вниз. На один страшный миг ей почудилось, что разобьется об эту поверхность, но кон-чики пальцев разрезали воду без плеска. Только когда скрылись и ноги, взметнулся жиденький фонтанчик, словно в воду упал ботинок. Она подошла ближе, всматривалась. В глубине почу-дилось какое-то движение, но свет был слишком слаб. Олега все не было, хотя прошло уже с минуту, если не больше. Тревожась, она метнулась к столу, ухватила фонарик, сдуру направив себе в лицо, моргала, ослепленная, а когда перед глазами перестали плавать огненные рыб-ки, направила широкий луч в воду. Даже присела, всмат-риваясь со страхом и надеждой. Глаза присмотрелись, в полумраке двигалось нечто огромное, бесформенное, не сразу различила человечес-кую фигуру. Олег боролся с широким люком, тот, похо-же, заклинило, Олег упирался ногами в стену, тянул на себя. Юлия не видела его лица, но чувствовала, как на-прягается и ее тело, а д