ыхание она инстинктивно держа-ла запертым в груди, пока в глазах не потемнело. И лишь когда едва не лопнула, воздух вырвался как из вулкана, она перепугалась: но как же он? Из воды выметнулся водяной столб. Олег встряхнул головой, вода полетела с волос, как с большого пса, ска-зал почти весело: -- Дорога в море свободна! Она вскрикнула потрясение: -- Я думала, ты там с аквалангом!.. Ты что, так долго можешь быть без воздуха? -- Конечно, -- удивился он. -- Все могут. А ты -- нет? -- Нет... -- Чудовище, -- буркнул он с неодобрением. -- Ниче-го, зато ты красивая. Давай-ка я помогу тебе одеться. Ты ведь такая, шнурки тебе мама завязывала... Он вывалил прямо на стол темные гидрокостюмы, ла-сты, маски, акваланги, а в довершение ко всему вытащил из самого большого ящика странный аппарат, похожий на ракету, длиной почти в человеческий рост, но с мно-жеством ремней, с поясом и пультом управления, похо-жим на коробочку домофона. -- Надеть сумеешь? -- спросил Олег. -- Понятно, не объясняй. -- А зачем я все это тащила? -- спросила она свар-ливо. Он посмотрел непонимающе: -- Что?.. Ах, я совсем что-то... -- Наконец-то, -- вырвалось у нее. -- А то такой муд-рый, всезнающий! Он потер лоб: -- Прости, устал как собака. Да и мысли что-то пута-ются... -- У тебя жар, -- сказала она осторожно. -- Это от кам-недробилки в черепе. Я ж говорила, надо бы аспиринчику. У тебя часто поднимается температура... А ночью, я тебе уже говорила, ноги твои леденели вовсе... Зато голо-ва была как валун в огне! -- Да-да, -- сказал он торопливо. -- Это так... переуто-мился. Давай примерим на тебя вот это... Женщины лю-бят примерки, верно? Она удержала слова, что вертелись на языке, только покорно поворачивалась, поднимала руки. Гидрокостюм, однако, сел на ее фигуру как собственная кожа, красиво подчеркивал все выпуклости, а в поясе она стала как буд-то еще тоньше. Невольно поискала глазами зеркало, но свой великолепный силуэт смогла рассмотреть только в блестящих дверцах шкафов. Олег надел на спину акваланг, загубник на гибком шланге болтался на груди. Юлия обратила внимание, как блеснули толстым стеклом часы на запястье, там многовато для простых часов крохотных циферблатов с бегущими цифрами, в руках шлем со вздутостями на месте ушей, явно встроенные микрофоны и прочие технические штучки. -- Господи, -- вздохнула она, -- я же не умею плавать! -- Знаю, -- ответил он. -- Но кто тебя заставляет пла-вать? -- Разве это не вода? -- Она не очень мокрая, -- утешил он. -- А какая? Олег молча двинулся в открывшийся проход. Юлия, не дождавшись приглашения, поспешила следом, тут же на-ступила себе на ласты, грохнулась во весь рост. Тяжелые баллоны по инерции резко сдвинулись и больно ударили в затылок по шлему. Олег обернулся. Она увидела насмешку в зеленых глазах. -- Вот видишь, а то: "Зачем шлем, зачем шлем?"! Она сердито барахталась на полу, кое-как поднялась на колени. Олег дожидался по колено в темной страшной воде. Когда она кое-как, забрасывая ноги широко в сто-роны, вошла в воду, он взял загубник в рот, тот закрыл половину лица, Юлия только по жестикуляции поняла, что ей велено идти впереди. С похолодевшим сердцем она кое-как продвинулась, ласты упорно сопротивлялись, она едва не падала, в пос-ледний момент вспомнила, что эти чудаки заходят в море как раки, задом наперед, но могучая рука уже небрежно сгребла ее как кошку. Юлия ощутила под собой что-то вроде седла, тут же Олег навалился, они погрузились в это темное и страшное с головой. Вода сдавила ее тело, движения стали плавными, как у лунатички. Впереди появился свет, превратился в ши-рокое отверстие. Скалы ушли в стороны, они выплыли в море. Юлия дрожала от странной смеси страха и восторга. Спиной она прижималась к твердому телу, сильная рука держала ее крепко, надежно, а всего в двух-трех шагах внизу проплывало сказочно прекрасное дно с золотым песком, огромными причудливыми раковинами, морскими звез-дами, смешными крабами и крабиками... Волосы ее выбились из-под шапочки, она чувствова-ла, как они струятся по спине. Только так ощутила ско-рость, с которой несет их аппарат, а когда они опусти-лись ниже, она видела, с какой быстротой замелькало дно, торчащие из песка обломки камней, даже осколки амфор. Вода наконец-то показалась холодной. До этого про-сто скользила по этому миру, словно по очень плотно-му воздуху, а сейчас по телу пробежала длинная дрожь. Покосилась на Олега, ведь это море такое теплое, и только сейчас поняла, что в самом деле плывут очень долго.  * Часть вторая *  Глава 30 Крупные капли дождя били по слабому зонту, как маленькие метеориты. Ветер пытался вырвать из рук, дважды заворачивал края в обратную сторону. Пока Елена в панике спасала зонт, ее поливало, как будто очутилась под Ниагарским водопадом. Асфальтовая дорожка к дому блестела, по ней прыгали на высоту ее роста фонтанчики. С боков свесились ветки сирени. Она ощутила, как при первом же прикосновении вся вода с ветки перелилась ей на платье, в туфли. До крыльца оставалось не больше десятка шагов, ког-да из кустов выметнулась темная тень. Огромный пес обогнал ее, задев мокрым боком, первым вскочил на крыльцо. Дверь заперта, да еще на кодовый замок, пес тихонько взвыл. Елена опасливо поднялась на крыльцо. Собак боялась панически, но этот такой жалкий, мокрый, несчастный, как и она... Ее рука протянулась к черной коробочке по-чти без страха. Пес посмотрел на нее с надеждой. Ростом он чуть ли не с теленка, вода течет в три ручья, но пуг-ливо пригибал голову при раскатах грома и даже попро-бовал подсунуть хотя бы зад под ее зонт. Ключ долго не попадал в темную щелочку. Наконец дверь распахнулась, пес опрометью вскочил в холл. Еле-на трусливенько вошла следом, собрала зонт. Пес сел возле шахты лифта, оглянулся. Глаза его были испуган-ные, как у ребенка, темно-коричневые, шерсть прилип-ла, обрисовывая крепкие мышцы. -- Ты чей? -- спросила Елена шепотом. Пес поднялся, подошел к ней. Она замерла, скосила глаза вниз. На уровне ее пояса распахнулась огромная красная пасть, Елена сжалась в комок. Внезапно паль-цы ощутили мягкое теплое прикосновение. Пес лизнул ей руку, а язык у такого огромного зверя оказался нео-жиданно мягким, в то время как даже у кошек, она знала, языки как терки. -- Хороший песик, -- сказала она дрожащим голо-сом. -- Хороший... Ты меня не съешь?.. Да?.. Тогда от-пусти меня, пожалуйста! Она попробовала робко сдвинуться. Пес лизнул ее еще раз, но остался на месте. Елена тихохонько прошла к лиф-ту, дрожащим пальцем мазнула по кнопке вызова. Та без-звучно залипла, а за коричневыми дверцами заскреблось, задвигалось. На индикаторной планке огонек пополз вниз. Елена оглянулась, пес с несчастным видом смотрел на нее. -- Хорошая собачка, -- сказала она заискивающе. -- Хорошая! За створками грюкнуло, дверцы начали раздвигаться. Елена юркнула в лифт раньше, чем они раздвинулись даже наполовину. Повернулась, заученно ткнула во вто-рую кнопку сверху во втором ряду, что означало ее че-тырнадцатый этаж. Дверцы доползли до упора, стукну-лись там и поползли обратно, уже закрываясь. И тут пес, словно проснувшись, метнулся к лифту. Елена от ужаса закрыла глаза. Мокрое тело ворвалось в тесную кабину за секунду до того, как створки схлопнулись. Кабина дрогнула и поползла вверх. Обомлев от ужаса, Елена скосила глаза вниз. Пес сидел на заднице и преданно смотрел ей в глаза. С него все еще текло, но от его бока по ее ноге растекалось тепло. Она слышала его сиплое дыхание, чувствовала, как раз-двигается могучая грудная клетка. -- Ты не понял, -- сказала она тихо. -- Я сказала, дура такая, что ты хороший... а вовсе не звала тебя!.. Я тебя боюсь. Я даже мышей боюсь, а такого верблюда с клыками так и вовсе... Пес улыбнулся, постучал хвостом по полу. Елена по-няла, что совершила еще одну ошибку, заговорив с этим чудовищем в лифте. Он ведь слов не понимает, а звуки истолковывает по-своему. Сейчас хозяин бегает сломя го-лову, ищет этого зверя. Какой-нибудь новый русский. Только они могут покупать и содержать таких тигров. Говорят, собаки очень боятся грома. Если грохнет над головой, то вырывают из рук поводок и несутся куда глаза глядят, рискуя попасть под машины. А когда опомнятся, то уже и сами не знают, как туда попали... Лифт дополз, застыл на миг, подумал, створки раздви-нулись. Елена робко вышла, еще оставалась безумная мысль, что пес останется в кабинке, можно бы даже, будь она посмелее, сунуть руку к кнопкам и нажать с номерем "I", но в этот момент пес вышел следом. Глаза его смог рели преданно. Он помахал хвостом и лизнул ей руку, в которой несла зонт. -- Я тебя боюсь, -- прошептала она беспомощно. Оглянулась, но на лестничной клетке никого, даже за стеклянной дверью общего балкона пусто, да и кто будет курить в такую погоду? -- Я вообще собак боюсь! В длинном коридоре тоже пусто, хотя шесть дверей, и когда они подошли к ее двери, Елена с ужасом чувство-вала, что как только она откроет дверь... Пес действительно протиснулся первым. Она, как зай-чик, вошла робко, трусливо разделась в прихожей. Зонт раскрыть и поставить на просушку не решилась, места мало. Пес остановился у двери ванной, оглянулся вопросительно. Елена открыла дверь, пес вошел, легко запрыгнул в ванну, оглянулся. Елена дрожащими пальцами кое-как открыла воду, переключила на гибкий шланг. Когда-то в гостях у подруги видела, как та мыла лапы своему Пусику, крохотному пекинесику, маленькому уродцу, что хо-дил с засохшими какашками на заднице. Елена и раньше не любила и боялась собак, а после этого Пусика вообще брезговала даже смотреть в их сторону. Пес подал ей переднюю лапу, Елена подхватила ее в ладонь, твердя, что это тоже Пусик, только большой Пусик, очень большой, но лапы мыть ему надо, хотя сейчас это зря, дождь смыл все... Теплые струи пощекотали лапу, Елена выпустила ее, удивляясь, что такой большой пес и все еще ее не съел, даже подал вторую лапу... А потом он так же поочередно протягивал ей задние лапы. Она поплескала из шланга, а затем, осмелев, вытер-ла его своим полотенцем. Когда она выскочила, представив, как это чудовище выпрыгнет следом, сшибет с ног, ванная тесная, сердце колотилось как бешеное, а в голове был восторг от своей безумной смелости. Пес вошел за ней в комнату и благовоспитанно сел. Темно-коричневые глаза не отрывались от ее лица. -- Ну что я могу? -- сказала Елена беспомощно. -- У меня никогда не было даже хомячка... или рыбок!.. Я не знаю, как с тобой обращаться. Ты так рванулся, что и ошейник порвал?.. Жаль, на ошейнике мог быть твой адрес... Ладно, дождь кончится, я выйду на со-бачью площадку. Эти собачники все знают: у кого что потерялось... Пес покрутился, осматриваясь, Елена наблюдала с тре-петом. Явно весит вдвое больше ее, если заденет даже шкаф -- опрокинет, но грузное тело замерло возле сто-ла, рухнуло с таким грохотом, словно под шкурой были одни кости. Из груди вырвался тяжелый вздох. Настоль-ко тягостный, что Елена спросила невольно: -- Да что с тобой? Найдутся твои хозяева... Пес посмотрел на нее грустными глазами, снова вздохнул. -- Да ладно, -- сказала она, -- не горюй. Все образу-ется. Наверное, тебя покормить пора? Хотя собак, она слышала, кормят не то раз, не то два раза в сутки, но кто знает, когда этот ел в последний раз, к тому же, как она помнит, подобранного в детстве ко-тенка всегда кормили. И ликовали: ест, ест! А если не ел, то тревожились: не заболел ли? -- У меня нет никакого "Вискаса", -- сказала она. -- И "Педигри" нет. И всякой вашей особой еды. Я про-стая бедная инженеришка. И зарплата у меня такая, что воробья не прокормлю. Но с тобой поделюсь всем, что у меня есть... Пес приподнял голову, темно-коричневые глаза проследили за ней взглядом, но, когда она скрылась на кухне, услышала только стук, с которым уронил тяжелую голову на пол. Она подумала, что поговорка "Путается как собака на кухне" явно не универсальная. С ее высокого балкона дальняя площадка, захвачен-ная собачниками, как на ладони. Она уже знала, когда этот пришибленный народ собирается со своими блохастыми и клыкастыми чудовищами, сделала на кухне два бутерброда, один бросила этому зверю, другой съела сама. Одни собаки носились друг за другом, изображая не то оленей и тигров, не то влюбленные пары, другие дрема-ли у ног хозяев: большие и мелкие, лохматые настолько, что глаз не видно, но были и голые черные с подпалина-ми крысы. Тоже именуемые собаками. -- Жди меня, -- сказала она псу, -- я вернусь скоро. Пес даже не поднял головы, но она чувствовала его долгий пристальный взгляд между лопаток. Лифт полз медленно, она чувствовала сильнейшее же-лание остановить его и вернуться обратно. На втором эта-же в лифт вошла толстая женщина с таким же толстым шпицем. Елена открывала и закрывала рот, пытаясь за-говорить, но это только собачники сразу находят общий язык, а все остальные даже после бурно проведенной оргии считаются незнакомыми. К счастью, дама удалилась в сторону булочной, Елена со стесненным сердцем направилась к собачьей площадке. Вообще-то площадка только называлась собачьей: это был сквер, вокруг которого стояли высотные дома. Через сквер тянулись тропинки от метро и троллейбусной ос-тановки, а собачники выгуливали свою мерзость прямо посредине. Елена ненавидела их всеми фибрами души ибо приходилось обходить эту свору, что лает, визжит, носится, подбегает и нюхает, и как бы хозяин ни уверял, что его собачка не укусит, но он сам не знает, что у его пса на уме, стреляла бы их всех, как собак, так и собач-ников... Она остановилась на краю площадки. Тут же один пудель помчался к ней со злобным лаем. Она застыла, кто-то давно еще сообщил, что пудели кусаются очень сильно, из собачников один повернулся, смотрит с ин-тересом. Она выдохнула, стараясь расслабить нервы, говорят, собаки кусают тех, кто боится, сказала робким голосом: -- Ни у кого не терялась собака? Один мужчина подошел, улыбаясь, но его пес, нечто маленькое и лохматое, подбежал раньше хозяина и от-вратительно затявкал. А Елена слышала, что собаки ста-новятся похожи на своих хозяев не только внешне, но и характерами. -- В нашем дворе нет, -- сказал он благожелательно. -- А в соседних дворах... нет, не слышал. А что случилось? Подошли еще, старые и молодые, толстые и не очень, но чем-то похожие, как похожи все собаки. -- Я подобрала собаку, -- сообщила Елена. -- Боль-шую, черную. Потерялась во время грозы. Мужчина кивнул: -- Да, в грозу их лучше сразу домой. Мой Ройк однаж-ды забежал чуть ли не на другой конец города. А какая порода? -- Большая, -- ответила Елена. -- Очень большая по-рода. На нее посматривали с интересом и удивлением, буд-то уже наполовину приняв в клуб собачников. -- Лохматый? -- спросила одна женщина. -- Шерсть длинная? -- Шерсть есть, -- сообщила Елена. -- Но не длинная. -- А уши? Висят или торчком? Елена, как могла, рассказала все, что помнила о своей клыкастой находке. Собачники долго рассуждали, нако-нец, мужчина сказал так же благожелательно: -- Выводите на прогулку. Перед сном мы все здесь встречаемся. Собачки играют, мы общаемся... Так часиков в десять. А к этому времени расспросим в других дворах. Знаете, о пропаже собак узнают быстро... -- Спасибо, -- поблагодарила Елена. Но когда подошли эти десять часов вечера, она спох-ватилась, что у нее ни поводка, ни даже ошейника. Пес, поев ее вчерашнего супа, подошел и положил ей на ко-лени голову. Голова не меньше человечьей, если не боль-ше, глаза серьезные, вопрошающие. Уже почти без страха она погладила по голове, почесала за ушами. Он в истоме прикрыл глаза, чуть не замурлыкал. -- Ну почему ты такой печальный? -- спросила она. -- От тебя веет прямо мировой тоской. Пес вяло махнул хвостом. Шерсть под ее пальцами слегка потрескивала, словно по ней бегали невидимые искры. -- Как хоть тебя зовут? -- спросила она. -- А, лохма-тый?.. Ладно, будем звать тебя Лохмачом. А когда хозя-ева найдутся, тогда уж... Он аккуратно лизнул ей ладонь. Елена научилась не отдергивать руку. Если псу так нравится, пусть лижет. Правда, ей это тоже почему-то нравится. Стрелка подошла к десяти. Елена выглянула с бал-кона. На площадке собачников вдвое больше. Ясно, уже узнали, что она, так страшащаяся любого пса, подобра-ла большую собаку... -- Пойдем, -- сказала она, -- надо показаться людям. Она шагнула к двери. Пес поднял голову и смотрел вопросительно. Даже голову поворачивал с боку на бок, прислушиваясь. Елена взялась за ручку, пес вскочил. Когда она потянула дверь на себя, он в два прыжка был уже у двери. Скорее всего, подумала она с облегчением, убежит, едва она откроет дверь. Все-таки понимает, что это не его дом. Помчится искать хозяина... В лифт он вошел вместе с ней, так же чинно вышел. На лавочке у подъезда сидели старухи, сразу завосклицали, удивились. Елена сжалась, ожидая воплей, но старухи оказались цивилизованными: знали, что если собака на поводке, значит, злая, укусить может, а если идет сво-бодно, значит, хозяин знает наверняка, что такая собака даже не гавкнет. -- Лена, -- сказала одна с удивлением, -- вы решились взять собаку? -- Это не моя, -- сказала Елена торопливо. -- Вы уж простите, что без ошейника!.. Она прибилась ко мне в грозу. Сейчас веду отдавать на площадку... -- Какой огромный пес, -- сказали ей в спину. -- Храбрая женщина. И добрая. "Это я храбрая, -- подумала она. -- Если бы вы знали..." Глава 31 С площадки навстречу помчалась целая свора. Елена сжалась, но ее пес шел спокойно, горделиво. Наконец он слегка приоткрыл пасть, легонько рыкнул. Почти все собаки остановились как вкопанные, даже пыль из-под упершихся в землю лап словно бы засты-ла. Елене почти послышался визг тормозов, только один могучий ротвейлер еще бежал, и тогда Лохмач показал клыки, рыкнул громче. Елене почудились раскаты дале-кого грома. Ротвейлер завизжал, как придушенный поросенок. Его занесло на чересчур крутом повороте, упал, проехал на боку мимо, поднимая желтую пыль, а потом вскочил и, подгибая обрубок хвоста, сгорбленный и униженный, зат-русил к хозяину, где укрылся за его спиной. -- Здравствуйте, --Сказала Елена, стесняясь. -- Вот... Лохмача рассматривали; переглядывались, крутили го-ловами. Елена видела недоумение в глазах, собачники явно не знали, что сказать, один попытался протянуть к Лохма-чу руку, тот показал ему клыки. Второй предложил кусо-чек печенья, Лохмач его проигнорировал. -- Обученный, -- определил собачник. -- Но не агрессивный, -- добавил второй. -- Конечно, при такой комплекции можно жить и без драк... -- Это не ротвейлер, -- сказал один из ротвейлеристов. Его собственный пес, толстый черный, с подпалинами сидел в сторонке и трусливо смотрел на новичка. -- У ротвейлеров шерсть покороче. -- Ротвейлеры помельче, -- добавил второй безжалос-тно. У него самого, как знала Елена, было нечто малень-кое, лохматое. -- Это... мадагаскарский дог, наверное... -- А есть такие? -- Ну, бордоский. Или миланский. -- Да нет таких пород! Он похож на сенбернара, толь-ко шерсть покороче и... не такой рыхлый. Теперь Елена и сама заметила, что ее Лохмач, в срав-нении с остальными псами, выглядит как бульдог рядом с карликовыми пуделями. Мышцы перекатываются под гладкой кожей, в нем чувствуется свирепая сила. Осталь-ные собаки это заметили, даже самые задиристые при-смирели, бегали кругами в сторонке, на новичка смотре-ли трусливо. -- Это из новых пород, -- заявила женщина. -- Теперь чуть ли не каждый день -- новые породы. Эти новые рус-ские таких собак-убийц выводят! -- Да не новые русские, -- возразил мужчина. -- Что вы такое говорите!.. Новые русские могут только пальцы вее-ром. Собак они покупают на Западе. Кто-то купил, при-вез, а как обращаться, не знает. Вот в грозу пес и убежал... Ротвейлерист предложил: -- Вы его пустите побегать. -- Как? -- Да сделайте вот так рукой... Нет, вот так! И скажи-те: "Гуляй!" Елена сделала, Лохмач посмотрел на нее с укором, лег у ее ног и положил морду на лапы. Глаза были тоск-ливые. -- Не заболел? -- спросила женщина. -- Тоскует, -- определил ротвейлерист. -- Если бы знал, как найти хозяина, уже помчался бы... А так ле-жит и ждет, когда за ним придут. -- Да, -- сказала женщина с чувством, -- они нас счи-тают большими и всемогущими! Два дня Лохмач жил у нее тихо и мирно. Сделанную работу Елена большей частью отправляла на службу по Интернету, но два раза в неделю должна была, нужно или не нужно, показываться на службе лично. Сегодня был как раз такой день, она тревожилась, оставляя пса одного, собачники нарассказывали ужасов, что творят их любимцы в отсутствие хозяев: даже крохотные пуде-ля обдирают двери и обои, вытаскивают из шкафов шубы и рвут на клочья, собаки покрупнее за десятими-нутную отлучку в щепы размалывают не только табурет-ки на кухне, но и гарнитуры... -- Пожалуйста, -- уговаривала она дрожащим голос-ком, -- не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я и так никудышная!.. Если ты что-то испор-тишь, я уже никогда не смогу ни купить новую вещь, ни даже отремонтировать! Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобы проводить ее до дверей. От него по-прежнему ве-яло тоской и безнадежностью. Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этаж поднялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочную скважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто. Она пробежала в коридорчик, тоже -- пусто. С замер-шим сердцем вбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Елена оставила это чудови-ще. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Она ощутила на себе взгляд коричневых глаз. -- Ты болеешь? -- вскрикнула она. Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горя-чий, то, скорее всего, заболел, а если холодный и влаж-ный... Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо. -- Так что же с тобой? -- спросила она жалобно. -- Нельзя же так тосковать... Все наладится!.. Ладно, отды-хай. Я приму душ, а потом поужинаем вместе. Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темная глыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей стало надежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь, мимо ее двери будут проходить на цыпочках. Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем раз-делила поровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Елена сказала жалобно: -- Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить! Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Елена смотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того, чтобы она не дергалась, что-бы успокоить ее, а ему самому не то что есть, жить не хочется. -- Господи, -- проговорила она, -- я много слышала, что собаки все понимают... Но чтоб со мной вот так! В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никого в гости не ждет, поднялась. Пес перестал при-творяться, что интересуется едой, с неторопливостью ба-шенного крана повернул голову в сторону прихожей. На площадке стояли двое молодых парней. Елене они не понравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие, во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости... во всех отношени-ях. Это ее насторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этими тупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ноги и все ли позволит с собой проделывать. Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки: те и другие носят одинаковые черные кожан-ки. У одного с плеча небрежно свисает сумка. Из откры-того отделения высунулся толстый собачий поводок. -- Здравствуйте, -- сказал один и показал в улыбке крупные белые зубы. -- У нас пропала собака. По при-метам, что нам передали, она у вас. -- Если так, -- ответила Елена упавшим голосом, -- то заходите... Он на кухне. Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили за гостями. Один сказал с ходу: -- А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан! Второй сказал довольно: -- Да, да, это он. Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увиде-ла его клыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво и деликатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолько длинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьими клыками. Такими представляла, по голливуд-ским фильмам, бивни вепрей-великанов да еще рога гор-ных козлов! Первый сказал с нервным смешком: -- Он сердится, что мы его сразу не нашли. -- Гроза, -- ответил второй. -- Гроза виновата! Он счи-тает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то, значит, наказывали... Он осторожно приблизился, вытащил ошейник, а вто-рой достал длинный, поводок из толстой кожи. Пес при-встал, пасть открыл шире. Елена услышала предупрежда-ющее рычание, у нее пошли мурашки по коже, а кожа покрылась крупными волдырями. Рык зарождался в огромной мощной груди пса, обогащался свирепостью в горле, и когда выкатывался из страшной, как у крокодила, пасти, то от близости зу-бов становился таким же острым и пугающим. -- Ого, -- сказал один с нервным смешком, -- он сер-дится! Второй бросил успокаивающе: -- Он помнит, как ты ему делал уколы от чумки. А уко-лов никто не любит. Тем не менее оба топтались перед псом в нерешитель-ности. Елена спросила подозрительно: -- Так ваш это пес или нет? Первый замялся, а второй сказал с подкупающей ис-кренностью: -- Моей жены. Он ее любил и слушался больше. Пес, наконец, поднялся во весь рост. Елена даже смут-но удивилась, что он такой гигант, раньше казался по-меньше или же ходил на полусогнутых. Темно-коричневые глаза стали хищно желтыми... мир дрогнул от рыка. Елену отшвырнуло к стене, ей почудилось, что на кухне валится вся посуда, со стен срываются тщательно укреп-ленные книжные полки, все ломается и лопается. Парни стояли, превратившись в соляные столбы. По-водок и ошейник вывалились из ослабевших пальцев, на их лицах Елена видела откровенный страх. Она с трудом отклеилась от стены, сказала как можно тверже: -- Вот пусть ваша жена и приходит за ним. Я могу от-дать его только тому, кого он признает! Она боялась, что они заартачатся, но оба послушно попятились. Когда все трое очутились в прихожей, Еле-на вернулась и вышвырнула им вслед на площадку по-водок и ошейник. Пес уже лежал на прежнем месте, голову опустил на лапы, смирный и несчастный. Елена опустилась с ним рядом прямо на пол. -- Ну почему ты такой несчастный? Пес вяло вильнул хвостом. Розовый язык лизнул ей руку. Елена удивилась, что у такого огромного пса язык такой нежный и ласковый. Как-то у подруги к ней на ко-лени забрался котенок, тоже начал облизывать ей руку, так едва не содрал кожу жестким, как наждачная бумага, языком. -- Ладно, -- решила она, -- будем коротать жизнь вме-сте. По крайней мере пока не придет жена этого... Но чутье говорило, что никакая бабища за ним не явится. И даже то, что эти двое Лохмача впервые уви-дели в ее квартире. Дом был самый обыкновенный, типовая шестнадцатиэтажка. Олег открыл входную дверь в подъезд чем-то по-хожим на ключ, в холле сравнительно чисто, аккуратный лифт доставил на четырнадцатый, а когда Олег повел ее по длинному коридору, Юлия ощутила себя почти дома. Постучал он деликатно в самую неприметную дверь. Почти сразу по ту сторону послышался легкий перестук каблучков. Дверь распахнулась чересчур доверчиво, без всякого "кто там", на пороге появилась миниатюрная изящная девушка в тонкой маечке и коротких шортиках. Олег разом увидел крупные лучистые глаза, широ-кий, как у лягушонка, рот с по-детски пухлыми и очень красными губами, короткие золотистые волосы, тонкую шейку, разом ощутил ее молодость, свежесть, как у не-раскрывшегося еще бутона розы. -- Так беспечно открывают, --сказал он, улыбаясь как можно дружелюбнее, -- когда в доме есть большой и сильный пес. Верно? -- Я всегда так открывала, -- ответила девушка беспеч-но, но Олег отметил, что сказала в прошедшей форме. -- Вам кого? Она чувствовала близость Лохмача, а с ним впервые в жизни ощущала надежность и защищенность. Мужчина, высокий и крепкоплечий, с на редкость рыжими волоса-ми, улыбался, словно встретил знакомую. На губах его спутницы тоже играла загадочная улыбка. В ней было не-что от крутой и независимой работницы спецслужб, ка-кими их показывают в боевиках. Она сразу смерила Елену оценивающим взглядом, словно решала: свернуть ей шею или взять под крылышко. Похоже, середины эта женщи-на не знает. -- Вам кого? -- спросила Елена. -- Вас, -- ответил мужчина. -- Меня зовут Олег, а это -- Юлия. Мы именно к вам и... вашему лохматому другу. Позвольте войти? Елена отступила в прихожую, она всегда отступала перед напором, за что себя ненавидела и долго потом топтала ногами. Мужчина и женщина вошли, разувать-ся не стали, словно нерусские. Да и назвались сразу, а не при прощании, точно нерусские. Русские называют себя вообще очень неохотно, только при крайней необ-ходимости. Пес лежал на диване. Мужчина встал в дверях комна-ты. Елена видела, как он покачал головой. Пес встретил-ся с ним взглядом, слабо вильнул хвостом и тут же отвер-нулся. Елена сразу ощутила враждебность. -- Вы знаете, -- сказала она резко, -- тут уже всякие приходили!.. То хозяевами назывались, то друзьями хозя-ев... Даже инструктора собачьи. Или собачиные? -- Собачачьи, -- поправил мужчина, назвавшийся Оле-гом. Он скупо улыбнулся. -- А этот пес от вас уйти не за-хотел?.. Вы -- удивительная женщина!.. Эй, Мрак! Хватит прикидываться. Последние слова были обращены к псу. Елена смотре-ла непонимающими глазами. Сердце отчаянно заколоти-лось. Всего неделю тому мечтала избавиться от пса, но сейчас, когда за ним явно пришли те, которые... которые в самом деле могут увести, она ощутила, как в груди ста-ло тоскливо и пусто. Женщина подошла сзади, молча обняла Елену за пле-чи. Похоже, она, наконец, выбрала, как себя вести. Выше ростом, сильнее, сама чувствовала, насколько круче и увереннее в этой жизни. Елена позволила себя обнять, прошептала жалко: -- И что теперь? -- Дорогая, -- шепнула женщина, Юлия, как вспомни-ла Елена. -- Дорогая... ты будешь очень удивлена. -- Почему? -- Этот человек полон сюрпризов. Елена сказала убито: -- Ничего меня больше не удивит. Разве что Лохмач обернется могучим мужчиной, таким же черным и лохма-тым... Что вы все на меня так смотрите? На нее молча смотрели как Юлия, так и Олег, даже Лохмач поднял голову с подушки и посмотрел не по-со-бачьи внимательным взглядом. Потом уронил голову и закрыл глаза, прикидываясь, что спит. -- Да, Елена, -- негромко произнес Олег. -- Похоже, вы женщина... с сюрпризами. Я начинаю понимать Мра-ка... Мрак, перестать валять дурака! Какая бы ни была у тебя депрессия, упадок, как бы это ни называли слюнтяи, но ты должен... ты должен! Пес повернул голову на другую сторону и прикрыл глаза лапой. Елена некстати подумала, что такой лапой можно перешибить хребет буйволу. Юлия сказала: -- Олег... ты жесток. А если ему в самом деле так плохо? -- Не понимаю, -- ответил Олег упрямо. -- Если плохо -- выпей брому. Или что теперь взамен?.. Бегай трусцой, наконец!.. Напейся как свинья. Но не лежать же как... как пес на диване, пользуясь добротой этой женщины, что вычесывает тебя, купает, чешет, стрижет шерсть в ушах и в носу... Ну и что, если у собак нет в носу? В другом месте есть. Он не имеет права ее так использовать! Юлия сказала саркастически: --Да? Олег обернулся, чему-то смутился, буркнул: -- Ну, мы же потом сторговались. -- Так и здесь, -- сказала Юлия. -- Может быть, Еле-не как раз и недоставало о ком-то заботиться. Ты посмот-ри на нее! Она создана, чтобы кого-то любить, заботить-ся, окружать вниманием и лаской... Елена стояла красная как вареный рак. Ее достоинства обсуждали, как будто цыгане торговали кобылу на базаре. Олег посмотрел на Елену, на пса. Лицо внезапно по-старело, стало серым. Глаза запали, на лбу морщинка ста-ла резче. Вздохнул, пожал сразу обвисшими плечами: -- Может быть, ты и права. Хотя я никогда не пойму... и не приму такой правоты. Ладно, пойдем. Хотя, честно говоря, даже не представляю, как справлюсь без Мрака... Он отступил, вышел в прихожую. Юлия посмотрела на него с недоумением, обняла Елену, чмокнула в щеку: -- Простите нас за вторжение!.. Считайте это простым недоразумением. И умоляю вас, забудьте о нем поскорее. Олег обернулся: -- Да-да, простите нас! Живите счастливо. Он взялся за дверную защелку. Елена отметила, с ка-кой уверенностью он повернул в нужную сторону, хотя все ее знакомые после десяти лет знакомства все еще по-чему-то вертят против часовой стрелки. В комнате грохнуло, словно что-то тяжелое упало на пол. Елена хотела метнуться в комнату, но остановилась, увидев странное выражение в глазах Олега. Каза-лось, он ничему не удивился, ждал, явно обрадовался, даже Юлия оживилась, в глазах жадное нетерпение и чуточку страха... Юлия сказала быстро: -- Елена, помните, что вы сказали! Вас ничего не удивит. В комнате вроде бы послышалось раздраженное ворча-ние. Елена рванулась к дверям комнаты, Юлия едва удер-жала ее за руку. Елена напряженно прислушивалась: если бы пес спрыгнул на пол, то лапы у него мягкие, а это слов-но бы упал без памяти всем телом... -- Закройте дверь, -- настойчиво сказал Олег. Доба-вил; -- На вашем месте я бы поставил хотя бы цепочку. Глава 32 Солнце жгло голову, от перегретых стен шли волны горячего воздуха. Асфальт прогибался под тяжелыми ша-гами. В черепе шум стал громче, в виски больно кольну-ло. Олег похолодел, за последнюю неделю научился уга-дывать приближение приступов. -- Юля, -- сказал негромко, -- похоже, меня сейчас тряхнет... Она ухватила его с неожиданной силой, мигом утащи-ла к ближайшей скамейке. Олег рухнул, едва не развалив, лицо уже побелело, посинело, пошло багровыми пятна-ми, а затем под кожей вздулись и начали передвигаться упругие валики. Юлия обхватила обеими руками за пояс, не давала сползти на землю. Редкие прохожие опасливо и брезгливо обходили при-падочного. Юлия ловила на себе жалеющие участливые взгляды. Либо девка из провинции, где еще знают жа-лость, либо мужик богатый, не зря прилепилась... По его телу прокатывались волны жара. Иногда она чувствовала под своими пальцами твердость кирпичной кладки, иногда кисельное желе, дважды проползали юркие гибкие змейки, настолько реальные, что ее пальцы похолодели и отпрыгнули, словно их могли грызануть сквозь кожу. Челюсти Олега были стиснуты с такой силой, что по-пади между зубами стальной болт, перекусил бы как со-ломинку. На губах показалась пена. Юлия сказала прохожим сердито: -- Проходите!.. Это сейчас пройдет. Старушка быстро миновала по широкой дуге, а пара дородных супругов остановилась в сторонке, мужчина предложил: -- Может, вызвать "скорую"? У меня сотовый. Женщина с гордостью посмотрела на Юлию, затем с любовью и почтением на мужа, обладателя сотового те-лефона. -- Я сама медсестра, -- ответила Юлия. -- Уходите! Его травмирует повышенное внимание. Они поспешно удалились. Олег очнулся минут через пять, дико огляделся: -- Я ничего не натворил? -- Нет, -- ответила Юлия. -- Но похоже, ты вовремя меня подцепил. Другая уже бросила бы ко всем чертям собачьим! Что дальше? -- Посидим чуток, -- попросил он виновато. -- Я та-кой слабый, что, если лавка под нами проломится, уже не встану. Она смерила его долгим взглядом. Он сидел исхудав-ший, бледный до синевы, как бывало у забитых перед самым падежом колхозных кур, только губы шевелились да кончики пальцев вздрагивали, будто переговарива-лись через все тело. -- Все, -- произнес он внезапно. -- Я смогу идти. Все же его шатнуло, она подхватила его под руку и по-вела вдоль улицы, прижимаясь теплым мягким боком. Ветер подхватил и погнал по тротуару обертку от мо-роженого. Во впадинах асфальта белели свежие окурки, а трещины забило пылью и грязью. Был рабочий день, но в Москве в любое время людно, особенно заполнены сто-лики в кафе на открытом воздухе. Можно и охлаждаться квасом и мороженым, и жадно созерцать жизнь столицы. Дальше по улице попалось открытое кафе, даже не кафе, просто владелец магазина выставил три столика со стульями на свежий воздух. За магазином оказался сво-бодный пятачок, дальше -- три толстые старые липы, и хотя слишком близко проносятся машины, все же за сто-ликами Юлии показалось почти уютно. Конечно, после того монте-кристовского дворца уже ничто на свете не может быть уютным, но если опуститься до простых мос-ковских требований... Олег пожирал мороженое с жадностью. На удивление Юлии, заказал из скудного меню все сорта, теперь перед ним стояло пять розеток с различно окрашенными шари-ками. Юлия сразу выбрала себе любимое с орешками. -- И чего мы ждем? -- спросила она. Губы Олега порозовели, он торопливо отправил в пасть очередную ложечку, спросил хриплым голосом: -- Ждем? Мы едим мороженое. -- С чего вдруг? -- спросила Юлия подозрительно. -- Ты всегда делаешь только то, что нужно. -- Правда? -- Не прикидывайся ветошью! Ты такой зануда, что все делаешь только правильное. Аж противно. Олег нахмурился, ел мороженое уже медленнее, слов-но потерял вкус. Или обиделся. Глаза его уставились в одну точку, брови сдвинулись, на лбу пролегла глубокая складка. -- Я тебя обидела? -- спросила она немного погодя. -- Нет, -- отмахнулся он. -- Но лучше бы обидела. -- Что так? -- Я в самом деле всю жизнь старался делать только правильное. Но это правильное иной раз оказывалось та-ким... А тот, кто шел на авось, бывало, обходил, а слож-ные вопросы решал, не зная про их сложность. -- Но как же... Она запнулась. На стол упала густая тень, словно они вдруг оказались у подножия высокой горы со снежной вершиной. Возле их стола высился человек. Только что его там не было, она готова голову положить на плаху, но едва отвела взгляд в сторону, появился, будто вынырнул из параллельного мира. Еще она успела уловить на себе острый взгляд, который странно напомнил взгляд Олега. Всего мгновение он нависал над ними, огромный и темный, затем придвинул свободный стул от соседнего стола и сел к ним. Пластмассовое сиденье хрипло пис-кнуло под его массивным телом. Юлия боялась поднять взгляд на незнакомца. Он был страшен, чудовищно и пугающе страшен. Лицо широкое, свирепое, нос сломан по крайней мере трижды, на щеках густая черная ще-тина до самых глаз, но и она не скрывает широкий шрам на щеке, второй шрам проглядывает на подбород-ке, лицо некрасивое, словно побито оспой, но дышит мощью и свирепой уверенностью. Этот человек пере-полнен силой, она выплескивается из каждой поры его могучего тела. А поры у него, как она заметила, любо-го косметолога заставят упасть в обморок... Он недовольно повел плечами, на которые Юлия старалась не смотреть, чтобы не вскрикнуть от страха. Если Олег временами кажется сложен как Аполлон, хотя она ненавидела этих качающих мышцы придурков, то сейчас по ту сторону стола сидит Геракл во всей чу-довищной мощи. Но только не эллинский Герак