Конечно, это опасно, но в нашем случае... гм... Ведь мир сейчас не только куда сложнее, чем в прошлые времена, но и жестче. Если бы теперь, к примеру, обесчещенные женщины кончали счеты с жизнью, как было тогда, мир бы обезлюдел. Или здорово опустел бы. Мрак с неудовольствием повел плечами: -- Ну, не всех же насилуют! -- Я вообще об обмане, предательстве, бесчестии, что в те старые времена встречались куда реже. Потому нам и пришлось придумать новую мораль, что изнасилован-ная женщина вовсе не бесчестится, ибо ее дух остается чистым и незапятнанным, а пачкается всего лишь пре-зренное... ну, не совсем презренное... особенно если женщина красивая, но все же менее ценное тело. Которое, кстати, достаточно просто помыть. В крайнем случае дождаться менструации, чтобы очиститься цели-ком и полностью. Мрак посмотрел на Олега, на Юлию, что-то понял, кивнул: -- Да, эту мораль придумали для этого мира, ты прав. -- Так что в чем-то, -- сказал Олег, -- жить стало труднее, но в чем-то... -- Жизнь вообще дает только одно облегчение, -- бур-кнул Мрак. Посмотрел на женщин, добавил: -- Не при них будь сказано. Олег отмахнулся от домкрата, без труда приподнял ма-шину. Мрак подложил пару громадных валунов, кивнул: -- Лезь, смотри! Только уши не отдави. -- Да нет, уши надо беречь, -- ответил Олег. Мрак проводил его взглядом. Волхв, а теперь -- уче-ный и философ, умело орудовал под машиной ключа-ми. Не любит это дело, по дрыгающимся ногам видно, но делает... Спросил настороженно: -- А с чего твои ухи стали особо оберегаемыми? Нога недовольно дернулась. Мрак и не ждал вразуми-тельного ответа, Олег за всю жизнь еще не выдал ничего вразумительного, но на этот раз там, под машиной, мя-лось, кряхтело, пытаясь как-то объяснить серый туман в рыжей голове: -- Мрак, это трудно объяснить... но там прорезались какие-то светочувствительные клетки. В ушах. На самих ушах, снаружи. Там, где у тебя шерсть... Хотя она у тебя и внутри, и снаружи... Так вот, у меня это снаружи... -- Шерсть? -- Да нет, не совсем шерсть. Вернее, совсем не шерсть. Словом, я вижу теперь и сзади. Пока хуже, чем глазами, но уже кое-что различаю. Голова кружится, даже болит, от бинарного к квадро -- как бы череп не треснул, как горшок в огне... Мрак присвистнул. -- Значит, -- сделал он глубокомысленный вывод, -- фигу тебе за спиной показывать не стоит? -- Мрак, -- донеслось из-под машины печальное, ты все такой же грубый. -- Это я еще нежный, -- заверил Мрак. -- Ты просто забыл, каким я бываю грубым! Ноги укоротились, словно Олег пытался от грубости забраться под машину весь, как черепаха прячется под панцирь. -- И как ты с ними связываешься? Из-под машины прозвучало: -- Это сложно. Прислушиваюсь, чувствую желание что-то сделать, а потом полдня думаю: почудилось или это их зов?.. К тому же отвечаю уже не им, а следую-щему поколению. У них срок жизни короток, метабо-лизм бешеный... Мрак подумал, признался: -- Не знаю, понравилось бы такое мне? Кто-то во мне роется, копает, черт-те что строит... -- Не кто-то, а ты сам. В тебе тоже строят, как и в других людях. Только мои перешли, так сказать, на дру-гой уровень слесарения. Что-то вроде НТР затеяли... -- Надеюсь, твои мелкие... ну, твое народонаселение там, внутри, знает, что творит. -- О чем ты? -- Чтоб не начали тебя перестраивать, скажем, в ящера. -- Почему в ящера? -- Да так, примелькался просто. Куда ни взгляни, одни динозавры. Или в ворону. Мол, вороне жить легче. Рабо-тать не заставляют. Летай себе да капай людям на головы... Ноги недовольно дернулись. -- Эта мысль в голову не приходила. Хотя... Нет, глупо. Они ж понимают, что, если стану динозавром, меня, тут же пристрелит милиция. Бродячих собак и то отстреливают! -- Но ты им как-то сообщи, -- предупредил Мрак. -- Ты ж всегда был таким... гм, осторожным, а теперь я на тебя удивляюсь, Олег. Мрак замолчал, а в поле зрения Олега появились жен-ские ноги. -- У нас все готово, -- сообщил звонкий голосок Еле-ны. -- А как вы? -- Заканчиваем, -- ответил Мрак. -- У меня готово, это рыжий чего-то копается. -- А что делал ты? -- спросила Елена. -- Созерцал, -- ответил Мрак гордо. Елена держалась так же ровно, как и всегда, только глаза счастливо блестели да щечки окрасило румянцем. Похоже, ее особенно не потрясло, что они с Олегом зас-тали еще древние времена, больше занимает то, что он может оборачиваться волком, она может его чесать и гла-дить, а потом вместе бегать по подмосковному лесу. -- Вот только в багажник не помещается, -- пожало-валась она. -- Разве? -- удивился Мрак. -- Пойдем посмотрим. Когда Олег вылез, багажник все еще был пуст, как пе-щеры Кумрана. Все, что женщины увязывали, Мрак вели-колепным жестом зашвырнул в щель на радость будущим археологам. А Елена говорила Мраку голосом прилежной школьницы: -- Но ведь историю нужно знать, чтобы не повторять ошибок. Мрак сказал покровительственно: -- Леночка, ты рядом с двумя мужчинами, а не двумя придурками! Так что многозначительные дурости брось, брось... В истории человечества никогда не было тех про-блем, о которые расшибаем лбы сейчас. Так что история только для анекдотов. Поняла? Она явно растерялась, на пухлых щечках выступил румянец. -- Но так говорят... Мрак отмахнулся: -- Да мало ли о какой дурости языками чешут? Вон о правах человека лепечут!.. Или о слезинке невинного ре-бенка, о "сперва решать, а уж потом рубить"... Тьфу! Когда такое было?.. Ладно, садись. Вон Олег уже ушами скрипит. -- Зубами? -- Говорит, что теперь могет и ушами. В этой пустыне чему только не научишься! Олег гнал машину, бледный, с темными кругами под глазами. На щеках медленно проступали зеленые пятна. Чуткие ноздри Мрака уловили запах плесени. Женщины пока не слышали, встречный ветерок выдувал даже аро-маты их духов, но, когда машина остановится, запах ста-нет сильнее. Юлия включила ровную ритмичную музыку, добавила громкость. Машина неслась как снаряд, но музыка заглу-шала рев моторов. Елена искоса поглядывала на Мрака, они снова устро-ились на заднем сиденье. Он иногда ловил в ее глазах тре-вожное выражение, когда она смотрела в рыжий затылок. -- С ним совсем плохо? -- спросила она шепотом. Мрак обнял, чтобы шептать в ухо, сказал тихонько: -- Он торопится закончить очень важное дело... А с припадками -- потом. -- Настолько важное, что даже собственная жизнь... -- Лена, для мужчин дело всегда важнее. Она смолчала, но в ее дыхании он уловил сомнение. То ли жизнь все-таки важнее, то ли всю жизнь встреча-лись ненастоящие мужчины. -- Тогда он герой, -- сказала она убежденно. Он привлек ее ближе, сказал в самое ухо горячим шепотом: -- Я считал Олега трусом... да и все так считали. Он трясся, однако шел, делал, добивался. А я ничего не стра-шился, пока жил в своем Лесу. Не страшился даже, ког-да выгнали в Пески, когда мы побывали в вирии, дрались с богами, упырями, лешими... всех не перечесть. А страш-но стало, когда понял... нет, это не то... когда ощутил, что моя короткая жизнь внезапно сменилась на очень длин-ную! И будет она длиться столько, пока ее не оборвет случай. Несчастный случай. Или пока не зарежут, не за-стрелят. Она затихла, слушала, он это чувствовал. Мрак дохнул в ухо горячим, как из кузнечного горна, воздухом: -- Но еще страшнее стало... когда я понял, как мир велик. Я до сих пор не могу смотреть на звезды! -- Почему? -- Да потому, что, в отличие от любого занятого дела-ми дурака, что взглянул и забыл, я сразу представляю, как до них далеко. Что миллионы, миллионы лет туда лететь со скоростью стрелы... или, если хочешь, пули... а со сто-роны будет казаться, что ты и не улетел вовсе, так туда далеко. А Олег смотрит. Ему тоже страшно, но он давит в себе этот страх и подумывает, как бы все-таки добрать-ся до этих звезд! Заходящее солнце било в глаза жесткими, как соло-ма, лучами. В салоне гулял прохладный ветерок, Юлия испуганно посматривала на потрескавшуюся от засухи землю. На красно-коричневой почве лежал такой отпе-чаток древности, словно по этим землям уже сто тысяч лет бродят караваны верблюдов после исчезновения ог-ромных цветущих городов с их висячими садами, фон-танами, виноградниками... Кое-где вдоль дороги торчали колючие растения, не то кусты, не то озверевшая в борьбе за выживание тра-ва. Странно и дико пламенели почти на голых ветках ярко-красные цветы. Они были как крик в безмолвии пустыни, любая пчела заметит из поднебесья и бросит-ся как пикирующий бомбардировщик... Огромный багровый диск медленно коснулся вершин дальних холмов. По равнине побежали угольно-черные тени, густые, как на Луне, в которых исчезало, гибло все, а между страшными тенями все было залито красноватым редким светом, как если бы они ехали по марсианской пустыне. Только холмы на другой стороне мира, куда падали лучи солнца, казались залитыми червонным золотом, от них поднималось сияние. Но на глазах очарованной Юлии сияние померкло, и, оглянувшись, она увидела, как за кра-ем горизонта скрылась пылающая макушка Солнца. Машина стремительно неслась к темнеющему гори-зонту. Олег дважды сворачивал на незаметные дороги, Мрак молчал, и Юлия не стала задавать вопросов. А Еле-на и вовсе уснула, положив голову Мраку на плечо. Его огромная лапа придерживала Дюймовочку бережно, не давая скатиться как груше на пол. Юлия все чаще посматривала на сосредоточенного Олега. Он вел машину как киборг, руки на баранке руля, за всю дорогу -- а это несколько часов! -- не почесался, не поерзал, даже не вспотел от этой жары. Хотя здесь кондишен, воздух прохладный, но струйки пота бегут по спине только от одного вида раскаленного пес-ка, на который не ступить голой ногой! -- Олег, -- сказала она наконец, -- Олег, ты слышишь меня? Он усмехнулся краешком губ: -- Услышу, если приглушишь радио. -- Извини! Она прикрутила до минимума, сказала нерешительно: -- Олег, хоть это у меня все равно в голове не уклады-вается, но примем это как факт. Ты прожил столько лет... Столько веков, я хотела сказать! Он усмехнулся чуть-чуть, одними уголками губ, и она поняла, что он хотел сказать. "Не века прожил, а тыся-чи и тысячи лет, дурочка. Но ты продолжай, продол-жай... Я уже знаю, что ты хочешь сказать. Но из веж-ливости сперва выслушаю". -- Ты столько прожил, -- повторила она упавшим голосом. -- Скажи... Только ты сможешь ответить. За всю жизнь... за всю долгую жизнь ты встречался с... Богом? Или богами? Существует ли какая-то высшая сила? Его лицо почему-то опечалилось. Он долгим взором смотрел поверх дороги, где над горизонтом беспощадно сверкала синь, сказал невесело: -- Одно скажу... В любом случае нам рассчитывать только на свои силы. Нам, людям. Она спросила страстно: -- Но ты скажи: есть ли Бог? Его улыбка была печальной. -- Зачем он тебе? Чтобы от страшной темноты спря-тать головы под одеяло? Прийти пожаловаться, а он что-бы пожалел, помог, спас? -- Не знаю, -- прошептала она. -- Просто мне бывает страшно. Он покачал головой: -- Ты и есть бог. Или богиня, если больше нравится. Грозная, непостижимая, чьи пути неисповедимы, всеми-лостивейшая и в то же время грозная. Которая дает еду, но кто отнимает и жизнь. Я имею в виду богиня для тех, кого зовем младшими братьями, хотя конечно же они не братья. Мы -- боги. Как для насекомых, птиц, рыб, яще-риц, так и для собак, коров, слонов... Это они на нас смотрят со страхом и надеждой. От нас зависит жить им или умереть! Словно гора обрушилась ей на плечи. Надеялась на высшую силу, а Олег не только безжалостно развеял грезы о Могучем, который придет и спасет, но и еще безжалостнее указал на нее: не ищи защиты, сама защи-щай более слабых! -- А если бы Бог существовал, -- добавил Олег, -- он терзался бы своими задачами. И у него были бы свои страхи и кошмары. -- Какие? -- удивилась она. -- Какие страхи могут быть у бессмертного и всемогущего? -- Ну, к примеру, он бессмертен здесь, на Земле. Бессмертен на других планетах, бессмертен даже в цент-ре Солнца, на поверхности нейтронных звезд, белых карликов, при взрыве сверхновых... Он может носиться по Вселенной со скоростью света... нет, это очень мед-ленно, а с любой желаемой ему скоростью, ведь он Бог. Никто во Вселенной ему не угрожает!.. Но вот звезды и галактики прекратили наконец свое разбегание, нача-ли стягиваться обратно к той точке, откуда вылетели при Первовзрыве. Растет масса, повышается температу-ра, все горит и пылает... Наконец материя падает обрат-но в центр, сверхтяжесть сжимает в столь чудовищный объем, перед которым нейтронные звезды кажутся раз-реженным газом. В этом первоатоме исчезает время, пространство, сама масса... И конечно, никакой бог при гибели Вселенной уцелеть просто не может. Уже пото-му, что сама Вселенная исчезает. Ее трясло, глаза стали дикими. Левой рукой Олег обнял ее за плечи. Мрак сердито бросил с заднего си-денья: -- Брось пугать! Олег поперхнулся, краем глаза увидел, как смертель-ная бледность покрыла щеки Юлии. -- Не бери в голову, -- посоветовал он мягко, -- это случится через десять--одиннадцать миллиардов лет. Даже боги не заглядывают так далеко. Ты лучше высматривай дорогу. Там не наши огоньки? Небо быстро темнело, а в стороне от дороги мелька-ли проблески света. Машина свернула на ухоженную дорогу, вскоре потянулись аккуратные коттеджи, где странно сочетались древность архитектуры и навороты технических удобств. Юлия заметила не только спутни-ковые антенны на крышах, но и сеточки мощных кон-диционеров. Машина подкатила к решетчатым воротам из тонких металлических прутьев. Створки вздрогнули и пополз-ли в стороны. Мрак с подозрением обглядел Олега с го-ловы до ног: -- Ты это чем?.. Я не видел, чтобы ты что-то трогал! -- А он как дельфин, -- сказала Юлия, ее сердце сту-чало от возбуждения. -- Сонаром! -- Чем-чем? -- переспросил Мрак подозрительно. -- А ты на что подумал? -- отпарировала Юлия. Олег молча протянул руку к почтовому ящику, отпер, вытащил ворох конвертов, пакетов, рекламных букле-тов. Ворота за машиной послушно захлопнулись, а по сторонам побежали ухоженные кусты, дальше поднима-лись подстриженные кроны плодовых деревьев. Дорожка привела к левому крылу коттеджа. Бесшум-но поднялась вертикальная дверь гаража. Мрак и женщины выбрались, Олег загнал машину вов-нутрь. Юлия ждала, что и роскошные входные двери рас-пахнутся, повинуясь неслышному сигналу, но Олег неко-торое время тыкал пальцем по крохотным клавишам пультика, даже хмурился, набирал код снова, наконец дверь дрогнула, освобождаясь от запоров. Нетерпеливый Мрак вошел первым, брезгливо огля-делся. Юлия ухватила Елену за руку, с трудом оторвала от Мрака, потащила, зашептала возбужденно: -- Да что эти мужики понимают!.. Мы сами все по-смотрим. Олег еще в прихожей швырнул всю груду бумаг в му-сорную корзину, только один пакет вскрыл, выудил то-ненькую металлическую пластинку. Мрак смотрел подозрительно: -- Что это? -- Сплав титана с молибденом, -- ответил Олег не-хотя, -- с добавкой каких-то редких элементов. Если не брешут, то самый прочный в мире сплав. Явно нехотя он сунул под мышку, зажал на мгновение, а когда отнял руку, пластинка осталась висеть там, как приклеенная. -- Не спутал с термометром? -- спросил Мрак. -- Тебе лучше не смотреть, -- ответил Олег язвитель-но. -- Еще в обморок грохнешься! -- Да ладно тебе... Ты что, жрешь их, что ли? -- Когда как, -- буркнул Олег. -- Раньше мог только в порошке... Мраку почудилось, что торчащий кончик пластины медленно загибается, но это явно глюк. Чтобы сожрать даже тоненькую пластинку, потребуется не один час. Вдвоем прошли на кухню. Олег поставил на горелку джезву, другой рукой повернул кран. Вспыхнул голубой огонек. Мрак подозрительно покосился, но смолчал, а за-тем и вовсе забыл спросить, как это зажег огонь без спи-чек и всяких приспособлений. И как запускает, кстати, машину без ключа зажигания. Такой трюк в его непрос-той жизни еще как пригодится... -- Где женщины? -- Наверняка ищут ванную. Да и туалет, кстати. Мрак вытащил из холодильника пару банок холодно-го пива, сел на подоконник. Хотя кухня размерами похо-дила на танцевальный зал, где столы и удобные кресла, он чувствовал себя на подоконнике так же уютно, как если бы развалился в постели. Темные глаза вниматель-но щупали взглядом худое лицо Олега. -- Олег, -- сказал он очень осторожно, -- если задача так сложна... может быть, стоит как-то отыскать нашего Тарха? Может, он и не поумнел за это время... всего-то прошло ничего!.. но сила в нем какая-то была. Олег стиснул зубы, покачал головой: -- Увы... Нет на Земле больше Таргитая. Мрак несколько мгновений молчал. Лицо стало ка-менным, потом он выпустил из груди горячий воздух, сказал глухо: -- Что ж... и то диво, что мы до сих пор уцелели. -- Да, -- согласился Олег, -- нам просто еще и везло. -- А Таргитаю, значит, нет, -- медленно сказал Мрак. -- Что ж, он и был самым беспечным и незащищенным... Такие мрут в первую очередь. Олег вскинул голову: -- Постой... я, может быть, недостаточно точно выра-зился? Почему ты решил, что Таргитай умер? Мрак отпрянул: -- Но ты же сам брякнул... А что, он сменил имя? Уже не Таргитай?.. Хотя нет, ты сказал, что его нет больше на земле... Он на море? -- Почему на море? -- пробормотал Олег. -- Наверное, меня слишком сильно по голове стукнули, не понимаю твоей логики! -- Люди делятся на три рода, -- сказал Мрак настави-тельно. -- На живых, мертвых и плавающих в море. -- А... ну тогда уже теплее. Мрак оживился, глаза блестели, весь помолодел, смот-рел счастливо. Олег развел руками: -- Нет, я сказал правильно. Его нет на Земле. Иначе я бы его отыскал. Но это не значит, что он мертв. -- Ничего не понимаю... -- прошептал Мрак. Он пуг-ливо поднял глаза к звездному небу, но опустил голову с такой силой, словно по ней ударили. -- Неужели... -- Не знаю, -- ответил Олег честно. -- Но на белом свете... нашем свете, его нет. Мрак покачал головой: -- Олег, ты знаешь... я и раньше, тебя понимал с тру-дом. А сейчас... хоть толмача зови!.. Да только где найти такого же прибитого. -- Ты знаешь о Сверхсуществе, -- сказал Олег осто-рожно. -- Оно развивается -- и мы развиваемся. Или наоборот: мы развиваемся -- и оно развивается. Благо-даря нашим усилиям. Хотя, скорее всего, ноздря в ноз-дрю. Ну ты помнишь: Перун, Род, Ярило... Теперь наш голос слышнее, прежние посредники цивилизованным народам ни к чему. А Тарх, как мне кажется, либо су-мел как-то слиться с этим Сверхсуществом, либо... либо стал той частью, что может повернуть его в любую сто-рону. Правда, если оно умеет поворачиваться... Мрак сказал шепотом: -- Ты что мелешь? Хоть понимаешь, что мелешь? Ты мелешь, что Тарх... может... к примеру, завернуть разбе-гающиеся галактактики вспять? Олег помолчал, ответил тяжело: -- Не знаю. Мы никогда не знали всей мощи Тарха. А почему ты решил, что только мы меняемся? Мрак отмахнулся: -- Это ты менялся. Я каким был, таким остался. Толь-ко бы Тарх в самом деле не... Глава 47 Он умолк, прислушался. Сверху послышались возбуж-денные голоса. Юлия сбежала по лестнице вприпрыжку, щеки раскрасневшиеся. -- Ну вы и люди!.. У вас и здесь вагон гардероба! Но кто из вас только составлял его так жутко... Олег хладнокровно ткнул пальцем в сторону Мрака: - Он. Мрак опешил, банка остановилась возле губ. - Я? -- Юлия хвалит за подбор гардероба, -- пояснил Олег. -- Значит, ты... -- Ах ты ж... Мрак поперхнулся, глаза неверяще смотрели в покры-тую кафельной плиткой нежного цвета стену. Там пошли концентрические круги, словно в спокойное озеро швыр-нули камень. Вместе с плиткой колыхались и толстые вы-тяжные трубы. Послышался странный гул на грани инф-развука. Юлия ощутила, как будто бы небеса разверзлись, а в огромной кухне засияло страшное звездное небо, отку-да на нее уставились беспощадные глаза. Прямо из стены медленно выплыл огненный шар. От него сыпались шипящие искры, он быстро менял фор-му, вытянулся по вертикали, и через мгновение в ком-нате стоял звездный человек... так его назвала для себя застывшая в ужасе и восторге Юлия, совершенно чер-ный, а по всей поверхности тела блистали звезды! Тут же звезды погасли, а чернота разом заполнилась плотью. Юлия не дыша смотрела на крупноплечего юно-шу. Он показался удивительно красивым: чистые, как рас-плавленное золото, волосы падают на плечи, на круглом детском лице чисто и невинно сверкают голубые глаза, но фигура совсем не детская, в пришельце чувствуется нечто былинное, такими явно были герои, что некогда бродили по земле, выхватывая невинных дев из пасти чудовищ. Он казался намного выше остальных, потом перехва-тил взгляд Мрака на его подошвы, что зависли в возду-хе, виновато улыбнулся. Его опустило на пол, но все равно он оставался выше большинства мужчин, которых Юлия знала. Правда, не выше Мрака. И Олега, добави-ла ревниво. Мрак поднялся, золотоволосый улыбнулся настолько чисто и светло, что у Юлии едва не навернулись слезы. Оба разом распахнули руки. -- Тарх! -- сказал Мрак. -- Мрак! -- воскликнул золотоволосый. Голос его был чистый, звонкий, радостный. Юлия невольно подумала, что повезет тем, кто услышит, как он поет. -- Мрак!.. Как я по вас с Олегом соскучился! Олег поднялся тяжело, его качнуло, но губы на земли-сто-бледном лице раздвинулись в слабую улыбку. Мрак и Таргитай крепко обнялись, Олег подошел и обхватил их обоих. Все три головы сдвинулись, только Мрак возвы-шался на полголовы. Таргитай прижался к Мраку, плечи вздрагивали. Ши-рокая ладонь оборотня ласково гладила по золотым воло-сам. Когда Таргитай наконец поднял голову, по щекам бежали слезы, но рот расплывался до ушей. -- Как давно я вас не видел!.. Как соскучился!.. Мрак обеими ладонями похлопал его по плечам, всмот-релся: -- Да уж... Несколько сот лет... если не тысяч! Таргитай смотрел с недоумением. Мрак запоздало вспомнил, что Таргитай так и не выучился считать, а Олег сказал за их спинами мягко: -- Мрак... Тарх был там, где вообще нет времени. Как и пространства. Глаза Мрака выпучились. Олег повернулся к Юлии, но она, как образцовая женщина, вовсю хлопотала в дальнем углу кухни, оттуда катили запахи жареного мяса, все муж-чины любят жареное мясо, еще надо аджики, перчика. Зелени... Мрак обнял Таргитая за плечи, повел на веранду и что-то рассказывал. Черные как смоль волосы исчезли на фоне темного неба, зато золотые волосы Таргитая го-рели как пропитавшиеся солнцем. Олег с тоской смотрел вслед. -- Что я делаю? -- вырвалось у него шепотом. -- Как получилось... где я повернул, что моя позиция... и пози-ция Бога... совпали? Мягкие пальцы коснулись его лба. Юлия, оставив ско-вородки под присмотром таймера, опустилась рядом. Се-рые глаза смотрели с любовью и участием. -- О чем ты? -- спросила она тихо. -- У тебя бред?.. Бог -- это что-то старое, мрачное, строгое... Правда, та-кое же занудное, как и ты, но ты молод... а чем бы ты ни был сейчас болен... не отрицай, я вижу, это излечи-мо, я уверена. Нужно только добраться до цивилизации, до хорошей больницы. Он с усилием улыбнулся: -- Почему Бог должен быть обязательно старым и мрачным?.. А, таким представляют. Ну, тогда посмотри на во-о-он те портреты... Юлия поняла, что он пытается ускользнуть от разго-вора о своем недомогании и о странно появившемся гос-те. Подняла взгляд на раскрытую дверь в комнату. В ши-рокий проем видна стена, портреты в массивных рамах идут нескончаемой чередой, не все персонажи с длинны-ми седыми бородами, но все величественные, важные, отцы нации, мудрые и всепонимающие отцы... -- И кто они? -- Этот величавый старец с мудрым взором, -- сказал Олег, -- вовсе не был таким, когда в двадцать четыре года сформулировал свою теорию относительности. Правда, говорят, он ее целиком или частью спер у француза Пу-анкаре... Да и второй мудрый старец не был им, когда бравым артиллерийским офицером, дуэлянтом и картеж-ником писал "Севастопольские рассказы"... Даже этот парень, который у тебя на кресте, -- какая скверная штамповка, -- в свои так называемые скрытые годы... ну, до тридцати лет, когда вдруг стал пророком, знаешь, кем побывал? Нет, лучше не знать... Слабые души, а их боль-шинство, могут впасть в искушение... -- Искушение? -- Ну да. Найти оправдания для своих... для себя, словом. -- А кем он... был? -- Нет, обойдешься... Ведь зачем из жизней великих убираются эти житейские мелочи? Зачем на портретах такие величавые, что помереть со смеху тем, кто их знавал в жизни? Потому что человечек легче катится вниз, чем карабкается вверх. Брякни толпе в сто чело-век, что Некрасов был бабник и картежник, так все возликуют: ага, и этот такой же, как и мы! Только двое из этих ста призадумаются: ежели он пил да по бабам, но стал таким великим, то, может, и нам попытаться сделать что-то нужное для общества? Остальные девяносто восемь запьют еще больше: классики пили, и нам можно... -- Понятно, -- пробормотала она, засыпанная до кон-чиков ушей такой лавиной, -- но... насчет Бога? Олег скупо улыбнулся: -- Не знаю, стоит ли говорить.... Дело в том, что пар-няга, который появился так неожиданно... бог. Ты за-шла в комнату, когда он в носу ковырялся? Все равно он -- бог. Она отшатнулась: -- Олег! Ты мне всякую лапшу на ухи вешал, но это... это уж чересчур! Бог -- это... это... Я даже не знаю, что такое... Она задохнулась от негодования, закашлялась так, что слезы брызнули из глаз. Олег легонько постучал по спине, погладил, чувствуя тихую жалость, когда кончи-ки пальцев пробежали по выступающим, как у голодно-го щенка, позвонкам. -- Я тебе скажу, -- шепнул он. -- Бог -- это Творец. Который сотворил Великое!.. От творцов не требуется, чтобы они творили ежечасно, ежесекундно. Достаточно сотворить шедевр один раз в жизни. Эйнштейн всю ос-тальную жизнь -- до-о-о-лгую! -- ни черта не делал, толь-ко стриг купоны. Но об этом молчим. Почему? Не стоит разочаровывать обывателя. Обыватель не поймет, ему нужно нечто сверкающее и незапятнанное. Обыватель не сможет простить одухотворенной сверкающей балерине страшный позор, что та за кулисами бежит в туалет, сни-мает трусики, срет, как простая грузчица, как просто че-ловек, даже бумажкой подтирает зад... Если хочешь, вот еще одно определение бога: бог -- это тот, кто сумел со-здать нечто, намного превосходящее его самого. Создать шедевр, глядя на который сам изумляется: "Неужели это создал я, обычно такой тупой и ограниченный?" Юлия с недоверием посмотрела на веранду. Сквозь тонкую занавеску видно было две могучие фигуры. При-шелец сиротливо прижимался плечом к могучему Мраку. -- И что же он... создал? Олег сказал с досадой: -- Да глупость он создал!.. Сам дурак, дурацкое и со-здает. Но что делать, если мир пока только дурацкое понимает и заглатывает?.. Ну, умное тоже воспринимает... иногда, но умное -- крупицами, да и то не весь мир, а отдельные умники, а вот массы... массы слушают нашего Тарха раскрыв рот! -- Что же он создал? -- снова спросила Юлия. -- Песни, -- ответил Олег зло. -- Просто песни. Без всякого ума и смысла. Без всякой логики и... Э, черт бы его побрал! Помнишь, я у тебя что-то намурлыкивал? Привязалось такое, что и за пять тысяч лет не отвяжет-ся... Так вот этот придурок сочинил ее при мне. Это было очень давно, мы только-только вышли из Леса... Юлия с великим почтением повернулась, смотрела неотрывно на молодого... нет, теперь уже моложавого человека. Мелькнула мысль попросить автограф. -- Эх, Олег, -- прошептала она, -- ты правда не пони-маешь?.. Его песни делают людей добрее, лучше. Они ме-няют людей изнутри. Они не добавляют ума или знаний... но человек, слушающий его песни, может бросить автомат и взять в руки твой гребаный учебник математики... -- Фиг он возьмет, -- огрызнулся Олег, но в голосе Юлия уловила колебание. С веранды послышались шаги. Мрак вел Таргитая, похлопывал, обнимал, иногда тискал с медвежьей граци-ей. На кухне усадил за маленький столик, сел напротив и, навалившись локтями на край, занял почти половину. -- Ну-ну, давай дальше. А что потом, после мельницы? Я бы рассказал про свои приключения, да рассказывать нечего. У Олега и то страстей больше! А вот ты... Где был в последнее время? Что происходило, что зрел? Таргитай рассеянно посматривал по сторонам. Чистые голубые глаза остались такие же ясные, как и в первый день, когда они вышли из Леса. И лицо такое же детское, в то время как вон у Олега уже твердые складки у рта, на лбу глубокая морщина, а от вечного испуга не осталось и следа. -- Не знаю... Просто бродил. Иногда под ногами горел песок... только не золотой или серый... а... нет, такого слова не придумано. Он то как вода, то подобно льду, то... другой раз я плавал как рыба... но не в воде, а... Олег это умно называет газовыми гигантами, хотя никаких гигантов я там не зрел... Бывал я на краю Тьмы... не той тьмы, ког-да ночь без луны, а большой... когда впереди ничего... Я летел на волне тьмы, простой тьмы, а та Тьма отступа-ла, исчезала... Уходил я вовнутрь малого камешка, даже в песчинку, все глубже и глубже, пока не начинали плясать и дрожать, как припадочные, малые песчинки... из кото-рых состоит та первая песчинка... Я зависал в черноте... потом появлялись звезды... такие махонькие!.. я их мог в горсть набрать сколько угодно... если бы не были так да-леко одна от другой... а потом разбегались все дальше и дальше... Затем звездочки становились агромадные!.. Я проваливался в них... пока снова в песчинку... в пусто-те... снова звездное небо... И так много раз!.. Я видел, как звезды рождались из такой малости, когда одна малая пес-чинка... ты даже не можешь представить, насколько малая, сталкивалась с другой, что неслась навстречу... и тогда вспыхивала такая агромаднейшая звезда, что я даже не знаю... Я не мог понять, как это получается, ходил обратно, смотрел, как эти две песчинки, что меньше всяких пес-чинок, летят навстречу друг другу... как лоб в лоб... и как получается такая жаркая звезда, что сжигает все вокруг... Веришь ли, раз десять ходил обратно смотреть. Ну, когда песчинки лоб в лоб! Но так и не понял... Мрак тоже не понял, Таргитай заговаривается или плетет обычную для дурня дурь, но взглянул на Олега, поежился. Лицо Олега было смертельно бледным, он смотрел на Таргитая почти со страхом. Наверное, Олег что-то все-таки понял. Во всяком случае, как был тру-сом, так им и остался. -- А нас ты видел? -- жадно допытывался Олег. -- Нас? Человечество?.. Ну, огромные космические корабли... э-э... звездолеты, инолеты... Исполинские строения пря-мо в космосе... Ну, дома, понимаешь? Только не дома, и даже непохожие на дома, а... Мрак перебил: -- Олег, что ты мелешь?.. Олег дернулся: -- А что не так? -- Это же Таргитай, -- напомнил Мрак.-- Наш Tapгитай. Олег медленно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Да, верно, это Таргитай. Который в облаках видит сказоч-ные замки, драконов, прекрасных дев и морских чудищ, но, если ему встретится в космосе прекрасный звездолет --вершина технической мощи землян или внеземлян, он не отличит его от обломка астероида. -- Он ходил далеко вперед, -- напомнил Мрак. -- Я не знаю, что это... но вперед -- это не назад. Значит, впереди у нас что-то есть. И немало. А значит -- подними голову! Его огромная лапа дотянулась до Таргитая через стол, ласково шлепнула по плечу. Олег подошел сзади, поло-жил ладони на плечи их дударя, которого то любили, то готовы были разорвать в клочья, но за которого шли в огонь и в воду. Как не раз шел он ради них. Внезапно Таргитай насторожился. По чистому румя-ному лицу прошла волна, словно колыхнулось отражение в воде. Синие детские глаза потемнели, стали лиловыми, затем красными, ярко-желтыми, снова вернулись к небес-но-синему цвету. -- Оснегозе... -- сорвалось с его губ. -- Оснепризение?.. Больно... Почему мне больно?.. Что не так?.. По-чему?.. Как, чтоб не больно... Его тело деформировалось, превратилось в мраморное, затем -- без перехода -- на его месте вспыхнул чадящий огонь. Олег успел рассмотреть внизу широкое медное кольцо, толстое и темное, неведомые письмена по ободку, тут же с невероятной скоростью он превращался то в сгу-сток тьмы, то в красный свет, за долю секунды он успел трансформироваться в сотни тысяч обличий, но вот снова в человеческом облике, только по его телу и одежде мер-цают звезды, а рука вытянулась через всю кухню, прошла сквозь стену, исчезла... После долгой мучительной минуты, когда все сиде-ли застывшие, страшась шелохнуться, дохнуть, Таргитай внезапно стал обычным Таргитаем, зачем-то поспешно сдвинулся вместе со стульчиком в сторону, улыбнулся немножко растерянно: -- Чего вы все такие надутые?.. Я что-то не так сказал? Все молчали, Мрак нашелся первым: -- Да нет, все так. Тебе что, кольнуло что-то? -- Ага, -- сказал Таргитай смущенно. -- А ты откуда знаешь?.. Даже неудобно, в каком месте. Но не успел я почесаться, как все исчезло. Наверное, Лена иголку об-ронила, когда Мраку портки чинила. Олег стиснул зубы. Он боялся даже представить, хоть на краткий миг, какую занозу выдернул Тарх. Вспыхну-ла сверхзвезда, обожгла?.. Слишком мелко... Вспыхну-ла, взорвалась галактика из трехсот миллиардов звезд?.. Или же из Ничто вторглось нечто, начало рушить про-странство-время... Что-то произошло заметное, заста-вившее лапнуть место, куда впилась заноза.. . -- Много непривычного видел? -- спросил Олег осто-рожно. -- Ну, такого, что для песен... Таргитай оживился: -- Непривычного? Да, много!.. К примеру, когда стано-вишься совсем маленьким... ну, не маленьким, а мелким, но... смехота, правда!.. Помнишь, мы снежки лепили?.. Схватишь снега в обе ладони, сминаешь в шар размером с волчью голову, потом уминаешь до размеров яблока, по-том давишь и давишь, пока не уплотнится до размеров ореха!.. Снега столько же, но только теперь снежок уже не снежок, а ледышка!.. Если шарахнешь со всей дури... я помню, как ты меня однажды... Так вот ухватишь звезду... агромадную!.. лепишь ее как снежок, она все уменьшает-ся, уменьшается... куда больше, чем если бы из снега!.. Жмешь, пока вся не в маковое зернышко!.. Но весит столько же... А я, бывало, нырну в нее, там все плотно-плотно, так вот я нырну в это плотно, пока эти дрожащие комочки не повиснут в черноте... Я все вовнутрь, вовнутрь, лезу и лезу... потом вдруг появляются искорки, растут, каж-дая превращается в горячие лепешки... Те летят, будто кто их расшвырял... а когда начнешь всматриваться в лепешки, оказывается... не поверишь!.. все они из мириадов звезд!.. Этих звезд больше, чем муравьев во всех наших лесах!.. От плиты пошла таранной стеной волна ароматов жа-реного мяса. Юлия, разрумянившаяся, с мелкими ка-пельками на верхней губе, вытащила на листе из духов-ки нечто коричневое, огромное, истекающее янтарным соком... -- Гусь! -- воскликнул Таргитай по-детски. -- На уг-лях, как и тогда... Как здорово! Юлия смолчала, что навороченная жаровня с микро-компьютерами не совсем угли от костра, ее руки дело-вито разделывали сочную тушку, нож блестел, струйки ароматного запаха вырывались с такой силой, что мел-кие капельки заблестели даже на ее щеках. Затем Юлия увидела, как едят гуся люди из Леса. Жад-но, счастливо, самозабвенно, с костями, потрохами, ко-торые приготовила отдельно и вложила в тушку вместе с обжаренной гречневой кашей. Через мгновение, заполненное треском костей, сопе-ния и чавканья, в тарелках остался только яркий свет люстры. Мрак с недоумением огляделся: -- А где еда? -- Подаю, -- ответила Юлия. -- Поглотай слюни одну минутку! Елена по ее знаку начала таскать на стол ветчину, око-рока, шейку, буженину, все это исчезало, как в пламени лесного пожара, а Юлия поставила электрогриль на уско-ренный режим, запекла еще одного гуся, спохватилась, изготовила огромные отбивные, со злым удовлетворени-ем начала замечать, как челюсти мужчин двигаются все медленнее, ремни распускаются шире, а волчий блеск глаз сменяется сытым довольством. Глава 48 Елена шепотом сообщила, что во всех трех холодиль-никах не обнаружила ни бутылки вина, не говоря уже о коньяке, водке или виски. -- Они еще и не курят, -- так же шепотом ответила Юлия. -- Заметила? -- Еще бы, -- прошептала Елена. -- У меня ухи пух-нут без курева, но не могу же я... если даже Мрак, такой огромный, и то не курит! -- Тащи на стол соки, -- распорядилась Юлия. После ужина перешли в большую гостиную. Юлия поглядывала на Таргитая со страхом и жалостью. В то время как Олег, которому "с женщинами не везло", и Мрак, который с ними не умел находить общий язык, все же сейчас с женщинами... надо сказать, хорошень-кими, Мрак вон вовсе лег и положил голову Елене на колени, та чешет ему лохматую голову, чистит уши, он блаженно хрюкает, а вот Таргитай... который, по рас-сказам Олега и Мрака -- наверняка пристрастным! -- всегда был увешан бабами, сейчас сидит на непомерно длинном диване такой одинокий и жалобный... Словно какая-то месть, подумала она сочувствующе. Одно дали, другое отняли. Таргитай со вздохом поднялся. В синих, как дневное небо над пустыней, глазах была тоска. -- Надо идти... -- Тарх, -- сказал Мрак внезапно, -- давай с нами, а? Как прежде? Таргитай удивился: -- А я с вами... Олег, ты зря тогда ту нейтронную... Нельзя было! Нельзя. Да ты и сам... Он отступил, от него пошел чистый свет, какого не существовало в природе. Мрак протянул к нему руку, все услышали, как с губ Таргитая сорвалось: -- Увидимся... В комнате потемнело. Женщины застыли, Олег про-шептал: -- Что за нейтронную?.. Нейтронную звезду?.. Когдая ее трогал? Мрак буркнул: -- Помнишь, ты учил Тарха, как портки надевать: спе-реди желтое, сзади -- коричневое? Он и раньше не особо различал, где зад, где перед. Может быть, ты ту нейтрон-ную еще не трогал, но тронешь... Еще один вещий! Толь-ко уже по-другому вещий. -- По-другому, -- прошептал Олег. Он был бледным, глаза блуждали. -- Еще как по-другому. Даже то, что еще свидимся... Может быть, нас через пять минут прибьют, но что это для Тарха? Он встретит остатки наших моле-кул в космосе через тысячу лет, обрадуется: а, это вы! ---- Ну, ты уж совсем... Как думаешь, он способен по-вернуть галактики вспять? Олег вздрогнул, побледнел. -- Не думаю, -- ответил он хрипло. Голос дрогнул. -- Пока Сверхсущество его только знакомит... показывает... дает резвиться... Он везде бывает, ни черта не понимает, не запоминает, но трогать ему не дают. Разве что занозу вы-дернуть... Видимо, сама Вселенная с этим справиться не в состоянии, нужен кто-то изнутри. Однако это сейчас ему не дают ничего трогать! У меня мороз по коже, когда по-думаю, что этот дурак может в самом деле повернуть разбегание галактик!.. Просто так, чтобы посмотреть, как они все бабахнутся в одну кучу. Он с яростью ударил кулаком в ладонь другой руки. Звук получился сочный и одновременно гулкий, слов-но тараном ударили в пропитанные водой городские во-рота. -- Ты чего? -- спросил Мрак. -- Но почему? Почему -- Тарх?.. Будь я бы... Да я бы... Он задохнулся от прилива чувств и нахлынувших воз-м