оспехах. От него пахло железом и крепким потом. Олег отложил меч, спросил: -- А где Рюрик? Асмунд резко обернулся, хватаясь за рукоять топора. Его глаза расширились, когда он увидел огромный двуручный меч: -- Идет... С твоей послушницей задержался... -- С послушницей или с гусем? В комнату вошел Рюрик, бросил хмуро: -- Извини, я захватил Асмунда. Ему, впрочем, доверяю больше, чем себе. Асмунд прошелся по комнате, озабоченно выглянул в окно. Рюрик тяжело опустился на лавку. Лицо князя было землистого цвета. -- Я говорил с Умилой. Она сказала: куда иголка, туда и нитка. Тяжко мне решать, святой пещерник... Ой как тяжко! Гульча внесла на подносе искусно зажаренного гуся. Коричневая корочка пузырилась, одуряющий запах наполнял комнату. Брюхо гуся раздулось, начиненное яблоками. Асмунд облизнул внезапно пересохшие губы, сказал горько: -- Этот поморский народ, который умеет так готовить гуся, скоро исчезнет?.. Невосполнимая потеря! Гульча поджала губы, но стерпела. Асмунд не понял, почему юная послушница стегнула его огненными глазами, пожал плечами, потянулся к гусю. С женщинами ему не везет -- усвоил давно. Даже не пытался понять их капризы. Когда от гуся остались только раздробленные косточки, мужчины откинулись от стола. Рюрик сказал как о решенном деле: -- За неделю соберу дружину. Народ у меня на подъем легкий, обозы не таскаю. Война должна сама себя кормить, так считаю. -- Сколько в дружине? -- спросил Олег. -- Три тысячи старших дружинников, русичей. А с младшими -- двадцать тысяч. -- Объяви полный сбор. Скажи всем, что через две недели выступаете в дальний поход. Куда, не говори. -- Думаешь, не догадаются? Особенно если враг -- Семеро Тайных. -- Если не пытаться держать в тайне, заподозрят неладное. А так начнут думать, как остановить войско в двадцать тысяч мечей. Все-таки непросто! -- Надеешься, что успеем проскочить хоть половину пути, прежде чем навстречу стянутся достаточно большие войска? Олег внезапно на цыпочках подбежал к окну, прислушался. Вернувшись, сказал уже совсем тихо: -- Необходимости нет. Враг изготовится останавливать крупное войско, а мы проскользнем незамеченными. Рюрик удивленно вскинул голову: -- Кто это мы? -- Ты с Умилой и ребенком и я. Можешь взять Асмунда, если он готов. Рюрик смотрел с подозрением. Асмунд заворочался, лавка под ним завизжала, как придушенный поросенок. Олег объяснил: -- Рюрик, как бы ни были храбры твои русичи, их остановить сумеют. Надо пройти земли лютичей и бодричей, а в тех племенах на каждый твой меч поднимется сотня! Они свирепы, сильны, воевать умеют -- четыре сотни лет полыхает братоистребительная война! Чужаков не любят. Не придется даже натравливать, сами кинутся, едва завидят чужие прапора. Рюрик медленно покачал головой. В глаза пещернику не смотрел: -- Я не стану покупать дорогу к престолу жизнями своих людей! Мне верят. Я скорее сам за них жизнь положу. Я -- князь! Это значит, они мне доверили себя, я за них отвечаю. Асмунд одобрительно хмыкнул, на пещерника смотрел враждебно. Олег сказал досадливо: -- Думай сперва, а не потом. О твоем войске сразу забудут, едва выяснится, что тебя в нем нет. А Тайные поймут очень быстро. -- Тогда за нами бросятся в погоню? Олег нехорошо улыбнулся: -- Тоже не нравится?.. Но так мы успеем уйти далеко. -- Не догонят? -- спросил Рюрик настойчиво. -- Говори, ты ведь все продумал. Не может быть, чтобы ты не продумал. -- Всего сами боги не продумывают. У тебя выбор: пробиваться огнем и мечом со всем войском или идти беззащитными и тайком через леса и реки. В первом случае ты будешь окружен отборными русичами, но о тебе узнает всякий и каждый, а если пойдешь впереди войска, то врагу нужно еще угадать, какой дорогой направился... Маленькую группку легче уничтожить, но ее нужно найти! А дороги мы можем менять. Мы поедем как купцы, как смерды, как погонщики скота... Выбирай сам. Они долго молчали, Асмунд первым нарушил тишину: -- Если тайком, то лучше без меня. Я -- воин! К тому ж я невезучий. Если какая-нибудь ворона вздумает погадить на лету, то попадет мне на шлем! Рюрик через силу усмехнулся: -- Асмунд! Помнишь, как я упал с высокого дерева, а внизу меня еще и змея грызанула?.. Разделим судьбу, какая б ни вышла. -- Спасибо за доверие. Но я предупредил! Рюрик повернулся к пещернику: -- Сегодня разошлю гонцов, дабы срочно собирали войско. Время как раз для похода, никто не заподозрит подвоха: поля убраны, хлеб собран, свободных рук теперь много, как и свободных коней. К русичам примкнут охочие погулять в чужих краях, пограбить. А я ночью возьму Умилу с ребенком, приеду тайком. Асмунд тем временем подыщет ладью. -- Стража тебя узнала, когда ехал сюда? Рюрик раздвинул губы в невеселой усмешке: -- Представь себе, прятался от своих же людей!.. Мы с Асмундом перелезли через стену вдали от дороги. Асмунд внимательно посмотрел на сурового пещерника, горестно вздохнул: -- Чую, назад придется тоже... Это с моим-то пузом! Рюрик встал, Асмунд тут же браво подхватился, едва не опрокинув стол. Олег вышел первым, долго прислушивался. Асмунд по его знаку тихонько выдвинулся во двор, надолго исчез. Олег сказал Рюрику тихонько: -- Лучше пройти задворками. Асмунд уже ждет. Полдня прошли в тревожном ожидании. Мать и дочь рыбака ухаживали за мирным пещерником. Олег старался не показываться вне дома, к вечеру не выходил даже в крохотный дворик. Поздно ночью раздался стук копыт. Олег невольно схватился за меч: к дому подъезжали тяжело вооруженные всадники -- шестеро вместо троих. Гульча, глядя на него, потянула из ножен свою узкую саблю. Олег дунул на лучину, в полной темноте стал за дверью. Всадники остановились возле крыльца, громко звенело оружие. Кто-то поднялся по ступенькам, скрипнули перила. Распахнулась дверь, мужчина шагнул через порог. Олег схватил его за горло, вмял затылком в дверной косяк. Острие меча уперлось под левое ребро: -- Кто таков? Под пальцами задергалось, он чуть ослабил хватку, и человек просипел: -- Я... воевода Рюрика... -- Врешь. Где Рюрик? -- Позади... В темноте Гульча задела Олега локтем, выскользнула. Олег держал незнакомца за горло, не давая шелохнуться, грозя сломать хрупкие хрящи. На улице послышались мужские голоса, затем негромкий голос Гульчи: -- Рюрик здесь... Все хорошо. Олег толкнул незнакомца к столу, все еще вслушиваясь в шорохи. На крыльце затопали, Олег зажег от светильника лучины, воткнул в щели между бревнами. В багровом свете увидел входящих в комнату Рюрика, Асмунда. За ними вошли еще двое вооруженных до зубов мужчин -- немолодых, суровых, настороженных. Третий незнакомец уже сидел за столом, куда швырнул его Олег, обеими руками осторожно щупал кадык. За двумя мужчинами вошла статная женщина в плаще с надвинутым на глаза капюшоном. На руках у нее был спящий ребенок. Олег узнал Умилу. Гульча зажгла от лучин факелы, поставила в углах. Рюрик кивком пригласил троих спутников сесть, мрачно поинтересовался у незнакомца за столом: -- Рудый, опять полез поперед батьки? Незнакомец, которого Рюрик назвал Рудым, ответил хрипящим голосом: -- Ты назвал его пещерником!.. Если бы я знал, что он знает такие молитвы, я бы зашел иначе. Он бросил злой взгляд на Олега. Был он смугл, кареглаз, роста среднего, в кости неширок, но тугие мускулы подсказали Олегу, что этот человек очень силен, гибок и очень опасен. Очень. На нем меньше всего было доспехов, лишь тонкая кольчуга, -- чисто выбритая до синевы голова блестела в багровом свете факелов, с макушки свисала длинная прядь черных, как воронье крыло, волос. Пальцы Рудого растирали посиневшее горло, в глазах было обещание расквитаться при первом же удобном случае. Рюрик прошел к столу, с грохотом бросил на середину железные перчатки: -- Святой отец, это мои воеводы. Аскольд, Дир и Рудый. Ты всех знаешь, кроме Рудого. Все крепкие, надежные русичи. Я оставляю войско на них. Сейчас с собой взял, чтобы ты видел, на кого я оставляю войско и весь наш маленький остров. Что-то не так? Олег сел на лавку, с безнадежностью опустил плечи: -- Теперь что поделаешь?.. Ладья готова? -- Асмунд устроил. Правда, драккар. -- Тогда бежим. Мы задержались непростительно долго. Олег поднялся. Рюрик, не вставая, виновато смотрел на Умилу. Княгиня начала переодевать сына, он смеялся и прыгал на ее коленях. Воеводы стояли вдоль стен, как истуканы, которых вытесали из старого дерева. Лишь Рудый злорадно скалил зубы. Олег нахмурил брови, сказал жестко: -- Рюрик! В Арконе ты князь. В Новгороде будешь верховным князем. Но пока будем добираться, вождь -- я. Рюрик кашлянул, развел руками, глядя на воевод с усмешкой: -- Ты прав, Олег. Не хочется подчиняться -- кому хочется? -- но я не раз видел, что ты прав. Бери вожжи, Вещий. Он встал, обнял Умилу за плечи, что-то шепнул на ухо. Княгиня начала поспешно заворачивать сына в теплое одеяло. Воеводы глядели на Олега с неприкрытой враждой. Ухмылка Рудого стала шире. -- О нашем уходе, -- велел Олег воеводам, -- даже женам ни слова! Готовьте войско, через две недели выступаете. Я обозначил дорогу, изучите получше. Рюрик кивнул Рудому, тот небрежно взял пергамент из руки пещерника. Карие глаза быстро пробежали по отметкам, линиям, надписям. Когда он поднял голову, лицо было серьезным. Глаза оценивающе глядели на Олега, прошлись с головы до ног. Он свернул пергамент в трубочку, похлопал по краю стола: -- Не знаю, как хорош он в личине пещерника, но лазутчиком я бы его взял... При удаче пройдем через земли лютичей вовсе без потерь, а бодричей пронижем, как горячий нож кусок масла. Дорогу этот... лазутчик нарисовал по краю леса, да в стороне от рек, где обычно селится народ. Мы встретим только веси да села, стычек будет мало... Только один пустячок, княже! Передай свое войско лучше Аскольду или Диру. Они хорошие воеводы, ты же знаешь! Рюрик с удивлением уставился на Рудого. Тот ответил широкой усмешкой, чересчур широкой, чтобы быть искренней. -- В чем дело? -- потребовал ответа Рюрик. -- Я пойду с вами, -- заявил Рудый. Он бросил взгляд на Олега, в карих глазах блеснула искорка. -- Засиделся что-то! И люди в Арконе начинают меня избегать. И по всему Рюгену. Смотрят как-то странно... Аскольд и Дир переглянулись. На их каменных лицах появилось подобие улыбок. Рюрик удивленно вскинул брови, сказал саркастически: -- С чего бы? Какие люди злые, недобрые! Ты ведь всего лишь жульничаешь в кости, лазаешь к чужим женам, устраиваешь драки на улицах, пьешь беспробудно, воруешь, врешь, сталкиваешь старых друзей просто ради своих шуточек... Рудый с неудовольствием развел руками: -- Княже, у всех свои маленькие недостатки. Олег сказал резко: -- Нас трое мужчин, этого достаточно. Все, выступаем. Он пошел к двери, не оглядываясь. Воеводы с железным грохотом развернулись вслед. Рюрик пошел за Олегом, обнимая Умилу за плечи, крикнул: -- Олег, погоди! Этого злодея лучше взять. Оставить его теперь, против его воли? Весь остров будет в опасности. Всех перессорит, обворует, кого-то просто зарежет... Ты заметил, он знает места, по которым идти войску. И нам тоже. И с оружием таков, что я не встречал! Рудый хищно улыбнулся Олегу. Олег бросил с безнадежностью: -- Если нет другого выхода... Улыбка Рудого перешла в оскал. Он быстро поднялся, подмигнул Гульче, оглядев ее плотоядно, и все гурьбой вышли в темноту. Асмунд и Аскольд крепко обнялись, долго хлопали друг друга по спинам. Дир подвел лошадей, но Олег сказал резко: -- Коней -- обратно! Коня князя знают, а мы должны уйти неузнанными. Аскольд вспыхнул от негодования: -- Какой же князь без коня? -- Асмунд знает, -- бросил Олег. -- Он нанял драккар, а на драккары не берут коней. Рюрик обнялся с остающимися воеводами, сказал успокаивающе: -- Будут у нас кони! Самые лучшие. Но -- позже. Аскольд и Дир остались в ночи, не двигаясь с места. Четверо мужчин, спрятав под плащи оружие, неслышно двинулись по ночной улице навстречу неумолкающему шуму прибоя. Между ними держались две женщины -- высокая несла ребенка. На фоне густо усыпанного звездами неба четко вырисовывался лес мачт. Единственным кораблем, готовым к отплытию, оказался старый драккар, видавший лучшие времена. Носил грозное имя "Гнев Вотана", но похоже было, что гнев грозного бога обрушился прежде всего на сам зачуханный кораблик. Рядом с ним стояла широкобортная ладья, на которой Олег прибыл на остров, все еще пустая. В гавани по-прежнему теснились нефы, караки, драккары, а также исконно новгородские кочи, карабасы, на которых местные ушкуйники готовились добраться до Царьграда, потом выйти в Средиземное море. Волны тихо били в борта, корабли раскачивались, глухо стукались бортами. Асмунд отправился искать хозяина, а Олег искоса присматривался к спутникам, особенно к Рудому. Вообще-то в старые времена руяне все брили головы и бороды, лишь недавно воины начали отпускать волосы, что позволялось раньше только жрецам. Киевские волхвы, к примеру, как и новгородские, тиверские, вятичские, хорватские -- длинноволосые и бородатые. Лютичи тоже щеголяют чубами, как их далекие предки фракийцы, что воевали под древней Троей, где погибли последние из эллинских героев... У германцев длинные волосы -- признак свободного человека. Бритый -- раб. Олег помнил, как осужденные в Новгороде к смерти викинги умоляли, чтобы не трогали волосы. Обритие волос у германцев -- высшее бесчестие. Голова Рудого выбрита, но на макушке нарочито оставлен длинный клок. Олегу не надо объяснять этот древний символ побратимства с верховным богом, Родом. Первых чубоносцев встретил тысячи и тысячи лет назад на острове Хортица, куда его выбросило с двумя другими на остатках плота. С таким чубом был казацкий атаман -- так он называл себя -- Конан*, его вольные дружинники-казаки. Чуб на обритой голове означал, что когда мир заполыхает в мировом пожаре -- начнет тонуть, доказывали другие, -- Род вытащит верных ему побратимов за оставленные для этой цели чубы. Олег с беспокойством посматривал на чуб Рудого. Побратимы Рода, казаки, были свирепым народом, если их можно было назвать отдельным народом, ибо туда принимались все свободные, сильные, сорвиголовы, кто не страшился ни богов, ни Ящера, не верил ни в сон, ни в чох, ни в князя, ни в волхвов... Хозяин драккара, огромный седой викинг, уже располнел, погрузнел, давно пережил возраст воина, но его полуголая звероподобная команда выглядела, как молодые дикие хищники. На драккаре вонь, на палубные доски налипли рыбьи внутренности, ноги с непривычки скользили по слизи. От ярла, так именовали хозяина драккара, несло пивом и рыбой с такой мощью, что Семеро Тайных при желании могли бы отыскать их по запаху, если бы знали, где искать. Умила едва не теряла сознание, бледная, с вытаращенными глазами. Асмунд утешал: -- Зато морские разбойники нас обойдут за версту!.. И морской дракон побрезгует. А уж Варг вовсе не станет искать здесь прекрасную княгиню... На востоке наконец разгорелась утренняя заря. "Гнев Вотана" медленно отчалил от деревянной пристани. Обе мачты сразу начали потрескивать, парус звучно хлопал, вздувался пузырем, бессильно обвисал. Рюрик обеспокоенно пощупал ткань, скривился -- вот-вот разлезется под первым же сильным порывом ветра. Драккар кряхтел, каждое бревно скрипело, как старческие суставы. Далеко впереди между тучами и морем встала серая завеса дождя, драккар несло прямо на эту стену. Олег заплатил ярлу за нижнее помещение, и всемером сошли вниз. Умила выскочила с визгом, следом -- Гульча. Асмунд и Рудый принялись воевать с крысами, причем Рудый, поглядывая на Олега, громко костерил крыс за отшельничество в трюмах, за их подлые нравы... Вскоре вернулась пристыженная Гульча, воинственно выставила острый кинжал. Рюрик и Олег, подготовив место для женщин, поднялись на нос драккара. Дождь падал плотный, тяжелый. Олег надвинул капюшон на лоб -- ветер бросал брызги в лицо. Рюрик зябко кутался, хмуро посматривал в серую мглу. -- Жалеешь? -- спросил Олег сочувствующе. -- У нас с Умилой была счастливая жизнь, -- ответил Рюрик просто. -- А впереди... Даже не какая-то неопределенность, а -- увы! -- жуткая определенность. -- А ты попробуй не верить. Иногда помогает. -- Зря тебя нарекли Вещим?.. Страшно мне, Олег. Только тебе признаюсь. Голос его внезапно оборвался. Олег посматривал искоса, щеки князя блестели, но дождь ли? Драккар тяжело нырял в волнах, ветер крепчал. Тучи неслись, задевая мачты. Ярл вылез на палубу, пьяно посмотрел на темное небо, заорал на своих оборванцев. Те, такие же пьяные, неспешно подтянули парус с одного края, ослабили с другого, но даже Олег не понял зачем. Драккар пошел тяжелее, волны захлестывали палубу, с шумом выливались через квадратные дыры для весел. -- По крайней мере вымоет! -- прокричал Рюрик на ухо Олегу, перекрывая ветер. -- Загадят быстро, это они умеют... Но по крайней мере идем быстро. Доблестный ярл, как скоро будем у берега? Ярл смачно харкнул за борт, медленно покосился на тучи, еще замедленнее оглядел море, буркнул: -- Мы все время идем вдоль берега. -- Нет, мне нужен не Рюген, а берег материка! Ярл снова одарил море сочным плевком, пожал плечами: -- Проголодаться не успеете. Или уже животы подвело? Он оглянулся, из единственного помещения на четвереньках со слабым стоном выползал очень бледный Рудый. Кое-как поднявшись, с остановившимся взором, он бросился к борту, одолевая дождь и ветер. Ярл бросил вдогонку участливо: -- Эй, смерд! Ты что-то совсем худой и бледный. С нами поешь или тебе обед отнести вниз? -- Лучше сразу брось рыбам, -- ответил Рудый умирающим голосом. Он судорожно цеплялся за мокрый борт, с отчаянной решимостью всматривался в серую пелену дождя. -- Сколько осталось до земли? -- Полверсты, а то и меньше, -- ответил ярл. Видя, что Рудый с еще большей надеждой начал пялить глаза в завесу дождя, пояснил: -- До той земли, что под нами! Олег и Рюрик, промокнув несмотря на плащи, спустились вниз, где Асмунд уже выгнал самых трусливых крыс, а смелых заставил временно отступить в щели между тюками. Комната была тесновата -- два стола, четыре скамьи. Через щели сверху капала холодная вода, потолочные доски прогибались под тяжелыми шагами ярла и моряков, для них потолок был палубой. Пьяный рыбак принес вареную рыбу и кусок мяса. Олег кивнул Гульче, они первые вытащили ножи и приступили к еде. Явился ярл с двумя помощниками. На втором столе тут же появилось холодное мясо, рыба, кувшин пива. Ветер завывал, гудел на разные голоса -- от жалобного до угрожающего. Звучно хлопал парус. Сидящие за столами наклонялись то влево, то вправо, лишь ярл сидел как часть драккара -- неподвижно. Олег с хмурой иронией посматривал на бледные лица, даже он, Вещий, не мог предсказать, кто ринется наверх первым. Потом лицо Рудого обрело такой зеленоватый оттенок, какого Олег еще не видел за всю свою небедную жизнь. Драккар качнуло посильнее, и Рудый вскочил, бросился наверх со всей скоростью, на которую был способен. Ноги заплетались, драккар прыгал, как игривый конь, -- Рудый дважды промахнулся, не попадая на лестницу. Наконец его ноги исчезли наверху, вскоре там послышался истошный вопль. Ярл и помощники обменялись непонимающими взглядами. Ярл пожал плечами, все трое разом осушили кружки с пивом. Гульча спросила дрожаще-слабеньким голосом: -- Уважаемый ярл... такие драккары часто тонут? Ярл успокаивающе оскалил зубы: -- Нет, конечно!.. Всего раз. Кусок мяса застрял у Гульчи во рту. Она закашлялась. Олег заботливо постучал по спине. Умила сказала отчаянно: -- Я никогда еще не тонула... Правда, что вода в море очень соленая? Ярл отхлебнул пива, погладил себя по животу, рыгнул, лишь тогда буркнул недовольно: -- Кому как. Думаю, в самый раз. Умила медленно поднялась, лицо ее было желто-зеленое. Рюрик заботливо повел жену к лестнице, но пока медленно огибали стол, их обогнала Гульча -- вихрем взлетела наверх. Ярл стукнул огромной кружкой о стол, наполнил пивом по венчик. Его лицо, как и у помощников, было выдубленное, багровое. Кружки в их руках не качались, драгоценная жидкость не расплескивалась. За столом остались Асмунд и Олег. Асмунд все присматривался к Олегу, сказал осторожно: -- Святой отец, я все-таки вырос на море, к качке привык... Но неужто и в пещерах качает? Олег с удовольствием смотрел на ярла. Старый, как его драккар, но высится за столом неподвижный, как скала, загорелый, крепкий, с пронзительно голубыми глазами. Желтые с серебром волосы падают на лоб, на плечи. Такая же серо-золотая борода опускается на грудь, закрывая верхний ряд кольчуги. На широком черном поясе болтается короткий нож, штаны блестят -- толстая лосиная кожа, на сапогах звенят подковки. Он поднял кружку в тот миг, когда драккар взметнуло на гребень чудовищной волны, -- судно затряслось, качнулось и соскользнуло носом вперед и одновременно набок. Падало так долго, что вот-вот должно было удариться о морское дно, но вместо этого врезалось в другую волну. Ярл поднес к губам полную до краев кружку, не пролив ни капли, осушил в два глотка, довольно крякнул. По лесенке вниз спустился Рюрик, придерживая за плечи бледную Умилу. Асмунд встал, помог княгине сесть. Следующая волна швырнула драккар в другую сторону, блюдо с вареной рыбой ляпнулось на колени к Умиле и Рюрику. Княгиня лишь слабо застонала, подняла прекрасные глаза кверху, но оттуда лишь капала грязная вода и слышался топот сапог. Рюрик с отвращением сбросил еду с одежды прямо на пол. -- Надо ли ломиться в этот жуткий шторм? -- спросил он зло. -- Может, лучше переждать? Ярл от удивления едва не выронил кружку. Он и его помощники даже вытянули шеи, смотрели на Рюрика так, словно не верили своим ушам. -- Шторм? -- переспросил ярл, все еще глядя на Рюрика с недоверием. -- Ты говоришь об этом ветерке? Или о том, что будет позже? -- Боги, что-то бывает хуже? -- Обычно всегда хуже, разве это буря? Вот на прошлой неделе шли в настоящую бурю. Волны -- настоящие горы. Каждая саженей в тридцать! Так и шли двое суток: тридцать саженей вверх и тут же тридцать саженей вниз, тридцать -- вверх, тридцать -- вниз, вверх -- вниз... Лицо Асмунда с каждым словом ярла зеленело. Вдруг он вскочил, покарабкался наверх на палубу. Ярл проводил его уважительным взглядом, поинтересовался: -- Твой гридень, несмотря на ветер, пошел ловить рыбу? -- Пока только подманывать, -- процедил Рюрик сквозь зубы. -- Подкормкой. Он был белый, как парус на драккаре, выбеленный солнцем, ветрами, пропитанный солью. Голова Умилы лежала на его плече. Глаза княгини были закрыты, на бледной шее часто-часто билась голубая жилка. Она простонала слабо: -- Если это не шторм... то что вы... зовете штормом? Ярл задумался, задумались и его помощники. Они все осушили по кружке, наконец ярл сказал уважительно, с оттенком пережитого ужаса: -- Самый жуткий шторм, какой мне запомнился... какой пережил, был в тот злополучный день, когда я плюнул на пол, который только что вымыла моя жена... Его передернуло, он побледнел и поспешно налил себе еще. Олег тоже налил себе и отпил из своей кружки, пиво отдавало плесенью. Ярл следил за его лицом, захохотал зычно: -- Святой пещерник, ты привык к царьградскому вину?.. По глазам вижу, они у тебя не совсем брехливые, как у других волхвов. Мы -- простые рыбаки, пиво варим сами. Виноград в наших краях не растет. Пробуем редко, лишь когда ограбим кого! -- Пойду взгляну на свою послушницу, -- сказал Олег. Гульча сидела наверху посреди драккара, держалась за канаты. Мокрая, несчастная, как тонущая мышь. Дождь моросил слабо. Гульча неверными движениями пыталась натянуть капюшон на голову, не замечая, что сидит на поле плаща. Лицо ее было желтым с зелеными тенями. Она слабо повела на него очами, в них была бессильная ненависть: -- Какой ты отвратительно веселый! -- Я не веселый, -- ответил он с симпатией. -- Мое сердце рвется от жалости. Бедненькая... Опорожняйся, опорожняйся! Хочешь, подведу тебя к борту? -- Я уже вывернулась наизнанку, -- простонала она. -- Потом еще раз, обратно. Потому я с виду такая невывернутая. -- Тебе так кажется, -- утешил он. -- На самом деле выглядишь, будто раз двести вывернули, завернули и выкрутили. Он умолк, всматриваясь в темные тучи, что ползли, задевая верхушки таких же темных волн. Между ними мелькнуло белое. Олег подхватился, крикнул во весь голос, не отрывая глаз от белеющей точки: -- Парус! Неизвестный корабль идет прямо на нас! ГЛАВА 19 Гульча простонала: -- Кому мы нужны такие... К нему выползли Рюрик, Асмунд и Рудый. На драккаре замелькали встревоженные лица рыбаков. Ярл рявкнул, замахал руками -- парус поднялся выше, мачта затрещала. Олег увидел на лице могучего ярла откровенный страх. -- Они нас не рассмотрели, -- предположил Олег. -- Увидят, пойдут своей дорогой. Если это разбойники, то им нет смысла нападать на бедное рыбацкое судно. Ярл покачал головой, глаза потухли: -- Я знаю этот драккар, там одни берсерки. Они хуже акул. Убивают всех, им не важна выгода! Они наслаждаются, проливая кровь. Рюрик отвел Олега в сторону, сказал тихонько: -- Это не могут быть... Семеро Тайных? -- Вряд ли, -- ответил Олег с сомнением. -- Слишком скоро. Хотя не исключено, что они велели усилить разбои в тех краях, где мы должны проходить. Сшибут лбами племена, которые не воюют или уже замирились. Напрямую Семеро Тайных вмешаются позже. Когда нащупают нас. Асмунд постоял, держась за канаты, сказал хмуро: -- Я иду за своим топором. Рудый, ты можешь драться? -- Я не отобьюсь и от воробьев, -- ответил Рудый слабо. На его бледных щеках медленно проступали красные пятна. -- Ты все-таки захвати какую-нибудь щепку и для меня... Меч князя не забудь. Для святого пещерника захвати какую-нибудь палку. Я в нее верю, чем в его дурацкие обереги. Гульча сказала сердито: -- Не нужна ему палка! Идите, за нас не тревожьтесь. Их догонял крупный боевой драккар. Очень длинный и узкий, с низкой и ровной кромкой бортов. Лишь на носу и корме борта задирались вверх к штевням, ровным рядом чернели квадратные дыры для весел. Гребцы, они же воины, уже изготовились к бою -- свободные викинги сами сидят на веслах, не в пример развращенным римлянам! Семнадцать дыр, сосчитал Олег, да на этой стороне семнадцать. Это тридцать четыре пары гребцов -- шестьдесят восемь воинов да двадцать человек на палубе: ярл, конунг, или походный вождь, его личные берсерки, знатные воины... Уже видны были блестящие щиты и шлемы над бортом, мокрые бородатые лица. На носу чужого драккара стоял огромный воин в железном шлеме с турьими рогами. Борода у него развевалась по ветру, огненнорыжая, как пламя, а сам он казался могучим обрубком дерева. Он медленно взял огромный топор, растянул губы в широкой ухмылке, показал острые зубы. Корабли сближались, Олег видел голубые глаза берсеркера, в них разгоралось безумие. Губы чужого вожака начали подрагивать, выступила пена. Ярл так и остался стоять обреченно с кружкой пива. Поредевшие капли дождя прибили пену, катились по его лицу. Рыбаки бестолково бегали по судну. Асмунд и бледный Рудый, оба вооруженные до зубов, подали Рюрику меч и щит. Гульча вылезла позже -- в своем легком доспехе -- тащила тяжелый лук Олега и его колчан, набитый оперенными стрелами. -- Бесполезно, -- проронил ярл обреченно. -- Их много, намного больше! Они все берсерки. Даже ярл у них берсерк. Повезет, кто из наших погибнет сразу. Пленных истязают долго! Драккар викингов был совсем рядом. Борта были почти на одном уровне, но волны подбрасывали выше то один корабль, то другой. С чужого драккара в воздух взвились веревки с железными крючьями. Рюрик, Асмунд и Рудый стали у борта -- все трое в доспехах, злые, решительные. Олег и Гульча остались на другом конце корабля. Гульча присела у борта, в руке блестел кинжал. Олег поправил колчан за спиной, чтобы стрелы были под рукой, крикнул ей: -- Выводи Умилу с ребенком! Он прислонился плечом к мачте. Пальцы замелькали, хватая стрелы, натягивали тетиву, отпуская, снова хватая стрелы... Всякий лучник должен держать в воздухе пять стрел, но Олегу стрелять приходилось почти в упор, первый крюк уже с хрустом зацепился за борт, на драккаре победно заорали, однако Асмунд сильным ударом топора успел перерубить веревку. Каждая стрела находила цель: берсерки были полуголыми, железные острия проламывали кости, брызгала ярко алая кровь, смешиваясь с холодным дождем. С этой стороны драккара он остановил натиск, навалив груду тел, но на том краю, где в унылом молчании застыли Рюрик с воеводами, в воздух взвились десятка два крюков, зацепились, круша старое дерево. Асмунд и Рудый успели перерубить половину, однако борта сухо хряснулись, сцепленные туго, на палубу начали прыгать с жутким воем, визгом обнаженные до пояса берсерки -- мускулистые, осатанелые, страшные, с блестящими, как у морских зверей, телами. Стреляя, Олег постепенно перенес внимание ближе к той части корабля, где дрались русичи. Все трое встали спинами друг к другу, два меча и огромный топор Асмунда образовали сверкающую завесу из булата. Каждый, кто прикасался к ней, пытаясь прорваться, падал с рассеченной головой, разрубленными плечами, на залитый кровью пол плюхались отсеченные кисти рук с зажатыми рукоятями мечей и топоров. Гульча почти силой вытащила Умилу наверх, та прижимала к груди плачущего Игоря. К ним с радостным ревом повернулись двое берсерков. Гульча отважно вскинула кинжал, но берсерки повалились ей под ноги. В затылках торчало по стреле. Рюрик увидел, закричал отчаянно, размахивая мечом: -- Умила -- назад!.. Нет, иди сюда! Гульча повернула голову к пещернику, тот властно кивнул в сторону кормы, и Гульча, не обращая внимания на крики князя, потащила княгиню. К ним дважды бросались орущие викинги -- огромные, полуголые. Гульча упорно волокла Умилу на корму, лишь вжимала голову в плечи, когда рядом вжикали стрелы, на нее брызгала горячая кровь. -- На драккар! -- крикнул ей Олег. -- На их драккар! Глаза Гульчи округлились, а на носу ладьи бешено орал Рюрик, пытаясь пробиться к ним. Вдруг Гульча, сообразив, выхватила ревущего Игоря из рук княгини, перепрыгнула вместе с ним через сцепленные борта. Умила с воплем перевалилась следом, упала. Олег выпустил две последние стрелы, с разбега прыгнул на драккар викингов, поскользнулся на мокром дощатом полу. Умила с горестным воплем выдрала из рук Гульчи ребенка, прижала к груди, заревела. Гульча спросила, задыхаясь: -- Что теперь? -- Тащи их вниз! Викинги на том корабле, здесь не осталось... Он подхватил брошенный топор, побежал вдоль борта, перерубая канаты и деревянные багры. На оставленном им драккаре кипела сеча. Берсерки, хохоча, носились по раскачивающемуся судну, убивали рыбаков, а десяток самых озверелых или отважных насели на русичей. Рюрик, уже залитый кровью, шатался под ударами. Рудый был без шлема, мокрый клок волос на выбритой голове прилип, с него брызгали капли дождя, перемешанного с кровью. Он орудовал двумя мечами, Асмунд отражал удары половинкой расколотого щита, со лба у него бежала струйка крови. -- Сюда! -- закричал Олег страшным голосом. -- Быстрее! Одним ударом перерубил последний канат. Борта кораблей стукнулись последний раз, начали медленно расходиться, теперь уже вразнобой подпрыгивая на волнах. Рудый оглянулся непонимающе, Олег замахал обеими руками: -- Быстрее, корабль уходит! Умила с ребенком здесь!!! Рудый первым бросился вперед, прорвав цепь викингов. Добежал, козлом скакнул с борта, перекатился через голову и вскочил на ноги, не выпуская мечей. Рюрик расшвырял противников, с ревом прыгнул почти с середины корабля. Он сам был в ярости, пена летела с перекошенных губ, глаза полыхали безумием. Асмунд запоздал: корабли уже разошлись -- драккар подбросило, и грозный воевода, пролетев по воздуху, тяжело грохнулся о деревянный борт -- тяжелые доспехи потянули вниз в морскую пену. Кто-то из викингов швырнул топор вдогонку, тот сшиб Рюрика. Еще четверо викингов прыгнули обратно на свой корабль -- двое допрыгнули, но Рудый их уже ждал: один сразу напоролся на его меч, другой подхватился с палубы, чуть оглушенный, сразу попал под град ударов, начал отступать к борту. Безумие уходило из его глаз, он изменился в лице, дрогнул, и лезвие наискось ударило по горлу. Викинг упал на колени, голова запрокинулась, кровь брызнула из жуткой раны горячим бурунчиком. На том корабле стоял рев. Викинги перестали рубить уцелевших рыбаков, бросились к борту, потрясая кулаками. Рюрик с трудом поднялся, спросил, глядя на Олега с ненавистью: -- Где Умила? Где Игорь? -- Гульча за ними смотрит! -- успокоил Олег. -- Быстро разберитесь с парусом. Могут догнать. Дурость выветрилась, теперь будут осторожнее. А осторожные опаснее, чем храбрые. -- Этот быстроходнее, -- заверил Рудый. Он тряхнул мокрым чубом, огляделся. -- Только на весла посадить некого. Да и парус плоховат... Рюрик ладонями утирал кровь с лица, та выступала из порезов над бровью и над переносицей. Лицо его было таким же угрюмым, как волны. -- Асмунда потерял, -- выговорил он с мукой. -- Да плевал я на великое княжение! Он был вторым отцом моему Игорю. Я ему жизнь доверял! Рудый начал рубить веревки, закрепляющие парус. Ветер задул плотно, драккар перестал качаться, как лепешка в проруби, полез на волны. Холодные брызги летели на палубу, борта гудели от ударов волн. Откуда-то донесся сдавленный крик. Рюрик в панике хлопнул по мечу в ножнах: -- Кто-то остался?.. Внизу, где Умила? -- Вроде бы крик не из каюты, -- предположил Олег. -- Пьяный, -- сказал Рудый уверенно. -- Проспал битву. Такое бывает. Помню, однажды при Гавгамелах... Крик донесся снова. Олег покрутил головой, Рюрик и Рудый навалились животами на борт, до рези в глазах всматривались в темные бушующие волны с белыми гребешками пены. Рюрик долго вслушивался, предположил нерешительно: -- Морские наяды заманивают?.. Я слыхал про них. Рудый передернул плечами, возразил: -- Голос вроде бы не бабий! Но и не драконий... У дракона должен быть намного гуще... Вот так примерно. Он присел, надулся, завыл басом, выпучив глаза и страшно багровея. Рюрик покачал головой: -- Ты и драконов морских зрел?.. Угораздило меня таким воеводой... Рудый ответить не успел, голос донесся снова -- слабый, задыхающийся: -- Две во... роны... Куды пялитесь... Оба одновременно посмотрели вниз. В белой пене мелькала, часто скрываясь из виду, мокрая голова и пальцы, судорожно вцепившиеся в квадратную дыру для весел. Когда драккар нырял, голова исчезала, даже руки скрывались в волнах. Рудый метнулся за веревкой, крича во весь голос: -- Асмунд, дорогой, продержись чуток! Он опустил петлю, ее мотало, но руки Асмунда уже расцеплялись -- тяжелые доспехи тянули на дно. Рюрик схватил Рудого за шиворот, опустил головой вниз. Тот повис с протянутыми руками, дотянулся и ухватил Асмунда за кольчугу на шее. Рюрик потянул, Рудый взвыл: намокший Асмунд весил как два матерых медведя. Рудого раздирало надвое. Олег ухватился за Рудого с другой стороны, вдвоем кое-как перевалили воеводу через качающийся борт. Асмунд сидел на дощатой палубе в луже воды, мокрый, злой. Его сразу вывернуло морской водой, он долго кашлял, наконец сказал остервенело: -- Жилы лопаются, а они токуют, как влюбленные тетерки, о наядах и драконах! Похож я на морскую деву? -- Я говорил только о драконах, -- быстро заверил Рудый. -- Малость смахиваешь. Я сам видел одного. Огромный, страшный! Повадился к нам кур таскать, а потом его моя бабушка палкой пришибла... Из нижнего трюма вылезла Гульча. Вид у нее был хмурый, на лбу блестели бисеринки пота. Она оглядела мужчин, сказала серебряным голосом: -- Здесь свинарник еще больший, чем на драккаре, но еда лучше. И вина шесть бочек! -- Кто что ищет, -- заметил Рудый одобрительно. -- Гульча, выходи за меня замуж! -- Сколько же кораблей потопили, -- вздохнул Асмунд. Он тяжело поднялся, все еще держась за канат. -- Покажи, дочка, где переодеться и обсушиться. Ты уже обжилась здесь, как я гляжу. Веди туда, где эти... шесть сосудов. Он побрел за Гульчей вниз. Рудый бросил вслед саркастически: -- Это он называет сушиться! -- Род вылепил человека из хорошей глины, -- успокоил его Олег. -- Слепок прочен -- не измокает, хотя, бывало, пьет с утра до ночи. -- Слепок? Судя по вороху вещей, сваленных в захваченном драккаре, викинги успели пограбить и на берегу, но большей частью сокровища были с кораблей. В сундучках и скрыньках было тесно от монет: ромейских, арабских, меровингских. В грубом мешке из шкуры нашлись золотые слитки, серебряные гривны, жемчуг, яхонты. Глаза Рудого блестели, он перебирал драгоценности трясущимися руками, но Асмунд грубо резанул: -- Сперва надо убрать трупы. Смердят! -- Когда успели? -- огрызнулся Рудый. -- Еще тепленькие! -- Хватает и с душком. Среди цветных тряпок и роскошной одежды в самом деле попадались трупы, полуразложившиеся, несмотря на холодные дни. Рюрик наткнулся на отрубленные головы, а Умила подскочила с визгом: села на ящик, доска прогнулась, в щель хищно высунулась полуобглоданная крысами кисть и царапнула по полу. Очистили драккар, отворачивая носы, выбросили тряпье, затхлую одежду. Гульча обильно поливала палубу морской водой. Она первая заметила, что дождь и ветер утихли, встревожилась: -- Как же теперь? -- Хорошо, -- сказал Рудый с облегчением. -- А то мой желудок даже не в горле, а где-то между ушей. Олег встревоженно оглянулся на оставленное судно, оно еще виднелось за высокими волнами: -- Подолгу здесь бывает затишье? Рюрик ответил хмуро: -- По неделе. Бывает, больше. Потому тут обычно ходят на веслах, а парус как баловство -- на всякий случай. Они с тревогой посматривали на далекий парус оставленного драккара. Одни там викинги или уцелели и рыбаки -- все равно резню уже прекратили, вот-вот сядут на весла! Без приказа, лишь обменявшись взглядами, они разбежались по драккару. Рюрик первым начал вырубывать хищно задранный нос боевого корабля своим мечом, потом подобранным на палубе топором. Рудый бегом принес две тугие связки канатов. Из трюма поднялся потревоженный грохотом Асмунд, с ходу ринулся со своим исполинским топором на помощь князю. Стоял треск, грохот, Рюрик рубил сильными частыми ударами. Асмунд обрушивал острое железо с придыханием, перерубая брусья с двух-трех ударов. В страшной спешке они наскоро связали плот. Рудый вколотил колья для весел, и с натугой перевалили стянутые вместе брусья через борт. Шумно плеснуло, плот на миг ушел под воду. Рудый спрыгнул на мокрый настил, подтянул ближе за канат. Асмунд подал ему пару весел. Олег послал Гульчу за княгиней, наконец все сгрудились на плоту. Брусья сразу осели, едва-едва выступая над водой, между ними злорадно захлюпала вода. Волны вскидывали плот как щепочку -- десяток толстых брусьев да широкие доски, спешно сорванные Рудым с палубы и набитые сверху. Под тяжестью плот осел, волны начали перекатываться через край, ноги с