ест-накрест. Леший пошатнулся, на нем в багровом свете костра особенно глубокими показались две вырубленные борозды. Он двинулся прямо на князя, растопырив руки-ветки. Рюрик присел, уклонившись от когтистой лапы, с силой рубанул мечом по ногам-корням. Хрустнуло, леший качнулся, пытался схватить длинными руками, упал набок. За его спиной поднялся взъерошенный Рудый, которого леший вмял было в грязь двумя сильными ударами, ссек крючковатые руки. Рюрик и Асмунд, закусив губы, отчаянно рубили, стоя спиной к спине. Олег ухватил горящую ветку и, заслонив женщин с ребенком, отмахивался от троих леших. Гульча изловчилась, из-под его руки цапнула другую ветку, сунула концом в огонь. На Рюрика кинулся огромный чешуйчатый зверь. Пламя костра слепило князя, он отпрыгнул, прижался спиной к толстому дереву. Леший зашипел, как большой змей, качнулся вперед. Рюрик быстро ткнул мечом в горящие глаза. Леший отшатнулся, его руки-сучья с шелестом ухватились за лицо. Асмунд и Рудый рубили, как дровосеки. Асмунд громко ахал, вскрикивал, топор взлетал и падал, как колун, слышался сухой треск. Рудый дрался так, словно старался перещеголять дятла, выдалбливающего короедов из дерева, -- прыгал из стороны в сторону, тыкал острием сабли в желто-зеленые огоньки. Лешие появлялись из тьмы внезапно. Рюрик оступился, на него навалились тяжелые, как бревна, тела, толстые когти начали отдирать булатные пластины. Огромная лапа ударила по голове, скрежетнул металл. Рюрик кое-как вырвался из чудовищных лап, его великолепный шлем уже смялся, как лист лопуха, сверкающий меч князя со всего размаха обрушился на голову лешего. Сухо хрустнуло, меч засел на глубине в две ладони. Чудовищные глаза медленно погасли. Рюрик пытался выдернуть оружие, но меч застрял, как в сучковатом чурбане. -- Огнем их! -- послышался отчаянный вопль Гульчи. -- Огнем!.. Она размахивала горящей веткой перед огромным лешим, тот пятился, пытался отвернуться. Искры сыпались на сухие чешуйки, между ними появились крохотные дымки. Наконец леший упал на спину, кусты затрещали, и он укатился в темноту. Рудый выхватил, обжигаясь, пылающую ветку, шарахнул ближайшего лешего. Ветка с треском переломилась, рассыпая искры, но леший в страхе отпрянул, отодвинулся за границу света. Рудый цапнул сразу два горящих сука, пошел теснить, вычерчивая в дымном воздухе зигзаги. Асмунд и Рюрик тоже зажгли ветки, поперли на леших. Умила прижимала Игоря, пугливо опускала голову. По обе стороны княгини стояли Олег и Гульча, закрывая ее своими телами. В темноте затрещало, что-то хлюпнуло, и последние лешие исчезли. В наступившей тишине был слышен только тихий плач Умилы да тяжелое дыхание мужчин. Рюрик обнял жену, сказал виновато: -- Ненадежный я муж... Всякий раз в беде возле тебя оказывается Олег или этот... эта послушница, но не я, кто клялся защищать тебя везде и во всем! Умила возразила сквозь слезы: -- Ты встречаешь беду первым, как подобает мужчине и князю! А я за спиной задних. -- Как положено женщине с ребенком, -- добавил Асмунд строго. -- А княгине с наследником -- в особенности! У костра Рудый вытер пучком травы саблю, хотя крови не было, поинтересовался: -- Что за лесной народ, святой пещерник? Я таких не встречал, хотя путешествовал много. -- Он это зовет путешествием, -- буркнул Асмунд с едкой иронией. -- Да, путешествовал, -- ответил Рудый с достоинством. -- Набирался знаний! Это было главным в моих передвижениях. Олег сидел возле огня, неотрывно смотрел на пляшущее пламя. Лицо его было обеспокоенным: -- Древний народ... Говорят, они старше богов. ГЛАВА 21 Я думал, они людей не трогают, -- заметил Рюрик мрачно. -- Не трогают. Что-то толкнуло их напасть. Или кто-то. Асмунд горестно цокал языком, рассматривая лезвие топора, поворачивая его так и эдак: -- Сучок на сучке... Бревно их родило? -- Мировое дерево, -- уточнил Олег. -- То самое, где сидит Род в личине белого сокола. Куда Один загнал свой меч по самую рукоять, и то самое, по которому Таргитай со своими друзьями поднимался в вирий и опускался в подземный мир... Из желудей, что поспевают раз в сто лет, вылупляются эти чешуйчатые... Живут долго, тысячи лет, но вся их жизнь -- как один день. Сегодня не помнят, что было вчера... Голос упал до шепота. Глаза неподвижно смотрели в огонь, и все замолчали почтительно. Лишь тело пещерника находится у костра, а глазастая душа -- в поднебесье! Рюрик ходил кругами вокруг костра, держась у самой кромки света. Меч он цепко сжимал в руке, покачивая острым концом, косился в темноту. Под сапогами с железными подковками сухо лопались сучки -- собранный Асмундом хворост. Умила всякий раз вздрагивала всем телом и судорожно прижимала к себе свое сокровище -- Игоря. Гульча задержалась возле Олега, изогнулась гибким телом, словно увядший цветок, опасливо заглядывая в его неподвижное, как горный хребет, лицо. -- Я не слышал, -- заметил Рюрик осторожно, -- чтобы лешие нападали. Покуролесить, сбить со следа, увести с дороги -- другое дело... -- Может быть, -- спросил Рудый с сомнением, -- у них тут гнездо? Асмунд посмотрел укоризненно, показал руками нечто ветвистое, с глубокими корнями. Рудый побагровел от негодования, изобразил знаками, чтобы не прерывали благочестивых размышлений пещерника, что у Асмунда самого рога почище оленьих, а корень и вовсе -- тьфу, сам же толстяк-воевода темный, как три подвала, и дурной, как пять мешков лесного дыма, хотя и здоровый, как сарай у бабки... Что-то показывал еще, но Гульча плохо понимала, зато Умила почему-то вспыхнула, будто маков цвет, отвернулась с такой поспешностью, что едва не перекрутилась в поясе, закрылась ребенком от брызжущего красноречием Рудого. Олег сказал медленно: -- Лешие не потревожат... По крайней мере в эту ночь. -- Тогда надо спать, -- решил Рюрик тяжело. -- Меня ноги не держат... Он укрыл Умилу, буквально упал на срубленные ветки, ноги прикрыл щитом, а под голову сунул нагрудный панцирь. Меч он положил рядом, нежно погладив лезвие, поцеловал крестообразную рукоять и немедленно заснул. Во сне был грохот, рев. Проснулся Рюрик, дрожа от страха. Еще не стряхнув ночные видения, он вскочил, прикрывшись щитом и держа меч на уровне пояса, как подобает умелому воину. Правую ногу чуть выдвинул для упора, лишь тогда огляделся. Из темноты к костру пятился Рудый, багровые языки огня освещали только его спину. Рудый указывал во тьму трясущимися дланями. Асмунд поднялся из вороха веток, как разъяренный медведь, схватил топор, страшно взревел: -- Лешие? -- Хуже, -- пролепетал Рудый, -- жаба... Рюрик ошалело потряхивал головой, в ушах медленно затихал шум битвы, дико ржали кони, звенело железо. Асмунд сплюнул, налился дурной кровью: -- Опять жабы? Так чего же... -- Большая жаба, -- пролепетал Рудый. -- Прямо жабища, ропуха... Он поспешно обогнул костер, отгородившись им от темного страшного леса, в ужасе вперил взор поверх пляшущих языков огня в темную чащу. Пещерник приподнялся на локте, швырнул в пламя горсть сучков. Рудый опомнился, начал судорожно перебрасывать в огонь всю груду запасенных сучьев. -- Сдурел? -- спросил Асмунд зло. -- Не хватит на ночь... Тяжелый низкий рев заглушил его слова. Ветки внезапно вспыхнули ярким пламенем, тьму отшвырнуло на край поляны. Земля дрогнула, словно упал поваленный ветром столетний дуб. Из темноты выдвинулась огромная драконья морда: в распахнутой пасти пылал красный зев, вытаращенные глаза были крупнее кулаков Асмунда. Зверь выглядел как холм: приземистый, с короткими толстыми лапами, серо-зеленая шкура пузырилась бородавками размером с человечьи головы. Пламя шарахнулось от мощного рева, угли разметало по всей поляне. Рюрик загородил Умилу и сына, выставил перед собой верный Ляк. Глаза князя выпучились, как у чудовищного зверя, что надвигался на них, лицо Рюрика было бледнее лунного света. Зверь присел, вжимаясь в землю. Олег ожидал, что чудовище прыгнет и пропадет далеко в лесу, ломая и круша деревья, но из пасти чудовища выметнулся длинный липкий ремень, молниеносно обвил его ноги, дернул в пасть. Олег в последний момент выставил руки, уперся в челюсти. За ноги тянуло с такой неудержимой силой, что он вскрикнул от внезапной боли: кости трещали, мышцы ныли от натуги. Вдруг перед глазами блеснуло красным светом железо. Липкий ремень ослабел, раздался страшный рев, Олег быстро освободился, упал на траву. Рядом визжал и дико прыгал, размахивая саблей, Рудый. Подхватив дротик, Олег сунул его в пасть зверю, стоймя. Чудовищные челюсти разом сомкнулись, ночной гость страшно взревел, взвился в воздух, и Олег впервые увидел, как велик зверь: голова и передние лапы поднялись к вершинам деревьев, а задние лапы еще не оторвались от земли! В темноте затрещали деревья, донесся глухой удар. Земля качнулась. Русичи потрясенно смотрели вслед исчезнувшему чудищу, у каждого блестел в руке либо меч, либо топор, но что сделаешь таким оружием? Асмунд вытер лоб, проговорил дрожащим голосом: -- Вот и сподобились увидеть настоящего смока... Рудый оглянулся в великом удивлении: -- Сплюнь! Какой смок? Обыкновенная жаба. -- Жаба? -- протянул Асмунд. Он повернулся к пещернику. Олег ответил неохотно: -- Конечно же, Рудый ошибается... Какая же обыкновенная? Очень крупная жаба. Он поднял все еще дергающийся в траве липкий ремень толщиной в руку и длинный, как пояс Асмунда. Конец языка раздваивался, но не как у змеи -- там была петля и подобие сумки. Рудый вытер саблю, со стуком бросил в ножны: -- Конечно, жаба, разве не видно? Смока я бы с одного удара!.. Щелчком. Горынычей, помню, в молодости десятками... Драконов одной левой еще в колыбели. А вот жаб боюсь, от них бородавки. Да и ты, Асмунд, вовсе не пел от счастья, когда она вылезла к костру. Понятно, бородавки... Рюрик раскинул руки, загораживая дорогу Умиле и Гульче. Посреди поляны темнела лужа черной крови, поднимался желтоватый пар. Костер шипел, забрызганный кровью, в траве дымились разбросанные угольки. Рюрик спросил с тревогой: -- Кровь дракона ядовита, святой отец -- Это обыкновенная жаба, -- поправил Рудый терпеливо. -- Жаба-переросток. -- Какая разница? -- чисто по-княжески отмахнулся Рюрик. -- Если так, то по мне любой дракон -- это жаба, что забыла остановиться в росте! Асмунд подергал Олега за рукав: -- Святой отец, не лучше ли убраться подальше в чащу? Олег удивился: -- Надеешься, что в чаще безопаснее? Впрочем, рассветает. Седлайте коней! Еще день пробирались через лес, а к обеду следующего ощутили близость большой реки. Даже кони оживились, затрусили шибче. Вскоре обогнули холм, дальше потянулась широкая ровная долина, а посредине блестела широкая дорога реки. -- Висла, -- проговорил Рудый мечтательно. -- Как в прошлом году, мечтаю омыть грязь странствий в твоих водах! Рюрик покосился подозрительно: -- Ты был на Висле в прошлом году?.. Когда успел без моего ведома? -- Нет, это я мечтал в прошлом году! -- поспешно сказал Рудый и опустил голову, пряча взгляд. Они начали спускаться с холма по узкой дорожке, потом в нетерпении оставили ее, бросились к реке через редкие кусты, заросли чертополоха, валежины. Даже Умила пустила коня во всю мочь, лишь наклонилась, закрывая собой Игоря от веток. Рудый первым вогнал коня в реку, подняв сноп брызг. Асмунд подзадержался, деликатно помогая княгине с ребенком слезть на землю, а когда и он наконец добрался до кромки воды, Рудый крикнул предостерегающе: -- Эй, кто-то должен остаться на берегу! Мало ли что... Асмунд выругался, забыл про женщин: он один торчал на берегу, остальные уже плескались по колено в воде, а пещерник и Рудый вообще усердно ныряли наперегонки, то ли смывали грязь и пот, то ли драли раков. -- Благословенная вода, -- заявил Рудый. -- Если хочешь найти людей, ищи ручей -- приведет к реке, а на реке стоят веси, села и городища. Так и мы придем к городам, где нарядный люд, в каждом доме корчма... Олег, с наслаждением сдирая крепкими ногтями грязь, ухмыльнулся: -- Здорово. -- Соорудим большой плот, -- продолжал Рудый с подъемом, -- побольше прошлого, на котором я размочил то место, которое называется уже иначе, чем спина. Асмунд нарубит бревен -- у него топор, я объясню, как выстругать бревна, женщины сплетут шалаш... -- А что ты придумал для меня? -- спросил Олег. Рудый оглядел его критически, стараясь не замечать могучего сложения пещерника: -- Надо будет рыбу ловить, а кому лучше справиться, как не святому отцу, который язык каждой твари знает? Правда, рыбы не болтливы... Асмунд и князь будут на веслах, так что при деле, все заняты! Олег нырнул, смывая грязь, медленно выплыл, с сожалением покачал головой: -- Жаль, что реки текут в другую сторону. К морю, от которого идем. Лицо Рудого стало несчастным. Он даже пошевелил пальцами, проверяя течение: -- Висла?.. Вот так все меня подводят. А Умила еще уговаривает жениться. А как насчет других рек? За холмом? -- Все почему-то текут к морю. -- Прибитые какие-то, правда? Два дня ехали вдоль реки, поднимаясь вверх по течению. Кони отощали, ослабели от долгой дороги. Конь Асмунда сломал ногу, пришлось бросить, а когда захромали еще две лошади, решено было добыть новых. В ближайшей веси Рудый выгодно продал всех коней -- в самом деле были хороши, только сильно исхудали, но купить новых не удалось -- лошаденки были мелкие. Рудый уверял, что чуть выше по реке у него есть друг, который всегда держит наготове хороших коней. Асмунд поинтересовался язвительно, каким же таким очень честным делом занимается его друг, что у него всегда наготове оседланные кони, но Рудый притворился, что не услышал оскорбительных намеков. Они пробирались пешком вдоль реки, когда внезапно Рюрик сказал натянутым, как тетива на луке, голосом: -- Корабли! Все сразу без приказа затаились среди веток, затихли. Олег вытряхнул перед собой на землю стрелы, подумал горько: всю жизнь прячемся друг от друга. В любом незнакомце видим врага! По середине реки навстречу течению мощно двигались, разрезая волны, два драккара и пузатый коч. На драккарах надувались под ветром простые квадратные паруса, грозно скалили пасти драконьи морды, за что разбойничьи корабли викингов еще в старину прозвали драккарами. На коче нос вровень с бортами, зато парус был огромен, на нем сияло красное солнышко -- так упрощенно рисовали царя Коло, младшего сына Таргитая. На бортах драккара как алые маки пламенели щиты. Длинные весла с плеском врезались в речные волны. Коч шел лишь под парусом, но не отставал. Косой парус цепко держал ветер, вздувался пузырем. В середине коча виднелись головы коней, на корме угадывались увязанные тюки товара. На носу прохаживались двое в вышитых полотняных рубахах, несколько мужиков лежали на связках шкур, трое с кормы закидывали в реку сеть. -- Рискнем, -- сказал Рюрик внезапно. -- Это мирные викинги. Иначе так далеко их бы не пропустили. Он вышел из зарослей. Асмунд встал рядом, приложил огромные ладони ко рту, рявкнул страшным, трубным голосом, и на всех трех кораблях сразу повернулись к ним головы. На головном драккаре человек на носу корабля что-то крикнул в ответ, махнул рукой. Весла с одного бока застыли, драккар начал приближаться к берегу. Рюрик сбежал к воде, вскинул руки, обернув ладонями к кораблям: -- Слава честным торговцам! Куда путь держите? С драккара смотрели с любопытством, но трое лучников быстро согнули луки, а ряд воинов подошли к борту, держа дротики наготове. -- В дальние страны! -- крикнул с драккара воин, который стоял на носу. -- Если река позволит... А не позволит -- волоком перетащим! Рюрик крикнул: -- Если возьмете нас, мы заплатим! Воин спросил заинтересованно: -- Откуда у таких оборванцев деньги? -- Мы не всегда были оборванцами, -- ответил Рудый надменно. Воин изучающе окинул взглядом его поджарую фигуру, искоса оглядел остальных -- Рудый выпятил грудь и закинул чуб за ухо. Воин взмахнул рукой: -- Меня зовут Сигурд. На втором драккаре недостает людей. Двоих оставили на берегу, еще трое ранены. Если понадобится, сядете на весла. Второй драккар тоже приблизился к берегу. Как и первый, он был с плоским дном, сильно изогнутыми бортами. При отливе такой драккар плотно садится на дно -- за это время можно разгрузить или загрузить -- прилив поднимет снова. Такие корабли могли появиться только у фризов с их мелководьями. Здесь хороши тем, что могли приставать сразу к берегу. Рюрик внимательно изучал обводы кораблей. Знающий человек поймет многое, даже если хозяева смолчат или соврут. Когда драккар зашел на мелководье, Рюрик помог забраться Умиле и Гульче, передал жене Игоря. Асмунд и Рудый вскарабкались так лихо, что викинги нахмурились и переглянулись. Асмунд разглядывал их одежду, оружие, пояса -- опытному человеку это говорит о многом. Мимо проплыл коч. Олег видел бородатые ухмыляющиеся лица. Викинги бритые, с длинными чубами, как у Рудого, их не спутаешь с бородатыми ушкуйниками из Новгорода, что на коче. Клянут викингов за разбои, но сами переплюнут по жестокости берсерков, по жадности к чужому добру -- степняков, по удали -- скифов, в пьянстве и похоти обойдут ромеев, а уж когда есть возможность увильнуть от работы, то сама лень уйдет опозоренной. Правда, когда беда подступает с ножом к горлу, ушкуйники, как и все славяне, работают жестоко, до седьмого пота, до развязывания пупков. Рюрик с женщинами и Асмунд оставались на корме драккара, Рудый пошел к ярлу на нос корабля. Олег видел, как они обменялись короткими репликами. Рудый шепнул ярлу что-то на ухо, на жестоком лице викинга появилась широкая ухмылка. Он оглянулся на Рюрика со спутниками, что-то шепнул Рудому. Оба захохотали. Рюрик и Асмунд, устроив женщин, сели на весла, стараясь быть полезными. Викинги с угрюмым одобрением посматривали на бугристые мышцы князя и его воеводы. Сами все как на подбор были крепкие, с обветренными лицами, темные от загара, привыкшие спать на земле, камнях, деревянном помосте драккара. Ярл отличался от своей команды лишь еще большей твердостью во взгляде, шириной плеч и доспехами, которые не снимал даже на середине реки. Они плыли двое суток, останавливаясь на ночь. Несколько раз встречали суда и целые караваны людей и кочей. Викинги держались мирно, хотя частенько у них бывал перевес. На третий день, едва отчалили от берега, рулевой заорал: -- Клянусь Одином... Голову ставлю на кон, если впереди не драккар ярла Локхида! Вскоре из-за поворота выплыли два тяжело груженых корабля. Передний был украшен головой василиска, по воде очень быстро шлепали тридцать пар длинных весел -- плыли по течению. Олег на таком корабле в прошлый раз добрался из Бирки в Швеции до Новгорода за пять неполных дней. Драккар почти летел, едва касаясь воды, парус был собран и привязан к рее. Внезапно парус упал, вокруг Олега забегали. Полотнище скатали, связали. Гребцы сменили ритм, драккар Сигурда устремился к берегу -- дальнему. Олег оглянулся на хмурые лица Рюрика и Асмунда, они тоже поняли смысл приготовлений. Викинги во время боя всегда убирают паруса, а сражаются только вблизи побережья на мелководье. Драккары Сигурда и Локхида, не сговариваясь, повернули к берегу, ближний чересчур крутой, а тот удобно пологий, с широкой отмелью... Половина гребцов оставили весла, поднялись на палубу, разобрав оружие. Вокруг поспешно расхватывали мечи, топоры, нахлобучивали шлемы. Кольчуга была лишь у Сигурда, остальные остались даже без рубах. Мускулы уже напряглись под влажной от пота кожей, в глазах засветилась ярость. Один из гребцов вцепился зубами в край щита, зарычал, глаза налились кровью. У другого пена потекла изо рта, дрожал от жажды убийства. Едва корабли начали приближаться к берегу, он прыгнул через борт, окунулся с головой, вынырнул, рыча от бессильного бешенства -- вода доходила до подбородка, драться трудно. Днище корабля заскрипело, корабль дернулся и встал недвижимо. Викинги посыпались в воду, как горох, прикрываясь щитами -- навстречу густо летели стрелы. Воды было чуть выше колена, и они понеслись навстречу таким же обезумевшим от ярости, ревущим, воющим, лающим, истекающим пеной от бешенства. Олег ухватил Рюрика и Асмунда за локти: -- Сидеть! Это не наша схватка. Викинги сшиблись по колено в воде. С обеих сторон летели стрелы, камни. Викинги Локхида сумели чуть потеснить людей Сигурда, трое упали под градом камней, вода окрасилась кровью. На чужом корабле вооружение у викингов оказалось получше, сами выглядели злее, свирепее, к тому же их на одном драккаре было столько же, как на двух Сигурда. Второй драккар Локхида шел с товарами, людей там, если не считать рулевого, не было видно. Затем бой пошел на равных. Река покраснела между кораблями. Сражались по колено в воде, падали, захлебывались своей и чужой кровью, топили врага, вцепившись в горло, тонули сами. Корабли стояли совершенно пустые, все воины яростно рубились, стараясь склонить чашу весов в свою сторону. Внезапно ярл с чужого драккара что-то крикнул своим. Пятерка воинов могучего сложения вышла из сечи, и бегом, взбивая волны, все разом бросились к драккару Сигурда. Асмунд довольно хмыкнул, вытащил из чехла на перевязи огромный топор. Голос воеводы был смиренным до издевки: -- Святой пещерник, а защищаться можно? Рюрик обнажил меч, а Рудый без всякой охоты -- не видел выгоды -- вытащил из ножен саблю. Гульча с длинным ножом присела возле Умилы, ее глаза дико блестели. Сигурд увидел предательский маневр врага, предостерегающе закричал своим. Трое викингов тоже вышли из сечи и стали отступать к своим кораблям. Остальные бойцы заколебались, не видя хитрого маневра врага. Люди Локхида с торжествующим ревом начали теснить противника. Асмунд с хрустом обрушил топор на шлем викинга, который карабкался с его стороны. Ударил обухом, но железный шлем смялся, как яичная скорлупа. Рюрик и Рудый сбросили еще двоих. С кормы забралось двое мокрых и озверелых, с ревом понеслись по драккару. Асмунд взревел еще страшнее, ринулся навстречу. Грянуло, словно столкнулись две наковальни. Один от удара вылетел за борт, второго воевода сразу перехватил за широкое запястье с зажатым мечом. Викинг схватил Асмунда за руку с топором. Несколько мгновений качались, прожигая друг друга взглядами, затем Асмунд налился кровью, глаза выпучились. Олег решил, что русич сдается, однако викинг вдруг вскрикнул, колени подломились. Асмунд со страшной силой дернул его вниз, викинг грохнулся на дощатую палубу, его пальцы сомкнулись вокруг сломанной кисти. Асмунд безжалостно ударил врага сапогом по голове, перешагнул, с победным ревом вскинув над головой топор. Последний викинг, пятый, попал под меч Рюрика. Рудый держался в сторонке, наблюдал с кривой усмешкой, драться не хотелось, он же вовремя заметил и крикнул предостерегающе: -- Ребята, слева! Сразу с десяток голов поднялись над левым бортом. Рюрик и Асмунд с готовностью бросились крушить и повергать -- застоялись, не дрались неделю, а с кормы уже начали запрыгивать мокрые скрежещущие зубами берсерки Локхида. Рудый вздохнул, сказал уныло: -- Ну вот, только-только надумал идти в пещерники! Он вытащил саблю, Олег так же вынужденно взял меч. Вдруг с правого борта захлопал под ветром желто-голубой парус, приблизился высокий борт коча. В ушах зазвенело от рева трех десятков могучих глоток. Ушкуйники были в доспехах, кольчугах, на головах блестели харалужные шлемы. Драккар вздрогнул от удара. Борт затрещал, на палубу начали прыгать новгородцы. Первый же сошелся грудь в грудь с обнаженными до пояса двумя берсерками, и оба сразу окрасились кровью. Один скоро упал, кровь хлестала из разрубленной шеи, а другой, весь залитый кровью, яростно рубил мечом. Искры летели от булатных доспехов ушкуйника. Тот морщился от жестоких ударов, но хладнокровно наносил удары сам, и берсерк, затупив меч о закаленный харалуг, сраженный упал во весь рост, как срубленное дерево. Ушкуйники, закрывшись щитами, умело и хладнокровно отражали напор воинов-зверей. Булатные мечи сверкали. Олег видел, как сшиблись над головами два меча: берсерка и ушкуйника. Булатный меч перерубил меч викинга, как деревянную жердь, и вонзился в плечо берсерка. Воин обезумел не от ран -- берсерк падает лишь от усталости, -- оскорбительна потеря оружия. Он прыгнул, вцепился окровавленными пальцами в кудрявую бороду новгородца, и оба грохнулись на дощатую палубу. Олег отступил к мачте, Рудый с готовностью прижался спиной с другой стороны. Кровавый бой кипел по всему кораблю, но схватка стала похожей на бойню. Ушкуйники, судя по всему, уже не раз имели дело с берсерками. Выстояли, не дрогнули при бешеном натиске, остановили первый удар. Их стальные доспехи даже не прогнулись, а острые мечи, встретив не защищенные доспехами тела, рубили, как на бойне. Старые волхвы рассказывали, вспоминал Олег, что в древности тавроскифский князь Ахилл водил за море корабли в помощь эллинам. Те воевали Трою, что, как бельмо на глазу, сидела на богатом хлебном пути и грабила все проходящие корабли. Ни троянцы, ни эллины тогда не знали ни булата, ни железа -- все были в медных латах, даже лучшие из героев, как медноблещущий доспехами Гектор и его греческие противники. Тавроскифы явились в булатных доспехах, ибо железной руды немало в их болотах, а выковывать булат из сырого железа анты научились давно. Эллины и троянцы не могли пробить своими деревянными копьями с медными наконечниками стальные панцири антов, которых греки называли мирмидонянами, переведя слово ант на свой язык, ибо и то и другое означает муравьев. И греки, и троянцы охотно-- рассказывали басни о зачарованном оружии мирмидонян-антов. Воевода Аристей пытался научить местных кузнецов, но легче и приятнее было повторять сказки о подземных водах Стикса, чем учиться тяжкому ремеслу... Когда погиб Патрокл, Ахилл учредил погребальные игры и как высшую награду положил поверх всех наград слиток железа. Простого железа-сырца. Для греков и оно великая диковинка! Ушкуйники деловито, плечом к плечу, очистили драккар, без жалости прикончили тяжелораненых. Один оглянулся на Рудого, посоветовал мрачно: -- Надень шлем. Хохол твой на макушке... могут принять за чужака. -- Мы свои, -- поспешно заверил Рудый. -- Далеко до Новгорода? -- За недельку доберетесь, если кони добрые. А ежели поплывете с нами, то через пять дней там будете. -- Спасибо за добрый совет. Вы купцы? -- Знамо дело! -- Может быть, выпьем за дружбу, в кости сыграем? -- предложил Рудый. Ушкуйник оглядел его с головы до ног, в короткой усмешке блеснули его ровные зубы: -- Тебя Рудым кличут?.. Тебе бы бороду отпустить. Знают слишком. А кто не знает, тот слыхивал. Он спрыгнул с корабля за соратниками, они же -- сотоварищи, ибо на их коче товару было навалено выше головы. Олег проводил его хмурым взглядом: не нравилось превращение отважных ратников в товарищей. Если и суждено Новгороду сгинуть, то только от такого превращения. К Олегу и Рудому подошел Асмунд. Он был в крови с головы до ног, но рот расплывался до ушей, глаза блестели. С затупленного лезвия топора капала кровь. Рюрик обеспокоенно склонился над Умилой, а Гульча с облегчением бросила кинжал в ножны. Князь, как и его воевода, был по уши в крови. Рудый покосился на пещерника, только они двое дрались без охоты, по нужде. У каждого причины, хотя и разные. Рудый, как понимал Олег, перерос детский возраст драчливости, в котором надолго застряли Рюрик и Асмунд, -- мол, если уж драться, то лишь там, где пахнет близкой выгодой. Но почему пришли на помощь ушкуйники? Между драккарами на мелководье все еще кипела сеча. Ушкуйники зашли широкой цепью, прижали берсерков Локхида к викингам Сигурда. Трое ушкуйников не спеша принесли луки -- один за другим в воду опустились семеро берсерков, утыканных стрелами. Дальше стрелять не решились: воины сшиблись грудь в грудь, падали в обнимку, царапались, кусались. Берсерки почти не обращали внимания на ушкуйников, с лютой злобой бросались на викингов Сигурда. Локхид сражался, окруженный отборными воинами-зверями. В его руках блестели два меча, широкая грудь окровенилась от мелких порезов. Он выл, скрежетал зубами, часто вскрикивая: -- Сигурд! Сигурд, ты трус!.. Сразись со мной, Сигурд! Трое воинов наконец пробились через ряды сражающихся, впереди мчался, поднимая брызги, Сигурд. В его глазах была свирепая радость. Он застонал от радости, когда оба сошлись на длину меча. -- Наконец-то, -- выдохнул Сигурд. -- Я нашел тебя, осквернитель... -- Это я нашел тебя, совратитель! Они сшиблись, как две скалы. Вокруг в воду падали сраженные воины, стоял сплошной крик, звенело оружие, в ноги тыкались плавающие на волнах трупы, пальцы смертельно раненных пытались ухватиться за ноги живых. Рюрик и Асмунд азартно вскрикивали, топали, били себя кулаками по бокам. По их возгласам Олег понял, что берсерки Локхида пали все, ушкуйники и викинги Сигурда уже грабят захваченные драккары, а два ярла так же люто бьются на мелководье, то приближаясь к суше, то загоняя друг друга в воду по горло. Потом награбленное Локхидом добро начали переносить на драккары, кое-что ушкуйники взяли к себе на коч. Ярлы все еще дрались, вокруг них качались на волнах полузатонувшие берсерки, а своих убитых люди Сигурда сносили на головной драккар Локхида. С берега начали таскать сухой хворост. Наконец с мелководья раздался торжествующий вопль. Рюрик и Асмунд подняли к небу меч и топор, радостно заорали. Судя по всему, Локхид опускался в воду, пораженный насмерть или раненный так, что уже никогда не возьмет в руку меч и даже не поднимет и чашу. Олег вздохнул, его пальцы в который раз перебирали обереги, останавливаясь на черной рыбке. Это означало гибель на воде, и он пытался мыслью уйти еще дальше, отстраниться, в то время как его душа, связанная невидимыми нитями со всем миром, пыталась предупредить об опасности. В сутолоке дней ее слабый голос не слышишь, лишь во сне иной раз поймешь предостережение, а чтобы услышать наяву, надо прибегать к особому языку волхвов. Он разжал ладонь. Снова -- рыбка, выкрашенная в черный цвет. Он повернулся к друзьям, поморщился. Ушкуйник сказал, что отсюда всего пять дней ходу... Но где-то на берег уже вышли посланцы Семерых. Если остаться с людьми Сигурда, то погибнут все, включая ушкуйников. На берегу была устроена короткая тризна. Сигурд, покрытый свежими ранами, веселился, сложил две висы о победе над презренным Локхидом. Ушкуйники пили и веселились без разгула. Буйные по натуре, они выглядели степенными и рассудительными. Награбленное поделили, оба чужих драккара сожгли. Доспехи, содранные с Локхида, Сигурд велел набить соломой, подвесил на мачте, но чучело мешало парусу. Пробовал выставить на носу -- получалось, что Локхид и мертвый командует его людьми, а на корме чучело мешало, на него постоянно натыкались. Разозленный Сигурд сбросил за борт, доспехи просвечивали на мелководье остаток дня, пока двое из викингов не вытащили и не разделили между собой дорогое снаряжение погибшего ярла. -- Зачем вам уходить? -- удивился Сигурд. -- Вы показали себя великими воинами! Часть добычи -- ваша. Через пять дней будем в Новгороде, вместе попируем. -- Надо побывать в одной веси, -- пояснил Олег. -- Малая, неприметная, но там захоронены мои предки... Надо поклониться по дороге. -- Долг есть долг, -- рассудил Сигурд. -- Мы всем обязаны своим предкам! Они нам дали жизнь -- самое ценное из сокровищ. Увидимся в Новгороде! Что выделить из общей добычи? Рюрик ответил истинно по-княжески: -- Доблестный ярл! Это мы должны заплатить за то, что дал возможность подраться. Неделю в дороге, а мечи в крови врага не купали. Сны глупые снятся, еда не в радость, небо не такое синее... Викинги радостно заорали, кто-то колотил мечом по щиту, кричали здравицу доблестным попутчикам, предлагали смешать кровь в общей чаше. Сигурд поднял руки, утихомирил крики, сказал торжественно: -- Отныне и довеку мы -- ваши братья. В этом мире и в том, куда нас позовет бог после гибели. Нужна будет помощь -- только бросьте клич! ГЛАВА 22 Расставшись с викингами, они круто повернули в лес. Рудый первым заметил домики на опушке леса, побывал в веси с позволения князя и пещерника, вернулся с тремя конями. Клялся, что купил недорого, глаза хитро блестели. Олег велел убираться поскорее, подозревая, что недорого может означать на его языке задаром. Веси были раскиданы близ друг друга, и к концу дня все ехали на конях. Правда, запасных купить не удалось, но теперь и вещей почти не было, разве что турьи шкуры хранили пуще зеницы ока -- ночи становились холоднее, к утру земля покрывалась инеем. На второй день наткнулись на хорошую дорогу, сухую и широкую. До полудня ехали, не слезая с коней. Даже Рюрик повеселел, виден был конец долгого пути. На обед он предложил остановиться близ дороги на широкой поляне, но Олег сказал внезапно: -- Нет, лучше проедем дальше. Рука Рюрика сразу опустилась на рукоять меча, он спросил настороженно: -- Близко враги? -- Нет, но... Рюрик озабоченно присвистнул: впереди в двух десятках шагов вдоль дороги торчали из земли человечьи головы. Несколько черных воронов важно ходили среди них, один при виде всадников взлетел на ветку, а самый крупный остался на окровавленной голове. Когти крепко держались за бритую голову, царапали глубоко. Вместо глаз зияли глубокие раны, текла густая темная кровь, застывала на подбородке, впитывалась в землю. Олег пустил усталого коня рысью. Рюрик приотстал, дожидаясь Умилу и воевод. Головы торчали через пять-шесть шагов, всего семь человек. Олег слышал, как Рюрик спрашивал несчастных, за что закопаны, ответил почему-то Рудый. Рюрик и Асмунд захохотали. Они проехали шагом, не торопя коней. Олег дернул повод, конь охотно остановился, уронил голову почти до земли. Вдогонку донесся стон: -- Спасите... Боги вам зачтут... Гульча с сочувствием посмотрела на хмурого Олега, предложила: -- Хочешь, я вернусь и посрубаю им головы? -- Не надо, -- ответил Олег через силу. -- Если спасать, то всех. Даже варварская правда лучше, чем бесправие. Их догнал Рудый, похлопывая коня по шее, сказал жизнерадостно: -- Везде свои обычаи! Был на Востоке, тамошних татей цепляют за ребро и вывешивают у городских ворот. С неделю, бывает, висят, орут. А на юге сажают на кол. Тоже не скоро отдают Ящеру душу, успевают убедить всякого, что воровать хоть и очень прибыльно, но все-таки опасно. Вот полянка. Остановимся? -- Проедем еще чуть, -- ответил Олег. -- Но их уже не слышно, -- возразил Рудый. -- Там один горластый, двое еле шепчут, а другие уже... Они въехали в соседнюю рощу, сами шатались от усталости. Двое некрупных волков с рычанием грызли что-то красное. Олег взял лук, наложил стрелу. Волки подняли окровавленные морды, зарычали. Из пастей текла кровь. Олег медленно прицелился, и волки попятились, не сводя с него глаз. Олег начал натягивать тетиву. Один из волков присел, но не выдержал вида нацеленной на него стрелы, метнулся в сторону и пропал в кустах. Второй пятился, пока не скрылся в зеленой листве. На поляну выехал Рюрик, огляделся, покачал головой: -- Что не поделили?.. Олег, как хошь, а дальше не поедем. На поляне лежали убитые. Все явно порублены в жестокой сече, хотя на вытоптанной траве остались лишь копья да рогатины. Мечи унесли вместе с топорами победители или просто уцелевшие. Земля забрызгана кровью, даже на деревьях висят алые капли, видны следы жестоких ударов. В кустах мелькнул рыжий хвост лисы. Асмунд вяло кышкнул, зверек лишь на миг поднял острую мордочку, тут же снова принялся что-то дергать, прижимая лапами. Асмунд покачал головой: -- Во, зараза... Он же исчо живой, кажись... Он слез с коня, крикнул громче, махнул руками. Из кустов торчали ноги в красных сапогах. Олег привстал в седле, его передернуло от того, что увидел по ту сторону кустов. Вверх лицом лежал красивый юноша -- чистый лоб, одухотворенное лицо. В груди торчали две стрелы, живот был распорот, внутренности вывалились, а лиса, вцепившись в кишку, вытянула на целую сажень. Асмунд отогнал лесного зверя, тут же начал деловито собирать хворост. Рудый расседлал коней, а Олег отправился с котлом и баклажками к ручью. Когда он вернулся, на поляне уже не было погибшего. Рюрик хмуро бросил, что парень был еще жив, пришел в себя, заслышав голоса... Асмунд дал ему легкую смерть, как подобает воину, вдвоем отнесли на край поляны, завалили сушняком. -- Спасибо, -- сказал Олег. -- Не за что, -- ответил Рюрик. -- Мы не знаем, по какому обычаю хоронят в их племени. Здесь что ни племя -- свой обычай. Они ехали скрываясь, избегая городищ и сел, заезжая только в веси. Гульча не видела различия между весью и селом. Рудый принялся объяснять, что весь -- это весь, там живут свободные люди, а в селах князь селит своих смердов, потому они и села. Сел становится все больше, ибо князья везде протягивают загребущие лапы. Так что пока не поздно, Гульче надо присмотреться к такому бравому парню, как Рудый... Гульча фыркнула, задрала носик и пустила коня вперед, догнав пещерника. Олег на стук копыт обернулся, сказал негромко: -- По нашему следу идет большой отряд. Но в галоп нам тоже нельзя -- напоремся на большое войско. Похоже, урюпинцы выступили в поход. -- А как-нибудь обойти? -- спросила Гульча шепотом. Олег покачал головой: -- Здесь все кишит их отрядами. Может быть, удастся выскользнуть ночью? Гульча тревожно покосилась наверх. Солнце едва-едва поднялось над вершинами и продолжало карабкаться вверх. Рюрик с воеводами сидели в седлах сумрачные: они в отличие от женщин тоже умели читать следы, птичьи крики, облачка пыли, а что прочли -- не радовало. Лишь Умила ехала сосредоточенная, прислушиваясь только к Игорю. Ребенок кашлял, в груди сипело и хрипело, на щеках выступили мелкие красные пятнышки. Незадолго до полудня Олег сказал внезапно: -- Мы окружены. Они еще сами не знают, что мы идем буквально внутри их войска. Рюрик, сворачивай на ту тропинку. Если удастся, проскочим впереди самого меньшего из отрядов. -- Если нет? -- спросила Гульча. Олег вместо ответа послал коня по едва заметной тропинке, Рюрик поехал следом за Гульчей, Игоря взял к себе на седло. Мальчишка радостно верещал, тянулся к кудрявой бороде отца. Умила и Асмунд пустили коней друг за другом. Рудый остался позади, приотстал. Проехав немного, Олег резко вскинул руку. Все разом придержали коней. Рюрик и воеводы соскочили на землю, зажали коням морды, не давая заржать, приветствуя лошадей, чьи копыта застучали совсем близко. Олег увидел, как десятка два всадников пронеслись во весь опор, исчезли за ближайшими деревьями. Когда цокот копыт затих, Рудый проговорил дрогнувшим голосом: -- Хотел бы я, чтобы неприятности на этом кончились! Олег ответил хмуро: -- Для этого надо с утра проглатывать по жабе. Рудый позеленел, его передернуло. Асмунд злорадно оскалил зубы, толкнул его в бок: -- По толстой, огромной, с бородавками!.. Зато весь день будешь знать, что самое худшее ост