ились внутри двора, в углу между двух стен. Двор был слабо освещен ныряющей в тучах луной и красноватым светом из окон терема. Олег сказал свистящим шепотом: -- Двоим, самым смелым, надо остаться здесь. Возможно, им придется сражаться с целой дружиной, всем войском Твердыни... Пока что старайтесь не выдать себя. Ждите сигнала. Рудый, ты пойдешь со мной. -- Куда угодно от этой вони, -- пробормотал Рудый с готовностью. Асмунд сердито засопел, потребовал сдавленным голосом: -- Почему именно Рудый? -- Нужна лиса, а не лев, -- объяснил Олег. -- Мы лишь поглазеем, понюхаем. -- Не произноси этого слова, -- простонал Рудый. Он зажимал себе нос. -- Пойдем. Ну пойдем же!.. Асмунд, насчет глотания жаб по утрам... Можешь завтра утром поймать для меня самую крупную! С бородавками. С перепонками на лапах! Они исчезли, прошло немало времени, прежде чем Асмунд заподозрил, что его подло надули. Причем кто -- святой человек! Он обернулся к князю, тот шепнул успокаивающе: -- Мне кажется, он Рудому не очень доверяет. Потому и старается не спускать с него глаз. Олег и Рудый долго крались вдоль стены, а когда луна зашла за облачко, перебежали двор. Ворота терема, который Рудый упорно называл на западный лад замком, были заперты на огромный висячий замок. Рудый быстро вытащил крохотный ножик с длинным узким лезвием, сунул в щель, потряс. Дужка сдвинулась и снова застряла в невидимых капканах. Рудый приложил ухо, бережно повертел кончиком лезвия, дужка осталась в петлях массивного засова, а тяжелый замок сорвался вниз. Олег молниеносно подхватил, положил в сторонке на пол, потянул за ручку. Ржавые петли пронзительно взвизгнули. Рудый мгновенно втянул голову в плечи, как улитка рожки, испуганно процедил сквозь зубы: "Перепороть ключарей..." Олег бочком вдвинулся в щель, и Рудый поспешно проскользнул следом. Из этих широких сеней две лестницы вели вверх, а на той стороне сеней зияла приоткрытая дверь в узкий коридор. Олег кивнул, и они молча перебежали через сени прямо в коридор. Там стены быстро сдвинулись, Олег вынужденно пошел боком. Темно, затхло, под ногами похрустывали мелкие косточки. Рудый начал потихоньку ныть: он постоянно слышал гадкие звуки, а гадкие запахи еще чаще. Олег замедлил шаг, тайный ход медленно повел вверх. Справа доносились голоса, словно бы тайник шел вдоль стен пиршественных палат. Кое-где камни были аккуратно вынуты, дабы смерды Твердислава могли тайком слушать речи подвыпивших воевод и старших дружинников. Олег на ходу заглядывал в квадратные выемки в стене. Однажды он взял у Рудого ножик, осторожно ткнул острым концом в шероховатую стену. Блеснул красноватый свет, Рудый понял, что стена -- не стена, а толстый ковер, прикрывающий вынутую плаху. Через дырочку просматривался уголок зала, залитый багровым светом факелов. Олегу и Рудому после блуждания в темноте они показались нестерпимо яркими. Олег уже опускал клинышек ковра, когда в палату ворвались, грохоча сапогами, воины с короткими тяжелыми копьями. Двое держали пылающие факелы. Впереди ковылял, сильно хромая, с обнаженным мечом воевода со злым, сдвинутым набок лицом: уродовал огромный распухший кровоподтек всех цветов радуги -- глаз заплыл, губы распухли. Рудый с содроганием узнал Листа, злополучного воеводу, который сражался у обрыва. Лист быстро оглядел зал, прошепелявил: -- Обшарить вше ходы-выходы!.. Осмотреть комнаты. Ешли двеши шаперши -- ломайте. Помните, они опашны. Ешли не хотите умереть, шубите их пешвыми. Не пытайтешь обешорушить или вшять в плен -- убивайте! Похоже, вторая половина его зубов осталась у обрыва на невспаханной земле, ожидая весны. Один воин, в полном доспехе и в шлеме, покосился на обезображенное лицо свирепого воеводы, зябко передернул плечами, словно от внезапного северного ветра, сказал нерешительно: -- Они здесь в самом деле? -- Здешь, -- гаркнул Лист. Он закашлялся, плюнул на пол темным сгустком. -- Я их обезошужил и захватил, но потешял пятнадцать воинов, а в моей дружине были лучшие из лучших! Но эти пшоклятые вше равно ушкольшнули, вовремя для них напали пшоклятые урюпиншы... -- Но почему они здесь? -- Мы захватили их женщин, душак. Они не трушы! Охотники показали, что четвешо вшадников галопом нешлишь в нашу шторону. К тому же я только что обнашужил, что вошота отпешты! -- Ворота терема?.. Могли забыть запереть. -- Нет, пока я сташший воевода, -- отрезал Лист. Воины, снова громко топая, выбежали из палаты. Лист подозрительно огляделся, пошел с обнаженным мечом вдоль стены. Олег попятился в темноте на цыпочках. Рудый прошептал: -- Что подсказывают боги? -- Говорят, что мы -- бравые мужи. -- Я не Асмунд, мне чести не надо. Лучше быть живой лисой, чем мертвым львом... -- Шшшш! Олег потащил за собой Рудого в глубину хода, круто свернул. Рудый не успел увидеть поворота и влип в каменную стену, зашипел, как разъяренный змей. -- Что на этот раз? -- потребовал раздраженно Олег. -- Крысы... Олег двинулся в темноту, но впереди уже заблестел рассеянный свет. Они выбрали крохотную комнатку, где стояли два огромных сундука, высокая кровать, тускло светил догорающий факел. Рудый еще тер кулаками глаза, свет больно резал, как вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги. Дверь содрогнулась от толчка. Послышались грубые голоса, толстые доски затрещали. Олег вытащил из ножен кинжал, стал рядом с дверью. Рудый застыл с другой стороны, лицо его стало мрачным, оскаленные зубы заблестели, как у загнанного хорька: отступать некуда -- сами захлопнули себя в ловушку. Дверь содрогнулась, доски подались, начали со скрипом раздвигаться. Олег вскрикнул тонким, детским голосом: -- Ой, кто там?.. Папа, это ты? За дверью наступила тишина, потом -- потрясенный голос: -- О, Сварожич! Там дети князя... -- Достанется нам, -- сказал второй торопливо. -- Князь не потерпит, что выломали дверь к его наследнику и дочке. Рудый не верил ушам своим, но шаги быстро удалились. Он повернул сияющее лицо к пещернику: -- Хорошо, что здесь так чтят детей! Олег ответил равнодушно, думая о другом: -- Свои жизни чтят... -- Думаешь, не ради детей? -- Стань на их место. Ломать дверь, ожидая, что двое -- нет, четверо! -- осатанелых уже занесли для удара мечи? Всякого, кто шагнет через порог, исполосуют от макушки до задницы... Поневоле схватишься за любое объяснение, чтобы оставить дверь в покое. -- Ты не веришь в добрые чувства, -- обвинил его Рудый. -- А еще святой человек! -- Пойдем отсюда. Лист не пройдет мимо запертой двери. -- Веди, тебе боги подсказывают. -- В этих норах важнее подсказка крысы. -- Не богохульствуй! -- воскликнул Рудый патетически, но глаза его блестели живо, на пещерника смотрели с интересом. Олег выхватил факел, подбежал к высокому окну. Рудый подставил спину, Олег вспрыгнул ему на загривок. Рудый заохал, перекосился, но Олег не обращал внимания, выглянул, быстро просунул руку с факелом. Когда спрыгнул на пол, Рудый с трудом разогнулся, сказал обвиняюще: -- На меде и акридах так не взматереешь! Снизу в окошко потянуло гарью, начал заползать сизый дым. За стеной послышался топот, кто-то истошно заорал, затопали еще громче. Олег кивнул Рудому, тот работал хитрым ножичком, снимал скобы. Олег прислушался, затем распахнул дверь. Они пронеслись через освещенный пламенем коридор, вскочили в темную комнату, где распахнутая дверь уже висела на одной петле. Затаившись в темноте, они видели на фоне огня темные фигуры, что растаскивали горящие клочья ковров, рубили деревянные перегородки. Кто-то катил огромную бочку, из нее хлестала темная, сильно пахнущая струя. Рудый потянул носом, простонал: "Такое пиво переводят!.. Лучше весь терем в пепел..." Олег нетерпеливо кивнул, они перебежали через коридор. С площадки, где стоял массивный камнемет с отполированными ручками, видно было внизу пламя, там клубился черный дым, суетились люди. Рудый равнодушно отмахнулся: -- Пусть горит. Все равно не наше! Лицо Олега было черным, как ночь, в глазах вспыхивали и гасли багровые отблески. Он сказал тяжело: -- Умилы и Гульчи здесь нет. Я бы ощутил. Дверь распахнулась с металлическим скрежетом. На пороге появился ухмыляющийся страж: -- Эй, черненькая! Тебя изволит видеть князь. Гульчачак сердито поднялась с холодного каменного пола. Страж намерился дать ей леща, она отшвырнула его руку -- потную, длинную и отвратительно волосатую, взбежала по выщербленным ступенькам. Первый поверх терема-крепости был из камня, но выше шли толстые бревна, и Гульча сразу перестала ежиться -- от дерева шло почти человеческое тепло. Она чувствовала ощупывающие глаза стража, но не оборачивалась. Он всегда смотрел на нее по-хозяйски: возможно, ее обещали ему. Они прошли через ряд длинных палат. У каждой двери топтались воины -- в доспехах, в начищенных до блеска шлемах, в руках держали странные копья с широкими зазубренными остриями. Двое бросали кости, прислонив копья к стене. Лица их были в шрамах, глаза холодные, движения четкие. Их желтые от твердых мозолей ладони никогда не уходили далеко от копий. Последняя дверь была широкой, окованной железными полосами, украшенной серебром и золотом. Двое стражей скрестили перед Гульчей и сопровождающим ее воином копья. Их лица были застывшие, но глаза хитро щурились. -- В чем дело? -- потребовал длиннорукий сердито. Один из воинов прорычал с веселой угрозой: -- Телепень, ты знаешь... Телепень угрюмо оглядел их ухмыляющиеся рожи, буркнул: -- Нечего лыбиться, дурни! Теперь это моя корова. Эй, девка, раздевайся! Гульча отшатнулась: -- Я?.. Здесь? -- На князя трижды за месяц замахивались, ясно? Он как кость в горле немецкому королю, бодричам, польским князьям... Даже хазарам, наверное. Гульча смотрела ему в глаза, еще не веря, и он хрюкнул нетерпеливо, быстро и грубо сорвал с нее одежду. Оба стража захохотали, один сказал насмешливо: -- Корова?.. Не тянет даже на коровку. Так, теленок... Дам тебе... -- Умойся, -- огрызнулся Телепень. Он потряс одежду Гульчи, ощупал, отбросил, знаком велел сбросить сапоги, потряс каблуками вверх перед стражами, с отвращением швырнул ей под ноги. Кожа Гульчи пошла пупырышками от холода и насмешливых взглядов, но не горбилась, алые кончики грудей застыли, острые и твердые, как наконечники стрел. Телепень швырнул ей одежду в лицо, гаркнул зло: -- Одевайся, дура! Обрадовалась, ишь... светишь оттопыренной задницей! Стражи опять захохотали. Гульча услышала хриплый голос: -- Дам три куны... Даже серебряный динарий! Удерживая слезы, Гульча торопливо натягивала одежду. Когда наклонилась за сапогами, слезы прорвали запруду, хлынули по щекам. Телепень ухватил ее за плечо, раскрыл дверь и втолкнул пленницу. Сзади тяжело захлопнулась дверь. Гульча очутилась в парадной палате, кое-как поправила одежду. Помещение было невелико, в три узких окна заглядывали яркие звезды. На широком и массивном троне сидел князь -- темноволосый воин с жестоким лицом, широкогрудый, массивный, с холодными, как лед, глазами. В двух шагах перед ним сидела на широкой лавке Умила, на коленях у нее вяло ворочался и капризничал Игорь. Лицо княгини было смертельно бледное, под глазами огромные черные круги. Она смотрела на грозного князя со страхом, пугливо вздрагивала. Твердослав окинул Гульчу ледяным взором, поинтересовался: -- Телепень, ты уже развлекался? -- Нет, -- присягнул Телепень торопливо. -- Это стражи обыскивали. Княже, в ее волосах можно спрятать кинжал, а в таких сапогах -- по мечу! Твердослав буркнул с отвращением: -- До слез доводить не обязательно... так сразу. Сядь, женщина. Гульча утерла кулачком глаза, опустилась на лавку поближе к Умиле. Князь смотрел пристально, не отрывая взгляда. С края лба через скулу опускался длинный рубец. Князь был в кольчуге, на поясе висел меч, будто он сидел на коне, а не на троне в своем тереме. -- С какой целью вы вторглись в мои земли? Сколько вас? -- спросил он резко. Гульча независимо пожала плечами: -- Семь человек. Из них две женщины и один ребенок. Я не знаю более трусливого племени, чем урюпинцы. Умила испуганно дернула ее за рукав, но голос Твердислава был таким же ровным и холодным, безжалостным, как лезвие меча: -- Среди мужчин признали Рудого. Он сейчас служит у Рюрика Буянского -- Рюрика Ютландского, как зовут на севере. А где Рудый пройдет, там иной раз чуме ничего не остается. Рудый зря не появится! Откуда я знаю, что следом не идут войска Рюрика? Умила сказала мертвым голосом: -- Я слышала от мужа, что лучшие лазутчики -- урюпинцы. -- Насчет лазутчиков не знаю, -- ответил Твердислав ровным голосом, -- но разведка у меня хороша. Лазутчики выведывают про наступающие войска, а разведка узнает о готовящемся наступлении, о будущей войне. Почти магия, верно? Ведун, веды, ведать, ведьмы, разведать... Знаю от разведчиков, что делается во всех ближних и дальних королевствах. Знаю и то, что Рюрик с двумя воеводами внезапно исчез, а войско уже начало высадку на берег. Верно? К тому же мне принесла вести не моя разведка, а кто-то неизвестный... Даже указал дорогу, по которой едете! Надо признать, несмотря на карту, несмотря на высланные на поиск отряды лучших воинов, поймать вас было непросто! Умила растерянно смотрела на грозного Твердислава. Гульча ответила сердито: -- Откуда мы можем знать такое? Когда сели на корабль, все позади еще оставалось тихим. Дверь приоткрылась, появилась голова стража: -- Княже, дозволь усилить охрану? -- Что стряслось? -- Лист нашел, что вражеские лазутчики... ну, те, которых захватили, а они утекли, так вот они уже в тереме! Твердислав быстро взглянул на женщин. Лицо Умилы осветилось изнутри, а Гульча гордо вскинула носик, ее слезы мгновенно высохли. -- Поднять на ноги дружину! -- велел Твердислав сдавленным голосом. -- Окружить замок! Чтобы мышь не проскользнула! Я встречался с этим Рудым однажды... Оборотень он, что ли?.. Удвоить охрану у каждой двери. Листу и Красномиру взять лучших воинов из старшей дружины, пройти по всем комнатам. Страж рявкнул: -- Сделаем! Он исчез, а Твердислав медленно повернулся к женщинам: -- Скоро я их допрошу. С каленым железом, щипцами... Они расскажут все. Давно хотел встретиться с Рюриком. А за голову Рудого я еще пять лет тому объявил награду в десять гривен серебра! Они долго лежали, прислушиваясь. Ночь была холодной, а запах гари не грел. Снизу со двора поднимались голоса, звякало оружие. Там суетливо сновали дружинники, заглядывали во все щели, сшибали друг друга с ног. В башне, чей силуэт мрачно темнел напротив, в узких бойницах часто мелькал красный свет: свет факелов заслоняли движущиеся фигуры. -- Уверен, что они там? -- спросил Рудый в который раз. -- Больше негде. Я полагал, они должны быть здесь... Боюсь, Твердислав уже приступил к пыткам. Рудый со страхом смотрел на темный силуэт башни, заслонивший полнеба. Такие исполины он нередко встречал на севере -- те состояли из огромных серых камней, нередко отполированных волнами, эту же собрали целиком из толстого кондового дуба, который в огне не горит, в воде не тонет. Даже всадить копье с булатным наконечником -- трудное дело... Олег сказал хмуро: -- Пора. Приготовь нож. Рудый опасливо измерил взглядом расстояние между башней и крышей терема, на которой лежали, проговорил внезапно охрипшим голосом: -- Тебе боги помогают, а мне?.. Еще и под локоть толкнут! -- Уже и там врагов нажил?.. Эх! Приготовься. Другого пути нет. Олег высунулся из окна, собрался в комок, с силой оттолкнулся ногами. Рудый съежился и закрыл глаза, невольно ожидая услышать сдавленный крик, а затем -- смачный удар об отмостку. Прошло несколько мгновений, он подполз к краю. По всему двору мелькали огни факелов, старшие дружинники гоняли младших, бегали гридни, смерды. Рудого внезапно охватил страх: сорвешься -- костей не соберешь, расплющишься как жаба на камнях. Бррр! По спине пробежал холод, ноги вдруг ослабли. Почудилось, что на дальней стене башни что-то мелькнуло. Донесся сдавленный шепот: -- Быстрее. Быстрее, трус! Рудый стиснул зубы, с силой оттолкнулся. Надежная крыша осталась позади, а он летел через ночь с ножом в руке и вдруг ощутил со страхом, что недотягивает! Надо бы с разгона, а так не допрыгнул... Он ударился внезапно о выпрыгнувшую стену башни, одновременно судорожно ткнул ножом -- тот лишь царапнул твердое дерево. Рудый соскользнул вниз, руки с растопыренными пальцами поползли по дереву, ногти царапали, оставляя кровавый след, и он знал, что внизу ждет падение с четвертого поверха на площадь, где носятся воины с обнаженными мечами. Внезапно что-то ударило по голове, больно защемило чуб. Он повис, морщась от боли. Тихий и очень напряженный голос пещерника произнес из темноты сверху: -- Я не Род, долго держать твою селедку не буду. Рудый вслепую ударил ножом, всадил лезвие между бревнами, хватка на чубе тут же ослабла. На уровне его головы смутно белели колени пещерника. Рудый уважительно удивился, что тот запрыгнул выше и удержал его, видавшего и Рим, и Крым, и полянскую грушу. Они висели неподвижно, дыхание у обоих вырывалось сиплое, с хрипами. Потом Рудый ощутил движение воздуха, колени справа исчезли. Перед ним появилась веревка, Рудый вцепился зубами, полез наверх, помогая руками. Между бревнами торчали серые прокладки высохшего мха, можно было бы карабкаться не спеша, но двужильный пещерник тянул с такой мощью, что едва не вывернул челюсть. Когда пальцы Рудого появились над краем крыши, Олег снова ухватил его за чуб, втащил к себе. Рудый распластался, как раздавленная лягушка, руки и ноги раскинул. Дыхание было прерывистым, частым. Наконец прошептал: -- Внукам-правнукам закажу, чтобы носили чубы... -- Да, для трепки хорош, -- согласился Олег. Он отполз от края, перебежал на другую сторону крыши, пригибаясь и прячась за трубой. Рудый сунул нож в чехол, пошел следом вразвалку. Если кто и увидит, что какая-то звезда на миг исчезла, а потом появилась, подумает на кожана или сову. Олег уже спустил ноги через край крыши. Пальцы некоторое время белели на темных досках, затем исчезли. Рудый вздохнул, вытащил нож и полез следом. Ноги сводило судорогой, он изо всех сил цеплялся за неровности бревен, но проклятые строители добросовестно стесали все сучки, содрали кору и к тому же просмолили. Лезвие ножа едва находило щели между толстыми бревнами, мох сдавило, он стал твердым, как камень. Ночь была холодная, но Рудый то и дело вытирал мокрый лоб. Вдруг прямо из середины темной тучки вывалилась луна -- яркая, полная, огромная. Рудого прошиб озноб. Пещерник в этот момент был очень хорошо виден на стене! Вверху, как назло, послышались шаркающие шаги, на самом краю крыши появился страж. В руках у него был огромный рог, на поясе болтался короткий меч. Он остановился над замершим пещерником, едва не придавив ему пальцы, заинтересованно смотрел во двор. Там мелькали факелы, бегали люди, из красноватой тьмы доносился лай собак. Опусти страж глаза еще чуть-чуть... самую малость -- и он увидит пещерника. А глаза опустит, не может не опустить... Рудый, страшась двигаться, осторожно вытащил швыряльный нож из щели, повис на кончиках пальцев ног, отвел руку для броска. Он не сомневался, что попадет с десяти шагов даже из такого неудобного положения. Попадет в горло, где заканчивается кольчуга. Но в какой момент лучше -- выждать ли, пока страж увидит пещерника? Может заорать с перепугу, отшатнуться от летящего ножа. Если метнуть сейчас, дурак грохнется прямо в гущу воинов с факелами и свору беснующихся собак. Рудый крепче сжал нож, наметив вместо белеющего горла левый глаз, -- раненый должен без звука отшатнуться, упасть навзничь на крышу. Главное -- без крика, пораженные в левый глаз никогда не кричат... ГЛАВА 24 Внезапно потемнело, луна скрылась. Рудый потерял силуэт стража. Он уже почти бросал нож, рука теперь мелко дрожала, и он с ужасом подумал, что чуть ли не впервые мог промахнуться. Глаза защипало от едкого пота, он торопливо вытер лицо рукавом. Когда перед глазами перестали трепыхаться черные мошки, он обнаружил, что стража нет на крыше, но и пещерник исчез. Потянулись долгие мучительные минуты. Рудый трясся, зубы стучали, он уже не понимал -- от холода ли, от страха. Вдруг перед ним шевельнулась змея, он с перепугу едва не сорвался вниз, чудом успел сообразить, что то не змея -- веревка. Рудый не вскарабкался -- взбежал по отвесной стене. Руки Олега подхватили его на краю крыши. Лицо пещерника в лунном свете выглядело донельзя изнуренным, глаза дико блестели, как слюдяные. Снизу донесся яростный вопль, ругань, громче прежнего хрипло забрехали, давясь слюной и злостью, псы. -- На верхнем поверхе их нет, -- объяснил Олег тяжело. -- Там всего два окна, я заглянул в оба. А ниже по стене не спустишься, там идет защитное кольцо по всей башне. Озноб на спине Рудого превратился в глыбу льда: -- А как выберемся сами?.. Прыгать обратно? На такое можно решиться раз в жизни. -- Попробуем через чердак, -- предложил Олег тяжело. -- Через трубу? Где моя ступа... Или хотя бы метла! -- Размечтался. Через чердак не изволишь? По всем поверхам пешком? -- Жаль, -- вздохнул Рудый. -- Я полагал, сразу на кухню... Я когда волнуюсь, жареного быка съел бы. Крадучись, они добрались до лаза в крыше, что вел внутрь, на чердак. Замок висел старый, ржавый, темный от грязи и ржавчины. Рудый всунул лезвие в щель, подергал, потряс, но дужка оставалась в петле. Послышались шаги, на крыше башни показался темный силуэт стража. Бедолаге, как и Рудому, стало зябко, он поднял воротник, втянул голову в плечи. Олег оттеснил Рудого, они прижались к поверхности крыши, пропуская стража. Когда тот неторопливо утащился на другую сторону, Рудый опять сунулся с ножиком к замку. Олег остановил: -- Погоди... Он прикоснулся к металлической коробке, стукнул двумя пальцами -- замок рухнул в подставленную ладонь, дужка закачалась на петлях. У Рудого отвалилась челюсть: -- Ты можешь... Так чего ж ты заставлял меня потеть над теми замками? -- Ты потел? У тебя слюни капали от удовольствия! Я просто не стал мешать. Он приоткрыл дверцу, исчез. Едва слышно скрипнули ступеньки. Рудый двинулся следом, выставив растопыренные пальцы перед лицом, страшась липкой паутины, толстых жирных пауков, дохлых бабочек и высохших мух на серых нитях... В темноте его схватила сильная рука. Рудый вздрогнул, спросил дрожащим голосом: -- Научишь, как открывать замки? -- Когда же ты повзрослеешь? -- послышался в темноте тяжелый вздох. Под ногами шелестело, похрустывало. Ноги Рудого ступали по мягкому, в ноздри лезла удушливая пыль. Шли в полной темноте, наконец хруст прекратился, в темноте послышался шепот: -- Здесь ляда. Ход идет вниз, на пятый поверх. -- А потом на четвертый, -- прошептал Рудый несчастным голосом. -- Затем на третий... на второй... на первый... И везде народу, как муравьев на дохлой жабе. А Тверд с Умилой окажутся в подвале. -- Что предлагаешь? -- Через дымоход! Сразу оказались бы на первом, на кухне. -- Когда ты наешься?.. Думаешь, мне рубашку стирает Гульча? Снизу донеслись грубые мужские голоса. Затрещало дерево, голоса стали приближаться. Олег отпихнул Рудого, оба замерли. Сухой треск послышался совсем рядом, скрипнула втоптанная в пол ляда на ржавых петлях, поднялась. Снизу в слабом свете факелов показалась крупная голова в шлеме. Стоя на невидимой лестнице, страж сказал густым пропитым голосом: -- Темно, как у князя в заднице! Снизу донесся уважительный голос: -- Везде-то ты, Лютый, побывал... Темно там? -- В заднице? -- На чердаке. -- У тебя самого в чердаке темно. И сам ты темный, как три подвала. Конечно же, здесь хоть глаза выколи! Мы проверили все поверхи, начиная с подвала. Стоит ли ползать по чердаку, собирая паутину? Пауки тут с кулак, а крысы -- как те псы, что лютуют во дворе... Снизу донеслись раздраженные голоса. Стражи на лестнице спорили, ругались, однажды даже звякнуло железо. Рудый истово молился всем богам, обещал богатые жертвы и был искренне уверен, что в этот раз уж точно не надует. Но удача дважды в один карман не падает, а лень из своих дружинников Твердислав выбил безжалостно. Ляда откинулась, рассохшаяся лестница затрещала сильнее. На чердак вскарабкался грузный воин, в руке держа перед собой короткое копье. Он остановился возле квадратного отверстия, крикнул вниз: -- Пусть кто-то факел захватит!.. Окон здесь нет. Рудый отчетливо слышал его тяжелое дыхание совсем рядом. Следом поднялся еще один -- коренастый, широкий, в кожаных доспехах с нашитыми булатными пластинами. Он остановился по другую сторону ляды, тоже согнулся, глядя вниз. Оттуда пошел красный свет, третий страж поднимался уже с факелом. Свет начал рассеиваться и по чердаку. Рудый смутно увидел очертания двух человек, оба смотрели на приближающийся факел. Свет стал намного ярче, один из стражей вдруг вздрогнул. Его глаза блеснули, рот начал открываться для истошного вопля. Грудь поднялась, набрав воздуха... Рудый ударил ножом, подхватил отяжелевшее тело, мягко опустил на пол. По ту сторону ляды беззвучно падал второй страж. Из дыры поднялся факел, его держала толстая рука в кожаной рукавице. Олег взял факел, подхватил ничего не подозревающего третьего стража, помогая вылезти, а Рудый зашел сбоку и коротко взмахнул ножом. Они молча смотрели друг на друга. Рудый перемазался кровью, словно забил целое стадо свиней, на мохнатой волчьей шкуре волхва не было ни пятнышка. Рудый покосился на три трупа, сказал сердито: -- Я простой, как... Асмунд! Заклятиями не бью по голове. -- Не дал бог жабе хвоста, чтобы травы не толочила. Быстро вниз! Рудый начал торопливо спускаться по шаткой лестнице вслед за пещерником, ворча себе под нос: -- Все быстрее да быстрее! А еще говорят, что быстрота нужна только при ловле блох. Асмунда бы тебе в помощнички! Они опустились на пятый поверх, верхний, попали в широкую горницу. На двух стенах по светильнику, столы и лавки сдвинуты в кучу. Множество ковров на стенах заглушали звуки. Рудый обеспокоенно подергал шеей, совсем близко топало множество ног, звенело оружие. -- Это нас ищут, -- объяснил Олег. -- Спасибо, успокоил! -- огрызнулся Рудый. -- Я уж боялся, что потеряемся. -- Найдут, найдут, -- подтвердил Олег. -- Не заблудимся. Они присели за столами, а через горницу пробежали, гулко бухая тяжелыми сапогами, пятеро тяжело вооруженных воинов. Олег проводил их задумчивым взглядом, спросил неожиданно: -- С тридцати шагов попадешь ножом в яблоко? -- Разве что вырастет с лошадь, -- буркнул Рудый. -- В темноте? -- При свете факелов. -- С сорока поцелю. Если своим ножом, конечно. Он выглянул из-за стола, присвистнул, сказал с тяжелым сарказмом: -- Остался пустячок, верно? Проломиться на четвертый поверх, рубя стражу на лестнице налево и направо, перебить тамошних дружинников -- всего два десятка откормленных мордоворотов с топорами, пробиться на третий поверх, на второй, всюду выбивая все двери, какие встретим, иначе как отыскать? А затем с двумя женщинами и ребенком пробиваться к выходу из замка, рубя весь встречный народ, будто мы вовсе не пещерники, а бог знает кто... Затем пробиться через толпу во дворе, перебить собак, вышибить ворота в стене, захватить коней и ускакать, отплевываясь от погони... Угадал? -- Я придумаю что-нибудь, -- пообещал Олег. Рудый всплеснул руками в ужасе: -- Как раз этого и боюсь! Они потихоньку крались вдоль стены, прислушиваясь к топоту, крикам. Однажды мимо пробежала целая толпа, едва не наступив Рудому на пальцы. Он замер, не зная, за что хвататься: за ножи, саблю или за голову. Сбежав на поверх ниже, они прошли мимо сонных гридней. Несмотря на позднюю ночь, они вовсю грохотали молотками, держа в зубах веером гвозди: ставили деревянную перегородку в длинной, как кишка, палате. На узкой лестнице повстречали идущую снизу женщину, которая держала на подносе целую гору чашек, чаш и два узкогорлых кувшина. Чашки, сложенные высокой стопкой, дребезжали на подносе, двигались. Рудый похолодел, вообразив во всей мощи оглушающий визг, вжался в стену. Баба медленно протопала вверх по ступенькам, больно ткнув под дых толстым локтем. Ее выпученные, как у совы, глаза не отрывались от качающейся стопки чашек. Рудый проводил ее застывшим взглядом, прошептал: -- Не доживу до утра... -- Не отвлекайся, не отвлекайся! -- предостерег Олег. -- Таким женщинам полтинник цена. Один теряет -- другой находит. -- Святой отец, -- воскликнул Рудый шокированно. -- Этому в пещере не научишься! На четвертом поверхе через палату шел молодой красивый русич -- в полном доспехе, забрало угрожающе опустил на глаза. За плечами, как под ударами ветра, развевался широкий красный плащ... На высоких сапогах звякали грубые железные шпоры. -- Он с тебя ростом, -- сказал Олег вдруг. -- Ну и что? -- возразил Рудый подозрительно. -- Если ты думаешь то, что я думаю, то не хочу об этом думать вовсе... -- Можешь придумать что-то лучше? -- Могу. Дай время. -- Не могу дать то, чего у нас нет. Олег быстро догнал русича, игнорируя подозрительные взгляды стражи, спросил вкрадчиво: -- Воевода Красномир? Русич резко остановился, глаза в прорези блеснули подозрением: -- Я тебя не знаю. Его ладонь опустилась на рукоять меча. Олег сказал торопливо: -- Я выполняю особые поручения князя. Особые! Рука воеводы осталась на мече, но пальцы ослабили хватку. Голос прозвучал сухо: -- Лазутчик или разведчик... Что надо? -- Князь велит срочно явиться. Мы ему доставили... гм... новости. Красномир пожал плечами, повернулся было к лестнице, но Олег придержал его за локоть: -- Лучше сюда! Не надо, чтобы видели другие. Красномир вскинул красивые соболиные брови: -- Но князь на первом поверхе! Он сейчас допрашивает женщин! -- Отсюда есть другой ход, -- сказал Олег многозначительно. -- Для особо приближенных. В глазах Красномира блеснул острый интерес. Он пошел вслед за Олегом, они миновали стражей, целую группу воинов, что с факелами и обнаженными мечами по второму и третьему разу заглядывали во все двери. Олег толкнул дверь, где затаился Рудый, пропустил Красномира впереди себя. Послышался глухой стук. Олег поспешно закрыл дверь за собой, ухватил шатающегося воеводу, вдвоем раздели. Рудый с тихими проклятиями влез в чужую одежду и доспехи. Олег туго связал Красномира, заткнул рот кляпом. Рудый затолкал Красномира под кровать, заботливо опустил старенькое покрывало до самого пола. Спускались плечом к плечу. Олег громко рассказывал лжевоеводе, как гонялись за лазутчиками Рюрика, как ловили проклятого хитрого Рудого. Рудый надменно кивал, надувал щеки, но лицо от факелов старательно отворачивал. Несколько раз мимо пробегали взмыленные стражи, они переворачивали столы и скамьи, заглядывали, вконец одурев, в каждую мышиную норку. Олег и Рудый прошли через огромный зал к закрытым дверям, где прохаживались четверо стражей огромного роста. Холодея от страха, Рудый сделал нетерпеливый жест, и дверь перед ними распахнулась. Рудый шагнул через порог. Олег услужливо держался рядом, он-де под рукой могучего воеводы. А Рудый в этот момент едва не завизжал от страха: навстречу бежали двое смердов, держа на поводу огромных псов. Олег прижался к стене, загородив собой Рудого. Гридни с псами мчались в зал, оставив за собой запах пота и псины. Один крупный кобель с налитыми кровью глазами вздумал на ходу потянуться носом к Рудому, но гридень поволок его за собой, едва не оторвав голову. Рудый заспешил вниз, прыгая через две ступеньки. Олег едва поспевал, а на нижней ступеньке сказал с одобрением вполголоса: -- Я уж было думал, ты устал! -- А ты видел зубы этих зверюг? -- огрызнулся Рудый. На втором поверхе, проскочив третий на едином дыхании, Олег замедлил шаги, сказал задумчиво: -- Личная охрана воеводу знает! Не пройти. Рудого зашатало, он прошептал в ужасе: -- В кого я должен облачиться теперь? В князя? Княгиню? Олег окинул его критическим взглядом: -- Пожалуй... пожалуй, теперь сыграешь самого себя. Рудый бурно запротестовал: -- А что-нибудь полегче?.. Я -- натура сложная, разносторонняя. К тому же я сам не помню, какой я на самом деле. Выждав, когда палата на какое-то время осталась пустой, Олег вспрыгнул на подоконник. Рудый был на полпути к нему, когда послышался треск, на подоконник посыпались древесные крошки. Пещерник с выпученными от усилий глазами отогнул решетку, выдрав ее из толстого бревна. Рудый протиснулся следом, повис на руках в холодном ночном воздухе на высоте второго поверха, в опасной близости от земли, где все еще бегали стражи. Пещерник вылез следом, пробежал по отвесной стене, как муха, всюду заглядывая в окна. Наконец он поманил Рудого, и тот, втыкая нож, цепляясь окровавленными ногтями, кое-как добрался до нужного окна. В парадном зале сидел, выпрямив спину, на огромном троне Твердислав. Перед ним на скамье плечом к плечу застыли бледные и напряженные Умила и Гульча, между ними сонный Игорь тер кулачками глаза. Твердислав наклонился вперед, всматриваясь в Умилу, голос его был резким: -- Ты должна знать планы мужа! Ночная кукушка перекукует дневных... я имею в виду воевод, а не тех девок, про которых и тебе все известно! В палате был еще Лист -- массивный, насупленный, с перекошенной набок рожей. Он стоял почти у двери, словно старался выглядеть одним из столбов. Умила сидела с несчастным лицом. Рудый порадовался, что Рюрик не с ними, -- ворвался бы с воплем, кинулся бы спасать, забыл про решетки на окнах... Кстати, как пещерник собирается пройти? Медвежью силу нагулял на своих кузнечиках. В каких только берлогах спят зимой те кузнечики? Умила медленно покачала головой, глаза были тусклыми, голос мертвым... -- Не знаю... Не знала, что меня, княгиню, будут истязать, чтобы проверить мои слова. Твердислав прорычал: -- Для меня есть только мои люди! Враги прут со всех сторон. Если себя не щажу, троих сыновей послал на смерть, так буду ли щадить чужих? Мне сообщили эти неизвестные, что вы -- враги! Опасные враги. -- Враги, -- повторила Умила тусклым голосом. Она взяла Игоря на колени, тот сразу свернулся калачиком и заснул. -- Все ли враги?.. Мы тоже так думали, пока святой пещерник не объяснил, что деремся меж собой, а настоящие враги тем временем уже подбираются к нашим землям. Рудый подмигнул Олегу. Тот ощупывал железную решетку, стараясь не высовывать голову в окно. Твердислав сидел к ним спиной, но пусть их пока что не видят и женщины. Донесся злой голос князя: -- Для меня все враги -- настоящие! Почему в мои земли вторгаются? Почему уже сейчас здесь его воевода Рудый? Он опаснее всего войска твоего мужа. Где он, там и смута! Рудый победно выпятил грудь. Олег щупал ставни, твердые, как камень, обе створки замкнуты на пудовый замок. Рудый, глядя на него, обрадовался, словно боевой конь, завидевший отборный овес. Олег пытался сосредоточиться, хотя нелегко собрать внимание, когда висишь, будто муха на стене, цепляешься только кончиками пальцев рук и ног, а внизу с топотом носятся ошалелые стражи, надрывно лают псы, а тут еще этот Рудый... Вдруг рука внезапно вцепилась Олегу в плечо: -- Эй, не спи! Нашел, где спать. Я есть хочу куда больше, чем ты спать, но терплю же! Олег тряхнул головой, возвращаясь в этот мир. Его пальцы скользнули под железный панцирь. У Рудого расширились глаза: штырь с легким скрипом уже вылезал из стены. -- Сорвать ставни? -- понял Рудый. -- Давай, попробую замок. Нет на свете такого замка... -- Есть. -- Тогда ты пошепчи... -- Я открывал не чарами. -- Чего тогда Твердислав все на меня валит? В тихой пещере... Олег быстро пригнулся, судорожным движением отодвинулся, едва не сорвавшись со скользкого бревна. Светлую щель между ставнями закрыла тень, густой голос прогудел с сильным пришепетыванием: -- Не-е-е, княше... Во двоше ишут. Еще не пымали, видать. Олег выждал, снова медленно потянул штырь. Рудый шепнул: -- А если сорвать замок? Это легче. Даже я смог бы, если бы пообедал. -- Замок зачарован. Про нас узнают не только местные волхвы -- с ними справимся, но и заморские. И Семеро Тайных наверняка. На его лбу заблестели крупные капли пота. Рудый невольно напрягался, задерживая дыхание, словно помогал. Внезапно раздался сильный скрип. Рудый похолодел, а в палате стало тихо, как на реке подо льдом. Уже не таясь, Олег резко рванул ставню, выдрал с мясом, ринулся в окно головой вперед. Он упал на каменный пол, перекувыркнулся, ударил набегающего Листа кулаком справа в лицо, в один громадный прыжок очутился перед Твердиславом. Князь с выпученными глазами поднимался с трона, его рука словно сама по себе молниеносно выдернула меч. Олег быстро уклонился от сверкнувшего лезвия, ударил локтем, меч запрыгал по дощатому полу. Другой рукой Олег стиснул горло князя, тот едва успел набрать в грудь воздуха для вопля. Рудый, перекатившись через голову, вскочил на ноги, сорвал со стены факел и быстро затоптал. Гульча, как кошка, прыгнула к мечу Твердислава, подхватила его и быстро-быстро спросила: -- Олег, что делать? Говори, что делать? -- Свяжи Листа, -- бросил Олег через плечо. -- Сейчас очнется. Гульча сорвала с воеводы перевязь, быстро и очень туго стянула ему руки, каким-то шнуром связала ноги, а рот заткнула скатертью. Ее руки дрожали, она сказала потрясенно: -- Боги, ты не мог ударить слева?.. Теперь выплюнул последние зубы и с правой стороны! -- Он сам забежал с правой, -- буркнул Олег. Рудый сказал одобрительно: -- Сильная подруга... Когда захочешь каких-нибудь перемен, помни -- я на тыщу лет моложе! Гульча негодующе сверкнула глазами, на ее языке вертелось, что Рудый на столько или даже во столько раз дурнее. Однако Рудый заранее знал колкие ответы, он повернулся спиной и преувеличенно почтительно помогал потрясенной Умиле подняться со скамьи. Лицо и руки Рудого были в копоти, бесстыжие глаза блестели. Олег подтащил Твердислава к двери, прислушался. Слышны были только сипы в перехваченном горле князя, за дверью протопали подкованные сапоги. -- Пронесло, -- заявил Рудый победоносно. -- Тут одни свиньи: на небо смотрят, когда их смалят. Не раньше. Твердислав протестующе дернулся. Олег сильнее сжал пальцы. Лицо князя потемнело, глаза выпучились, как у огромной жабы. Умила начала всхлипывать, Гульча мигом очутилась рядом, тряхнула за плечо: -- Прекрати! Снизу не увидели, что ставни сорваны, теперь не узрят вовсе -- Рудый загасил факелы. Но могут услышать стражи за дверью. Ревешь, как обиженная корова! Умила еще несколько раз всхлипнула, умолкла. Рудый восхищенно покачал головой: -- Настоящая подруга! Для такого молодца, как я. Гульча, не спорь -- от судьбы не уйдешь... Пусть поплачет. Чем громче -- тем лучше. Стражи решат, что Твердислав уже приступил к пыткам. Олег подтащил князя к трону, сел рядом с ним, держа пальцы на горле. Твердислав даже не пытался хватать его за пальцы, сник. Олег сказал убеждающе: -- Твердислав, мы пришли за своими женщинами. Тебе ничего не грозит, твои воеводы целы. Лист