мя вспомнил о Черной горе! Олег боролся с приступами тошноты и слабости. Кровь еще текла из мелких ранок, капала с подбородка на грудь, стекала по ногам, покрыв его всего коркой. Он с трудом разлепил каменные губы: -- Сам? Фагим дернулся, оборванный в горячечной речи, похожей на бред, сказал быстро: -- Сам, конечно!.. Нет, услышал на базаре кощунника, тот пел о сокровищах Черной горы. Я вспомнил, что сокровищ там давно нет, дураки зря мечтают, но остались надежные подземелья! Олег спросил сиплым голосом с непонятной настойчивостью: -- Услышал только одного? -- Одного, -- ответил Фагим резко. Голос его стал внезапно подозрительным. -- Или двух... А что? -- Переводятся честные люди, -- пробормотал Олег глухо. -- Я заплатил пятерым, дабы две недели пели только о Черной горе! Фагим дернулся, как от удара по лицу. Среди жрецов послышался тихий ропот. Фагим с усилием растянул толстые губы в усмешке, но в глазах заблестел страх: -- Да, ты умело заставил нас посадить в подземелье, секреты которого знал... Но там были еще две подземные темницы. Ты мог просчитаться! -- В тех я испортил крюки, -- ответил Олег равнодушно, но заметно окрепшим голосом, -- и порвал цепи. Среди жрецов, старших и младших, ропот стал громче. Воины, чуя недоброе, попятились к стенам, копья и обнаженные мечи начали подрагивать. Фагим отступил на шаг, страх уже откровенно метался под тяжелым карнизом его низкого лба в маленьких глазах. Голос стал визгливым: -- Ты в плену! -- Но ты прилетел... -- Ты прикован! Олег ответил медленно, глядя прямо в глаза верховного мага: -- Я уже бывал прикован. Фагим отшатнулся, словно его ударили в грудь. Жрецы вскочили, сбились в кучу. Фагим выкрикнул зло, изо всех сил ломая в себе страх: -- Думаешь, мы не знаем о тебе всего? Наш человек предупреждал о каждом твоем шаге! Ты не пользовался магией, ты почти не сражался -- прятался за спинами меднолобых! У тебя нет мощи! Олег ответил медленно, отыскивая глазами Гульчу, голос пещерника стал сочувствующим: -- Ваш человек не предупредил о Черной горе? Правда, она заметила черную глину на копытах моего коня. Даже почуяла, что от меня пахнет подземельем. Но женщину отвлечь нетрудно. Фагим спросил потрясенным голосом: -- Ты заподозрил ее еще тогда? -- Заподозрил? -- удивился Олег. Голос его был сильным, а кровь, как заметили жрецы и даже воины, перестала сочиться, взялась коричневой коркой... -- Я знал с самого начала! Еще когда догнала меня с нелепой байкой, что вождь обров берет ее в жены. Глупость, он не мог жениться на следующий день после гибели единственного сына! Да и дальше врала не очень умело: из славянского колодца не выбраться по трупам, крепостицу взяли именно журавлевцы, а не другие. -- Но почему... почему взял с собой? -- вскрикнул Фагим. Олег пожал плечами: -- Почему бы нет? Предают время от времени все женщины. Если убивать, то всех! Зато готовила, стирала, следила за огнем. На нее нельзя сердиться. Не получится. Жрецы сгрудились в дальнем углу пещеры. Фагим вскрикнул, срываясь на визг: -- Все равно я сильнее! Я владею магией! Олег сказал негромко, но услышали все, даже на дальнем темном выступе, где замерли, не дыша, трое русичей и Умила: -- Морш тоже владел магией. В глазах Фагима метался страх. Губы тряслись, его била крупная дрожь. Он закричал: -- Но ты беспомощен!.. Ты не владеешь магией! -- Многие так думают, -- ответил Олег мрачно. В пещере коротко и страшно блеснул белый чистый свет. Бронзовые скобы вспыхнули, потекли, как воск на жарком солнце. Цепи обрушились на пол со звоном. Олег отделился от щита -- огромный, налитый силой, глаза на обезображенном лице смотрели обрекающе, нещадно. Фагим замер. Маленькие глазки вылезли, как у рака, тяжелая, скошенная, словно у обезьяны, челюсть отвисла. Жрецы сбились в кучу, кричали в страхе. -- Погоди! -- крикнул Фагим судорожно. -- Погоди! Но почему не прибегал к магии? Копил мощь для этой решающей схватки? До смертного часа? -- Тебе трудно поверить, -- проговорил Олег медленно, чувствуя, как горячая волна ярости, слепой и нарастающей, крушит все заслоны, сметает, превращая его, мудрого ведуна, в осатанелого зверя, -- что можно обладать магией и не хапать, давить, грести? Быть скованным какими-то морально-этическими путами? Что они тебе, получеловек-полузверь? Он побагровел от ярости, рифленые желваки вздулись под кожей, огромные кулаки были сжаты. Толстые жилы на шее вздулись, как корабельные канаты. От него вдруг брызнул искрами свет, все усиливающийся -- неправдоподобно чистый, неземной, свет первого дня творения, в котором блистали и зловещие красные, как пролитая кровь, линии. В пещере исчез дым, испарился тошнотворно сладкий запах благовоний. Жрецы шумно повалились на пол, закрываясь руками. Гульча обреченно опустилась на колени. Фагим тоже отступил на шаг, зло оскалил зубы и стиснул кулаки. Над головами прогремело, с каменного свода посыпалась мелкая крошка. Воины с криком бросились из пещеры, но ступени под их сапогами внезапно рассыпались в мелкий песок. Фагим вскинул руку, с пальцев сорвалась черная молния. Олег пошатнулся, в грудь больно ударило жгуче-холодным. Ушибленное место онемело. Он нагнул голову и пошел на Фагима. Черная молния ударила снова, еще и еще. Воздух в пещере трещал, лопался, длинные искры выстреливали даже из стен. Олег с усилием сделал еще шаг, Фагим взглянул в упор -- из-под тяжелого карниза полыхнуло двумя струями черного огня. Олег перегнулся в поясе, на его обнаженной груди вспыхнуло красное пятно, задымились обугленные края раны, но тут же пятно исчезло. Олег разогнулся, глядя исподлобья, лицо было бледным, перекошенным от ярости. Он страшно улыбнулся, руки растопырил, а пальцы сомкнулись, как крючья со стальными когтями. Фагим поспешно отступил, ударился спиной в стену. В смертельном животном страхе распластался по камню, закричал отчаянно: -- Не убивай! Я буду верным соратником! -- Ты не можешь быть ни верным, ни соратником, -- процедил Олег задушенным от ненависти голосом. Он начал поднимать правую руку, вытягивая скрюченные пальцы к верховному магу. -- Не убивай, я хочу жить, я готов стать рабом!!! -- Кто держит рабов, тот сам -- раб. Из его ладони вырвался сноп ослепляющего огня. Пещера содрогнулась, по стенам загремели камни. Фагим стоял, окруженный белым пламенем, его пальцы судорожно дергались, вязали защиту. Черный плащ вздулся, Фагим стал выше, массивнее. В запавших глазницах красный огонь полыхал все ярче. Пещера наполнилась черным дымом. На полу отчаянно вопили жрецы. Гульча притиснула к груди кулачки, непонимающе смотрела то на верховного мага, то на пещерника. Внезапно Фагим взвыл будто от дикой боли. Красный огонь в глазах разом погас, словно лучина, задутая ледяным ветром. Лицо перекосилось, стало серым, сморщилось, как яблоко в огне костра. Кожа быстро лопалась, наружу выступили белые кости, блестящие хрящи и желтые сухие жилы. На пол с грохотом рухнул скелет в длинном черном плаще. Кости рассыпались, покатились, стуча по камню, рассыпаясь в сухую пыль. Неземной свет первого дня творения все еще блистал, выжигая тьму, сырость, плесень. Жрецы и воины выли в ужасе, ползли друг на друга, накрывались плащами, щитами, скамьями. Гульча стояла на коленях, а в каменной чаше визжал от удовольствия и подпрыгивал, грозя вывалиться, Игорь -- голый и счастливый. Олег взял ребенка на руки, тот сразу обхватил его за шею, прижался щекой. Олег с отвращением покосился на чудовищный алтарь Чернобога -- звериный культ звериного племени: кровь ребенка чужого племени, истыканного каменным ножом, должна стечь по умело вырезанной длинной канавке в черном камне, собраться в заботливо подставленную каменную лохань. Он с яростью толкнул коленом лохань, та грохнулась на пол, разлетелась на мельчайшие осколки. С дальнего уступа спрыгивали русичи, Асмунд помог слезть Умиле. Княгиня набежала, как ураган, с гpомким криком выхватила ребенка. Рюрик был еще белый, как мел, стискивал меч, руки дрожали. Асмунд и Рудый, как псы, висли на обезумевшем князе, уцепившись за локти. -- Выход завалило, -- сообщил Рудый смятым голосом. -- Целые скалы лопались, сам видел! -- Кому нужны старые дороги? -- ответил Олег мрачно. -- Гульча, ты где?.. Быстрее сюда, поросенок! Рудый, тащи ее сюда. Будет упираться, лупи. Он встал перед монолитной стеной, уперся обеими ладонями. Раздался грохот, стена разломилась, как спелый арбуз, -- перед ними зияла широкая трещина в кроваво-красном граните. Сверху сыпалась крошка, камешки. Олег шагнул в разлом, Рудый предусмотрительно захватил факел, но вскоре разочарованно швырнул под ноги. В расщелине, что вела круто вверх, сверкал тот же неземной свет -- яркий и непривычно чистый. Когда впереди блеснул настоящий дневной свет, они невольно ускорили шаг. Олег первым выбрался наружу, встревоженно посмотрел на небо. Сердце сжалось: солнце коснулось края земли, а до Новгорода еще пара верст! Не успевают до захода солнца взять ключ от Новгорода! Все напрасно... Уже ни на что не надеясь, он сбежал на дорогу, велел зло: -- Бегом! К городу! Едва из трещины показался замыкающий шествие Асмунд, края разлома с треском сомкнулись. Асмунд услышал позади хруст костей и сдавленный крик: кто-то из жрецов или воинов пытался выбраться за ним следом, но смолчал, даже не обрадовался -- на сегодня крови довольно, княгине дурно. Едва отбежали от Черной горы с полверсты, Олег обернулся, властно опустил ладонь. Огромная масса камня дрогнула, вершина качнулась, начала проседать, как куча грязного снега под жаркими лучами весеннего солнца. Донесся грохот, треск раздираемых скал, к небу взметнулись тучи мелкого щебня и песка. Черная гора обрушилась с тяжелым шумом. Земля под ногами дрожала, словно несся несчетный табун диких коней. Пара тяжелых валунов почти догнала Асмунда, тот бежал последним. Трава под камнями зашипела, листья скрутились в трубочки, взвились сизые дымки. Камни были с оплавленными краями, от них несло жаром. Теперь, после исчезновения Черной Горы, Новгород открылся во всем блеске: огромный, златоглавый, с высокими башнями, теремами. Олег ударил себя кулаком в бок: солнце погрузилось за край неба уже до половины! Измученный Рюрик вдруг насторожился, медленно потянул из ножен меч. Далеко впереди на дороге от городских ворот двигалась плотная толпа. В лучах заходящего солнца зловеще блистали доспехи, щиты, наконечники копий, на желто-голубых прапорах пламенело красное солнышко. Рудый дернул князя за рукав: -- Не срамись... Несут ключи от города! Нас всех прямо на выях вопрут в городские ворота. Шутка ли -- Черную гору срыли! Это ли не знамение! Олег повернулся к Гульче. Ее темные глаза избегали его пристального взгляда, на бледных щеках блестели две грязные дорожки. Он сказал тихо, разом забыв всю ярость, что поднялась со дна его души: -- Тебе не простят, что не мстила за Морша. Поедешь с нами? На ее бледных губах промелькнула слабая улыбка: -- Я привезу такой подарок, что простят. Олег молчал, не сводя с нее глаз. Гульча сказала негромко: -- Было проклятие... или заклятие Фагима, что у меня не будет детей. Я должна была оставаться тайным воином Семи... Но ты оказался сильнее. Я зачала твоего сына две недели назад, но уже чувствую -- страшной силы будет маг и воин! Поведет наступление на твой новый народ. Возможно, даже убьет тебя. -- Я жил долго, -- пробормотал Олег. -- Но здесь же его племя! Как пойдет против своей крови? -- В моем племени дети считаются только по матери. Он молча, не сводя с нее глаз, снял с руки браслет из серебристого металла. Гульча так же молча приняла, изо всех сил избегая его магического взгляда, -- знала, когда в древнем, ныне исчезнувшем племени ариев одаривали будущего ребенка: если сын родится -- на руку, ежели дочь -- на пояс. Олег смотрел печально, не двигался, давая ей решить самой, -- огромный, беззащитный, с кровоточащим сердцем. Она с огромным усилием повернулась к нему спиной, пока собственное сердце не истекло кровью, медленно сошла на боковую дорожку, задирая повыше носик, чтобы не выронить слезы, заставила ноги двигаться прочь от города, от вала новгородцев, где уже различались ликующие лица. Рудый сказал торопливо, отвлекая волхва от тяжелых мыслей: -- Святой отец, это ж какое надо смирение, чтобы за всю дорогу не волшбнуть! Асмунд досадливо возразил: -- Дурень, а не лечишься! Ты же слышал: от волшбы треск. Нас бы сразу нашли и прихлопнули, как ты бедную жабу! Рудый нагло ухмылялся. Рюрик сказал мягко, как подобает верховному князю, слуге Отечества, отцу воинов и основателю великого государства: -- Не дразни Асмунда. Он добрый, всякий раз забывает, как ты играешь! Из глаз Рудого не уходило изумленное восхищение. Он знал, что такое придержать козырную карту! Впереди толпы встречающих торопливо ковылял, раскинув руки и улыбаясь беззубым ртом, седой старик. Умила, ткнув сына Рюрику, с ликующим визгом кинулась к отцу. Горный хребет, который Олег держал на плечах с начала войны с обрами, затрещал, начал рассыпаться. Он судорожно вздохнул, чувствуя, как впервые расправляется сведенная страшным напряжением грудь, что не оставляло все время в этом простеньком мире. Наконец-то!.. Завтра же с утра... нет, прямо сегодня -- в пещеру! Пора снова браться за тяжкую работу взрослого человека.