л на ступеньках, чтобы немного успокоиться. Вспомнилась притча о старике, который сажал яблоньку. Да, скорее всего, он так и не увидит плодов своего труда. Но что делать? Оставить мечту? Тогда ракетным делом могут не заинтересоваться еще столетия. А так, может быть, его работы и заронят новые мысли в чьи-нибудь светлые головы... Засядько вздохнул, сбежал вниз по ступенькам. Лошадь встретила его призывным ржанием. Александр отвязал ее, вскочил в седло и вихрем помчался посреди центральной улицы. Глава 10 На помощь потерпевшей поражение армии Моро из центральной Италии спешил генерал Макдональд. С ним было тридцать шесть тысяч закаленных солдат. В первом же бою Макдональд наголову разбил восьмидесятишеститысячное австрийское войско и погнал к Адде. Там уже стоял оправившийся корпус генерала Моро. Суворов по тревоге поднял войска и, оставив у Александрии заслон против Моро, бросился навстречу Макдональду. Он понимал, что если обе французские армии соединятся, то сражаться с ними будет очень трудно. Хотя численность французских войск значительно уступала союзным под его командованием, однако во главе французских армий стояли талантливые генералы, выдвинутые на командные посты революцией. В самой французской армии были приняты новые порядки, проведена коренная реорганизация, благодаря которой она била отборные австрийские и прусские войска. Засядько вел свою роту на предельной скорости. Солдаты изнемогали от жары и с завистью посматривали на казаков: их крепкие кони не знали усталости. -- Держитесь, ребята,-- подбадривал Засядько солдат, из которых почти половина была вдвое старше его.-- Впереди -- Требия! Там искупаемся, отдохнем и будем ждать французов. Один из солдат обернулся. Из-под чужеземной треуголки и напудренных буклей на Александра глянуло открытое русское лицо, и ему вдруг стало неловко, словно предложил сделать что-то нехорошее. -- Тут и реки не такие,-- сказал солдат тихо,-- и земля не такая... А у нас сейчас весна... -- Ваше благородие,-- обратился второй солдат, постарше,-- вот мы воюем с французами, но не на нашей земле, на ихней... Они напали на нас, аль как? -- Здесь была великая Римская империя,-- ответил Засядько, радуясь возможности отвлечь солдат от мыслей об изматывающем переходе.-- Некогда она правила миром. Теперь ее нет, а на земле, которую она занимала, другая страна -- Италия... -- Италия? -- удивился солдат.-- Разве не французы тут живут? Засядько, как мог, объяснил ситуацию. Умолчал лишь о том, за что сражаются здесь русские, украинские, белорусские крестьяне, волею императора Павла превращенные в солдат. Во вновь отвоеванных районах восстанавливались монархические порядки, республика и конституция отменялись, бразды правления захватывали австрийские чиновники. И грабили, грабили, грабили... Потому что страна чужая, потому что когда-то придется уйти, а до этого времени нужно вывезти отсюда как можно больше. На дальних подступах к Требии услышали гром пушечной канонады. Навстречу стали попадаться отступающие, а затем и бегущие сломя голову разрозненные отряды австрийской армии -- Не придется искупаться,-- усмехнулся невесело один из гренадеров.-- Ох, не придется! На его потном, покрытом разводами грязи и сожженном итальянским солнцем лице ярко выделялись измученные голубые, как васильки, глаза. Товарищи его молчали, мрачно глядя перед собой. Вскоре они увидели, как по пятам за остатками австрийских частей двигается французская армия. Впереди рассыпным строем шли стрелки, за ними с музыкой и барабанным боем маршировали ударные колонны войск. Они были готовы к новой атаке! Несмотря на кровопролитный бой, несмотря на адскую жару, вид у французской армии был свежий. Они двигались в бой с песней. Александр вздрогнул, прислушался. Песня была знакомой, как слова. "Еще Польска не сгинела..." Это были не французы, а польский легион Домбровского. Про них рассказывали, что после захвата Польши русскими войсками и раздела ее между соседними государствами, часть польской армии, не желая покориться захватчикам, ушла в революционную Францию. Там они воевали с лозунгом: "За вашу и нашу свободу!" На взмыленном коне промчался курьер. Тотчас же русские полки стали выстраиваться в развернутую линию. Батальоны замерли в трехшеренговом строю с полковыми орудиями против интервалов между батальонами. Эти орудия, как отметил Засядько, успели дать лишь один залп. Две армии сошлись в штыковом бою. Засядько врубился в ряды противника, затем оглянулся на своих солдат. Натиск польских легионеров был страшен. Первая линия русских была уничтожена полностью, вторая и третья -- смяты и отброшены. Массированный удар основной колонны пришелся по двум мушкетерским ротам. Там выдержали только стоявшие на флангах гренадерские роты. На помощь был брошен 2-й особый гренадерский полк, и сражение продолжалось с неослабевающим упорством. Отражая удары, Засядько начал осторожно пятиться к своим. Мелькнула мысль, что немногие из его солдат уцелеют. О себе как-то не думалось, в сознании прочно зависела уверенность в неуязвимости. Правда, эта неуязвимость зависела от его ловкости и умения. Стоило чуть сплоховать... К вечеру он вывел остатки роты на отдых. Ее место занял гренадерский батальон, который к утру потерял больше половины состава. Жестокий, кровопролитный бой длился сутки, потом еще и еще одни. Маленькая речка Требия покраснела от потоков крови. К концу третьего дня натиск польского легиона Домбровского стал особенно яростным. Дрались они особенно яростно, для них было делом чести нанести поражение русским войскам. Тем более, Суворову, который одержал ряд блистательных побед над поляками в недавней русско-польской войне. Наконец и эти русские части дрогнули и начали отступать. Поляки усилили нажим, и вскоре отступление русской армии превратилось в беспорядочное бегство. Засядько как раз выводил из-под удара эскадрона кирасиров немногих уцелевших солдат своей переукомплектованной роты. Увидев бегущих, он, не раздумывая, повернул роту и поспешил на помощь. Однако его опередили. Откуда-то на взмыленной казачьей лошадке появился Суворов. Солдаты приободрились. Оценив одним взглядом обстановку, Суворов, по-видимому, принял решение и пристроился во главе бегущих. До Александра донесся его старческий тенорок: -- Заманивай их, заманивай! "Вот оно что,-- подумал Засядько с невольным восхищением.-- Молодец, старик... Но удастся ли?.." На всякий случай велел своим солдатам приготовиться к залпу, поняв, что позорное бегство Суворов пытается превратить в тактический маневр, который вот-вот завершится контратакой. Лица бегущих солдат светлели, паническое бегство уже не казалось бегством. Постепенно солдаты перестраивались, выравнивали линию. Вдруг Суворов осадил коня. -- Стой! Теперь на врага! Гренадеры повернулись, французов встретило грозное каре. Наступающие разбились о него, как морская волна о гранитный утес. Завязалась схватка, бой пошел на равных, и Засядько закричал своим: -- Огонь! И -- в штыки! Последовал залп. Он был произведен почти в упор. Солдаты ринулись с холма для штыкового удара. Польские легионеры дрогнули и отступили, унося раненых. Пехотное каре, наспех созданное Суворовым, решительно двинулось вслед. Фельдмаршал благодарно кивнул поручику и крикнул: -- Браво, батенька! Преследуйте, не давайте опомниться. Пусть думают, что это свежие части! "Какое там,-- подумал Засядько,-- ноги как чугунные тумбы, а сабля выщербилась подобно серпу..." Однако преследовать противника легче, чем отступать. Позабыв об усталости, он со своими солдатами гнался за неприятелем, пока не оттеснил за реку. И лишь тогда почувствовал, что больше не в состоянии пошевелить и пальцем. Он так и заснул прямо у воды, не выпуская из рук окровавленную и выщербленную саблю. 3 августа русские войска подошли к Мантуе. Засядько с волнением смотрел на старинный город. Это родина Вергилия, здесь же в XV-XVI веках возникло итальянское Возрождение, здесь велась в 1628-1631 годах знаменитая война за мантуанское наследство между Габсбургами -- испанскими и австрийскими -- и Францией... Здесь всего год назад Бонапарт в сражениях при Кастильоне, Роверето, Басано, Арколе и Риволо наголову разгромил превосходящие силы австрийцев и захватил этот прекрасный город-крепость... Засядько полдня потратил на оборудование батареи, затем взял двух казаков и поехал в разведку. Собственно, батареей почти не приходилось заниматься. Суворов следовал своему изречению: "Пуля -- дура, штык -- молодец" и мало уделял внимания артиллерии. В поход он взял столько орудий, сколько ему было велено взять, однако что это были за чудовища! Всего несколько единорогов и "секретных" гаубиц системы Шувалова, а остальное смело можно помещать в кунсткамеру. Здесь были кулеврины, серпантины и даже гафуницы. Обслуживали их люди, которые предпочитали в сражения не ввязываться. Впрочем, так часто и случалось. Престарелый фельдмаршал всем инженерным ухищрениям предпочитал рукопашную. Более того, в своих приказах и памятках солдатам он расхваливал штыковой бой как нечто исконно русское, свойственное именно солдатам русской армии. А войска, вооруженные отменным стрелковым оружием, снабженные дальнобойной и маневренной артиллерией, считал едва ли не трусами. Засядько сердито пришпоривал коня. Его раздражало, что фельдмаршал не понимает растущей роли огнестрельного оружия. Что можно сделать штыком? Все приемы уже отрепетированы до совершенства. После того как Александр Великий придумал строй македонской фаланги, почти ничего нового не создано. Ну, разве что появились римские легионы. А сила огнестрельного оружия постоянно растет, и молодой император Франции, выпускник артиллерийского училища, прекрасно это понимает и с блеском использует орудия в каждом сражении. -- Ваше благородие,-- обратился к нему один из казаков,-- с северной стороны ворота открыты! В крепости уже знали о приближении русских войск. Видно было как на стенах устанавливали пушки, котлы, складывали горками камни, ядра, багры, чтобы отталкивать штурмовые лестницы. Мелькали солдатские мундиры, французы спешно готовились к обороне. Однако, как Засядько и предполагал, в ворота с северной стороны еще тянулись последние телеги. С этой стороны никто не ждал нападения, ибо колонны русских войск только-только показались с южной стороны. -- Вперед! -- приказал Засядько. -- Ваше благородие! Нас же как зайцев... -- Не отставайте! Он пришпорил коня. Все решали секунды. Возле ворот поздно заметили появление офицера в русской форме. Засядько выстрелил в лицо гренадеру, направившему на него ружье. Молоденький и тоненький, как кузнечик, офицер схватился за шпагу, но Засядько на полном скаку подхватил его с земли, ударил по голове и круто повернул лошадь. Еще одного солдата смял конем, сзади вовремя загрохотали копыта лошадей его казаков. Засядько пустил коня во весь опор от крепости. Пленный неподвижно лежал поперек его лошади, не делая попыток к освобождению. Кивер слетел от удара, теперь ветер растрепывал длинные темные волосы, хорошо ухоженные, завитые по последней моде. Сзади загремели выстрелы. Засядько тревожно оглянулся. Из ворот крепости выскочили три всадника, за ними еще два, а затем вылетел целый отряд. Казаки, рубившиеся с обозниками, повернули коней и бросились наутек. "Плохо дело,-- подумал Засядько,-- не успеваю". Он прижался к шее коня: -- Вывози, родной! Не дай на чужой земле погибнуть! Скакун словно понял. Дорога еще быстрее помчалась под ноги, ветер яростно бил в лицо. Засядько оглянулся на скаку, сжал зубы. Расстояние между ними и погоней медленно, но все же сокращается. Слишком уж тяжела ноша у коня. Сзади грянуло два выстрела. Поминутно оглядываясь, Засядько видел, что оба казака умело орудуют саблями, задерживая погоню. Раненый француз со знаками различия майора сполз по шее горячего арабского скакуна на землю, рядом вылетел из седла здоровенный кирасир. Однако расстояние сократилось еще больше... Казак крикнул: -- Ваше благородие, берите левее! -- А что там? -- Там хлопцы нашего отряда! Оба казака повернули лошадей и самоотверженно перегородили дорогу. Похоже, решили принять бой с целым отрядом. Они знали его репутацию и не желали уступать в отваге. Засядько стиснул зубы и пришпорил коня. Однако топот сзади утих лишь на мгновение. Несколько кирасиров не стали ввязываться в схватку с казаками, и ринулись за русским офицером. Засядько едва успел выхватить саблю. В это время пленник очнулся и стал отчаянно отбиваться. Засядько сбросил его вниз головой на каменную дорогу и отразил первый сабельный удар. Один из кирасиров прицелился в него из пистолета. Засядько молниеносно выхватил свой и всадил пулю прямо в переносицу медлительному стрелку. Кто-то выстрелил сзади, пуля царапнула висок. Александр рубился во все стороны, вертясь на коне как бес. Но нападающих было слишком много, положение становилось отчаянным. И вдруг в самый критический момент среди французов наступило замешательство. Засядько всадил шпоры коню в бока и вырвался из кольца. Но никто не бросился за русским офицером, кирасиры поворачивали лошадей и гнали их в сторону крепости. И лишь тогда Засядько услышал резкое казачье гиканье. Через мгновение из-за поворота дороги выскочил целый отряд. Они неслись во весь опор, потрясая саблями, выставив пики. На шапках трепетали под ветром красные околыши. К Александру подъехали оба его казака, запыхавшиеся, у одного была кровь на рукаве. -- Целы, ваше благородие? -- спросил заботливо раненый.-- Ну и сеча была! Из такой живым можно выйти только раз в жизни. Засядько молча слез с коня. Ему такое уже говорили. "Раз в жизни". Потом еще раз. А потом и счет потерял. Он подошел к офицеру, которого увез от стен крепости. Тот пошевелился, на волосах была алая кровь, открыл глаза. -- Где я? -- Не волнуйтесь, все в порядке,-- ответил Засядько по-французски. -- Слава деве Марии, а я уже думал, что эти ужасные русские... Он умолк, глядя на форму Александра. Потом охнул и закрыл лицо руками. Казаки довольно хохотали. -- Знатная добыча! Интендант, небось. А они все знают, что и как в крепости делается. -- Взять и доставить в часть,-- распорядился Засядько. Молоденький прапорщик, что влюбленно ходил за ним хвостиком, с сочувствием посмотрел на окровавленную голову француза: -- Здорово вы его... Но воинский закон запрещает обижать пленных! Засядько хмуро посмотрел на плененного француза: -- Единственная обида, которую я могу ему причинить, это посадить на тот же рацион, что едят мои солдаты. Глава 11 Штурм Мантуи был назначен на пять часов утра. Засядько ночью не спал, занимался подготовкой роты. Указал младшим командирам место сосредоточения и направление их штурмового удара, пересчитал лестницы и лопаты, затребовал вдвое больше, чем отпустили запасливые интенданты. Солдаты тоже не спали. Все понимали, что для многих этот бой будет последним. Горели костры. Старые солдаты делились воспоминаниями с молодыми. Засядько переходил от костра к костру, считая своим долгом подбодрить, настроить воинов на тяжелый бой у крепостной стены. В три часа ночи войска заняли исходные позиции. В пять взлетела петровская ракета. -- Вперед! Засядько выхватил саблю и ринулся к крепости. Широкий ров с водой ему удалось перепрыгнуть, не замочив ноги. Пока солдаты барахтались внизу, он вскарабкался на вал. Земля осыпалась под ногами. Над головой словно бы раскололось небо: из крепости грянули сотни орудий. Он невольно пригнул голову. Изо рва выкарабкивались солдаты с длинными лестницами. -- Быстрее! -- торопил Засядько. Прислонил лестницу к стене и полез вверх. Направление главного удара было намного левее, но Засядько не позволял себе воевать вполсилы. Наверху спохватились, протянули руки и особые рогатины, чтобы оттолкнуть лестницу. Александра спасла скорость. Как белка, он мигом преодолел последние метры и успел ударить саблей по рукам. За крепостной стеной раздался яростный крик. Мгновение -- и Засядько вскочил на стену. На него бросился огромный широкоплечий кирасир с бычьей шеей, стремясь свалить его вниз. Засядько применил боевой прием, и на стене стало пусто, лишь прозвенел стремительно удаляющийся крик. Из укрытия высыпала целая группа солдат. Со штыками наперевес они налетели на русского офицера и отхлынули, оставив троих распростертыми на каменных плитах. В это время подоспели русские солдаты. Засядько велел расширить плацдарм, чтобы штурмующие могли приставить еще несколько лестниц. Французы открыли истребительный ружейный огонь. Укрыться было негде, солдаты падали один за другим. Засядько с болью и яростью оглядывался по сторонам. Русские орудия гремели с противоположного конца. Основной удар фельдмаршал замыслил нанести там. Но не лучше ли было бы теперь развивать успех атаки здесь? -- Перебьют, как зайцев,-- хладнокровно сказал один из старых гренадеров, которого молодежь звала просто Савельичем. Он выжидающе смотрел на Засядько.-- Что будем делать? Мы вроде мишени, ваше благородие. -- Они целятся из той вон башенки... Нужно бы выбить... -- Осилим ли? -- засомневался Савельич. -- А что нам остается делать? -- ответил зло Засядько.-- Впе-е-ред!!! Он ринулся через площадь. Несколько пуль ударили по каменным плитам, просвистели в воздухе, одна попала рикошетом в ножны. Александр, не останавливаясь, сбил с ног французского солдата у входа в башню и ворвался в коридор. Несколько гренадеров стояли у бойниц и палили по горстке русских, бегущих через площадь. Засядько выстрелил из пистолета и, как бешеный бык, понесся по коридору. Кого не успевал сразить саблей, таранил корпусом, сбивая с ног. Когда был уже на середине коридора, увидел, что французы, опомнившись, сбились в плотную кучу, выставив вперед щетину штыков. В этот момент сзади прогремело оглушительное "ура". Это в коридор ворвались русские солдаты. Когда неравная схватка кончилась, Савельич сказал обеспокоенно: -- А ведь атаку наших отбили! Он тяжело отдувался, лицо его было красным и распаренным, несмотря на утреннюю прохладу. Немецкий мундир был изорван, напудренная косичка стала серой от пыли, белые гетры покрылись черными пороховыми пятнами, среди которых были и красные пятна от крови. Засядько в который раз, даже в столь неподходящее время, подумал, как нелепо выглядит прусская форма на русском мужике. -- Мы выполняли отвлекающий маневр,-- объяснил он солдату.-- Главный удар наносят севернее. -- Ту атаку тоже отбили,-- как будто равнодушно заметил Савельич.-- Еще раньше, чем мы взяли эту башенку. Засядько прислушался. Орудия продолжали греметь с обеих сторон, но беспорядочная торопливая пальба превратилась в организованную. Так стреляют, когда цели можно выбирать без особой спешки. -- Атаки наших будут идти одна за другой,-- сказал Засядько, успокаивая солдат. Сам же с тревогой думал о том, что в интервалах между атаками ничто не помешает французам выбить их из башенки в два счета. Солдаты это тоже понимают. -- Вот откуда придется идти к солдатскому богу,-- сказал Савельич неторопливо.-- Что ж, служил честно и жил честно. И все здесь могут выложить свои души без страха... Засядько лихорадочно раздумывал. Держать осаду здесь? И четверти часа не продержаться. Сделать вылазку? Но куда? -- Савельич! -- окликнул он старого гренадера.-- Не помнишь, ворота крепости где-то под нами? -- Вроде бы...-- ответил ветеран, с досадой потеребив косичку.-- Надо лишь спуститься по этим чертовым ступенькам... -- Вот-вот,-- подхватил Засядько.-- Другого пути у нас нет. Ты останешься здесь. Бери половину молодцов по своему выбору, будешь поддерживать огнем. -- А вы, ваше благородие? -- А я с остальными попытаюсь прорваться к воротам. Изнутри! Если сверху ударят нам в спину -- задержи. Он оглядел свою группу. Двадцать два человека... Савельич уже расставил людей у бойниц, солдаты открыли заградительный огонь. Вот и не говори о преимуществе стрельбы, подумал Засядько. Он видел как падают французские кирасиры, что пытались перебежать площадку. А в штыковом бою мы полегли бы сразу... -- Пора! Они выскочили из башенки, пересекли площадку и побежали не вдоль стены, как ожидали от них, а вниз по широким каменным ступенькам. По дороге сшибли оторопевшего от неожиданности француза с зарядным ящиком на плече и, будто лавина, понеслись дальше. Засядько гигантскими прыжками мчался впереди. Каменная лестница, лепившаяся к крепостной стене, и в самом деле вела к воротам, но... там оказался целый отряд кирасиров! Остановиться было уже невозможно. Засядько прыгнул прямо на головы защитникам, следом с громовым "ура" ринулись его солдаты. Он сразу же бросился сбивать с ворот громадные запоры. Ему торопливо помогали два здоровенных молодых парня, уроженцы Белой Руси. Сзади за спиной кипела жестокая схватка. Русские дрались отчаянно, однако французов было в несколько раз больше. Солдаты падали на каменные плиты, чтобы уже никогда не подняться... Засядько яростно сбивал запоры. Помогавший ему солдат охнул и сполз на землю, цепляясь ногтями за металлическую обшивку ворот. Второй шагнул в сторону и тоже упал. На спине у него расплылось кровавое пятно. -- Убрать стрелков! -- крикнул Засядько, не оборачиваясь. Еще две пули прожужжали возле его головы. Крики и лязганье сабель приблизились вплотную. Значит, гибли последние из его солдат... Отчаянным усилием он сбил последний засов и навалился на ворота. Тяжелые створки медленно, словно нехотя, распахнулись. В воротах завязался последний кровавый бой. Французы старались выбить русских за ворота и закрыть створки, а русские отчаянно цеплялись за каждую пядь земли. Все знали, что если отступят -- все жертвы будут напрасными. Внезапно сверху раздался торжествующий крик. Засядько увидел бегущих по лестнице французов. "Савельича, значит, уже нет..." -- подумал с горечью. К воротам со всех сторон сбегались французские солдаты. Засядько оказался в толпе неприятелей. Он с трудом отражал удары, рядом уже не осталось ни одного русского. Его медленно оттесняли за ворота. Несколько французов ухватились за створки, пытаясь свести их и снова запереть ворота крепости. "Я сделал все, что в человеческих силах",-- успел подумать Засядько. Вдруг его буквально оглушило неистовое гиканье, что-то потное и тяжелое отбросило в сторону. В крепость ворвалась казачья конница! Плотной лавиной казачий полк вливался в распахнутые настежь ворота, растекался по улочкам. Засядько в изнеможении опустился на землю. Сабля выскользнула из ослабевших пальцев и вонзилась в почерневшую от пороховой копоти землю. Вслед за казаками промаршировали солдаты с ружьями наперевес и офицерами во главе. Вроде бы даже под музыку. И откуда только взялся оркестр в этом аду? Мантуя пала. Было захвачено 260 орудий, 400 пудов пороха, 30 тысяч пушечных ядер и много продовольственных складов, однако уже опустошенных местными жителями. Трофеи были велики, но Суворов предпочел бы вместо них еще пару складов с продовольствием. В соответствии со своим планом он собирался пройти к морскому побережью, а оттуда ударить всеми силами по столице революционной Франции. Оружия хватало, но с продовольствием было неважно. Австрийский военный совет не позаботился о своевременном снабжении союзных войск. В расположении русских войск было тихо. Солдаты чистили обмундирование, драили кивера, вспоминали недавнее сражение. Горячо и с восхищением говорили о том, как фельдмаршал Суворов прямо на развалинах крепости срывал с Засядько знаки различия поручика, чтобы тут же произвести его в капитаны, Все понимали, что геройским подвигом молодой офицер облегчил взятие неприступной крепости и тем самым сохранил жизни очень многим. На другой день после падения крепости прогремели боевые трубы. Тревога! Солдаты вскакивали, торопливо строились в каре. Издали было видно, как от штаб-квартиры фельдмаршала во все стороны на лошадях помчались адъютанты. Засядько неспешно обходил своих людей. Он догадывался о причине: французская армия перешла в наступление. Командовал ею молодой генерал Жувер. Вообще, как заметил Засядько, у французов большинство командиров были молодыми и талантливыми полководцами. Они успешно били пруссаков и австрийцев, опираясь на революционный энтузиазм и коренную реорганизацию армии. Новые порядки позволили занимать командные посты действительно одаренным людям. Титулованные ничтожества не имели перед выходцами из народа никаких преимуществ. К тому же аристократы и без того почти все были уничтожены штормом революции или спаслись бегством в Англию, Россию и другие страны с монархическими режимами. Утром Засядько со своим батальоном выступил в поход. Шли на фланге 6-го гренадерского полка. По всей видимости, им предстояло выполнить важную задачу: Засядько несколько раз видел Суворова, гарцевавшего на своей любимой казачьей лошади вдоль сдвоенной колонны. Узнав Александра, фельдмаршал крикнул: -- Что нос повесил, капитан? Посмотри, какие у тебя чудо-богатыри! Засядько козырнул, вспомнил Савельича и других, первыми взобравшихся на стену Мантуи, и ответил тихо: -- Мои чудо-богатыри остались в крепости. Одни на площади, другие у ворот. Надо бы наградить их. Посмертно... -- Напишите реляцию,-- велел Суворов сухо. Он стегнул коня и поскакал дальше. В тот день составить реляцию не удалось. Через два часа под небольшим городишком Нови Суворов атаковал армию Жувера. Как Засядько и предполагал, его батальон вступил в бой в числе первых. 6-й гренадерский полк, построившись в линию развернутых батальонов, дал залп и пошел в штыковую атаку. Засядько подивился молодости и стойкости французских солдат. Сражались они неистово, так бьются, подумал Засядько, только за правое дело. Хотя, вроде бы, сражения идут на земле Италии с русскими войсками. Или они все знают, что несут свободу и более справедливые порядки? Закаленные суворовские солдаты, привыкшие к победам над войсками таких же королей и султанов, с молодой революционной армией дрались тяжело, несли тяжелые потери, каждую пять итальянской земли поливали своей кровью. Первая атака была отбита с большими потерями для русских войск. На левом фланге та же участь постигла австрийцев. Кое-где французы пытались перейти в контратаку, но были остановлены стрелками. Вторую атаку французы отбили с еще большими потерями для русских и австрийских соединений. Засядько заметил внутри французских порядков перестроение и попридержал свой батальон. Как оказалось, не зря. После третьей атаки, которую французы отбили с большим уроном для нападающих, кирасирский полк по указанию Жувера стремительно ударил во фланг 6-го гренадерского, стремясь с ходу смять батальон Засядько и выйти в тыл основных мушкетерских соединений. Натиск был столь стремителен, что русские даже не успели выстрелить. Передние ряды французов неожиданно выросли перед ними и ударили в штыки. Как оказалось для чудо-богатырей, штыковой был знаком и французам, и дрались они в рукопашной яростно и умело. Засядько поспешил в гущу схватки. Нужно было, во что бы то ни стало задержать атакующую колонну, иначе исход всей битвы будет решен в пользу французских войск. Из его воинов ни один не дрогнул. Сражались остервенело, не выпуская оружия. Жувер бросил в бой отряд конницы, чтобы она довершила начатое. В это же время Суворов перегруппировал отступающие части и сам повел их в последнюю отчаянную атаку. Страшное и печальное зрелище предстало перед ним. Только что здесь стоял батальон молодого капитана Александра Засядько... А теперь поле усеяно павшими русскими и французскими воинами. Батальон пал смертью храбрых, но не отступил ни на пядь. Тем самым он дал возможность фельдмаршалу собрать разрозненные части для четвертой атаки. И когда русские пошли в жестокий штыковой бой, один из сраженных зашевелился и тяжело поднялся, опираясь на залитую кровью саблю. Он был высок, широкоплеч и страшен в окровавленной одежде, с запекшейся кровью на бледном лице. Это был капитан истребленного гренадерского батальона Александр Засядько. Бой решила четвертая атака и рейд русской конницы. Она появилась в тылу противника и вызвала там замешательство. Французские войска стали отступать. Немного оправившись, Засядько принял участие в преследовании. Его внимание привлек один из французских кирасиров, врубившийся в ряды русских солдат и пытающийся сдержать натиск. Острая сабля сверкала как молния, не один из пехотинцев расстался с жизнью, пока Засядько подоспел к месту схватки. -- Эй, богатырь! -- крикнул Засядько по-французски.-- Хватит простых солдат рубить, померяйся силами с равным! Он пришпорил коня. Кирасир злобно оскалился, вскинув огромный палаш. Удар был страшен. Засядько едва успел закрыться. Лезвие палаша скользнуло по его сабле и сорвало с плеча эполет. -- Теперь держись,-- сказал Засядько мрачно. Однако француз отразил атаку мастерски. Распалившись, Александр обрушил каскад ударов, но кирасир оказался бывалым воином, не ушел в глухую защиту и, отражая сабельные удары, все время выбирал позицию для ответной атаки. Засядько ощутил смутную тревогу: впервые за всю войну попался противник, который разгадывал его боевые приемы. И он решился применить прием, которым пользовался лишь в самом крайнем случае. Это было из боевого наследия запорожцев. Когда-то отец показал ему составные части обманного движения и сокрушительного удара. Александр научился наносить его еще в то время, когда скакал верхом на прутике и сек крапиву деревянной саблей... Он взметнул саблю. Р-р-раз! Поворот... Страшный удар!!! Француз вдруг странно изогнулся, его палаш повернулся острием к русскому офицеру, и... сабля Александра почти над самой головой противника вырвалась из рук. Вырвалась с такой силой, что удержать ее не было никакой возможности... И Засядько узнал этот прием. Но его применяли только люди, обученные на Хортице... Прежде чем француз занес свой палаш над обезоруженным противником, Александр с яростным воплем, от которого в страхе дернулся конь француза, прыгнул навстречу. Сцепившись, они свалились с лошадей. Засядько обеими руками схватил палаш и вырвал его из рук француза. Тот не сопротивлялся, настолько сильно ударился при падении. -- Отвечай! -- потребовал Александр.-- Кто научил тебя так драться? Француз злобно плюнул ему под ноги и вдруг ответил на чистейшем украинском языке: -- Были люди, научили! Засядько опешил. -- Ты... ты знаешь украинский язык? -- Знаю,-- ответил француз зло. Он попытался подняться, но болезненно сморщился, стиснул зубы, стараясь унять стон. Повсюду мелькали мундиры русских солдат, бежавших вперед, гремело "ура". По их красным, распаренным лицам струился пот, сапоги глухо стучали по накаленной почве. -- Я сам украинец,-- сказал Засядько, желая вызвать француза на откровенность.-- И меня удивили твои фехтовальные приемы... -- Меня тоже удивило твое искусство,-- ответил француз. -- Будем считать, что мы обменялись комплиментами. А теперь скажи: где ты научился так драться? Кирасир с трудом поднялся и сел. Кисть правой руки кровоточила от удара о камень. -- На Сечи,-- буркнул он. -- Я так и думал,-- кивнул головой Засядько.-- Первые уроки я тоже получил там. На саблях. -- Это заметно,-- проворчал француз. Он поднялся, пошатнулся, зло осмотрелся по сторонам. С русской стороны уже спешили санитары, показалась повозка для раненых. -- А как ты попал на Сечь? -- полюбопытствовал Засядько. -- Отряды запорожцев сражались повсюду в Европе,-- ответил кирасир неохотно.-- Познакомиться и подружиться с украинскими рыцарями было нетрудно. Я был сорвиголовой, искателем приключений... Попросился к ним в отряд, прожил на Сечи три года. Может, и остался бы там навсегда -- ваши девушки не уступают парижанкам,-- но императрица ввела войска в Сечь... Казаки дрались отчаянно, я там был ранен. С тех пор прошло двадцать лет, даже больше, но я не забыл ни одного приема, которыми овладел там. Подъехал капитан Васильев с двумя драгунами. Он повсюду появлялся не иначе как в сопровождении двух-трех солдат и чаще всего после сражений, когда переставали греметь пушки и затихали крики. Зато, когда войска возвращались с поля боя, он всегда ухитрялся оказаться во главе колонны, размахивал кивером и раскланивался во все стороны. -- О,-- воскликнул он,-- Засядько снова отличился. Поздравляю вас, капитан! Вы славно потрудились во славу российского оружия. Один из драгун по его знаку спрыгнул с лошади, помог взобраться на нее пленному офицеру, а сам остался пешим. Засядько, не отвечая, вскочил на своего коня. В отдалении гремели орудия. По разбитой дороге, огибая опрокинутые повозки, нескончаемым потоком двигался обоз русской армии. Засядько уже отъехал добрую сотню саженей, как вдруг услышал истошный крик: -- Стой! Стой, сволочь! Александр оглянулся. Пленный француз повернул лошадь и скакал к нему. Он был невооружен и, очевидно, хотел что-то сказать или о чем-то попросить русского офицера, захватившего его в плен. -- Стой, сволочь! -- услышал Засядько еще раз вопль Васильева.-- Стреляйте! И вслед за этим прогремел выстрел. Стрелял спешившийся драгун. Александр увидел, как француз дернулся и поник, обхватив руками шею лошади. Скакун добежал до Засядько и остановился. Француз медленно сползал на землю. Александр спрыгнул, ошеломленный таким нелепым развитием событий, едва успел подхватить раненого. По пальцам его руки, которой он поддерживал француза за спину, стекала теплая кровь. Пленный офицер еще пытался улыбнуться ему, словно извиняясь за неприятность, но смертельная бледность уже покрыла его лицо. Губы что-то шептали. -- Что? -- спросил Засядько.-- Что? Не слышу! Губы француза дрогнули, и он закрыл глаза. Послышался топот, на взмыленной лошади прискакал Васильев в сопровождении конного драгуна. -- Каков, а? -- сказал он с истерическим смешком. Руки его дрожали, был он возбужден до крайности.-- Хотел убежать! Вот сволочь, а? Хорошо, что я сразу разгадал его маневр и велел стрелять. -- Нелепость,-- сказал медленно Засядько, чувствуя закипающий в душе гнев.-- Нелепая ошибка! Он не собирался бежать. Да это было бы невозможно, всюду наши солдаты... Он скакал ко мне. -- Зачем? -- спросил Васильев подозрительно. Не дождавшись ответа, сказал высокомерно: -- В любом случае хорошо, что мой драгун не промахнулся. Он повернул коня, махнул своим сопровождающим. Оба были уже на лошадях и послушно последовали за ним по направлению к штабу. Засядько почувствовал, как неудержимая ярость ударила ему в голову. Такое с ним было впервые. Рука мгновенно оказалась на сабле, пальцы стиснули эфес. "Придерусь к этой сволочи за что-нибудь,-- пронеслась мысль,-- и вызову на дуэль. Убью как собаку". На следующий день он разыграл сцену ссоры с Васильевым. Поводом послужила карточная игра. Александр заявил, что только дуэль может дать ему удовлетворение. Присутствующие офицеры видели, как смертельно побледнел Васильев. Все знали, что значит скрестить саблю с Засядько. А увернуться от дуэли -- покрыть себя позором в офицерском обществе. Здесь не поможет и покровительство всесильного фельдмаршала, которому доводился каким-то родственником по материнской линии. Однако дуэль не состоялась. За два часа до намеченного времени Васильев спешно покинул полк. Как оказалось впоследствии, он вернулся в Россию и с помощью влиятельных родственников устроился при генеральном штабе... Глава 12 Этой битвой и завершился Итальянский поход. Французы полностью ушли из северной Италии, на которую теперь распространилась власть Австрии. За воинский подвиг Засядько был представлен к высшей офицерской награде: ордену святого Георгия 4-й степени. Однако обозленный Суворов вычеркнул его из реляции, фельдмаршалу стоило немалых усилий спешно найти повод и отправить Васильева в Россию. Не то, что он любил этого самоуверенного льстивого дурака, которого видел насквозь, просто не мог позволить, чтобы русские офицеры проливали свою кровь в бессмысленных ссорах, а не на службе Его Императорскому Величеству. Ну и, конечно же, это уже не вслух, чтобы избежать воплей многочисленной родни, что не уберег, не охранил, не защитил. И так защищает его больше, чем собственного сына! Суворов намеревался после короткого отдыха двинуть русские войска во Францию, пройти ее с боями и захватить революционный Париж, чтобы гидру свободомыслия раздавить если не в зародыше, то прямо в гнезде. Отчаянно возражали австрийцы, они панически боялись присутствия русских войск. Где русские войска появлялись, там они и оставались, а земли вскоре вливались в состав Великой Российской Империи. Пока русские войска крушили Казанское царство или якутских царей и захватывали их земли, это не очень тревожило Европу, хотя стремительное усиление России все же нарушало хрупкое равновесие сил. Но когда Петр сокрушил Швецию и захватил побережье северных морей, а свое царство объявил империй, Европа начала беспокоиться. Когда же Екатерина в ряде турецких войн отхватила огромные территории, обеспечила выход и к южным морям, где спешно начали строиться верфи для военных кораблей, то в европейских дворах пошли разговоры о том, что как-то надо остановить стремительный рост евроазиатской державы. Узнали и о том, что вынашиваются планы по захвату всего Кавказа с его бесчисленными народами, царствами и княжествами, завоевание Бессарабии, выход к Дарданеллам и отвоевание у турков Константинополя, который те кощунственно переименовали в Стамбул... Еще киевские князья намеревались захватить Константинополь для себя, ввести его в состав Руси, великому князю Владимиру осталось лишь протянуть руку, но он удовольствовался званием базилевса-императора и сестрой императоров Анной, которую ему отдали под угрозой захвата и разрушения Константинополя. А тут еще блистательные войска Суворова, которым противопоставить нечего, в самом сердце Европы -- в Италии! Если захотят остаться, кто их остановит, если они уже разбили лучшую в мире армию французов? Только не австрийцы, которых любой петух бьет. План будущего похода принадлежал Австрии. Австрийскому императору с помощью европейских королевских дворов удалось настоять перед русским императором Павлом на своем варианте войны с революционной Францией. Не на просторы Франции и в блистательный Париж идти русской армии, а в горные теснины Альп, где голые скалы и бездонные пропасти, обледенелые тропки, где не всякий горный козел проберется! Засядько старательно изучал маршрут. Нужно идти в Швейцарию на помощь русскому корпусу Римского-Корсакова, который вместе с армией австрийского наследника престола стоял в Муттенской долине. Швейцарский поход начался в сентябре. Засядько вел свой батальон по узенькой тропинке, вившейся по обледенелым склонам скал. Часто приходилось карабкаться по такой крутизне, что даже самые бывалые солдаты закрывали глаза и шептали побелевшими губами молитвы пречисто