о. Александровскому чугунолитейному заводу в Петербурге Засядько приказал "сколь возможно поспешнейшим образом" изготовить шесть больших прессов с соответствующими приспособлениями для набивки ракет. Железные поддоны и гранаты тоже пришлось заказать здесь, ибо Петербургский казенный чугунолитейный завод был загружен изготовлением спускных труб для ракетных станков. Внукову пришлось несколько раз ездить на Ижевский завод и выколачивать медь для спускных труб, которые после обработки приходилось везти обтачивать на токарных станках в технической артиллерийской школе, что располагалась на другом конце города. С заказом на деревянные треноги измученный Внуков решил не связываться и велел своим ракетчикам-технарям изготовлять их в собственном ракетном заведении. Не ожидая, пока Внуков соберется с переездом, а тем паче подготовит ракетную базу для Балабухи, Засядько приказал Шосткинскому пороховому заводу срочно отправить в Тульчин припасы, необходимые для приготовления ракет в счет первых шести тысяч, а именно: "...мякоти пороховой 1600 пудов, пороха мушкетного 80 пудов, угля ольхового молотого 120 пудов..." Управляющий заводом хватался за голову и молил об отставке. Слишком уж немыслимыми были требования, да еще в предвоенное время, когда воинские заказы сыпались со всех сторон. К тому же это было только начало: Засядько предупредил о серии поставок. 24 марта 1828 года первый транспорт под руководством еще одного из верных учеников Засядько, поручика Лацкого, выехал из Петербурга. С Лацким ехало три фейерверкера и двое рядовых. Засядько рассудил, что пяти человек достаточно для начала работ. Еще придется отправлять не меньше десятка транспортов с припасами и готовыми к сборке ракетами. Лацкий ехал на передней телеге, уютно устроившись на сене, которым были прикрыты медные цилиндры ракет. Позади тянулся нескончаемый обоз. С первым же рейсом Засядько распорядился отправить два копра, два пресса для набивки ракет, шестьсот ракет, снаряженных гранатами и полуядрами, готовые, но не набитые гильзы и двенадцать треножных ракетных установок с медными цилиндрическими трубами для 2 -- и 2,5-- дюймовых ракет. Медленно двигался обоз по размытой после весенней ростали дороге. Лацкий с тоской думал, что им предстоит трястись на груженных телегах несколько суток. -- Захарыч! -- крикнул он старшему фейерверкеру.-- Проследи пока за обозом, а я подремлю. Разбуди, когда покажется деревня. -- Слушаюсь, ваше благородие,-- безразлично отозвался старик, которого тоже клонило в сон, а про себя подумал: чего следить, лошади исправные, с дороги не собьются, мимо деревни не пройдут. Да и люди надежные, каждый рад-радехонек, что попал на такую службу: ешь, пей да лежи себе на боку, пока доедешь на другой край необъятной Российской империи. К задремавшему фейерверкеру подсел молодой солдат. -- Захарыч, а как там на месте? -- Что? -- недовольно буркнул старик. -- Сам знаешь. Служба-то у нас необычная. Послабление или льготы какие будут? -- Молодой, да прыткий,-- ответил Захарыч неодобрительно.-- Еще не служил, а уже льгот захотел... Его сердили разговоры о мнимых льготах солдатам-ракетчикам. На своем веку насмотрелся на солдатские профессии и знал, что все зависит от барской воли. Попадется добрый начальник, и служишь при нем сносно, а попадется зверь -- хоть руки накладывай. Слава богу, у них все хорошо. Его высокопревосходительство генерал-майор сам не обидит простого человека, дай ему господь долгих лет жизни... С такими успокоительными думами старый солдат и заснул на зарядных ящиках, покачиваясь, словно шлюпка на волнах. Впереди дороги было без малого две тысячи верст. Глава 45 В апреле 1828 года грянула русско-турецкая война. С 1 мая Засядько был уже в действующей армии. Приняв командование артиллерией под турецкой крепостью Браилов, он в первый же день сделал рекогносцировку и пришел к самым неутешительным выводам. Два раза русские пытались взять штурмом крепость, но оба раза безуспешно. Стояла сырая и холодная погода. Войска страдали от недостатка продовольствия, начались эпидемии. Общего начальника над осаждавшими войсками не было, поэтому боевые действия велись без единого плана, нерешительно и вяло. Свои соображения Засядько изложил на военном совете, созванном по его инициативе. Его слушали молча, никто не спорил. Все знали сложившееся положение, но никто не решался высказать мрачные мысли вслух. -- Через пару недель я жду партию новых осадных орудий, отлитых по моим чертежам. Теперь проверим их в бою. А пока давайте готовиться к штурму,-- закончил Засядько. -- Вы, батенька, и сейчас не прекращайте обстрел,-- сказал просительно генерал-майор фон Миллер.-- После вашего приезда пушек словно бы удвоилось. -- Это потому, что никто из здешних артиллеристов не учился в моем училище,-- ответил Засядько без улыбки.-- Я бы их научил, как правильно расставлять батареи. -- Пусть хоть сейчас поучатся,-- вставил полковник Брудзиевский. -- Пусть,-- согласился Засядько.-- Потаскают пушки на руках, мигом запомнят наилучшее расположение. Все засмеялись, и мрачное настроение несколько рассеялось. Однако вскоре произошли события, которые несколько изменили планы Засядько. В Тульчин прибыл транспорт Лацкого. Поручик уже знал, что ракетное заведение решено построить в Тирасполе, и намеревался без промедления следовать по указанному адресу. Но Засядько решил остановить обоз с ракетами в лагере осаждавших. Остальные транспорты пусть сосредоточиваются в Тирасполе, а этих ребят можно использовать при осаде Браилова. Лацкий выслушал новый приказ с радостью. Все-таки воевать будет рядом с учителем! -- Ракетная рота Балабухи подойдет не скоро,-- продолжал Засядько.-- Нам самим придется взяться за ракеты. В какой мере ваши люди знакомы с ними? -- Только со сборкой. Увы, мы лишь мастеровые. -- Обстоятельства переменились. Придется воевать. Надо показать солдатам, как обращаться с ракетами. -- Я сейчас же... -- Я тоже. Но мы с вами сможем обслуживать две установки, а для хорошего ракетного удара нужно как минимум два десятка. Поняли? Лацкий слушал, разинув рот. Вот оно, начинается! -- Понял, Александр Дмитриевич! Сейчас же прикажу солдатам собирать ракеты. -- Я придам в ваше распоряжение еще две роты. Обучите тщательнейшим образом. Хотя нет -- подберите добровольцев. Те лучше справятся. На следующий день Лацкий уже объяснял новоиспеченным ракетчикам способы применения нового оружия. Засядько, который пришел на занятия, лишь покрутил головой и удалился, ничего не сказав. Лацкий растерялся: что случилось? Учитель недоволен? Но ведь он обучает целую роту! Вечером он увидел, как работает генерал. В течение недели он обучил 23 роты солдат-ракетчиков! Лацкий опустил руки. Вот что значит талант... Он же полмесяца бился с подчиненными, которые еще не усвоили, какой стороной закладывать ракету в пусковую установку... Было подготовлено 24 роты, и Лацкий понимал, сколь невелика его роль в этом деле. Один из офицеров спросил сочувствующе: -- Тяжело с ним работать? -- Ой, как тяжко,-- пожаловался Лацкий.-- Заставляет работать за троих! -- Бедняги! -- К счастью, нас семеро. -- Значит, штурм. Бери ракетчиков и командуй,-- сказал Засядько, вызвав его к себе.-- Ракет не жалей. Я заказал еще две тысячи четыреста снарядов. В ночь перед штурмом Засядько выдвинул ракетчиков на переднюю линию. Они должны были нанести удар фугасными ракетами по внутренним строениям крепости и сразу же повторить залп зажигательными. Пожары посеют панику, а в это время начнется штурм. Под Браилов прибыл новый командующий русскими войсками в этой турецкой войне. Им оказался старый приятель и земляк генерал Паскевич. Посовещавшись с Засядько, он разделил войска на три части. Первая, под командой генерал-майора Трофимова, составляла левое крыло войск и предназначалась для захвата Бойцовской башни. Во вторую часть выделялась группа войск подполковника Антоненко. Они должны были взять бастион возле Старого вала. Третьей группой командовал майор Хорольский. Он должен был демонстрировать нападение со стороны Дуная. Едва забрезжил рассвет, Засядько подал Лацкому знак. Тот, дрожа от волнения и утренней свежести, поспешно поджег фитиль. В темное небо взвилась яркая ракета. В высшей точке полета она взорвалась и осветила притихших ракетчиков. Это был сигнал. Засядько знал, что в данную минуту повсюду вокруг осажденного Браилова новоиспеченные ракетчики подносят фитили к запалам. Запела боевая труба, атакующие колонны двинулись к темным стенам крепости. Вдруг над их головами со страшным, леденящим душу свистом пронеслись гигантские огненные стрелы. За каждой тянулся черный хвост дыма и огня. Засядько видел, как один ветеран охнул и схватился за сердце. Черное небо было расчерчено огненными линиями. Все они вели к Браилову и там обрывались. Засядько невольно залюбовался грозным зрелищем. В войну вступили новые механизмы, несоизмеримые по ударной силе со всеми существующими ранее. Не успели ошеломленные солдаты перевести дух, как небо снова с треском раскололось. Сверху посыпался водопад огня -- ракетчики дали залп зажигательными ракетами! Воодушевленные солдаты ринулись на штурм. Турки встретили их беспорядочным ружейным и орудийным огнем. В нескольких местах вспыхнули пожары, в левой части крепости грянули взрывы, в воздух взлетели обломки оборонительных сооружений. Видимо, ракеты угодили также в склады со снарядами. На валу произошла последняя отчаянная схватка. Турки попытались контратакой остановить штурмующих, но гренадеры штыками сбили последних защитников с бастиона и быстро распространились по валу крепости. Ворвавшиеся русские войска не встретили упорного сопротивления со стороны защитников. В одном месте Антоненко даже вынужден был отвести свои войска, которым грозила участь быть похороненными под горящими обломками. Деморализованные турецкие солдаты уже не помышляли о сопротивлении, лишь в старом строении отчаянно сопротивлялся паша, с небольшим гарнизоном. Хорольский ахнул, увидев Засядько внутри крепости с окровавленной саблей. -- Александр Дмитриевич! -- крикнул он срывающимся голосом.-- Вам-то что здесь надобно? -- Пустяки, не волнуйтесь. Я заговоренный. И, кроме того, должен же я увидеть действие боевых ракет в деле, а не только на полигонах? -- Но зачем сабля? -- Сабля? Ах, сабля... Кого-то бог бережет, а казака сабля стережет. Он кивнул на двух павших в схватке турецких солдат, отшвырнул чужую саблю и зашагал к воротам приземистой мечети. Хорольский тупо посмотрел ему вслед, подумал с недоумением: какого черта генералу-изобретателю рисковать головой? И еще доволен, что не разучился владеть саблей! Вдруг из мечети грянуло несколько выстрелов. Хорольский посмотрел в ту сторону и ахнул. За воротами мечети засела группа турецких солдат... Генерал-майор фон Миллер с рюмкой вина ходил по залу. Командование праздновало победу, для высшего офицерства был устроен прием у главнокомандующего и банкет. Героем дня был генерал-майор Засядько. Из Петербурга подоспели награды за взятие Браилова, и он получил алмазные знаки к ордену святой Анны 1-й степени. -- Вот вы где! -- Миллер, наконец, отыскал Засядько, беседовавшего с Паскевичем.-- Теперь и у вас есть что повесить на грудь. Поздравляю, от души поздравляю! Паскевич насмешливо посмотрел на захмелевшего генерала. -- Если бы Александр Дмитриевич носил все свои боевые награды, то ордена последних лет негде было бы вешать. А ведь его грудь пошире вашей! -- У вас есть еще награды? -- удивился Миллер. -- А вы не допускаете возможности иметь ордена и не пускать пыль в глаза? -- поддел генерала Паскевич. -- Да что вы возводите напраслину! -- запротестовал Миллер.-- Я имею орден святого Владимира третьей степени и орден Железного креста и счастлив. У вас их больше? Поздравляю и завидую! На очереди была крепость Варна. Засядько объехал ее с северной стороны и нашел перспективы штурма крайне неутешительными. Крепость стояла на левом берегу реки Варнадере, впадавшей в Черное море, атаковать отсюда было бессмысленно. Осада началась еще с середины лета, но с таким же успехом могла начаться вчера или сто лет назад. Турки отбивали попытки штурма без особых потерь для себя, в то время как русские войска несли большие потери. К Засядько, который задумчиво смотрел на крепость не слезая с коня, подъехал Быховский. Был он уже полковником, командовал кирасирским полком. -- О чем задумался, дружище? -- спросил он.-- Любуешься? Да, Варна -- ключ к обороне турок. Отсюда идет кратчайший путь на Константинополь. Отдать Варну -- значит проиграть войну! Засядько молча указал на гору, что высилась близ крепости. На ее вершине резко выделялся на фоне голубого неба старинный монастырь, сложенный из красного камня. Это было поистине незабываемое зрелище: зеленая гора, красный остроконечный монастырь-замок и ослепительно синее небо. -- Что это? -- спросил Быховский подозрительно.-- Мечеть? -- Эх, ты, мечеть... Это Аладжа. Построена задолго до появления турок в этих местах.-- Засядько снова призадумался. Потом неожиданно спросил: -- Послушай, "Варна" по-санскритски означает качество, цвет. Нет ли связи с названием города? Быховский удивленно взглянул на друга. За годы разлуки отвык от неожиданных поворотов его мысли. -- При чем тут какие-то санскриты? Это кто, древние турки? Варна и есть Варна! Надо думать над тем, как ее взять, а не как ее называли раньше. -- Ты прав,-- ответил Засядько с сожалением. Тряхнул головой, отгоняя "невоенные" мысли.-- Будем думать, как ее взять... Тронул коня, пустил шагом по направлению к крепости. Быховский поехал следом. Неожиданно Засядько воскликнул: -- Вспомнил! Варна всего тысячу лет как называется Варной! А до этого звалась Одессос! -- А сколько лет ее так называли? -- спросил Быховский ехидно. -- Да больше тысячи,-- ответил Засядько мирно.-- Ее построили еще древние греки. -- Черт с ними,-- взорвался Быховский, раздосадованный эрудицией друга и его неуместными экскурсами в историю,-- с греками, санскритянами, болгарами... Там засели турки, и мы должны их вышибить! Наши с тобой предки еще двести лет назад взяли эту крепость без всякой осады и артиллерии. И вражеский гарнизон тогда был намного больше! -- То были запорожцы,-- сказал Засядько почтительно.-- Теперь таких людей нет. -- Есть,-- заявил Быховский упрямо.-- Казацкому роду нет переводу! Я родился на Хортице, а ты -- сын главного гармаша Сечи. Что удалось молодому Хмельницкому, то должно получиться и у нас. Под нашим началом -- армия! Засядько заметил язвительно, чтобы унять пыл разгорячившегося друга: -- А все-таки слава будет не та... Запорожцы взяли Варну одним молниеносным штурмом, а сколько топчется наша армия? -- Ладно,-- сдался Быховский.-- В семь часов военный совет. Приходи послушать очередную болтовню о решительном штурме. Если появятся какие-либо соображения, приготовь. Засядько повернул коня в сторону русского лагеря, расположенного почти под самой крепостью. Со стены грянуло несколько выстрелов. Быховский сердито погрозил кулаком. -- У меня уже есть соображения,-- сказал Засядько. -- Какие? -- Всякие. -- Ракетная рота? -- Она самая. -- Гм... Остается надеяться на твоих ракетчиков. Мы наслышаны об их успехах под Браиловом и Ахалцыхом. А тут наша артиллерия два месяца зря расходует снаряды. Твои ракетчики прибыли? -- Сегодня утром. Двадцать два человека командиров и триста три рядовых. Толковые парни. Впрочем, сам увидишь. -- Отдыхают? -- Какое там! Балабуха ушел осматривать позиции. Завтра установим верстаки и дадим туркам жару. -- Ой, ли? -- Браилов не научил разве? -- спросил Засядько.-- Или Ахалцых? -- Мы там не были,-- уклонился Быховский.-- Мы с начала войны стоим над Варной, будь она неладна! Боюсь, что Варна -- не Ахалцых, это орешек покрепче. -- У меня крепкие зубы,-- улыбнулся Засядько.-- Пошли на совет. Пора. Верховное командование постановило захватить крепость решительным ударом с севера и юга одновременно. Более мощным должен быть удар с севера. Решающий штурм начнется утром 16 сентября. Засядько с легким раздражением слушал речи, в которых так и мелькали слова "сокрушительный удар", "стремительный натиск", "полный разгром противника". Сколько этих сокрушительных ударов разбилось о неприступные стены Варны? Он видел, что взоры членов военного совета то и дело обращаются с надеждой к нему. Все уже слышали об успешном применении боевых ракет под Браиловом и Ахалцыхом и теперь ждали, что он скажет. -- Что скажете вы, Александр Дмитриевич? -- обратился к нему князь Рагулин, председатель военного совета.-- Может быть, иначе расположить батареи? Чтобы причиняли больший урон? У вас громадный опыт в этой области -- вам и карты в руки. -- Пусть артиллеристы отдохнут,-- ответил Засядько.-- Утром я выведу на боевые позиции своих ракетчиков. -- Вы надеетесь... -- Я уверен. Судьбу Варны решат ракетные установки. Рагулин с неудовольствием пожевал старческими дряблыми губами. Он не терпел, когда его перебивали. Как-никак сиятельный князь, потомок Рюриковичей, командующий армией, а не нищий генерал из Малороссии! -- Не слишком ли вы уверены? -- спросил он сухо. Все умолкли в предчувствии конфликта. Рагулин был злопамятен. Карьеру начал с интриг при дворе и ложных донесений, неугодных людей старательно убирали с его пути влиятельные родственники. -- А вы когда-нибудь видели ракетный удар? -- спросил Засядько почти вызывающе.-- Одновременный ракетный удар нескольких установок? -- Я знаю артиллерию... -- Я ее тоже знаю. И ракеты знаю. Завтра и вы их узнаете! -- Он деловито взглянул на часы, поднялся.-- Простите, должен откланяться. Хочу на ночь еще раз проинструктировать ракетчиков. Честь имею! Он поклонился и покинул помещение совета. Все ошеломленно молчали, затем разом взглянули на Рагулина. Глаза командующего горели недобрым огнем. Дерзкий генерал, покинувший помещение раньше князя, нанес ему оскорбление. Если завтра с ракетами у него хоть что-то сорвется, уж он, Рагулин, сумеет представить дело в нужном свете. Карьера нищего генерала-изобретателя будет прервана... Поздно вечером Быховский отыскал Засядько. Тот сидел в маленькой комнатке и озабоченно изучал чертежи. В пламени свечи лицо генерала казалось суровым и неприступным. Быховский сказал огорченно: -- Рагулин рвет и мечет. Ты в самом деле так уверен? Может, не стоит отказываться от артиллерии? -- Я не отказываюсь,-- отозвался Засядько рассеянно.-- Но не хочу, чтобы заслуги ракетного оружия приписали артиллеристам. Не получится у ракетчиков -- заговорят пушки. Но у ракетчиков должно получиться. Кстати, я нарочно дразнил Рагулина. Так моя победа будет значительней... Да и другим урок! -- Он обнял товарища за плечи, дружески встряхнул.-- Запомни: в мире появилась новая сила! Сражениями будут руководить инженеры, а не именитые князья. Техника будет решать исход боев. Мало кто это понимает... а ведь еще Бонапарт признал, что потерял корону, когда прогнал Фултона с его проектом парового судна. -- Не знаю,-- неуверенно пожал плечами Быховский.-- Рагулин не простит... Засядько сказал успокаивающе: -- У Балабухи двадцать три шестизарядных ракетных установки. Одновременного залпа достаточно, чтобы причинить крепости огромные разрушения. -- Не увлекайся,-- предостерег Быховский. -- Я не увлекаюсь. Наполеон считал подводные лодки варварским способом ведения войны -- и проиграл. Кстати, я подал проект об оснащении подводных лодок ракетными установками. Новое слово в военной технике! Побеждает обычно страна, лучше оснащенная технически. А ракеты -- вершина военной науки. Варварство? Да, ракеты причиняют больше разрушений, чем ядра. Но вспомни: римская церковь прокляла и запретила техническую новинку средневековья, от которой не спасала и самая толстая кольчуга,-- арбалет, она же старалась запретить употребление в военном деле другого средства массового уничтожения -- пороха. Но еще долго техника будет служить войне. Когда же решат покончить с войнами -- я первый выну гранаты из ракет. -- Куда же ты денешь их? -- спросил Быховский недоверчиво. -- Гранаты? -- Ракеты. Засядько счастливо улыбнулся. -- О, тогда и начнется настоящая работа... -- А куда нас, военных? -- задал Быховский коварный вопрос. -- Дружище! У нас будет самое лучшее в мире занятие. -- Разводить тюльпаны? Нет, Саша, не верю в твои мечтания. Человек -- это самый лютый зверь на свете. Никогда не перестанет убивать себе подобных! -- Перестанет. -- Веришь в доброе начало? -- Верю. Но даже не будь этой веры -- все равно знаю: человек воевать перестанет. Проследи за историей вооружения. Стрелой можно было убить одного, пушечным ядром нескольких человек, ракетой -- несколько десятков. Подводная лодка потопит корабль с сотнями людей на борту. И подобное стремление к убиванию одним махом как можно большего числа людей будет все увеличиваться. В принципе возможно сконструировать огромную ракету или серию больших ракет, которые одним ударом превратят в пыль такой город, как Петербург. Можно ли воевать при таком оснащении? Быховский поежился. -- Не хотел бы я жить в том мире... Но ничего такого не будет. Фантазия, скажу, работает у тебя на славу! Постращал здорово! Мурашки побежали по спине. Тебе бы писателем быть, сочинять романы ужасов. Глава 46 Он выехали поздно вечером при свете луны. С ним было трое казаков. Они с удивлением и уважительно поглядывали на генерала, который вскакивал на коня по-казацки, не касаясь стремен, подзывал его свистом, и весь был словно соткал из тугих жил, что постоянно нуждались в работе. -- Надо захватить языка.-- повторил Александр в третий раз,-- который мог бы хоть что-то сказать про Ахмед-пашу. Казак засмеялся -- Может. тогда уже самого пашу? -- Не стоит,-- ответил Александр с усмешкой.-- Поставят другого, а тот еще неизвестно что выкинет. Кони шли осторожно, мягкая земля глушила цокот копыт. Александр покачивался в седле в такт движения лошади. Снова он в ночном дозоре, снова с казаками в ночной вылазке... Многое меняется в человеке, но следить за другими или убегать от них -- остается испокон веков... Под утро удалось захватить двух турков, что знали какие-то крохи про Ахмед-пащу. Что насторожило Александра, так великое множество европейских советников при турецком камандующем. Французы, англичане, даже арабский военачальник помогали укреплять оборону крепости! Кончилась эра крестовых походов, подумал Засядько с усмешкой. Вопросы веры отступили перед вопросами политики. Стремительным расширением владений России европейские дворы встревожились настолько, что даже туркам, своим извечным противникам, поборникам враждебного мусульманства, посылают вооружение и лучших военных специалистов. Россию нужно остановить, остановить! Этот стремительно растущий гигант, растущий прямо на глазах, пугает своей мощью всю Европу... Один из пленных злобно посмотрел на Александра: -- Вы храбрый человек, так все у нас говорят... но вам здесь сложить голову. -- Почему? -- спросил он с интересом. Казаки засопели, приблизились ближе. Их ладони были на рукоятях сабель. -- Один из советников Ахмед-паши выделил целый отряд, чтобы ему принесли вашу голову! Авлександр спросил заинтересованно: -- Сколько он им пообещал? -- Десять тысяч, чин офицера и земли на берегу моря. Один из казаков выругался, ударил его по лицу. Александр сказал задумчиво: -- Это же такие деньги... Сдаться, что ли? Да еще земли на берегу теплого моря... А кто этот советник? -- Он правая рука Ахмед-паши. -- А имя? -- Франк по имени Вас-и-лев. Казаки молчали, озадаченные, Александр присвистнул. Неужели это тот самый человек, чья вражда преследует его всю жизнь? Каким бы он не был мерзавцем, но стратегические планы русской армии знает. И в самом деле может помочь Ахмед-паше выстоять дольше. Что обойдется Турции и России в десятки тысяч загубленных жизней, которые могли бы уцелеть. А платят ему, скорее всего, вовсе не турки. Слишком много вооружения и советников Турция получила безвозмездно, только бы воевала с Россией! В кабинет без стука влетел адьютант. Он был смертельно перепуган, язык заплетался. -- А-александр Дмитриевич! -- Что стряслось? -- спросил Засядько раздраженно. От внезапного появления растерянного офицера прервалась мысль, он ощуил сильнейшее раздражение. Если не поймать ее вовремя, то ночь пройдет без сна. -- Александр Дмитриевич! -- лепетал адьютант. -- Что тебе? -- спросил Засядько, усилием воли подавляя раздражение. -- Там, за дверью... за дверью... царь! Засядько рассердился. -- Что ты мелешь? -- Клянусь! В это время дверная ручка слегка повернулась и знакомый голос нетерпеливо произнес: -- Позволят мне, наконец, войти? Адьютант охнул и отскочил в испуге. Засядько повернулся к двери. -- Открой! -- велел он. -- Я сам,-- ответил Николай, входя. Был он весел, бодр, румян. Держался подчеркнуто прямо, движения были четкие, словно и здесь чувствовал себя как на параде. Засядько хотел подняться, но Николай предупреждающе вытянул руки: -- Нет-нет, не вставайте! Я и так обниму вас, Александр Дмитриевич... Если бы вы знали, как нам не хватает вас! Михаил жалуется, что меняет уже десятого начальника штаба после вашего ухода, я никак не подберу достойного директора Артиллерийского училища. Все оказываются либо дураками, либо лентяями, а то и лихоимцами. Арсенал и заводы, бывшие под вашей рукой, тоже пришли в упадок. Пришлось ввести строгости, но и это мало помогает... Он подтащил тяжелое дубовое кресло и сел рядом с Засядько. Озябшие ноги поставил на каминную решетку и зажмурился от удовольствия. Адьютант, словно мышь, выскользнул под стенкой из комнаты. -- Я с инспекционной поездкой,-- объяснил свой визит Николай.-- По пути свернул чуть, чтобы повидаться с вами. Да, это было незапланировано, так что можете не извиняться, что не постелены ковры и не поставлены потемкинские деревни. К вам я с частным визитом. Даже своих сопровождающих оставил за порогом. Как вам тут живется? Может, в чем-то нуждаетесь? -- Спасибо,-- ответил Засядько все еще ошарашенно. Он уже знал, что молодой император спит на деревянном топчане, укрывается солдатской шинелью, а работает по шестнадцать часов в сутки, включая и выходные. -- Как здоровье супруги? -- Спасибо, неплохое... -- Как детишки? Сколько их у вас? -- Семеро. -- Семеро? -- удивился Николай.-- Да когда ж вы успели? Поздравляю, Александр Дмитриевич! Древние говорили: "Человек должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына". Вам все это удалось. Уже зеленеют деревья ваших изобретений, поднимается здание русской артиллерии, а ваши сыновья подхватят факел ваших талантов. Поздравляю! "Ужасный стиль,-- подумал Засядько,-- что он нагородил". А вслух сказал: -- Спасибо. С сыновьями мне действительно повезло. Сильные, здоровые и умные ребята... -- Вы живете в ладу с супругой,-- заметил Николай.-- В свете все знают! Завидуют, чешут языки, но придраться не могут. И домик у вас, помню, хорош... Только до церкви далековато. Это вас не беспокоит? Он посмотрел в глаза генералу. "Ясно,-- подумал Засядько.-- Проект о священниках-врачах уже попал к нему в руки". -- Нет,-- ответил он медленно,-- это меня не беспокоит. Беспокоит другое. В деревнях нет ни одного врача. Крестьяне мрут от пустячных болезней, хотя было бы достаточно элементарной врачебной помощи, чтобы сохранить им жизнь. Я много видел на своем недолгом веку, многие пали от моей руки на поле брани, но то, что делается в наших деревнях, ужасно! Николай хотел что-то возразить, но Засядько продолжал, повысив голос: -- Да, это ужасно! В самой маленькой деревушке есть церковный приход, а врача нет даже в уезде. А кто нужнее: священник или врач? Николай закусил губу. Это было слишком. -- Да вы безбожник! А еще поговаривали, что после окончания кадетского корпуса хотели уйти в монастырь. -- Я безбожник не более, чем царь Петр, который снимал колокола с церквей. Надо спасать страну! Я разработал и отослал в столицу проект об обучении священников врачебному ремеслу. Врач души должен быть и врачом тела! Тем более, что душа и тело связаны неразрывно, что бы там ни говорили... Религиозные посты очищают не только душу, но и тело -- от пищевых ядов, поклоны -- та же гимнастика для хребта... Нет-нет, это не кощунство! Священникам верят в народе, так пусть же они оправдывают это доверие полностью. -- Пастырь божий должен заботиться лишь о спасении души,-- отозвался Николай глухо.-- Тело -- это прах, тлен. -- В древние времена служители культа были врачевателями,-- напомнил Засядько.-- Даже сейчас у тунгусов шаманы лечат народ. -- Так то ж язычники! -- воскликнул Николай возмущенно. Засядько уклонился от ответа и продолжал уже мечтательно: -- И еще... Удалось бы ликвидировать ножницы... -- Ножницы? -- не понял Николай. -- Да. Растущий разрыв между духовными интересами человека и плотскими. Царь поморщился. Его покоробило само слово "плотскими". Засядько продолжал настойчиво: -- Раньше человек был гармоничнее. Взять Леонардо, Аристотеля, Ломоносова и многих других. Каждый из них сочетал в себе и художника, и ученого. А только поэты или только ученые показались бы им много потерявшими, ущербными людьми. -- Но ведь вы сами...-- напомнил Николай осторожно. -- Да, стал плоской личностью. Хотя в детстве рисовал превосходно, сочинял стихи, имел способности к музыке... Все задавил в себе, чтобы не мешало заниматься основной деятельностью. А теперь чувствую, что многое потерял... Но вернемся к врачам-священникам. Ведь наше противопоставление души и тела бесчеловечно. Не говоря уже о том, что неверно. -- Как это неверно? -- возразил Николай.-- Тело смертно, а божественная душа бессмертна и ничего общего с телом не имеет. -- А как они друг на друга влияют! По себе знаю... И никакие авторитеты не убедят в обратном. Впрочем, оставим этот щекотливый вопрос. Зайдем с другой стороны. Мы живем в Европе, и Россия не будет пользоваться у соседних цивилизованных стран уважением, если с людьми будут обращаться хуже, чем со скотом. Ведь о домашнем скоте любой хозяин заботится! -- Крестьянство составляет основную массу,-- согласился Николай неохотно.-- Но вы представляете, как прореагирует духовенство, если мы передадим ему ваш проект? Да меня, как Пугачева, во всех церквях предадут анафеме! Он засмеялся, стараясь шуткой разрядить напряженный разговор. -- Нет-нет, это невозможно. Лучше поговорим о вашем проекте насчет торгового пути в Индию. Мне передали его из департамента, очень любопытная вещь. Главное -- с расчетами, экономическими выкладками, обоснованием. Как вы это себе мыслите? -- Я все изложил в документах,-- ответил Засядько устало.-- Такой путь возможен и необходим. Я подробнейшим образом изучил карты и документы, которые мне любезно прислал Берг, да и со слов участников его обеих экспедиций в Среднюю Азию и его самого составил определенное суждение. С трухменцами мы поладим. Они сами извлекут немалую выгоду, когда через их страну польются два встречных потока товаров. И Европа станет пользоваться дорогой через Россию. Петр Великий прорубил окно в Европу, вы прорубите в Индию! -- А сколько войск потребуется для прокладки дороги? Засядько был застигнут врасплох неожиданным вопросом. -- Полагаю... войск не понадобится. Мы не можем держать войска для охраны такой длинной дороги. Они себя не прокормят. Посылать отряды с караванами тоже накладно, не окупятся расходы. Даже простая экономическая выгода заставляет нас дружить с соседними народами. Николай сидел насупившись, медленно шевелил ступнями на каминной решетке. Перспектива дружбы с соседями не прельщала. Другое дело военная сила. Надежнее. Пусть ненавидят -- лишь бы боялись. -- Удивляюсь я, Александр Дмитриевич,-- наконец сказал он.-- Такой опытнейший воин -- и вдруг "мирным путем"... Это же не Европа, а дикари, магометанцы. С другой стороны, человек обычно ищет утешения в религии, а вы, наоборот, носитесь с идеей священников-врачей. Так что давайте разговаривать, как правоверные христиане. Нехристей трухменцев можно приручить... или примучить только силой оружия. Если с проектом все пойдет гладко, мы сразу же пошлем в эту Трухмению, или как там она называется, 2-ю армию. Так что не медлите, а я прослежу, чтобы проект прошел по инстанциям возможно быстрее. -- Спасибо,-- ответил Засядько.-- В конце недели отошлю дополненный и переработанный проект. Надеюсь, он будет внимательно рассмотрен. Николай I уже отогрелся и поднялся. -- До свидания, Александр Дмитриевич. Желаю вам долгих лет жизни и отменного здоровья! Кланяйтесь супруге. Жаль, что она в Петербурге, был бы рад пообщаться с женой столь выдающегося человека. "Черта лысого получишь нужный проект,-- подумал Засядько.-- Плевал на сон, посижу ночи, но получишь такие сведения, что отобьют охоту лезть к трухменцам. Недаром маркиз де Кюстин назвал тебя тюремщиком трети земного шара. А Россия -- тюрьма, ключ от которой у тебя в кармане". Император отбыл дальше, поездка была запланирована по Малороссии, пошло еще два дня, Засядько работал с картой, когда в комнату, постучав, сунул голову адъютант: -- Александр Дмитриевич! К вам гости. Засядько недовольно бросил через плечо: -- Опять какой-нибудь царь? Адъютант не принял шутки, по поводу царственных особ распускать язык опасно, ответил уклончиво: -- Вам лучше взглянуть самому. Однако голос его был странно веселый. Засядько пожал плечами, вышел. Во двор как раз въезжала карета в сопровождении двух драгун. Драгуны быстро покидали седла, бегом вели коней к коновязи. Лакей соскочил с запяток быстро подставил лесенку, распахнул дверцу. Сердце Засядько забилось сильнее. Знакомый ли запах, ощущение чего-то необычного, но шаг его ускорился, и к карете почти бежал. Сопровождавший катеру офицер хотел было подать руку даме, что в глубине кареты поднялась с сидения, но Засядько нетерпеливо оттолкнул его, и Оля со счастливым смехом упала в его объятия. Он подхватил на руки и закружил, держа на весу. Ее платье развевалось, она прижалась к его широкой груди, такой сильной и надежной, где билось большое и любящее сердце. -- Ольга,-- наконец выговорил он счастливо,-- сумасшедший мой зверек!.. Что тебе взбрело в голову? Она поцеловала его, нимало не стесняясь десятков пар любопытных глаз: -- Не знаю. Пока ты был все время рядом, я жила. Он опустил ее на землю, всматривался в сияющее лицо, счастливые глаза: -- А потом? -- Ты уехал, и все потускнело. Солнце стало светить хуже, сердце мое начало стучать реже. Я взяла и приехала... проведать тебя. Ты меня еще любишь? Он опешил: -- Гм... А что у нас сегодня на обед? Она в шутливой ярости замахнулась кулаком. Александр ловко уклонился. Солдаты и офицеры с завистью наблюдали как он бережно повел ее в дом, где разместил свой штаб. Молодая женщина выглядит невестой на выданье, а не женой, тем более никак не генеральшей. А говорят, что уже родила ему не то пятерых, не то шестерых детей -- все как пушечные ядра крепкие, тяжелые, здоровые! Ольга с удовольствием допила кофий. Глаза ее весело блестели, но голос был обвиняющим: -- Ты забыл, что я родилась в странствиях! Для меня быть в дороге -- естественное состояние души. Да и тела. Если для кого-то проехать из столицы в свое загородное имение -- подвиг, о котором будет рассказывать годами, то что для меня одолеть эту тысячу верст? -- Да и той не наберется,-- поддакнул он. Ольга наморщила нос: -- Я ожидала увидеть сражения, подвиги, бравых красавцев на горячих конях! А то такое рассказывают в салонах о своих успехах, что хоть одним глазком хочется поглядеть... А у вас тут тишь да гладь. -- Тишь,-- согласился он.-- Это и хорошо. Надеюсь, жены других офицеров тоже навещают своих мужей? Он покачал головой: -- Ты самая необыкновенная из всех женщин. Остальные -- обыкновенные. -- Значит, я одна? -- А кто еще встанет бы с тобой вровень? Но топиться с горя не стоит. Если хочешь, завтра сам покажу тебе здешние красоты. Когда-то здесь жили славные народы... Увы, что-то их сгубило. Остались только руины древних храмов, статуи странных богов... Оля подхватилась: -- А сегодня нельзя? -- Нельзя,-- покачал он головой сожалеюще.-- День был трудный, да и тот не кончился. А завтра... -- Ладно,-- согласилась она нехотя.-- Давай завтра. Мне не терпится увидеть, что же тебя поразило в древности. Раньше ты к руинам относился без почтения. Я ее не видела человека, столь нацеленного в будущее! Прошлое окутано розовой дымкой, будущее манит тайной, но жили в настоящем, где свои законы. Весь день он был занят до уши, не успел даже пообедать, лишь к вечеру кое-как разделался с главными делами, мелочи переложил на помощников, и они с Олей выехали верхами. Оля хорошо держалась в седле, умело управляла лошадью. Дважды она пускалась в такой галоп, что даже Александр пугался, а сопровождавший их Балабуха вовсе хватался за сердце. Когда выехали на берег, Засядько остановил коня: -- Андрей Васильевич... Спасибо, что проводил, но если завтра ракеты не окажутся на боевой позиции... Балабуха вскрикнул: -- Но вы... не отдавали приказа! -- Да? -- удивился Засядько.-- Андрюша, ты меня удивляешь. Должен чувствовать, что произойдет. Еще не получив приказа, ты уже должен был начать выдвигать ракетные установки на ударные позиции. А получив приказ, сразу же отрапортовал бы: сделано! И все бы увидели, какой ты умелый командир. Балабуха пробормотал: -- Тогда... позвольте вернуться к моим ракетчикам? Засядько кивнул. Балабуха повернул коня, унесся. Оля засмеялась вслед: -- Зачем ты так бедного мальчика? Он влюблен в тебя. Потому и ходит за тобой хвостиком. Закат был сказочно прекрасен. Половину неба забрало темно-багровым, похожим на тяжелый бархат. Темные тучи застыли над горизонтом, подсвеченные снизу алым, что постепенно переходил в темнокрасный цвет. Они стояли на крутом берегу, а внизу несла разогретые воды, подсвеченные красным, величественная река. От нее веяло теплом и покоем, и Оля сразу вспомнил Неву с ее свинцово-тяжелыми волнами холодную и мрачную. Первые люди должны были появиться где-то здесь, а уже потом, когда здесь стало тесно, какие-то отважные бродяги добрались и до северного края. И потом кто-то сумел уговорить поехать туда и женщину. Или же привез рабыню, что вернее. Какая добровольно уедет из такого чудесного края на мрачный север? Она покосилась на Александра. Он сидел в седле ровный как свеча, широкий в плечах, лицо как из старого дуба, отполированное ветрами и вьюгами. Глаза смотрели вдаль, не щурясь, не мигая. Именно такой, подумала она внезапно, когда-то и пришел на север. За таким пойдет любая женщина! Нет, с таким. С ним всегда будет чувствовать себя защищено. А сколько у нее близких подруг, которые вышли замуж за князей и знатнейш