ах еще не было. Повсюду лежали убитые, узкие улочки и переулки загромождала выброшенная из окон мебель, посуда. Кое-где начались пожары, страшно выли собаки. Кое-где попадались варвары, нагруженные добром, их рубили на ходу -- Томас вел отряд к дворцу. На полном скаку, сотрясая землю и город грохотом копыт, пронеслись к дворцовой площади. Из домов начали вываливаться пьяные ошалелые варвары. Кто попадался на пути скачущего отряда, падал с разрубленной головой, кого-то просто топтали копытами, останавливаться и ввязываться в схватки рыцарь не разрешал. Томас мчался во главе, пригнувшись к шее жеребца, длинное копье хищно высматривало жертву. За ним неслись двое мрачных, посматривали на могучего франка без прежней неприязни: сразил чудовищных пауков, уничтожил многих варваров, а теперь ведет мерефян спасать их же собственный город! Короткий бой вспыхнул у входа на площадь: столкнулись с небольшим отрядом прибывших варваров. Томас оставил часть воинов вести бой, с остальными поскакал к дворцу. Телохранитель вскрикнул, с гневом указал на окна. Там мелькали человеческие фигурки, но лишь немногие были в мохнатых шапках варваров. -- Казначей? -- спросил Томас быстро. -- Он самый, -- вымолвил телохранитель люто, костяшки пальцев на мече побелели.-- Со своими предателями! -- Он твой, -- разрешил Томас.-- Тилак, окружай дворец! Чтоб ни одна вражеская собака не ускользнула. Воины с лютым криком, от которого кровь стыла в жилах, ринулись в распахнутые ворота, прямо на конях промчались по широкой мраморной лестнице. В дверях завязалась короткая схватка, защитников смяли, внесли вовнутрь. Томас проводил одобрительным взглядом красные плащи, сказал довольно: -- Озверели.. Хорошо! А то уж думал, что севернее нас, англов. Думаешь, справятся без нас? Олег двинул плечами: -- Я всегда так думал. -- Ну, сказал Томас огорченно, -- сэр калика... Не сговариваясь, повернули коней, выехали по узкой улочке к малой площади, на краю которой вздымалась к небу башня великого мага. Томас спросил напряженно: -- Сумеешь отпереть ворота и на этот раз? -- Теперь войти легче, -- заверил Олег. Томас с подозрением косился на безмятежное лицо калики: -- Почему?.. Есть травка мощнее? -- Нет, просто ворот нет вовсе. Они на полном скаку ворвались в башню через зияющий пролом. Стальные подковы звонко прозвенели о железную дверь, а в башне застучали уже намного суше по каменному полу. От мебели остались горелые щепы, в стенах зияли дыры от копий -- кто-то искал тайники, сильно пахло паленым. На ступеньках лежали трупы слуг мага. Томас на скаку прыгнул с седла, устремился вверх по лестнице. Железные подошвы громко стучали, он тяжело дышал, сыпал проклятиями. Олег тоже оставил коня, кинулся за железным поборником справедливости. Навстречу бросились трое варваров. Томас был готов, громадным мечом, страшными ударами сразил двоих, третий упал с торчащей вместо глаза рукоятью ножа. Томас перепрыгнул через упавшего, бегом бросился в комнату. Олег вытащил нож из залитой кровью глазницы, тщательно вытер, на ходу сунул обратно в чехол. Меч болтался за спиной, назойливо напоминал о себе, но Олег надеялся, что обнажит нескоро. В странной комнате мага, уставленной магическими вещами, пол был засыпан стеклом, черепками, обрывками одежды, клочьями старых книг и манускриптов. Обнаженный маг был жестоко распят на деревянной стене, по старческому сморщенному телу вздувались огромные волдыри, чернели обугленные места от прижиганий раскаленным железом. Томас торопливо перерубил путы, снял мага и бережно опустил на ложе. Олег с сочувствием набросил на измученное тело старика подобранный в углу старый плащ с хвостатыми звездами, кабалистическими знаками. -- Ты слышишь меня, маг? -- позвал Томас настойчиво.-- Это снова мы, франки! Веки мага затрепетали, но глаз не открыл, а сухие губы шепнули: -- Все равно... ничего... не скажу... -- Мы друзья! -- крикнул Томас громче.-- Нам не нужны твои слюнявые сокровища! Даже те, что ты зарыл в основании башни! Олег вышел на смотровую площадку, крикнул оттуда: -- Скажи, что врагов прогнали. Тех самых, кто поджаривал, как перепела. Маг прислушался, сказал слабо: -- Враги еще в городе... Я чую... Прогони, тогда... -- Дурень, -- вскрикнул Томас в бессильной ярости, -- это благодарность? Маг с трудом открыл глаза, мутные, старческие, прошептал прерывающимся голосом: -- Можешь пытать, жечь, рвать щипцами... ничего... не скажу... Томас стиснул кулаки, на щеках вздулись желваки. Глаза сощурились так, что превратились в две узкие щели, между которыми полыхали голубые молнии. Внезапно на плечо упала широкая ладонь, мощный голос проревел в самое ухо: -- Пойдем! Старик упрямство путает с упорством. Хуже того, со стойкостью. Вернемся к своим бара... воинам. -- Он же маг! -- воскликнул Томас в сердитом удивлении.-- Как же он не понимает! -- Ну и что? Подумаешь, маг. Умение складывать заклятия еще не значит, что человек умный или добрый. Или даже просто хороший! Он вытащил разъяренного рыцаря в нижний зал, где оставленные кони испуганно бродили среди обломков мебели. Томас с разбега запрыгнул в седло, подражая Олегу, конь под ним зашатался, растопырил ноги. Плечом к плечу понеслись из башни через вечернюю площадь. На дальней стороне ярко полыхали дома, багровый дым поднимался высоко к темнеющему небу, где уже выступили первые звезды. У царского дворца слышались крики, лязг оружия. Навстречу от разграбленного базара с шумом и дикими песнями валила пьяная толпа варваров. Многие с мешками, увешанные сорванными с женщин ожерельями, бусами, широкие пояса с кармашками отвисали, раздутые от напиханных туда монет. Передние мгновенно протрезвели, завидев двух огромных всадников, руки сами ухватились за сабли. -- Вовремя встретились, -- выдохнул Томас с великим облегчением, -- а то бы лопнул от злости! Олег вздохнул, печально покосился зеленым глазом на разгневанного рыцаря, повел плечом, поправляя колчан, чтобы оперенные концы торчали прямо под кончиками пальцев. Не любил бить даже зверей и птиц, но приходилось пронзать калеными стрелами живых людей. Томас с яростным ревом ворвался в середину отряда, стоптал передних. Длинный меч страшно блистал в зареве пожаров, обагренный и пожаром и свежей кровью. Варвары окружили с диким криком, Томас тремя свирепыми ударами очистил вокруг себя пространство, оставив несколько рассеченных трупов, неистово бросил жеребца вперед. Зубы блестели, хохотал, конь хрипел, бил копытами, лягался, хватал зубами, словно передалось бешенство всадника. Олег трижды натягивал тетиву, но Томас рубил в такой ярости, что варвары рассыпались как щепки. Несколько брошенных издали дротиков скользнули по булатному панцирю без всякого вреда, со звонким щелчком ударила стрела, расщепилась как лучина. Сабельные удары Томас попросту не замечал, вертелся в седле как на горячих углях, меч опускался сразу во все стороны, и всюду слышались хрипы, прерванные на полувздохе крики, жуткий хруст рассекаемых костей. Глава 20 Когда по городу схватки закончились, Тилак сразу же велел исправить городские ворота, поставить стражу, а сам с отобранными всадниками объезжал город, выискивал схоронившихся варваров. Он завизжал от радости, встретив едущих навстречу двух могучих франков! -- Королева послала своих личных телохранителей разыскивать вас, -- сообщил он.-- Ей вдруг почудилось, что вы покинули город! Я сам перерыл половину города! -- Мы были в другой половине, -- буркнул Томас. Он словно только что вышел из бойни. Даже конь был залит кровью, а седло под рыцарем промокло от густой темной крови, черной в свете пожаров. Северный варвар в волчьей шкуре рядом с ним был чист, но судя по его лицу он тоже убивал, -- к тому же колчан пуст, а меч он забросил по северной манере за спину, словно никогда в жизни больше на желал его видеть. -- Изоснежда велела пригласить вас на пир, -- сказал Тилак торжественно.-- В память о победе над варварами, главными героями стали вы двое! Особенно ты, сэр железный рыцарь! Томас отстраняюще покачал головой: -- Сперва мы навестим великого мага. Тилак громко удивился: -- Разве я не сказал? Варвары перед бегством еще раз побывали в башне. Все сожгли, разрушили, мага изрезали на куски... Там лишь обгорелые стены! Томас ошеломленно смотрел на Тилака, еще полностью не понимая случившегося. Челюсть отвисла, поводья выскользнули из онемевших пальцев. Конь шагнул в сторону, Томас опомнился, повернул к нынешнему предводителю мерефян: -- Как же так? Как позволил себя убить? Тилак пожал плечами, а калика сказал мягким голосом: -- Сэр Томас, не рви свое мужественное сердце. Ты ничего не потерял. Что мог предсказать маг, который не сумел вычислить свою судьбу? Даже нам было все ясно, а он упирался как выживший из ума багдадский осел. Лишь один раз он что-то уловил, понял, когда не стал с нами задираться... Медленно повернув коней, поехали к белеющему в темной ночи дворцу. В окнах горел свет, уже не от пожаров -- воины спешно зажгли уцелевшие светильники, кое-где воткнули в стены факелы, торопливо очищали залы, стаскивали столы, готовясь к праздничному пиру во славу победы. Перед дворцом у них приняли коней, бегом отвели к коновязи. Томас и Олег топтались на месте, разминая ноги. Тилак повел по широким мраморным ступеням, еще не отмытым от крови. Уцелевшие жители спешно утаскивали трупы, обшаривали карманы, возвращая отнятое варварами. Томас с беспокойством оглянулся на Тилака: -- Сколько здесь длятся пиры? Не по неделе? -- Хорошие пиры длятся долго, -- ответил Тилак с достоинством. -- В таком случае я предпочитаю плохой пир, -- рассудил Томас.-- Нас с сэром каликой ждет дальняя дорога! Тилак ахнул, остановился посреди ступеней. Глаза были огромные как блюда на праздничном столе: -- Сэр благородный крестоносец! Для вас в эти минуты устанавливается тронное кресло! Или мы что-то не так поняли? Томас покраснел, оглянулся на калику. Тот откровенно скалил зубы, наслаждался его растерянностью. Томас сказал торопливо, сердясь на себя за смущение: -- Но ведь... Изоснежда правит справедливо? Тилак, не спуская с него изумленных глаз, кивнул, голос стал строже: -- Отец в прошлом году погиб, а мать умерла пять лет назад при пожаре. Сейчас она потеряла последнего родственника, которому так верила -- подлый казначей был ей двоюродным дядей! Нашему королевству нужна сильная рука, сэр рыцарь. Мы верны Изоснежде, любим ее, но сэр рыцарь, мы, ее верные воины, желали бы на троне кого-нибудь посильнее. Сегодня я слышал разговоры среди воинов... Не сочти за дерзость, но все уже как-то считают тебя правителем! Томас сказал с достоинством: -- Я не посягаю на суверенные права королевы. Я -- Томас Мальтон из Гисленда, крестоносный воин Христова воинства, человек чести и слова! Тилак выставил вперед ладони, сказал убеждающе: -- Сэр рыцарь, мы возьмем все на себя! Сегодня же собрание военачальников провозгласит тебя нашим королем. Мы верим, что ты не поступишь жестоко с прекрасной Изоснеждой. Может быть, женишься на ней? Если она вздумает отказаться, мы, собрание военачальников, пригрозим ей неповиновением, заставим, принудим! Томас мялся, сопел, разводил руками. Олег сжалился, хлопнул обоих по плечам, втроем вошли в королевский дворец. Томаса встречали радостными криками, взглянуть на него прибегали из другого конца дворца, а те, кто уже сражался с ним в доблестных трех сотнях, гордо указывали на него, своего вождя, который смел грязных варваров, как ветер сметает сухие листья! В большом зале рассаживались за столы. Слуги и челядь сбивались с ног, таская во дворец из разгромленных складов и лавок вино и еду. Изоснежда издали увидела могучие фигуры северных воинов, просияла. Ее лучистые глаза заблестели как утренние звезды. У Томаса ноги прилипли к полу, он прошептал отчаянным шепотом, не отрывая глаз от сияющей королевы, кланяясь ей издали, натужно улыбаясь во весь рот: -- Сэр калика, ты в пещерах о стены терся, с богами общался, хоть и языческими, но все же богами... Ты бы объяснил как-нибудь королеве, что я душой уже принадлежу другой! -- Чтобы выдрала мне глаза? Нашел дурака! Я уже видел ее ногти... А у нее еще зубы как у акулы. -- Ну, королева же, не простая женщина... -- Смотрит на тебя не как королева. Нет уж, выкручивайся сам. Не надо было улыбаться. Они ж все расценивают это как обещание жениться! Пир стал одновременно военным и государственным советом, собранием военачальников, возобновлением присяги на верность. Потери оказались велики, лица воинов за столом были мрачными. Вино лилось рекой, но то у одного, то у другого военачальника скрежетали в ярости зубы, а серебряный кубок сминался в кулаке, выплескивая вино на праздничную скатерть. Напуганные вожди окрестных племен спешно прислали заложников: наследников или младших дочерей, принесли клятвы верности на мече, огне и внутренностях черной собаки. Наследников сразу поместили под неусыпную стражу в каменном флигеле в саду. Пока вожди приносили присягу, Томас в полном вооружении стоял за креслом юной королевы. Он был страшен, грозно сверкал очами, с металлическим звоном бросал огромную ладонь в стальной рукавице на рукоять исполинского двуручного меча, -- уцелевшие варвары, кому удалось вырваться живыми из города, успели принести вести в свои племена об этом страшном ненасытном мече. Олег сидел за дальним столом вместе с простыми воинами, пил за троих, ел за пятерых, веселился неестественно. Томас косился завистливо: калика не высовывался, проявляя свой особый характер, как он говорил, свойственный его народу, потому хотя ему и не кричали хвалу как герою, но не сыпались шишки, каких обрушилось на него полный мешок. Он же неторопливо договорился с Тилаком, спасая Томаса от неприятного разговора, что тот приготовит для них запасных коней с одеялами, вином, мясом и овсом, -- вместе с их боевыми жеребцами рано утром выведет из конюшни прямо к мраморным ступеням дворца. Пир длился всю ночь, Томас выбрался к коню прямо из-за стола. Прекрасная Изоснежда вышла провожать, продлевая мучения Томаса. Огромные голубые глаза были полны слез, смотрела умоляюще, нижняя губа мелко дрожала. Она молчала, боясь своего голоса, только трепетно трогала грудь рыцаря тонкими пальцами, смотрела неотрывно, слезы держались в озерах глаз на запрокинутом лице, не прорывая запруду. Когда Олег нетерпеливо напомнил Томасу вполголоса, что не надо продлевать страдания ни свои, ни чужие, Томас стиснул зубы и резко вскочил в седло. Жеребец вздохнул тяжело, уловив настроение хозяина, укоризненно покосился на королеву. -- Прощай, чудный рыцарь из сказочной страны, -- прошелестел едва слышный голос юной королевы.-- Помни, здесь твое королевство, оно вечно будет ждать тебя!.. Я останусь девственницей до скончания дней... Когда бы ты не вздумал вернуться, тебя ждет трон -- я уже положила на него твою рукавицу и твой кинжал. Они будут там до тех пор, пока не вздумаешь приехать и взять их. И сесть на трон, если возжелаешь -- он останется пуст. -- А ты? -- выдавил Томас. -- Я? -- грустно улыбнулась Изоснежда.-- Буду править твоим именем. Королева, ждущая возвращения своего могучего защитника. Олег схватил мощной рукой повод жеребца Томаса, громко гикнул, кони с места взяли в галоп. Земля загрохотала под стальными подковами, дорога стремительно понеслась навстречу, пугливо бросаясь под копыта и мгновенно проскальзывая, чтобы позади облегченно вздохнуть и прийти в себя. Кони неслись тяжелым галопом, пока не повалил пар. Олег не оглядывался. Когда белые стены города скрылись за зелеными холмами, он позволил усталым коням перейти на шаг, тяжело вздохнул: -- Ну, одна рукавица и кинжал -- еще не потери. Хотя и жаль, конечно. Ты, надеюсь, старую рукавицу положил? Которую вез в мешке про запас? Томас оскорбленно вскинулся, сказал с болью: -- Сэр калика! Как ты можешь в такую минуту... Олег неодобрительно хмыкнул, глаза оставались вопрошающими. Томас нехотя признался: -- Старую... Но кинжал остался новый! Олег кивнул, направил внимание вперед на дорогу, брови сошлись на переносице. Томас с неловкостью понял, что заботливый друг уже думает, где по пути купить трехгранный узкий кинжал на замену, хорошо бы и пару запасных рыцарских перчаток, сплетенных из стальных колец, обшитых сверху стальными пластинами, ибо боевые рукавицы выходят из строя чаще всего... -- Сэр калика, -- попросил Томас смущенно, -- не упоминай про схватку с пауками, ладно? Дома смеяться будут. Не поймут, дурни. От Мерефы до побережья Черного моря оставалось верст сорок. Выехали с утра, и даже с коротким отдыхом в жаркий полдень Олег надеялся к вечеру достичь моря. При удаче на следующее утро могли уже плыть по волнам, погрузившись на какой-нибудь корабль -- их тысячи у побережья, не рискующих удаляться далеко от земли. Так вдоль берега и добрались бы за несколько дней до Константинополя, где их пути с благородным сэром рыцарем разойдутся. Он пойдет по северо-западной дороге, которая через Сербию, Хорватию, Германские государства и королевства франков приведет в конце концов в его Британию, а его, калики Олега, путь лежит на север через опасные земли конных орд печенегов, половцев и других степных народов... Томас ехал по-прежнему в полном доспехе, даже шлем не снял -- терпел жару, парился, хотя на десятки верст ни души, иной раз -- ни кустика, лишь низкорослая трава, где зайцу не схорониться. Деревни встречались редко, да и те Томас и Олег проезжали с гордо задранными носами: мерефяне снабдили едой и деньгами на год вперед. При малейшем воспоминании о Мерефе лицо рыцаря омрачалось. Олег, жалея друга, спешно начинал рассказывать житейские случаи, забавные происшествия из жизни царей и героев. Знал удивительно много, Томас помимо воли заслушивался. В полдень, когда знойное солнце пригибало их к земле, Олег, обливаясь потом, молча указал на два одиноких дуба, что росли на краю небольшого ручья. Как водится на просторе, деревья взматерели без помех, пошли вширь, под их могучими ветвями мог бы укрыться от солнца или дождя крупный воинский отряд или караван с верблюдами, ослами и товарами. Конь Томаса, давно глядевший на Олега с надеждой, с готовностью повернул раньше, чем рыцарь тронул поводья. До дубов осталось не больше сотни шагов, когда из-за бугра от ручья на четвереньках взбежала странная фигурка в лохмотьях. Упала дико визжа, поднялась на задние ноги, сделала два ковыляющих шага и снова упала -- уже под самым деревом. Следом выметнулся огромный зверь. Настолько огромный, что Томас не сразу узнал медведя. Тот бежал не спеша, на лапах и брюхе шерсть слиплась, словно медведь только что ловил в ручье рыбу, в огромной пасти белели острые зубы. Странное существо оказалось девушкой с грязными растрепанными волосами. Она прижалась спиной к стволу, смотрела с ужасом на бегущего к ней зверя. -- Пречистая Дева! -- воскликнул Томас. Он опустил забрало, конь под ним привычно ринулся в галоп. Медведь взревел, и конь, хоть и штурмовал вместе с рыцарем башню Давида, задрожал и пошел по широкой дуге, обходя дикого зверя. Томас выругался, швырнул копье на землю, выхватил меч и спрыгнул с седла. Конь тут же попытался ускакать, Олег погнался следом, с трудом перехватил испуганное животное. Томас с обнаженным мечом бросился к медведю, тот зачем-то встал перед истошно вопящей девушкой во весь исполинский рост на задние лапы, раскинул будто в восторге лапы. Видя, что не успевает, Томас заорал, изо всех сил швырнул меч, впервые в жизни используя его как дротик. Меч пролетел по воздуху, вращаясь, ударил медведя плашмя по спине. Медведь уже схватил было жертву, тяжелый меч ударил неожиданно, зверь отшатнулся. Девушка с воплем отпрянула, ее голые плечи оросились кровью от медвежьих когтей. Томас подбежал, тяжело дыша. Медведь быстро развернулся к обидчику. Это был не молодой медведь, не знавший собак и людей, явно уже встречался с охотниками, знал острую боль от летящих стрел и острых копий, и хотя взревел страшно, сотрясая воздух и землю, однако не бросился в слепой ярости -- оглядел врага налитыми кровью глазами, отыскивая блестящее лезвие, которое жалит больно. Томас все понял. По спине пробежал мороз. На миг остро пожалел, что нет с ним боевого копья, им бы проткнул зверя, не вылезая из седла, даже нет огромного двуручного меча -- вон лежит наполовину вдавленный в землю толстой медвежьей лапой! -- в руках пусто, а медведь исполинский, таких еще не видывал. В двух шагах валялся длинный шест с заостренным и обугленным концом, Томас сомкнул пальцы на гладком дереве раньше, чем сообразил, что это и есть копье, примитивное копье дикарей, даже конец шеста обожжен в костре для твердости! Медведь опустился на все четыре, двинулся на рыцаря медленно, осторожно. Красные глаза горели лютой злобой, острые зубы блестели. Томас, приноравливаясь к простому оружию, держал обугленное острие низко к земле: его двоюродный дядя умер от ран, полученных от медведя вдвое мельче -- зверь поднырнул под стальное копье. Этот тоже пригибает голову, глубоко сидящие глаза смотрят зорко. Выругавшись, рискуя тем, что медведь тоже может неожиданно напасть и взять его безоружным, Томас сделал быстрый выпад, больно ткнул обугленным концом в передние лапы, одну и другую, в надежде поднять зверя на задние лапы -- появится шанс всадить заостренный шест в сердце. Конечно, если медведь сам навалится всем весом. Зверь страшно взревел, но на дыбы не встал: молниеносно ухватил огромной пастью древко, мотнул головой, и Томас вскрикнул от боли -- руки едва не выдернуло из суставов. Послышался хруст, в руках рыцаря остался обломок короче топорища. Нелепость, мелькнуло у Томаса в голове. Сражаться и победить на стенах Иерусалима, взять штурмом башню Давида, выжить в десятках сражений... и погибнуть от лап лесного зверя? Он бросил устрашенный взгляд в поисках калики, тот как раз в полуверсте от схватки догнал его испуганного коня, ухватил за повод. Надежный сэр калика слишком далеко! -- Беги! -- крикнул он девушке. Та смотрела выпученными от ужаса глазами.-- Беги, дура!.. Вон к тому, что с двумя конями! Медведь внезапно поднялся на задние лапы, теперь у его врага не было блестящего жала. Томас напряг плечи, развел руки в стороны. Страшная тяжесть обрушилась как упавшая гора, горло свело судорогой от зловонного дыхания. Он чувствовал, как трещит его хребет, лопаются позвонки, а в ушах стоял звон от оглушающего рева, медведь крушил, ломал, стальные доспехи прогибались, дыхание вырвалось из груди Томаса с хриплым свистом, ребра больно задевали одно другое. Они стояли, упершись в землю, обхватив друг друга, но Томас лишь безуспешно пытался свести пальцы на широкой спине зверя, а медведь с ревом драл когтями стальные доспехи. Стоял жуткий скрежет, ломались крепкие когти, как рыбья чешуя под ножом сыпались на землю булатные пластинки, когти впивались в мелкие кольца кольчуги, и Томас перекосился от боли -- длинные медвежьи когти достали через толстый вязаный свитер, впились в мышцы спины. Он уже не пытался свести пальцы в замок -- медведь чересчур широк, -- давил зверя изо всех сил, сипло дышал, медведь ревел, рычал, брызгал слюной. Томас слабел, давил из последних сил. Вдруг медведь ослабил хватку, попробовал высвободиться, оттолкнуть железного рыцаря. Томас сжал сильнее, сам удивляясь, что еще держится на ногах. Мощный рев зверя перешел в визг, собачье поскуливание. Он забарахтался, снова попробовал отпихнуться, Томас набрал в грудь воздуха, обхватил медведя крепче -- тот стал вроде бы мельче, сдавил как только мог. Под руками затрещало, булькнуло, сверху на шлем обрушилась теплая жидкость, залила глаза. Томас разжал объятия, быстро отступил. Из огромной пасти, что нависла над ним, хлестала кровь, красные, как горящие уголья, глаза исполинского медведя погасли. Он повалился навзничь, земля вздрогнула и качнулась. Толстые лапы дернулись и вытянулись. Девушка под деревом сидела с выражением ужаса на грязном перепачканном лице. Томас слабо улыбнулся, бояться больше нечего. Калика возвращался неторопливо, вел в поводу прядающего ушами коня Томаса. Он окинул Томаса неодобрительным взглядом: -- Что вечно перемазываешься, как свинья... Скорее в ручей, а то засохнет -- не отдерешь. Томас тяжело дышал, в груди хрипело, кололо при каждом глубоком вздохе, словно медведь сломал ребра. Не в силах ответить он только повернул голову в сторону ручья, но шагнуть не решился, боялся, что ослабевшие ноги не удержат. Олег спрыгнул с коня, подошел к девушке. Она испуганно отодвинулась, в глазах еще жил ужас. -- Дурочка, -- сказал Олег убеждающе, -- не меня надо бояться, а вон того в железной скорлупе. Сердце у него тоже в скорлупе, предупреждаю!.. Дай-ка поправлю ногу, она у тебя какая-то странная. Он ощупал ее лодыжку, взялся обеими руками, помял, растянул, круто сдвинул, девушка чуть вскрикнула, тоненьким голоском как зверек в норке, но даже Томас сразу понял, что вывиха больше нет, а легкая боль через день-два забудется. Он потащился к ручью, стараясь не хромать, изо всех сил держа лицо безмятежным. Берег подался под его железными подковами, Томас упал и на спине съехал в ледяную воду, подняв каскады сверкающих брызг. Ручеек был мал, ноги упирались в противоположный берег, а голова оставалась на этой стороне, студеная вода струилась между доспехами, намочила вязаную одежду, охлаждала избитое тело, Томас чувствовал себя сплошным кровоподтеком, из которого во все стороны торчат сломанные ребра и зазубренные обломки костей. Он еще лежал в ручье -- продрог, но терпел, хоть и стучал зубами. Солнце все еще палит нещадно, вон от зноя мухи падают замертво. Какая вышмыгнет из-под листика, то блеснет слюдяными крылышками, схватит что-то и тут же прячется, пока не превратится в уголек. Трава на берегу съежилась, легла на землю, даром что корни опускаются до ледяной воды -- изнемогает. Сверху послышался сильный голос: -- Сэр Томас! Нехорошо... Гости пожаловали, а он все рыбу ловит. Много поймал? Томас услышал чужие голоса. Земля осыпалась под его железными локтями, наконец встал посреди ручья, похожий на фонтан в королевском дворце: из всех щелей доспеха брызжут тугие струи воды. За пазухой что-то трепыхнулось. Томас непроизвольно сунул пятерню, пошарил, на ладони прыгала серебристая рыбка с красными плавниками и выпученными сердитыми глазами. Остолбеневший Томас разжал пальцы, рыбка подпрыгнула и булькнула в ручей. -- Это за полдня? -- сказал Олег обвиняюще. Эх... -- Иди встречай гостей. -- А ты? -- Они жаждут тебя. Томас вышел все еще слабый, продрогший, но взбодренный. На берегу под деревьями уже стояли три шатра, вокруг суетился народ, а по дороге двигался целый обоз из смирных лошадок -- тянули ветхие телеги с убогим скарбом. Следом шли худые, в лохмотьях, почти безоружные люди. Навстречу Томасу шагнул приземистый лохматый мужчина в рваной рубашке и старых брюках. На веревочном поясе висел короткий меч с деревянной рукоятью. За ним держались два мужика еще беднее и проще и та девчонка, из-за которой дрался, -- уже умытая, причесанная, в темных волосах пламенел цветок. Она во все глаза смотрела на Томаса, что-то быстро-быстро шептала двум мужчинам. Лохматый поклонился Томасу: -- Я вождь племени, меня зовут Самота. Это моя внучатая племянница, хитрая и ленивая, но мы любим свой народ, не хотим ничьей гибели... Спасибо, могучий воин! Почти нас присутствием, погости. Томас развел руки, оглянулся на Олега за поддержкой: -- Спасибо. Мы бы рады, но надо ехать. -- Едешь к морю? -- спросил вождь. -- Да. -- А потом? В Константинополь? Томас удивился, встревожился: -- Откуда знаешь? -- Все едут в Константинополь, -- ответил вождь спокойно.-- Дороги мира идут через этот стольный град. Ты -- франк. Сюда шел через Константинополь, обратно не минуешь. -- Верно, -- признался Томас.-- Но я не могу терять времени. Самота обернулся к помощникам, быстро переговорил, снова обратился к рыцарю: -- Уедешь сегодня, до полудня будешь сидеть на берегу. По этой дороге нет портов, а корабль Гелонга -- это мой родственник! -- уходит лишь после праздника. -- Какого? -- спросил Томас. -- Великой Рыбы, что спасла нашу страну, -- ответил Самота торжественно. Томас открыл было рот, чтобы сказать, что думает о языческих обрядах, но, перехватив насмешливый взгляд калики, прикусил язык. Пусть живут по своим обрядам. Этот народ окрестят те, у кого больше свободного времени и меньше забот. -- Спасибо, -- ответил он хмуро.-- Но завтра с восходом солнца мы выступим в путь. Как зовут, говоришь, твоего родственника? -- Гелонг. Мы напишем, что ты наш друг, он сделает все, чтобы твое путешествие было приятным. Томас оглядел их лохмотья, изможденные лица и босые ноги, спросил недоверчиво: -- Знаете грамоту? Вождь засмеялся, показав желтые выщербленные зубы: -- Все до единого! Только два народа на свете вынуждены знать грамоту, ибо так велят боги: мы, великие урюпинцы, и эти, как их... некие иудеи. Телеги поставили кольцом, протянули цепи. Как объяснили Томасу, так защищаются от внезапного нападения разбойников -- после разрушительной войны ими кишат дороги и караванные пути. В середине стены из телег разожгли костры, поставили два десятка шатров -- бедных, сшитых из обрезков шкур и старых одеял, грязных полотнищ. На кострах в котелках варили жидкую мучную похлебку, на углях пекли съедобные коренья. Томас выложил мясо и лакомства, что дали в дорогу мерефянцы, засмеялся, видя как распахнулись от восторга глаза детей и взрослых. Спасенная девушка, ее звали Игуанда, не отходила от Томаса, смотрела влюбленными глазами. Олег ухмыльнулся. Внучатая племянница, как он высчитал по пальцам, довольно высокая степень родства, если считать по матери, ибо урюпинцы и иудеи ведут счет родства по материнской линии. Народ здесь бедный, зато их не ограбишь. Выглядят счастливыми, а что человеку еще надо? Томас сердился, опять все шишки на него, а калика снова в сторонке: сидит у костра, пьет с урюпинцами кислое вино, слушает истории. Как с гуся вода! А урюпинцы простодушно спрашивают, не думает ли могучий воин примкнуть к ним: Игуанда пойдет за него, если хорошо попросит, а со временем мог бы и вождем стать, если все обычаи запомнит! Раздраженный Томас, чтобы не слушать такие разговоры, прошелся по стану, взглядом военного умельца оглядел как поставили телеги, как сложили оружие. Прямо посреди стана из песка торчали остатки древних строений, почти засыпанные. Томас пощупал, с удивлением сообщил калике: -- Видать, тут было их святилище. Или даже столица. А что? Могли же эти оборванцы быть древним и мудрым народом? Как халдеи, а потом одичать! Но что за сила разрушила такие стены? Из гранитных глыб, не обожженная глина. -- Какая разница, -- буркнул Олег. -- Большая, -- возразил Томас.-- Из-за такой же промашки когда-то такое началось... Сарацины говорят, что Иблис был ангелом, но отказался поклониться Адаму: "Ты создал меня из огня, а его из глины!" Ну, Господь турнул его вверх тормашками с небес. А что вышло? Иблис с тех пор ненавидит человека и постоянно вредит. Да ты сам помнишь что проклятый вытворял с нами! Олег удивился: -- Ты ж христианин! Как тебе может вредить Иблис, он же шайтан? -- Как-как, -- оскорбился Томас, ему почудилось, что сер калика заподозрил в трусости, -- Как и сам Сатана со своими слугами! Он же Иблис, Дьявол, Везельвул, Шайтан, Локи, Люцифер... что я, прелат, чтобы все имена помнить? Он отмахнулся, ушел к кочевникам. Олег с интересом посматривал как рыцарь принял пиалу из рук вождя, что-то ответил, коснулся сердца, затем лба, а лишь потом отпил из чаши. Когда они снова оказались вдвоем, Олег поинтересовался ехидно: -- А тебе не перепадет? -- От кого? -- удивился Томас. -- От своего бога. -- За что? -- Ты ж поклонялся, можно сказать, чужому богу. Томас посмотрел покровительственно. Даже голос стал поблажливым: -- Сер калика... ты учен, но знаешь не все. Видать, все же мало тебя по свету носило. Одного бога... вернее, один лик бога знают лишь те, кто не слезает с печи, как ты говоришь. А я побывал, побывал... И понимаю, что бог, приходя в новую страну, для понятности говорит на местном языке и одевает местные одежды, а то даже имя берет местное! Обычаи же везде разные. Ну и пусть. Лишь бы учили добру, рыцарской доблести, справедливости. Так что я-то понимаю, что у нас зовется Христом, у сарацин -- Аллахом, у кого-то вовсе Буддой... Но бог-то един. Да и не поклоняюсь вовсе! Просто салютую Верховному Сюзерену.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  Глава 1 Когда небо начало темнеть, костры развели даже за оборонительным кольцом телег. Верблюдов и коней увели за ручей, там пасли и охраняли, а в самом центре походного лагеря шел бедный, но веселый пир. Томас и Олег, сославшись на усталость, ушли в отведенный для них шатер. Томас с облегчением снял доспехи, хотел было поставить двуручный меч в угол, но угла не нашел, положил в изголовье, следуя примеру калики. Олег разделся, с наслаждением лег: -- Завтра на корабль! -- Люблю море. Вроде бы мой народ больше знает степь, еще раньше знал леса... Или море плещется в крови славян? -- В моей голове плещется только вино, -- простонал Томас. -- Как они взбираются на верблюдов? -- На верблюде можно за горбы хвататься. -- Но падать дальше! Он рухнул на постель, повозился, уже начал было похрапывать, как вдруг полог бесшумно отодвинулся, в шатер вступил Самота. Лицо вождя было смущенное, он теребил разорванную на груди рубаху: -- Простите, дорогие гости... Потревожил, но у нас новость. Только что прибыли гонцы от великого султана. Томас насторожился, пощупал в изголовье мешок с чашей. Олег молчал, испытующе рассматривал вождя. -- Говорят, что из их тюрьмы удалось сбежать двум опаснейшим преступникам. -- Ну-ну, -- поторопил Томас. -- Описали внешность, приметы... Словом, вас обоих. Томас напрягся, подвинул ближе меч. Олег спросил: -- А что ответил ты? -- Что мог ответить? Кто-то из моего народа тут же сказал, что оба человека, чьи приметы совпадают, у нас в лагере. Наши гости. Тогда гонцы султана потребовали вашей выдачи! -- Ну-ну, -- поторопил Томас. Самота запустил пятерню за пазуху, почесался, что-то выловил, раздавил крепкими ногтями. Ответил буднично: -- Не думаю, что от султана. -- Почему? -- спросил Томас быстро. -- Султан не станет требовать от того, кто не является подданным. Или данником. Урюпинцы никому не подчиняются! Мы -- вольное племя. Он захохотал, гордо выпятил худую грудь. Томас не убирал руку с меча, посматривал по сторонам, прислушивался, косил глазом на Олега. Вождь сказал с явным удовольствием: -- Я тут же вывел их на чистую воду. Пришлось признаться, что приехали издалека, вовсе не от султана. Объяснили, что вас присудили в Персии к четвертованию, в Индии -- к сожжению, в Мезии должны заковать живыми, в Иудее -- побить камнями, в Константинополе -- распять на кресте... Что-то где-то еще, но все не запомнил. Виноваты в растлении малолетних, святотатстве, кровосмешении, разрушении храма Силула... Томас покачал головой: -- У меня бы жизни на все не хватило! Возможно, это калика? Он старше, да и побывал везде. Олег подумал, почесал в нерешительности в затылке: -- Когда это я рушил храм Силула? Я тогда был вовсе на другом конце Ланки! Вождь кивнул с облегчением: -- Я так и понял, что преувеличили. К тому же не наше дело мешать людям жить так, как хотят. Мы не вмешиваемся в чужие обычаи. Нам боги ясно велели: не мешай другим! -- Они уехали? -- спросил Томас сдавленным голосом. Он не выпускал меч. -- Сказали, что за ваши головы объявлено вознаграждение. В рупиях, динарах, гульденах, золотых кольцах, перьях страуса, слоновой кости, даже каких-то кунах... В общем, по мешку золота за каждого. В спертом жарком воздухе шатра повеяло холодом. Человека с легкостью убивают за одну монетку, даже не золотую, а здесь некто могущественный с легкостью швыряет два мешка золота, желая чтобы заказ был выполнен со всей тщательностью и услужливостью. -- Семеро? -- спросил Томас перехваченным горлом. Олег кивнул. Томас спросил тяжелым голосом.-- Что вы решили? Вождь отвел глаза, в лице было смущение: -- В таких важных вопросах... которые касаются всего племени, я должен советоваться со старейшинами. Даже со всем народом. Он попятился, выдвинулся за пределы шатра. Томас прямо с постели прыгнул к крохотному окошку, где вместо материи желтела стенка бычьего пузыря. В дальнем месте лагеря собрались в кучу взрослые урюпинцы, оживленно спорили. Небо потемнело, высыпали звезды, но урюпинцев освещало багровое пламя, лица выглядели особенно угрюмыми и жестокими. Многие исчезали, затем появлялись уже с оружием. По странному обычаю, или по бедности, они носили мечи и кинжалы без ножен, и стальные лезвия в красном свете костров выглядели особенно зловещими. -- Мешок золота, -- протянул калика задумчиво.-- Отдаться им в руки, что ли... Внезапно Томас ахнул, его лицо побелело. Он смотрел в мутную пленку с ужасом, словно увидел привидение. Олег ухватил меч, мгновенно оказался рядом. Из дальнего шатра вышли двое добротно одетых воинов, подошли к кучке жарко спорящих оборванцев. Один был крепкий в плечах воин, ничем не примечательный, разве что движения в нем выдавали профессионального солдата, а второй был... Горвель. Исхудавший, с зияющей раной вместо левого глаза, с обезображенным лицом. Томас не сразу узнал рыцаря: огненно красная борода стала совершенно седой! Он двигался все так же быстро, хищно, зорко смотрел поверх толпы единственным уцелевшим глазом. Он был в легких доспехах, тонкая кольчуга доходила до колен, а грудь и спину укрывали тонкие пластины лучшей дамасской стали. На поясе висел хазарский меч. В толпе что-то кричали, но слов Томас не слышал. Следом за мнимыми гонцами султана, а истинными -- от Семерых Тайных, -- из шатра вышел вождь Самота. Он вскинул руки, утихомиривая крики, закричал во весь голос, надсаживаясь и выгибая грудь, покраснев от натуги: -- Люди вольного племени урюпинцев! Уже знаете, что наши гости, посланцы султана, проделали длинный путь. Пришли с единственной целью сделать нас богатыми. Два мешка золота за головы двух чужаков! Можно купить по стаду верблюдов на каждого урюпинца, богатые шатры, лучшую еду, рабов, ковры! Мешок золота -- это лучшие сабли из Дамаска, богатые лавки в любом городе, выкупленная земля... Подумайте! Кто-то из задних рядов выкрикнул: -- Что собираются с ними делать? Горвель поклонился, шагнул вперед, вскинул руку. Он был почти на голову выше большинства урюпинцев, а его сильный голос -- единственное, что не изменилось, прогремел громко и властно: -- Свяжем, ибо, они -- опасные преступники. Привяжем за ноги к верблюдам, потащим за собой. Здесь везде песок, не разобьются. Но если даже нажрутся по дороге горячего песка, помрут, то нам все равно! Султан велел привезти их, а живыми или мертвым