ылезая из конуры, огромный пес, устрашающе погремел цепью. -- Идем, -- сказал Томас.-- Заночевать хочешь? Ночь тепла, переночуем на причале. -- Погоди... Он пошарил на подоконнике, суетливо поднес к глазам сверток, с радостным всхлипом осел прямо на землю, привалившись спиной к стене: -- Дома!.. Великий Род, я уже дома! Томас подхватил его, помог встать, ибо пес с ворчанием начал выползать из теплой будки. Они вернулись на причал, Олег сел на бревна, развернул сверток. Томас сглотнул слюну: на широких листьях лопуха темнел каравай ржаного хлеба, два ломтя мяса, полдюжины луковиц. -- Обереги подсказали? -- спросил он с великим уважением. Олег разломил хлеб, протянул Томасу: -- Они самые. Томас отрицательно покачал головой: -- Не стану краденое. -- Дурень, это для нас. -- Сэр калика... кто мог знать, кроме Семи Тайных, что мы здесь? -- Русь знает. Мы уже на Руси, понял?.. Вернейшая примета -- хлеб на подоконнике. У нас обычай: оставлять еду для беглых, изгоев, странников, паломников. Днем хозяева дают сами, а когда ложатся спать -- оставляют на подоконниках. Томас едва не выхватил хлеб, с рычанием вонзил зубы. Краюшка подсохла, утром сожрут свиньи или козы, благополучные хозяева испекут новый, а странникам и такой лучше королевских караваев. -- Замечательный обычай, -- согласился он с набитым ртом.-- Как, говоришь, называется эта страна? В воде плескались крупные рыбины, от причала к тому берегу пролегла широкая дорожка из лунного серебра. Они сидели на краю причала, свесив ноги, калика качал ногой, Томас посматривал неодобрительно: кто качает ногами -- тот качает бесов, но помалкивал. Лицо калики странное, мрачное, хотя уже прибыл в свой город! Все тело зудело, Томас сбросил доспехи. Темная разогретая за день вода приняла его охотно, он с наслаждением смывал пот и пыль, чесался, драл кожу крепкими ногтями, стонал сквозь зубы. На правом плече из-под темной грязи выступило белое пятно. Олег пробормотал со странной ноткой в голосе: -- Любишь воду, потомок Пелопа... -- Какой еще Пелоп? -- пробурчал Томас.-- Ты меня заездил своими нечестивыми намеками! Прямо изнамекивался весь. -- Пелоп, -- сказал Олег протяжно и важно, явно кому-то подражая, -- герой, сын Тантала. Тот убил сына и подал богам как самое лучшее угощение. Ну, тогда такие обычаи, такие боги... Но те вдруг да разгневались, они как раз за день до того перестали есть людей... отец Зевса еще ел, а Зевс уже не стал, а все только по животным. Так что боги велели Гермесу вернуть бедного Полопа к жизни. Тот собрал мясо и заново сварил в том же котле. Пелоп оттуда вышел еще краще, так всегда получается, только без одного плеча. Оказывается, его в благородной задумчивости сожрала Деметра, опечаленная пропажой дочери. Ну, Гефест был среди гостей, тут же изготовил новое плечо из слоновой кости. С той поры у потомков Пелопа на плече проявляется это белое пятно... Томас застыл в воде по пояс, прислушивался, но на всякий случай хмурился. Калика говорит о каком-то язычнике, но этот язычник -- герой. -- Я видел еще у кого-то такое пятно, -- сказал он нерешительно.-- В Святой Земле... Как бы не у вождя сарацинов! Олег удивился: -- Ну и что? Пелоп постранствовал по свету, постранствовал. -- А что, -- спросил Томас саркастически, -- половцы тогда среди сарацин жили? Я тебе тех половцев век не забуду. -- Вряд ли, но хорошие обычаи живут везде. Томас нахмурился, уязвленный. Буркнул: -- Язычество!.. Какой-то Пелоп. Я Мальтон, а не Пелоп. А что он еще делал? -- А что жизнь заставляла, -- сказал Олег хладнокровно.-- Стал царем, но троянский царь Ил едва не захватил его самого в его царстве, пришлось улепетывать по морю. В Греции сватался к Гипподамии, но ее отец ставил женихам условие, что отдаст победившему его в беге на колесницах. Отец то ли сам неровно дышал к дочери, то ли предсказали смерть от зятя. Словом, Пелоп сумел подговорить возницу царя, тот бронзовую чеку тайком заменил восковой. Когда колесницы помчались, царь как обычно дал фору, а потом стал догонять, чтобы ударом копья в спину... Словом, колесница опрокинулась, а царь был грузен и зело тяжел, так что убился. Да еще до самой смерти! Возница стал просить обещанное, ведь Пелоп наобещал даже свою невесту на первую ночь, но Пелоп лишь спихнул дурака в море. Правда, тот, падая, проклял все его потомство. Томас соскабливал грязь ногтями все медленнее, слушал. -- Ну, в проклятие я поверю. Не зря же попадал с тобой в такие переделки! Но чтоб мой предок предательски столкнул в море... даже дурака? Нет, я -- Мальтон. -- Как хошь, -- сказал калика равнодушно.-- Ведь проклятие преследовало все потомство, особенно Атрея и Фиеста... Не слыхал? Кстати, вся южная Греция, на которую Пелоп распространил власть, стала вместо прежней Апии называться островом Пелопа. То-есть, Пелопонессом. Томас навострил уши. Сказал с неуверенностью: -- Ну, возможно, это все-таки давний предок и рода Мальтонов... -- Он еще Олимпийские Игры учредил, -- добавил калика. -- А это что? -- Игры такие... -- Языческие? Нет, Пелоп не мой предок. -- Вроде рыцарских турниров. И сам стал первым победителем. На честном, уже наполовину отмытом, лице рыцаря стали видны следы внутренней борьбы. А Олег сложил оставшиеся луковицы Томасу, поднялся. Голос его был тяжелым: -- Золотых монет у тебя хватит, чтобы в Киеве купить коня. Дальше дорога идет сравнительно безопасная. Страны уже не столь дикие, как те, где мы прошли. Томас торопливо вылез, мокрый натянул вязаную одежку, влез в доспехи. И лишь тогда взглянул калике в зеленые глаза, что сейчас были темными как два лесных озера: -- А ты? Олег покачал головой: -- Незачем мне в Киев... Я отшельник, пещерник, а все пещеры -- на этом берегу. Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете, напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось в темноте. На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости бегло вспомнить старого друга и дальние края... Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья, похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня, а лучше -- двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое суток, теперь в запасе по крайней мере неделя! Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край. Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки. Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна. Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна. Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся, туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные фигуры. Томас различил голоса: -- Зарезать бы... Таких вообще надо в спину! -- Трусишь? -- А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все золото мира! Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову, перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги, тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать. Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху: -- Ну, сэр Томас... что скажешь на этот раз? Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю голову скрывал сплошной шлем. -- Бог долго терпит, -- прохрипел Томас, -- но все-таки бьет, сэр Горвель! -- Хорошо бьет тот, за кем последний удар, -- прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски. Второй человек сказал тревожно: -- Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь. Горвель просипел: -- Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только взглянет, нет ли в нем магической мощи... -- Но с магией был связан лишь тот, который ушел! Горвель бросил сипло, зло: -- Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь. Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы: -- Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты, закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал равным по мощи. Правда он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но тогда у меня подвернулась нога... Он уничтожил мое хазарское войско, которое я вел на царя Румала... истребил десять братьев, владык восточных царств, из нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак... Ты дурак, что расстался с ним! Сквозь плеск днепровских волн послышались легкие шаги. На причале появилась миниатюрная женщина: в мужском плаще, с надвинутым на глаза капюшоном, который тут же сдвинула на плечи. Хрупкая, с невинным бледным лицом и удивленно вскинутыми бровями. Крупные карие глаза смотрели обиженно, Томасу захотелось немедленно укрыть ее от опасности, спасти даже от утреннего холода и речной сырости. Она взглянула коротко, сказала хрипловатым низким голосом, от которого у Томаса сладко защемило сердце: -- Не нуждаюсь... но все равно спасибо. Горвель, где чаша? Горвель, кряхтя, нагнулся, поднял мешочек Томаса: -- Здесь! Она взяла мешок, даже не взглянула, коротко кивнула в сторону Томаса: -- Зачем он здесь? -- Ждали вас, -- ответил Горвель очень почтительно.-- Он чересчур живуч, странно живуч... Нет ли в нем магии? Миниатюрная женщина внимательно посмотрела на Томаса, невидимые пальцы пробежали по его груди. Он поежился, напуганный тем, что ее пальцы проникли под тяжелые доспехи, замер в страхе: кончики пальцев быстро ощупали сердце, мозг... Глаза женщины потемнели, она проговорила сдержанно: -- Магии нет. Но отвага и сила духа безмерны! Плотно прижимая мешок, она пошла обратно по причалу. Горвель сказал почтительно, однако в голосе звучала тщательно скрытая издевка: -- Ваша Мощь, мы могли бы уйти вместе... Она холодно оглянулась через плечо. Голос был резок как бритва: -- Горвель, вы еще даже не гроссмейстер! Вы пока еще ближе к простому палачу, чем к членам Семи Тайных. Горвель задрожал, рухнул на колени. Женщина ушла. Томас успел увидеть ее прямую спину, откинутый капюшон и свой мешок с отныне потерянной чашей. Горвель медленно повернул голову к свидетелю своего унижения, в прорези блеснул горящий бешенством глаз. Томас чувствовал себя гадко, краем глаза видел, как Черный Воин вытащил из-за пояса нож. Томас застыл, Черный зарежет, как овцу, как цыпленка, для него зарезать человека, что поправить пояс. Цивилизатор, проводник прогресса... Черный нехорошо улыбнулся. Он замечал страх в глазах рыцаря, его отчаянные попытки освободить руки, хотя бы отдернуть голову от ножа. Черный потянул руку к горлу Томаса, оскал стал шире. -- Кончай! -- прохрипел Горвель.-- Кончай быстро! Губы Томаса беззвучно шевелились, творил молитвы. Глаза не отрывались от блестящего лезвия. Солнце наконец выплыло из-за края, кончик ножа страшно засиял оранжевым, словно раскаленный на огне. Вдруг пальцы дрогнули. Острие ножа неуверенно качнулось, словно голова змеи перед броском. Стиснутые пальцы разжались, нож выпал, с тупым стуком воткнулся в бревно перед лицом Томаса, едва не срезав кончик носа. Не понимая, Томас вывернул голову: Черный Воин с распахнутым в удивлении ртом, уже валился навзничь. В левой глазнице сладострастно дрожал конец оперенной стрелы. Горвель вздрогнул, то ли от изумления, то ли от сильного удара, ясно слышимого Томасу: длинная стрела прорубила кольчугу, ушла глубоко в левую сторону груди. Черный Воин упал с грохотом, от которого дрогнул причал -- во весь рост, как высокое дерево, на его труп медленно осел Горвель, он всхлипывал от ярости, хватался культяшкой за стрелу. Только сейчас раздались испуганные крики, Томас ощутил как быстро и смертельно точно распарывают воздух убийственные стрелы. Стражи метались, сшибались лбами, пытались бежать, но почти в каждом с легким щелчком возникало по стреле. Томас слышал легкое вжиканье, почти неслышное за грохотом волн, слышал даже глухие удары, с которыми стрелы пробивали легкие доспехи, крушили и расщепляли кости. Он дождался момента, когда стрелы перестали свистеть над головой, задвигался как червяк, отползая от края причала. Вокруг корчились умирающие, кричали страшно, чуя близкие адские муки. Он увидел, как из камней на берегу появился калика, бросился, как разъяренный лось к причалу. Томас крикнул предостерегающе: -- Там есть еще! Калика на бегу выдернул огромный меч. В тот же миг из воды на бревна начали выпрыгивать темные раскоряченные тени. Трое передних выставили кривые мечи, а за их спинами на причал выбирались другие. Калика налетел как лавина, широко взмахнул мечом. Хазэры, захваченные внезапно, не успели ни уклониться, ни защититься: страшное лезвие достало кого в грудь, кого в горло. На влажные бревна упали отсеченные руки, все еще сжимающие сабли. Калика в два прыжка оказался перед Томасом, взмахнул мечом, Томас ощутил удар, руки и ноги разбросало в стороны. Ошарашенный, он встал на четвереньки, помотал головой. Члены не успели занеметь от тугих веревок, он перещупал одну за другой хазэрские сабли, дополз на четвереньках до своего меча, что лежал под умирающим Горвелем. Томас сильным рывком сорвал маску-шлем, отшатнулся от омерзения, кто так обезобразил несчастного: -- Сэр Горвель, если с нами Бог, то кто же против нас? Губ у Горвеля не осталось, лишь сморщенные десна да два уцелевших зуба на правой стороне нижней челюсти. Единственный глаз горел ненавистью, Горвель пытался что-то сказать, но захрипел, из горла хлынула темная кровь. Он закашлялся, разбрызгивая кровь, откинул голову, глаз его погас. -- Пусть тебе попадутся ленивые черти, -- пожелал Томас. Выдернул из-под трупа меч, взревел, нагоняя злость, прыгнул в сечу: -- Бей язычников! Калика не ответил, его меч бешено вращался над ним и вокруг, он словно бы окружил себя стеной из сверкающей стали. Кто-то метнул нож, тот звякнул и отлетел, едва не задев Томаса. Томас врубился в бой, со звериной яростью обрушил первый удар на выросшего перед ним хазэра, тот умело выставил над головой щит, сам щерился и чуть пригнулся, его сабля смотрела острием в живот Томаса. Тяжелый, как наковальня, меч с грохотом сплющил все в одну кучу: щит, хазэра, саблю -- тот на миг показался огромной черепахой, но меч шел не останавливаясь, лезвие коснулось бревен причала, железная черепаха развалилась на две половинки, а из бревна гадко чвиркнула гнилая вода. Томас поднял меч, отпрыгнул от падающего тела -- на него валился широкогрудый хазэр, кровь брызгала из носа, ушей, глаз, горла и даже из-под ключиц, словно попал под удар гигантского молота. Калика опустил меч, мгновение с Томасом стояли друг против друга, тяжело дыша и скаля зубы, как два волка среди стада зарезанных овец, затем калика бросил хрипло: -- За мной! Быстро. Томас ринулся за другом, с разбега взбежали на крутой берег, словно два разгоряченных коня пронеслись по круче. Олег на ходу показал рукой на чернеющие в ярко освещенной стене горы вход в пещеру. Томас кивнул молча, сберегая дыхание. Они были в полусотне шагов от зияющего входа, как вдруг земля задрожала. Из-за скалы тяжелыми прыжками выметнулся зверь, которого Томас принял сперва за другую скалу. Серый, похожий на человека, он был в три человеческих роста, расширяющийся книзу, каждая нога вдвое толще человеческого туловища, покатая голова уходила в плечи, шеи не было, грудь как амбар, а длинные руки, каждая со ствол векового дуба, дотягивались до земли. Человекозверь взревел, загородил вход. Глаза на сером лице вспыхнули красным огнем, остроконечные мохнатые уши насторожились. Зверь раскрыл жуткую пасть, показав зубы, двинулся на людей, широко расставляя руки -- каждый палец с полено, блестели серпы когтей. Томас попятился; с ужасом ощутил, что зверь, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, в два-три прыжка догонит, сомнет, оставит мокрое место. -- Пречистая Дева, -- прошептал он в ужасе, -- спаси и помилуй... Сэр калика, мы погибли! -- Да, -- проговорил Олег хрипло, он пятился, его безумно вытаращенные глаза не отрывались от надвигающегося зверя.-- Этого я не ожидал! Из красной пасти зверя пахнули клубы дыма, брызнула желтая слюна. Там, где упала капля слюны, камни с треском разламывались, вздымались дымки. Томас посмотрел на свой страшный меч, что не просечет и кожу на пальце чудовища: -- Пресвятая Дева, конец пути?.. Помоги, ведь я везу чашу с кровью твоего сына. Он прикусил язык, вспомнив, что чаша уже в руках Семи Тайных. Враги наконец-то победили, захватили чашу! Почему бы им не оставить их двоих в покое? Лишь Горвель жаждал мести, а для Семерых он, что собаке муха... Зверь прыгнул, не давая прорваться к пещере, раскинув огромные лапы, железные когти скрежетнули, а пасть распахнулась шире. Горящие глаза смотрели сверху вниз прямо на Томаса. Душа рыцаря застыла от ужаса, забилась в самый дальний угол и тряслась там, закрывая лапками глаза. Он ощутил палящий жар от дыхания зверя. Калика стоял бледный, сжимал в обеих руках хворостинку меча. Внезапно донесся приближающийся цокот подков. Из-за гребня горы выметнулся сверкающий рыцарь на белом как снег жеребце. От рыцаря и жеребца шло сияние, нарастающее с каждым мгновением. Рыцарь пригнулся к гриве коня, в правой руке угрожающе смотрело вперед длинное копье, на левом локте блестел треугольный щит со странным незнакомым Томасу гербом. Забрало рыцаря было опущено, конь несся галопом, сверкающее острие смотрело прямо в бок чудовища. Зверь взревел страшно, повернулся к всаднику. Он был огромный, приземистый и несокрушимый как египетская пирамида. Конь и всадник выглядели крохотными, солнце слепило Томасу глаза, ему показалось, что разглядел юношеское лицо под опущенным забралом. Сияние быстро перемещалось вместе со всадником, а зверь был окружен мраком. Над ним носились кругами, зловеще каркая и хлопая крыльями, черные вороны, бесшумно прочерчивали воздух немыслимо крупные летучие мыши и летучие хорты. Зверь качнулся вперед, хватая огромными лапами налетающего всадника, Томас закусил губу, а калика громко матерился -- таинственный рыцарь несся как стрела, напролом... Зверь взревел торжествующе, но всадник на долю секунды проскочил раньше сомкнувшихся с каменным грохотом огромных ладоней, копье со страшной силой вонзилось в левую часть груди. Томасу на миг показалось, что копье разлетится вдребезги, как не раз случалось на рыцарских турнирах, грудь зверя как скала, но копье проломило кости и погрузилось почти до самой рукояти. Из раны фонтаном брызнула темная, почти черная кровь, зашипела, исходя ядовитым паром. Зверь запрокинул голову, взревел так страшно, что Томас упал на колени и сдавил ладонями уши. Таинственный рыцарь должен был оставить копье, чтобы избежать огромных лап, что слепо рассекали воздух, конь присел на хвост, хрипел в страхе, пятился. Рыцарь, однако, с силой дернул копье, конь пятился, оглушенный ревом, копье с чмоканьем вышло из раны -- окровавленное, дымящееся, будто побывало в адском пламени. Умело работая поводьями и шпорами, рыцарь заставил коня пятиться, пока не оказался от зверя на расстоянии трех десятков шагов. Зверь шатался, ревел, сотрясая землю и небо. Кровь хлестала из раны струей толщиной с бревно. Камни чернели, дымились, полыхали язычки темно-красного огня. Наконец чудовище застыло, наполовину скрытое дымом и с грохотом рухнуло, едва не дотянувшись вытянутыми лапами до коня с незнакомцем. Облако проглотило умирающего зверя-бога, слышен был затихающий рев, стоны, скрежет когтей по камням, а когда налетевший порыв ветра смел дымное облако, разметал клочья, на земле лишь чернели обугленные валуны. Всадник поднял копье, отсалютовал Томасу. Забрало было по-прежнему опущено, но через плотную решетку струился чистый неземной свет, настолько чистый, что сердце Томаса забилось часто, с истерическими всхлипами. Он с трудом удержался от желания благоговейно опуститься на колени. Вместо этого он вскинул меч и, держа его вертикально, приложил рукоять ко лбу, затем поочередно к плечам -- левому и правому, и наконец к животу. Таинственный всадник повернул коня и пустил вскачь. Олег смотрел в великом изумлении, все еще не придя в себя от внезапного появления незнакомца, чудесного спасения от бога-зверя. Всадник и его конь, Олег видел отчетливо, растаяли в воздухе на четвертом прыжке. Томас сунул меч в ножны, благочестиво перекрестился уже щепоткой: -- Удостоился!.. Как сэр Арагорн... Олег озадаченно смотрел вслед исчезнувшей богородице. А с кем же она ребенка оставила? Если с Николой, тот унянчит дитятку, что и не пикнет. Да и другие праведники не шибко умелые с детьми, видно по рожам. -- Верных рыцарей раз-два и обчелся, -- сказал он понимающе.-- Если каждому кидается на помощь! -- Дурень ты, -- сказал Томас с превосходством.-- Майорат! Сюзерен, приняв клятву верности вассала, в свою очередь клянется его защищать! -- Ах ты, хитрюга... Зачем меч сунул в ножны? Бегом, а то уже не успеваем! Их ноги звонко простучали по оплавленной земле, что покрылась горячей каменной коркой. В одном месте на краю темного пятна хрустнуло, Томас едва не растянулся -- нога провалилась, проломив, как тонкий лед, корочку. Олег вбежал в зияющий зев, меч держал наготове, и Томас тоже несся с обнаженным оружием -- в душе вспыхнула надежда вернуть чашу, если Тайный... или Тайная, не переправили в свои сокровищницы. Куда-нибудь в ад, понятно. Расщелина сузилась, сомкнулась наверху, а под ногами был ровный пол, усеянный скатившимися со стен камнями от кулака до барана размером. Быстро темнело, когда Томас оглянулся, сзади оставалась светлая щель, там блистало солнце, а спереди пахло гнилью, тленом, перепрелыми листьями, сладковатым запахом разлагающегося мяса. Олег оглянулся, заорал бешено: -- Быстрее! Подбери зад! Томас обиженно понесся как лось, сшибая со стен камни железными плечами, перепрыгивая через валуны, но все не мог догнать калику, тот мчался, как выпущенная могучей рукой стрела из составного лука. Томас запыхался, разогрелся, начал хватать ртом воздух, захлебываясь жаром, и тут ход изогнулся, под ногами затрещали человеческие и звериные кости. Ворвались в объемную пещеру -- с высоким сводом, там свисали длинные сосульки, унылые и мертвенно-бледные. Посреди пещеры темное озеро, пахло затхлым, со стен опускались длинные серо-седые космы мха, влажно блестела плесень, а стены покрыты гладкой слизью. Томас услышал, как в груди калики сипит и свистит, словно там раздувают кузнечные мехи, но калика угрюмо буркнул, перехватив сочувствующий взгляд: -- Себя послушай!.. Даже собаки гавкают. Томас дышал часто, глубоко, стараясь стряхнуть обморочное состояние. Руки тряслись, мокрая рукоять выскальзывала из негнущихся пальцев. Олег быстро повернулся к темнеющему ходу, из которого выбежали -- оттуда слабо доносились голоса, топот, лязг железа, а гадостный запах стал мощнее. Томас видел, как друг люто потряс кулаками, затем внезапно успокоился, насторожился. Земля дрогнула, издалека донесся глухой удар. Сильно дохнуло зловонием, грохот стал тише, слышно было, как укладываются скатившиеся сверху камни. -- Обвал? -- спросил Томас, похолодев. -- Завалило, -- ответил Олег со странным удовлетворением. Грудь часто вздымалась, налитые кровью глаза смотрели остро, с бешенством.-- Никто не выберется! -- А мы? -- прошептал Томас. -- Авось, сэр Томас... Если бог не выдаст, враг не съест. Он сплюнул на каменный пол серый комок пыли, растер подошвой. Лицо его было перекошено, Томас вдруг со страхом понял, что впервые видит смиренного и вроде бы даже сонного калику в ярости. -- Я устал драться, -- сказал Томас.-- Домой бы... -- Уже? А я только-только начал расходиться! Мы, русские, запрягаем медленно. Он вдруг посмотрел наверх, ухватил Томаса за руку, резко дернул. Томас упал, его протащило, что-то грохнуло, в глаза брызнуло осколками камня. На том месте, где только что стоял, лежала огромная каменная сосулька, сорвавшаяся с потолка, размером с боевого коня. Олег помог быстро встать, потащил по краешку озера вдоль изогнутой стены. Из темной воды высовывались странные круглые головы, белесая шерсть уныло обвисала, круглые лягушачьи глаза провожали бегущих людей немигающими глазами. Однажды к Томасу протянулись мокрые руки, между пальцами топорщилась тонкая перепонка, как у гуся, но на пальцах зловеще загибались длинные когти. Он вскрикнул, обогнал Олега. Глава 20 Томас нырнул в ближайшую щель, не дожидаясь калику. Из озера уже выходили странные существа, с них стекала вода, в сумраке блестели когти и зубы. Вдвоем пробежали несколько шагов, пригибаясь, задевая головами ход. Затем туннель расширился, они перешли на быстрый бег, Томас все еще держался впереди, но вдруг он вскрикнул и остановился так резко, что Олег с разбегу налетел на его железную спину, зашибся и разъяренно зашипел как огромный змей. Они были на пороге исполинской пещеры. Свод терялся во мраке, стены отстояли одна от другой на сотни шагов, что-то напоминало Томасу подземелья агафирсов. Посреди пещеры лежала исполинская кроваво-красная плита, по бокам шла надпись древними чертами и резами, которые, как помнил Томас из старых легенд, в Британию занесли переселенцы из Киммерии-Скифии. Плита протянулась саженей на десять, но Томас еще с порога понял, что это не камень, а исполинский гроб. Гроб неведомого великана! Каменная крышка из красного гранита, толстые края от тяжести словно слились с нижней частью, как слились бы две половинки воска в жаркий день. Олег со злостью толкнул в спину обеими руками: -- Быстрее, дурень! Быстрее! Томас кое-как обогнул каменный гроб, от него странно повеяло теплом. Олег на миг прильнул к камню: -- Святогор!.. Святогор! Томас оглянулся с другого конца пещеры, ему скорее почудилось, чем услышал тяжелый вздох, словно вздохнула сама гора, в пещере стало тесно: -- Муромец?.. Ты?.. -- Олег Вещий! Святогор, старое оружие здесь? Томас напряг слух, на этот раз отчетливо услышал могучий низкий голос, заполнивший пещеру, словно раздвигающий тесные стены: -- Олег Вещий?.. Я ж готовился к тебе в пещерники... Там лишь святые книги... Дальше Томас не расслышал, громко застучали подошвы калики. Ход круто свернул, пробежали через небольшую пещерку. Под ногами взвилась цветная пыль, в углах рядами стояли узкогорлые сосуды, на стене блестело огромное металлическое зеркало, под ним два великанских сундука, груды женского платья. Томас шарил взглядом, но Олег ударил между железных лопаток: -- Здесь Синегорка жила!.. Жена Святогора... Чаши нет! Выбежали, хватая ртом воздух, Томас первым услышал тяжелые шаги, замедлил ход, повертел головой и остановился. Шаги, сотрясающие стены, доносились впереди, они близились. Томас почти с облегчением вытащил меч, прислонился к стене. Грудь ходила ходуном, пот заливал глаза, дыхание вырывалось, как из ржавой трубы. Олег остановился, в горле хрипело, лицо было измученное, постаревшее. Тяжелые шаги оборвались, на пороге пещеры, загораживая выход, встал громадный -- в два человеческих роста -- тяжелый зверь, древний страшный ящер, покрытый роговыми пластинами-щитами так плотно, что между ними не было щелей. Острые широко расставленные глаза холодно смотрели из прорези в толстом черепе, ни на миг не выпуская калику из поля зрения. Зверь стоял на задних лапах, опираясь на толстый хвост, усыпанный поверх костяных плиток шипами, роговыми наростами. Грудь дракона блестела металлом, а передние лапы, укороченные и на вид слабые, были вдвое толще рук Томаса. -- Матерь Божья, -- пролепетал Томас. Он покрепче сжал меч, стиснул челюсти и приготовился бить и крушить, пока не падет в славной битве. Голос калики прозвучал странно напряженно: -- Погоди, Томас... Это ты, Сардан? Не таись, я вижу тебя в любой личине! Дракон тяжело шагнул вперед, внезапно резко распахнулась пасть. Рев потряс Томаса, он присел, словно хватили молотом по шлему, едва удержал меч. В голове звенело, он ощутил себя беспомощным, собственный голос показался слабее комариного писка. В ответ что-то гаркнул калика, взревел еще раз дракон, и сквозь грохот в уши Томаса вонзился резкий голос, бешеный от ярости: -- Адепт Древних Знаний?.. Магия превращения в зверя? Очертания калики вроде бы задрожали, так показалось потрясенному Томасу, расплылись, в светлом облике паломника проглянула звериность, более ужасная чем драконья, даже лицо начало вытягиваться в страшную звериную морду, но тут же Томас услышал хриплый от ненависти голос: -- Нет, адепт недочеловека... Я -- Вещий, смотрящий в грядущее!.. Ты взял, каким человек был, я возьму -- каким будет! В пещере заблистали кровавые сполохи, затем пещеру залил густой цвет свежепролитой крови. Лохмотья на калике вспыхнули, упали на пол горящими клочьями. Он шагнул через дым и пламя -- раскаленный, обнаженный, с напряженными мускулами, что показались Томасу стальными. Их разделяло не больше пяти шагов, оба смотрели в упор, ломая друг друга взглядами -- громадный зверь и человек -- безоружный, но странно опасный. Дракон с ревом бросился на человека. Томас отшатнулся к стене, поднял над головой меч. Страшные когти дракона, блестя, как алмазные, вонзились в обнаженную спину калики. Брызнула алая кровь, Томас заметался вдоль стены, чудом избегая попасть под катающуюся скалу из костей и когтей, несколько раз поднимал меч, но ударить не решился -- зверь и калика так плотно обхватили один другого, что то один, то другой оказывался наверху. Зверь ревел торжествующе, злобно, из пасти полыхал огонь, а зубы казались добела раскаленными ножами. Он все не мог пустить в ход зубы, чтобы разом кончить схватку: пальцы калики выламывали челюсть, дракон зло ревел, пытался сокрушить человека в передних лапах, но тот, приучив зверя к давлению в одну сторону, внезапно рванул нижнюю челюсть в другую. Хрустнуло, затрещали суставы, дракон поперхнулся в реве. Челюсть отвисла, словно на тряпке, по узкому змеиному языку -- черному, раздвоенному! -- побежала струйка крови. Дракон с хриплым ревом вскинул человека над головой, почти достав до потолка, намереваясь с силой ударить о каменный пол. Томас рубанул зверя по ноге, держа меч обеими руками. Он словно бы рубанул по камню: лезвие отскочило с такой силой, что руки онемели от удара по самые плечи, брызнули желтые искры. Меч бросило вниз, концом высекло искры еще и с пола... Внезапно дракон издал жуткий вопль, в котором были страх и боль: меч рыцаря достал ступню зверя, отсек три когтистых пальца. В рассеченной ступне на миг заблестели крупные кости, затем сразу брызнула темная кровь, залила пол. Отрубленные пальцы дергались, скребли когтями. Дракон опустил голову, отыскивая Томаса горящими глазами, калика с силой ткнул пальцами в это красное, Томас ясно услышал хруст, но тут дракон взревел еще громче. Чувствуя, что теряет сознание, Томас из последних сил рубанул мечом по другой ступне, заметив такое же уязвимое место, тут его подняло в воздух и швырнуло через всю пещеру. Он ударился о пол, прокатился, гремя железом. На миг в глазах потемнело, он чувствовал кровь во рту, болели все кости, с огромным трудом заставил себя подняться, как вставал еще больше измученный на седьмой штурм башни Давида. В трех десятках шагов катался страшный клубок, слышался рев, хруст, треск, хриплое дыхание. Томас заспешил к ним, не замечая, что опирается на меч как на клюку, а правую ногу волочит. Рев становился все глуше, перешел в сип. Чудовищный клубок развернулся, голова зверя с тяжелым костяным стуком упала на пол, он лежал кверху брюхом, передними лапами ухватил себя за покрытое кровью лицо, задние судорожно дергались, царапали пол. В горле дракона зияли две глубокие раны. Калика, если этот человек был каликой, сидел на груди дракона, весь забрызганный кровью. Томас поспешно отвернулся. Живот зверя разодран, как гнилое полотно, сквозь широкую рану торчат два ребра, булькает слизь, огромная, как валун, печень дергалась, пыталась жить, но голова будто приклеилась к полу, не двигалась. Томас на всякий случай держал меч готовым для удара, придвинулся, увидел торчащие сквозь разорванную кожу острые шейные позвонки -- безжалостно сплющенные, сломанные. Огромная, будто скала, голова держалась только на жилах. Олег поднялся во весь рост: залитый кровью дракона, свирепый, и Томаса осыпало морозом -- калика показался страшнее, чем убитый зверь. -- Олег, -- проговорил он дрожащем голосом, -- неужто люди будут такими? Перекошенное звериной судорогой лицо калики медленно разгладилось, словно на вздыбленные штормом волны выплеснули бочку масла. Горящие бешенством глаза еще сверкали, как две окровавленные звезды, но страшно вздутые мышцы опустились, разгладились. Он сказал жутким нечеловеческим голосом: -- Могут стать и такими... Он прыгнул с огромной туши, кровь капала изо рта, с отвращением вытер губы тыльной стороной ладони. Грудь мощно поднялась еще раз, опала, глаза утратили кровавый блеск. Сказал уже обычным, только смертельно усталым тоном: -- Люди могут быть всякими... но станут такими, какими их сделаем мы. В темном боковом ходе Олег сразу замедлил шаг: -- Налево!.. Там два стража. Сэр Томас, надо обойтись без рыцарских штук, вызова на турнир... -- Понимаю, -- прервал Томас.-- С тобой я давно скиф, даже рус. Без шума их, да? Как простое сословие? -- Как разбойников, -- буркнул Олег. Томас едва видел силуэт Олега в почти кромешной тьме: далеко за поворотом горел факел, слабые отблески отражались в кристаллах гранита. Прямо на полу под факелом сидели два стража, упираясь спинами в стену, обнаженные мечи держали между колен, похоже, дремали. Томас старался шагать в своих доспехах так же бесшумно, как босой и вообще голый калика, но коридор наполнился лязганьем, грохотом, звоном, словно зверь успешно размазал их по стенам и возвращался обратно. Стражи поспешно поднялись. Один спросил громко, нарочито бодро, показывая, что они и не помышляли спать: -- Ваша Мощь, преступники схвачены? -- Только один, -- ответил Томас грубым голосом.-- Он кивнул на Олега.-- Второй где-то прячется. -- Найдем! -- заверил страж подобострастно.-- Все выходы запечатаны. Комар не вылетит, муравей не выползет. А какой из них убе... Он поднял факел выше, освещая приближающегося Томаса, глаза распахнулись, рот раскрылся для крика. Олег метнул приготовленный камень, зубы сухо хрястнули, страж откинулся на стену, глотая вбитый в глотку крик вместе с окровавленными зубами и камнем. Второй поднял меч, но не для нападения, он явно собирался ударить в железную дверь, вызывая то ли добавочную стражу, то ли еще что-то пострашнее. Томас, видя что не поспевает, метнул двуручный меч как копье. Страж всхлипнул, дернулся: меч пробил его чуть ниже горла. Он сполз по стене, оставляя красный след -- между лопаток высунулся широкий стальной кончик. Пока Томас выдергивал меч и тщательно вытирал, Олег быстро раздел стража, который покрупнее, натянул его одежду, став снова прежним каликой, какого Томас знал, казалось, всю жизнь. Правда, теперь калика шел со стиснутыми челюстями, косточки на кулаках побелели, а глаза сузились, как у рыси перед опасным прыжком. -- Хочешь вернуть чашу? -- спросил он внезапно. -- Как спасти душу! -- вырвалось у Томаса. -- Она за дверью. Чаша, имею в виду. -- Душа тоже... Олег отступил на шаг, взглянул на дверь исподлобья, ринулся, выставив плечо. В момент удара вокруг калики блеснуло короткое пламя, засовы и запоры лопнули, створки распахнулись, будто великан ударил ногой в двери собачьей будки. В помещении, куда ворвались, взвилась пыль и синий дым. Томас, не давая опомниться, ринулся на двух огромных воинов, что тут же схватились за сабли, ничуть не растерявшись. Олег прыгнул на Исфагана, он никогда не видел его раньше, но знал о нем достаточно, чтобы сразу вцепиться в горло. Повалившись на пол, каменная пещера вздрогнула. Запахло горелым камнем, стало жарко, как в аравийской пустыне. Томас, используя внезапный натиск, прижал противников к стене, двумя страшными ударами рассек у одного щит, другого оглушил ударом по шлему. Первый выскользнул под рукой, Томас свирепо обрушил меч на оглушенного и, не взглянув на падающее тело, быстро развернулся к другому, успел парировать сверкающую саблю, по-волчьи оскалился и начал теснить в угол. Олег и Исфаган катались по всей пещере, душили друг друга в объятиях. От обоих шел жар, доспехи Томаса накалились, он стал хватать ртом горячий воздух, а рукоять меча жгла пальцы. Оставшийся воин тоже зло скалил зубы, он взмок, смотрел затравленно. Не переставая сражаться, он бросал быстрые взгляды на катающихся посреди комнаты калику и своего хозяина, словно ждал помощи. Томас из последних сил насел с тяжелыми ударами, сделал обманное движение, подставил руку под сверкающую саблю -- лезвие со звоном отскочило от стальной пластины, тут же другой рукой обрушил меч. С пола, где катались сцепившиеся, хрипело, трещало, звонко лопались, как в печи, камешки под телами калики и хозяина. Внезапно стены пещеры с гулким грохотом дрогнули, через серый пол пробежала черная трещина. Маги поднимались на колени, снова вцеплялись друг другу в шеи, били кулаками и осатанело хрипели, задыхаясь от ненависти. Трещина раздвигалась, из глубины пахнуло жаром. Вылетело облако дыма, следом выметнулся оранжевый язычок огня, спрятался, следом вылетели красные искры, похожие на крупных мух. Олег и хозяин перекатились через трещину, а когда кувыркались обратно, оба застряли в расширяющемся провале. Томас, тяжело дыша и шатаясь от схватки в диком жару, от которого пот заливал глаза и тут же высыхал, стягивая лицо соленой коркой, поспешно шагнул к противникам, протянул руку, пытаясь ухватить Олега и оттащить от опасности, но в лицо полыхнуло страшным жаром, затрещали брови и ресницы. Он прикрыл лицо ладонью, выставил другую руку, слепо шаря в воздухе, наклонился к полу... Пальцы ожгло, едва не закричал. Грохнуло, в уши ударил сухой треск. Он на миг отодвинул ладонь от глаз, отпрянул. Пещеру от стены до стены пересекала пылающая огнем трещина, куда легко провалился бы даже всадник с конем. Оттуда повалил густой черный дым, вынес запах горелого мяса, кожи, костей. На потолке пещеры полыхали отсветы адского пламени, что гудело в глубине. Томасу почудился долгий страшный крик, словно кто-то падал и падал, удаляясь через нескончаемое пламя. Кашляя и сипя пересохшим горлом, Томас отполз к дальней стене, пр