уху, вздохнул так, что людей подбросило, и пошел молотить крыльями часто и сильно. Яра старалась не отводить взор от спины калики, который сидел прямо перед нею. Томас сидел сзади, одной рукой в железной перчатке придерживал ее за пояс. По бокам была пустота, а когда Яра скосила глаз вниз, то побелела и поклялась больше никогда не глядеть в такую пустоту. Серое море, покрытое мелкими волнами, находилось далеко внизу и ускользало назад, как раньше ускользала земля под брюхом скачущей лошади. Остров остался далеко позади, маленький и неприметный, а домики выглядели собачьими будками, потом уменьшились и пропали вовсе. Калика похлопал Змея по шее. Тот накренился, круто пошел вниз. Желудок Яры прыгнул вверх, а сердце оборвалось. Томас понял или ощутил ее состояние, что-то прокричал в ухо, преодолевая свист ветра, указал железным пальцем. Змей снижался к большому острову, а может, это была уже земля Британии, главного острова Оловянных островов. Там показались игрушечные с такой высоты дома, городские стены, дороги, а когда Змей снизился еще, Яра рассмотрела даже блестящий купол церкви. -- Что-нибудь важное? -- прокричал Томас. -- Пустяк, -- ответил калика. -- Надо захватить кое-что. Змей пронесся над полем, и Яра увидела крохотные фигурки людей, те задрали головы и указывали на них пальцами. Их тряхнуло, когда Змей обрушился на землю и побежал, выставляя перед собой все четыре лапы, вспахивая воздух и землю. Яра оглянулась, услышав треск, плечи ее передернулись уже не только от пронизывающего ветра. За Змеем тянулись борозды вспаханной лапами земли, где сверкали острыми краями свежевзломанные валуны крепчайшего гранита! -- Слезайте, разомните ноги, -- предложил калика. Он спрыгнул, едва удержался на ногах, а Томас слез осторожнее: он не дикий скиф, а благородный рыцарь, ему недостойно прыгать, как волосатая обезьяна, да еще при какой-никакой, но все же даме... А если честно, то в таком доспехе не распрыгаешься, как зеленый кузнечик. Он снял Яру со спины зверя, взяв ее под мышки, снова нечаянно коснувшись ладонями груди, но сердца их колотились так сильно, что они просто не заметили, ну совсем не заметили и не обратили никакого внимания. Хотя его пальцы дрогнули, а ее щеки заалели. Змей остался лежать, разбросав крылья и вытянув шею. Морду положил на передние лапы. Яра боязливо отвела взгляд. Клыкастая пасть, где зубы, как ножи, да еще тут же под мордой страшные желтые когти каждый с наконечник копья! Калика пошел, чуть прихрамывая, со Змея сигать -- не с печи, хоть и без панциря. Впереди приближались массивные каменные плиты. Их можно было бы принять издали за надгробие, если бы плиты под тяжестью веков не вросли так глубоко в каменистую землю. Томас и Яра смотрели, как волхв ходит вокруг плит, наклоняется, трогает пальцами, губы шевелятся. -- Пойдем к нему, -- предложила Яра, -- а то этот что-то на меня смотрит... Томас покосился на Змея. Тот повернул к ним морду, в огромных, как тарелки, глазах медленно проступал голодный интерес. -- На тебя все смотрят, -- сказал Томас. -- Даже деревья и камни. Он сам не знал, почему так сказал. Просто само сказалось. Яра посмотрела странно, затем опустила голову и быстро пошла к калике. Томас поспешно шагнул следом. Самому не нравилось чувствовать на спине упорный взгляд дракона, пусть даже это Змей, а не дракон.. Калика опустился на колени. Взгляд его скользил по изъеденной временем плите. Томас вытянул шею, смотрел через его плечо. -- Там кто-то погребен? -- Угадал. -- Человек? -- Теперь уже... нет. Томас всмотрелся в едва заметные насечки на камне. Дожди, грозы, ветры и вьюги почти отполировали плиту, через сотню-другую лет будет вовсе как зеркало. А кто-то был уверен, что надпись останется навечно! -- Тоже неграмотный, -- заметил он с удовлетворением. -- Почему так? -- Думаешь, я не видел, какие бывают буквы! -- Гм... латинские?.. А сарацинские видывал? А урюпинские? А неврские?... Ладно, помоги поднять этот камешек. Он вогнал пальцы в землю, нащупал что-то, жилы на шее напряглись. Томас поспешно сунул пальцы в разрыхляющуюся землю, нащупал холодный край плиты. Вдвоем они потащили вверх. Яра пыталась ухватиться тоже, но калика и Томас -- один мотнул головой, другой попытался отпихнуть ее ногой, -- отогнали: то ли, мол, рожать не будешь, то ли без сопливых скользко. Земля трещала и осыпалась крупными обледенелыми комьями. Снизу пахнуло могильным холодом. Донесся глухой вздох, и Томас едва не выронил плиту. Почудилось, что освобождают древнего демона, накрытого и запечатанного тяжелой плитой по Божьему промыслу. -- Тяни, -- прохрипел калика. -- До чего же, зараза, крепко держит... Томас воспрянул духом. Если демон держит плиту оттуда, то надо тянуть, пусть хоть жилы рвутся, они совершают богоугодное дело, открывая его темную нору божественному свету! Пыхтя и сопя, они отодвинули плиту и уронили ее на край ямы. Там, выдолбленное в цельной скале из красного гранита, похожего на застывшую кровь, было широкое ложе. Но скелет богатыря, который лежал на нем в старинном панцире, был шире и длиннее. Ноги свешивались, длинные руки в богатырских рукавицах, упав с ложа, опустились на пол. Грудь его была широка, как щит пешего воина, а справа от ложа, прямо на каменном полу, стояли золотые кубки и кувшины, пахло дорогим маслом. Слева стоял, прислоненный к стене, такой огромный щит, что Томас ахнул. Человеку такой не поднять, но этот древний воин явно поднимал его одной рукой. Кожа истлела, дерево рассыпалось в прах, но уцелел бронзовый обод и узкие полоски из тусклого серого металла. Томас с изумлением посматривал на калику. Лицо волхва кривилось, губы вздрагивали. Глаза слегка увлажнились. Он вздохнул тяжело, словно вез на гору телегу с дровами. -- Снова свиделись, дружище... Ты был прав, я пришел к тебе. Медленно присел, взял обеими руками за края могилы. Повис, двигая ногами в воздухе, наконец прыгнул. Кувшин хрустнул и рассыпался на мелкие черепки. Калика поднялся рядом с мертвым героем. -- Прости, но я чуть потревожу твой покой. Томас не выдержал, вскрикнул: -- Сэр калика! Может, не надо? Не знаю, что можно взять здесь, но грабить могилы -- последнее дело! Яра поддержала: -- Олег, мы и без денег и оружия стоим больше, чем многие с мешками золота. -- Надо... -- Золото? -- спросил Томас с неудовольствием. -- И золото не помешает, -- ответил калика отстраненно, -- но золото я отыскал бы и поближе. Он осторожно приподнял голову богатыря. Тот смотрел пустыми глазницами, но Томасу почудились багровые огоньки в темных впадинах. Даже в мертвом в нем, казалось, осталось больше жизни, чем в иных живых, которых он встречал как в Британии, так и по свету. Рука калики скользнула под спину усопшего, пошарила. Томас следил за лицом волхва, видел, как на нем появилось чувство глубокого удовлетворения. Очень медленно рука калики начала появляться из-под мертвого исполина. Пальцы были стиснуты на крестообразной рукояти меча. Томас затаил дыхание, потому что лезвие меча все длилось и длилось, а когда наконец показался узкий конец, Томас мог поклясться, что не видел меча длиннее. Калика встал во весь рост. Меч в его руке внезапно вспыхнул голубыми искрами. Ржавая короста осыпалась, он заблистал радостно и победно. Лицо калики осветилось, в нем чувствовалась сила, превышающая человеческую, только в глазах не было ликования. Когда он вытряхнул золотые монеты из чаши в карман, Томас протянул ему руку. Калика ухватился, вылез, не выпуская меч, а Томас зашипел и подул на пальцы. То ли калика сдавил, не рассчитав силы, то ли от странного меча через калику хлестнула странная мощь... -- Как зовут этот меч? -- спросил он. -- Громобог. -- Странное имя. -- Хозяин этого меча однажды сразил... даже бога. Томас ощутил священный трепет. Любовь к оружию в крови настоящих мужчин, любовь к хорошему оружию может превозмочь любовь к женщине, власти, королевству, но что может сравниться, когда видишь абсолютное оружие? -- Кто им владел? -- Твой предок, -- ответил Олег просто. -- А теперь ты. Он протянул ему меч. Томас отшатнулся, смотрел потрясенно. Услышал, как вздохнула Яра. Очень медленно опустился на одно колено, бережно принял обеими руками меч своих предков, коснулся губами лезвия. -- Клянусь... -- сказал он дрогнувшим голосом. -- Клянусь... Всем сердцем и бессмертной душой клянусь... Он не мог продолжить, голос задрожал так, что боялся сказать слово, но, похоже, его поняли. Как калика, так и Яра. -- Когда-нибудь я расскажу тебе, -- пообещал Олег. -- У него была страшная и красивая жизнь, полная подвигов и печали... любви и предательства... всего хватало, всего было с избытком! -- Как звали этого древнего героя? -- Англ, сын Гота. Глава 4 Потрясенный, Томас молчал, будто на голову падали не осенние листья со столетних дубов, а сами дубы. В ушах гудело, будто деревья падали на голову без шлема. Неужели он коснулся святыни святынь -- меча легендарного прародителя всего племени, когда-то крохотного, а теперь уже могучего народа англов? Пальцы робко коснулись рукояти старинного меча. Голос был слабенький, таким Томас никогда раньше не разговаривал. -- Этим мечом... все еще можно сражаться? -- Это не простой меч. Когда Англа положили в эту простую гробницу... я когда-нибудь расскажу, почему мы похоронили его так просто... то, как ты знаешь, герои не уходят из жизни, не сказав последних слов мудрости, и... Ладно, об этом тоже потом. Но даже в могиле герои остаются героями. Даже свершают великие деяния. Томас слушал так, как не слушал никогда даже священное писание. В этот момент с него можно было снять доспехи, отобрать чашу и даже раздеть догола на пронизывающем британском ветру. Калика сказал с уважительным удивлением: -- Я не знаю, как это ему удалось, у героя свои пути, но... часть души Англа перешла в его любимый меч. Томас ахнул, с бережной опаской коснулся рукояти меча. Та была теплой, несмотря на встречный холодный ветер. -- Я его понимаю... Но что это значит теперь? -- Это честный меч. И от других требует того же. Томас смотрел непонимающе. Яра спросила тихо: -- Требует? -- С простым мечом бьется как меч простого воина. Когда сталкивается с зачарованным оружием, он... перестает быть таким простым! Когда опустили могильную плиту на место, Томас благочестиво перекрестился, не очень-то веря калике, что прародитель англов жил в такое время, что Христа -- страшно подумать! -- еще не было на свете. Но все равно, пусть почиет в мире и благодати. Даже если язычник. Томас мгновение постоял с опущенной головой, стараясь вспомнить слова молитвы. Войсковой капеллан говорил, что латинских фраз одна иль две в его пустой застряли голове, но то, что Томасу приходило на ум, мало напоминало молитвы. К счастью, он услышал стук копыт. Нет, даже звон подков тяжелого рыцарского коня. Это было знакомо, и Томас, сразу повеселев, бросил ладонь на массивную рукоять меча своего предка. -- Семеро! Калика прислушался. -- Скорее, четыре. -- Четверо из Семерых? -- спросил Томас, загораясь. -- Четыре копыта... Один конь. Томас прислушался, недоверчиво покачал головой. -- Слишком тяжело идет. Из-за холма на их каменистую дорогу выехал рыцарь на серой измученной лошади. Сзади на крупе сидела молодая женщина. Конь выглядел не просто усталым, он едва передвигал ноги. Рыцарь, завидев на дороге Томаса в полном вооружении и Яру с луком в руках, опустил забрало и взялся за копье. Томас поднял руку. -- Мы с миром!.. Не будет же драться доблестный рыцарь, когда у него за спиной дама? Рыцарь смотрел через плечо Томаса. Глаза его, было хорошо видно через щель забрала, расширились, а из тесного шлема вырвался сдавленный крик. Женщина ахнула и закрыла глаза. Ее бледное лицо стало совсем белым. У нее были золотые волосы и лиловые глаза, при взгляде на которые у Томаса подпрыгнуло сердце. Он узнал эти глаза, способные растопить самое твердое сердце. Оглянулся, но Яра с ее лиловыми глазищами была здесь, за спиной. -- Сэр рыцарь, -- сказал он твердо. -- Я полагаю, что вы похитили эту даму. Если вы не дадите достойный ответ, почему она с вами, мы скрестим копья, а затем и мечи. Конь вздохнул, уронил голову почти до земли. Рыцарь перекрестился, что-то прошептал. Томас уловил несколько слов на латыни. Это были те слова, которые он старался вспомнить только что. Томас остро пожалел, что не обучен грамоте. Попросил бы переписать. У рыцаря были голубые глаза, выглядел он сильным и крупным, но не крупнее Томаса. Щит его был раздроблен в двух местах, конь прихрамывал. -- Мне не приходилось сражаться с демонами, -- проговорил он слабым, но исполненным решимости голосом, -- но я не отступлю. -- Где он видит демонов? -- удивился Томас. Он проследил за взглядом рыцаря. Там среди камней Змей катался на спине, когтистые лапы что-то хватали в воздухе. То ли игрался, то ли давил о камни змеиных блох. -- Это Пегас, -- объяснил Томас высокомерно. Рыцарь смотрел пристально и недружелюбно. -- Пегас был конем. Крылатым конем! -- Это тоже крылатый конь, -- сказал Томас с еще большим высокомерием. -- Только зеленый... и ящерица. Большая. Рыцарь вытащил меч, раздробленным щитом прикрыл левую сторону груди. Голос уже перестал дрожать, обрел надменность: -- Неважно. Даже конь был языческим. Значит, противный нашему миру. Томас обнажил меч. Длинное, как оглобля, лезвие сверкало, на нем не было ни пятнышка. Женщина за спиной рыцаря умоляюще воскликнула: -- Не надо драться! Я с ним по своей воле. Томас смотрел подозрительно. -- Это верно? Ты говоришь не потому ли, что страшишься за свою жизнь? Женщина воскликнула со странным смехом: -- Благородный сэр, в твоем присутствии любая женщина почувствует себя в безопасности. Этот рыцарь, его зовут Тристан, убил дракона... Маленького такого, с когтями, зубами и крыльями... и спас целый город. Пегасик ел скот за воротами, путешественников, бродяг и странствующих рыцарей. Но сейчас он едва держится на ногах... Драться с ним было бы неблагородно. Я говорю о благородном рыцаре, конечно. Дракон убит. Меня зовут Изольда, я дочь здешнего правителя. Яра внезапно выдвинулась вперед. Лицо ее было таким же белым, как у Изольды. Рыцарь лишь устало повел головой, а Яра уже оказалась рядом. Мгновение они смотрели с Изольдой глаза в глаза, затем обнялись. Томасу показалось, что обе расплакались, и он дергался, разрываясь между сочувствием и подозрением. Она предала их однажды у Ночной Вороны, может сотворить что-то и сейчас... Томас увидел заговорщические взгляды, которые обе женщины бросали в его сторону. Они показались Томасу похожими, как ни дико сравнивать благородную Изольду в одежде, соответствующей ее положению, с дикой амазонкой в мужском одеянии, с луком и стрелами за плечами, с потемневшим от солнца лицом, злую и грубую. Томас пробормотал про себя: -- Мне показалось, они знали друг друга раньше. Или я становлюсь подозрительным, как калика? Нашептавшись, женщины наконец разжали объятия. Рыцарь с Изольдой проехали мимо. Томас не двигался с места, а Тристан, судя по его виду, больше заботился о том, чтобы не выпасть из седла. Калика вдруг словно очнулся от тяжелого транса. -- Эй, ребята!.. Не пейте из сосуда, что подаст служанка. Рыцарь не обернулся, он прилагал огромные усилия, чтобы не крениться к конской шее. Из погнутых доспехов сочилась кровь, стекала по бокам коня. Изольда повернула голову. -- Почему? -- Не знаю... Просто чувствую. Рыцарь с женщиной удалялись, пока не скрылись за скалой. Похоже, они были так измучены, что не слышали или не поняли. Томас смотрел вслед, нахмурившись. -- Что-то меня тревожит... Яра, кто они? Яра смолчала. Томас повернулся к калике. Тот пожал плечами. -- Ты же видел, смелый и... самый несчастный на свете... Пошли к пегасику. Томас возмутился: -- Ничего себе, несчастный! Половина рыцарей Британии сразится за руку такой красавицы! Яра презрительно фыркнула, круто повернулась, так что ее солнечные волосы как ветром занесло за спину, пошла первой к Змею. Тот лежал, положив морду на лапы, следил за норой, где мелькало белое рыльце барсука. Похоже, Змей охотился. Томас раздраженно дернул щекой. Что он не так сказал? Яра шла впереди со злым и надменным лицом. -- Красавицы! -- повторил он ей в спину с нажимом. -- С закрытыми глазами видно, что ее неописуемая красота освещает мир, согревает душу... э-э... поэты готовы... Змей попытался сделать вид, что спит и ничего не слышит. Калика проверил, надежно ли Томас и Яра закреплены между гребнем, потыкал жезлом между ушей. Змей блаженно жмурился, двигал ушами, показывал, где почесать еще, а лишь убедившись, что все уловки давно разгаданы, тяжело вздохнул, даже земля качнулась, поднялся и побежал сперва грунью, затем иноходью, и лишь перейдя на могучий галоп, начал выпрастывать крылья. Когда он прыгнул в воздух, и у Яры замерло сердце, Томас спросил буднично: -- Так кто же этот рыцарь? И почему он, несмотря на победу над... гм... драконом, все же сумрачен, как вечер над Темзой? Ветер уже взревывал в ушах, калика не слышал или был целиком в своих думах. Томас прокричал громче, калика нехотя ответил через плечо: -- Увы. История печальная и сумрачная, как сто вечеров на Темзе в ненастную погоду... В соседнем королевстве, во-о-о-он на том острове, смотри налево, жил был доблестный король Марк. Он был бездетен, потому бароны настаивали на его женитьбе, чтобы оставил наследника. Мол, иначе будет обязательная война за престол. Королю Марку очень не хотелось жениться, он искал предлог для отказа. А тут то ли ветер, то ли ворон занес золотой волос королю Марку, и он сказал, что возьмет в жены только эту красавицу... Рыцарь Тристан, из любви к своему благородному королю сумел выполнить и этот трудный квест. Красавица Изольда не подозревает, что Тристан завоевал ее не для себя... Томас молчал, Яра скосила глаз, лицо рыцаря было скорбно-потрясенное. Похоже, он не был последним пнем в самом глухом лесу. Если не сам ощутить столь незнаемое чувство, как любовь, то хотя бы сочувствовать мог. Яра пересилила страх перед бездной, рискнула посмотреть вниз. Змей несся стремительно, уже не только фигурки на лошади, но и сам остров уменьшились до размеров ладони и остались далеко внизу и позади. Томас вспомнил, спросил подозрительно: -- А что ты бормотал начет... то ли надо, то ли не надо... -- Сэр Томас, много знания -- много горя. Я чую, что их ждет беда, но если предупредить их... захотят ли слушать? Бедный Тристан, бедная Изольда... Яра, скорчившись, стучала зубами. Ветер свистел, тучи нависали так низко, что Змей, стараясь не задеть их острым гребнем, несся почти над верхушками волн. Томас, сам замерзая в железной скорлупе, обхватил Яру. Сейчас он остро пожалел, что весь в железе, все-таки тепло в его груди еще сохранилось, и если она прислонится к нему, то вспыхнет такой пожар, что высушит и море под ними... Берег показался очень скоро, острова были разделены небольшими проливами. Томас ощутил, что они приближаются к самому большому острову Оловянных островов, как их иногда по забывчивости именует калика. К острову, на котором расположены королевства Британии, ныне захваченные пришедшими из-за моря доблестными племенами англов и саксов. Ветер стал еще злее. Змей, как-то почуяв, что его плену приходит конец, заработал крыльями так, что воздух вокруг него пошел смерчами и тугими струями. Ветер едва не срывал троих со спины, хотя прятались за иглами гребня и цеплялись, как демоны, если верить Томасу, держатся за грешные души. Волны мерно набегали на берег. Круглые камни торчали из воды, как спины огромных черепах. Томасу показалось, что Змей готов плюхнуться прямо на мелководье. С его ростом и толстой шкурой купание в ледяной воде что псу в теплой луже. Может, он так и намеревался, но калика стукнул Змея жезлом по голове, выкрикнул сердитое заклинание. Томасу почудилось, что он такие уже слышал от сарацин в разгар жарких схваток, даже сам произносил, громко и с чувством, когда летел вверх тормашками с башни Давида... Змей пронесся, задевая пузом и поджатыми лапами, над блестящими камнями, взрыхлил мокрый серый песок и остановился, едва не ударившись головой в крутой скалистый берег. Сзади угрюмо ревел прибой, седые волны перекатывались через камни и нехотя растворялись в песке. Калика спрыгнул, зябко передернул плечами. -- Давно здесь не бывал! Уже забыл, что здесь воздух пополам с водой. -- Воздух как воздух, -- возразил Томас обидчиво. Он слез сам, помог спуститься закоченевшей Яре. Змей смотрел выжидающе. Калика почесал ему за ухом, прошептал несколько слов. Змей лизнул его в плечо, повернулся и побежал вдоль берега. Трое смотрели, как он на бегу расправил крылья, подпрыгнул и взвился в воздух. За три могучих взмаха набрал высоту, там сделал поворот к востоку и понесся уже без спешки, как и положено большому сильному зверю. -- Ладно-ладно, -- сказал калика примирительно, -- Поскорее доставить чашу в Стоунхендж, а там можно и вернуться... А еще лучше, заскочить по дороге в теплые края. Еще лучше -- в жаркие! Слякоть выжечь. Осторожно выбирая места, они начали карабкаться наверх. Томас спросил: -- Одного не пойму... Все-таки в чаше кровь самого Христа. Нашего бога, который уничтожил ваших богов, попрал вашу веру! А ты бьешься, как рыба о камни в нерест, чтобы помочь мне. Он с опаской видел, как лицо волхва старой веры потемнело, зеленые глаза опасно блеснули. Но калика, похоже, уже переболел поражение и, если не смирился, то стерпелся. Но голос его был все же хриплый и злой: -- Да не в том ценность Чаши, что в нем кровь полубога и она якобы, если верить словам Ночного Сокола... -- И Яры, -- добавил Томас. Она метнула на него злой взгляд, мол, за что купила, за то и продаю, а Олег продолжил: -- Якобы возвращает к истокам подлинной веры! Незамутненной поздними учениями, наслоением других идей, влияния более поздних религий, к примеру, ислама... На самом же деле в этой чаше слишком много от язычества. -- Язычества? Чаши, в которой кровь Христа? -- возмутился Томас. Олег пожал плечами. -- По-твоему, белый свет начался с Христа? А как же твой любимый Александр Македонский, прозванный Великим? Он жил за двести-триста лет до рождения твоего бога!.. Чаша языческая, но не просто языческая. Ее создал в давние-давние времена маг огромной силы... Теперь уже видно, что мощь его была... словом, таких уже нет. Он был последним из великих. И в эту чашу вложил слишком много... нет, на самом деле не слишком... своей страсти и веры. Томас смотрел, набычившись. -- Выходит, я принес... своими руками принес... вместо святыни Христа -- лишь усиление язычества? -- Томас, ты влил живую горячую кровь свободных людей в жилы народа, которого хотели -- и все еще хотят -- сделать рабским! Отныне ничто не превратит англов в рабов. Как и их потомков. Да, будут креститься, поминать Христа, даже ходить в церкви, построенные на местах их древних святынь, и называть себя рабами божьими, но в душах, несмотря ни на что, останутся свободолюбивыми язычниками!.. И в этом -- заслуга сэра Томаса Мальтона. Томас долго молчал, хмурился. Наконец спросил с надеждой: -- Думаешь, будут помнить? -- Вряд ли... Памятники ставят короли. Себе и своим слугам. Но разве мы каторжаним себя ради памятников? -- Нет, конечно... Но все-таки жаль... Яра сказала вдруг раздраженно: -- Запись день, перепись день! Калика изумленно оглянулся. Спросил, словно не веря себе: -- Что ты сказала? -- Говорю, -- буркнула Яра, -- запись день, перепись день. Сперва шьем, потом порем. День пишем, день переписываем! Хотим одно, получается другое... Задним умом крепки. -- А-а-а, -- протянул калика с непонятным Томасу облегчением, -- Да, пора спать. А то уже такое в уши лезет! Что значит чересчур в слова вгрызаться... Когда еще волшбить бросил, а дурная привычка осталась. Глава 5 Впереди был город. После великолепия Киева и сарацинских городов он показался Томасу маленьким и грязным даже издали. С них даже не взяли плату в городских воротах. Томас ревниво нахмурился: если налоги здесь не взимают, то не смогут содержать войско для защиты города. А город, что на берегу, -- просто приманка для викингов, что все еще рыскают по северным морям, да и легкая добыча для норманнов с материка. Они уже высаживают отряды для грабежа, а некоторые закрепились на побережье Британии. Пока что их сбрасывают в море, но если калика прав, -- хотя в это трудно поверить, что англы и саксы когда-то тоже явились в Британию с материка, потеснив, а затем и уничтожив бриттов, -- то и нынешние норманны могут так же точно поступить с англами. Если те будут жить так же беспечно... Калика наблюдал за лицом Томаса, угадал, вернее прочел, ибо у Томаса, по его словам, все на лбу написано крупными буквами. -- Ничо... Наведешь пор-р-р-рядок! -- Что? -- вскинулся Томас, разбуженный от дум. -- Ты уже прибыл. Это Британия. Действуй. Томас пощупал чашу в мешке. -- Мне бы только доставить ее в святой храм Дункана, и дело с концом. -- Ну, у конца дела другие. А чашу, боюсь, придется нести не в храм святого Дункана, а чуть дальше. Томас насторожился. Глаза калики были печальные, понимающие. Томас спросил, чувствуя холодок по спине: -- А... куда? -- В храм святого Дункана принес бы потомок Иосифа Аримафейского. Тогда чаша, в которой столько скрытой мощи, стала бы просто коллекционным экспонатом в богатейшей сокровищнице... Тайных. Их обгоняли нарядно одетые горожане, несли детей. Лотошники спешили с нехитрым товаром, переговаривались весело и возбужденно. Томас начал посматривать по сторонам уже горделиво, показывал Яре, что живут вообще-то неплохо, если смеются и одеваются лучше. Улица вывела на площадь, что уже до половины заполнилась народом. Посреди высился деревянный помост, в центре которого стояли три ошкуренных заостренных столба. Троих миниатюрных, очень красивых женщин привязали к столбам, носили хворост, связки поленьев. Все было до отвращения знакомо Олегу, разве что на верхушках столбов были наспех привязаны по кресту из перекрещенных прутьев. -- Жертвы для теплой зимы? -- спросил Олег. Томас оскорбился. -- Как ты можешь!.. Неужто мы непросвещенные язычники? У нас цивилизация!.. Это ведьмы, их сжигают за колдовство, вызов грозы, порчу коров... Олег равнодушно покачал головой. -- Темный народ!.. В жертву принести -- это честнее. -- Ну да, -- возразил Томас, -- разве можно жечь невиновных? -- А, тогда понятно... По вашей вере, надо сперва опорочить человека, чтобы оправдаться перед своей совестью. -- Сэр калика, ты не понимаешь. Сжигая ведьм, тем самым их спасаем. К тому же действуем на благо народа, чтоб ему ведьмы не вредили. Олег оценивающе посмотрел на женщин, приготовленных для мучительной казни. -- А все-таки самых красивых выбрали... А говоришь, не в жертву! -- Они ведьмы! -- Зачем им быть ведьмами, когда они такие красивые? Им и так все отдадут, без колдовства. Ведьмами становятся некрасивые, им ничего больше не остается, как стать умными. Томас смотрел озадаченно. -- А как же... Я слышал, что все ведьмы могут быть красивыми! -- Это другое дело. Умная женщина сумеет быть красивой. Томас покосился на Яру. На мужественном лице рыцаря было сомнение. Женщина, что едет с ним, очень красивая. Настолько, что у него сердце болит, когда она отводит взор или хмурится. А кончики пальцев жжет, как огнем, если невзначай коснется ее руки или -- помоги Пресвятая Дева! -- ее груди, как уже случалось. Но она явно ведьма! Иначе почему каждую ночь ему снится такое, такое... что за одно воспоминание днем можно угодить навечно в геенну огненную? Они не стали рассматривать сожжение, не до зрелищ, Томас на ближайшем постоялом дворе купил, по-рыцарски не торгуясь, трех коней и они проехали городок насквозь. За северными воротами лежала ровная утоптанная дорога. Томас указал дланью: -- За тем холмом лежат владения сера Огдина. Он в родне, хоть и дальней, с нашим родом Мальтонов. -- Хорошие места, -- согласился Олег. Он потянул носом, прислушался, в голосе прозвучало сожаление. -- Нет, медом не пахнет... -- Медом? -- изумился Томас. -- Здесь может пахнуть кровью, железом, горящим лесом или селами, но -- медом? Яра смотрела на калику с любопытством. Ее конь шел рядом, а ее нога касалась сапога калики. Томас пустил коня с другой стороны, чтобы видеть калику, а что взгляд то и дело соскальзывает на эту надменную женщину, то это по чистой случайности. -- Медом, -- ответил Олег, взгляд зеленых глаз стал задумчивым, -- настоящим вересковым медом. -- Вересковым? -- воскликнул Томас. -- Сэр калика, ты заговариваешься от великой учености. -- Вересковым, -- повторил Олег. -- Настоящим вересковым. Волшебным, возвращающим молодость, здоровье, силы. Его умели варить пикты... был такой народ на Оловянных Островах, которые они назвали Альбионом, а высадившиеся на берег захватчики бритты - Британией. Пикты сражались отважно, но бритты были сильны и свирепы. В долгих сражениях сломили мощь пиктов. Те не желали попасть под чужое господство, погибли почти все... Однажды король бриттов Владибор объезжал страну, уже постаревший, больной, раздраженный. Он помнил вкус верескового меда, его угощали пикты, тогда высадился вроде бы мирно... Но пикты погибли, с ними ушел и секрет верескового меда. Томас слушал зачарованно, калика рассказывал о далеких славных битвах, он слышал ржание коней, звон мечей и свист стрел, зов боевых труб, а Яра сказала тихо: -- Больше никогда-никогда... -- Почему? Один из отрядов наткнулся в лесу на дряхлого деда, что с внуком жил в лесной хижине. У них отыскали кувшин свежего верескового меда! Привели обоих к королю, тот спросил, неверяще: умеют ли варить вересковый мед? Да, ответил старик. Мы -- последние медовары. Король велел тут же приготовить мед, пообещал горы золота. Когда те гордо отказались, велел привязать к деревьям, а палач начал разводить костер. Долгие пытки способны ослабить любую гордость... Томас, что уже дышал учащенно и хватался за меч, возразил горячо: -- Не любую! -- Старик, видимо, так не считал. Глядя на раскаленные щипцы, которыми палач приготовился рвать куски мяса, взмолился: король, я приготовлю! Но только... только мне стыдно смотреть в глаза своего внука. Молодость не понимает ценности жизни, будет презирать, обвинять в предательстве!.. Король подал знак, внука тут же пронзили мечом. Старик посмотрел на убитого, разогнул спину и засмеялся в лицо грозного короля: я не верю в стойкость молодых, потому и просил его убить. А сам я из старых, что и под пытками не кричат, а поют боевую песнь пиктов о твоей погибели! Томас долго молчал, сопел, брови грозно сшиблись на переносице, а пальцами, как видел Олег, давил горло проклятого короля. Не проговориться бы, щадя благородные чувства молодого рыцаря, что вожак высадившихся на берег завоевателей бриттов был не то его прапрапрапрадедушкой, не то еще несколько раз "пра". Внезапно Томас встрепенулся: -- Сер калика! Мне одна мысль пришла... -- Если одна, -- откликнулся калика, -- то хорошо, выдержу. -- Ты ж бывал у пиктов! Я в жизнь не поверю, зная тебя, что не знаешь все их замашки, языческие ритуалы, что не улучшал породу... я тебе вовек половцев не забуду!.. и что не знаешь как варить вересковый мед! Калика долго молчал, конь под ним шел ровно, потряхивал гривой, на рыцаря косился умным глазом кротко и с немым укором. -- Томас... -- сказал калика наконец, его взгляд был устремлен в туманную даль, -- Ты же слышал, за что эти двое погибли? Томас ощутил как тяжелая горячая кровь прилила к лицу. Щеки защипало, уши раскалились и потяжелели. -- Ох, прости, -- сказал он с раскаянием. -- Я просто... с языка сорвалось! Они не успели даже проголодаться, вдали показались башни и стены замка. Замок был стар, под ним угадывался холм, уже осевший и размытый дождями. Вокруг замка шел вал, тоже едва заметный. Ворота были закрыты, а подъемный мост поднят. Подъехали ближе, Томас протрубил в рог. С крепостной стены крикнули: -- Кто и по какому делу? Олег кивнул Яре на блестящие шапки, что едва высовывались над каменным краем. Их держали под прицелом арбалетов. Томас крикнул звучно: -- Томас Мальтон из Гисленда! Слышно было, как стражи переговаривались, кто-то посылал кого-то, кто-то сопел, шумно чесался, вздыхал. Наконец после долгого ожидания тот же голос проревел уже с угрозой: -- Томас Мальтон?.. Томаса Мальтона вовсе нет в Британии! Томас крикнул страшным голосом, от которого дрогнули стены: -- Скажи тому, кто послал тебя, что он вернулся из Святой Земли. И ничто его не остановит, чтобы взять свое и наказать врагов. На этот раз ждать пришлось намного дольше. Но страж уже ничего не спрашивал. Затрещало, заскрипело, подъемный мост начал опускаться. Когда толстые дубовые бревна коснулись каменного берега, Томас бесстрашно пустил коня вперед. Олег и Яра ехали следом, насторожившись. Некоторое время их рассматривали через смотровое окошко. Томас видел красную испитую рожу, наглые навыкате глаза. Наконец страж пробасил довольно: -- С вами женщина?.. Вот здорово! А у меня есть запасной матрас и кувшин вина. Яра посмотрела на него как на пустое место. Заскрипело еще надсаднее, застонали толстые канаты. Тяжелые створки ворот медленно распахнулись. В проеме во главе дюжины вооруженных воинов стоял приземистый человек с красной бородой. Его шлем держал в руках изящный паж. Завидев Томаса, краснобородый расплылся в улыбке. -- Глазам не верю! Томас! -- Огрин! Он пошел вперед, распахивая объятия. Томас спрыгнул с коня, поводья бросил стражам. Они обнялись со звоном и дребезгом. Воины некоторое время смотрели, как оба хлопают друг друга по плечам, хохочут, лишь потом заметно расслабились, а на стенах вроде бы опустили арбалеты. Краснобородый Огрин отстранился, провозгласил громким торжественным голосом: -- Дорой сэр Томас, мой замок в твоем распоряжении! Томас повел дланью в сторону Олега и Яры. -- Позволь представить моих благородных спутников, сэра калику Олега Вещего и Яру, дочь степей и леса. Оба оказали мне неоценимую услугу, сопровождая из их лесной страны в нашу страну лесную. Огрин сделал широкий жест. -- Ваш путь был долгим, доблестный сэр и очаровательная леди. Слуги позаботятся о ваших конях, а для вас приготовят комнаты в замке. Каэрдин, распорядись! Один из воинов, немолодой и с проницательным взглядом, поклонился и ушел, захватив с собой двоих. Огрин, хозяин замка, оставив Томаса, учтиво взял Яру за руку, поднес к своему страшному лицу, сделал зверскую гримасу. Яра удержалась, не отдернула. -- Благородная леди, -- сказал он, -- я давно не видел таких женственных рук. Прошу вас чувствовать себя в моем замке как дома. Олег видел, как побагровел Томас. Рыцарь явно удерживался от желания поправить хозяина, что перед ним не благородная леди, что сидит и сопит в тряпочку, а всего лишь злобная амазонка, с которой лучше не заводить шуточки. Огрин, продолжая обнимать Томаса одной рукой, кивнул Олегу, и они пошли в замок. -- Скажите, сэр Томас, а за что ты получил этот знак отличия на своем доспехе? Томас сказал гордо: -- Я спас целое войско герцога баварского! Огрин гордо подбоченился, орлом поглядел на всех. Он не сомневался, что его двоюродный племянник будет героем: -- А как это случилось? -- Я зарубил их повара. Навстречу вниз по лестнице, стуча высокими каблуками, бежала пухленькая молодая женщина. У нее был глубокий вырез на платье, высоко взбитые волосы и вздернутый носик на кукольном личике. Глаза были голубые, опять же как у куклы. Она распахнула руки для широкого объятия. -- Сэр Томас!.. Томас расплылся в улыбке, подхватил ее. Ноги ее оторвались от земли, она счастливо завизжала: -- Ах, сэр Томас!.. Милый сэр Томас! Отец смотрел с доброй улыбкой. Олег и Яра остановились, ждали. Яра едва не грызла взглядом спину Томаса. Олег ждал равнодушно, едва не дремал на ходу. -- Милая Кэтрин, -- сказал Томас галантно, -- я только ступил на берег Британии и, как видишь, сразу заехал в ваши владения! Он осторожно опустил ее, но она все еще держалась за него, смотрела блестящими глазами, щечки заалели: -- О благородный сэр Томас!.. Все-таки вы обещали бывать у нас чаще! -- Из Сарацинии трудно наезжать часто, -- объяснил Томас, а отец сказал ласково -- Кэтрин, ты успеешь еще поговорить с сэром Томасом. А пока отпусти нас... Кэтрин только тогда заметила, что загородила дорогу, вспыхнула и прижалась спиной к перилам. И без того крупная грудь стала торчком, а глаза увлажнились. Олег слышал, как пренебрежительно фыркнула Яра. Они поднялись на этаж выше, служанки помчались готовить комнаты для гостей, калика и Яра пошли с ними, а Томас с хозяином замка пошли в каминный зал. Томас чувствовал, что за его отсутствие в Британии кое-что изменилось, вряд ли к лучшему. И чем быстрее он узнает, тем целее будет его шкура. Им поставили на стол еду и вино. Огрин смотрел пытливо на рыцаря, что сел по ту сторону стола. Уезжал юным и прекраснодушным идеалистом вернулся мужчиной. В глазах появилось новое, даже тревожащее. В черных зрачках до сих пор видны отблески горящих городов, великих битв, которые только со стороны великие, а для их участников -- кровавые, тяжелые, изнурительные. -- Пока мои спутники отдыхают, -- сказал Томас, -- расскажи мне, доблестный сэр Огрин, что за это время здесь произошло. Мне даже показалось, что и твои великолепные земли... урезаны. Я видел чужих охотников, когда мы ехали через твой лес. Я не рассмотрел их цвета, но мне показалось, что это люди Мангольда. На лицо Огрина на миг набежала тень. Избегая взгляда Томаса, отмахнулся с наигранным благодушием. -- Земель у меня еще достаточно. Надо трое суток, чтобы объехать мои владения! Томас посочувствовал: -- Мне тоже как-то пытались всучить такую же клячу... Огрин вспыхнул, сказал торопливо: -- Томас... Ты устал с дороги. Тебе приготовили постель, отдохни, а утром на свежую голову поговорим. А то сейчас, когда на твоих сапогах пыль странствий, наши слова могут быть слишком горячими и... опрометчивыми. Олег зевал, дорога была долгой, смотрел на молоденькую служанку, которая быстро и ловко стелила ему постель. -- Спать, что ли? Она оглядела могучего варвара, у которого были такие необычные глаза, зеленые, как молодая трава, потупилась: -- Давай сперва "что ли", а потом спать... Олег подумал, почесался. -- Ну... ежели здесь ритуалы такие... Томас после разговора с Огрином шел наверх задумчивый, тягостный. Огрин почему-то не хочет рассказывать о делах королевских. Надо дождаться утра, все узнает дома. Коней Огрин обещал дать свежих. Он подумал с раскаянием, что Огрин его друзей поместил если не в помещение для слуг, то все же не в залы для людей благородного сословия. Надо бы навестить перед сном, пообщаться. Подойдя к помещению, куда поместили Олега, уже занес кулак, чтобы постучат