ль стены, затем отпихнулся, сердце все еще колотится как у зайца, потащился следом. Он чувствовал, как нарастает напряжение. Это было как ощущение лесного пожара, как приближение страшной грозы, которую еще не видно, не слышно, но муравьи уже спешат домой, закрывают щелочки в муравейнике, ласточки спешат наловить мошек, трава затихает, растопыривает под землей корешки, готовясь ловить поступившую влагу. -- Плохо? -- спросил он наконец в звериную спину. Олег двигался все медленнее, наконец остановился. В зеленых глазах были боль и поражение. Медленно двигая губами, словно переставлял скалы, произнес бесцветно: -- Ничего не получилось, Томас. -- Но... получится же? -- прошептал Томас.-- Неужели отступим? Калика покачал головой: -- Все закрыто. Я ж говорил, раньше герои захаживали в подземный мир как в соседнюю деревню. Те времена кончились. -- Сэр калика,-- прошептал Томас умоляюще,-- Олег! Ну как же все? Ну такого быть не может! А если может, то мы ж люди! Мы должны суметь, нас такими создал Господь. В зеленых глазах волхва было сострадание. Томас переступал с ноги на ногу, заглядывал ему в глаза, губы вздрагивали, а на глазах вот-вот выступят слезы. -- Все,-- сказал Олег.-- Возвращаемся. Томасу почудилось, что мир дрогнул и качнулся от этих страшных слов. Олег повернулся и пошел прочь. Томас, как привязанный, медленно двинулся следом. Все тело налилось горячим свинцом, в груди была боль, а горло стискивала чужая рука. Потерянно, он двигался, все еще не веря, что пришел конец. Под ногами дрогнуло, ему почудилось, что земля качнулась, словно ее кольнули. Негромкий гул докатился из глубин, но его перекрывал шум в голове. Каменная стена, что загораживала дорогу дальше, звонко щелкнула, будто раскалили в огне. Томасу почудилось, что там подобно зловещей черной ящерице пробежала трещина, оставляя расколотый след. Калика уже ушел далеко, Томас позвал дрожащим голосом: -- Сэр калика! Это не нам предзнаменование? Калика покачал головой, но в зеленых глазах промелькнуло странное выражение. Все чувства Томаса были подобно ветке ивового куста со снятой корой: он ощущал все необычно остро, сейчас почудилось, что калика ждал чего-то подобного. Но голос отшельника прозвучал буднично: -- Да какое предзнаменование... Камень на солнце накалился, лопнул. Хочешь, погляди. Все железо Томасу показалось легче звериной шкуры, с которой не расставался язычник. Побежал, заглянул, протиснулся дальше, едва не задавившись в узком проходе, закричал во весь голос: -- Там вдали свет!.. Похоже, выход в какую-то долину! Он слышал приближающиеся сзади шаги. Сердце замерло: шаги калики выдали то, что уже ощутил он сам. Тот, кто пытался их погубить здесь, в мире живых, намеренно открывает дорогу!  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  Глава 1 Из щели веяло холодом и сыростью, словно вела не в ад с его кострами и огненными озерами, а в болота родной Британии. Плечи Томаса опустились. Во всей фигуре было столько печали, что голос калики потеплел, потом Томас ощутил, как на плечо упала широкая ладонь, легкая, как перышко, и теплая, как нагретое перед камином одеяло: -- Что скажешь? Томас глубоко и прерывисто вздохнул, как ребенок после долгого плача: -- Не для пиров создал Господь человека, не для пиров. Как думаешь? -- Ну, почему же... -- ответил Олег уклончиво.-- Разве не дал свободу выбора? -- Дал ли? -- Можешь вернуться. Рыцарь по-волчьи улыбнулся. Железо противно скрипело, когда полез в щель, а Олег, оглядевшись, покачал головой. Меднолобого друга, понятно, что заставляет лезть в саму преисподнюю. Любовь, одухотворенная часть животного совокупления, еще долго будет вертеть людьми, как водоворот щепками. Но что заставляет идти с ним его, мудрого, повидавшего, разочарованного? Томас протискивался с усилием, скрипел, звякал, а в голосе тоже прозвучало железо: -- Ты хочешь сказать, что наш противник... следит за нами и сейчас? Голос за спиной был полон ядовитой горечи: -- Я этого не сказал. Это ты сказал. Воздух был прохладный, Томас выпал из узкой щели в сумрак, пораженно оглянулся. Калика шел следом, за его спиной блеснули яркие лучи жгучего полуденного солнца. От одежды калики пахло зноем, горячей пылью, на лбу блестели капельки пота. Он перевел потрясенный взор на странную долину. Солнце, опускаясь за горы, поранилось об острые клыки вершин и залило темнокрасной кровью горы. Томас видел, как кровь стекает в долины, но распухший от боли шар багрово исчезал за частоколом гор, и кровь темнела, ее поглощала зловещая чернота, что победно поднималась снизу. Он чувствовал, как сердце сжалось от тревоги, грудь стеснилась страхом и смятением. В трех полетах стрелы грозно шумел лес. Ветви уходили прямо в темное небо, сливались. Томас угадывал движение, что-то проносилось, нагибая ветви: то ли плотные тучи, то ли неведомые ночные звери, складывая крылья, садились на верхушки. Стволы все в три-четыре обхвата, чудовищные, с огромными наростами, наплывами, черными впадинами, откуда злобно сверкают желтые глаза неведомых тварей. Калика отряхнулся, по сторонам не смотрел. Томас спросил шепотом: -- Это уже... не наш мир? -- Ты вроде бы сюда и хотел,-- отозвался Олег.-- Пошли. -- Хотеть одно,-- пробормотал Томас. -- Пойдем? -- Олег, скажи еще... ты уже чувствуешь, что наш противник... который следит за нами... не человек? Ну, не маг из Семи Тайных? Или какой-нибудь могучий маг, которого не знают Тайные? И ты не знаешь? Олег поколебался, но мужчину не следует оскорблять ложными утешениями, и он, покачав головой, молча пошел вдоль леса по крутому косогору. Томас почти сразу услышал злобное мяуканье, огляделся в недоумении и страхе, никого не узрел. Когда же прошли еще с сотню шагов, навстречу вышла рысь -- огромная, пятнистая, с торчащими волосами на ушах. Томас свернул левее, но и там прогремел грозный рев. Раздвигая ветви, вышел массивный лев, тяжелый и грозный. Он зевнул, распахнул чудовищную пасть, до Томаса докатилось смрадное дыхание. Глаза льва горели желтым огнем. Томас сделал движение обойти справа, но из кустов вышла худая и с оскаленной пастью волчица. Шерсть висела клочьями, ребра торчали, натягивая кожу, живот присох к спине. -- Придется сражаться,-- пробормотал Томас. Он потащил меч из ножен.-- Сэр калика... Калика очнулся от дум, дико огляделся: -- А?.. Что?.. Где... -- Звери,-- объяснил Томас, он изо всех сил сдерживал дрожь.-- Трое! А нас только двое. Калика посмотрел на зверей, отмахнулся: -- Да ладно тебе. Они что-то означают, из-за чего наверх не пройти. Во всяком случае, тебе. Лев означает гордость, а это смертный грех. Томас сказал с досадой: -- Тогда рысь означает пороки! Думаешь, я забыл тех половецких дев? Ночь была темна, да еще и странные волны черного тумана исходили из недр земли, но Томас все же рассмотрел на фоне звездного неба высокую фигуру. Человек медленно перемещался, почти не касаясь ногами земли, а кое-где по рассеянности и не касался вовсе. Одежда Томасу показалась странной, не по-мужски свободная, похожая на халат, только снежнобелая и с красной полоской внизу. Ноги до колен голые, волосатые, в деревянных сандалиях, а на голове вместо шлема шевелит острыми листиками лавровый венок. -- Эй,-- крикнул калика,-- где вход-то? Человек повернул голову, мгновение всматривался. Осанка его, и без того величавая, стала царственной. Он красиво закинул одну руку за спину, чуть запрокинул голову и сказал нараспев: -- Ты должен выбрать новую дорогу... -- Это я знаю,-- сказал Олег нетерпеливо,-- где вход? -- Цепь горных высей, возбраняя вход,-- сказал человек красивым певучим голосом,-- в свой город мне, врагу его устава... -- Ты не умничай,-- посоветовал Олег,-- ты пальцем покажи! Томасу показалось, что благородный певец обиделся, но плебс есть везде, обижаться на него, что плевать против ветра, и человек, надменно ткнув пальцем влево, величаво воспарил, медленно помовая дланями, красиво и загадочно растаял в клубах тумана. -- Ага,-- сказал калика довольно,-- так я и думал. Но за спрос не бьют в нос. Так надежнее. Теперь не отставай. -- Грубый ты, сэр калика,-- посетовал Томас ему в спину.-- Как я с тобой общаюсь, ума не приложу. Меня наверняка возьмут на небеса вместе конем. Как великомучеников. Калика сбежал по косогору. Каменная стена надвинулась, закрывала половину мира. Томас едва поспевал, вполуха слушал, как Олег пробурчал: -- Он сам напросился. Тут спешим, а ему стихи приспичило. Вдохновение называется! Тебе что, а я их уже слышал. Ну, когда он живой был. -- Что ж тебя не узнал? -- спросил Томас саркастически.-- Ты в своей зверячьей шкуре мужик заметный. -- Зазнался,-- буркнул Олег.-- Да и давно было... Тогда умничающие дурни за ним толпами, как овцы за козлом. А сейчас, сам понимаешь, без слушателей, что дурню без дудки, а рыцарю без железок. Томас зябко передернул железными плечами: -- Да, ему тяжко. На черном небе вспыхивали, будто появлялись ниоткуда, непривычно яркие, как глаза зверей, звезды. Томас привык к их россыпи, когда на каждую яркую звезду приходится по три десятка мелких, как на одного славного блистающего рыцаря десятки тусклых, обыкновенных, но здесь небо усеяно звездами одна другой ярче! Когда он наконец догнал Олега, тот присел за массивным обломком скалы. Впереди зиял широкий вход в пещеру, на конях можно въехать по двое, оттуда тянуло сильным запахом псины, сырого мяса, спертого воздуха. Калика по-волчьи нюхал воздух, брови его сшиблись на переносице. Лицо в лунном свете стало желтым, худым, пугающе недобрым.. -- Что там? -- спросил Томас шепотом. Калика не оглянулся, глаза его прикипели к темному зеву: -- Вход. -- Туда? -- На тот свет,-- уточнил калика.-- Хотя, если честно, мы уже сейчас не совсем на этом. Но там настоящая преисподняя. Слушай, ты как-то бахвалился, что собак любишь? -- Я не бахвалился,, -- ответил Томас настороженно, чувствуя подвох, -- а что? -- Но говорил, что собаки тебя не трогают? Говорил, я помню. -- Говорил,-- ответил Томас еще настороженнее.-- Собаки чуют доброго человека, чуют и злого. Кому хвостом машут, а кого и кусают. Тебя вон, помнишь, чуть не в клочья... Теперь вижу, какого дурака свалял, когда не дал им поглодать твои кости. Пировал бы сейчас в своем замке... Калика прислушался с удовлетворением: -- Ага, там они. Ну, прочти на всякий случай молитву и топай. Хоть и не трогают, но молитву прочти. Вон в ту темную пещеру. -- А что там? -- Там проход. -- А что в проходе? Луна вышла из-за облачка, серебристый свет упал на площадку перед пещерой, осветив и ее переднюю часть. Томас увидел, как из тьмы выдвинулось нечто огромное, похожее на медведя, затем раздался страшный скрежещущий звук, от которого кровь застыла в жилах. И лишь потом понял устрашенными чувствами, что услышал лишь слабенькое рычание. -- Кто там? -- прошептал Томас, боясь поверить в свою догадку. -- Сирама,-- объяснил Олег.-- Собака Индры. Она же мать двух псов Шарбаров, те охраняют вход чуть дальше. Вот те уже в самом деле зверюги... Но тебе чего страшиться? Уж кого собаки любят, того не тронут. Томас ощутил, что на нем доспехи из гнилой коры дерева. Зябким голосом спросил: -- А... Цербер? -- Тот еще глубже,-- объяснил калика охотно.-- Мимо него потом пойдем. Он вовсе света не выносит. Даже лунного. Когда Таргитай его как-то выволок, да еще днем, у того пошла ядовитая пена от ужаса. Где на землю капала, там дурная трава выросла, которой можно так задурить голову, что вовек не отвыкнешь... Томас сказал просительно: -- Кто знает, что здесь за собаки? Во тьме, света божьего не зрят... Прыгнет от радости, чтобы полизаться, свалит, затопчет. Они ж от радости себя не помнят! Слюнями всего обмажет. Ты ж знаешь, у больших собак слюней больше, чем у монахов! -- Это точно,-- согласился Олег. -- А нет ли поблизости других дыр? -- Слюнявые, говоришь... В собачьей слюне лекарство! Любые раны лечит. Потому и говорят, что заживает, как на собаке. Это я говорю. Как волхв-лекарь. -- Я еще не ранен,-- возразил Томас нервно.-- Пока еще! -- Ладно, пойдем вдоль стены. Кто ищет, тот всегда найдет. Либо на свою голову, либо на свою... гм... Серая стена с красными прожилками гранита тянулась в бесконечность, дорогу загораживали камни, упавшие так давно, что наполовину вросли в землю. Калика заглядывал в каждую щель, они влезали в узкие проходы и пытались продвинуться вглубь, но всякий раз натыкались на сплошные стены. Томас пал духом, воздух в долине плотный, как в могиле, сырой. Вязаная рубашка под доспехами взмокла, хоть выжми, все тело зудело и чесалось, будто в щели панциря снова забрались сто тысяч злобных муравьев, по пятам за ним идут, что ли. Калика снова завел в щель, их тут как трещин на коре столетнего дуба, но и там в конце-концов уперлись в стену. Томас стиснул зубы, попятился, развернуться трудно, на стенах выступили крупные липкие капли, сверху капало, под ногами журчал невидимый ручеек. Ему почудился далекий гул в глубине, потом в самом деле под ногами слегка вздрогнуло. Каменная стена, о которую Томас на ходу придерживался, внезапно с треском лопнула. Трещина пробежала как черная ветвистая молния, похожая на грязный корень дерева. По железной голове глухо щелкнули мелкие камешки. -- Олег,-- крикнул он в спину. Голос прозвучал глухо. Воздух был плотный как, болотная вода. Калика не оглянулся, лишь донесся слабый голос: -- Индрики... -- Что? -- Индрики, говорю. Под землей бродят. Их еще мамонтами зовут почему-то. Махонькие такие рождаются, меньше мух, потом по деревьям лазают как белки. Всю жизнь растут. Когда земля уже не держит, опускаются в недра... Томас со страхом прислушивался к гулу, но тот, кажется, начал удаляться. Попытался представить себе удивительных зверей, но невольно вообразил, как они опускаются все ниже... а что там?.. Вламываются в преисподнюю? Калика предостерегающе крикнул. Томас услышал далекий гул, треск, стук. Стены затряслись, на голову плеснула холодная струя. Томас выругался, по плечу больно ударил крупный камень. -- Назад! -- внезапно вскрикнул калика. -- Что... Стены затряслись, а та, в которую уперлись, внезапно распахнулась, будто из комьев сухой глины. Некто огромный, Томас не рассмотрел в темноте, шагнул в их щель, шумно вздохнул, Томас отшатнулся от смрадного запаха, и тут же калика крикнул быстро: -- Посторонись! Да быстрее, железяка! Огромный, что проломил стену, слепо двинулся по щели. Даже когда протискивался боком, он как комья рыхлой земли сбивал выступы, сбивал гранитные глыбы, и Томас с быстротой белки метнулся в ближайшую нишу, вжался. Сильно пахнуло немытым телом, жаром, свалявшейся шерстью. В полумраке возникла гигантская фигура, одни глыбы мышц, крохотная голова втиснута в плечи, а толстые руки с грохотом сбивают перед собой обломки скал. Томас застыл, кулак такого зверя сомнет с железом как перепрелую шкуру, вжался еще больше, распластался по стене как водяная пленка, закрыл глаза и вознес хвалу Пречистой Деве. Мимо тяжело прошло огромное, нечистое, грохот удалился в сторону выхода. Издали донесся голос вечно недовольного отшельника: -- Не спи, сэр король. Это не военный совет! Быстрее! Томас поспешил за каликой, а когда сердце перестало биться как у перепуганного зайца, пролепетал: -- Что за чудище? -- Чудище? -- удивился Олег.-- Сказал бы ты это ему! -- А что, разве не чудище? -- Ну, взгляды со временем меняются. Когда-то он считался стройным красавцем. Правда, за эти какие-нибудь пару тысяч лет... или пару десятков тысяч, оброс, раздался... -- Он выберется? Калика отмахнулся в нетерпении: -- Надеюсь, нет. Первый раз, что ли, пробует? Как только вкатит камень на гору, то спешит к выходу. Но настолько отвык от солнечного света, что... словом, возвращается. Да он не один, кстати. -- Как Цербер? Калика буркнул: -- А что? Собака, как собака. Тихо! Вдали был грохот, рев стал громче. Томас едва успел отшатнуться, когда огромная туша пронеслась в обратную сторону. Пахнуло немытым телом, паленым волосом, словно солнечные лучи сожгли шерсть, тут же рука калики выдернула Томаса из укрытия: -- За ним! Надо успеть! Томас ринулся со всех ног, в полной тьме спотыкался, падал, хватался за стены, из темноты выныривала мощная длань, подталкивала, направляла. Томас бежал вслед за отвратительным запахом, железо звенело, как бы чудовище не почуяло, в темноте у него преимущество, но калика уверен, что ему не до них, да и отвыкло от людского запаха, не поймет... Впереди возникло смутное пятно света. Мелькнула, загораживая выход, приземистая человечья фигура. Томас с содроганием рассмотрел непомерно широкие плечи, приплюснутую голову, руки чуть ли не до пола, но выход очистился, Томас ощутил в воздухе запах тления, гнили, словно в полном воинском доспехе упал на трухлявое дерево, а оно развалилось под его тяжестью. Сзади он услышал сдавленный голос Олега: -- Добрались... -- Это и есть тот свет? Томас уже видел выход, как вдруг впереди, загораживая дорогу, взвились языки багрового пламени. Пахнуло жаром, но вместо привычного аромата березовых дров Томас ощутил сильный запах горящей смолы и отвратительный запах серы. Медленно проступила желтая, словно выкованная из старой меди, отвратительная рожа размером с рыцарский щит, рожа то ли змея, то ли демона. Жуткий голос пророкотал могуче: -- Смертные... Вы слишком далеко забрались. Готовы ли умереть? Томас ухватился за меч. По спине пробежала ледяная лапа с острыми когтями. Олег отряхивал колени, равнодушно буркнул: -- Брось. Пугает. Томас попросил умоляюще: -- Ты там пошепчи или попрыгай. -- Зачем? -- Ну, на колдовство своей волшбой... А я посмотрю, чья возьмет. Мне нельзя, не рыцарское это дело. Калика отмахнулся: -- Да пошел он. Не опасен. Томас поинтересовался чуть взбодрившимся голосом: -- А если по роже? -- Хорошо бы, да не получится. Это так, призрак. Рожа через пару долгих мгновений растаяла. Исчезли и языки огня, впереди открылся проход. Когда ступили через, Томас оглянулся: -- А ты откуда знал? Обереги подсказали? -- Хаживал,-- откликнулся Олег равнодушно.-- Не здесь, а в похожих местах. Или не хаживал, не упомню... Просто новое создается редко. Все эти монстры целыми стаями кочуют из одного в другое... Томас осторожно выдвинулся, как заяц из норки. Воздух был затхлым, как в склепе. Небо нависало низко, грязно-серое, быстро неслись черные тучи с рваными краями, грозно блистающими. Когда сталкивались, задевали одна другую, устрашенный Томас слышал металлический скрежет. Равнина тянулась унылая, безжизненная, заполненная странными тенями, от которых рябило в глазах. Он не знал, день или ночь, потому что мир был сумрачным, тусклым, безрадостным и пугающим, словно во время солнечного затмения. Он спросил почему-то шепотом, хотя вблизи не было живой души: -- Это и есть... тот свет? -- Его сени,-- согласился Олег. -- Что есть сени? -- Прихожая, холл, предбанник. Вроде бы и повернуть уже нельзя, но вон там написано, что вроде бы можно... Томаса трясло, он пытался удержаться, но голова подпрыгивала, руки дрожали, он жалко улыбался, внутри стало холодно как зимой на перевале, губы одеревенели, только и сумел пролепетать жалко: -- Прости... Я все еще не верил, что доберемся... -- Все добираются,-- подбодрил Олег. -- Да, но... мы ж еще живые!... мы живые, да? -- Это пройдет,-- утешил Олег.. -- Я не трушу,-- прошептал Томас,-- просто во мне все трясется как овечий хвост. Я немножко отойду... Никто из рыцарей... даже из рыцарей Круглого Стола... -- Дети должны идти дальше родителей,-- сообщил Олег. Он хлопнул Томаса по плечу, сбежал вниз, дальше равнина тянулась без единого камешка, бугорка, а даль терялась в стене грязно-серого, как весенний снег, тумана. Оглянувшись, Томас увидел на каменной стене грубо высеченные письмена. Знаки выглядели незнакомыми, в книгах священника были совсем другие. Когда с трудом догнал калику, тот нетерпеливо дернул плечом: -- Знаки? Входящие, оставьте упованья. Это нам. -- Я слышал об этих словах,-- прошептал Томас.-- Страшных и обрекающих... Но там, вроде бы, намного больше буковок! Или остальное читать не умеешь? -- Вся соль в последней фразе. Он склонил голову на бок, к чему-то прислушиваясь, и Томас вскоре уловил в воздухе шепот, вздохи, затем -- далекие крики, вопли, проклятия, жалобы, просьбы, и все а разных языках, голоса звучали мужские и женские, молодые и старые. Калика указал пальцем. Томас всмотрелся, ахнул. Смутные тени, что раздражали и мешали видеть далеко, оказались полупрозрачными человеческими фигурами, легкими, как ветер, сквозь которые просвечивали сотни и тысячи таких же бестелесных, жалких, не способных поднять даже пустые ножны. -- Пресвятая Дева Мария,-- ахнул Томас.-- Это ж сколько народу померло! -- Человечество состоит больше из мертвых, чем из живых,-- произнес Олег, и Томас понял по его тону, что калика изрек мудрую мысль.-- А это еще только середнячки... Те, что хотели остаться над схваткой, вне схватки. -- Когда шел великий бой с Сатаной? -- Да. Те, которые ни рыба, ни мясо, и в раки не годятся. С точки зрения рыцарства. Хоть небесного, а хоть ныне уже не небесного. То ли хотели переждать, а потом встать на сторону победителя, то ли пацифисты. Это такая религиозная секта, что против войн вообще. Томас вскипел: -- Господь больно мягок! Я бы таких вовсе в ад. Но спина калики маячила уже далеко. От Томаса его отделяли десятки полупрозрачных тел. Устрашенный, он бросился вдогонку. По дороге все яснее видел в сумерках огромные фигуры с крыльями, что уныло реяли в нечистом воздухе. У некоторых по четыре крыла, как у летучих муравьев, и летали так же неуклюже. Следом развевались длинные хитоны, настолько длинные, что Томас не разглядел ног. -- А это кто? -- Ангелов дурная стая,-- ответил Олег протяжно,-- что не восстав, была и не верна... -- Ты не умничай,-- прервал Томас.-- Тоже мне, пиит. Это те, которых называют серыми ангелами? -- Да. Мотивы их неясны. Может быть, они видели третий путь. Путь, так сказать, третьего мира, но теперь уже не угадать. Они осуждены. Закон вашего христианского мира прост: кто не с нами -- тот против нас. Глава 2 Внизу в долине разглядели кишащее месиво из людей, что задыхались от тесноты, но куда-то спешили, бежали, и было их столько, что Томасу верилось с трудом, ужели смерть столь многих истребила? Олег потрясенно оглядывался. А где то дикое место, где по фиолетовому небу грозно неслись багровые облака, страшно светило черное солнце, а мир был дик, кровав, горяч, раскален? Остроконечные скалы сравняло злым ветром, да и толпы народа, постоянно растущие, истоптали местность так, что ни травы, ни куста, одни голые камни, да и те вбиты в землю по самое темечко. Томас тащился позади, калика вздрогнул, когда рыцарь обрадованно заорал: -- Вспомнил!.. Там... то есть тут, река должна быть. Я слышал, в подземном мире течет река. Спик... э-э... Спикс... нет, Сникс... -- Стикс? -- предположил Олег. -- Вот-вот, Стикс! -- обрадовался Томас.-- Надо идти к ней. -- В подземном царстве,-- сказал калика,-- кроме Стикса текут еще реки Кокит, Ахеронт и Пирифлегетон, есть Стигийское болото, Ахерусейское озеро... -- Какое-какое? -- переспросил Томас подозрительно. -- Ахерусейское,-- повторил Олег. Томас долго шел молча, с недоверием посматривал на Олега. Калика выглядел очень серьезным, и Томас наконец предположил недоверчиво после долгой паузы: -- Так и называется? -- Точно! -- Гм... Это от слова "рус"? Теперь уже Олег сказал "гм", почесал в затылке, признался: -- Был бы я патриотом, сказал бы "да". Но, думаю, что от другого корня. Как и Ахеронт. Томас наморщил лоб, старался проломиться через дебри звуков, а Олег, хоть и жалел усилия друга, но почему-то уточнять не стал. Томас снова долго думал. Калика слышал, как скрипят могучие рыцарские мозги. Впереди из тумана медленно выступил пологий берег. Сильнее потянуло смрадом. Здесь туман рассеивался, Томас увидел, что это не туман, а головы и плечи, плотно стиснутых друг с другом людей. Глаза были устремлены в ту сторону, откуда тянуло смрадом. Из темноты возникали новые фигуры. Томас спросил с недоумением: -- Чего это они? Олег смотрел почти со страхом. Томас впервые видел сэра калику таким растерянным. -- Что-то стряслось? -- спросил он осторожно. Сэр калика с трудом выдохнул воздух, запертый в груди. Мертвенное бледное лицо дрогнуло, медленно пытаясь вернуться к жизни, но в глазах оставалась великая растерянность. -- Еще бы... -- Что? -- Столпотворение,-- прошептал Олег.-- Сколько народу, сколько народу!.. Умом я понимал, но все равно -- такое узреть своими глазами... Томас удивился: -- Ты ж сам говорил, что человечество состоит не столько из живых, как из мертвых! -- Гм... Все равно это как кувалдой по голове. В прошлый раз было совсем пусто. Одна-две души промелькнет, а снова камни, камни, камни... Томас удивленно воззрился на калику. А тот, собравшись с духом, двинулся вперед, постукивая посохом, словно проверяя прочность дороги. Расталкивая души, благо толкаться с бестелесными нетрудно, они пробились к самому берегу. Томас едва не падал от зловония. Река текла, если текла вообще, желтым гноем. Он видывал на своем веку реки, что выглядели такими же желтыми, но там несли ил и глину, а здесь зловонный гной, и этого гноя столько, что не просматривался другой берег. В ушах звенело от стонов, плача, криков. Томас стоял бледный, как полотно. Калика тоже посерел, затравленно оглядывался. Похоже, вспоминал уединенную пещеру. -- Орк,-- пробормотал Олег. -- Орк? Что-то знакомое. Олег с недоверием покосился на Томаса: -- В самом деле?.. Это римляне так зовут, а для греков он Аид. Кроме названия различий нет. -- Гм,-- сказал Томас в затруднении.-- Тогда я подумал о чем-то другом. А что там блещет... такое прекрасное? -- Потала. Потусторонний мир ариев. А тот огромный город и все дворцы намного превосходят красотой и совершенством все, что есть на небе. Странный народ, да? Томас подумал, буркнул: -- В Индии жарко. Потому они свой рай и загнали в подземный мир. Прохлада как в погребе. Из тумана над рекой медленно выступил загнутый нос челна, потом показалась высокая костлявая фигура. Человек, лохматый и длиннобородый, неспешно орудовал коротким веслом с широкой лопастью. Он был в грязной хламиде, что смутно напомнила одеяние римского пиита, указавшего дорогу, только у лодочника от одежды остались одни лохмотья. В широкие дыры просвечивали изъеденные ржавчиной доспехи. Под коростой болезни, что жрет металл, Томас не рассмотрел ни герба, ни девиза, к тому же лодочник, судя по доспеху, из простых, человек благородного сословия и с веслом в руках бы не горбился... Облепленная слизью лопасть опускалось в воду попеременно то с одной стороны, то с другой, лодка двигалась так медленно, что Томасу невыносимый смрад начал влезать уже и в уши. Гребец сделал последний гребок, застыл, угрюмый, как скалы, а лодка еще медленнее ползла к берегу, наконец ткнулась в берег. Томас не услышал привычного скрипа, днище словно бы всползло на груду гниющего мяса. Души кинулись к перевозчику с криками и плачем, на ходу протягивали что-то мелкое, блестящее, Томас догадался, зачем покойникам кладут на глаза медные монеты. Тех, кто не платил, лодочник свирепо бил веслом. Несчастные кричали, падали, многие скрывались в смрадных волнах. Томас проговорил дрогнувшим голосом: -- Это что ж... все на этой лодке? -- Дурость, да? -- предложил Олег, но Томас проигнорировал предложение язычника охаять христианство, и Олег добавил,-- нет, есть и другие дороги... Какие-то забыты, какие-то исчезли, но здесь ты не увидишь ни славян, ни германцев... Англ, может быть, разве что... Томас вздрогнул, когда косматый лодочник повернул к ним лохматую голову, грязную и смрадную. Лицо, как старая груша, что побывала в костре, багровые веки с лиловыми жилками, как раздутые слизни, а белки пожелтели и стерли радужную оболочку, так что глаза лодочника выглядели слепыми. Томас ощутил, как холод пробрал до мозга костей. -- Смертные? -- проговорил лодочник хрипло, и от его скребущего голоса сердце Томаса остановилось вовсе.-- Давно такого не было!.. Но вам не пройти.... И даже не уйти! Он медленно и обрекающе начал поднимать костлявую длань. Рука была темной, с мозолями, язвами от частых брызг зловонной воды. Длинный темный палец, весь в наростах, нацелился в грудь Олега. Томас выхватил меч, готовый обрубить эту руку, раз уж калика снова впал в глубокие раздумья о смысле жизни, но Олег лишь брезгливо отодвинулся: -- Да тихо ты, бес. -- Кто? -- грозно вопросил лодочник. -- Бес,-- повторил Олег с отвращением.-- Был богом, демоном, духом, а стал теперь бесом... Кому служишь? Томас, это Херон, он же Ур-Шанаби, Исто Биз, Остап Синяя Рука... Знаю и другие имена, что и произносить неловко... Впрочем, здесь не храм богини Лады, здесь все ловко. Херон всмотрелся, Томас видел, как лицо страшного лодочника дрогнуло. -- Кто ты? -- Разуй глаза,-- посоветовал Олег.-- Или поплюй и протри. Херон прорычал люто: -- Кто ты, осмелившийся не пасть ниц? Олег посмотрел под ноги, они стояли по щиколотку в зловонной жиже, покачал головой: -- Херон, да будет тебе. Ну служил одним, теперь служишь другим. Чего стыдиться? Лодочники везде и всем нужны. Христиане, если присмотреться, тоже вроде бы в чем-то люди... местами. Херон посмотрел на Томаса, перевел взор недобрых глаз на Олега. Томас уже начал дышать чаще, готовый броситься на помощь другу. Однако лодочник отшатнулся. В нехороших глазах мелькнул гнев, изумление и, как показалось Томасу, искорки страха: -- Опять ты? И опять за бабами? -- Да ладно тебе,-- сказал Олег с неудовольствием. Он покосился на Томаса.-- Откуда только эти слухи берутся! Херон смотрел с отвращением: -- Я еще понимаю того троянца, ему никак не обойти было наш мир, или, скажем, храбрый шумер, что спускался сюда ради своего дикого друга, но ты? Опять ради какой-то ерунды! Либо как в прошлый раз, когда зашел, потому что по дороге было. Или позапрошлый, когда хотел куда-то там дорогу сократить... как, ты говорил, срезать... -- Да ладно тебе,-- возразил Олег.-- Разве я один такой? Вон сладкоголосый эллин ради жены спускался, два могучана тоже ради бабы... помнишь, хотели жену подземного царя увести? Разве не ради ерунды? А один вовсе ради собаки! -- И что? -- возразил Херон.-- Жену вывести не удалось, из богатырей один сам там остался, собаку тоже пришлось вернуть, а тебе все как с гуся вода! Ну, уж на этот раз не минется, не минется... Мороз побежал по спине Томаса. В словах страшного лодочника звучала уверенность. Он что-то знал такое, о чем пока не догадывался калика. А Олег морщил нос, кривился, с отвращением смотрел на неподвижные воды. Волны желто-коричневого гноя уходили далеко, терялись в нездоровом тумане. Томас ощутил, как от смрада кружится голова. -- Какая мерзость. Херон огрызнулся: -- А ты чего хотел? -- Будто не помнишь,-- напомнил Олег невесело,-- какая река была! Скалы срывала, вековые дубы выдирала как траву и несла в преисподнюю... гм... а в самом деле, куда несла? Кто рисковал переправиться вплавь, того уносило на сто верст по течению! А то и вовсе... уносило. -- Вспомнил,-- протянул Херон с насмешкой, в которой Томас уловил горькое сожаление.-- Это когда было?.. Простые реки за это время не только в болота превратились, но и высохли, а потом на их местах вырос лес, который сожгли и пустили под пашни... Да и пашни за века выдуло ветром. Теперь там один песок горячий... А эта все еще течет. Хоть и медленно. Правда, течет! Стигийское болото придвинулось, но здесь еще река, не болото. -- По запаху так болото,-- сказал Олег с отвращением.-- Неужто и здесь высохнет? Херон зевнул, отмахнулся с пренебрежением: -- Это будет нескоро. Придут другие боги, другие обычаи. А я привыкну... И к этому запаху притерпелся. Он же не сразу так взялся! А сейчас мне его как и нету. -- Ладно,-- бросил Олег,-- надо думать о сегодняшнем. Нам надобно на ту сторону. Херон смерил его недобрым взглядом: -- Ты потяжелел. А мой челн только для бестелесных. -- А ты сам бестелесный? -- То я. Для тех, кто правит, всегда есть исключения. А по реке правлю я, вишь весло? Да и за эти века мой челн обветшал. Возить приходится... Куда больше, чем в старое время. А они все прут и прут. Где твоя золотая ветвь? Сам знаешь, смертного могу переправить, если тот покажет золотую ветвь. Калика скривил губы: -- Один челн... Как во времена, когда на всей земле была кучка людей, так и сейчас, когда народу больше, чем песка в пустыне. Даже у богов не всюду руки доходят. Херон, ты перевезешь нас двоих! Исключения бывают двух родов. Для тех, кто правит, и для тех, кто не признает правил. Взгляд Херона стал пронизывающим: -- Не признают многие. Ты знаешь, сколько их толпится здесь? Олег отмахнулся: -- Подождут. У них в запасе, как говорится, вечность. Правда, мы-то знаем, что вечностью тут и не пахнет... Но ты, Херон, бывал на коне, бывал и под конем, а все еще не чуешь, с кем надо считаться, а от кого можно отмахнуться! Он говорил спокойно, легко, но взгляд Херона стал осторожным, прощупывающим. Томас в поддержку друга с железным звоном бросил ладонь на рукоять меча, выпятил грудь и выставил ногу. Он чувствовал, что выглядит внушительно, и в подтверждение своего бесстрашия сплюнул в гадкую реку. Плевок взвился легким дымком, едва коснувшись поверхности. -- Ладно,-- проговорил Херон зловеще.-- Помни, сам так захотел. Назад не повезу, клянусь водами Стикса! Томас вздрогнул, он слышал от ученого дяди, что даже для богов клятва водами Стикса является нерушимой. И если этот лодочник клянется, что не повезет, то не повезет. Бледный, он просяще взглянул на Олега: -- Олег, позволь мне дальше пойти одному! Мне все равно не жить без Ярославы. Я виноват... и я искуплю своей славной гибелью. А тебя пещеры ждут. -- Да-да,-- сказал Олег рассеянно. Томас обнял друга, шагнул через борт лодки. Челн качнулся, Томас поспешно присел, чтобы не сверзиться через борт в зловонную жижу. Сзади слышались шаги, а когда оглянулся, Херон уже отталкивался от берега длинным веслом, а Олег неспешно опустился на среднее сидение лодки. -- Олег,-- вскрикнул Томас, на душе сразу стало радостно и чуточку неловко,-- ты-то зачем? -- Понять хочу,-- вздохнул Олег. -- Что? -- Кто и зачем заманивает нас в преисподнюю. Томас воскликнул: -- Ты ж говорил, что во многих знаниях много горя! -- Сейчас ты прав как никогда. Херон, Стикс теперь везде таков? Лодочник бросил через плечо угрюмый взор. Весло в жилистых руках опускалось в тяжелую воду неторопливо, без плеска. Лодка двигалась сильными рывками, но вскоре застывала недвижимо, словно снизу хватали и удерживали незримые руки. -- Стикс,-- ответил он недовольно,-- течет... течет-течет!.. гноем, пока не превращается в реку кипящей крови. Теперь в ней казнятся насильники... Всякие там крестоносцы, что сарацинок насиловали... Томас вздрогнул: -- Как можно? Они ж неверные! -- Видать, Господь не больно различает как вы обзываете друг друга. Олег видел, как Томас побледнел, задумался. Даже губами шевелил, вспоминал, прикидывал, не было ли в его пылкой жизни чего-либо через край, не по согласию. Не уверен, вон даже на лбу капли вздулись, каждая с желудь. -- Флегетон называется,-- выговорил Херон трудное название, сплюнул через борт. Там сразу вспыхнул огонек, взвился легкий пар.-- Потом огненным ручьем пересекает лес самоубийц... вот это надо посмотреть, а затем кровавым водопадом низвергается в ледяное озеро Коцит... Весло пошло вгрызаться в недвижимую воду чаще, но по-прежнему ни капли не сорвалось с лопасти. Лодка шла без плеска, только и слышно было завывание ветра в тучах, металлический грохот, жуткий хохот. Из воды время от времени показывались чудовищные морды. Их становилось все больше. Томас встревожился, а когда увидел, как напрягся и побледнел лодочник, ощутил холодок ужаса. Херон проговорил с дрожью в голосе: -- Чего это они? -- Что-то не так? -- спросил Олег быстро. -- Это же ракшасы! -- Ну и что? -- вяло сказал Олег.-- Ты с ними еще не сдружился? -- С ними никто не сдружится. Но они никогда сюда не заплывали... Томас вытащил меч, звучно поцеловал рукоять меча, сплюнул, ибо губы ощутили брызги гноя, залетевшие от весла, гордо выпрямился и вызывающе посмотрел по сторонам. -- Впервые, значит,-- протянул Олег медленно. От его неторопливого голоса мурашки на спине Томаса превратились в крупных жуков. А Херон возразил сдержанно, хотя в голосе проступал страх: -- Я встречал их и раньше... давно, правда. Меня не трогали, а души им вовсе ни к чему. А вот вы... У вас горячая красная кровь, на каждом из вас не меньше, чем по восемь пудов живого сладкого мяса, нежного, как у придонных раков. Томас заставил голос не выдать дрожи: -- Не знаю, что такое пуд, но один из этих раков прячет свое сладкое мясо в крепкий панцирь. А клешни у него длинные и острые. Он приготовил меч и, когда злобная морда высунулась рядом с бортом, метко ткнул острием в глаз. Хорошо бы показать свой коронный удар с размаха, да еще двумя руками, но в этом челне только шелохнись не так. Негромко хлопнуло. Слизь из лопнувшего глаза брызнула на борт. Чудовище взревело, скрылось под водой так стремительно, словно его дернули за ноги. Или за хвост. -- Ну как мои клешни? -- поинтересовался Томас уже живее. Олег подумал, что рыцарь в самом деле похож на металлического рака, который под железным панцирем прячет свое нежное уязвимое сердце. -- Красиво,-- согласился Олег.-- Будут петь... если узнают. -- Ракшасы? -- не понял Томас. -- Барды, железный ты... Вон еще слева! Томас нанес разящий удар, сказал напряженно: -- А почему подкрадываются слева?.. Не оттого ли, что всякое зло, как говорил наш прелат, исходит с левой стороны? Черт сидит на левом плече, нашептывает в левое ухо, Господь создал Еву из левого ребра, ты норовишь налево... -- Богослов,-- буркнул Олег с неприязнью.-- Не видишь, у них глаза как у камбалы, с одной стороны. -- Что такое...-- он разрубил череп еще одному ракшасу,-- камбала? -- По сторонам смотри,-- отозвался Олег. Глава 3 Херон высадил их на берег, тут же широкая лопасть вонзилась в желтую слизь, лодка пошла обратно и пропала в тумане. Берег был невысоким, но крутым. Олег пошел наверх, его красная голова ярко пламенела на темном, как грех, небе. Томас зло оглянулся на челн с угрюмым лодочником: -- Флегетон, Коцит, Ахерусейcкое... Тогда и Херон тоже этот... рус! То-то рожа знакомая. -- Уже бывал здесь? -- откликнулся Олег сверху. -- Да нет, через Днепр перевозил такой же. Брат, наверное. -- Все люди братья,-- откликнулся Олег невнимательно.-- Как вон Каин и Авель, которым больно тесно было на земле. -- Прелат рассказывал не так...