ящемуся боку кентавра: -- Знаешь, когда начинается старость? Когда все молодые женщины начинают казаться красивыми. Кентавр почесался, хвост его мерно шелестел по бокам. Какие мухи, подумал Томас, вместо веера... Олег толкнул, Томас поспешно попятился от реки, успел поклониться их перевозчику с достоинством, хоть и наполовину человек, но зато другая половина -- не какая-нибудь корова, а благородный конь, Томас разбирался в конях достаточно, чтобы оценить стать, красоту и мощь ног этого Фола, высоту бабок, подтянутый пах и ширину костей груди. Навстречу дул злой пронизывающий ветер. Доспехи быстро остыли, Томас чувствовал как узкие струйки врываются в щели. Рубашка быстро высохла. Холодные струи неприятно холодили кожу. Олег гнал почти бегом, камень гремел под тяжелыми сапогами. Каменная гряда приближалась, и только когда вбежали в тень, такую же черную, как деготь, Томас слышал как волхв перевел дух: -- Ты голый без доспехов... а я -- на этой равнине, где и спрятаться негде. -- Я не только голый,-- признался Томас,-- но и со снятой заживо кожей. Олег метнул быстрый взор, Томас поспешно отвел глаза. Если он дважды ощутил чей-то недобрый взгляд на себе, то калика с его чутьем, мог ощутить и нечто больше. Запыхавшись, они взбирались по скалам, надо уйти как можно дальше от места, где их заметили, когда Олег насторожился, вскинул ладонь. Томас мгновенно замер. Некоторое время слышал только свое хриплое дыхание, надсадное, как у старого Змея, затем донеслись далекие удары железа о камень. Олег хмуро бросил: -- Знакомо, не так ли? Дальше была неслыханно огромная яма с круглыми краями. До противоположного края с полсотни верст, яма опускалась в бездну мелкими уступами. На каждом уступе черно от копошащихся фигурок, а стук кирок и молотов сливался в неумолчный шум, словно шел нескончаемый дождь. Марево пыли закрывало ту сторону, как и глубь, видно только, как на ниточках канатов выныривают комочки камня. Томас проговорил ненавидяще: -- И тут каменоломня! -- Глядишь,-- добавил Олег,-- все тот же барон Оцет строит себе замок. А почему в аду должно быть что-то иначе? Как будто не люди его строят! -- Ладно,-- прохрипел Томас,-- как обходить будем? -- Зачем? -- Это тебе везде тепло,-- бросил Томас раздраженно.-- Думать, Истину искать, всякую хреновину придумывать на головы простых честных рыцарей... -- Простых королей,-- добавил в тон Олег.-- Простых, как твой конь. -- У меня не было простых коней,-- огрызнулся Томас оскорблено. Ветерок качнул марево пыли, среди человеческих фигурок яснее проступили нечеловеческие, в полтора раза выше, с плетьми в длинных руках. Томас услышал окрики, свист рассекаемого воздуха, крики боли. Плети врезались в плоть каторжников с резкими хлопками, и в шум дождя часто вплетались эти щелчки, будто часть капель щелкала по туго натянутому бараньему пузырю в окне. Олег присмотрелся, начал спускаться, выбрав узкую тропку слегка наискось. Томас оглядывался, держа меч наготове. Мокрые от пота изможденные фигуры каторжников приближались. Олег пробрался над их головами, присел на корточки. Каторжники с усилием втаскивали на толстых пеньковых канатах огромные глыбы с уже обтесанными краями. Каждый камень поднимали по восемь человек, жилы натягивались так, что едва не рвались от натуги. Под тонкой кожей, изорванной бичом, ребра ходили ходуном, а сиплое дыхание вплеталось в общий мерный шум каменоломни. Олег всмотрелся, позвал тихонько: -- Фагим!.. Эй, Фагим! Один каторжник вздрогнул, дико огляделся. Томас видел, как вздрогнул, когда поднял голову, и глаза нашли Олега. Красноволосый отшельник выглядел в самом деле страшновато, но Томас считал, что он-то привык, а другим может стать не по себе даже в аду. -- Ты... -- прошептал невольник.-- Ты тоже здесь... -- Судьба,-- ответил Олег. Невольник, которого Олег называл Фагимом, выпустил из рук канат, опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону, оказавшись прямо под Олегом. Вдруг глаза расширились: -- Ты... ты во плоти? -- Да,-- ответил Олег,-- потому мне труднее, чем тебе. Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потом недоверие, снова радость, что перешла в ликование. Он оглянулся, поискал глазами здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал кого-то так, что летели клочья. -- Надо быть безумным... -- прошептал он крепнущим голосом. -- Ты мне это уже говорил,-- напомнил Олег.-- И не один раз. Подскажи, как добраться до Вельзевула? Фагим отшатнулся. Круглые глаза стали как у ястреба: -- Я? Олег развел руками: -- Больше спросить не у кого. -- Что... что дает тебе думать, что помогу злейшему врагу? Олег посмотрел на Томаса, на красного гиганта с бичом: -- Да просто... просто в самом деле спросить не у кого. Фагим задергался изо рта пошла желтая слюна. Голос стал хриплым от ненависти: -- Ты... ты, который меня убил... Ты такое... мне? Ты, который всегда был всезнайкой... Олег тяжело поднялся, колени хрустнули. Томас тревожно поглядывал на красного гиганта с бичом. Тот ощутил непорядок, подозрительно всматривался в их сторону. Фагим ударил обеими руками по каменной стене, едва не дотянувшись до сапог Олега, захрипел, а когда сполз, на стене остались кровавые следы. -- Фагим,-- сказал Олег просительно,-- ты же знаешь, я не был всезнайкой... Потому столько ошибался, получал по голове. И сейчас я знаю намного меньше тебя! В наш старый добрый мир, где мы... словом, ворвалась нелепая рабская вера христиан. И культура, и цивилизация равно сметены и втоптаны в грязь! Все мои знания, умения, даже магия -- бессильны перед миром, где правит не разум, а слепая вера, где восхваляются не герои, а лакеи-угодники! Томас разрывался от сочувствия, Олег никогда не говорил с такой тоской и болью, чувством поражения, обреченности. Фагим вскинул голову, в запавших глазах была слепая ярость. Он снова бросился на стену, пытаясь ухватить за сапог Олега, на этот раз пальцы царапнули почти за подошву. -- Ты... враг... -- Жгут библиотеки,-- сказал Олег тоскливо,-- зверски убивают ученых, мудрецов, исследователей... Разрушают школы, а строят монастыри... -- Враг... -- Эх, Фагим!.. Томас, пойдем,-- сказал Олег. Красный гигант направился в их сторону, как вдруг донесся переполненный ненавистью голос: -- На шестом уровне внизу... есть ход... Олег спросил быстро: -- Куда? -- Не знаю,-- донесся шепот, в котором ненависть клокотала как кипящее масло в котле.-- Это подкоп... Его делают уже сто тридцать лет... Вчера пробили, но пока никто... Красный гигант рванулся в их сторону. Невольники падали под его ударами как стебли травы под острой косой. Двое с жуткими криками исчезли за краем, из бездны донесся удаляющийся крик. Олег с Томасом отступили за камни, пригнулись. Слышен был рев, звонкие удары бича, стоны несчастного. Лицо Олега было мрачное, глаза отводил, на Томаса не смотрел. -- Ты его знаешь? -- спросил Томас шепотом, тут же устыдился глупого вопроса. Поспешно спросил: -- Доверяешь? -- Нет, конечно,-- ответил Олег тихо.-- Ты же слышал... -- Ты убил его, надеюсь, не в спину? Олег раздраженно сдвинул плечами: -- Да какая разница? Для магов не важно, как убил. Важнее, как жил. Щелкающие удары пошли удаляться, словно надсмотрщик по дороге раздавал удары направо и налево. Или же, подумал Олег хмуро, но Томасу говорить не стал, чудовище погнало несчастного для допроса с пристрастием. Что-то здесь многое не вяжется. Слишком уж на каждом шагу ждет засада, ловушки, словно многое предусмотрено. Томас сердито сопел. Убить глаза в глаза или подло в спину -- большая разница. И какими бы высшими ценностями не бахвалился калика, но никакой мир не будет миром, никакая вера не победит сердца, если можно будет бить в спину, лежачего, или втроем одного. Глава 5 Олег шел торопливо, часто оглядывался. Красное небо блекло, темнело, словно горячая кровь свертывалась в коричневые комки, медленно проявилась громадная, как таз цирюльника, луна. Хотя бы желтая. как покойник, или пурпурная, как туша с содранной шкурой, но луна засияла настолько мертвенно бледным светом, холодным и серебристым, что плечи Томаса сами собой передернулись как у большого пса, что выскочил из ледяной воды. В лунном свете Томас видел только темные впадины вместо глаз Олега, но по всей фигуре было столько напряжения, что наконец ощутил, как под доспехами побежали мурашки: -- Опасность? -- Кто-то идет по следу,-- бросил калика. -- Уверен? -- спросил Томас, а руки уже сами потащили меч из ножен. Он начал прислушиваться, оглядываться, сразу же ударился головой о камень так, что в черепе зазвонили все колокола Британии, а перед глазами вспыхнул настолько яркий свет, словно Господь творил мир заново. Ругнулся, помянув всех святых настолько крепко, что у тех кожа от стыда слезет как у линяющих змей, пошел по-рыцарски вперед и без оглядки: волхв на то и волхв, чтобы чуять, а он, рыцарь, чтобы защищать простой люд с мечом в руке, а не выполнять работу воина-лазутчика. Вскоре чуткое ухо уловило быстрый цокот крепких когтей. Камень отзывался звучным щелканьем, Томас непроизвольно определил размер когтистой лапы, по спине пробежала дрожь. Он приотстал, пропуская Олега вперед: -- Я встречу первым. Олег на ходу оглянулся: -- Успей выставить перед собой меч. -- Зачем? -- спросил Томас оскорблено.-- Пусть ощутит на себе мой удар. -- Не успеешь... -- сказал Олег сожалеюще. Но охотно прошел вперед, поставив рыцаря между собой и настигающим чудовищем. Они торопливо пробирались вдоль отвесной стены, Томас чувствовал, как Олег отчаянно ищет хоть малую щель, из которой могли бы тыкать в страшную морду остриями меча и посоха, но выемки были от сколотых глыб, кулак поместится с трудом, а стук копыт... если бы копыт, а то когтей!.. чаще, зверь уже почуял, а то и увидел, помчался галопом... Томас, теперь снова оглядываясь, успел увидеть в лунном свете блеснувшую спину массивного зверя. Тот мчался за ними гигантскими прыжками, быстро сокращая расстояние. Томас молча развернулся и вскинул меч над головой. Был соблазн выставить прямо перед собой, как и советовал мудрый калика, сейчас Томас и сам понимал, что так надежнее, но что-то возмущалось против постоянно правильных решений, он -- рыцарь, а не монах! -- и теперь весь превратился в комок нервов, вглядывался в темноту, прыжки все слышнее... Когда внезапно оборвались, Томас ощутил, что зверь в гигантском прыжке падает по дуге на него, и, еще не видя, он со страшной силой нанес удар в сторону ожидаемого врага. В следующее мгновение страшный толчок обрушился с такой силой, что смял вместе с доспехами, расплющил, уничтожил, выбил дух и расплескал по всей преисподней... Кровь шумела в ушах, в кровавом тумане что-то мелькало, он слышал сдавленный звериный рев, клекот, сопение, треск, начал приподниматься, еще не веря, что в состоянии чем-то двигать, рядом под серебристым светом тяжело боролись две мохнатые фигуры, два зверя. Томас шатнулся в их сторону, поскользнулся, успел даже смутно удивиться откуда столько... ага, кровь, руки его, оказывается, все еще сжимали рукоять меча. -- Олег,-- воззвал он хрипло,-- какое из них ты? Краешек луны ушел за тучу, во тьме рядом хрипели и дрались двое. Томас хотел было отбросить меч и броситься в схватку, наощупь определит, какое из двух чудищ калика, а какое не калика, но, к счастью, в щелочку на миг проглянул узкий лучик, прямо перед ним оказалась голая мускулистая спина, где из-под лопаток торчали узкие хищные крылья. Томас торопливо ткнул мечом, размахиваться не было времени, лезвие с трудом вошло на ладонь, зверь впервые взревел, начал разворачиваться. Томас вскрикнул предостерегающе: -- Олег!.. Отпусти... Ему почудилось, что темные крылья начали быстро светлеть. Обозначились крупные чешуйки, как на большой рыбе или ящерице, в тот же миг от зверя отделилась темная фигура, коротко взмахнула рукой. Удара Томас не видел, посох слишком тонок, к тому же сам, шатаясь от собственного богатырского замаха, нанес страшный удар на зверю. Тот успел качнуться в сторону, но лезвие достало его в плечо. У Томаса занемели руки, словно ударил по суховатому дубу, но тело и руки помнили, как прорубывали толстые доспехи на поединках, и он замахнулся снова. Зверь на глазах преображался, наливался светом, но в той стороне была пропасть, Томас услышал сдавленный крик калики, он словно бы метнулся за зверем, там была возня, сопение, потом донесся горестный вскрик Олега. Свечение исчезло. Томас бросился к Олегу, ударился, едва не сшиб в пропасть. Олег придержал шатающегося рыцаря. Томас дышал тяжело, но даже сквозь хрипы в груди услышал тяжелый удар далеко внизу. С трудом видел в полутьме как темная фигура опустилась на камень. Калика тоже дышал тяжело, а голос прерывался: -- Томас... спасибо... -- На том свете сочтемся,-- буркнул Томас, ругнулся.-- А, черт... Сейчас мы на каком?.. -- Молодец, что не послушал... Ты его почти разрубил с первого же удара... -- Но какой живучий! Еще как трепыхался! -- Да... И последний удар был хорош. Ты перебил хребет. Томас спросил с осторожностью: -- А сейчас оно... издохло? -- Да... Не понимаю только, зачем из последних сил ползло к пропасти? Томас посмотрел в темноту, где угадывался край: -- Не хотел, чтобы сняли шкуру? -- А ты собирался? -- ответил Олег вопросом на вопрос. -- Вообще-то нет,-- признался Томас.-- Я ж не дикий рус, что шкурами убитых врагов накрывает коня, из черепов делает чаши, а кожей с рук обтягивает колчаны! С другой стороны, снимал же с убитых оленей, кабанов, медведей, а в Сарацинии -- с ихнего зверья... Хотя нет, не до шкур! При чем тут шкуры? Даже если золотая, как у того барана, за которой святой Язон плавал с двенадцатью монахами. Мы не за шкурами пришли, сэр Олег. Край тучи медленно светлел, а внизу смутно проступили сперва вершины острых, как зубы, скал, затем засеребрились круглые валуны. Олег сидел, весь залитый неприятным мертвенным светом. Томас заметил, что калика морщится, зажимает ладонью правое плечо. Между пальцами проступило темное. Томас сглотнул комок, молча взмолился, чтобы у калики хватило языческой нечестивой мощи, дабы заживил раны с той же быстротой, как и на земле, когда мог пользоваться своей богопротивной магией. Дыхание из груди калики вырывалось все еще сиплое, словно там раздували мехи. Томас ощутил вину, что он, молодой и полный сил, встречает опасность, весь закованный в сталь... сейчас уже сильно измятую, а отшельник дрался со зверем грудь в грудь, такой же как и у него голой... ну, пусть такой же волосатой, сражался голыми руками на равных. Из-под ног сильно пахло убийством. Сапоги чавкали в застывающей крови, а когда Томас рассмотрел под ногами нечто блистающее, он нагнулся и постарался подцепить блестку, надеясь втайне, что вышиб зуб чудовища, можно взять с собой, а ежели уцелеет, то будет хвастаться перед другими рыцарями. Пальцы подняли из темной крови длинное жесткое перо. Самый кончик блистал, там не было крови. -- Олег, а такого зверя знаешь? Олег взял перо, стер пальцами кровь, помял, понюхал. Из под крови и грязи проступила белизна с серебристым оттенком. Ноздри тревожно дернулись, запах от пера не просто чужой или враждебный, а такой, что мышцы напряглись, а в горле само зародилось грозное рычание. Рыцарь не учует, он слишком благороден, а это уже наполовину слеп, а он сохранил лесную привычку улавливать даже самые слабые запахи. По запаху любой охотник определит матерость зверя, стать, силу, возраст... Олег чувствовал как шевелятся, понимаясь, волосы на затылке. Он знал, что уже повидал всех зверей на свете. Они не берутся ниоткуда. Но с этим зверем еще не сталкивался. Томас видел, как лицо Олега потемнело. Рыжие брови сдвинулись на переносице, глаза посуровели. -- Что-то знакомое? -- спросил он с тревогой. -- Нет,-- ответил Олег медленно. -- Слава богу! Олег покачал головой: -- Меня незнакомые пугают больше. -- Да ладно,-- возразил Томас.-- Справились же. А перья... что ж, значит, черти бывают не только в шерсти как наш полковой прелат, но в и перьях. Только и все! Скажу ему, ахнет. Он говорил беспечно, но в голосе угадывалось страшное напряжение. Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то важное. Но пусть пока не догадывается, насколько важное. И насколько важно то странное превращение, которое успели прервать! Они прошли всего несколько шагов, когда Томас внезапно метнулся в темноту. Олег услышал жалобный крик. Вскоре рыцарь вытащил низенького человека, вовсю пинал ногами, свободной рукой бил по затылку. Когда подтащил ближе, Олег разглядел что человек странноват: слишком темен, из курчавых волос торчат короткие рога, а те побелели от старости. Под истрепанным лапсердаком на спине вздувается уродливый горб. -- Мерзавец! -- орал Томас.-- Наконец-то я тебя поймал. -- Ясновельможный рыцарь... -- Я ж говорил, и в аду отыщу? Олег услышал жалобный крик: -- Да-да, конечно... Только вы говорили про себя, потом, ой-ой!.... конечно, я обязан был слышать! -- Да я шкуру спущу! Чучело набью... Раздеру... Нет, лучше в геенну зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе... Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь не часто бывал в такой ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу. Не иначе как что-то столько же важное. -- Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым обманом, хоть и без колдовства, признаю, выиграл коня. После чего я как распоследний простолюдин тащился, как и ты, пешком. Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги: -- Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным рыцарем. Это же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас. -- Ах, искал! -- проревел Томас. Он дал пинка в бок.-- Что, еще и на мой меч глаз положил? -- Зачем бедному иудею меч? -- Ах, так ты и без меча обдерешь как русский медведь липку? Горбун ухватил Олега за ноги: -- Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб! Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых глазах. Да и сам, несмотря на ярость, ощутил недобрый холодок. Почему горбун бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да еще такому неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному. Знает о них больше, чем они показывают? -- Погоди,-- остановил Томас Олега.-- Пусть сперва признается. Ты все-таки черт? Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что защиты пока нет, искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря: -- Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как простой йемен. Это для простого люда мир прост как их коровник, а рыцари... тем более -- короли, знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде бы привычных явлений... Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри: -- Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч -- твоя голова с плеч. Посмотрим, у черта вырастет ли другая? Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком страхе обхватил колени Олега: -- Неужто рыцарь ударит в спину? Олег предостерегающе протянул руку: -- Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь... хоть я и отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты случайно не сын Исхамона? Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти, слезы: -- Сын. Но почему случайно? -- Такая рожа могла получиться только случайно. Говори, кто послал? Зачем? Что велел? Сбрешешь -- умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у меня издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт. Горбун пролепетал: -- Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от... не рыцаря. Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону огненный взор: -- Наслышан? От кого? -- Ну, о великих героях, как и великих злодеях, все почесать язык любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили... Не то у тебя шубу украли, не то ты украл... А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем. Все равно конь мне не достался. Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел над головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро: -- Говори, что слышал о женщине из мира живых? -- Какой... женщине? Олег сказал раздраженно: -- Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира живых уволакивают человека. Кто? Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза полезли на лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали слабый сип: -- Ры... царь... Гудвин... Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег сказал нетерпеливо: -- Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин -- тля, мальчик на побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина? Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина, снова сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос: -- Говори. Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы: -- Меня прибьют... -- Разве ты смертен? -- удивился Олег. -- Или сошлют,-- прошептал черт. -- А что может быть дальше ада? -- Это... цветущий сад... в сравнении... что ждет вас... Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас: -- И туда придем... за правом первой ночи! А ты, если не скажешь сейчас... Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с шипением шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел, скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии, насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша как скрипит кожа, а потом уже и трещит. Черт взвизгнул: -- Ее... увели... к Вельзевулу! -- Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое? -- Не знаю... не смею... Тогда только сам... Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едва удержал добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос, но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотья перепрелых кож, выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил пленника. Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожими на крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старости выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости. -- Так он и летать может? -- ахнул Томас.-- И ему понадобился мой конь?.. Он люто тряхнул пленника. Тот бросил быстрый взгляд на Олега, лицо посинело, из перекошенного рта вырвалось причитание: -- Разве это крылья? Вы бы видели мои крылья, когда я был молодым! То были крылья! А сейчас всяк норовит пнуть старого иудея... Олег кивнул Томасу на край пропасти: -- Сбрось. Проверим, в самом ли деле здесь горячий воздух не возносится... или только глазам мерещится. Черт взвыл, его затрясло: -- У вас же говорят, что если смолоду ворона не летала в поднебесье, то не полетит и под старость! -- Самое время научиться,-- подбодрил Олег.-- Ты ж не ворона, а орел! Томас подтащил черта, тот вопил и упирался, падал ниц и хватался за железные рыцарские колени. Томас с превеликим удовольствием стукнул железным кулаком между ушей. Олег посматривал по сторонам, но пока лишь голые скалы. -- Я не смогу,-- вскрикнул черт. -- До дна далеко,-- сказал Олег ободряюще,-- успеешь. А Томас добавил злорадно: -- Или успеешь вспомнить всю свою нечестивую жизнь, покаяться. Он поднял его за пропастью. Черт зажмурился, завопил тонким голосом: -- Все-все, я понял! Вам нужно добраться до самого Сатаны, так понял? Если не так, меня можно поправить. -- Так,-- ответил Томас. Он поднял его на головой повыше, словно пропасть казалась ему недостаточно глубокой.-- И что ты понял еще? -- Что только я смогу провести вас к нему,-- почти прошептал черт упавшим голосом, он всячески отворачивал голову от огненной пропасти, на шее вздулись сухие старческие жилы.-- Только я знаю, где он трудится, где развлекается... Томас отпустил на землю, сунул под нос железный кулак: -- Понюхай, чем пахнет? Вздумаешь обмануть, я тебя расплющу на милю в длину. А Олег спросил заинтересованно: -- А чего ты... дело прошлое... так страшишься пропасти? Все равно, клочья сползлись бы обратно, кости бы срослись... постепенно. Черт вытер дрожащей рукой лоб, ответил быстрым испуганным голосом: -- Ты боишься боли... я боюсь высоты. У меня все обмирает, когда подхожу к краю пропасти. Боюсь до свинячьего писка, но так и тянет туда броситься. Внутри все леденеет от ужаса, а ноги все равно просятся шагнуть... Он вздрогнул, обеими горстями смахивал крупную испарину. Олег не подал виду, что уловил зловещий подтекст. Черт, а он такой не один, знает о нем слишком много. Знает слабые места, как будто здесь кто-то уже готовится к его приходу. -- Веди,-- разрешил он,-- где твой Сатана обитает? -- Если ангелы на облаках,-- ответил черт,-- то наши -- в пропасти. И чем главнее, тем глубже. Томас хмыкнул, черт отшатнулся, вдруг да снова начнет свои сарацинские штучки, Томас же поправил перевязь, рукоять меча торчала над левым плечом, гордо выпрямился. Лицо светилось молодой отвагой, в глазах были боль и отчаянная решимость: -- Надо идти, Олег? -- Запомнил,-- сказал Олег с глубоким удовлетворением.-- А говоришь, от философии голова пухнет. Эй, тебя как зовут? -- Иаред, достойнейший... -- Ого! Не тот ли? -- Меня назвали в его честь,-- ответил Иаред скромно.-- Очень был великодушный и добрейшей души человек. Мухи не обидел! Олег сказал предостерегающе: -- Потому и вымер весь. А потомство пошло от его брата Ноя, тот не был добрейшей душой. Все понял? -- Понял,-- ответил Иаред упавшим голосом, вздохнул,-- а как было бы хорошо, если бы Ной утоп, а ковчег построил Иаред... Через несколько шагов впереди послышались голоса. Осторожно выглянув, они с Томасом рассмотрели три широкие ямы с оплавленными краями. Возле одной лежал старый хромой черт, сонный и вроде бы даже пьяный, там было тихо, возле второй ямы стоял ряд молодых чертей. Время от времени оттуда пытался вылезли человек, черти с удовольствием втыкали к него трезубцы, Томас слышал отвратительный хруст, когда острое железо втыкалось в плоть, и несчастный с криком летел вниз. Возле третьей творилось что-то дикое. Черти стояли в три плотных ряда. Из норы постоянно выскакивали люди. Иные с помощью других ухитрялись перескакивать через головы первого, а то второго ряда, но их доставали трезубцы третьего. Черти в мыле, мокрые, запыхавшиеся, мускулистые тела лоснились от пота. Все лупили трезубцами, не переставая, передохнуть никому не удавалось. Томас ахнул: -- Что здесь творится? Отвечай! Иаред проблеял услужливо: -- Не извольте гневаться, ясновельможный! В этой яме казнятся согрешившие иудеи. Подлые, гадкие, вы ж знаете! Ну, они народ дружный, помогают друг другу. Когда один приподнимется на ступеньку, сразу других тянет... -- А во второй? -- Там европейцы, ясновельможный. Всякие там рыцари... э-э... доблестные рыцари, наделенные всяческими добродетелями. Но гордые европейцы каждый сам по себе, потому выкарабкиваются в одиночку. Томас указал на старого черта, что дремал возле первой норы: -- А почему оттуда не лезут? -- Там славяне,-- ответил Иаред. Он умолк, словно уже все было понятно, но Томас грубо тряхнул его за шиворот: -- Ну и что? Не поверю, что славянам нравится в дерьме сидеть! -- Кому нравится? -- удивился Иаред.-- Просто у славян, особенно у русских, тоже одна особенность... Как только один начнет вылезать, другие тут же за ноги стаскивают обратно. Томас покосился на помрачневшего Олега, сказал грозно, скрывая смущение: -- Ладно, пошли дальше. Да не вздумай пикнуть! Враз зашибу. Глава 6 Внезапно быстро потемнело, Томас успел увидеть, как огромная темнолиловая туча наползла на край луны, серебристый свет мерк с каждым мгновением. Олег сказал с досадой: -- Привал. На всю ночь. -- Олег, надо идти... -- Не видишь, туча надолго? В молчании, раздраженные и голодные, они выбрали место почти наощупь, легли. Олег связал пленного Иареда, повозился, устраиваясь, везде камни, там давит, тут колет, сказал еще раздраженнее: -- Давай, сэр рыцарь взглянем с этого утеса. -- Ты ж сам сказал, что ни черта не видно! -- А там звезды падают... Томас не понял, при чем тут звезды, но поднялся, заинтересованный против воли. Калика взобрался на скалу, все равно хоть глаза выколи, Томас готов был взорваться бранью, он не звездочет, к тому же и звезд нет, одна сатанинскаяя темень, но калика вдруг сказал негромко: -- Ничего, тот пернатый рассказал достаточно... Хорошо, что ты не дал мне его прибить сразу. Я еще малость кожи посдираю, все скажет! И так всего пару ребер сломал, да глаз выбил, а он уже почти всех выдал!.. Правда, зубы уже повыламывал и ногти с пальцев посрывал... Сегодня к утру узнаем, кто за нами начал охоту... Томас раскрыл рот, калика заговаривается, но ощутил предостерегающий толчок в бок, поперхнулся: -- Гм... Да... Ты такой... -- Правда, с какой целью,-- продолжал калика,-- вряд ли такая тля знает, но нам главное узнать, кто... -- Точно,-- промямлил Томас, уже начиная понимать, что Олег говорит для ушей пленника. Правда, непонятно, зачем.-- Ты, язычник, любишь мучить... -- Надо,-- вздохнул калика лицемерно. Томас чувствовал в темноте, как он со смирением сложил ладони, будто собирался помолиться.-- Ох, нам это очень надо. Томас прошептал одними губами: -- Что ты хочешь? -- Я связал его так,-- прошептал Олег,-- чтобы смог распутать узлы. -- Так он же сбежит? -- А он тебе нужен? Пусть бежит, зато тот, кто стоит за всем этим, до утра должен успеть... -- Что успеть? -- Не понял? -- удивился Олег.-- Какой же из тебя король, ежели коварства в тебе меньше, чем на жабе перьев? Тот, главный, явится добить нашего пленника. Того, в перьях. Пока мы не успели узнать имя главаря. Томас с осуждением покачал головой: -- До какой подлости додумался, надо же... И пленника добил, и новую добычу на дохлого живца ловить хочешь. Думаешь, этот горбатый такой дурак? -- А что делать, если мы двое такие умные? -- Умные? -- удивился Томас. -- А разве не мы сами полезли в ад? -- в свою очередь удивился Олег.-- Это ж какими умными надо быть! Тихо, кажется, развязался... Дурак, еще и выжидает. У меня уже шея затекла отворачиваться. Он с усилием выломал голыми руками острый выступ, подкинул камень в руке. Голос был довольный и громкий: -- Вот этим я сейчас вспорю ему брюхо... Люблю кишки наматывать на свой посох! За их спиной послышался вскрик, шорох камешков, топот ног. Томас обернулся, засвистел как гончим псам, заорал: -- Лови!... Стреляй!.. Выпускай собак!.. Цербера! -- Куси! -- вскричал Олег. Топот ног стал таким частым, словно по камням застучал град, и тут же утих, быстрая тень мелькнула в остатках лунного света вдали на перевале. Томас не поверил глазам: -- Чтоб так бегать... Как же он свою жалкую жизнь ценит! -- И простолюдины жить хотят,-- пояснил Олег.-- Чудно, да? Когда в ночи послышались шаги, Томас запоздало потянулся к мечу. По последней минуты не верил, что калике удастся его дикая затея, рассчитанная разве что на последнего дурака. Успел подумать смятенно, что и здесь хватает олухов, не только в Британии. Ночь была черна как деготь, глаза трещали от напряжения, Томас вглядывался в темень так, что глазные яблоки вылезли вперед как у рака. Единственный свет, багровый и почти затухающий, шел от углей костра. Разглядеть удавалось только на два шага от костра, и Томас едва не проглядел, как из темноты высунулась длинная рука. В ней блеснуло, проступала темная фигура, что осторожно наклонилась над грудой камней, заботливо прикрытой нижней рубашкой Томаса. Нож быстро опустился. Звякнуло. Фигура быстро выпрямилась. Похоже, неизвестный мгновенно все понял, со сдавленным криком прыгнул обратно в темноту. Томас преодолел оцепенение. Метнулся прямо через горящие уголья следом. Вломился во тьму, наткнулся на живое, ухватил в железные объятия, тут же в ухо проревел задыхающийся голос: -- Кого... давишь? -- Олег,-- воскликнул Томас.-- А где... это? -- Подо мной... Томас выволок слабо сопротивляющееся тело, для верности ударил железным кулаком, а когда притащил к костру, тот уже полыхал ярко, калика еще и еще подбрасывал заготовленные черные камни. Яркий пурпурный свет упал на лицо пленника. Томас едва не выпустил из рук. На земле лежала, со страхом глядя в его грозное лицо, миловидная женщина. Даже красавица, хотя из-под иссиня черных волос выступали короткие кокетливые рожки. Лицо было тонким и благородным, исполненным изящества, на удлиненной шее испуганно билась жилка. Из одежды лишь широкий пояс и короткая юбочка, но из-за красного цвета кожи не выглядела обнаженной, к тому же от шеи через грудь шли синие полосы цветной глины, исчезали под поясом, чтобы вынырнуть уже на длинных стройных ногах, где красиво выпячивались продолговатые мышцы. Калика грубо повернул ее, женщина вскрикнула от боли. Томас хотел было вмешаться, рыцарь обязан защищать женщин, но умолк в затруднении, видя как отшельник деловито наматывает на кулак длинный гибкий хвост. Затрещала кожа, женщина снова вскрикнула. Ее круглые от ужаса глаза обратились умоляюще к Томасу. Он кашлянул, сказал в нерешительности: -- Неужто она... гм... была послана? Может быть, просто случайно наткнулась... -- На цыпочках, с ножом к руке,-- согласился Олег.-- Видать, здесь все ходят по ночам. Кстати, почему по ночам? Здесь тоже ночью спят. Женщина все еще продолжала смотреть умоляюще. Томас начал отодвигаться в тень: -- Надеюсь, ты... будешь.... Как-то не слишком? -- Что ты,-- изумился Олег,-- только шкуру сдеру, глаза выколю, кости переломаю, и жилы повытягиваю... но убивать не буду, нет!... По крайней мере, сразу. Разве что попозже, но и тогда медленно, я ж не зверь! -- если еще будет жива... Томас сказал зябким голосом: -- Я пошел собирать уголь. -- Давай,-- поощрил Олег,-- ее ж надо будет на чем-то поджаривать. Томас скрылся с поспешностью, а Олег повернулся к пленнице. Его зеленые глаза сузились, верхняя губа зло изогнулась: -- Ну? Она прошептала в страхе: -- Что ты хочешь? -- Имя,-- потребовал он. -- Ченнир,-- прошептала она.-- Он могучий маг! Его нельзя ослушаться. -- Верю,-- согласился он. Его зеленые глаза ловили малейшие изменения в ее лице, трепет ресниц, застывающие на миг жилки, трепещущие ноздри.-- Где он? Она прошептала: -- Вам до него не добраться. Он сильнее намотал хвост, наступил на спину, потянул: -- Уверена? Затрещало, она вскрикнула: -- Доберетесь, доберетесь!.. Он близко, совсем рядом! Если пройдете вдоль этой стены, там будет спуск... А внизу нужно отыскать щель, из которой идет желтый дым. Он там, внутри... -- Все-таки женщины понятливее,-- сообщил ей Олег. Когда Томас вернулся, калика сидел у костра, задумчиво смотрел в уголья. На Томаса поднял печальные глаза: -- Хворост принес? -- Какой хворост,-- огрызнулся Томас.-- Ты ж сам говорил, что здесь только уголь! Он вывалил возле костра груду черных камней. Глаза ищуще пробежали по россыпи багровых углей, калика жарил ломти странно белесого мяса, прислушался. Олег наколол ножом ломоть мяса: -- На. Очень вкусно. Томас отшатнулся: -- Ни за что! -- Тю на тебя,-- удивился Олег.-- Ну, как хошь... Я думал, у тебя от голода уже бабочки в глазах порхают. Он преспокойно съел и этот ломоть, остальное мясо присыпал пеплом: -- Пойдем. Надо отыскать спуск, а потом щель, откуда желтый дым. Они отошли на несколько шагов, когда Томас не утерпел: -- И как она... -- Не знаю,-- отмахнулся Олег. Наконец, поняв беспокойство рыцаря, буркнул.-- Там вблизи яма. Я связал, заткнул рот и спихнул. Развяжется не раньше, чем через пару дней, а мы будем уже далеко... Они прошли еще с сотню шагов, когда Томас спросил замедленно: -- А мясо... чье мясо ел? -- Ящерицу прибил,-- ответил Олег равнодушно.-- А что? Я ж не рыцарь, чтобы перебирать... Я все ем. А ее мясо прямо нежнейшее, сочное. Твари всюду приучились жить, даже здесь. Только у здешних ящерок мясо белее. Что значит, солнца не видели... Томас поперхнулся слюной. Сожалеюще оглянулся на оставленный костер. Угли приглашающе багровели под серым пеплом, но калика, сытый и освеженный, шел быстро, почти бежал, и Томас лишь покрепче стиснул зубы. Еще одна туча пронеслась, обгоняя других и рассыпая искры. Там, где эти горящие блестки падали, слышались сухие удары, на горных камнях вспыхивали короткие злые огни. Луна сияла огромная, мертвенная, с убийственным холодом свысока взирала на мир смерти. Теперь свет был ярче, Томас рассмотрел подле камня, на который на миг опустился перевести дух, отпечатки гигантских копыт. В голове еще гудело от удара, а тело ныло, медленно отходя от боли, но плечи зябко передернулись, когда представил себе коня, чьи копыта оставляют в камне следы, как в мокрой глине. Он сперва даже так и решил, что кто-то проскакал по глине, которая потом застыла, а то и превратилась вовсе в камень, к тому же отпечатки не подков, а именно копыт, словно скакал степняк, но что-то сбивало с толку, он все рассматривал, пока калика не поднялся: -- Все. Долго сидеть на месте опасно. -- Думаешь,-- пробормотал Томас, осматриваясь,-- он успел позвать на помощь? -- Какая помощь... Он сам старался прибить нас втихую. Если бы заорал, сюда бы сбежались все черти, а ими кишит вокруг, сам видел. Но дрался молча! Томас потащился, стискивая зубы, ибо в боку колет как ножом, одно-два ребра сломаны, на ногу хоть не наступай, калику слушал вполуха, сам разбирайся с загадками, к тому же пошли вдоль гигантских следов копыт, Томас невольно всматривался, наконец Олег озабоченно оглянулся: -- Не отставай, следопыт. -- Не пойму, -- пробурчал Томас тоскливо, -- не галоп, не рысь, не иноходь... Я думал, что в конях разбираюсь. -- Может быть, грунь, -- предположил Олег, он даже не смотрел под ноги. -- Какая к дьяволу грунь! Копыта слишком разные. Я насчитал восемь! А конь все равно один. Калика наконец изволил опустить взор, скользнул по отпечаткам: -- Так это Хермод скакал. Торопился освободить своего брата Бальдура. На Слейпнире, понял? Томас озадаченно кивнул: -- Ага, ясно. На Слейпнире. За братом, тоже ясно. Но почему восемь копыт? -- Потому что восемь ног, -- удивился калика. -- Степняк? Калика пожал плечами: -- Вообще-то да... Их племя вышло из-за Дона, только не британского, а другого, азиатского. Но когда перекочевали на север... через всю Русь прошли!.. то из степняков стали настолько оседлыми, что на коней не научились садиться вовсе. Разве что Один все еще иной раз ездил на своем Слейпнире, да сыну Хермоду позволял изредка... А вот старший сын уже вовсе -- не поверишь! -- на двух здоровенных козлах. Глава 7