Далекие удары тяжелых молотов раздавались справа и слева. Томас чувствовал, что не сколько разыскивают дворец Вельзевула -- у дьявола обязательно должен быть дворец с множеством слуг! -- сколько бредут наугад. Калика часто останавливался, а если делал движение рукой, Томас послушно нырял в щель, затаивался с мечом наготове. Лунный свет был все так же слаб, но в этот раз темные фигуры чертей шли так близко, что Томас мог бы дотянуться до любого. Все в черных доспехах, настолько закопченных, что ни единого блика, вооружены топорами на длинных рукоятях. Только у двоих щиты, простые деревянные. Обтянутые кожей. Впрочем, он помнил из рассказов дяди, что у славного англа Спартака, который поднял восстание в Риме, щит был из ивовых прутьев, покрытых корой дерева, как и у всего его войска. Но сумели победить римские легионы, так что простое вооружение чертей-латников еще не говорит об их слабости. Томас проводил долгим взглядом массивные фигуры. Шлемы тоже только у двоих, простые, без личин или бармиц, конечно -- без гребня и перьев. У остальных настолько лохматые головы, будто рога торчат во все стороны. -- Не могу поверить... -- прошептал Томас. -- Во что? -- Что эти мерзкие рожи некогда были гордыми ангелами в блистающих доспехах. Которых Господь низверг за гордыню сверкающим копьем на землю. Неужто хоть час терпел подле себя эти морды? Вон у того страшнее, чем у МакОгона! В темноте пробурчало: -- Низвергли, может быть и светлого... разве что с пятнышком размером с маковое зернышко, а здесь во злобе и жажде отмщения такое наплодишь... Да и сами низвергнутые... Злоба да жажда расквитаться могут еще и не в таких чудовищ превратить! Помню, один мудрец... его считали мудрецом, когда возжаждал отомстить одному из владык, в такое превратился... Человек и то опускается, а что хочешь от черта? Когда дробный перестук копыт удалился, Томас предложил: -- Рискнем короткими перебежками от меня до следующего дуба? Калика чему-то хмыкнул, сказал загадочно: -- Люблю людей в доспехах. Такое от них слышишь... Ладно, только по краю котлована. Снизу поднимался тяжелый запах пота, испражнений. Стук превратился в неумолчный грохот, почва постоянно тряслась. Лунный свет серебрил вершины камней, а в самом котловане было темно. Они долго лежали, всматриваясь до боли в глазах, уже плавали цветные пятна от напряжения, наконец медленно стало проступать копошащееся месиво человеческих тел. Тускло поблескивали кирки, молоты, часто вспыхивали короткие багровые искры. Томас заметил, что калика вслушивается в доносящийся снизу шум, выуживая крики, слова, жалобы, стоны. -- Что-то понял? -- Ерунда,-- отмахнулся Олег.-- Это тритонисты, пальписты, левоходники... -- Что-то? Говори по-человечески. -- Я и говорю, разве не понял? Здесь собрали тех, кто поклонялся тритону, когда надо было поставить жертву протею. Еще тех, кто обошел храм Аспы слева, когда надо справа, кто небрежно затесал кол перед статуей Теплакенапа... Голос рыцаря в темноте прозвучал так рассерженно, что Олег на миг увидел багровое свечение: -- Черт бы побрал... Какой тритон, какая Аспа? Этих несчастных все еще терзают? -- Как видишь. -- Но уже нет никакой Аспы! -- Как видишь,-- повторил Олег,-- никому не нужно прошлое. Как бы высокопарно о нем не говорили. Эти люди заброшены. Мир изменился, законы и мораль изменились... Их грехи даже ваша злая церковь не признает грехами, но они все еще терзаются в муках... И так будет. -- Но почему? -- прошептал Томас возмущенно. -- А никому не нужно прошлое,-- ответил Олег мертвым голосом.-- Что бы ни говорили. Как и мы будем не нужны новому поколению. Как и те не будут нужны следующим... Томас покачнулся от волны горечи: -- А как же, мол, без знания прошлого нельзя понять будущего? Калика отмахнулся: -- Умничают. Жрать-то всем хочется. В прошлом не было тех проблем, о которые расшибаем головы сейчас, так что опыт прошлого неприменим. Так, всего лишь история... Собрание анекдотов. Грохот молотов то приближался, то уходил в сторону. Луна иногда пряталась надолго, в эти мгновения они проскакивали открытые пространства, иной раз едва не сталкиваясь с деловитыми чертями. На кольях висели отрубленные головы, кровь темными струйками бежала по дереву, лица дергались в судорогах, в выпученных глазах стояла боль. Они провожали двух людей покрасневшими белками, губы кривились, но не хрипа не вылетало из перекошенных ртов, лишенных глоток... Дальше лунный свет выхватил из тьмы ряд высоких кольев, белесые, как придонные рыбы, тела на вершинах. Чем ближе подходили, чем больше холодела кровь от хрипов и стонов несчастных, что постоянно чувствуют, как заостренное дерево разрывает им плоть. Олег шаг не прибавил, лишь чуть отвернул голову, а Томаса трясло, он схватил себя обеими руками за голову и сжал, пытаясь заглушить страшные звуки рвущегося мяса, и только страх, что уже отстал от калики заставил ослабевшие ноги двигаться быстрее. В одном месте Томас успел увидел прикованного к стене огромного человека. Широкие плечи и могучая грудь говорили о его великих достоинствах, как могучие руки -- о исполинской силе. Томасу почудилось, что тело прикованного словно бы струится, лишь потом понял с содроганием, что тот с ног до головы покрыт полчищами злых ос. Калика кивнул привязанному великану: -- А, Керсасп... Прости, но за нами и так погоня. Когда ушли далеко, Томас шепнул, косясь через плечо на оставленного гиганта: -- За что он здесь? -- Загасил огонь ударом палицы,-- буркнул Олег.-- Как видишь, в старину за что только не карали. Томас удивился: -- Я сам видел как сарацины бросили одного в костер только за то, что тот плюнул в огонь. Справедливо! Разве в огонь можно плевать?.. А тут ему еще и добавят. Воздух был сухой и горячий, вскоре увидели впереди страшное багровое зарево. Только горело не само небо, а земля. Осторожно приблизились, закрывая лицо руками от жара, там текла огненная река. В ней несло людей, что страшно кричали и пытались выбраться, но берег был крут, руки несчастных не доставали до края. Томас с содроганием смотрел, вздыхал, спросил сдавленно: -- За что их так? -- Откуда я знаю? -- огрызнулся Олег.-- Это тебе знать лучше. Ваш ад, христианский! Несчастные горели, но не сгорали, страшно было смотреть, как пытаются выскочить из сжигающего жара, но от усилий уходили в горящую тяжелую массу с головой. Томас шел по краю, стараясь не смотреть на казнимых, но все же бросал взгляды украдкой, вдруг остановился, всматриваясь в человека, которого несло вдоль самого берега, тот молча хватался окровавленными руками, на голове чудом сохранился шлем, сейчас докрасна раскаленный, пышущий жаром. Его упорно тащило вдоль берега, он стонал сквозь зубы, но всякий раз пытался ухватиться, хотя ему приходилось из-за железного шлема хуже других: срывался и погружался с головой, а выныривал намного ниже по течению. Томас наклонился с криком: -- Кто ты, доблестный? Человек, которого несло уже мимо, хрипло прокричал: -- Эдвин Торнхейм... из рода Белунгов... Томас упал животом на берег, протянул руку и, вскрикнув от боли, успел ухватить за скрюченные пальцы обреченного. На долгий страшный миг показалось, что течение и тяжелый Эдвин увлекут в огненную реку, ухватиться не за что, а калика уже убрел далеко, но Томас боролся изо всех сил, рвал жилы, кряхтел, стонал и плакал от ожогов, но устоял, а сэр Эдвин ухитрился ухватиться другой рукой за край берега, с усилием подтянулся. Томас ухватил его за голое плечо, горячее и с бегущими язычками пламени, подтащил, и Эдвин тяжело перевалился на берег. Мгновение он лежал, дыша хрипло. Огоньки медленно гасли по всему телу, потом с натугой перекатился в сторону от реки. Томас с облегчением поймал вдали взглядом калику. Освещенный красным пламенем, тот стоял на излучине, махал рукой. Томас помахал в ответ, спросил жадно: -- Доблестный сэр Торнхейм, знаете ли здешние места? -- Нет,-- прозвучал хриплый ответ. Обгорелое лицо казнимого рыцаря было страшным,-- меня занесло издали... и я никогда не покидал реки... Кто ты, доблестный рыцарь? -- Томас Мальтон из Гисленда,-- ответил Томас с достоинством.-- Прости, благородный рыцарь, но я должен спешить... Ты уж, если попытаешься выбраться, выбирайся. А мы... у нас свой квест. Он повернулся догонять Олега, как услышал потрясенный вскрик: -- Благороднейший сэр Томас... у вас есть тень? Томас с недоумением оглянулся. Тень за ним следовала, как следовала всю жизнь: -- Ну и что? -- Но ведь... -- прошептал спасенный рыцарь,-- тень бывает только у живых! -- Ну и что? -- повторил Томас с некоторым благородным раздражением.-- Я и есть живой. А что тень... Так вон у сэра калики их две! Он поспешил к Олегу, оставив рыцаря с отвисшей челюстью и распростертыми руками. Успел подумать, что надо не забыть спросить, почему за ним ходит одна, а за каликой две, но когда увидел Олега, красного, подсвеченного снизу багровым огнем, тот показался порождением адского огня, только зеленые глаза горят холодным пламенем, и все посторонние мысли вылетели, как легкая зола из печи под ударом брошенного полена. -- Крестоносцы,-- проговорил Олег насмешливо,-- братство... Как спешишь освободить земляка!.. Но, может быть, это и есть самый закоренелый преступник на свете? -- Не думаю,-- буркнул Томас. -- Почему? -- Чую. Олег с той же насмешкой развел руками: -- Ну, это довод... А как же тогда о всеобщей справедливости? Томас огрызнулся: -- Сэр калика! Разговоры о справедливости далеко заведут! А доброе дело надо творить немедля. И не по расчету... по расчету доброе дело не сделать, а подчинясь самому великому владыке! -- Кому же? -- Сердцу. Олег скривился. Владыка, который должен править миром -- это ум, а не суматошное сердце. Хорошо, рыцарь не сказал, что самый великий владыка -- Христос... Впрочем, обиняком сказал. Ведь Христос -- это любовь, как там у них сказано, а любовь идет не от ума. -- Ладно, пойдем, спасатель. -- Олег,-- сказал Томас уже в спину,-- неужели не чувствуешь, что есть нечто даже выше справедливости? -- Ничего нет,-- бросил Олег, не оборачиваясь. -- Есть, Олег, есть. -- Что? -- То, чего в языческих верах не было. -- Так что же? -- Милосердие. Луна медленно опускалась к закату. Томас предположил, что после нее взойдет солнце, но калика хладнокровно заметил, что это раньше тут ходило черное солнце, а теперь и его нет, одна луна вместо него. А когда луна опустится, то настанет Великая Тьма. Глаза хоть выколи, звезд здесь нет, в преисподней везде станет темнее, чем в трех подвалах, запертых на три засова. Тяжелые ноги почти не отрывались от земли. Томас чувствовал, что пусть наступит Самая Великая Тьма, только бы копытные по нему не топтались в потемках, когда заснет как пес прямо на дороге, если тут есть дороги. Он слишком отстал от Олега, и еще от усталости поздно услышал частый перестук копыт. Когда рука запоздало ухватилась за рукоять меча, впереди на дорогу высыпало с десяток чертей в простых доспехах, но со щитами и боевыми трезубцами. Лунный свет холодно и недобро блестел на отточенных кончиках, а глаза чертей были багровые, в них плясало адское пламя. Томас отступил на шаг, все-таки вытащил меч, увидел, как Олег обернулся, вскинул руки в горестном жесте и бросился обратно. Томас коротко оглянулся, туда тоже сбегались черти, отрезая отступление. Он покрепче сжал рукоять меча, от усталости чувствовал, что держит целое бревно, но калика не успевает, надо жизнь продать дороже, черти медлят, и лишь когда земля начала вздрагивать от тяжелой поступи, он повел глазами по сторонам, спина напряглась, волосы на затылке зашевелились. Со стороны скал к ним неспешно двигался гигантский пурпурный черт. На голове блистал царственный шлем, на котором развевались пышные перья, забрало скрывало лицо, доспехи отливали червонным золотом. Шаг его был неспешен, во всей фигуре чувствовалось врожденное достоинство. Томас разглядел на локте левой руки небольшой щит, стал пристально всматриваться, спеша понять. Щит, как и ожидалось, черного цвета, центральную часть занимает лев, так сперва показалось, затем рассмотрел, что лев представлен идущим, а не стоящим, как принято, на задних лапах, хвост падает не на спину, а напротив, поднят кверху и откинут. Так что это не лев, а львоподобный леопард, что сразу дало Томасу полное представление о рыцаре. Тот в свою очередь внимательно разглядывал Томаса. Оглянулся на подбежавшего калику, тот готов с ходу ворваться в схватку, но рыцарь остановил небрежным движением длани, снова всмотрелся в Томаса, уже с интересом, сказал грохочущим голосом: -- Так... это все тот же рыцарь... Томас проговорил с достоинством: -- Назовите ваше имя, сэр маркграф, владетельный барон трех городов и предводитель конного воинства... Здесь темно, я не различаю ваш девиз... И если не соблаговолите поднять забрало, я вынужден буду по законам рыцарства вступить в бой. Рыцарь оглянулся, сделал знак своим воинам отодвинуться. Калика подошел, мрачный и злой, встал рядом с Томасом. Незнакомый рыцарь, да видно же что за рыцарь, вон рога по обе стороны шлема как у викинга, всего на голову выше Томаса и Олега, но в груди шире почти вдвое, могучие руки похожи на узловатые стволы деревьев. Багровые пластины груди, выкованные адом, отливают червонным золотом. Неспешным жестом, словно возжелав так сделать сам, а не по требованию Томаса, он поднял забрало. На Томаса взглянула заросшая черной шерстью звериная морда, похожая на медвежью. Маленькие глазки, спрятанные глубоко под нависающие надбровные дуги, блеснули колкими огоньками: -- Это не мое дело, зачем и к кому пришли. Но мой щит урежут, а то и вырвут когти у моего зверя, если я не отвечу тем же... Он наконец вытащил меч, Томас напрягся и приготовился отразить удар, но рыцарь лишь протянул его в сторону каменной стены. С кончика лезвия сорвалась длинная слепящая молния, багровая, с которой тут же закапала кровь. Молния вонзилась в стену, там загрохотало, раздвинулась трещина. Загрохотало громче, трещина превратилась в широкий проход. В глубине вспыхнул мерцающий свет, видны были толпы роскошных женщин, которые с плачем рвали колючий терновник. Рыцарь проговорил с надменностью высокорожденного: -- Я сам урежу щит или опущу зверю хвост, если позволю уйти без подарка. Я готов отдать любую из этих женщин. Правда, как вывести из преисподней -- не мое дело, но сейчас -- выбирайте! Томас смотрел налитыми глазами в пещеру, там тепло и сухо, но не признаваться же, что не до женщин, борщу б горячего, а самих женщин лишь согнал бы с ложа, чтобы рухнуть, не снимая доспехов. Олег быстро посмотрел на странного рыцаря, на Томаса, перевел дыхание, сказал с привычной уже Томасу ехидцей -- Сэр рыцарь, что скажешь? Это не просто красивый жест. Здесь в самом деле самые красивые женщины мира!.. И самые совершенные. Томас спросил хмуро: -- А почему самые совершенные? -- В них собраны все пороки мира. Томас с великой надменностью отвернулся, но встретился взглядом с колючими глазками рыцаря. Олег, видя, что пока обходятся без драки, смотрел с великим интересом. Мир меняется, не зря взялся помогать этому рыцарю, ибо в нем весь сегодняшний мир с его вчерашним днем, когда одна часть рыцарской души... или плоти, рвется к этим женщинам, а другая, которая из завтрашнего дня -- каким он будет? -- отвергает, что для мужчин вчерашнего дня просто немыслимо. -- Язычники,-- процедил Томас сквозь зубы с великой надменностью.-- У вас даже во храмах жрицы предавались плотским утехам со всеми желающими! Я знаю, полковой прелат всс-е-е-е рассказал! Каждую ночь, а ночи в Сарацинии жаркие, рассказывал со всеми подробностями, дабы мы прониклись, прочувствовали все оттенки этого омерзительнейшего из грехов! Нет, я верен... мне б сейчас... гм... Спасибо, сэр рыцарь, но если все еще считаешь себя должником за такой пустячок, то укажи дорогу к замку сэра Вельзевула... И будешь свободным от всякого долга! Рыцарь оглянулся на своих слуг, властным жестом отогнал еще дальше. На звериной морде появилось сомнение: -- Достаточно ли... Впрочем, ладно. Вам нужно свернуть чуть левее, а дальше никуда не сворачивать. Правда, придется идти через огненное озеро, но... это решать вам. Олег хмыкнул, а Томас спросил быстро: -- Каков девиз на щите сэра Вельзевула? -- "Есть только миг, ослепительный миг..." -- А герб? -- Вооруженный львоподобный леопард красного цвета на черном поле, хвост дракона, сверху падающая звезда с хвостом налево, волк и кабанья голова. Еще добавлю, сэр рыцарь, что поверх черного поля идет короткая золотая полоска... Олег слушал уже с нетерпеливым недоумением, зато Томас сразу воскликнул: -- О, как я сразу не понял!.. Но в этом случае, сэр Вельзевул, я обязан... просто обязан вызвать вас на поединок, ежели держите пленницей, как я утверждаю, самую достойную и добродетельную женщину на всем белом свете. Ко всем ее бесспорным добродетелям, она еще и моя невеста! В полутьме за спиной черта-великана загорелись красные глаза, заворчало. Вельзевул грозно рыкнул, латники попятились. Вельзевул сумрачно взглянул на Томаса: -- Как зовут? -- Яра,-- сказал Томас, поправился торопливо.-- Княжна Ярослава из рода рюриковичей. Она... из мира живых, что, вероятно, делает ее особо ценной добычей. Вельзевул вскинул брови: -- Ого!.. Да, это добыча... Нет, я о ней впервые слышу. Хотя странно, о таком должны трезвонить во все колокола. Ну, это бред, что первый звон -- чертям разгон. На самом деле колокольный звон мы любим, сами колокола поставляем... Нет, сыр рыцарь. Твоей женщины у меня нет. Томас покачнулся, будто Вельзевул безжалостным словом ударил словно боевым молотом: -- Но... тогда где же? -- Трудно сказать,-- прорычал Вельзевул.-- Это мог бы сделать, кроме меня, разве что сам Сатана. Да и то... при удаче. Он явно хотел что-то добавить, но, похоже, это граничило бы с выдачей секретов своего лагеря, и он умолк, плотно сжав губы. Томас кивнул, благодарил за ценнейшую подсказку, поднял меч в воинском салюте, рыцарь кивнул латникам, те расступились. Олег, еще не веря себе, чувствовал, что на этот раз выбрались без драки не благодаря ему, а благодаря горячему рыцарю, который везде ищет повод подраться. Томас, когда вышли из круга латников, оглянулся: -- Кстати, я много наслышан о Лилит... Она, да еще первая из женщин, Ева, здесь? Рыцарь-черт сожалеюще развел огромными руками: -- Ад не удержит Лилит. Как я слышал, она бывает здесь, когда хочет. На небеса сама не желает. А Еву еще ваш пророк, то бишь ваш бог, вызволил и увел с собой. Как и Адама. Томас отсалютовал мечом, черт, к изумлению Олега, ответил тем же, так и прошли под чужими взглядами, пока не ощутили, что отряд чертей скрылся из глаз. -- Томас, глазам не верю! Что у тебя за друзьяки в аду? Томас огрызнулся: -- Какой друзьяка? Выбирай слова, сэр калика! -- Но вы ж чуть не обнимались! -- Это лишь воинская учтивость. Ты не рассмотрел на нем пояс? -- Нет,-- ответил Олег озадаченно,-- а при чем пояс? Волшебный? -- Еще бы,-- проворчал Томас.-- Я всю ночь его шил! Пальцы поколол, водянку натер. А этот медведь хитростью... ну, честно говоря, я сам дурака свалял... словом, пояс пришлось подарить. А теперь он не хочет оставаться в долгу. Олег оглянулся: -- Гм... А не ударит в спину? Томас ужаснулся: -- Сэр калика! Как можно... Как язык поворачивается? Законы рыцарства священны! -- Да?.. Ничего не понимаю. -- Сэр калика,-- сказал Томас с жалостью,-- пришел новый мир.. Все не так, как было при диком язычестве, когда люди ели один другого, спали с тем, кто кого сгребет, того и... Он не может нарушить законы, ибо эти законы теперь внутри нас! Его загрызет изнутри, что он, такой сильный и могущественный, остался в долгу перед простым смертным. Это хуже, чем удар меча между ушей! -- Между рогов,-- уточнил Олег. -- Пусть между рогов. Хотя и уши у него, наверное, тоже есть. -- Наверное,-- согласился Олег.-- Темно. Глава 8 Когда калика вполголоса выругался, Томас дернулся, затравленно оглянулся, но слева скала, муравей не взберется, справа пропасть, сзади изъеденная щелями гора, а навстречу мчится быстрое легконогое существо, залитое призрачным лунным светом... Донесся тяжелый грохот, земля начала подрагивать. Со стены сорвался камешек, звонко щелкнул Томаса по голове. Олег все еще оглядывался, искал пути отступления, а Томас вскрикнул: -- Сюда бегут черти! -- Я думал, ангелы,-- прорычал Олег свирепо.-- Давай в эту щель... Незнакомец, ослепленный светом, заметил двух затаившихся людей в тот миг, когда почти наткнулся. Томас ахнуть не успел, как по его груди звякнуло железом, он непроизвольно взмахнул рукой, привычка старого бойца, в его ладони оказалась зажата узкая кисть с длинным узким кинжалом. Бледный свет вырвал из тьмы круглое девичье лицо с круто изогнутыми бровями. -- Томас,-- прошипел Олег из тьмы.-- Быстрее, их там толпа! Томас сорвал с незнакомки покрывало, швырнул в сторону пропасти, а ее быстро потащил, невзирая на отчаянное сопротивление, вслед за Олегом. Грохот нарастал, внезапно на черном небе возникли залитые мертвым светом могучие тела мускулистых бойцов. Плечи блестели как отполированные морскими волнами валуны, головы росли прямо из массивных тел, тяжелых и несокрушимых. Томас зажимал рот, женщина сопротивлялась все слабее, за спиной слышал тяжелое дыхание Олега. Звери замедлили бег, он видел, как двигались их ноздри, вылавливая запахи, и сам услышал аромат ее волос, в которые зарылся лицом. Вдруг один зверь что-то проревел, остальные повернули головы. Покрывало висело на краю пропасти, слегка шевелилось под движением воздуха, так же лениво соскользнуло с камня, на миг показался краешек, и оно исчезло. Зверь снова проревел, люто и повелительно, звери с разбега начали прыгать в пропасть. Томас задержал дыхание, его ладонь все еще зажимала рот незнакомке. Последним прыгнул вожак. К великому разочарованию Томаса за его спиной развернулись широкие черные крылья, почти невидимые в темноте, и он понял, что не дождется тяжелых шлепков множества тел. Женщина яростно стала освобождаться. Томас удержал ее руку, снова блеснул нож. Он ощутил удар в бок, если бы не доспех, лезвие поразило бы сердце. Удерживая, прошипел вполголоса: -- Да уймись ты!.. Вдруг мы не враги? Она перестала сопротивляться только на миг, затем забарахталась еще яростнее. Томас едва удерживал этот маленький ураган: -- Перестань! Не видишь, мы тебе помогли! Она что-то вскрикнула, голосок показался ему птичьим щебетом, звучал красиво и мелодично. -- Олег, да скажи ей! Темные в ночи глаза волхва уставились в лицо незнакомки. Что-то сказал на таком же птичьем языке. Томас чувствовал, как тело женщины вздрогнуло, но ответила быстро и яростно. Олег покачал головой, снова что-то сказал, а затем кивнул Томасу: -- Пусти. Она приняла тебя за... Ну, сам понимаешь, железный истукан, то да се... Я сам таких видел на Талосе. Один такой остров охранял, целые глыбы кидал в проплывающие корабли. Томас сказал раздраженно: -- Ты не умничай. Чего это она? Мне почудилось, или она... живая? Он осторожно разжал руки, девушка отодвинулась, гневно взглянула в его лицо. Он видел в чуть раскосых глазах удивление, затем ее губы чуть дрогнули в улыбке. Сердце Томаса екнуло. Она что-то спросила, он взмолился: -- Олег, переведи! Переведи, что сказала. -- Это принцесса Мао-Шань,-- объяснил Олег, голос был уважительным.-- Смелая девушка... -- Как проникла сюда? -- допытывался Томас.-- Она... она... само совершенство! Редкий герой даже подумает, чтобы сюда, а она... Олег, что она ищет? Зачем явилась? Олег повторил вопросы, девушка покачала головой, в ее глазах были гордость и печаль. Еще раз взглянула на Томаса, долгим и внимательным взором, улыбнулась так, что его сердце взлетело на крыльях, отступила на шаг и, Томас не успел ахнуть, растворилась в ночи. Легкие шаги чуть шелестнули в ночи, в воздухе остался легкий запах жасмина. Томас ощутил, что мир потемнел, свет померк, а на плечи обрушился каменный свод подземного мира. Хриплым от горя голосом прошептал: -- Почему... зачем ушла? Олег уже осматривался по сторонам: -- Томас, у нее свои дела, а нас свои... Ты не забывай, мы за Ярославой сюда спустились. Или ты уже... гм... надумал что-то еще? Томас с трудом оторвал взор от темного пятна между скалами, где видел последний раз тонкую фигурку принцессы: -- Олег, я даже не думал, что на свете могут быть такие отважные... и такие прекрасные, по-своему, конечно, девушки... -- Брось,-- посоветовал Олег.-- Она тебе не ровня. Принцесса! -- А я король,-- сказал он, защищаясь. -- Твое королевство уместится на ее мизинце. Она из Чайны, Срединной империи. Ты для нее варвар из крохотного окраинного мирка. Они там только себя чтут за людев... Чайвинизм называется. В вашем перевернутом языке звучит как шовинизм... Томас не слушал, его ноздри раздувались, вбирая последние крупицы запаха. -- Неужто мир так велик, что больше не встретимся? Олег посоветовал: -- На обратном пути надо взглянуть на ту скалу. Вдруг да царапнула словцо... Хотя вряд ли. Больно руки нежные для такой грубой работы... А мир, наоборот, тесен. Уже лбами натыкаемся друг на друга. Он полез по скале, вверху смутно проступала расщелина. Томас как во сне двинулся за ним, все еще видел прекрасное и гордое лицо, странно удлиненные глаза, чуть приподнятые у висков, миндалевидные глаза... Кого она явилась спасать? Когда Томас начал натыкаться на стены, не соображая куда идет, сапоги его стучали как у подкованного слона, Олег свернул к россыпи огромных камней, острых и негостеприимных: -- Здесь заночуем. Томас проговорил мертвым от усталости голосом: -- Надо идти. Мы еще не освободили Яру. -- Освободим,-- бросил Олег. Он пробрался в самую середину, там была крохотная площадка, сразу повалился и раскинул руки.-- Подумай только, первая ночь в аду! Не просто побывал, но и поспал, а утром сил будет побольше. Томас прошептал немеющими от усталости губами: -- Тогда выступаем сразу на рассвете вечером... Он еще слышал как хмыкнул калика, не успел спросить, что он нашел смешного, как земля ринулась ему навстречу. Раздался звон железа. Уже в полузабытьи чувствовал. как сильные руки перевернули на спину, Дальше провалился в черноту, из которой уже не надеялся вынырнуть. Над головой гремело, грюкало, кто-то бил гигантским молотом, откалывая целые скалы. Томас распахнул глаза, мгновенно переходя от глубокого сна к ясности. Над головой тяжело двигались все те же тяжелые тучи, грохотали, высекали искры. Он лежал на коричневом камне, словно покрытом свернувшейся кровью. Мышцы напрягались, требуя нагрузки. Во всем теле чувствовалась мощь. Он приподнялся на локте, поморщился, сустав отозвался болью, но в голове ясность, а отдохнувшее сердце колотится часто и мощно, требуя работы. Как хорошо быть молодым, мелькнула мысль. Вчера подыхал от усталости! Калика сидел между камней, почти неотличимый. Только волосы ярче, а голые плечи блестят под мертвенным лунным светом как валуны на берегу Ла-Манша. Луна взошла огромная, изъеденная пятнами, словно круг сыр, потравленный плесенью. Калика неспешно обернулся, ощутил движение: -- Проснулся?.. Что-то снилось? -- Я храпел? -- ответил Томас вопросом на вопрос. -- Черт, давно со мной такого не было. -- Нет-нет,-- успокоил Олег.-- К тому же Яра сама спит как бревно, не побеспокоишь. Томас нахмурился, сравнениям язычника недостает изящества, особенно, когда речь идет о красивых женщинах, но в иных случаях ни мудрость, ни сидение сто лет в пещерах не помогут. Кому-то Господь дал, а кому-то лишь показал, да и то издали. -- Ну,-- сказал Томас, он одним рывком, выгнув спину, вскочил на ноги,-- что ж не говоришь свое знаменитое: надо идти? Калика ответил мирно: -- Да теперь чаще ты говоришь. Лицо его было все такое же изнуренное, как и вчера. В груди Томаса шевельнулась жалость. Все-таки, несмотря на мощь и нечестивую магию, чувствуется то ли смертельная усталость язычника, то ли все равно дает знать возраст. Он быстро влез в доспех, уже удивляясь, как это вчера показались невыносимо тяжелыми, слегка подпрыгнул, мышцы радостно и с вызовом ответили на нагрузку, предлагая подпрыгнуть еще и еще. Калика фыркнул, взял посох и пошел впереди. Томасу почудилось, что калика даже горбится по-стариковски и опирается на посох без всякой нужды. -- Ты что же,-- спросил он в спину,-- никогда не спишь? -- Вся жизнь сон,-- изрек калика.-- А смерть -- пробуждение... гм... может быть. Тихо, кто-то бредет! Томас оглянулся, спрятаться негде, а из-за скалы вышел неспешно тучный человек среднего роста, одет опрятно, лицо круглое, слегка одутловатое, одежда несколько поистрепалась, но чистая. Истоптанные башмаки ступают бесшумно, потому и застал врасплох, за плечами небольшая котомка. Томас, сердясь за испуг, гаркнул: -- Ты кто? Чего ищешь? Человек вздрогнул, оглянулся на оклик. На бледном лице блуждала растерянно счастливая улыбка. -- Что ищу? -- переспросил он. -- Да! -- Великое "Быть Может..." -- А,-- протянул Томас, ничего не поняв,-- я думал, ты тоже что-то потерял. Человек счастливо развел руками: -- Кое-что, конечно, потерял, но нашел... Как много я нашел! Томас схватил калику за руку, потащил прочь, оглядываясь на странного человека: -- Сумасшедший какой-то... Дервиш, наверное. Хотя с виду нашего роду. Пойдем, а то еще покусает. Олег шел задумавшись, только уже через милю очнулся от дум, равнодушно показал Томасу на выступающие из тьмы высокие остроконечные шпили. Залитые лунным светом, они отчетливо вырисовывались на темном злом небе. Томас не поверил глазам: прямо на их пути из тьмы выступал костел. Высокие строгие башни упираются в небо, колонны толстые, массивные, каменная кладка украшена, если глаза не врут при этом слабом свете, медными и бронзовыми листьями. -- Зайдем,-- проговорил он трепетно. -- Зачем? -- ощетинился Олег. -- Это же... -- Вряд ли,-- прервал Олег.-- В аду? Хотя, ты прав, тем более зайдем. Ступени были из черного мрамора. Шаги отдавались гулко, даже тучи почти не грохотали, Томас толкнул ворота, створки отворились медленно, с достоинством. Открылся зал с множеством лавок со спинками, вдоль стен черные свечи, а вдали под стеной возвышался амвон. На нем можно было разглядеть толстую книгу. Олег шел, осматриваясь с явным удовольствием. Томас видел, как особенно внимание привлекли цветные витражи, в самом деле яркие и умело сделанные. Олег покрутил головой, неожиданно ударил по цветному стеклу. Послышался звон, яркие, как брызги радуги, осколки посыпались на каменный пол. -- Зачем? -- спросил Томас враждебно. -- Там может быть что-то полезное. Да и вообще... приятно бить стекла. Томас смотрел подозрительно: -- Потому что храм истинно католической церкви? Олег отмахнулся: -- Мне все равно, католическая или кафолическая, чаще зовомая православной. Ты лучше подумай, откуда здесь церковь? Томас ответил зло: -- А здесь творят сатанинские действа! Козлу молятся, в зад его целуют. И в перед. Это не настоящий костел, а антикостел. -- Тогда почему тебе жаль этих стекол? Томас ощутил себя в затруднении. Нашелся: -- А потому, что ты представляешь, будто бьешь стекла в настоящей церкви! -- Дурак ты,-- ответил Олег беззлобно.-- Как будто мне не все равно: черти или ангелы. И то и другое из новой гадостной веры, я бы их всех, чертей и ангелов, связал спина к спине и бросил в самое глубокое место Марианской впадины... Есть такое местечко, недавно там такое выловил... Он прошел вдоль стены, его пальцы быстро и умело щупали камни. Один заскрипел, Томас отступил на шаг. Целая стена отодвинулась, дальше было помещение, сплошь заставленное узкогорлыми кувшинами. -- Вино? -- спросил Томас недоверчиво.-- В храме? Олег сказал подозрительно: -- Что-то знакомое... Ближайший кувшин разлетелся от удара с такой легкостью, словно разбросали изнутри. Олег удовлетворенно кивнул, словно получил подтверждение некой глубокой мысли, к неудовольствию Томаса пошел бить кувшины дальше. Рассыпались с хрустящим треском, калика бил беззлобно, не пропуская ни одного. Томас уже раскрыл было рот, собираясь остановить глупое занятие, как вдруг среди обломков мелькнул синий пузырек. Калика довольно хмыкнул, пошел колотить оставшиеся. В последнем отыскался пузырек еще и оранжевого цвета. -- На,-- сказал он, протягивая Томасу синий пузырек.-- Хлебни. -- Что там? -- Почувствуешь. Сам он с видимым удовольствием приложил к губам оранжевый. Томас видел, как мигом лицо порозовело, желтизна ушла, калика на глазах ожил, наполнился силой. Томас все же с некоторым колебанием открыл свой пузырек, понюхал, осторожно лизнул. Язык защипало, вкус был бодрящим. Он выпил легкую жидкость, все еще сомневаясь, все же нечестивое колдовство, но доспехи показались легче, он чувствовал, что снова готов в любой бой, способен без отдыха пробежать хоть милю. -- Терпимо,-- согласился он.-- Если за это не придется расплачиваться душой... Но ты откуда знаешь?.. Это христианский мир... хоть и чертячий, ты здесь не бывал! Калика отшвырнул пузырек. Голос тоже был посвежевший, сильный: -- Я ж говорю, у меня ощущение, что уже проходил здесь. На самом деле что христианский, что халдейский или хохловский миры, все воруют. Томас скрипнул зубами: -- Ты мою святую веру с поганскими не равняй! У кого наши святые отцы воруют? Друг у друга? Олег воздел руки: -- Что воровать голому у голых? Воруют у предшественников. Он на прощанье шарахнул посохом по последнему уцелевшему кувшину, грязному и заляпанному потеками глины, прошел мимо, не глядя, а Томас с удивлением остановился: -- Что за чудо? Среди черепков прямо в воздухе над полом висела желтая летучая мышь с растопыренными крыльями. Ее неживые глаза смотрели в пространство. -- Пожалуй,-- ответил Олег раздумчиво,-- это летучая мышь. -- Догадываюсь,-- сказал Томас, закипая.-- Она правда из золота? -- Правда... Если не ошибаюсь, это амулет. Дает возможность полетать. Но совсем немного. Только разлетаешься, а тут заклятие кончится, задницей в горящую лаву... Томас отдернул руку: -- Так брать или не брать? -- Бери,-- решил Олег.-- Твой друзяка говорил, что впереди как раз и будет озеро кипящей лавы. Томас поежился, но схватил мышь -- тяжела, чистое золото,-- сунул за пояс и поспешил за Олегом к выходу. На пороге Томас с проклятием отшатнулся, рука метнулась к мечу. Навстречу бежали трое широченных в плечах воинов варварского облика -- обнаженных до поясов, с чудовищными мышцами, у каждого в руке по топору на длинной рукояти. Томас оторопел не сколько от развитых фигур, у него тоже развитая, а от того, что на плечах у каждого по две головы, тесно прижатых одна к другой. Олег быстро заслонил Томаса, посох завертелся как крылья мельницы, послышался треск, что слился в сплошное щелканье, тем временем Томас пришел в себя, с боевым кличем рванул меч из ножен, перед ним шатался, оглушенный двухголовый, и меч рыцаря красиво и страшно разрубил его до середины груди. Остальные два уже громоздились двумя безобразными наростами на ступенях. Олег переступил, глазами указал верх и влево. Там метались и отвратительно каркали огромные летучие мыши, красные, с горящими глазами. -- Огнем плюются,-- сообщил Олег.-- Давай пройдем с другой стороны. -- А там есть ход? -- Сделаем. Он попятился, Томас отступил следом, и калика захлопнул врата. Слышно было, как хлопало в створки, словно бросали комья мокрой глины, на металле расплылись темно багровые пятна, повеяло жаром. Томаса тоже бросило в жар, словно доспехи уже плавились от таких плевков. Калика по дороге разбил еще витраж, не заметил раньше, прихватил серебряный ключ в потайном алькове, простучал все каменные плиты, а когда подошли к противоположной стене, недолго шарил по глыбам, наконец затрещало, посыпалась щебенка, открылся невысокий проход. Томас наконец понял: -- Ага, тебе все известно, потому что это нечестивая магия! -- Держи меч наготове,-- предупредил Олег. -- Что-то чуешь? -- Сейчас и ты почуешь. Страшный удар по голове отбросил Томаса обратно. Сквозь шум в ушах услышал яростный вскрик Олега. Шипело, словно на раскаленную сковороду лили масло, слышался треск, удары, хрип, а когда в глазах чуть очистилось, увидел, как Олег сражается с тремя странными монахами в зеленых рясах. Монахи висели в воздухе на высоте человеческого роста. Из вытянутых рук срывались зеленые молнии, но калика каким-то чудом успевал уворачиваться, рывками приближался то к одному, то к другому, наконец исхитрился достать концом посоха. Томас услыхал хлопок, вспыхнул мертвенный свет. Олег отскочил от медленно падающего на пол зеленого плаща. Томас с боевым кличем бросился вперед, монахи разом повернулись в его сторону, Олег пронзил еще одного острым, как стилет, концом посоха, а третий, отпрыгнув в воздухе, попал под богатырский удар двуручного меча. Томас едва не упал, когда меч, прорезав пустоту, врезался в каменную плиту под ногами. По обе стороны опустились рассеченные половинки зеленого плаща. В глазах еще плавали цветные мухи, когда ненавистно правильный голос калики сказал за спиной: -- Ну, что разотдыхался? Как говорит один знакомый крестоносец, надо идти. -- Это не крестоносец сказал,-- прохрипел Томас. Он дико смотрел на плащи, что как зеленая тина лежали грязными комьями на ровном чистом полу.-- Все? -- Всех,-- уточнил Олег.-- Здесь всех. А что дальше, не знаю. Это твой ад, тебе знать. Томас вытер лоб, огляделся, все еще сжимая меч, но враги больше не появлялись, и он признался, чувствуя, как все еще вздрагивает голос: -- И в аду, если присмотреться, ничего... такие же подземелья, тайные ходы, замки, костелы... Олег удивился: -- А кто сказал, что на земле не ад? На ней есть все. Говорят, даже кусочки рая. Томас осторожно поднял зеленый плащ, материя загадочно мерцала в его руке, блестки ползают по рукавам, как растревоженные светлячки. Олег видел, как рыцарь нерешительно набросил плащ на плечи, огляделся по сторонам, словно искал зеркало. -- От пыли,-- сказал он, будто оправдывался. -- А если чародейский? -- спросил Олег ехидно. -- Это христианская магия, -- отрезал Томас.-- Белая! С убитого монаха как-никак сняли! Глава 9 В черном небе часто сверкали падающие звезды. Одна пронеслась настолько близко, что Томас рассмотрел в светящемся столбе согнутого человека: колени прижаты к груди, руками обхватил ноги и опустил голову, преодолевая чудовищное сопротивление встречного ветра. Светящийся шар, оставляя разреженный светящийся хвост, исчез в сотне шагов за грядой камней. Донесся удар, земля качнулась, затем с опозданием прогремел мощный грохот. За камнями возникло трепетное нездоровое сияние. Калика выругался. Светлые блики играли на его л