стрие посоха из бока противника, отпрыгнул от меча, молниеносно ткнул снова как копьем, и снова гигант вскрикнул так, что земля дрогнула и качнулась под ногами Томаса. -- Держись! -- вскрикнул он, с места прыгнул за мечом, тот все еще прыгал как рыба на берегу. Томас подхватил его раньше, чем тот успокоился, перевернулся, избегая меча гиганта, калика тем временем шарахнул врага по голове. Томас не поверил глазам, когда кончик рога звякнул и обломился, а гигант закричал не то от боли, не то от оскорбления. -- Ну, теперь держись, летучая крыса,-- процедил Томас. Калика отступал под ударами, Томас с разбега обрушил меч на спину чудовища. Руки тряхнуло, словно ударил по вековому дубу. Меч должен был рассечь врага пополам, именно это удар Мальтонов, но Томас успел увидеть только длинную полоску, будто рассек на дереве кору. Гигант развернулся с немыслимой скоростью, на Томаса надвинулись бешеные глаза. Успел увидеть оскаленную пасть, ударил острием меча, тоже как копьем, страшный удар потряс с головы до ног. Томас ударил еще, кулак достал воздух, по плечу ударило почему-то камнем, и Томас сквозь грохот и туман в голове понял, что катится по земле, а рев отдалился, там калика бьется один на один... Застонав от стыда, он воздел себя на ноги, руке было непривычно легко, он с ужасом увидел зажатую в кулаке рукоять меча с обломком лезвия не больше, чем с ладонь. Отшвырнул, бросился к гиганту, почти ничего не видя, тому удалось прижать калику к стене. Томас прыгнул на красную спину, обхватил руками толстую, как дерево, шею, сжал так, что железо доспехов заскрежетало и смялось. С наслаждением услышал хрип, тут же чудовищные руки взметнулись как ветви дерева под ураганом. Томас ощутил, как его отдирают, отдирают по частям, но все еще давил немыслимо толстую и твердую шею, острая боль пронзила суставы, затем ощутил как летит по воздуху, навстречу метнулась каменная стена. Он инстинктивно выставил руки, страшный удар расплющил, потряс, смял доспехи, в красном тумане сполз к основанию. Сквозь кровь на лице увидел две фигуры, огромная теснила калику, тот отступал, отбивался посохом. Гигант надвигался уже с одним мечом, но правая рука калики бессильно болталась, отбивался с трудом. Томас не помнил, как заставил себя встать, его повело в сторону, но держал глазами схватку, добрался, и, уже падая от изнеможения и ран, ухватился за ногу чудовища, сдавил. Если бы в шлеме, то просто бы давил, а так вцепился зубами как пьяный простолюдин в безобразной деревенской драке, заодно попытался вывернуть ступню, успел услышать, как там хрустнули тонкие кости. Его отшвырнуло пинком, он ударился спиной о стену, тело кричало от боли и не слушалось. Калика, выбрав миг, ударил концом посоха в лицо гиганта. Страшный звериный крик потряс мир, земля под Томасом вздрогнула, затряслась мелко-мелко, словно испуганный конь. Гигант отшатнулся, выронил меч, обеими руками ухватился за лицо. Олег, как видел Томас сквозь красный туман, из последних сил ударил тем же окровавленным концом в голую ступню гиганта. Новый вопль колыхнул мир, Томас с невероятными усилиями зашевелился, начал подниматься. Гигант дернул головой в его сторону, его шатало, из пронзенной ноги бурунчиком била кровь, темная при слабом свете, а другая ступня была неловко подвернута, и гигант стоял на раненой ноге, не в силах сдвинуться, а по широкому лицу тоже текла кровь. -- Ты бы... назвал себя,-- услышал Томас свой хриплый голос.-- Доспехи... шкуру, то есть, кому передать... Крылья за спиной гиганта развернулись, дважды ударили по воздуху, замолотили чаще. Он упал, его поволокло по земле, сдирая кожу, явно раньше взлетал только с разбега, и только за десятка три шагов с трудом подняло в воздух. Томас видел, как водило из стороны в сторону, потом на грани видимости крылатая фигурка задела верхушку скалы, донесся слабый вскрик, полный боли и страха, крылатый зверь свалился вниз, ломая крылья. -- Надеюсь, издохло,-- донесся прерывающийся голос. Глава 11 Олег стоял, прислонившись к стене. По лицу текла кровь, он даже не смахивал ее, пальцами левой руки зажимал правое плечо. Темные струйки крови медленно просачивались из-под пальцев. Рука бессильно висела как толстая плеть. -- Ага, издохнет,-- ответил Томас, грудь ходила ходуном, он стискивал челюсти, напрягался, стараясь унять звон в ушах и побыстрее собраться с силами.-- Если это сам Сатана, то как он издохнет? -- Да, наверное... -- донесся слабый шепот. -- Все здесь... только мы, если издохнем, то издохнем. Ты как? -- Жив, но это поправимо,-- ответил Томас мужественно. Он кое-как поднялся, убедился, что ноги держат, целы, только он весь сейчас сплошной кровоподтек, суставы и жилы стонут.-- А ты как себя чувствуешь? -- Чувствую, но слабо... Надо уходить, Томас. -- Мой меч... у меня нет больше меча. -- Но есть ты... Он пошел вдоль стены, не дожидаясь ответа. Томас с жалостью смотрел, как он часто ударяется плечом о камень, если бы не стена, упал бы, но идет, перебарывает себя, а он, гордый Томас Мальтон из Гисленда, не отыщет сил... Тело выло и плакало кровавыми слезами, но Томас вел себя следом за другом, и плоть медленно начала смиряться, ни отдыха, ни пощады, все на ходу, Томас ощутил, как звон в черепе затихает, а мышцы постепенно начинают слушаться лучше. -- Олег...-- позвал он. Олег начал оборачиваться, и тут оба услышали хлопанье крыльев. Томас видел, как болезненно исказилось лицо отшельника. В глазах было отчаяние и обреченность, сверху упала густая тень, Олег с трудом пригнулся, тяжелое тело обрушилось сверху. Томас услышал страшный крик-рев: крылатая тварь напоролась на посох. Тут же на землю впереди упали еще три зверя. Олег, выпрямляясь, ухватил ближайшего за горло, сдавил, железная ладонь Томаса метнулась вперед, послышался хруст, зверь начал оседать с перебитым горлом. Томас шагнул вперед, ухватил двух оставшихся, ударил головами, услышал хруст, бросил под ноги и для верности наступил на шеи железными сапогами. Когда остались вдвоем среди трепыхающихся тварей, Томас прорычал, снова чувствуя свой сильный голос: -- Значит, тот гад в самом деле не разбился... как те, на черном Змее! Олег тяжело дышал, из разрубленной груди текла кровь. На плече зияла еще одна рана. Сердце Томаса сжалось от горячего сочувствия. Калика был бледен, лицо страдальческое. На лбу выступила холодная испарина. -- Ты сильно ранен! -- Да,-- сказал Олег. Он тяжело дышал.-- Черт, я всегда боялся боли... -- Боялся? -- Не переносил,-- поправился Олег хрипло. Капли пота на лбу росли на глазах, начали скатываться по бледному лицу.-- И не мог терпеть боль... -- Еще бы,-- сказал Томас. Он пугливо смотрел на глубокую рану.-- Кто бы смог... Это тот, что упорхнул? Черт, какой же он рыцарь, ежели летает как какое-то пернатое? -- Не знаю,-- сказал Олег зло.-- Махали мечами как дурни, потому я попался. Думал, умелые воины. Тех знаю наперед... Ох, жжет, как будто... Он вскрикнул, мучительно скривился. -- Очень больно? -- спросил Томас с горячим сочувствием. -- Очень,-- признался Олег.-- Черт, я никогда не был воином... Мне это махание мечами... Да и давно меня так не... Отвык. Давно даже палец не прищемливал... -- Палец,-- возмутился Томас.-- Когда я палец прищемил, я так орал! Раны в бою -- плевать, привычно, а вот палец... Или занозу под ноготь... Олег передернул плечами. Лицо стало еще бледнее, а глаза застыли, глядя в пространство. Томас бросил предостерегающе: -- Не засни. Опять мыслишь? -- Да,-- ответил Олег, он сплюнул под ноги, на выгоревшую землю шлепнулся кровавый комок.-- Ты уверен, что ребенка грудью кормила богородица? Томас опешил от неожиданности, переспросил глупо: -- Что-что? -- Там, на дороге,-- крикнул Олег, он кивнул в ту сторону, куда унесся гигант на багровых крыльях, оттуда быстро приближались три новые фигурки. Крылья шлепали по воздуху часто, а в лапах блистало железом.-- Уверен, что то была мать вашего бога, а не вашего дьявола? Томас вскипел: -- Да как ты... Олег, не глядя, отыскал спиной в стене щель, вдвинулся, голос был срывающийся: -- Так... почему ж... не остановила? -- Пречистая Дева? -- Тебе все надо повторять... по два раза? -- Это не мне надо... Олег, она... при чем тут она... Он не нашелся, что сказать, да и не успел: на голову обрушилось визжащее и царапающееся, он отступил еще, ввалился в темноту, вместе грохнулись на каменную плиту. Тварь страшно скрежетала когтями по железу, калика исчез в темноте, и Томас в одиночестве с криком катался между камнями и бился головой о стены, пока гадкие когти не разжались, тогда он наощупь ухватил тварь за лапы и с наслаждением шарахнул головой о каменную стену. Раздраженный голос Олега поторопил: -- Томас, довольно... Давай быстрее! В груди Томаса хрипело, булькало, сипело, губы пересохли и лопались как спелые стручки гороха. Он не нашел силы выдавить слово, встал на четвереньки, потом кое-как по стене возделся на ноги, так же, перебирая руками стену, пошел на голос. Из-под ног донесся едва слышный гул. Этот же гул Томас услышал и в стене, за которую держался. Воздух начал вибрировать, в нем возник странный зловещий звук, которого Томас понять не мог, только по всему телу побежала дрожь, он ощутил себя ничтожным и беспомощным перед неведомой мощью. -- Быстрее! -- донесся голос.-- Как можно быстрее! -- Олег...-- прошептал он,-- что это... -- Быстрее!.. Он бросал себя на голос, хватался за камень, отталкивался и снова спешил, иногда видел блестящие под луной голову и плечи. Олега шатало, но двигался целеустремленно. Томас хотел закричать снова, но грохот стал мощнее, настойчивее. В нем было ощущение торжествующей мощи, перед которой все падет во прах... -- Лавина,-- выдохнул он, наконец все поняв,-- тот гад... не сумел... пробует по-другому... Калика стоял, упершись лбом в стену. По камню сползали темные капли. Он с усилием поднял набрякшие веки: -- Пожалуй, даже из подпасков попрут? Томас подхватил свободной рукой, тут же перекосило от боли в плече: забыл, что калика тяжел как медведь после ужина, но стиснул челюсти, потащил, повел, в какие-то мгновения, почти теряя сознание, чувствовал, что и он опирается на твердое плечо калики, раненое с той стороны, и так, поддерживая друг друга, двигаются быстрее... За спиной раздался страшный грохот, в спину ударил могучий кулак упругого воздуха. Они рухнули, по спинам прокатилась густая волна из пыли и каменной крошки, а когда поднялись, Томас уже чувствовал, не оглядываясь, что едва-едва выскользнули из-под удара лавины, с горы все еще катятся отставшие глыбы, могут и зашибить, есть такие, что как и люди, не ходят проторенными тропами... А голос прохрипел прямо в ухо: -- Быстрее... -- Ушли же,-- простонал Томас. -- Не слышишь? Еще одна... На этот раз накроет... Томас слышал только плеск кипящей крови в ушах. Лоб раскалился, голова распухла, не помещалась на плечах. Дыхание стало громче, чем грохот камнепада. Земля под ногами вздрагивала. Каменная стена тряслась, срывались мелкие камешки. Томас задыхался, перед глазами стояла мутная пелена. Глаза щипало соленым, а пот, падая на доспехи, шипел как на раскаленных углях. В спину снова злорадно ударил кулак сжатого воздуха. Томас пошатнулся, а по ушам хлестнул злой голос: -- Не спи, черепаха! Томас всхлипнул, упасть бы и помереть, земля трясется сильнее, лавина настигала, вдруг что-то могучее со страшной силой тарана ударило в спину. Дыхание вылетело со всхлипом, он влетел в пещеру, растянулся как жаба на каменном полу, проскрежетал доспехами, и тут сзади настиг страшный удар. Томасу почудилось, что ему придавило ноги, в страхе попробовал ползти на руках, и тут же стал на четвереньки, а затем и сумел подняться на ноги. Пещера еще дрожала, по железу звякали мелкие камешки, их сыпалось сверху как из дырявого мешка. Сзади донесся сдавленный стон. Слабый свет падал сверху, Томас увидел, как сзади зашевелились камни, что закупорили вход, раздвинулись, калика поднялся голый до пояса, израненный, весь в темных пятнах, кровь струилась из открытых ран, волосы слиплись, по щеке течет темная струйка. В полумраке Томас видел только темные пещеры под надбровными дугами. С жутью почудилось, что там блеснули кроваво красные точки, будто ветер сдул с замирающих угольков пепел. -- Сэр калика,-- воскликнул Томас с болью,-- Олег... -- Дальше... -- Тебя еще и камнями? -- Дальше... -- прохрипело от темной фигуры.-- Там... щель... Томас сделал движение броситься к другу, у калики одна рука висит так, словно вовсе не осталось целых костей, шатается, но Олег прорычал: -- Дальше... Или сейчас погибнем. Томас с усилием оторвал устрашенный взгляд, бросился в темную часть, оттуда пахло затхлым. Глаза еще не привыкли к полумраку, но чувства подсказали, что там пустота, он двинулся вслепую, ударился плечом, стал пробираться через камни, а сзади словно бы появился слабый оранжевый свет. Еще несколько шагов вслепую, и плечи перестали царапать камни. Томас раскинул руки, ощутил лишь пустоту. Свет приблизился, шаги калики были шаркающие, неуверенные. Томас видел, как из щели выплыл оранжевый шарик размером с орех, светит слабо, как догорающая лучинка в избе простолюдина, вот-вот погаснет, калика вышел следом, хватаясь израненной рукой за стенку. Томас бросился на помощь, калика прохрипел зло: -- Спеши... Хватай оружие... надо уходить... Томасу почудилось, что калика заговаривается: -- Какое? Где? Калика кивнул в темноту, а сам качнулся и побрел в другую сторону. Шарик света остался с Томасом. Он всмотрелся, глаза чуть привыкли, из пещерного мрака выступила гигантская стена, сплошь увешанная мечами, топорами, копьями, кинжалами, щитами, луками, множеством странного оружия. Томас зачарованно двинулся в ту сторону, смутно слышал, как застонал калика. В темноте зазвенело, будто отшельник повалился на гору посуды. Томас заколдованно шел к стене, глаз не отрывал, пока не уперся животом в длинный стол, что тянулся под стеной в обе стороны, и оба конца стола исчезали в темноте. Верх стены тоже уходил ввысь, прятался во тьме, а все освещенное пространство блестело обнаженными лезвиями, искорки прыгали по рукоятям, костяным лукам... -- Пресвятая Дева,-- прошептал Томас. Голос задрожал, внезапно затряслись руки, а колени стали как ватные. От мечей и топоров явственно веяло мощью, от одних недоброй, от других светлой и ликующей.-- Сэр калика... В темноте снова звякнуло, загремело, донесся слабый треск, будто раздирали непрочное полотно. Томасу почудился сдавленный крик, стон. Он дернулся, готовый броситься к калике, с трудом себя пересилил. Дрожащие пальцы поплыли над столом, от разложенных там мечей несло бодрящим холодком. Внезапно рука будто сама нырнула вниз, пальцы жадно сжались на простой широкой рукояти. Незримая мощь через пальцы ринулась по руке, вздула плечо каменными мышцами, наполнила грудь до боли, а сердце сбилось с такта, затрепыхалось как маленькая птичка в когтях рыси. Он ощутил, что задыхается от переполнивших его чувств, глаза защипало, а губы задрожали. -- Чей ты, меч,-- прошептал он потрясенно.-- Кому ты давал свою мощь раньше? Меч был короче его двуручного рыцарского, проще, на лезвии следы ударов молота кузнеца. И рукоять без украшений, удобная для хватки, но не для хвастовства перед дамами... В темной стороне затрещало сильнее, звякнуло, на стенам зловеще метнулись угольно черные тени. Из мрака вышел, шатаясь, огромный человек с прилипшими волосами, будто вынырнул из глубокого озера. Он дышал хрипло и надсадно, лицо оставалось в тени, в пещерах под надбровными дугами остро и страшно блеснули огоньки. Из кроваво красных они медленно перешли в пронзительно зеленые, Томас обрадовано вскрикнул: -- Олег!.. Человек вышел в круг света. Обнаженные плечи блестели, только на правом еще была темная короста, что как гнилая кора осыпалась при ходьбе. Томас увидел вздутый безобразный шрам, багровый с синюшным оттенком, рука еще висела бессильно, но пальцы медленно сжимались в кулак. -- Быстрее,-- прохрипел он.-- А, Эскалибур?.. Что ж, родню почуял... Томас ахнул: -- Меч короля Артура? Быть не может! -- Почему? Тогда ковали без затей. Взял, уходим. Он протащился мимо, его шатало, хватался за стол. Томас стиснул зубы, чтобы не заорать от дикой ослепляющей радости, по-звериному могучей, шагнул следом, глаза жадно шарили по столу, и сам не помнил, как ухватил в другую руку длинный меч, с узким холодно блистающим лезвием, засмеялся от прилива новой мощи, светлой и радостной, как и подобает магии оружия, в отличие от подлой магии слов и заклятий. Внутри играло и прыгало, он чувствовал, что сейчас сделает что-то несуразное: закричит дико, подпрыгнет до свода, или перерубит стол одним ударом. -- Олег! -- закричал он вдогонку.-- И в этом мече живет что-то помимо железа... Спина калики удалялась, голос прозвучал глухо: -- Его потерял в Ронсевальском ущелье рыцарь, что прикрывал отход войск Карла Великого... Герой. Когда умирал, даже не вспомнил о красавице невесте, что лила слезы и ждала, а все просил положить с ним... ах да, не с ним, а под него, меч-спату, эту вот возлюбленную Дюрандаль... Томасу почудилась насмешка, но не поверил, что человек на грани смерти от изнеможения способен насмехаться над святыми чувствами величайшего и благороднейшего из рыцарей. К тому же непонятно, как видит спиной, может быть вовсе говорит наугад... Томас вскинул мечи, он чувствовал какие у него длинные и могучие руки, тело как из булата, а силы хватило бы, чтобы сдвинуть гору. Крикнул мощно: -- Теперь пусть выходит хоть сам дьявол! -- Не хвались, на рать идучи,-- напомнил Олег. -- А хвались, идучи с рати,-- засмеялся Томас.-- Это я знаю. Ох, сэр калика... Он вздрогнул и замер, будто пораженный в самое сердце. Со стены и стола мечи просились в руки, клялись в верности, обещали великие подвиги. Такими бывают только мечи, которые имеют свои имена, в отличие от простых безымянных. -- Олег! -- вскричал он в отчаянии.-- Я не могу!.. Мое сердце разрывается!.. Да будь у меня сто рук... Калика оглянулся: -- И что, ухватил бы все? Успокойся, меднолобый герой. -- Чьи это мечи? Калика едва заметно сдвинул на ходу плечами: -- Я что, все железо знаю?.. Ах, там еще и черная бронза... Вон тот Галадборд, меч Фергуса, героя ирландских гор, рядом -- Нуаду, меч-талисман ирландских племен, этот не знаю... и этот... а вон тот знаменитый Грим, меч самого Сигурда... или Зигфрида, не упомню как он у вас кличется. Томас жадно вертел головой: -- А этот?.. А тот?.. О, Пресвятая Дева, я уже в аду, я уже казнюсь самыми страшными муками: вижу лучшее на свете оружие, и не могу все ухватить! -- Так это ж рай,-- буркнул калика. Спина его постепенно выпрямлялась, а голос терял хрипотцу.-- На тот не гляди, это злой меч! Зря пастух, что отыскал его в размытом дождями кургане, отдал его Гатиле, ставшего известным потом как Аттила Бич Божий... Этому мечу, помню, скифы приносили жертвы... Каждого десятого пленного! А до скифов то же проделывали киммерийцы... Если есть третья рука, возьми меч справа. Это легендарный Переляк, с ним великий викинг начал творить новое государство... Знал бы, что получится! Томас спросил быстро: -- И сотворил? Голос Олега отдалился, его спина мелькнула и пропала в темноте,: -- Его потомки, рюриковичи, творят и ныне... Такое творят! Пальцы Томаса потянулись к Переляку, тоже предстоит творить королевство заново, с трудом потащил руку обратно, едва не выдирая ее из плеча, ибо в голосе отшельника прозвучала странная нотка, что-то в том государстве ему не нравится, взглянул налево, сердце екнуло: добротный шлем, хотя и не рыцарский, широкие латы, кованый пояс с кольцами для ножей. Светящийся шарик, что стал багровым, как угасающий уголек, исчез в темной щели вместе с каликой. Томас, оставшись в полной тьме, сам не помнил как натянул доспехи, нахлобучил шлем по самые брови, бросился вслед за Олегом, но отшатнулся, потрясенный страшным и великолепным зрелищем. По обе стороны черного входа висели в воздухе, держась без всяких цепей, два удивительных меча. Один короткий, с прямым лезвием, простой рукоятью, лезвие брызжет искрами, словно только что выдернули из горна, а другой длиннее, со странным волнистым лезвием. Томас в великом изумлении уставился на невиданное зеленоватое лезвие, там возникали и быстро исчезали магические знаки, что вдруг показались знакомыми. Шаги калики уже затихли. Устрашенный, что останется один, Томас выронил оба меча, взамен ухватил рукоять меча с изогнутым лезвием... на миг пронзила острая боль, свирепая судорога скрутила мышцы, но ощущение силы, что хлынуло через рукоять меча, тряхнуло как молодое деревцо бегущим кабаном. Ноги сами несли его с легкостью, будто железные доспехи были из простого полотна. Если бы не страшился разбиться, то прыгал бы сразу на десятки шагов. Калика стоял на уступе близ выхода. Опять в волчьей шкуре, где он ее только нашел. Каменный карниз в двух шагах обрывался пропастью. На стук шагов обернулся, Томас видел как брови Олега взлетели верх. Томас вскрикнул: -- Что-то не так? Олег в изумлении глядел на меч. Томас видел, как взгляд зеленых глаз скользнул по новым доспехам Томаса, коснулся шлема: -- Вот что ты выбрал... -- Олег,-- вскричал Томас в страхе и замешательстве.-- Что это? Я чувствую себя странно. -- Если ты о мече,-- проговорил Олег медленно,-- то это Зу-л-Факар. Что значит "бороздчатый". Мухаммаду достался в битве, от него перешел к тестю Али, хранился у халифов... Ну, Томас, ты самого Сатану удивишь! Томас сделал движение отбросить меч, смотрел как на ядовитую змею, но пальцы не пожелали разжаться. Он даже попробовал помочь другой рукой, смог бы, но в груди словно лопнул сосуд с желчью, стало горько и тоскливо, словно отрывал от себя половину души. -- Ну не могу же я... Оставить такой меч, все равно, что оставить... Он замычал в муке, подбирая точное слово, а Олег, не дожидаясь, буркнул: -- В самом деле? Тогда не бросай... Что-то небо нехорошее. Томас повертел меч, лезвие блистало, а в ответ раздвинулись тучи, грозно проворчало. Меч был поразительно легок, но в то же время Томас чувствовал, что с таким можно драться даже с демонами. -- А второй... меч? -- спросил он с затаенным страхом. Калика хмыкнул: -- Второй... гм... о нем было сказано: "Не мир я вам принес, но меч"... Он не закончил, края черной тучи начали быстро и страшно загибаться, словно она как сырая шкура попала на горячие угли. Под ней была еще одна, лиловая, при виде которой у Томаса пробежал по спине недобрый холодок. -- Олег... Страшный треск над головами пригнул к земле. Полыхнуло огнем, черные тучи раздвинулись. Потрясенный Томас увидел, как в щель протиснулась исполинская рука, размером с вековую сосну. Опустилась, слепо пошарила по вершине скалы. Томас прижался к камням, но гигантская рука приблизилась, каждый палец был толщиной с полено, а на ладони поместился бы королевский стол с двенадцатью рыцарями. Томас застыл, а над головой раздался страшный рык, затрещало, гигантская рука внезапно выросла в размерах. Томас увидел прямо перед собой огромную ладонь с хищно растопыренными пальцами. -- А пошел ты,-- выдохнул он затравленно. Без размаха ударил по страшной ладони. Острие врубилось как в теплое масло, исполинская плоть раздалась, кровь брызнула такими фонтанами, что Томасу почудилось, что собьет с ног. Над головой прогремел нечеловеческий крик, полный ярости, боли, изумления. Рука отдернулась, Томас видел, как вверх удаляется гигантская ладонь, кровь хлещет ручьем, на месте двух пальцев торчат обрубки, откуда хлещет кровь... Он остолбенело перевел взор себе под ноги, в испуге отпрянул. Два исполинских пальца, оба с поленья, дергались, еще скребли ногтями твердую землю. Кровь шипела и быстро поднималась легким розовым дымом. -- Святая Дева,-- прошептал Томас в благоговейном страхе,-- кто это был? Калика крикнул зло: -- Тебе герб увидеть надо? Быстрее сюда! Томас побежал, оглядывался, меч в его руке радостно дергался. Томасу чудилось, что даже повизгивает как в предвкушении новой драки полный сил бойцовский пес. В тучах гремело, но рука исчезла. Томасу чудились стоны, жалобы, стенания, но это могли быть завывания ветра. Правда, удар был хорош, их жизни спасены, и Томас счастливо поцеловал рукоять чудесного меча, пролившего кровь чудовища. В зеленых глазах Олега мелькнуло странное выражение. Губы дрогнули, но смолчал, и Томас перевел дыхание. Ссориться с отшельником сейчас не хотелось в особенности. Он прошептал молитву Пречистой Деве, дрожащими от счастья пальцами погладил холодную рукоять Зу-л-Факара: -- А почему он в аду?.. Олег услышал, буркнул: -- Оружие. Томас удивился: -- Вот-вот! Оружие, а в аду! Должно быть в раю. Олег оглянулся на могучего рыцаря, исполненного всяческих достоинств, вздохнул. Томас смотрел вопросительно. Олег развел руками: -- Наверное, ислам, как и вера твоего Христа, должен завоевывать сердца, а не рубить головы. А мечи... это вроде запрещенного приема в турнире идей. Томас, похоже, не понял, но спорить не стал: -- У каждого турнира свои правила. Сэр калика, куда теперь? -- Вниз,-- ответил Олег сдавленным голосом. Земля вздрагивала, доносился постоянный гул. Томас спросил запоздало: -- Олег, там наверняка что-то нашлось бы и по твоей руке. Кивнул бы, я бы захватил. -- У тебя ж мечи в руках,-- буркнул Олег. -- В зубах бы унес. Нам, крестоносцам, была б добыча, а взять сумеем. Глава 12 Калика долго внюхивался в неподвижный воздух, так казалось Томасу. Кивнул с невеселым удовлетворением: -- Пахнет и чем-то недобрым... Карабкались чуть ли не как мухи по стене, но когда поднялись по расщелине в гранитной стене, Томас ощутил легкое движение воздуха. Однако пахло еще и знакомым запахом крепкого мужского пота, когда по несколько суток не только не моются, но даже спят, не снимая одежды. -- Их там не меньше трех десятков,-- определил Олег. Он сильно втянул ноздрями, закрыл глаза. -- Запаха чесночной колбасы не чую, так что чертей нет... вроде бы. -- А что нам черти? -- спросил Томас гордо, хотя сердце затрепыхалось как у зайца.-- Мы сами теперь такие черти! В каменной долине горели три костра, возле них сидели и стояли воины. Не три, десятка четыре, все как подбор рослые, одетые в легкие доспехи, треть даже без шлемов, но все с топорами, круглыми щитами. Завидев выходящего Томаса, один вскрикнул, через мгновение на ногах оказались уже все. Томас набрал в грудь воздуха, напрягся, нагнетая в себе ярость, бешенство, злобное неистовство, исподлобья оглядел бегущих на него врагов. Смерть! Его меч с таким свистом покинул ножны, что даже калика опасливо отпрыгнул в сторону. Сам он завертел посох, образуя вокруг себя разноцветную защитную стену, похожую на полупрозрачный шатер, сквозь стены которого не проскользнет и стрела. Воины набежали молча, раздался лязг, стук. Передние столкнулись в закованным в железо рослым рыцарем, его блистающий меч пронесся наискось, коротко скрежетнуло железо, Томас повторил быстрый удар в другую сторону, и только тогда раздались вопли, стоны, крики ярости и ужаса, а Томас сообразил, что меч пророка рассекает тела как капустные листья, не одного, а сразу троих-четверых повергает на землю -- сколько зацепит! -- За Пречистую Деву! -- заорал он, сердце уже колотилось мощно и победно.-- За мать ее... благочестивую Анну! Калика дрался молча, Томас слышал только непрерывный сухой стук. Воины тоже умирали молча, даже отползали раненые и покалеченные безмолвно, словно не желали нарушать благочестивых раздумий, а вокруг Томаса орали, вскрикивали, верещали, плевались, пытались ухватить хотя бы за ноги. Он рубил быстро и в страхе, что опрокинут и затопчут, пятился, враги спотыкались о трупы, а он ударами меча, оставлял их там, на земле. Когда их осталось всего трое, они переглянулись, попятились. Все тяжело дышали, один был ранен. Томас сделал движение напасть, они попятились еще, не сводя с него злобных взглядов. Он сделал страшное лицо и затопал ногами. Они в ужасе повернулись и унеслись прочь. Калика вытер посох, набалдашник был не только в красном, но и в чем-то белом, что калика упорно называл серым. Томас с потрясенным удивлением рассматривал меч. Зеленое лезвие еще вспыхивало, постепенно замирая, словно возбуждение уходило, а залитое кровью лезвие снова блистало торжественно и победно, будто кровь впиталась в железо, или же благородное лезвие отторгло кровь презренных, сбросив на землю. -- Как... рубит,-- пробормотал он,-- как рубит! Калика перевел дыхание, глаза все еще были встревоженными: -- Нас ждали. -- Тот послал,-- сообщил Томас.-- Сам боится, посылает рабов... Попался бы мне теперь! Меч в его могучей руке блистал радостно и победно. Слабые лунные блики разбегались по всему лезвию, сползали на рукоять, и даже рука Томаса казалась объятой холодным пламенем. Они не прошли и сотни шагов, как послышался быстрый топот. Из-за близкой скалы выбежали воины, дышали тяжело, явно спешили издалека, ноги почти не отрывались от земли, загребали сухую пыль и черный пепел. Каждый был с топором и при щите, только один бежал с мечом. Томас определил в нем вожака, потому и направился в его сторону, оставив отшельнику сражаться с простолюдинами. -- Давай,-- поощрил его Олег.-- За мать ее... как ее... ага, благочестивую Анну! Тоже, непорочную... почти. Томас нахмурился, в этом "почти", усмотрел оскорбление, хотя калика так уж зря не скажет, что-то чудесное явно стряслось и с матерью Пречистой девы, похоже, там все семья такая, но сердце уже билось горячо и мощно, боевой задор выдул мысли как ветер смахивает пепел, ноги задрожали от жажды броситься в бой, а рука сама выдернула меч. Томас услышал свой яростный клич: -- За Пречистую Деву, мать ее... Он поперхнулся, слишком разинул пасть, а пепел так и летит, выругался, ступил вперед уже молча, а калика с посохом в руках шел слева. Воины, видя что от них не бегут, с облегчением перешли на шаг, а потом и вовсе остановились, выравнивая ряд. Все смотрели только на Томаса, отшельник не выглядит воином, а этот рыцарь громаден и зычен... Внезапно, к изумлению Томаса, они начали пятиться, не отрывая от него устрашенных взглядов. В переднем ряду возник торопливый говор. Задние напирали, а потом, вглядевшись через головы передних в Томаса, тоже начали отступать. Томас удивился, но на всякий случай повторил грозно: -- За Пречистую Деву, мать ее и престарелых родителей! Меч в его могучей длани полыхал зеленым огнем, сам Томас выглядел как башня, закованная в железо. Воины пятились сильнее, один споткнулся и упал, остальные же, словно это послужило сигналом, повернулись с криком ринулись обратно. Некоторые даже отшвырнули топоры, чтобы легче бежать, а один успел сорвать тяжелые доспехи, стряхнул шлем, благодаря чему обогнал всех. Томас гордо расправил плечи, приосанился. Чернь есть чернь, дай им в руки вместо лопат хоть топоры, хоть мечи. -- Чего они так уж? -- спросил он с легким удивлением, хотя знал ответ. Калика ответил, как Томас и ожидал: -- Тебя узрели. -- Да но... Опять меч? Он ожидал, что Олег пояснит, хоть и нехотя, что испугались не столько меча, сколько его, Томаса Мальтона, отважного и грозного, героя сарацинских походов, но калика покачал головой: -- На этот раз доспехи. Томас провел ладонью, все еще вздрагивающей, по выпуклым пластинам груди. Железо с услужливой готовностью охлаждало пальцы хозяина. Томасу почудилось, что доспех слегка вибрирует от жажды служить, закрывать собой от вражеских стрел и мечей. -- В нем тоже магическая сила? -- Сила -- да, а насчет магической... Этот доспех носил Рюрик. Он пошел дальше, уверенный, что объяснил все, но Томас, который это имя услышал впервые, удивился: -- Ну и что? -- А то,-- откликнулся Олег, не оборачиваясь,-- что это воины чуди. Или мери, я их и раньше путал. Томас долго карабкался следом, потом повторил непонимающе: -- Ну и что? -- Рюрик,-- сказал Олег через плечо,-- начал создавать свое княжество. Понял? -- Не совсем,-- признался Томас.-- Я тоже буду создавать... или хотя бы укреплять. -- Пикты уже исчезли,-- донесся голос Олега,-- как и кельты, бритты... А здесь исчезли меря, весь, хоты, липяне.... Чудь так вовсе, чтобы не покориться чужеземному пришельцу, выкопали глубокие ямы, а потом подрубили столбы, на которых держались пласты земли. Похоронили себя заживо, призвав своих богов отомстить пришельцу. Томас крикнул в спину: -- Отомстили? -- Ну, как сказать... Рюрик погиб, его сыны погибли, внуки погибли, правнуки тоже... но дело было сделано. А от напрасной жертвы чудинов остались только слова "чудо" да "начудили". Калика использовал все воинские хитрости, а знал немало, но к концу дня не спасли увертки. Их явно искали, мелкие отряды бродили как будто бесцельно, но прочесывали каждую пядь земли, заглядывали в каждую мышиную норку, будто могли там схорониться, да еще вдвоем. Томас затравленно оглянулся, но сзади шли десятка два с копьями и топорами, справа за гребнем слышатся голоса, слева конский или чей-то еще топот, лишь спереди не больше дюжины... Переглянувшись, молча бросились вперед. Их заметили раньше, чем добежали, подняли крик, не могут драться и помирать с молчаливой гордостью, сказано -- чернь, на крик сбежались еще, быдло неумытое, не хотят один на один, лезут скопом, им лишь бы одолеть, а что с потерей чести -- наплевать, куда мир катится, вот так и убить могут... Томас дрался молча, люто, злой на одинаковые схватки, одинаковых воинов, что и драться не умеют -- простолюдины с топорами! -- но глядишь и либо задавят числом, либо кто-то ухитрится сдуру или невзначай просунуть лезвие в щель доспехов. Калика тоже сражался без ярости, но он вроде бы никогда не злился, что ужасало Томаса. Нельзя же так просто убивать, не коровы на бойне, это ж люди, их можно только с криком, яро, остервенясь, вгоняя себя в бешенство, чуть ли не пеной брызгая во все стороны света, за то, что язычники, что не в ту сторону крестятся, не ту одежду носят, не так смотрят, и вообще -- за то, что виноваты... Калика молча отступал, враги переступали через трупы, лезли, топорами размахивали не так уж и неумело, но все же какой дурак посылает простых против героев? Когда их ряды стали просвечивать, словно Томас и Олег увидели последние деревья, а дальше степь, Томас вскрикнул мощно: -- И это все? -- Да ладно тебе,-- пробурчал Олег.-- Не надоело? -- Надоело, -- согласился Томас. Он двумя мощными ударами поверг двух, остальные заколебались, а тут еще калика разбил одному голову как переспелую тыкву, и воины наконец попятились. Томас уже привычно сделал зверское лицо, потопал ногами, хотел плюнуть вслед убегающим, но вовремя вспомнил, что еще не поднял забрала. -- И все же не понимаю... -- Чего? -- Мы в аду или нет? Калика вытер посох об одежду убитого, лишь тогда неспешно осмотрелся. В зеленых глазах появилось сомнение: -- Ну, если иносказательно... -- В задницу моему оруженосцу твои иносказания! Знаю, и на земле бывает ад... но я не понимаю, почему нашему противнику не выступить против нас открыто? Самому? Ведь мы в его владениях? Калика молчал, лицо было сосредоточенным. Томас тряхнул его за плечо. Олег досадливо отмахнулся: -- Не мешай. Я мыслю. -- А я что? -- обиделся Томас. -- А ты весь кричишь. -- Но я дело кричу! -- Крик всегда не дело. Но в чем-то ты прав. Непонятно... Я не думаю, что Сатане трудно нас сокрушить. Какая-то непонятная игра. То ли прощупывают наши силы... зачем?.. то ли кто-то из подручных Сатаны торопится прибить нас раньше, чем об этом узнает сам хозяин вашего ада. Томас снял шлем, кое-как стащил панцирь и камнем начал колотить по железу, старательно выравнивая вмятины. -- Зачем? Может быть, он как раз спал на воротах, когда мы прошли? Я помню, как-то в крепости для своих рыцарей... Калика прервал: -- Похоже. Но пока что посылает своих слуг. Однако сам вряд ли такой же мальчик для битья. И когда явится сам... Томас усерднее замолотил по доспехам. От черных скал несло сухим жаром. Томас тащился, обливаясь потом. Багровое лицо распухло, со лба срывались крупные мутные капли. Сухие камешки щелкали под железными сапогами, рассыпались, брызгали короткие тусклые искры. Каменная плита, по которой шли, была такой же мертвой и враждебной как стена, которую едва не задевали плечами. -- Хоть бы какое дерево,-- вымолвил он с тоской.-- Хоть кривое... Какой я дурак, что проклинал в Британии. А сейчас расцеловал бы даже колючий терновник! Несмотря на то, что он, проклятый, ободрал Господу нашему лоб как мартовский кот когтями. Земля потрескалась от жара, а в трещинах Томас со страхом и отвращением видел красную лаву. Оттуда несло жаром как из жерла кузнечного горна, земля плавилась, ему чудилось, что под ногами колышется, словно идет по пленке на горячем молоке, вот-вот прорвется... В одном месте трещина раздвинулась, притопив каменную плиту. Кипящая лава бурлила, оттуда несло таким сухим зноем, что у Томаса доспехи накалились еще издали. Он сказал зло: -- Такое озеро, а пустое... Наверное, приготовлено для тебя. Калика покачал головой. Томас развел руками: -- Ну да, не одобряешь! Озеро мало? Или тебя в особом котле будут в смоле варить? Олег снова покачал головой: -- Да нет, сэр Томас... Это не мой ад. Совсем-совсем не мой. -- Не забудь сказать, когда будет идти через твой! Я хочу взглянуть, что приготовили для тебя. Наверняка что-то особенное. Олег шел молча, потом тяжело вздохнул: -- Если бы... -- Что? -- не понял Томас.-- Не знаешь, где твой ад? -- Нет его,-- ответил Олег тоскливо.-- Увы, я из того времени, когда ада еще не было. Как и рая. Вообще потустороннего мира не было! Кто умирал -- переселялся в зверя, птицу, рыбу, дерево... Опять умирал, опять переселялся. Снова попадал в тело человека... Шел круговорот душ, никто земли не покидал. Волосы зашевелились у Томаса на затылке: -- И как же ты... -- Да так. Свой ад и свой рай ношу в себе. Он умолк, вскинул голову. Из раскаленного неба сыпался... снег. Томас поспешно поднял забрало, подставил снежинкам разгоряченное лицо. Не мираж, кожу покалывало приятной прохладой. Они тут же таяли, испарялись, но... снег в аду? Олег сказал пораженно: -- Не иначе как твой Макдональд не так истолковал герб... там, на Земле. Или женщина сказала правду. -- Макдональд да неверно истолкует? -- поразился Томас.-- Сэр калика... Ты в пещерах вовсе оторвался от жизни. Плато уперлось в отвесные горы. Снова искали проходы, пробирались по узким тропкам. Старые горы все источены пещерами и кавернами как старый пень короедами, если не больше, а это были настолько старые, что вовсе ушли под землю, оказавшись в потустороннем мире. Калика отыскал пещеру, что переходила одна в другую, тянулась на мили, иногда сужаясь до тайного выхода из замка, но затем обязательно расширяясь так, что в ней поместился бы королевский замок с его башнями и крепостными стенами. В