а ответила тихо, не глядя в его сторону: -- Это не самое главное даже для зверя. Сама считала, что для мужчины главное -- сила, да и не только для мужчин, спорила, чтобы спорить, но когда такое вырвалось, то самой показалось, что сказала истину. На пороге возникла стройная миниатюрная женщина. Мгновение оглядывала собравшихся, потом уверенно прошла в палату и села за два стола от княжеского. У нее были очень темные длинные волосы, черные ярко очерченные брови. Изогнутые крутыми дугами, они придавали ее лицу вопрошающее выражение. Она сидела так, чтобы видеть великого князя. Ольха с удивлением увидела, как изменилось лицо дотоле невозмутимого Олега, прозванного Вещим. Перед женщиной поставили блюдо, кубок с золотым ободком, но она не притрагивалась к еде, пока не встретилась взглядом с повелителем Новой Руси. Олег смотрел неотрывно, женщина чуть улыбнулась и кивнула. Ольха решила после колебаний, что гостья все же красива. Хоть и с черными, как вороново крыло, волосами, хоть и мелковата в кости, но в ней чувствуется степная резкость. Совсем не похожа на красну девицу из терема, что сидит как дура у окошка и ждет когда ее кому-нибудь отдадут. Она повернулась с вопросом к Асмунду, но тот, догадавшись что хочет от него древлянка, тут же развернулся к Рудому, они обнялись и заорали песню. Морщась, она вынужденно, что делать, обратилась к Ингвару: -- Кто эта женщина? В ней чувствуется тайна. -- Тайна? -- Да. И она самая красивая. -- Где? -- Не на меня смотри... Вон та. Она указала взмахом ресниц. Ингвар еще некоторое время смотрел на нее, потом скользнул взглядом в указанном направлении. -- А, -- сказал он небрежно. -- Эта... Я ее уже видел. Не однажды. Она миссионерка. -- Что это? -- Ох, эти дикие люди из леса! Да нет, это не о... словом, она не из леса. Она послана с миссией. Говорить о мессии. Новую веру распространяет! Как офеня товар. Только бесплатно. -- Бесплатно? -- не поверила она. Ингвар показал зубы в недоброй улыбке: -- Заметила? На самом деле только кажется, что бесплатно. Любая вера приносит и деньги, и власть, и все-все... Но потом. Словом, она здесь убеждает принять ее бога. Правда, Олег говорит, что это не новая, а как раз старая до нас дохромала. Вон вы, древляне, свинину вдруг перестали есть! С чего это? -- Не знаю, -- ответила она искренне. -- Наши волхвы вдруг начали вводить новые правила. Мне, правда, понравились. Ингвар нахмурился: -- А я не верю. Ни ей, ни в ее миссию. И Олег на этот раз, несмотря на всю мудрость, ошибается. Она разведывает, что и как у нас, в новом королевстве! А новая или старая вера -- личина. Я, когда лазутчиков или разведчиков засылаю, тоже велю наряжаться кощюнниками, купцами или скоморохами. Только до веры еще не додумался! Она сказала холодно: -- Думаю, они засылают к вам не только миссионеров. Глава 20 Насытилась она быстро, чересчур много незнакомых блюд, не удержалась, пробовала, но когда счет пошел на десятки... К тому же Асмунд рядом сжирал как лесной пожар все, что ставили перед ним, настойчиво советовал Ольхе отведать то одного, то другого, называл кушанья, объяснял из чего да как. Да и как удержаться, когда ни одно блюдо не повторилось, все красиво, подряд не подали, к примеру, два мясных или два рыбных или два сладких блюда, а чередовали умело, разжигали аппетит даже у тех, кто пробовал отвалиться от стола, а то и вовсе встать, выйти на свежий воздух! На закуску подали белорыбицу, ветчину копченую и печеную, грузди соленые, груши в меде, гусей копченых, икру осетровую -- Асмунд настойчиво понуждал попробовать эти красные блестящие шарики, настолько огромные, что Ольха не решалась считать их рыбьей икрой, колбасы все видов, начиная от тонких, как пальцы, копчушек, до огромных кровяных с печенью гусей, корюшек копченых, маринованных угрей, судаков, зайцев копченых, печеных и жареных, рыжиков соленых, всевозможные сыры, начиная от простого домашнего из творога со сметаной и до всяких странных сыров из ягод и яблок, семгу, сиги копченые, языки, масло хоть сливочное, а хоть из рябчиков или зайцев... Но не успела перевести дух, как прямо из-под носа увели копченого зайца, взамен поставили огромную лохань с крепкой парующей ухой, и Ольха поняла, что пошли первые блюда. За ухой подали горки зеленого горошка, чтобы почистили зубы, затем пошла репа с мясом, грибы жареные и тушеные, оленина, мозги жареные и мозги вареные, мозги со сморчками, отбивные котлеты из телятину котлеты из зайца, цыплята с подливой, гуси с грибной подливой, холодное из тетерки, щуки вареные, жареные караси в сметане, сиги жареные, раки, окуни с яйцами и маслом, блины, яичница с молоком с зеленым луком, сыр из сметаны, пирожки, вареники, каши грибные и гречневые, каши из зеленой ржи и пшеницы, сырники, кровяные колбасы, колбасы из гусиной печени, колбасы из озерной рыбы, голуби жареные, голуби разварные, без счета подавали после рябчиков блюда из мелкой дичи: бекасов, диких голубей, дупелей, жаворонков, куликов, перепелок, песочников, подорожников, сивков, скворцов, дроздов, стрепетов, травников, чорнозобок, зуйков, овсянок... Ольха по большей части и птиц таких не знала, в лесу не водятся, как и рыбу прежде едала лишь ту, что живет в их крохотной речушке. А в могучем Днепре, что все равно похож на окиян, чего только не водится! Еще она помнила уже смутно, что ела жареных рябчиков, кашу из раков, снова сыры, суп из свежих грибов, пирожки из мозгов, молодую морковь, репу, земляные груши, горки земляники и малины, жаркое из откормленных кур, набитых печенкой вперемешку с зеленью, разварную говядину, заливное из зайца, компот из разностей, жареные мозги с подливой, жареную баранью грудинку, разварную рыбу с пряными корешками, сбитые сливки, пироги со свежей земляникой, жареного глухаря, судака разварного, щуку с хреном, ряпушку печеную с хвощом, блины гречневые, куличи, бабы, жаркое из медвежатины, кисель со взбитыми сливками, вареный окорок молодого вепря, телятину жареную с яичницей, курицу с черносливом, воловий рубец с оболянкою, кулебяку с рыбою, крапиву с яйцами, сморчки с мозгами, линя с подливой, блины гречневые, карпа жареного, карасей в сметане, кисель из крыжовника, окрошку, щуку с грибами, сладкий пирог из свежих ягод, окуней вареных с подливой, рябчиков с ягодами, суп из гуся, оладьи с вареньем и сметаной, ерши жареные, телячью печенку с земляникой... Были десятки других восхитительных блюд, названия которых даже не пыталась запомнить, только провожала вытаращенными глазами то диковинную рыбу с нежнейшим мясом и совершенно без костей, Асмунд обозвал ее стерлядью, назвал даже дальнюю страну, откуда привозят еще живой, то отодвигала Асмунду и Рудому очередного поросенка с хреном, испеченного как-то иначе или наполненного не рябчиками, а жареными дроздами, то снова дивилась невиданным блюдам и вслушивалась в диковинные названия: капуста, морковь, гречневая каша, окрошка, котлеты, осетрина... Оглушенная великолепием палаты, богатством одежд, диковинными блюдами, она все же замечала и повышенный интерес к себе. Не только как к пленной женщине, хотя уже ловила похотливые взгляды, но как к пленной княгине. Она это чувствовала, отец не зря учил княжескому ремеслу. Князь всегда должен уметь видеть и слышать больше других, подмечать мелочи. Поэтому, даже не отрываясь от еды, она чувствовала на себе пристальный взгляд человека с черными глазами. И даже рассмотрела, на него не глядя, что у него черная курчавая бородка, черные, как Воронове крыло, волосы и смуглое лицо. Густые брови срослись па переносице, глаза блистают остро, недобро. Хазарский посол, вспомнила она. Он пил и ел как вое, смеялся шуткам, провозглашал здравицу в честь великого князя, создателя Новой Руси, но пьет и ест, как она заметила, меньше других, не пьянеет, а его черные, как спелый терн, глаза время от времени обшаривают лица всех сидящих, ничего и никого не Пропуская. Любопытно, подумала она невольно, кто-нибудь видит это? Или замечает только она, с детства воспитанная в княжеской науке все видеть и все примечать? Когда Ольха, попросив позволения отлучиться, встала из-за стола, хазарин был занят разговором, не видел как она вставала, однако когда возвращалась со двора, в коридоре ее окликнул негромкий голос. Ольха повернула голову, хазарин манил из раскрытой двери небольшой комнаты. Ольха горько усмехнулась. Еще, когда только встала из-за стола, как почти сразу поднялись трое пирующих у двери. Она не видела когда Ингвар подал им знак, но дружинники следовали за ней во двор до самого отхожего места. И сейчас едва не наступают ей на пятки, так спешат вернуться за стол. -- Вряд ли мне это будет позволено, -- сказала она насмешливо. Хазарин кивнул: -- Это все просто. Отсюда бежать невозможно. А гридням я подарю по золотому. За то, что поговорю с тобой. У них на виду. Он сунул гридням монеты, и Ольха удивилась с какой готовностью ей разрешили остановиться. Хазарин увлек ее в комнату, но дверь оставил открытой. Русы могли видеть пленницу, но не слышали разговора. Ольха спросила негромко: -- Что ты хочешь? -- Ты боишься? -- Я и так пленница, -- ответила она холодно. -- Мне хуже не будет. Он улыбнулся, показав мелкие острые зубы: -- Тогда заботишься обо мне?.. Ладно, шучу. Рискую только я, да и то не очень. -- Что ты хочешь? -- спросила она. Он пожал плечами: -- Прямой вопрос. Древляне все таковы? Я мог просто заинтересоваться красивой женщиной. Как и все другие мужчины. -- Только не ты, -- бросила она. -- Я тоже видела тебя. Его губы изогнулись в улыбке: -- Ты видела меня, я видел тебя... Ты не находишь это знаменательным? -- Нет, -- сказала она резко. -- Пожалуй, ты зря потратил деньги. Я пойду. -- Погоди, -- попросил он уже без улыбки. -- Я хотел сказать, что у нас есть нечто общее. Мы терпим обиды от захватчиков. Да, у славян к нам мало любви, ведь часть племен платила нам дань. Те же поляне, к примеру. А часть славян и теперь наши данники. Но древляне никогда ими не были, верно? Она гордо тряхнула гривой волос: -- Никогда! -- Значит, у вас не должно быть к нам вражды, -- ответил он, в черных глазах блеснула насмешливая искорка, и она с внезапным гневом поняла, что он имеет в виду. Древляне не платят дань потому, что сидят в непроходимых лесах, где и человеку пробраться трудно, а уж хазарской коннице никогда не пройти. -- Мы можем говорить как друзья. -- А дань с полян? -- напомнила она. -- Вы не поляне. -- Поляне нам братья, -- напомнила она. -- Пусть даже не совсем удачные. Но ведь даже от уродов грех отказываться, верно? Его черные глаза по-прежнему были насмешливыми, будто разговаривал с ребенком: -- Разве не бьются с братьями хуже всего? Именно с братьями есть что делить. Ладно, я не об этом. К тому же это была малая дань -- по мечу с дыма. -- Дань кровью, -- напомнила она гневно. -- Да, -- кивнул он, -- но что можно взять еще с нищих? Зато ваши юноши... прости, юноши полян, взятые в наши войска, участвовали в дальних походах, видели дальние страны. И те, кто возвращался... пусть их было немного, но возвращались богатыми! А русы пришли и насели на вас своим задом. Они не просто берут дань, они превратили в рабов всех от мала до велика. И даже земли ваши, некогда земли Великой Куявии, назвали Нивой Русью! Она видела, что он прав. Хазары были меньшим злом даже для полян. Их почти не видели, они приходили по весне, отбирали крепких парней в свое войско. С каждой семьи по одному, но детей в полянских семьях больше, чем зерен в маковой головке. -- Ладно, что ты хотел сказать? -- Напомнить, что у нас общие интересы, -- сказал хазарин уже серьезно. -- И давай действовать вместе... Или, по крайней мере, помогать друг другу. Ибо если русы укрепятся, то подгребут под себя все окрестные племена. -- И будут поглядывать на Хазарский каганат, -- сказала она с ноткой злорадства. Его глаза оставались серьезными: -- До этого еще далеко. А вот от ваших племен ничего не останется. Вы все станете русскими рабами! Или просто -- русскими. В комнату заглянул страж, выразительно подбросил монету на ладони. Ольха усмехнулась: -- Магия твоего золота иссякает. -- Я сказал достаточно, -- бросил хазарин небрежно. -- Подумай на досуге. Ольха вышла и, в сопровождении стражей, вернулась в палату. Она понимала, что хазарин жестоко прав. Русы пришли, чтобы остаться. Дань хазарам славяне почти не замечали, хотя дань кровью считалась самой тяжелой данью. Но в многодетных полянских семьях, где пятнадцать-восемнадцать детей не редкость, всегда находились охочие постранствовать, без принуждения шли в хазарское войско. Понятно, их первыми бросали на взятие чужие городов, но опять же -- те первые могли сорвать драгоценные серьги и кольца с жертв, пытками заставить выдать спрятанное золото. Ольха немало знала о хазарах, ибо в ее племени доживали век трое стариков, что ходили в походы еще с великим Марином, а недавно вернулись двое воинов, которые служили аларесиями, то-есть, телохранителями хазарского кагана. Правда, из племени уходило семь лет тому двенадцать сотен молодых парней... Впрочем, не обязательно все погибли. Кто-то мог остаться, прижиться. ч От этих двух Ольха и знала о царстве хазар. С бедными кочевниками стряслось то же самое, что со славянами. Южных славян победила и ввергла в рабство нивесть откуда явившаяся орда диких кочевников -- черноволосых, узкоглазых, злых, во главе с ханом Аспарухом. Кочевники называли себя болгарами, и покоренные земли тоже назвали Болгарией. Западных славян теснят и захватывает германцы, а восточных сперва захватили викинги, как делали уже в Нормандии, Корсике и других диковинных странах, а потом, когда славяне викингов погнали -- русы. Хазар же победили и поработили иудеи. Но не силой, а как-то хитростью. Незаметно для хазар заняли места вождей, полководцев, а потом и вовсе сменили местных богов на своих. Вернее, на своего, так как иудеи поклоняются одному богу, очень ревнивому, который других не терпит. А побывавший в Хазарии волхв древлян рассказывал удивительного еще больше. А о про иудеев рек, что они некогда были храбрыми воинами, но так как даже самые сильные рано или поздно умирают, если не гибнут, а новым приходится вое начинать сначала, то иудеи долго думали, как бы свою силу копить и передавать этим новым воинам. Чтобы каждое их поколение становилось сильнее, в то время как другие народы постоянно начинают сначала. Но силу нельзя передавать, как и отвагу. Даже у богатырей дети часто рождаются слабыми, а у храбрецов -- трусами. Однако можно передавать богатства, знания! И целый народ иудеев начал заниматься тем, что накапливал золото и добывал знания. По их вере каждый должен уметь читать и писать, только грамотный может собирать и умножать знания, а вместо войск начали собирать деньги, воевать ими, подкупая властителей других стран, покупая себе льготы. Хазарию завоевали не мечом, а умом и золотом. Сейчас Хазарией правят только иудеи, они все стали боярами... как у южных славян захватившие их дикие болгары, как у северных -- захватившие их русы. Теперь хазарские войска двигаются только по приказам иудеев, воюют в их интересах, захватывают славянские племена и требуют молодых парней и девок на продажу в южные страны. Олег пришел с войском в землю полян и тиверцев, спросил: "Кому платите дань?". Те ответили: хазарам. "Теперь будете платить мне", велел Олег. Поляне покорились, а тиверцы взялись за оружие, ибо хазарская дань им казалась легче. Но на чью сторону стать древлянам? От того, куда станут, резко изменится карта всего белого света! Ингвар встретил ее вопросительным взглядом. Если скажет, что отсутствовала долго, подумала она свирепо, прямо сейчас шарахну по голове кувшином. Похоже, он прочел это в ее глазах, смолчал, только засопел. Асмунд и Рудый громко разговаривали, чокались полными кубками, пили, вспоминали былые походы. Асмунд придвинул к Ольхе полный кувшин: -- Княгиня, отведай! Настоящее ромейское. Рудый пихнул его локтем: -- Пожалуй, она еще не пьет прямо из кувшина. Асмунд захохотал, и, опережая Ингвара, налил в кубок Ольхи темно-красного, похожего на кровь, вина. Запах защекотал ноздри, она опасливо пригубила сказочный напиток. Она видела, как пришли трое с бубнами и двое с длинными трубами, но не обратила внимания, скоморохи везде одинаковы, однако бубен стукнул раз-другой, и ее сердце непроизвольно стукнуло в ответ. Заревела труба, хрипло и протяжно, совсем не музыкально, и Ольха ощутила, как в ее усталом теле вздрогнули какие-то жилки. Еще двое начали стучать в бубны. Сперва тихо, затем все увереннее, начали ускорять удары. Второй трубач поднес свою деревянную дудку к губам, надул щеки. Ольг" вздрогнула от нового рева, чем же он хорош, хриплый и злой, в это время среди собравшихся пошло движение. Красивая миссионерка, поляница, как назвала ее для себя Ольха, встала и вошла в освободившийся круг. Замерла на миг, выпрямившись и глядя перед собой надменно, ее ноги переступили дважды, и она начала танец, от которого мурашки побежали по спине Ольхи. Танец должен быть плавным, женщины должны двигаться аки серы утицы, смотреть сладко и покорно из-под полуспущенных ресниц, ни в коем случае не прямо в глаза, а то сочтут бесстыжей, помахивать платочком. А эта прямо как танцующая змея, не скрывается, двигается резко, угловато, нарочито застывает в конце каждого движения как вмерзшая в лед лягушка! Не успела черноволоска пройти круг, как из-за стола вылезли двое из старшей дружины. Волосы до плечей, па лбу по обычаю русов перехвачены широкими обручами. Из серебра, судя по цвету, с богатым узором, затейливыми насечками. Оба рослые, как все в старшей дружине, поджарые и перевитые тугими жилами. Они начали пляс, глядя друг на друга вызывающе, будто готовились к схватке. Бубны били громко, горяча кровь, а от хриплого рева она просто вскипала. В палате уже все смотрели только на танцующих. Кто-то начал размеренно бить в ладоши, постепенно и другие оставили яства и выпустили из рук кубки. Воздух начал вздрагивать от одновременных ударов в широкие ладони, и это странной волнующе вплелось в дикую музыку. Женщина ходила в танце, не сгибая спины, между двумя воинами, а они словно бы боролись за ее внимание. Ольха стиснула кулачки. Никогда не видела такого странного танца, отвратительного и Одновременно такого... волнующего. Ни разу не поклонилась даже князю, отметила Ольха восхищенно. Смотрит дерзко, будто он перед ней и не князь вовсе. Или она настолько выше, что для нее одинаково: смерд ли, раб или Князь. И танцует гордо, надменно. Что дивно, так эти двое мужчин тоже не сгибают спин. Никто не пошел вприсядку, не кувыркнулся, не пол на руки! В бубны начали бить чаще, а хриплый рев труб стал громче. Тавец ускорился. Женщина была без оружия, но в каждом движении таилась сила, опасность. Двигались ритмично, одновременно, их рисунок танца был удивителен и одинаков, как узор на рушнике. Ольха смотрела завороженно, выронила из ослабевших пальцев ножку утицы, а отрок не подобрал, тоже не мог оторвать глаз. Мужчины одновременно подпрыгивали, выкрикивали что-то на росском языке, с размаха падали на колена, только на одно, во и тогда спины оставались гордо выпрямленными, а смотрели вызывающе. Еще двое воинов, переглянувшись, вылезли из-за стола и присоединились к танцующим. Трубы ревели хрипло и торжествующе. Женщина улыбалась хищно и победно. Мужчины падали перед ней на колени, вздымали руки, а она танцевала, и ее власть над ними становилась все более явной. Ольха не замечала, как задержала дыхание, а ее кулачки сжались так, что ногти впились в ладони. Полжизни бы отдала, только бы уметь танцевать. Танец -- это зримое колдовство. И сразу видно, как под твои чары подпадают самые-самые стойкие... Женщина улыбалась Олегу, но улыбалась недобро, даже не прикидываясь, не одевая личину. В ее глазах была неприкрытая угроза. И Ольха, холодея от сладкого ужаса, понимала, что это не только в танце. Женщина, в самом деле, враг великому князю и вовсе этого перед ним не скрывает. -- Как зовут? -- шепнула она. Ее губы едва колыхнулись, однако сквозь рев труб и оглушающие удары бубна Ингвар услышал, переспросил: -- Кого? -- Эту... миссионарку. -- Миссионерку. Гульча. Ее зовут Гульчей. -- Странное имя... но красивое. -- Если полностью, то -- Гульчачак. По-ихнему, это какой-то редкий цветок. Но у нас кличут Гульчей. Еще говорят, что она колдунья. Даже в змею оборачиваться умеет! Не зря говорят, подумала Ольха. По спине густой стаей побежали злые мурашки. В каждом движении этой женщины есть нечто завораживающее от большой и сильной змеи. А в глазах, которые не отрывает от великого князя, уже не таится, а кричит о себе явная угроза. Неужели он, прозванный Вещим, не видит? Трубы взревели в последний раз. И разом умолкли. Бубны гремели уже так часто, что слышался только непрекращающийся громовой раскат, и после дюжины все убыстряющихся поворотов женщина внезапно застыла в такой гордой позе, какую Ольха ранее не могла даже вообразить. Все четверо мужчин стояли, опустившись на колено и прижав правые ладони к сердцу. Лица были обращены к женщине. Бубны разом умолкли. Ольха кусала губы, готовая разреветься. Эта женщина... она будто бы танцевала и за нее, плененную, но не сломленную. И ее душа, душа древлянской княжны, тоже гордо вскидывает голову. И выпрямляет спинку. Там, глубоко внутри. Женщина улыбнулась победно, вернулась за стол. Ее иссиня-черные волосы падали на хрупкие плечи, закрывали прямую спину. Отроки поспешно сменили перед ней блюда, наполнили кубки. Она искоса посматривала в сторону великокняжеского трона. Ольхе показалось, что в глазах великого князя промелькнула боль. Однако это могло показаться, ибо сразу же он поднялся, кубок высоко в руке, голос мощный и сильный: -- Пьем за здоровье воеводы Лебедя! Его дружина доблестно отстояла земли тираспов от войска волохов! Лебедь поднялся насупленный, он и за столом не снял кольчугу, небрежно поклонился, угрюмо зыркая по сторонам запавшими глазами из-под выступающих надбровных дуг, молча осушил рог с вином и сел. Ольха поморщилась: -- Невежда... Ни доброго слова, У нас бы такого не пожаловали. -- И у нас не жалуют, -- усмехнулся Ингвар. -- Потому он редкий гость за столом князя. Зато на войне незаменим... Его не любят даже друзья, всем в глаза режет горькую правду-матку, а кому это нравится? Нам всем бы послаще! Но уважают и доверяют ему даже враги. Лебедю что-то шептали с обеих сторон, похоже, уговаривали провозгласить здравицу в честь великого князя, но упрямый воевода лишь покачал головой. Пил, как заметила Ольха, мало, зыркал угрюмо и злобно по сторонам, и некоторые из старшей дружины обрывали беспечный смех, серьезнели, осматривались уже трезво. Еще Ольха узнала на пиру одного из дружинников, что вез ее из самого Искоростеня. Баян сидел за дальним столом для простого народа, часто склонялся к уху своего соседа, седого, как лунь, высохшего старца. Тот был желт, лицо испещрено глубокими морщинами, беззубый рот собрался в жемок, похожий на куриную задницу. Боян заботливо выдирал из перепелок белое мясо, складывал на блюдо старцу, из рыбы выбирал кости, следил за стариком, как за младенцем. -- Молот, -- сказал Ингвар. -- Кто? -- Старика зовут Молотом, -- объяснил Ингвар. -- Он пришел еще с Рюриком. Знатный был воин... Приятно видеть людей еще того, почти сказочного времени! -- Как он добрался до стола, -- удивилась Ольха. -- Он мог рассыпаться по дороге. -- Думаю, Боян его принес сюда на руках, -- бросил Ингвар весело, и Ольха не повяла странного юмора русов. Глава 21 Гости все чаще вставали из-за стола. Иные возвращались нескоро, другие собирались по три-пять человек, пили стоя, пуская огромный рог по кругу, обнимались, что-то обсуждали, хватали со стола и с подносов наполненные кубки. Расхаживали вдоль стен, громко разговаривали, а смеялись еще громче. Она ощутила, что ее рассматривают придирчиво и с восторгом. На той стороне палаты, где гуляли гости князя, на голову возвышался над боярами и знатными людьми огромный белокурый викинг. Золотые волосы казались расплавленным золотом, синие глаза были как небо, а когда улыбался, зубы блистали как молния. В правой руке он держал огромный турий рог. Ольха подумала смятенно, что таких богатырей не встречала ни в своем племени, ни в соседних. В самом деле, в Киеве встретишь все, что угодно. Этот гигант, судя по всему, явился в одежде своего племени -- в шкуре пардуса через плечо, легкой обуви из волчьей шерсти. Среди богато разодетых бояр выглядит... необычно в красиво! Викинг, не отрывая от Нее глаз, протиснулся через толпу. Ольха выпрямилась, чувствуя как его взгляд пробежал по ее фигуре. Голос викинга был сильный, мужественный: -- Что привело такую дикую непокорную красоту в дом, где мало женщин, а слишком много пьяных мужчин? От него пахнуло вином, чуть-чуть крепким мужским потом, но сам викинг выглядел чистым, как речная рыба. -- Ты тоже выглядишь диким и непокорным, -- ответила Ольха и увидела, что ее ответ польстил викингу. Мужчины падки на сладкие слова больше, чем женщины. -- Но ты тоже здесь. -- Я проездом, -- отмахнулся викинг. -- Еду в Царьград. Наймусь в охрану императора. Или пойду на войну. Империя всегда где-нибудь воюет... А что делаешь ты? -- Я -- добыча, -- ответила Ольха. Его глаза сразу посерьезнели. Он отнял рог от красных красиво изогнутых губ: -- Как это? -- Меня взяли в плен. Я княгиня Древлянская. Он изучал ее несколько мгновений. Спросил серьезно: -- И что собираются с тобой делать? Казнить? Она невольно вздрогнула Ее плечи передернулись, словно по палате пронесся порыв зимнего ветра. -- Хуже. Насильно отдать кому-то из бояр в жены... Он смотрел непонимающе. Потом глаза блеснули гневом: -- Вот как... Но это подло! Льготе убить. -- Ты понимаешь меня, -- прошептала она с благодарностью. -- Еще бы! Моя сестра Хильда... Голос его прервался, будто за горло внезапно ухватила огромная мускулистая рука. Быстро огляделся по сторонам: -- Меня зовут Сфенел. Если доверишься мне, мы можем попытаться бежать. -- И ты? -- Я все равно завтра покидаю Киев. Моя дорога лежит прямо на юго-восток. К Царьграду. Жизнь наша будет полна подвигов, как лес муравьев! Мы с тобой отправимся в далекий путь на драккаре с длинными веслами. Но если хочешь, можем расстаться прямо за городскими воротами. Или дальше, как пожелаешь. Она ощутила такой приступ острой надежды, что пошатнулась, умоляюще прижала к груди руки; -- Да, да, хочу! Вырви меня из этого ужасного места! Но... это же опасно. Если нас схватят, тебя могут убить! Он беспечно рассмеялся: -- Викинг рождается для битв и славной гибели. А какая гибель может прекрасней и угодней нашим свирепым богам, как не за красивую женщину? -- За женщину... Он поправился, почувствовав тревогу в ее словах: -- Защищая женщину! Как брат. Любая женщина пусть видит во мне брата, старик -- сына, а ребенок -- отца. Так завещали нам боги. Она уцепилась за него так, будто уже висела над пропастью: -- Я пойду с тобой! Сфенел, беспечно разговаривая и слегка обнимая ее за талию, вывел в коридор, дальше неожиданно увлек в небольшую ком-ватку, запыленную и пустую. Он покачивался, улыбка была широкая и глупая, но глаза оставались трезвыми. Ольха чуть побаивалась, не ведет ли витязя собственная похоть, но викинг, похоже, в самом деле любовным потехам предпочитал звон мечей. Он подбежал к окну, ухватился за железную решетку. Ольха со страхом и восхищением смотрела как вздулись чудовищные мышцы, затрещали. Нет, затрещало железо, выползая из деревянных гнезд! Сфенел осторожно положил решетку на пол, стараясь не звякнуть, выглянул. -- Ты сможешь вылезть за мной? -- Конечно. -- А я не знаю, но попробую. Он на миг выскользнул в коридор, вернулся с огромным боевым топором. Ольха помогла приладить его в ременной петле за плечами, затем Сфенел, обдирая плечи, протиснулся в окошко, поизвивался, цепляясь на внешней стороне, исчез. Ольха поспешно полезла следом. Сфенел висел на одной рука, ногами нащупывал опору на гладко отесанных бревнах. Лицо его было злое, трезвое, а глаза грозно блестели. Голос был тихим: -- Нам нужно опуститься побыстрей. Могут поднять тревогу. Ольха заспешила вниз с такси скоростью, что викинг только ахнул, начал быстрое переполоть с бревна. на бревно. С высоты в два человеческих роста прыгнул, но Ольху не догнал, она уже стояла на земле. -- Надо пробраться к коновязи, -- предложила она. -- Там сейчас никого нет. На его лице было смущение. Она спросила встревоженно: -- Что-то не так? -- Викинги не умеют ездить на конях, -- признался он неохотно. -- Мы -- морской народ. Я научусь в Царьграде. -- Эх... а как же ты думаешь туда добраться? -- На кораблях, -- удивился он. -- Как же иначе? На кораблях нам пет равных. Как и в сражениях на суше... Там у причала сотни судов. Больших и малых, боевых и торговых. Есть даже наши драккары. Надо пробраться туда, а там я тебе покажу что такое настоящий викинг а бою! Их догнали, когда они прокрались через княжеский двор и выскочили за ворота. Сфенел был слишком заметен, ему кричали приветственно, на него указывали -- викинг был в самом деле сказочно красив, с таких поют кощюнники и грезят девки. Вдогонку с криками выбежало с десяток дружинников. Сфенел хотел было остановиться и драться. Ольха вскрикнула: -- А Царьград? Сфенел выругался, побежал, держа ее за руку. Они миновали три улицы, от них шарахались, прыгали с дороги, у Ольхи затеплилась надежда уйти из ненавистного города, впереди уже показались раскрытые ворота, когда впереди раздался конский топот. В сотне шагов на перекресток выметнулись конники, не меньше двух десятков. Трое ринулись вперед, сзади крикнули, все выстроились в две линии, перегораживая улицу. Ольха оглянулась. Сзади с мечами и топорами придвигались дружинники. Они прикрывались огромными щитами. Ольха такие видела впервые, надвигались сплошной стеной. Сфенел со страшным криком потащил из-за спины топор. Лицо его озарилось свирепой радостью. Не глядя на Ольху, сказал сдавленно: -- Прощай, любимая!.. Я не сумел защитить сестру... Может быть, боги простят меня, если умру, защищая тебя. Он оглянулся, смерил взглядом расстояние до конников. У тех в руках появились копья и боевые топоры. Когда стена щитов приблизилась на десяток шагов, Сфенел с криком прыгнул вперед. Ольха не ожидала, что огромный викинг, который должен быть грузным, может прыгнуть так далеко. Не ожидали и воины со щитами. Сфенел в прыжке обрушил страшный удар огромного топора, раздался треск, дружинник упал, а Сфенел с диким криком начал рубить направо и налево. Двигался он легко и быстро как барс, но после каждого удара щит разлетался вдрызг, а воин за ним падал весь в крови. -- Один! -- вскрикнул он страшно. -- Один! Ольха со страхом поняла, что Сфенел призывает Одина, верховного бога викингов, который с небес зрит на лучших воинов и отбирает героев себе в дружину. Боясь опоздать, она бросилась вперед, увернулась от залитой кровью секиры, выхватила из руки павшего дружинника меч. Меч был странный -- кривой, с утяжеленным на конце лезвием, но легкий, из синеватого булата. Она загородила дорогу дружиннику, что пытался прокрасться к Сфенелу сбоку, парировала его удар. Его глаза расширились: -- Баба... Она быстро и с силой нанесла удар под ухо, под край шлема: -- Женщина, дурак. Лезвие рассекло череп, кровь брызнула горячей струей. Она снова вскинула меч, уже залитый кровью. Сфенел увидел, несмотря на жаркую схватку, отбивался сразу от троих, закричал счастливо: -- Валькирия!.. Один, благодарю тебя! Тремя страшными ударами поверг на землю троих, а Ольха отрубила руку одному, а второму сшибла шлем. Держась за лоб, он поспешно отступил. Сфенел захохотал, высоко запрокидывая голову. Он был очень красив, той мужественной красотой, что нравится женщинам, а у мужчин не вызывает злобы. Забрызганный кровью, разрумянившийся от схватки, он казался совсем юным, почти ребенком. Дружинники отступили, растерянно и зло посматривая друг на друга. На улице осталось полдюжины трупов, а раненые с криками и стонами отползали к стенам. Сзади всадники не двигались, запирали выход из города. Спереди посовещались, наконец, ринулись разом. Это были опытные воины, стыд придавал силы. Сфенел рубился страшно, но щит у него был мал, закрывал не больше половины груди. Когда изрубили в щепки, он отшвырнул и сражался уже с одним топором. Он был в крови, но теперь Ольха с болью видела, что это льется и его кровь. Он был ранен в плечо, в ноги, трижды в грудь, а кто-то еще и метнул копье в спину. Ольха жалобно закричала, а когда побелевший Сфенел повернулся, голова труса уже покатилась от ее меча, а Ольха скрестила окровавленный меч с двумя другими. Их уже окружили, пробравшись под стенами. -- Последний бой! -- вскрикнул Сфенел страшным голосом. -- Один! -- Перун! -- закричала она звонким чистым голосом. -- Не дай мне остаться живой! Они встали спина к спине и встретили яростный натиск. Сфенел хрипел, со лба срывались крупные капли пота. Внезапно изо рта пошла пена, он затрясся, в него словно вселился бог воины. Мышцы вздулись и стали толстыми, как сытые удавы. Грудь раздвинулась, он стал выше ростом, вид у него был настолько ужасен, что дружинники в страхе попятились, а иные и побежали. -- Берсерк! -- Хлопцы, это берсерк! Сфенел с ревом рванул остатки звериной шкуры, отшвырнул. Грудь и весь торс были залиты алой кровью. Кровь струилась из множества ран, но глаза Сфенела горели такой яростной жизнью, какой не было в глазах дружинников. Ольха смотрела со страхом и восторгом. В племя древлян доходили смутные слухи о неуязвимых воинах Одина, берсерках, которые в бою приходят в неистовство, сражаются с голой грудью, а если и погибают, то не от множества ран, а от изнеможения. Они вдвоем стояли посреди широкого кольца. Их окружало десятка три воинов, подбегали новые, но никто не решался сделать шаг вперед. Викинг выглядел разъяренным туром, а маленькая рядом с ним женщина походила на рассвирепевшую кошку, загнанную в угол и защищающую котят. Внезапно послышался конский топот. На улицу галопом ворвались трое всадников. Ольха с ужасом увидела впереди Ингвара. Лицо его было перекошено, лик страшен. Дружинники поспешно расступились. Ингвар остановил коня так резко, что едва не разодрал удилами рот. Животное поднялось на дыбы, замолотило копытами по воздуху. -- Сфенел! -- крикнул Ингвар мощно. -- Ты рехнулся? Его глаза поспешно отыскали Ольху. Она стояла с окровавленным мечом в руке, ноги ее были забрызганы красным. Сфенел вскинул над головой залитый кровью топор. Обломки его щита лежали среди трупов. Красные капли падали на лицо, он лизнул, сладострастно сощурился. Голос был хриплый, сдавленный от ярости: -- Ты хуже, чем убийца... Ты -- осквернитель. -- Сфенел! Сфенел потряс топором:. -- Иди сюда. Ты не был трусом, но если не возьмешь меч и не встанешь напротив... Лицо Ингвара искривилось в ярости. Все еще не отрывая взгляда от Ольхи, ей почудился в нем странный страх, он спрыгнул с коня, держа в руке свой Переляк. Его прямой меч отливал серо-синим цветом, он был едва ли короче топора викинга. -- Ты еще можешь уцелеть, -- сказал он резко, -- если отошлешь сюда женщину. Сфенел захохотал: -- Приди и возьми! -- Сфенел, но ты умрешь. -- Погибну, -- поправил викинг счастливо. -- Погибну красиво. А вот ты умрешь гадко и страшно. Боги дают видеть грядущее тем, кого берут к себе... Он пошатнулся. Ольха поспешно подставила плечо. Сфенел слегка оперся, тряхнул головой, борясь с головокружением. На Ольху попали капли его горячей крови. Она выставила перед собой меч, нацелив острие в грудь Ингвара. Сфенел снова захохотал: -- Разве это не ответ? Еще один всадник показался на улице. Конь его шел легкой рысью. Ольха издали узнала человека с красными волосами. Князь Олег сидел спокойный, странные зеленые глаза смотрели прямо. Ольхе почудилась в них смертельная усталость. Ингвар повернулся как ужаленный: -- Княже!.. -- Не суетись, воевода. -- Он ее похитил! -- Гм... Князь сделал какой-то знак рукой. Сфенел и Ольха оглянулись. Всадники с копьями и топорами пустили коней вперед. Они теснились от стены до стены. За первым рядом были еще всадники и еще. -- Один! -- выкрикнул Сфенел из последних сил. -- Прими меня в свою небесную дружину! Он ухватил рукоять топора обеими руками и вскинул над головой. Ольха ощутила неладное, оглянулась. Она успела увидеть, как князь Олег молниеносно сорвал с седельного крюка массивный топор, швырнул почти без размаха. Ольха завороженно смотрела, как топор распарывает воздух, переворачивается, проносится над головами пеших воинов, переворачивается еще, и уже ничто не в состоянии остановить смертоносное оружие на пути к золотой голове юного викинга... На самом деле топор пронесся с такой стремительностью, что многие вовсе не успели заметить смазанное движение. Он дважды перевернулся в воздухе, с силой ударил викинга в затылок топорищем. Ноги Сфенела подломились. Он рухнул, словно из него выдернули стержень. В откинутой руке все еще держал страшный топор, просветленное лицо было повернуто к небу. Ольха не успела отвести взор, как запоздало услышала стремительный цокот копыт. Что-то тяжелое обрушилось на нее. Она едва успела повернуть меч, услышала сдавленную ругань. Сильные руки сдавили ее, она узнала этот ненавистный запах, грубо выдрали меч из ослабевших пальцев. Олег подъехал, когда Ингвар, крепко держа сопротивляющуюся Ольху, пытался пнуть распростертого викинга. -- Негоже бить поверженного, -- заметил Олег осуждающе с высоты седла. -- Он... он похитил... -- Полно тебе, воевода. Она сама с ним бежала, не видно? Воины утащили за ноги распростертого Сфенела. За ним оставался кровавый след. Ольха успела удивиться меткости князя, тот явно нарочито ударил в затылок топорищем. Зачем, чтобы юного викинга казнить страшно и жестоко? Ингвар грубо тряхнул Ольху: -- Он ведь похитил тебя? Похитил? Воины перестали двигаться, ждали. Олег внимательно смотрел, конь тоже смотрел печальными карими глазами. Ольха понимала, что от ее ответа зависят не только условия плена, но и сама жизнь. Она выпрямила спину, что было нетрудно, Ингвар как в капкане сдавил руки за спиной, голос ее был чистый и ясный: -- Это я побудила его бежать со мной. По хмурым лицам дружинников видела, что верят. Пусть они самые умелые воины, но древлянские князья тоже учили своих детей владеть оружием. А как, трое киевских дружинников уже проверили на себе. Князь Олег начал поворачивать копя. Ольха чувство