. На них пахнуло сильным запахом браги. Почти сразу же справа и слева выросли еще головы. Ингвар замахнулся мечом, один чужак с силой ударил его в грудь копьем. Сила толчка была такова, что Ингвара едва не сбросило с мостков. Но сам человек не удержался на лестнице, опрокинулся, а Ингвар обрушил меч на второго. Тут же еще с одной лестницы один перевалился через стену на помост, на ним показался второй. Ольха очень быстро рубанула по голой шее, отступила, замахнулась на второго, тот отшатнулся и, наткнувшись спиной на заостренные копья стены, с криком боли перевалился на ту сторону. Рудый рубился за десятерых, успевал защищать стену шагов на десять в обе стороны. В него били стрелами, метали дротики, но снизу убойная сила слабела, а кольчуга и доспех Рудого еще не превратились в лохмотья. Под ногами Ольхи было мокро, сапоги скользили по красному. Кровь еще хлестала из разрубленной шеи чужака. Он пытался ползти. Ольха помогла ему носком сапога. Он рухнул вниз, но Ольха не слышала удара оземь из-за крика на стене и за стеной, звона железа, ругани, проклятий. В одном месте через стену перелез целый отряд. Там защищали погорельцы с русом во главе, в жестокой схватке полегли все. Когда остался один рус против пятерых, он сумел сразить еще троих, но двое забили его боевыми топорами в тот момент, когда он повернул залитое кровью лицо к Ольхе. Она узнала Бояна. В последнем усилии он бросился на них, обхватил и с ними рухнул вниз. На стену взобрался еще один, посмотрел безумными глазами, раскрыл рот, собираясь позвать своих, но в этот миг метко пущенный камень из пращи ударил в зубы. Брызнуло красным, будто камнем ударили по горке малины. Поперхнувшись своими зубами, он замахал руками, пытаясь удержаться, повалился обратно. Ольха слышала треск дерева, крики падающих. Рудый дважды падал на колени, поднимался, перед ним выростала гора трупов, он отступал, рубил, и снова оказывался за бугром из тел. И вдруг от ворот донесся победный крик чужаков. В пробитые створки лезли озверелые морды. Люди Асмунда рубили мечами и топорами, в ответ высовывались острия копий, жалили. Вскоре ворота сбили с петель, они рухнули с таким грохотом, что вздрогнула земля. Асмунд вскинул свой огромный топор: -- Не посрамим! -- Не посрамим, -- раздались крики. -- Мертвые сраму не имут! Ольха в отчаянии видела, как гибнут защитники. Русы сражались не только отважно, но и умело, однако и они падали, обливаясь кровью, под мечами и топорами наседавшей толпы. И в этот миг из-за стены, где крики становились все яростнее, словно бы зазвучал другой клич. Железо звенело уже не только на стенах. А снизу слышался конский топот. Ольха словно из другого мира уловила далекий яростный клич: -- Продуб! -- Дети Прадуба! -- Слава Лесу! А затем испуганные вопли под стенами: -- Древляне! -- Откуда они? -- Древляне!.. Оборону... -- Бежим! Снизу был озверелый лязг железа, крики и стоны умирающих, конское ржание. Ингвар, весь забрызганный кровью, отодвинул Ольху себе за спину, быстро посмотрел через край ограды. Внизу шла сеча, вернее -- истребление осаждавших, что не успели убежать к лесу. Остальные темной массой текли к темной стене деревьев. А добивали их полуголые гиганты в звериных шкурах. Лишь у немногих в руках блистали топоры, остальные орудовали огромными суковатыми дубинами. -- Древляне, -- сказал невольно Ингвар. Он оглянулся на Ольху: -- Твои люди? Она с изумлением смотрела вниз, узнавая дружинников. Вон Клен, вон Корчага, вон Лист, а вон их воевода Явор! Шаброли в поисках добычи или знают, что она здесь? -- Мы спасены, -- вырвалось у нее. Она повернулась к Ингвару, отшатнулась, словно ударившись о его мгновенно потемневшее лицо. Глаза его погасли, в них были злость и отчаяние. Очень медленно он выпустил воздух из груди, плечи обвисли, он впервые выглядел так, будто потерпел поражение. -- Это ты спасена, -- сказал он мертвым голосом. -- Да и то... мы еще не погибли. -- Ингвар! -- воскликнула она. -- Ты не понимаешь... -- Куда мне, -- ответил он зло. -- Я ведь пью кровь древлявских младенцев. Он повернулся и пошел с башни по настилу на стену. Там защитники восторженно орали и потрясали над головами топорами и копьями. Один едва не свалился, его успели ухватить за портки. Ингвар гаркнул так люто, что услышали и внизу: -- Что за вопли?.. К бою! На него оглядывались, серьезнели. Многие тут же подбирали оружие, занимали места у бойниц. Это не спасение, читалось на их протрезвевших лицах. Воевода Ингвар прав. Просто болев сильный хищник отогнал слабого. А нас и слабый едва не взял, подумал Ингвар мрачно. Ольха сбежала по ступенькам башни, бросилась к зияющему проему ворот. Дружинники и весяне, загораживая своими телами вход в крепость, стояли на разбитых створках ворот угрюмые, подозрительные. Оружие было наготове. Затем к воротам подошла дюжина рослых, древлян. Закатное солнце играло в их золотых волосах, свободно падающих на широкие плечи. Они держались надменно, но без явной вражды, Самый первый, уже немолодой, на груди и плече косые шрамы, сказал зычно: -- Прочь с дороги, дурни! -- Мы на своей земле, -- ответили с этой стороны. -- Сумеешь, столкни. -- Лучше уйдите добром! -- Поклонись сначала... -- Да мы вас, запечников, враз... Ольха, расталкивая народ, закричала: -- Явор!.. Это я, Явор! Древлянин прислушался. На его широком лице появилась улыбка. Он заорал, набрав в грудь воздуху: -- Княгиня? -- Я, Явор!.. Со мной все в порядке. Сейчас мы вас впустим в крепость. Она протолкалась, выбежала навстречу. Явор ухватил ее в объятия. Она прижалась к его груди, такой широкой и надежной, вдыхая знакомые с детства запахи, чувствуя себя снова дома. Явор жадно сжал ее плечи, потом отстранил на вытянутые руки, рассматривал с удивлением и восторгом. Вокруг сбегались древляне, она слышала, как подходили новые и новые. Ей что-то кричали, радовались ее спасению, желали счастья. Со стены слез Рудый. Доспехи на нем были посечены, забрызганы, воевода сильно прихрамывал, морщился, но глаза смотрели с прежней живостью. Он протолкался через угрюмо молчащую стену защитников. Голосегобыл предостерегающим: -- Ольха... Ты такие обещания даешь! -- Рудый, -- воскликнула она с отчаянием. -- Хоть ты поверь мне. Они сейчас не враги. -- Почему? -- спросил он, а глаза его скосились наверх, где мелькнуло красное корзно. В глазах у него был вопрос: "А Кто не верит еще?", но он лишь повторил настойчиво; -- Почему? Она запнулась, потом ответила с усилием: -- Потому что... не враг я. А они -- мои дружинники. Рудый покачал головой: -- Ты... так в них уверена? -- Да, -- ответила она с отчаянием в голосе. Она думала, что придется долго уговаривать воеводу, доказывать, убеждать, он наверняка не уверен в ней самой, но Рудый повернулся к ощетинившейся копьями и топорами толпе: -- Расступитесь. Ольха Древлянская пойдет с ними. Ольха услышала за спиной скрип натягиваемой тетивы. Так же заскрипело справа и слева. Вскинув голову, она повернулась и шагнула обратно к крепости. Люди медленно расступались. В глазах были страх, облегчение, недоверие и надежда. Ольха ступала деревянно, на нее и ее людей сейчас нацелились десятки стрел, как в свое время держали на прицеле по ее приказу людей Ингвара. Но тогда не было изнурительного кровавого боя, а сейчас здесь достаточно одному дрогнуть пальцами, сомлеть от потери крови, вспомнить старые обиды или что-то заподозрить... -- Как вы здесь оказались? -- спросила она торопливо. -- Тебя искали, княгиня. Голос Явора был ласков и вместе с тем полон почтения. Он сражался еще в дружине ее деда, у ее отца стал воеводой, был ее правой рукой по укреплению Искоростеня, крепил военные и торговые союзы с другими племенами. Толпа по обе стороны смотрела молча. Глаза на измученных лицах загорались надеждой, от непрерывного боя и так падают с ног, но если придется сражаться и с этими лесными людьми, то что ж, мертвые сраму не имут. Ольха спросила с удивлением: -- Лес велик, а от Киева осталась горстка пепла... Откуда ты знал, что я здесь? Или попал сюда случайно? -- Нет, была весточка. -- От кого? Явор вытаращил глаза: -- Княгиня, разве не ты писала? -- Явор, у меня не было такой возможности! Явор покосился по сторонам, сказал торопливо: -- Ладно, об этом потом. Не люблю, когда в меня с трех сторон целятся... Важно, что ты спасена. Может быть все-таки перебьем здешний народец, а гнездо спалим? Или хотя бы пограбим? Тут делов осталось на один приступ. А то и того меньше. -- Нет, -- ответила она с усилием. -- Сейчас русы нам не враги... Ну, в некотором роде, перемирие. В этом детинце русов меньше трети. А остальные... Остальные совсем другой народ. Явор вскинул брови: -- Кто? -- Сам увидишь. Она остановилась посреди двора, помахала руками: -- Мы с миром!.. Рудый, убери стрелков. Отложим наши распри на время. Я хочу ввести всю дружину на постой... Вели не мешать им на входе. А где Асмунд? Если бы здесь был Асмунд... Толпа расступилась. Ольха увидела под стеной старого воеводу. Он сидел, прислонившись спиной к стене. Доспех на нем был посечен, залит кровью. Шлем лежал у ног, с головы текла струйка крови. Глаза были закрыты, изо рта тоже вытекала кровь. В доспехе были видны страшные раны. -- Асмунд! -- вскрикнула она жалобно. Внезапно глаза Асмунда затрепетали и приоткрылись. Он прохрипел, булькая кровью: -- Ольха... Дочка... Ты все верно... -- Асмунд! Я могу чем-то помочь? Я знаю траву! Он что-то прохрипел, умолк, к нему наклонились, хотели забрать как уже мертвого, но Ольха остановила их властным движением руки. Только простолюдины умирают вот так, а герои всегда говорят перед смертью особые слова мудрости. Их ждут, запоминают, передают последующим поколениям. И Асмунд очнулся, прохрипел все тише и тише: -- Нет ни русов, ни древлян... Он дернулся, затих. Голова его бессильно свесилась на грудь. Явор с почтением смотрел на старого воеводу: -- Я слыхивал о нем... Мне было пять весен, когда пришли Русы. Этот уже был таким же матерым зверем. Мы сотворим ему добрую краду по обычаям русов. Рудый выдвинулся в сопровождении двух рослых здоровяков. Глаза воеводы были прощупывающими, а голос осторожный и медленный, словно взвешивал каждое слово: -- Добро. Но только, чтобы ты не повторила то, что проделал у вас Ингвар, мы вас распределим между своими. Вас около трех сотен, а у нас еще сот пять на ногах... Не обессудь. Ольха быстро кивнула: -- Принимаю. Ты прав, воевода. Я люблю тебя, Рудый! Рудый усмехнулся: -- Я знаю человека, который отдал бы полжизни, только бы это услышать такое. Вместо Ольхи строго ответил Явор: -- Я знаю дюжину витязей, которые и жизни бы отдали за такие слова!.. Эй, дружина! По двое в детинец русо&1 И обид не чинить. Здесь, если не брешут, не только русы. То-то я видел на стенах длинноволосых... И даже бородатых, как цапы. Ольха замедленно повернулась в ту сторону, где все это время молча стоял Ингвар. Он дал возможность говорить и решать Рудому, но сам вслушивался в каждое слово и, похоже, готов вмешаться в любой момент. -- А это, -- сказала Ольха с усилием, -- хозяин этой крепости. Зовут его Ингвар Северный. Явор кивнул, не сводя с Ингвара глаз: -- Я слышал о тебе. Он не сказал, что именно слышал, и Ольха была благодарна старому воеводе за чуткость, несвойственную древлянам. Явор не только слышал, но и видел Ингвара. Он был в тот день в крепости, когда Ингвар захватил Искоростень! Ингвар ответил медленно: -- И я слышал о тебе, Явор. Это ты привел дружину? А... где тот смелый, но не совсем умный витязь... ну, который... -- С которым ты дрался? -- пришел на помощь Явор. Он прямо взглянул в глаза воеводе русов. -- Он в Искоростене. -- Понятно... Остался защищать вдов и сирот? Явор покачал головой. В темных глазах проскользнула вражда: -- В нашем племени достаточно мужчин, чтобы защитить наших женщин. Но боги сказали, что отдадут тебя в руки там. В Искоростене, стольном граде древлян. -- Долго ему ждать придется, -- пробурчал Ингвар. Увидел понимающую улыбку Явора, вскипел: -- Думаешь, меня пугают ваши боги? Клянусь всеми богами русов, я приду! -- Когда? -- Когда закончу с большими делами. А потом придет черед завершить и мальчишечьи драки. Ольха схватила Явора за рукав, потащила к пристройкам для дружины. От стычки с Ингваром остался горький -осадок. Он готовился умереть по-мужски гордо и красиво: с мечом в руке и женщиной за спиной, но явились древляне, нечаянно избавив их от нападающих, и теперь мужское самолюбие истекает кровью. Из беспомощной жертвы, которой он давал защиту, она внезапно превратилась в княгиню враждебного племени, под рукой которой три сотни яростных воинов. А рудый, по его мнению, играет с огнем, впустив их в крепость. Древляне, дескать, не забудут, как он ворвался в Искоростень, убив стражей, поверг оземь и заставил нажраться грязи их лучшего богатыря, а княгиню и ее братьев увел в полон! Полная тревоги, она все же вспомнила: -- Погоди, Явор, так что же весточка была? Явор тяжело дышал, гневался, но на вопрос княгини вскинул седые брови: -- А я ж было заподозрил сперва!.. Ты подписывалась так хитро, а еще и завитушку тайную ставила, вроде бы невзначай. Так вот этой завитушки не было! Но нам так хотелось тебя найти, что я решился поверить. Тем более, что началась смута, великая резня, брат на брата... В этой неразберихе даже малой дружине можно пройти все племена как горячий нож сквозь теплое масло! Кто бы это ни сделал, мой поклон ему. Ольха ощутила на себе тяжелый взгляд. Медленно повернула голову, стараясь делать это как бы случайно, глаза обшаривали вокруг. У стены стоял Тайный Волхв, рассматривал резьбу на бревнах. Резьба была искусной, умелец трудился с душой, но Ольха чувствовала, что Тайный Волхв прислушивается к каждому их слову. -- Спасибо тебе, Явор, -- сказала она, но сама же ощутила, что в ее голосе недостает искренности. -- Спасибо, что привел дружину! Брови Явора снова взлетели на середину лба. Глаза внимательно обшаривали взволнованное лицо княгини. Что-то здесь неспроста. Ее увезли пленницей, но она распоряжается, это заметно, здесь, как хозяйка. Вон и ключница подбежала, спрашивает, куда поместить прибывших воинов, повара допытываются, что готовить на ужин для войска, ковали высунулись из кузни, кричат: мечи ковать или наконечники на копья... Да и одета так, как здешние воеводы. Кто она здесь? Он покачал головой. Есть люди, рожденные повелевать, а есть те, кто охотнее подчиняется, перекладывая бремя власти на Других. Ольха не была бы Ольхой, если бы, несмотря на молодость, не подмяла здесь всех! В том числе и этого сурового витязя, похожего на крепкий молодой дуб. Похожего не только молодой статью. Глава 49 Закат был кровавым, будто пожары подожми небосвод, а брызги крови от боев на земле достигли облаков. Весь купол на западе был залит зловещим пурпуром, а темные облака застыли как сгустки крови. Уже при свете факелов древлян кормили прямо во дворе, а Рудый с Явором размещали их по пристройкам, на сеновале, в амбарах. Ольха им помогала, но отвечала невпопад, мысли были об Ингваре. Тот устранился, словно чувствовал себя опозоренным. Будь его воля, читалось на его хмуром лице, вступил бы в бой и с древлянами. Но поступать надо, как поступил бы князь Олег. Трудно угадать, как бы он поступил, на то он и Вещий, но в любом случае с древлянами скрещивать мечи не стал бы. И вот теперь они в его детинце, то ли союзники, то ли заезжие гости то ли захватчики. рудый зашел непривычно веселый, потирал руки, похожий на большого довольного кота, укравшего целого сома: -- Ребята крепкие... Я им наметил места на стенах. Наши на ногах не держатся, а эти прямо живчики. Ингвар сидел за столом, подперев кулаками голову. Вид у него был затравленный. -- И они послушались? Что говорят? Рудый развел руками: -- За них говорит Ольха Древлянская. -- А что... она? Рудый снова развел руками: -- Она не зря стала княгиней. Понимает разумно. Ингвар смотрел исподлобья. Голос стал сухим: -- Что есть разумно? -- Она с нами. -- Ты уверен, что ночью не проснемся с перерезанными глотками? -- Нет. -- Почему? -- С перерезанными не просыпаются... -- ответил Рудый, и Ингвар вспомнил, что он сам так отвечал Павке. -- Ингвар, разуй глаза. Она уже поняла, хоть и не хочет в этом признаться, что железная рука русов необходима на узде славянского коня. Ты видишь пожары, кровь, междоусобицы?.. И она видит тоже. Ведь вы смотрели с одной башни, верно? -- Да, -- ответил Ингвар. -- Но, боюсь, что в разные стороны. Звезды высыпали яркие, налитые брызжущим соком. Узкий серп месяца иногда терялся в темных комках облаков, и земля за стенами детинца погружалась в черноту. Ингвар свешивался через край, всматривался до рези в глазах. Все время чудилось, что кто-то ползет, подбирается к стенам, слышно, как шелестит трава под сапогами, вон даже поблескивают окованные концы лестниц и крюки на концах. На башнях слышались приглушенные голоса. Рудый ли обманул или сам обманулся, Ольха ли его обвела вокруг пальца, но из трех стражей на каждой башне двое были лохматыми в звериных шкурах. На иных постах стояли вообще только эти люди в шкурах. Ингвар стискивал зубы, молча чертыхался. Теперь здесь все в руках древлян. А если откроют ворота врагу? Он проверял стражу, прислушивался к разговорам. Похоже, древляне все-таки готовы оборонять детинец. Хотя радоваться рано. Они могут оборонять его для себя. Они всегда враждовали с полянами. Единственный раз шли вместе, это когда изгоняли варягов, захвативших их земли... А теперь изгоняют русов, подумал он горько. И лишь потому действуют сообща. До поры до времени! Утром прибыли люди, назвавшиеся купцами. У этих бродяг были белые холеные руки, не знающие тяжелого труда, не державшие оружия тяжелее ложки. Ингвар поговорил с ними, поверил, что в самом деле багдадские купцы. Правда, иудеи, но не хазарские, с хазарами что-то не поделили, а истинные, правильные. Конечно, и хазары называют себя единственно верными, угодными своему богу, и кулик только свое болото хвалит, потому Ингвар в вопросы веры не вдавался, а расспрашивал о делах в окрестных племенах и землях. Иудеи, раньше других в поисках выгоды начавшие бороздить дикие земли севера, уже держали при себе подробные карты, где были нанесены реки, озера, болота, холмы, а также границы племен. У них были даже списки имен вождей, их жен и любимых женщин, благодаря чему успешно покупали и продавали в их землях. Из Багдада и жарких стран привозили паволоку, редкой красоты кинжалы, украшения из золота, а здесь скупали едва ли не задаром полон -- при этой резне вон его сколько! -- спешно перегоняли на Восток. Сруль, сын Исхака, неторопливый и всегда размышляющий над каждым словом, долго жаловался на беды своего народа, рассказывал, как в один день потерял все дома, склады, корабли, жен и даже наложниц. Ингвар нетерпеливо слушал, наконец, оборвал: -- Точно видел войска русов на кордоне? -- Клянусь, -- ответил Сруль. -- Спят в доспехах, положив головы на мечи. О, почему бог допустил такое беззаконие? Почему снова рухнула твердая власть? -- И ты о ней мечтаешь? Но славяне ее не хотят. -- Безумные! Они не зрят своей гибели. Ингвар усмехнулся: -- Твердую власть надо удержать еще по одной причине... Народ разозлен. Горлопаны орут, что проклятые жиды тому виной, скупили все и всех. Вот-вот выйдут и здесь с топорами! Как вышли в Киеве. Перебьют все ваше племя. Сруль спросил с надеждой: -- А ежели, да поможет тебе и наш бог, удастся одержать победу? Ингвар усмехнулся: -- Тогда все на радостях выкатят бочки с брагой и пивом на улицы, перепьются на радостях... и устроят резню проклятых жидов. -- И что же делать? -- Гм... ну, резня, -- сказал Ингвар успокаивающе, -- еще не истребление, как было в Египте, если князь не приврал. Ты там не был? Сруль вздрогнул: -- Где? -- В Египте. Когда вас там истребляли. Князь говорил, что вы как-то убежали. -- Нет, -- ответил Сруль с запинкой, -- это случилось еще до моего рождения... Ингвар с сомнением посмотрел на его седую бороду: -- В такую давнину? Уже тогда ваше племя так не любили?.. Дыма без огня не бывает. -- Да, -- вздохнул Сруль печально, -- ты прав, воевода... Вон у вас есть такой воевода по имени Рудый. И умен, и красив, и добр, а его никто не любит, ибо выигрывает хоть в кости, хоть в кидалку, хоть в тавлеи. Ингвар кивнул: -- Та прав. За это можно даже возненавидеть. Так вы и Рудого знаете? Сруль зябко передернул плечами: -- Не напоминай нам об этом человеке! Его знают у нас, еще как знают. Где пройдет Рудый, там трем раввинам делать нечего. В коридоре послышались голоса, страж потребовал тайное слово. Раздраженный голос рявкнул нечто такое, что страж умолк как рыба в глыбе льда. Дверь распахнулась, ввалился Рудый. Хмуро взглянул на Сруля, тот поднялся, но Ингвар жестом усадил на место. -- Он знает дороги, -- объяснил он Рудому, -- и что сейчас где творится... Как Асмунд? Рудый сел, жадно ухватил ковш, отхлебнул, поморщился, обнаружив квас вместо вина, но выпил с жадностью. -- Очнулся, -- сказал он, -- возжелал кабанчика... Но не одолел, больно слаб. Зато поросенка слопал. И карасей в сметане. Там с ним две девки сидят, косточки из рыбы вынимают. Еще чешут его, так раны быстрее заживают. Крыло говорит, что дорубили его здорово, но кости целы, кишки не выпустили. Жить, наверное, будет. -- Наверное? -- вскинул брови Ингвар. -- Если так жрет... Мне и здоровому поросенка не одолеть. -- Асмунд даже при смерти сумеет... Особенно жареного с перепелками в пузе. У тебя ничего поесть нет? Ингвар буркнул: -- Я думал, только Асмунд от тебя плохих привычек набирается. Рудый удивился: -- Это поесть -- плохая привычка! Это самая лучшая на свете! Только вспоминаю, что она лучшая, когда вижу Асмунда. -- Сейчас принесут. Сруль кашлянул, привлекая к себе внимание: -- Что мне сказать своей общине? -- Скажи, что видел, -- буркнул Ингвар. -- Да, конечно... Но будете ли пытаться удержаться? Если нет, то мы скажем своим, чтобы продавали все, что еще можно, и бежали из этих земель. -- Олега нет, -- напомнил ему Ингвар. -- А как без Олега? -- Олега нет, но русы есть, -- возразил Сруль. -- Кто-то Другой должен взять в свои руки власть. У вас уважают. Лебедя, Черномырда... Ингвар задумался: -- В этом что-то есть. Черномырд как раз и действует больше через купцов. То ли постарел, то ли осторожнее стал... или придумал, как завоевывать без пролития крови, но он уже сумел присоединить земли курян и лемков, не вынимая меча из ножен. Сперва заслал разведчиков, потом -- лазутчиков, затем купцов с нужными в тех землях товарами. Старшинам и войтам сделал подарки, поднес золотую чашу местному волхву, похвалил стариков... Вот и случилось, что те сами пришли проситься в Новую Русь! Тут, мол, и вольготнее, и богаче, и защита от хазар будет. -- А как сейчас? -- Вчера ночью прискакал гонец от курян. Заверяют в верности, готовы прислать в наше войско своих людей. Я не знаю верить ли. Может быть, какая-то хитрость? Рудый удивленно вскинул брови: -- Сами? Раньше не шли и за деньги. -- Сами, -- подтвердил Ингвар. -- Кто думал, что на залитом кровью поле среди пепла и головешек взойдут такие цветы? Я и сейчас не верю. К тому же с ними говорил Черномырд, а они о нем не слова. Через раскрытую дверь было видно, как мелькнула и бесшумно исчезла тень. Рудый успокаивающе кивнул: мол, всего лишь Тайный Волхв бродит, развешивает обереги супротив тайных сил. Ингвар поморщился, добавил: -- Есть слушок, что и лемки предпочтут власть русов. Если бы еще и людей дали! У них самые лучшие лучники. А у курян хороши доспехи. У них каждый смерд выходит в железном панцыре. -- Куряне, лемки, -- загибал пальцы Рудый, -- наши дружины, разбросанные по кордонным весям... Они все уцелели! Олег, как нарочно, забросил их подальше от смуты... Впрочем, если бы оказались здесь, мы бы не допустили до такого. И Киев бы уцелел. Ладно, добавим сюда еще древлян... -- Почему древлян? -- вскинулся Ингвар раздраженно. -- Их здесь всего три сотни. Да и те уберутся... как только их княгиня возжелает. Голос его стал хриплым. Рудый придвинул Ингвару кувшин с квасом, тот жадно отпил из горлышка. -- Не думаю, -- сказал Рудый медленно, -- что она так уж и возжелает скоро уехать. Дороги неспокойные, то да се... Ингвар стиснул кулаки. Сруль смотрел непонимающе, не шевелился, умоляя взглядом его не замечать, не обращать внимания, он здесь не важнее спинки кресла. Рудый повторил, став чем-то похожим на Асмунда: -- То да се! Когда говорю "то да се", то оно и есть то да се!.. А где она, Ольха Древлянская, там и племя. Даже если она здесь, а народ ее там. -- Как это? -- Душой с нею! Сердцами! -- А, -- сказал Ингвар насмешливо. -- А я уж понадеялся, что и умами. -- И умами, -- рыкнул Рудый. Похоже, когда он думал о раненом Асмунде, то и преображался в Асмунда. -- Помяни мое слово, быть древлянам с нами! Только вот Черномырд в великие князья не подходит. Его уважают, но, то ли он умен слишком, то ли осторожен, но как-то не жаждут посадить на престол именно его. Как и Лебедя. Правда, Лебедя побаиваются. Он слишком честен, и в Киеве заведет порядки воинского стана. А боярам поспать до обеда хочется, девок пощупать на сеновале, жрать в три пуза, а не бегать в полном доспехе по три версты каждый день... Он еще раз приложился к кувшину, потряс, выбивая последние капли, отшвырнул с отвращением, поднялся. -- Ты к себе? -- спросил Ингвар. -- Да. Я Асмунда велел положить у себя. Хоть и храпит как сто дивов, но все-таки свой глаз надежнее. Ольхе что-нибудь передать, если ненароком встречу? Ингвар остро посмотрел на Рудого. Он знал, что ради этого ненарока. Рудый сделает крюк хоть через ромейские земли. -- Нет, спасибо. -- Как хошь, -- сказал Рудый с порога обидчиво, -- для себя стараюсь, что ли? Под утро встревоженный донельзя Ингвар с грохотом ворвался в комнату, где держали израненного Асмунда. Как и ожидал, Рудый был здесь, а сам Асмунд, к его удивлению, весь перевязанный чистыми тряпицами, уже сидел на ложе, с укором поворачивал в руках сапог с оторванной подошвой. Напротив, на подоконнике расположился Рудый. Ингвар слышал, как Рудый посоветовал: -- Сменил бы эту старину... Сам же видел, в этом году даже в захолустном Царьграде носят сапоги с узкими носками! -- Эт так, -- вздохнул Асмунд, -- да ноги мне достались еще с прошлого года... Что-то стряслось, Ингвар? Ингвар оглядел обоих налитыми кровью глазами: -- Я рад, что поправляешься так быстро. Теперь верю, что в старину люди были крепче нынешних... Вы давно были на башнях? -- Нет, -- встревожился Асмунд, -- а что? Он выронил сапог. Рудый спрыгнул, напрягся, рука на рукояти ножа, глаза впились в Ингвара. Его веселость как ветром сдуло, он походил на готового к прыжку пардуса. Оба ожидающе смотрели на Ингвара. -- Я только что проверил еще раз, -- прохрипел Ингвар. -- Под утро, вот сейчас, нашей охраны не осталось вовсе! Одни Древляне. Даже у ворот и подъемного моста -- древляне! Рудый, всегда быстрый на ответ, сейчас лишь пристально смотрел на Ингвара, Асмунд же тяжело опустился на подушки, прогудел: -- Не знаю... Я бы не дергался. Сердцем чую, от древлян сейчас беды не будет. Ольха -- хорошая девка, честная. Не станет резать нас ночью, аки овец бессловесных. -- А сперва свяжет, -- съязвил Ингвор, -- посадит на кол? Или по-древлянски: пригнут деревья к земле, привяжут за ноги к верхушкам, да и отпустят, милосердия ради? Рудый смолчал. В его взгляде Ингвар уловил не то насмешку, не то сожаление. Вспыхнув, повернулся требовательно к Асмунду. Тот задумчиво рассматривал прохудившийся сапог: -- Наши падали с ног. Из них стражи, как из моего... хвоста молоток. Все равно бы поснули как мухи зимой. -- Но древляне -- враги! -- Сейчас непонятно, -- ответил Асмунд, -- Кто враг, кто друг, а кто в сторонке? Ни одна бабка-шептуха не скажет. Но сердцем чую... А тебе что говорит сердце? Ингвар, захваченный врасплох, огрызнулся: -- Воевода должен мозгами руководить! Хорош бы я был, если бы перед боем с гадалками да шептухой советовался. Меня бы давно и куры лапами загребли... Так что делать будем? -- А ничо, -- ответил Асмунд хладнокровно. -- Не сменять же их сейчас? Заартачатся... И так меж нами не совсем дружба. Как бы за топоры не взялись. Мы сейчас и от воробьев не отобьемся. Ингвар в бессилии метался по горнице. Рудый, наконец, отошел от окна. Глаза воеводы были серьезными, но насмешка таилась в самой глубине: -- Ты прав, Ингвар. Сгоряча да от усталости... или обиды какой, чего только не сотворишь... за что потом совестно. Ты-то вон только головой мыслишь! Верно ведь? Ингвар кивнул, запоздало уловил подвох, Рудый да без подвоха, ощетинился как еж при виде голодной лисы: -- Головой! А что? -- Да просто здорово, а то я уж такое подумал... Олег вон и сердцу доверял... иногда, чутью то-исть. Но не доверял чувствам обиды, мести, злости, зависти... Мол, недостойны мужчины! Ну, а князю уж и подавно заказаны. Если мужик лишь головой своей дурной рискует, то князь -- племенем. Дурных сами боги помогают выпалывать, а племя -- жалко. Там и умные могут сгинуть по твоей вине. Голос его был очень серьезным. Ингвар ощутил, будто его окатили ледяной водой из колодца. Ежели Рудый с ним говорит серьезно и занудно как Асмунд, то дела в самом деле хуже некуда. -- Не знаю, -- признался он, -- может быть, я в самом деле страхополох. Пуганая ;ворона куста боится. Но я пойду сам посмотрю за воротами. Ладно, утром стражу как раз менять. Потерпим малость, а потом... Когда птицы уже орали во всю мочь, а рассвет окрасил в небе облака, он измученно дотащился до своей комнаты. Смутно слышал, как Рудый отвратительно бодрым голосом отдавал приказы, менял стражу древлян, отстоявшую ночь, ставил вместо них дружинников Ингвара. Их уцелело немного, пришлось добавить крепких мужиков из погорельцев. Он провалился в глубокий сон, едва успев стащить один сапог. Даже не слышал, как раздели и уложили, накрыли тонким одеялом. Он словно бы ощутил близкий запах леса, тревожащий запах ландышей. И от этого запаха, нивесть откуда-то взявшегося в его сне, он задышал ровнее, глубже, ушел в глубокий и наконец-то счастливый мир, где нет бед и тревог... Однако проснулся уже с ощущением беды. Быстро вскочил, оделся, опоясался мечом. Когда сбегал вниз, услышал знакомые голоса. На втором поверхе в главной палате были трое: Рудый, Ольха и Явор. Они склонились над столом с расстеленной картой. У окна в широком кресле сидел, обложенный подушками и закутанный в одеяло, Асмунд. За его спиной стояли гридни, больше похожие на медведей, чем на людей. Рудый и Ольха спорили, Асмунд задумчиво жевал ус, хмыкал чесался, качал головой. Ингвар постоял некоторое время, схоронившись. В груди стало пусто, будто обманули и ограбили собственные друзья. Даже родные братья, которых любил и которым доверял. Глава 50 Хотя Рудый и сказал Ингвару, что утром заменит древлян русами, но сказал лишь затем, чтобы успокоить растревоженного воеводу. Русов осталась горстка. Даже на входе в терем пришлось оставить древлянских воинов. Не изнуренные тяжелым боем, они добросовестно простояли на страже ночь, утром еще сидели на крыльце свежие, живо обсуждали, как тут живут эти русы, почему тут много людей славянского корня, что делает их княгиня, ведь одета богаче, чем была в их стольном граде. И когда через двор к терему направилась групка воинов в кольчугах и доспехах, древлянские стражи насторожились и поднялись, загораживая дорогу на крыльцо. Влад был взволнован, шел быстро, почти бежал. За ним едва поспевала дюжина дружинников. Хмурых, заспанных, зевающих на ходу, но матерых, ни одного безусого, все битые, угрюмые, отмеченные шрамами. Древлянин, его звали Чага, он и был похож на этот черный нарост на березе, выступил вперед: -- Кто идет и по какому делу? Влад зло огрызнулся: -- Не твое дело, дубина! Важное дело, а я подвойский дружины русов. Я к Ингвару, если тебе так надо знать. Чага заколебался. Подвойский -- это первый после воеводы, а что он не рус, а их корня, за версту видно. Можно бы и пустить, но с другой стороны -- со своим и полаяться можно это не рус, что сразу в харю бьет. Да и держится этот чересчур, а подвойский -- еще не князь, и Чага буркнул: -- Хорошо, иди. Но эти люди пусть ждут здесь. -- Кто велел? -- Наш воевода. Явор. Влад ахнул: -- Что? Здесь уже распоряжаются древляне? Измена? Воины за его спиной зароптали. Второй древлянин, что стоял на страже с Чагой, повернулся и опрометью бросился в сени. Чага уловил злобные взгляды русов или, как их там, русичей. Чувствуя себя в беде, заорал через плечо: -- Явор, Явор! Влад хотел было пройти, но Чага, сам пугаясь своей смелости, загородил дорогу, выставив широкий топор. Вид у Чаги был перепуганный, на лбу выступили капли пота, даже топор дрогнул в руке, но стоял на дверях, не отодвигался. Влад, оскалив зубы, выхватил меч, а за его спиной воины обнажили оружие. В этот момент дробно загремели ступеньки, из темных сеней вынырнул Явор. Глаза старого воеводы зорко окинули всех, зычный голос прогремел: -- Мечи в ножны! Чага с облегчением опустил топор, от волнения едва не поранил ногу, крикнул обиженно: -- Вот они! Я говорю, не ведено... А они прут. Явор сказал требовательно: -- Терем охраняется, как известно. Кто и по какому делу? -- Я уже сказал этому лесному дурню, -- резко бросил Влад. -- Я подвойский, иду к своему воеводе. Со мной мои люди. Явор кивнул: -- Иди. Люди пусть ждут здесь. -- Нет! -- отрезал Влад. -- Им тоже есть что сказать. Нам надоело это бескняжье. Хоть и нет Олега... С этими людьми считаются И воеводы! Явор заколебался, с русами ссориться не с руки, когда враги могут снова сползаться к стенам, да и Ольха запретила свары. И он сказал нехотя: -- Хорошо. Идите все. Только оставьте оружие на крыльце. Воевода на втором поверхе. С ним Рудый, Асмунд и княгиня Ольха. -- Оставить оружие? -- изумился Влад. -- Древлянам? Воины за его спиной грозно зашумели. Некоторые угрожающе опустили ладони на рукояти мечей, кто-то вытаскивал меч до половины и снова медленно заталкивал в ножны, зловещий скрип железа вызывал злую дрожь в мышцах. Явор отступил на шаг: -- Оставьте одного из своих на крыльце. Проследит, чтобы ничто не пропало. -- Мы пройдем все, -- процедил Влад упрямо. -- И при оружии. Никакие паршивые лесные пеньки нас не разоружат! Он шагнул вперед, но Явор остался на месте. Так же зло ответил: -- Ты можешь идти даже при оружие. Эти люди не пройдут. Я их не знаю. -- Дубина, -- рявкнул Влад. Ты ж вчера прибыл! Разве знаешь всех? Явор покачал головой: -- От них пахнет дорожной пылью. Кто они? Их здесь не было. -- Прочь, дубина, -- повторил Влад, не зная, что у древлян назвать дубиной, значит, похвалить. -- Иначе я тебя уберу... Явор упрямо качнул головой: -- Стойте здесь. Я кликну Ингвара. Пусть решает сам. -- Дурак, -- обронил Влад. Явор повернулся и начал подниматься по лестнице, а Чага заступил его место. Теперь, когда решать самому не надо, он смотрел победно. Влад кивнул своим, с двух сторон выдвинулись воины с копьями. Одновременно ударили, острое железо пробило голую грудь Чаги. Явор мгновенно повернулся на вскрик Чаги, увидел как три Дротика взвились в воздух. Ни щита, чтобы закрыться, ни увернуться на узкой лестнице! Он увидел свою смерть и крикнул страшным зычным голосом человека, привыкшего перекрывать шум битвы: -- Измена! Широкие лезвия пробили его незащищенную грудь, вошли на всю длину, а одно даже прорвало кожу на спине и высунуло жало между лопатками. Явор вскрикнул снова: -- Спасайте княгиню!.. Измена!.. Изме... Заговорщики ворвались в сени. Явор упал на колени. Кровь широкими струями хлестала из ран. Рот беззвучно шевелился губы посинели. Приподнялся, бросил себя к стене. Упал, поднялся, цепляясь за бревна, ударил кулаком в било, вскрикнул угасающе: -- Измена! Спасайте... Колени его подломились. Он умер раньше, чем рухнул на пол, но резкий крик в утренней тиши всполошил людей, заставил руки мужчин мотнуться к оружию. Наверху послышался топот. Влад выругался, выхватил меч и мотнулся по лестнице, перепрыгивая по три ступени. Его люди, уже не приглушая шаги, бежали следом. Ольха тоже слышала и крик, и топот. С узким клинком в руке, она встала слева от двери. По коридору прозвучали быстрые шаги. Дверь распахнулась, Ингвар влетел как стрела, замер, ощутив на горле холодное лезвие клинка. -- Ах, это всего лишь ты, -- произнесла она. Бросила акинак, отступила. -- Что-то стряслось? -- Не знаю, -- ответил он, злясь, что выглядел глупо с ножом у горла. -- Кто-то кричал... вроде бы тревога! Внизу послышались крики, лязг оружия, брань. Ингвар резко повернулся, взгляд был диким: -- Твои люди? Все же напали? -- Быть не может, -- прошептала она, холодея от страшного предчувствия. Неужто подозрительный Явор решился освобождать ее силой. -- Поспешим! -- Поспешим, -- согласился он, в голосе воеводы была горечь. -- Я знал, что так будет, но не хотел верить, дурак... Они не успели добежать до лестницы, как наткнулись на спины отступающих Окуня и трех древлянских ратников. Те пятились, прикрывшись щитами, сдерживали оттеснивших их уже на последний поверх людей Влада. Тех было около дюжины, сам Влад бешено рубился впереди. Израненный Окунь рухнул наконец, прохрипев: -- Спа...сайте... кня... Ингвар прыгнул как барс, мгновенно одолев пролет и оказавшись впереди Окуня. На него обрушился град ударов, он шатался, отражал двумя мечами, а Ольха за его спиной поспешно оттащила Окуня еще на ступеньку. Он смотрел затухающими глазами: -- Княги... ня... Влад -- враг... Из боковых проходов выскакивали полуголые заспанные гридни. Кто с мечом, кто с топором, но, завидев Ингвара в схватке, очумело бросались в бой. Шатаясь, попятился Крыло, упал, зажимая рану, но на его место встало трое, мешая друг другу, но готовых голой грудью закрыть дорогу наверх. Ингвар рубился остервенело. За спинами людей Влада появились древляне, с ходу бросились в сечу. Влад хрипло закричал: -- В круг! Пробьемся наверх! Ингвар страшился оглянуться, чувствовал близость Ольхи. Наконец краем глаза увидел мелькнувший рядом белый рукав. Пахнуло ландышем. Она дралась рядом. Он закричал люто: -- Дура! Иди к себе! -- Сам... -- ответила она. Она вскинула акинак, чужой меч со звоном скользнул в сторону, едва не срубив Ингвару ухо. Он отшатнулся, но из-за его плеча выдвинуло