тах едва пу-стили! Ты говоришь, три сына? -- Три, -- повторил Олег. -- Два здесь, Гелона сей-час увидишь... А самый старший, Агафирс, остался с Миш. Он полагает, что она была все-таки права... По крайней мере, он избрал ее сторону. Гелон и Скиф ушли. -- А Миш? -- спросил Колоксай. -- Все так же молода и красива, -- ответил Олег с неловкостью, слишком много боли прозвучало в голосе Колоксая. Похоже, заметили и другие. -- Но теперь она передала тцарство Агафирсу. Чем занимается сама? Не знаю, Колоксай. Это была твоя женщина, не моя. Глава 29 Колоксая усадили за стол, поставили перед ним блю-до с холодным мясом, но на кухне уже спешно разогре-вали, жарили, пекли, оттуда доносились дразнящие ароматы, даже слышалось шипение мяса на сковородках. Прибежал запыхавшийся слуга из подвала, в руках кув-шин со старым вином. Пальцы Колоксая задрожали, он схватил мясо обеими руками, жадно совал в рот, а глаза уже пожирали все, что на столе, словно его терзал голод все эти двадцать лет . -- Жить! -- выдохнул он счастливо. -- Жить... Как хорошо! -- Наверное, -- согласился Олег. -- Наверное, это хорошо. С другой стороны сидел счастливый, как щенок, Скиф, дальше занял место Окоем, глаза его присталь-но следили за отцом Гелона. Угарч появлялся время от времени, давал распоряжения челяди, потом пришел и скромно сел с краю стола. Он обронил задумчиво: -- Наверное... По крайней мере, ты знаешь. -- Знаю? -- удивился Колоксай. -- Ничего я не знаю. -- Но ты можешь сравнить. -- Если бы... Но где же Гелон?.. Где мой сын, кото-рый сумел... Я хочу задушить его в объятиях! -- Сейчас разбудят, приведут... Наверное, уже разбу-дили, одевается. Колоксай, свет не знал более мудрого правителя, чем твой средний сын! Я не знаю, как у него получается, но он без магии и насилия создал такую процветающую страну, что народ вот-вот станет возводить ему храмы, как живому богу! Ты можешь гордить-ся средним сыном... Прибежал слуга, прокричал взволнованно: -- Гелона в покоях нет! Угарч предположил: -- Он иногда ночами обходит стражу на воротах, про-веряет, чтобы не спали... Скиф внезапно побелел. Олег бросил на окаменевшее лицо быстрый взгляд, ощутил, как по телу пробежала ледяная волна. -- Коло, -- спросил он напряженным голосом, -- ты ничего не заметил, когда ощутил себя в нашем мире? Колоксай насторожился: -- Вроде бы ничего... А что? -- Да так... Одна страшная мысль пришла. -- Что случилось? -- Боюсь даже подумать, -- ответил Олег сдавленным голосом. -- Давай подождем, пока ищут Гелона. В зале наступила мертвая тишина. Колоксай с недо-умением посматривал по сторонам. Слишком много об-рушилось сразу: жуткий вихрь, что выдрал его из привычного мира вечного ночного дождя, крики и свист, полет среди звезд, затем этот мир живых, где он сразу же встретил то, о чем так страстно мечтал: сыновья!.. Взрос-лые, сильные, могучие как львы! Олег сказал мертвым голосом: -- Угарч, иди снова в покои Гелона. Стучите громче! Если он не откроет -- ломайте двери. Угарч побелел, в глазах метнулся ужас от такого свя-тотатства. -- Ломать? Дверь самого Гелона? -- Ломайте, -- подтвердил Олег. -- Отвечает его отец и... вот его брат. И я, наставник его брата. Но мне ка-жется, я даже боюсь это сказать... дверь может оказать-ся не запертой. Время тянулось нескончаемо долго. Угарч появился в дверном проеме желтый, как мертвец. Слуга поддер-живал его под руки. Управителя шатало, губы тряслись. В руке трепетал листок пергамента. Олег выхватил, поднес ближе к светильнику. В жел-том свете было написано: "Пора попробовать и мне. Если получится -- не жалейте! Я этого добивался всю жизнь. Гелон". -- Гелон, -- прошептал Олег. -- Вот на какой обмен согласились владыки подземного мира... Угарча усадили за стол, тут же от двери послышался топот. Створки распахнулись, ворвался запах гари, па-леного мяса и шерсти. Двое стражей втащили под руки человека с повисшей головой. За столом вскрикивали, узнав чародея. Тот собрался с силами, голова поднялась, в глазах была мука. С запекшихся черных губ сорвалось: -- Гелон... Олег сказал жестко: -- Уже знаем. Что сказали владыки мира черного солнца? --- Да, я говорил... вопрошал... -- Что сказали? -- Я слышал... жуткий хохот, -- прохрипел старик. -- Злорадный хохот!.. Они смеялись... Они заполучили, как они сказали, самого ценного человека на свете... Его уже не поменяют ни на кого из живущих. Гелон, как они ска-зали, мог бы сделать весь мир счастливым... Весь белый свет! Ему предначертано было жить долго, очень долго! Он сумел бы расширить свою Гелонию до... до... Голос его прервался. Ему поднесли кубок вина, в ти-шине слышно было, как стучат по металлу зубы. В зале стояла мертвая тишина отчаяния. Олег стиснул челюсти так, что заломило в висках. Он, дурак, общался с чело-веком, который знал или чувствовал Истину... а то и владел ею, но он, волхв, говорил с ним о конях, о видах на урожай, о разведении дойных кобылиц... Почему пус-тоцветы так кричат о своем величии, а люди достойные стараются жить тихо и незаметно? Не потому ли пустые колосья держат головы так высоко, что в них нет зерен? Скиф зарычал: -- Гелон!.. Брат!.. Прости, что я наделал, что я наделал!.. Олег сказал досадливо: -- Перестань. От тебя ничего не зависело. Скиф ударил себя по лицу, закричал страшным голо-сом, ухватился за волосы и выдрал целые пряди. Из глаз брызнули кипящие слезы, грудь клокотала от тяжелых мужских рыданий. -- Почему? Почему Гелон?.. Почему не ушел я --- никчемный, никому не нужный, всеми отвергнутый?.. Олег взглянул с сочувствием, опустил глаза. Скиф закричал таким страшным голосом, от которого затряс-лись стены: -- Молчишь? Жалеешь?.. Да скажи, наконец, правду! А правда в том, что меня даже на том свете не приняли бы!.. Сказали бы, что и сто тысяч Скифов не стоят од-ного Гелона!.. Сволочи, все сволочи!.. А самая большая сволочь -- я, ибо даже не попытался предложить себя в жертву... в обмен... -- Никто из нас не пытался, -- напомнил Олег . -- Но мог бы!.. Олег молчал, Скиф выл и бил себя по голове, сту-чал по столу, разбивая руки в кровь. Среди стонов про-рывались горестные крики, что его все равно бы не взяли, кому он нужен, по земле толпами бродят вся-кие мстители, разрушители, ломатели. Властелинам чер-ного солнца он важнее здесь, он и так работает на них, а вот Гелон был для них угрозой, опасностью, его и забрали! Колоксай сидел, выпрямившись, посеревший весь, даже руки посерели, словно он превратился в каменную статую. На столе сиротливо исходила белесым па-ром туша молодого гуся. Огромные кулаки лежали на столешнице как мертвые. В глазах застыло отчаяние. Олег внезапно подумал, что таким он был в мире чер-ного солнца: серый, помертвевший, без чувств и жела-ний, угнетенный так, что желал бы покончить с собой, если бы там это было возможно... -- Как же так, -- прошептал Колоксай. -- Это же я все еще там... Олег сказал настойчиво: -- Ты здесь. Скоро взойдет солнце. -- Для меня оно никогда не взойдет, -- сказал Колок-сай мертвым голосом. -- У меня был такой преданный сын... что отдал свою жизнь за мою! А я его даже не уви-дел! Не успел прижать к груди, посмотреть в его ясные глаза!.. Нет, я не могу принять такую жертву! Все отводили взоры, кто-то зарыдал громко, закрыл лицо руками и бросился из зала. Скиф рыдал тяжело, но уже не опускал головы и не отворачивался. Слезы катились и катились по бледному, как мрамор, лицу.Олег сказал с мукой: -- Колоксай, обратно пути нет. Владыки подземного мира получили высшую плату. Теперь надо жить... -- Я не смогу, -- обронил Колоксай мертво. -- Я слиш-ком долго был... там. Я весь мертв. В подземном мире убивает не острая сталь, а вина. Я подумал было, что здесь я смогу что-то поправить, изменить, ведь я был не прав... Но властелины жестоко посмеялись надо мной! Моя вина стала еще тяжелее. Он поднялся и, пошатнувшись, вышел как слепой из-за стола. Олег кивнул в его сторону Угарчу, тот бережно и властно обнял несчастного тцара за плечи и бережно повел к выходу. Черная весть пронеслась над Гелонией, словно ее пронесли крылатые кони. Стон и плач поднялся сперва над городом, потом ушел в села, веси и самые дальние деревни. Мужчины хватались за оружие и бешено гро-зили небу, что отняло у них лучшего из правителей, ко-торый ухитрялся всем быть отцом, сыном и учителем разом, женщины рыдали и царапали лица, а молодые девушки оделись в черное и плакали тихо, словно всем им молодой, красивый и добрый тцар был женихом. Колоксай, как его отвели в покои Гелона, так и не показывался. Из-за двери не доносилось ни звука. Стра-жи обеспокоенно объясняли, что так уже трое суток. Ко-локсай словно исчез, едва переступил порог и закрыл за собой двери. Олег поколебался, велел: -- Ломайте! Стражи отбросили копья. Рядом с Олегом стоял Око-ем, еще больше похудевший, молчаливый, с вваливши-мися глазами. Он сильно горбился, покашливал. Олег почему-то вспомнил о Дивии, его дочери, которую вер-ховный жрец мечтал отдать за Гелона, и от которого звезды сулили... Раздался треск. Дверь выгибалась под тяжелыми уда-рами, но держалась, и тогда оба стража ухватились за то-поры, начали бешено рубить толстые доски. Олег выждал, потом ударил плечом. Наполовину расколотая дверь разле-телась в щепы, он торопливо шагнул в пролом, не заботясь о том, что сверху падают тяжелые деревянные обломки. В обширных покоях пусто, мертво, безжизненно. Узкое окно открыто, оттуда врывается свежий ветер. Пер-вой мыслью Олега было, что Колоксай покинул через окно, но в эту узкую щель едва пролезла бы его голова... И тут он увидел на ложе неподвижное тело. Колок-сай лежал вниз лицом, раскинув руки. Пальцы вцепи-лись в подушки, смяли и так застыли. -- Колоксай! -- заорал Олег. -- Черт, что ты творишь, Коло!.. Плечо Колоксая показалось твердым и застывшим, как холодная плита мрамора, а сам он выглядел срублен-ным дубом, что рухнул, как стоял, накрыв растопырен-ными ветвями ложе. Вдвоем с Окоемом перевернули его на спину. Синие глаза безжизненно смотрели в потолок, золотые волосы мертво разметались по подушке. Олег поспешно приник ухом к твердой груди. Поначалу ему показалось, что он положил голову на каменную плиту, холодную и недви-жимую, но обостренное ухо человека из Леса уловило нечто, что и на жизнь не похоже, но еще и не смерть. -- Зови своего колдуна! -- велел он страшным голо-сом. -- Быстро!.. Все травы, отвары... Он знает какие! Еще три дня дрались за жизнь, что упорно выскаль-зывала из их рук. Колоксай находился в забытьи, а едва, удавалось пробудить в нем сознание, тут же снова ны-рял в спасительную черноту. Олег, отчаявшись что-то сделать, наконец опустил руки, сел рядом на край ложа и заговорил монотонно: -- Ты в отчаянии, что твой сын Гелон отдал свою жизнь в обмен на твою. Ты винишь себя... Но у тебя еще двое! Двое сильных и отважных, как львы, могучих, как слоны. Они смотрят на тебя с надеждой, ты нужен им. Скиф в таком отчаянии, что готов покончить с собой, но, если он это сделает, это будет уже твоя вина... Ты трусишь, ты уходишь от этого мира. А ты нужен, на тебя смотрят... От тебя многое зависит. Если подохнешь, то наплюешь и на могилу своего любящего сына Гелона. Выходит, он отдал жизнь напрасно... Он говорил долго, повторялся, убеждал, находил но-вые доводы, возвращался к старым и поворачивал их под другим углом. Наконец от Колоксая донесся тяжелый вздох, будто качнулась и дохнула вся комната. Он все еще не двигался, но Олег чувствовал, как в могучем теле вздрогнуло и начало сокращаться сердце, по ссохшимся жилам с трудом начала пробиваться горячая кровь. Окоем посмотрел на Олега ошалелыми глазами. Угарч тут же выскользнул, за дверью донесся его топот, удаля-ющийся крик. Вскоре в покои вошел и тихонько сел у самой двери Скиф. Он был желт, как покойник, только в запавших глазах огонь горел еще злее и неукротимее. Олег сказал громче: -- Колоксай, как бы тебе ни хотелось вот так лежать и винить себя... но нельзя эту цветущую страну оставлять без хозяина. Вообще нельзя, чтобы за кордонами слыша-ли, что здесь стадо без пастуха! Гелон -- твой сын. Хо-тел ты или не хотел, никто тебя спрашивать не будет, но теперь ты вместо Гелона. И на месте Гелона. Пусть Око-ем объявит, что трон не пуст!.. Колоксай держит в сво-ей крепкой руке эти земли, и если кто попытается прий-ти незваным, то лучше бы им было прийти к мирному Гелону, чем к мстительному Колоксаю! Скиф подпрыгнул вместе со стулом, Олег видел, как надежда в его глазах вспыхнула ярче, однако с ложа до-несся стон, затем слабый прерывающийся голос: -- Мстительному?.. А я раньше был не очень... Олег, ты говоришь не обо мне... -- Ладно, но пусть все равно Окоем объявит, что ты на троне. Так оно и есть, но пусть сообщит. Пусть гон-цы поскачут во все стороны. -- Нет, -- прошептал Колоксай. -- Ты не понима-ешь... Как ты можешь заглядывать в глубины вещей, и в то же время поражен слепотой, когда дело касается людей? А ты подумал своей дурной головой, что я буду вы-глядеть для всех... чуть ли не убийцей Гелона? Меня будут постоянно сравнивать с Гелоном, будут упрекать, а мои указания перестанут выполнять... и я не смогу их винить, ибо им будет казаться, что они предают Гелона если послушаются меня... Олег наклонил голову. С трудом, но все же пони-мал, только трудно осознать, что это говорит прежний Колоксай, свирепый и вспыльчивый, никогда не рас-суждающий. Колоксай зашевелился, медленно сел. Взгляд его упал на сидящего у двери юношу. Скиф ответил прямым пре-данным взглядом, нежным и любящим. Олег поежился, один с черными как смоль волосами, у другого как по-токи расплавленного золота падают на плечи, но глаза одинаково пронзительно-синие, яркие, светящиеся див-ным огнем. -- Ты, -- сказал Колоксай, -- ты на троне. Скиф! Сможешь и править... здесь мудрые советники, смо-жешь и защитить вооруженной рукой! Ты станешь до-стойным правителем. Скиф вскочил так резко, что стул за его спиной упал с грохотом. -- Я? Чтоб ненавидели меня? Он уставился на Колоксая с великим изумлением, не веря, что человек, из-за которого он ушел от матери и теперь готовится отомстить, так его предал. Олег с досадой хлопнул ладонью по столу. Получи-лось неожиданно звучно, все умолкли, смотрели на него. -- Что вы все о себе! -- крикнул он раздраженно. -- Боитесь, как бы чего не подумали?.. Чистенькими, не-запятнанными хотите остаться? А о них подумали? Стра-на не может быть без сильного правителя!.. Колоксай напомнил: -- Ты однажды говорил, что может. -- Но не в этом мире, -- сказал Олег еще злее. -- Не в мире, где соседи только и смотрят, чтобы здесь власть ослабела, чтобы в Гелонии перестали точить мечи! Зачем твой сын строил толстые стены? Зачем укреплял крепо-сти, готовил запасы оружия?.. Кто-то должен сесть на трон прямо сегодня. Я боюсь, что в соседних странах уже срочно седлают коней. -- Я не могу, -- ответил Скиф глухим голосом. -- Я на алтаре дал великий обет, что отмщу за убийство отца. Я не могу... и не хочу отказаться от клятвы. Это будет не по-мужски. Колоксай после паузы сказал тихо: -- Сын... Я тебя очень люблю. У меня слезы на гла-зах, потому что я, оказывается, кому-то дорог... Мне всегда казалось, что я совсем лишний на свете! И меня никто никогда не любил. А я настолько жаждал этой любви, что однажды... Сын мой, много позже я понял, что я не должен был так делать. Это была моя вина... Скиф закричал бешено: -- Что ты говоришь?.. Ты подумай, что ты говоришь? Она же убила тебя! Ты умер в корчах, в муках от яда! Колоксай кивнул: -- Меня могла спасти другая женщина... я не стану называть ее имени, иначе ринешься мстить и ей, но я когда-то обидел и ее... и она... не стала. Мир жесток, Скиф. Одна жестокость вызывает другую. Ответную! Но первый камешек бросил я. И покатилась, покатилась ла-вина. Вот сейчас мы потеряли Гелона... Это тоже моя вина! Если вернусь в мир черного солнца и брошусь в ноги богам, умоляя поменять меня на Гелона, они толь-ко рассмеются мне в лицо! Ибо Гелон намного ценнее. Это вообще был самый ценный человек для рода люд-ского. Но истинную ценность людей понимаем только после их смерти. Скиф сказал тихо: -- Да, что-то подобное говорил мне этот волхв. Колоксай оглянулся, Олег стоял далеко к ним спиной, наблюдал через окно за двором. -- Ты вообще к нему прислушивайся, -- посоветовал Колоксай. -- Прислушивайся, хотя речи его странные... И еще одна к тебе просьба, Скиф! -- Отец! -- воскликнул Скиф. -- Что просьба, ты дол-жен отдавать приказы! Я выполню все-все, что скажешь. Броситься в огонь, воду, на острия копий... Колоксай помолчал, боролся с собой, а когда загово-рил, щеки его стали бледными, как у покойника: --Это будет тебе трудно выполнить, сын мой... -- Отец! -- воскликнул Скиф пламенно. -- Всеми мыслимыми и немыслимыми клятвами клянусь, что выпол-ню все, что велишь, что скажешь, чего захочешь! -- Это будет трудно выполнить, -- повторил Колоксай. -- Очень трудно. Олегу -- легко, а тебе -- очень трудно... Но ты уже дал клятву, что выполнишь! Я про-шу тебя, сын мой, отказаться от мести. Глава 30 Скиф сперва не поверил ушам своим. От окна повер-нулся Олег, зеленые глаза светились в полумраке, слов-но он стал лесным зверем. Колоксай смотрел печально. -- Отец, -- прошептал Скиф, -- ты в самом деле ска-зал то, что я услышал? -- Сын мой, -- сказал Колоксай измученным голо-сом, -- я прошу отказаться от мести, потому что месть иссушает душу. Я вдруг понял, что лучший способ ото-мстить врагу -- это не походить на него. Не поступать так, как делает он. Прости ее. -- Отомщу, -- ответил Скиф люто, -- и сразу все прощу! Он обернулся к Олегу. Колоксай тоже смотрел с на-деждой. Олег чувствовал себя неуютно, меньше всего хо-телось разбираться в таком зыбком деле, как человеческие отношения, мудрецу, который занимается всем че-ловечеством сразу. -- Месть, -- сказал он нехотя, -- это блюдо, которое лучше бы есть холодным. Но Скиф подогревает его уже сколько лет... и все еще не подгорело! Я уже знаю, что самое жестокое мщение, когда пренебрегаешь самой воз-можностью отомстить... но, боюсь, это не для Скифа. Скиф вспылил: -- Ты что-то совсем уже заумное лепечешь, волхв! Иметь возможность отомстить и... не отомстить? Ты меня совсем за дурака считаешь? -- Нет, -- ответил Олег. -- Не совсем . Колоксай сказал печально: -- Кто мстит, часто жалеет о свершенном, но кто про-щает -- никогда не жалеет. Если ты осуществишь свою месть, у тебя больше не будет матери. Ты это понимаешь? Скиф воскликнул яростно: -- Ее уже давно у меня нет! У меня есть ты!.. Ты, ко-торый говоришь такое... такое... Олег, что скажешь ты? Олег подумал, сказал в затруднении: -- Колоксай вроде бы прав... Но с другой стороны, если бы всякое зло бывало отомщено, то в будущем зла совершалось бы намного меньше. Зло, оставшись безна-казанным, порождает множество других зол... -- Вот-вот! Это ж я хотел сказать! -- С третьей стороны, -- сказал Олег несчастным голо-сом, -- надо определить, что такое зло. Ибо одни вполне искренне считают злом, другие так же искренне злом не считают. А чтобы все понимали справедливость наказа-ния, нужно одинаковое понятие для всех. Скиф вскинул сжатые кулаки к потолку, потряс ими с таким неистовством, что Олегу почудилось, будто за-качалось все мироздание. -- Она виновата!!! -- закричал он страшным голо-сом. -- Она виновата в том, что убила моего отца!.. Теперь виновата еще и в том, что убила моего брата, которого я узнал совсем недавно, как никогда не знал... и полюбил больше всех на свете!.. И еще: она уничто-жила эту страну. Она уничтожила счастье этих людей. Гелон с его умом и талантами мог поддерживать стра-ну процветающей, расширял ее не мечом, а к нему сами присоединялись земли, где народы тоже хотели быть такими же счастливыми... Теперь сюда придет зло, придет огонь и смерть! Орды врага вытопчут по-севы и вырубят сады, всех людей убьют или уведут в рабство. Здесь останется только пепел и обугленные кости!.. Вот что она сделала! Колоксай сказал жестко: -- Скиф, я долго был в мире черного солнца... Людям, которым уже нет возврата в мир живых, нередко откры-вается будущее. Чаще всего чужое и бессмысленное, но пару раз я зрел... Предостерегаю в последний раз: отка-жись от мести своей матери! Предрекаю: как только она падет от твоей руки, ты сам падешь от небесного гнева! Скиф задохнулся, грудь его вздымалась часто, кулаки сжаты, а в мертвой тиши слышно было только его ча-стое хриплое дыхание. Тяжелое молчание тянулось му-чительно долго. Наконец Скиф вскинул голову. В синих, как небо, глазах стояли слезы. -- Меня не страшит гнев богов, -- ответил он тихо. -- Но ты ее все еще любишь, отец... И только поэтому я от-рекаюсь от мести. Он повернулся резко, Олег не успел ухватить его за руку, как хлопнула дверь, по лестнице послышался дроб-ный стук подошв. Со двора слышно было, как яростный голос прокричал в ночи, в ответ заскрипели засовы на воротах конюшни. Олег поднялся. Лицо было печальное. -- Если он решится уехать, -- сказал он просто, -- я поеду с ним. -- Спасибо, -- сказал Колоксай. В его синих глазах были стыд и благодарность. -- Мне было бы страшно потерять и его. А он... он горяч! -- Как и ты, -- ответил Олег. Подумал, добавил: -- Был. Колоксай развел руками: -- Да, во мне многое изменилось. Пока сам еще не знаю что. Но я уже не тот. Хуже или лучше, не знаю. Но вот ты меняешься тоже. Я раньше знал тебя как челове-ка рассудительного и очень осторожного. А теперь ты в бой, как юнец. -- Я не рвусь в бой, -- объяснил Олег. -- Просто чую, что с той стороны веет новым Злом. И что меня там тоже ждет... -- Что? -- Бой, -- ответил Олег. -- Которого я очень хотел бы избежать. Колоксай взглянул остро: -- Но едешь навстречу? Олег поднялся молча. Он был так же высок, как Колоксай, а под грубой тканью холщовой рубашки угады-валось сильное тело бойца. Но, сколько Колоксай по-мнил, этот волхв всегда стремился избежать схваток. И всегда оказывался в самой их гуще. За окном чуть посветлело. Олег подошел к забранному металлической решеткой проему, свежий утренний ветерок пахнул в лицо. На горизонте проступает едва за-метная светлая полоска. Колоксай сказал за спиной: -- Я не знаю, кто ты... но я считаю тебя другом и учи-телем разом. За эти годы ты возмужал, у тебя фигура воина, словно зарабатываешь на жизнь мечом. Но у тебя то же самое недоумение в глазах, то же напряжение в лице, на лбу добавилась складка, да у губ теперь горь-кие морщинки. Помнишь, как однажды я бросил тцарство и пошел за тобой, очарованный твоей мудростью? -- Помню, -- ответил Олег невесело. -- Все помню. -- А помнишь, как мы увидели этих купающихся дев? -- Стараюсь забыть, -- ответил Олег сухо. -- Да и тебе зачем вспоминать. -- Потому что это было прекрасно, -- возразил Колок-сай. -- Да, я обезумел и натворил глупостей. Но это были мои безумства!.. Только я и отвечаю. Олег, удержи Ски-фа от мести. Он поклялся не мстить, но все же... Месть неразумна. А его обет, который он дал, что отомстит за мою смерть... Ты сможешь освободить от обета, не затра-гивая его чести. Олег покачал головой: -- Колоксай, оставь... Эта ненависть его сжигает, ты не заметил? Он и так ее носит через силу. Если он не даст ей выхода, она отравит его смертельным ядом. Ис-пепелит душу. Ты хочешь потерять и второго сына?.. Но что творишь ты? Хочешь, чтобы жертва Гелона была на-прасной?.. Колоксай развернулся к нему всем телом. На лице была такая мука и такой стыд, что Олег отступил, буд-то получил толчок в грудь. -- Не понимаешь? -- вскрикнул Колоксай в бешен-стве. -- Не понимаешь!.. Боги выиграли, обменяв драго-ценного Гелона на черт-те что!.. Что я? Я же ни черта не умею!.. И ни на что не гожусь, если говорить правду. Они получили драгоценность всего лишь... всего лишь за меня! Если я останусь и буду править вместо Гелона, я сделаю то, что как раз хотят враждебные боги!.. Не по-нимаешь? Олег потряс головой, сказал с мукой: -- Прости, не понимаю.  Что за дурак... Я не сделаю, как они хотят!  Тогда, -- спросил Олег, -- не сделаешь ли еще хуже? - Не знаю, -- отрезал Колоксай. -- Но если я сделаю то что вы хотите... и что хотели подземные боги, то это и будет... поражение! Но я уйду. Еще не знаю куда. Пока куда глаза глядят. А там посмотрим. Я все равно найду способ, чтобы... Голос его прервался. Неожиданно Олег увидел, что это не отец Гелона, Скифа и Агафирса, а такой же, как и они... если не моложе. Он непроизвольно сделал шаг навстречу, Колоксай всхлипнул, Олег обнял его, как об-нимал двадцать лет назад. Из отчаянных и сразу покрас-невших глаз Колоксая брызнули слезы. Олег видел, как под едкими каплями горит кожа и тут же зарастает, ос-тавляя быстро тающие белые следы. Колоксай всхлипывал, его трясло, голова дергалась, зубы стучали. Он не мог ни выговорить, ни вышептать ни слова. Олег гладил по спине, похлопывал с неловкостью за себя и за Колоксая, за все это... это. -- Найдешь, -- проговорил Олег тихо. -- Найдешь... Теперь найдешь. -- Я... -- сказал Колоксай прерывающимся голосом. --. Я... не могу... принять такую жертву... Да еще и его зем-ли, его владения! Я должен уйти, как ушел ты, и... дока-зать! Совершить. Олег кивнул: -- Только мне не надо было ничего доказывать. А вот ты на себя взваливаешь тяжкий груз. -- И пусть! -- ответил Колоксай. -- И пусть! Пусть тяжелей, невыносимей! Он все прижимался к Олегу, все его существо говори-ло, что вот сейчас, когда плач иссякнет или его задавят, надо будет поднять голову, выпрямить спину и гордо вступить в ужасающе жестокий, как оказалось, мир. А потом они молча вышли во двор, Колоксай исчез в конюшне. Олег молча наблюдал через распахнутые ворота, как в глубине оседлали крупного жеребца, Колоксай выехал такой же неподвижный, молчаливый, суро-вый, но совсем осунувшийся, желтый, как покойник. -- Заставь Скифа принять страну, -- велел он. --Может быть, это займет его заботами... Он захочет про-должить дело брата! Это будет трудно, ему станет не до мести. --А ты? -- Куда глаза глядят, Олег, я уже не тот вспыльчивый дурак, которого ты сопровождал к красавице Миш. В ми-ре черного солнца... Он вздрогнул, побледнел, зябко пожал плечами. Конь под ним нетерпеливо переступил с ноги на ногу, -- Езжай, -- напутствовал Олег. -- Я знаю, о чем ты... Но лучи нашего солнца сильнее! Ты вернешься, Колоксай. -- Сюда? -- Нет, в самого себя. Это намного важнее. В комнате, которую они делили со Скифом, он обессиленно рухнул на ложе. Все тело ноет, будто пробежал с конем на плечах от края земли и до края или словно на его плечах обломали не одну дубину. Во рту сухо, но нет сил встать к столу, где уже розовеет под утренними лучами солнца кувшин с вином, блестят два золотых кубка редкой работы. За дверью прогремели быстрые шаги. С той стороны в дверь ударилось с такой силой, будто швырнули об-ломком скалы. На пороге появился Скиф. Губы были бледными, лицо перекошено. -- Олег! -- вскричал он с отчаянием. -- Я не могу от-ступиться!.. Вели седлать коней, мы уезжаем. Или ты ос-танешься с Колоксаем?.. Тогда я поеду один. Олег покачал головой: -- Опоздал. -- Ты о чем? -- Колоксай уже уехал, -- сообщил Олег. -- Что? Скиф вскричал таким страшным голосом, что пламя светильника на той стене задрожало и погасло. -- Трон принадлежит тебе, -- пояснил Олег. -- Колоксай тебя опередил, он уехал еще ночью. Тебе его не догнать, ибо он сам еще не знал, в какую сторону отпра-вится... Скиф, ему сейчас нужнее повидать мир, поды-шать этим воздухом, поспать под звездным небом, про-калиться лучами настоящего солнца. Возможно, у него выветрятся и эти неглупые мысли о немщении врагам нашим... Что-то в этом есть, но все не удается додумать до конца, всякий раз какая-то свинья мешает... Он углубился в раздумья. Скиф закричал так отчаян-но, что Олег вздрогнул: -- Но почему?.. А эти земли? -- Он сказал, справишься. Вы с Гелоном братья, не забыл? Вы похожи. Эти земли ты сумеешь беречь и ох-ранять не хуже. Скиф отчаянными глазами смотрел вдаль, где быст-ро уменьшалось пыльное облачко на дороге. -- Я не сумею, -- прошептал он. -- Я не сумею!.. Я даже не знаю, сумел бы я отомстить или... Так что править муд-ро и справедливо не сумею, это точно. С запада по синему чистому небу надвигался каменный массив, словно там медленно плыл каменный остров. Даже не остров, а материк, еще одна земля, что заслонит от солнца этот мир, и отныне здесь наступит вечная ночь. Люди со страхом всматривались в скошенный край, черный и с недоброй синевой, там видны трещины, а если присмотреться и долго не отводить взгляда, они неуловимо расширяются или же, наоборот, смыкаются, сливают-ся, исчезают. В селах и весях ширились разговоры, что это знамение предвещает кровь и пожары, истребление рода людского, недаром же в селе на западе Гелонии родился двухголовый теленок, заговорил человечьим голосом, а потом издох, что тоже предрекает гибель всем здешним землям и живущему на них люду. Скиф тоже посматривал на тучу со злобой и ненави-стью. Олег успокаивающе приговаривал, что уже две не-дели дождей не было, поля сохнут, дождь бы в самый раз, но и сам с тревогой поглядывал на небо. Туча не столько дождевая, как градовая, а крупный град порой и скот бьет насмерть, на полях же все выкашивает намертво. Да и ураган может прийти, мелькнула мысль. И хотя этот край вроде бы далек от дорог, по которым любят бродить ураганы, но все же... Гм, а почему ураганы, как и люди, предпочитают ходить по протоптанным дорогам? Но есть же наверняка ураганы, что любят соваться в неведомые земли, как вот он сам?.. И не бывает ли ма-гических ураганов, как вот был, да кончился магический ливень? Настроение, и без того тягостное, вконец испорти-лось. Как бы ни уверял себя, что без магии тоже жить можно, другие как-то живут, он тоже обходился без нее несколько лет, даже не заметил, как и кончилась... но без магии можно искать Истину, однако воплощать ее в жизнь лучше с магией. И чем больше магии, тем лучше. Туча закрыла уже половину неба. С крепостной сте-ны хорошо видно, как на западе на землю пала темная тень, будто там уже сумерки. Тень как будто застыла, мо-нолитная, угрожающая, но всяк понимал с тревогой, что эта беда все равно надвигается, стороной не обойдет. Скиф подошел сзади, голос прозвучал непривычно угрюмо и по-взрослому: -- Только что прибыл всадник с западных кордонов. -- И что? -- Говорит, что в земле Миш войска спускаются с гор. Олег кивнул. Понятно, Агафирс заканчивает малые войны, готовится к большой. -- Что еще? -- Якобы уже посланы легкие отряды в нашу сторо-ну. Проверяют дороги для большого войска. Смотрят броды. Для прохода, подумал Олег, для кормежки по дороге, для выявления настроений. Похоже, предчувствия начи-нают сбываться. Ящер бы побрал эти предчувствия, пред-видения, озарения! Почему не видит хорошее? Подошел Окоем, молча постоял с ними, еще больше исхудавший, нахохленный, мрачный. Слушал молча, он же первым указал на далекую дорогу: -- Кого-то несет к нам. Надо бы из города, а они все едут и едут... -- С вестями, наверное, -- предположил Олег. Темная точка медленно разрослась до всадника. Оди-нокий, едет спокойно, коня не нахлестывает, так что не вестник, а сам по себе. Уже можно разглядеть, что конь крупный, богатырский, воинский, таких не запрячь в те-легу -- разнесут, нельзя в плуг -- сломают или согнут, да и сам всадник выглядит пугающе. Заходящее солнце све-тит в спину, из-за чего лицо оставалось в тени, а сам он кажется намного крупнее и выше. На солнце поблескивал пурпуром металлический шлем, сверкали доспехи, а на кончике копья горит кро-хотное красное солнце. Конь идет ровно, но чувствуется в нем неистраченная сила. Скиф вдруг встрепенулся. Олег чувствовал, как ны-нешний властелин Гелонии ахнул, задержал дыхание, его кулак со стуком опустился на каменный зубец стены. --- Олег!.. Ты знаешь, кто это? -- Начинаю догадываться, -- ответил Олег. -- Хоть что-то радостное за этот день! Туча словно ждала, когда ворота откроют для оди-нокого всадника. Сдвинулась, впереди промчался ве-тер, взметнул пыль, понес мусор, сухие листья. Турч легко соскочил на землю, обнял Скифа, покро-вительственно хлопнул Олега по плечу. За эти дни он исхудал, а на скуле добавился свежий шрам. -- Рад, -- сказал он счастливо, -- что вы добрались благополучно!.. Я даже не думал, что этот город так ук-реплен. Молодец Гелон. Хоть он и не воин, но город укрепил... Скиф сказал поспешно: -- Гелона нет. Он отдал жизнь настолько благород-но и красиво... как никогда бы не сумел я! Теперь я здесь правитель всей Гелонии. Поневоле, Турч, поне-воле. Я бы отдал жизнь сто тысяч раз, чтобы вернуть Гелона, но кому моя жизнь нужна?.. Таких, как я, по свету целые стада бродят!.. Так что ты, Турч, как я и обещал, командуешь всеми крепостями Гелонии, а так-же всем ее воинством. Этого немного, но, боюсь, нам придется его увеличить... Турч слушал с раскрытым ртом. -- Я думал, -- сказал он потрясенно, -- только со мной случилось за это время всякое и разное... Вот как, значит, повернулось? А со стороны все кажется проще. Да про-стит меня Гелон, но я считал его... считал человеком по-проще. -- Мы все считали, -- ответил Скиф с едкой горечью. -- Сегодня отдохни, Турч, ты еле на ногах держишься. Зав-тра расскажешь, почему у тебя топор весь в зазубринах, панцирь посечен, откуда взялись новые шрамы. И завтра же начнешь принимать крепость и войско. -- Да-да, -- сказал Турч невпопад. -- Да-да... Гелон! Кто бы мог подумать... За их спинами раздался мрачный голос: -- Великие люди подобны звездам. На них обращают внимание только тогда, когда они погасли. Скиф резко обернулся, в глазах слезы, лицо бледное. -- Окоем, прости! Я тебя не любил... Но никто так хорошо еще не сказал о Гелоне! Он порывисто обнял верховного жреца. Окоем погла-дил Скифа по спине, тут же отстранил, правитель должен быть суровым и твердым, как гранитная скала. И чем меньше подданные узрят его слезы, тем лучше. Скиф понял, кивнул. Окоем считает, что пусть луч-ше у правителя о нем, Окоеме, останется мнение как о черством человеке, чем он, Скиф, уронит себя эти-ми слезами перед другими людьми, перед своими военачальниками. Глава 31 Грозовая туча, медленно худея, прошла и над богатым стольным городом Куявой. Прямой дождь выбил грязь из щелей, промыл каменные стены, унес в бурных по-токах мусор и грязь. Единственный дом, где даже не за-метили грозу, был дворец самого тцара, сам равный по размерам иному городу. Во дворце день и ночь звучала музыка, в разных концах -- разная, но для начальника дворцовой стра-жи Изигорна она казалась одинаково слащавой и на-столько приторной, что постоянно хотелось соленых огурцов. Тяжелый сладкий воздух, перенасыщенный ароматами сладостей, благовоний, душистых смол, на-поминал ему запахи гниющих трупов, там тоже такие же приторно сладкие тошнотворные запахи. Двенадцать полуобнаженных девушек танцуют под тягучую, как патока, музыку, тцар Зандарн скучающе высматривает среди них самую прекрасную, но все оди-наковые, как куклы, все юные и красивые, все смотрят покорно и робко, каждая готова выполнить весь ритуал услуг, которым ее научили старшие евнухи. Рядом с Зандарном сидит и ловит каждый взгляд тцара Тимис, его визирь и старший советник, это он по-ставляет скучающему тцару этих красавиц, это он обша-ривает все базары, порты, все улицы города... Изигорн ощутил, что вот сейчас удобный момент кач-нуть весы в свою сторону, заявил с громким смехом во-ина, которому ближе стук копыт боевого коня и звон мечей: -- Великий тцар! Я вижу, что и тебе эти девки надоели. Да и что можно отыскать в нашем городе? Или в нашей ровной и счастливой стране? Тцар скучающе кивнул. Тимис сказал ревниво: -- Не слушай его, величайший! Что может знать эта грубая скотина?.. На той неделе его видели в квартале изигошей. Это самый бедный и гадкий район, там самые дешевые притоны и грязные девки... Зандарн повернул голову в сторону Изигорна, Тот развел руками и скромно опустил глаза: -- Чтобы оценить блюдо, надо пару дней поголо-дать. Чтобы насладиться вином, хорошо бы пару дней не пить даже воды... Я не говорю уже о том, что при-евшиеся танцовщицы кажутся снова прекрасными пос-ле квартала изигошей! Но по правде сказать, там есть своя прелесть, которой нет здесь. -- Какая? -- спросил уязвленный Зандарн, но в то же время заинтересованно. Изигорн поклонился: -- Здесь я один из твоих приближенных. А там я бо-гат и знатен, даже когда являюсь переодетым в просто-людина. Я швыряю одну-единственную монетку в пыль, а за нею бросается целая толпа! За другую монету десятки женщин умоляют меня позволить выполнить любую мою прихоть... Глаза тцара зажглись, воскликнул: -- А что, если побываем в этом квартале... как их, изигошей? Изигорн довольно кивнул, но Тимис сказал еще рев-нивее: -- Великий Тцар! Что позволено вашему приближен-ному... хотя это и ему не позволено, но прирожденная свинья, если ее даже нарядить в одежды вашего совет-ника, грязь все равно найдет... так вот, вам не к лицу по-сещение такой грязи. Тцар воскликнул: -- Но здесь от скуки мухи дохнут! Тимис поклонился: -- Тогда почему бы не посетить места более до-стойные? Тцар скривился: -- Ты опять о посещении храмов, хранилищ, судеб-ных заседаний? Тимис развел руками: -- Это хорошо бы, но -- увы! -- человеком двигает не ум, а животные соки. Но их тоже надо изливать не в любую посуду. Был я однажды в одном маленьком городке... Он так и называется, Куявец. Там мирные и спокойные люди, там ничего не происходит. Но имен-но в таком вот никчемном месте произошло великое чудо. На окраине этого города я видел красивый до-мик. Там чудесный сад, там летают дивные птицы, а олени подходят прямо к крыльцу. Даже зимой там цве-тут деревья, а яблоки зреют круглый год. Но самое главное чудо -- это хозяйка дома. Там живет девушка невиданной красоты! Зандарн воскликнул с недоверием: - Одна? - Одна, -- подтвердил Тимис просто. -- Одна-одинешенька. Зандарн покачал головой: -- Что-то не верится. Либо она по ночам принимаете сотни мужчин, либо там дело нечисто. В моих землях давно уже не осталось никакой добродетели и никакого целомудрия! Тимис развел руками: -- Теперь есть. И не только в том доме. Окрестные жители, очарованные ее красотой и скромностью, начи-нают брать пример. Женщины начинают вести не совсем уж распутную жизнь, мужчины... гм, по крайней мере, этим не бахвалятся, а молодые девушки стараются до за-мужества хранить девственность. Тцар воскликнул: -- Невероятно! Я хочу ее видеть немедленно! Изигорн поклонился, вклинился: -- До Куявца два дня пути. Стоит ли? Квартал изигошей ближе. -- В Куявец, -- велел тцар твердо. -- Сегодня же! Сед-лайте коней. Если ночь застанет в пути, заночуем в чи-стом поле. -- Великий тцар! -- Что? -- ответил Зандарн резко. -- Я что, не но-чевал в поле, положив под голову седло и укрывшись щитом? Собрались всего