часа за два, хотя Зандарн уже изны-вал от нетерпения и
подгонял слуг пинками. Из раскры-тых ворот города выехали три сотни отборных
воинов охраны, семь крытых повозок со всем необходимым для отдыха тцара в
чистом поле под открытым небом, сто слуг, десять телег, груженных мясом и
хлебом для тца-ра, воинов и слуг.
Тцар настолько подгонял всех, что до вечера они прошли две трети пути.
Воспрянув духом, заночевать могут в гостеприимном доме этой странной
красавицы, тцар с Тимисом и Изигорном пересели на быстрых коней.
Огромное багровое солнце неумолимо приближалось к темному краю земли.
За спинами троих гремела и дрожала земля от топота двух сотен телохранителей
на тяжелых боевых конях, крытых кожаной броней. Одну сотню тцар оставил для
охраны своего обоза, а когда в красных лучах заката заблистали стены из
белого кам-ня, обернулся на скаку, прокричал:
-- Тимис, Изигорн -- за мной! И еще двое. Осталь-ным ждать здесь!
Голос его прогремел мощно и звонко. Воины вздрог-нули, слыша тцара, за
которым следовали, с которым побеждали в битвах. Захрапели кони, их
останавливали на полном скаку, только двое из телохранителей молча
оторвались от отряда и понеслись за тцаром и его совет-никами.
Городские врата блестели как жар, но, когда погасли, тцар понял, не
оглядываясь, что солнце опустилось за темный край. Тимис и Изигорн неслись
на конях мол-ча, лица бледные, оба похудели за это короткое путеше-ствие.
Отвыкли от седел, их задницы только для мягких подушек...
Тцар ощутил веселое презрение к этим людям, оба моложе, но так охотно
забыли свое боевое прошлое уда-лых воинов!
Он натянул повод, до ворот осталось всего три поле-та стрелы. Конь,
хрипя, остановился. Тцар соскочил на землю, велел телохранителям:
-- Оба останетесь с нашими конями. Ждите! В город не входить.
Тимис и Изигорн слезали со стонами, оба с одинаково желтыми лицами.
-- Переодевайтесь, -- велел тцар. -- Да побыстрее! Я не хочу, чтобы она
отказала нам в ночлеге из-за по-зднего часа.
Телохранитель торопливо сдернул с седла дорожный мешок. На свет
появились тряпки, что не всякая хо-зяйка бросила бы собаке на подстилку.
Зандарн пер-вым, подавая пример, весело натянул на себя лохмотья, взял в
руки толстую палку:
-- Ну как, похож я на бродячего мудреца?.. Ха-ха! Изигорн и Тимис с
брезгливостью, но покорно и по-спешно облачились в одежды бедных странников.
Зан-дарн, не оглядываясь, направился в сторону городских врат. Половина неба
оставалась багровой, красный отсвет падал на землю, догнал тяжело
нагруженную лесом теле-гу, что едва тащилась, застряла у самых ворот,
стражни-ки вышли навстречу и помогли вытащить из рытвины. Едва она миновала
ворота, створки начали закрываться. Зандарн закричал жалобно, замахал
руками, побежал и упал в пыль уже непритворно, привык к носилкам. Стражники
остановились, ждали.
-- Спасибо вам, добрые люди! -- прокричал Зандарн. -- Спасибо!
Он едва удержался, чтобы не бросить им мешочек с золотыми монетами,
привычный жест, ведь Изигорн и Тимис несут за ним еще, тцар не может без
щедрых же-стов, но, к счастью, уставшие за день стражи не замети-ли ни
холеного лица, ни изнеженных рук, которые, как ни пачкай землей, все же
выдают вельможу.
Тимис догнал по ту сторону ворот, кивнул, Изигорн и тцар двинулись за
ним. Ночь еще не опустилась на го-род, факелы только начинают зажигать, да и
то лишь в темных углах, однако народ уже сонный, благодушный. Никто не
поинтересовался, откуда чужаки и зачем, а что чужаки -- видно сразу, своих в
таком, маленьком город-ке знают всех в лицо.
-- Сюда, -- приговаривал Тимис, -- а теперь сюда... Когда они прошли
почти весь город, Изигорн сказал сварливо:
-- Великий тца... прости, Зандарн! Мне кажется, этот дурень сам не
знает, куда ведет нас. Дальше дорога уп-рется в стену. Вот увидишь.
Тимис таинственно улыбнулся:
-- Вот там самое интересное...
Дорога вскоре вовсе исчезла под ногами, а тропка в сгущающихся сумерках
потерялась. Густая тень уже лег-ла на землю, только зловеще красным блистала
старая разрушенная башня. Трава и мелкие чахлые деревца в трещинах казались
щупальцами страшного зверя. Изи-горн снова начал ворчать, уже и сам Зандарн
нахмурил-ся, ноги устали, как вдруг Тимис вскрикнул:
-- Вот ее домик!
Из-за поворота выдвинулся светлый дом, похожий на игрушечный, настолько
красиво и чисто украшен, к тому же этот крохотный заборчик, смешная калитка,
через которую переступит даже коза...
У калитки на столбе уже горел смоляной факел. От него хорошо и бодряще
пахло, взвивались легкие искор-ки и тут же исчезали в темнеющем воздухе.
Чуть ниже под факелом к столбу прибита широкая медная пласти-на с красивым
медным кольцом в виде золотой змеи.
Зандарн взялся за медное кольцо, остывший металл приятно холодил
разогретые долгой скачкой, а потом ходьбой в гору, пальцы. Слышно было, как
звон мед-ленно и тягуче потек в глубь сада.
Изигорн и Тимис, непривычно жалкие в грубых одеж-дах простолюдинов,
стояли за его спиной. Зандарн огля-дел их с головы до ног, губы изогнулись в
насмешливой улыбке. Таким изможденным и усталым людям ни одна Душа не
откажет. А он все-таки еще орел, усталость едва чувствуется, а от одной
мысли, что в этом доме живет одинокая молодая женщина, не знающая мужчин,
тут же привела в буйный восторг, а в низ живота с готовностью устремилась
тяжелая горячая кровь.
С той стороны домика послышались легкие шаги. На дорожке, посыпанной
блестящим песком, показалась молодая девушка. Дыхание остановилось в груди
Зандарна. Девушка, открывшая калитку, оказалась грациозной, как молодой
олень, чистой, как рыбка в горном ручье, и прекрасной... как весна в землях
его детства. В ее боль-ших невинных глазах он прочел участие, а в изгибе
мо-лодого развитого тела угадал скрытую страсть, которая запечатана
волшебными печатями до поры до времени... и которую сорвет кто-то из мужчин!
-- Здравствуйте, -- сказала она первой, ее нежный го-лос тут же
воспламенил его душу. Он видел, как вздрог-нули и разогнули спины Изигорн и
Тимис, Изигорн даже попробовал лихо подкрутить повисшие усы. -- Вы, судя по
одежде, нездешние?
Зандарн наконец совладал с голосом, проговорил все еще потрясенно:
-- Да... да-да... Но мы никак не ожидали, что здесь живет такая
красавица. Пожалуй, мы пойдем дальше... Негоже нам, троим мужчинам,
проситься на ночлег в дом молодой женщины, где, как видно, нет мужчины,
чтобы открыл дверь...
Девушка ласково улыбнулась:
-- Ты прав, в этом доме нет мужчин. Зовут меня Ляна, я управляюсь с
домом одна. Заходите!
Изигорн и Тимис сделали движение к калитке, но Зандарн сказал поспешно:
-- Нет-нет, мы не станем!.. Прости, что потревожили. Мы не станем
подвергать сомнению твою репутацию...
Тимис покосился на тцара и вдруг с удивлением по-нял, что тот говорит
совершенно искренне. В этот миг, очарованный красотой и невинностью чудесной
девушки он в самом деле сейчас попятится, и им придется либо ночевать в
какой-нибудь конуре, либо возвращать-ся несолоно хлебавши.
-- Хозяйка дома, -- заявил он, -- знает, что говорит! А ты забыл, какой
путь мы проделали?
Он говорил намекающе, Зандарн покачал головой, но заколебался, а
девушка сказала приветливо:
-- У меня есть свободная комната, там проведете ночь. А ужин я сейчас
приготовлю.
Она отошла от калитки, Зандарн сделал первый шаг, все еще колеблясь. В
этот момент его ноздрей достиг за-пах ее чистых свежих волос. Тимис, что шел
следом, ви-дел, как воспламенился тцар, выпрямился, задышал чаще, а глаза
налились кровью. Теперь его никто не остановит, понял Тимис и уже спокойнее
вошел следом.
Дорожка с золотым песком повела их вдоль дома, по-вернула. Зандарн
увидел легкое ажурное крылечко, еще одна дорожка убегала в глубину сада.
Огромная камен-ная стена с готовностью прогнулась, принимая вторже-ние
молодых свежих деревьев. Она даже нависла козырь-ком, так что часть сада
оказалась под надежной крышей.
-- Заходите, -- сказала Ляна ласково. -- У меня там почти нет лишней
мебели, не споткнетесь!
И все же Зандарн спотыкался, натыкался не только на мебель, но и на
стены, ибо как оторвать глаза от чудес-ной девушки, что двигается по комнате
то как легкое облачко, то стучит босыми пятками, как олененок ко-пытцами, а
смех ее рассыпается как серебряные коло-кольчики?
Тимис видел, что лицо тцара было не просто доволь-ное, а счастливое.
Глаза горят, как у голодного льва, что подстерег на водопое молодую
антилопу. Изигорн рев-ниво хмурится, и Тимис приосанился еще больше,
по-бедно огляделся, и Изигорна едва не похлопал по плечу, как верного, но
туповатого слугу.
Зандарн чувствовал, как остатки усталости уже выдуло из его сильного
тела. Все трое сидели за сто-лом и молча наблюдали за хлопочущей на кухне
девуш-кой. На открытом огне в котле начала закипать вода а рядом над
багровыми углями разместилось на вер-теле мясо толстого молодого зайца. Ляна
добавила в варево пахучих трав, зайца на вертеле поворачивала, побрызгала
слабым вином. Аромат достиг ноздрей тцара, он шумно задышал, лицо начало
наливаться кровью.
Тимис шепнул:
-- Потерпи. У меня самого там тяжело, но не спеши, насладись...
-- У меня кровь уже кипит, -- шепнул тцар. -- Я го-тов наброситься на
нее прямо сейчас! Я еще не встречал такой чистоты и невинности... и вместе с
тем -- такой, такой... эх, я весь в огне!..
Ляна быстро и ловко налила в три глубокие миски суп, тцар жадно пожирал
глазами ее разрумянившиеся щеки. Изигорн придвинул к себе миски ближе, жадно
вдохнул, охнул:
-- Я нигде-нигде... гм, во всех странствиях не встре-чал такого
замечательного супа.
Ляна ответила, смеясь, довольная:
-- Ты еще не пробовал!
-- Уже чую, -- пробормотал Изигорн. -- Запах не об-манывает.
Тимис молча принялся хлебать суп широкой деревянной ложкой. Тцар слышал
его довольное мычание. Ти-мис обжигался, но хлебал жадно, словно никогда не
знал его тцарской кухни.
Он все пожирал глазами Ляну. Она ответила ему от-кровенным взглядом, он
видел по ее смеющимся глазам, что она хорошо понимает его состояние. И даже
сочув-ствует. Ей это льстит, но...
-- Достойная хозяйка, -- сказал он хриплым от стра-сти голосом, --
говорят, что никто еще не ушел из твое-го дома, кого бы ты не накормила
досыта. Но мы, уж прости за правду...
Изигорн и Тимис насторожились. Изигорн толкнул ногой Тимиса, и у того
стало видно мелькающую от мис-ки ко рту ложку.
-- ...мы из дальней страны, -- продолжил тцар. -- А у нас там такой
обычай, которого мы не смеем нарушить. Хозяйка, подавая на стол, должна
сбросить с себя все одежды. Только тогда мы можем... есть.
Изигорн и Тимис застыли. Ляна задумалась, на ее прекрасное лицо
набежала тучка. Глаза потемнели; Го-лос прозвучал задумчиво:
-- Странные бывают народы, странные у них обычаи... Но это не мое,
женское, дело, осуждать или менять нра-вы. Это -- дело мужчин. Если у вас
такие обычаи...
Она вернулась к зайцу, тцар и Тимис с Изигорном напряженно смотрели,
как она медленно поворачивает зайца другой стороной. Одна половинка уже
подрумяни-лась, кое-где блестящая корочка лопается, в трещинки вытекли
прозрачные капельки жира, сорвались на баг-ровые угли. Зашипело, синие дымки
метнулись навстре-чу и тут же растворились в воздухе, только красиво
вы-резанные ноздри Зандарна задергались, уловив сильный аромат жареного
мяса.
Все еще в задумчивости, Ляна нарезала душистых трав, посыпала зайца,
остатки бросила в тарелки гостей. Тимис еще быстрее заработал ложкой, вскоре
она заскребла по дну.
-- Еще? -- спросила девушка с мягкой улыбкой.
-- Да, -- ответил Тимис. -- Да! И -- побольше.
Ляна мягко улыбнулась. Зандарн напомнил:
-- Так как же, хозяйка?.. Мне тоже очень хочется есть... но я не могу!
Ляна внимательно посмотрела в его горящие страстью глаза. Замедленно
наклонила голову:
-- Хорошо, странник. Из каких бы краев вы ни были...
Ее руки замедленно опустились, тцар, как зачарован-ный, наблюдал за ее
тонкими нежными пальцами. Вот коснулись подола, потянули вверх. Длинные
стройные ноги открываются, открываются, открываются...
Он ахнул, весь в огне, едва сознавая, кто он и что с ним делается.
Девушка подняла платье до уровня живо-та, под платьем не оказалось другой
одежды, как часто носят простолюдинки, тцар не мог оторвать взора от
бе-зукоризненно вылепленного тела, роскошных бедер, тонкого стана. А когда
девушка подняла платье, на миг скрыв лицо, он прохрипел нечто
нечленораздельное, ибо грудь ее прекрасна настолько, что не мог подобрать
слов, никогда ничего подобного не видел...
Платье полетело на пол. Ляна стояла перед ними об-наженная полностью,
даже заколку выдернула из корот-кой прически.
-- Теперь вам ничто не мешает ужинать? -- спросила, она чистым ясным
голосом.
Изигорн и Тимис молчали, словно вбитые в землю каменные столбы. Зандарн
прохрипел перехваченным голосом:
-- Ты... прекрасна...
-- Ужинайте, -- напомнила она. -- Вы сказали, что голодны.
Глаза ее смотрели понимающе, но строго. Тцар про-тив сил взялся за
ложку. Горячий суп показался холод-ным, потому что кровь кипела, все тело
было в огне. Рядом молча ел Изигорн, его,ложка мелькала с такой скоростью,
что вскоре заскребла по днищу.
Все это время Ляна, совершенно обнаженная, двига-лась по кухне, гости
видели, как она сняла с вертела зай-ца, порезала и подала на стол. Тцар и
его советники вооружились ножами, ели мягкое, хорошо зажаренное мясо, запахи
приправ и душистых трав сделали мясо еще нежнее.
Ляна прошла в глубь кухни. Рука тцара застыла на полдороге ко рту. Еще
никогда в жизни не видел такой совершенной спины и таких сочных
обворожительных ягодиц. Губы его сложились трубочкой, в воображении уже
покрывал поцелуями эти сокровища, но, когда Ляна сняла с полки кувшин, он
заставил себя, подобно Изигорну, двигать ложкой.
Перед тцаром и советниками появились три чаши, а когда Ляна
наклонилась, наливая вино, тцар мысленно поклялся всем богам, что для него
нет выше счастья, чем прильнуть губами вот к этим нежно-белым полушариям
груди, увенчанным... ох, увенчанным бутонами роз!
Они пили вино, оно испарялось в их горячих глотках раньше, чем
достигало желудка. Ляна наблюдала за ними с улыбкой. Но когда тцар осушил
чашу до дна, она ска-зала тем же ласковым голосом:
-- Как видите, и вы не уйдете из моего дома голодными!
Так же спокойно, как и разделась, она взяла платье. Изигорн заикнулся:
-- Да мы и не думали... Накинув платье, она кивнула:
-- А теперь желаю вам доброй ночи. Спите хорошо, завтра у вас долгий
путь.
Тцар поднялся из-за стола. Опьянения он не чувство-вал, напротив --
голова стала ясной. Во всем теле чув-ствовал легкость. Даже там, где совсем
недавно горячая тяжесть переполняла чресла.
Рядом неуверенно хихикнул Тимис. Тцар покосил-ся в его сторону. Вид у
Тимиса был смущеннее неку-да. Изигорн вылезал из-за стола тоже
обеспокоенный, лоб в морщинах, брови сошлись на переносице.
-- Доброй ночи, -- проговорил Зандарн с трудом. -- Доброй ночи,
хозяюшка... Спасибо за ужин. Мы никог-да его не забудем.
-- Да, -- согласилась она. -- Никогда.
С этими немножко странными словами она повер-нулась и вышла. Даже под
грубой одеждой было вид-но, насколько она грациозна и красиво сложена.
Когда они трое вошли в комнату для гостей, Изигорн плотно притворил
дверь, сказал шепотом:
-- Не знаю, как вы, но у меня странное чувство... Тимис буркнул:
-- Догадываюсь, о чем ты.
-- Она что-то подмешала в вино, -- сказал тцар с гне-вом. -- Не стоило
нам его пить!
Изигорн лег на ближайшее ложе, глаза уставились в низкий потолок. Брови
его оставались сведенными в одну точку.
-- Это хорошо бы, -- проговорил он медленно. -- Но что, если она
избрала покровительницей Рожденную на Острове?
По комнате словно дунуло снежным ветром. Тцар по-ежился, грузно
опустился на ложе. Он сразу ощутил, что легкость ушла, а тело на самом деле
все еще не пришло в себя после изнурительной скачки.
-- Таких женщин уже нет, -- сказал он неуверенно. -- Рожденная на
Острове сама страшно карает тех, кто на-рушает ей верность!
Но голос дрогнул, в комнате становилось все холоднее. Богиня, чье имя
страшились называть, сама девственни-ца, берет под защиту молодых девушек и
замужних жен-щин, которые дают у ее алтаря обет хранить верность сво-ему
жениху или мужу во время разлуки. Но она же карает страшно тех, кто этот
обет по женской слабости наруша-ет. Потому все меньше остается тех, кто
решается на та-кой обет...
-- Что нам грозит? -- спросил Тимис в страшном
испуге.
После долгого страшного молчания Изигорн посмот-рел на Тимиса злорадно
и сказал уверенно:
-- Великий тцар! Мы, твои верные советники, уже разделили твою судьбу.
Дождемся утра! Действие зача-рованного вина не длится долго. И мы узнаем
все.
Ее дом они покинули рано утром. Изигорн настоял, чтобы по дороге зашли
к гулящим девкам. Это, конеч-но, не квартал изигошей, но Тимис выложил три
золо-тые монеты, целое состояние, и все девки старались изо всех сил. Но...
напрасно.
А когда за городскими воротами садились на коней, Тимис с ужасом и
омерзением обнаружил, что вдобавок ко всему он медленно превращается в
кастрата. Рассви-репевший тцар еще ничего не обнаружил, и Тимис стра-шился и
представить себе, что ждет его, неудачного советчика, когда тцар обнаружит
превращение с ним самим.
Глава 32
На этот раз Россоха в башню Хакамы прибыл, когда в сторонке уже лежал
дракон Беркута, паслись крылатые кони Боровика и Короеда, а возница Ковакко,
кряхтя и матерясь, менял колесо на своей крытой тележке.
Россоха слез с коня уже почти привычно, не чувствуя особой усталости.
Хотя путь за это время короче не стал, но постепенно начал привыкать жить
без магии, находя даже в этом странное удовлетворение. Все еще сильный и все
еще умелый с оружием, он снова с легкостью об-ламывал буянов в корчме или на
улице, а та малая часть волшебных амулетов и колец, что все еще хранили
магию, здорово скрашивает жизнь.
Он расседлал и пустил коня пастись, даже не стрено-жив, тот всякий раз
прибегает на свист. Конь тут же унес-ся подальше, не любит присутствия
множества муравьев Башня Хакамы темная, зловещая без прежнего великоле-пия
огней, призрачного света, хрустального магического купола, что надежно
укрывал ее от всего непрошеного. Освещен только первый этаж...
Немые слуги встретили его с поклонами. Для них хо-зяйка все та же
могущественная повелительница, грозная и всезнающая. А если учесть, что у
Хакамы тоже какие-то волшебные вещицы, то она в самом деле-- грозная для
простого люда и всезнающая.
Такими волшебников и будут отныне знать народы, мелькнула у него острая
мысль. Люди, которые силой ума или случая наткнулись на волшебные вещи,
научи-лись ими пользоваться. Знание о настоящих магах за-будется, а все
будет связано с волшебными кольцами, амулетами, мечами да доспехами...
Он вздохнул, быстрыми шагами пересек прихожую. Двое полуголых слуг с
поклонами распахнули дверь. В ноздри ударил пряный запах благовоний, Хакама
без них жить не может, на стенах в ряд ярко горящие светильники, а посреди
широкого круглого зала стоит уже новый стол с огромной картой во всю
столешни-цу. Стол в виде восьмиконечной звезды, но Россоха не стал ломать
голову, что бы это значило, хотя Хакама пальцем не шевельнет для просто так.
Светильники полыхают ярко, запах сладких благовоний ударил в ноздри.
За столом все пятеро, на Россоху подняли враждеб-ные взгляды. Не потому
враждебные, что он -- Россоха, а потому, что они -- маги.
Хакама вскинула голову, в глазах ее он успел заметить холодок, но тут
же волшебница сказала самым сладким голосом:
-- А, дорогой Россоха!.. Ты запоздал, но это ничего. Мы уже подготовили
кое-какое решение.
Я не запоздал, хотел сказать Россоха, я прибыл точ-но в оговоренное
время... но посмотрел на остальных, смолчал. Похоже, Хакама всем назначила
разное время. Сперва тех, кому доверяет больше всего. Вернее, чьи же-лания
совпадают с ее желаниями, так как маги никогда никому не доверяют.
Он вскинул руки в приветствии всем сразу и никому в отдельности. Глаза
его прикипели к этой огромной ре-льефной карте, что, как сперва показалось,
переливает-ся оттенками, как редкостный в этих краях шелк. На ней неуловимо
менялись оттенки красок, поблескивали кро-хотные искорки. Присмотревшись,
Россоха увидел, как слегка потемнел массив леса под налетевшим ветром, зато
ярче заблестела река: тот же ветер поднял волны, сорвал гребешки, и капли
воды засверкали, как дорогие стекляшки.
Особенно чудесно сотворенными показались горы -- красноватые, мрачные,
чаще всего медленно выраста-ющие из зеленой земли. Если присмотреться, можно
заметить, как кое-где торчат острые пики, на карте не выше мизинца, но
Россоха такие встречал, помнит их настоящие размеры.
-- Здорово, -- вырвалось у него. -- Чье это чудо? Он сел между Беркутом
и Ковакко. Хакама улыбну-лась скромно, но в глазах блистало злое торжество.
-- Моя это карта. Моя.
-- Где добыла?
Хакама небрежно отмахнулась. От легкого движения воздух колыхнулся,
аромат благовоний стал сильнее.
-- Это было давно, -- ответила она. -- Хорошо, что хоть вспомнила...
Россоха заметил, и все заметили, что голос волшебницы дрогнул, а лицо
слегка омрачилось. Многие из них проходили равнодушно мимо вещей, которые, в
отличие от других, могли накапливать магию. Эх, знать бы, где упасть, --
соломку бы подстелил...
-- Что случилось? -- спросил Россоха. -- Для чего ты всех так срочно
выдернула из нор?
Все молчали, уже знают, а Хакама произнесла легким, подчеркнуто легким
голосом:
-- Случилось непредвиденное. Все наши планы... ме-няются.
-- Что случилось? -- повторил Россоха.
-- Все шло по нашей задумке. Даже день в день шло, все до мелочей. Все
эти мелкие нападения, под-строенная встреча с Турчем, воспоминания о
Колоксае, о сыновнем долге отомстить за подло убитого отца -- все
подогревало ярость Скифа. Правда, мы и не наде-ялись, что он вот так, сломя
голову, ринется в земли Миш -- это было бы чересчур опрометчиво даже для
такого дурака... Тем более, что мы сумели привязать его к Богоборцу, а тот
очень осторожен! Очень.
Она перевела дыхание, зрачки ее странно пульсиро-вали, как у хищного
зверя в сумраке, на переходе от яс-ного дня к беззвездной ночи.
-- И что не так? -- спросил Россоха.
-- У нас был план, -- напомнила Хакама, -- который сулил верный успех.
Олег уговаривает горячего Скифа не торопиться с местью, а искать убежища у
Гелона. Но Скиф будет искать не убежища, а помощи. Добром ли уговорит
Гелона, силой ли, а то и вовсе убьет, но ему на-чертано стать во главе этих
полуживотных гелонов! А что он сделает с таким богатством?
Россоха кивнул. Не только горячий и безрассудный Скиф, но и более
осторожные правители тут же начали бы создавать мощную армию, дабы пробовать
кордоны соседей на прочность. Ибо только нанося удары по чу-жим землям,
можно удержать свою.
-- А что изменилось? -- спросил он.
Хакама молча повела узкой ладошкой в сторону Ковакко. Болотный маг
грузно поднялся, короткие ручки уперлись в края столешницы, Россоха
брезгливо отодви-нулся. От Ковакко идет ясно различимый запах гнию-щих
болотных растений.
-- У меня нет возможностей нашей очаровательной хозяйки, -- произнес он
мрачно булькающим голосом, и Россоха отодвинулся еще дальше, -- но кое-что
мои ла-зутчики разузнали. Среди множества мелких сплетен есть один нехороший
слух... Я его проверил и перепроверил, но, увы, все так и есть -- Скиф не
собирается идти на Миш!
Россоха молчал. Судя по лицам остальных, по их угрюмому виду, уже
знают, но еще не уложилось в их головах. По всем расчетам, по всем звездным
картам, кровавое столкновение неизбежно. Из трех сынов Колоксая останется
только один, его победоносное войс-ко хлынет по свету, как огненная лава...
Хакама сдвинула красивые узкие брови, обдумывала. Беркут покачал
головой:
-- Странно. Я понимаю, Олег не пойдет... Но Скиф? Он же прост как конь,
на котором ездит!
-- Да нет, -- сказал Боровик со смешком, -- конь ум-нее. А Скиф как на
ладони. А что случилось?
Послышался шум, фырканье коней. Вскоре дверь распахнулась, вошла Миш --
неестественно стройная, с бледным красивым лицом. Маги встали, приветствуя.
Хакама обняла, как лучшую подругу, усадила рядом.
Боровик с неудовольствием оглянулся на Ковакко, повторил:
-- Так что же случилось?
Ковакко под их взглядами с неохотой выпрямился, Развел руками:
-- Там творится странное. Гелону все-таки удалось довести свое безумное
начинание до конца...
Послышались возгласы:
-- Как?
-- Как удалось?
-- Это же немыслимо!
-- Невозможно, лазутчиков надо перепроверить... Ковакко поднял руки,
голоса стихли, он сказал сво-им жирным квакающим голосом:
-- Гелон поменял себя на Колоксая. Теперь Колоксай в этом мире. Он жив,
он снова на коне...
Хакама быстро повернула голову к Миш. Тцарица ох-нула, ее кулачки
сжались. По щекам медленно поползла смертельная бледность. Черты лица
заострились, и Хака-ма внезапно увидела, какой Миш будет лежать в гробу,
если умрет... скоро.
Ковакко сказал успокаивающе:
-- Тише-тише! Не все так, как вам чудится. Простые люди ведут себя иной
раз... очень странно. Вы никог-да не поверите, что сказал Колоксай!
Повредился ли он умом в подземном мире, какое-то заклятие на нем или еще
что, но... не плюйте на меня, это правда -- Колок-сай заявил, что
отказывается от мести.
Тихонько охнула Миш. Маги молчали, ошарашенные, Беркут наконец громко
хмыкнул:
-- Так ему и поверят! Да после того, как он побродил столько лет в
подземном мире...
-- Поверят, -- огрызнулся Ковакко. -- Это тебе бы только нарушать
клятвы! А Колоксай -- благородный воин. Для него подобная верность слову --
это свято. Если он сказал прилюдно... а лазутчики клялись, что он сказал и
повторил не раз в присутствии многих людей. Так что он сказал то, что
намерен выполнить.
Беркут сказал скептически:
-- Но выполнит ли? Что-то не верится.
-- Выполнит, -- буркнул Ковакко угрюмо. -- Иначе бы не говорил. Он
почему-то твердо убежден, что мстить не будет. Более того, он заявил опять
же при всех, что сам был виноват. И что он получил сполна за свое
ве-роломство.
Миш медленно поднялась, по ее бледному лицу по-катились крупные
блестящие слезы. Глаза сверкали как звезды. В них было то странное
выражение, которое Ха-кама назвала бы... если бы не испугалась этого слова и
не сказала резко:
-- Да, он был вероломен и был убит справедливо! Хо-рошо, если он хоть в
чем-то осознал свою подлость. Но мы отвлеклись. Почему не хочет идти мстить
его сын Скиф? Ведь он только и мечтал, чтобы добраться до род-ной матери и
срубить ей голову!
Миш опустилась на сиденье. На бледном лице глаза все еще сияли как
звезды, но на щеках заблестели мокрые дорожки. Слезы катились непрерывно,
срывались с подбородка мелкими блестящими жемчужинами.
Ковакко покосился на нее, потом взгляд испуганно метнулся к Хакаме,
колдун развел короткими руч-ками:
-- Колоксай взял со Скифа слово, что тот мстить не будет. Твердое
нерушимое слово. И вдобавок проклял! Что если, мол, сын нарушит слово и
убьет свою мать, то сам умрет в тот же день. А утром Колоксая уже в Гелонии
не было.
В напряженной тишине Беркут спросил насторо-женно:
-- А куда ж он делся?
-- Уехал, -- огрызнулся Ковакко. -- Улетел, исчез!.. Есть много путей
исчезнуть из города незаметно. На-пример, ночью, когда всякие беркуты спят.
Правда, они спят и днем.
В зале словно бы похолодало. Беркут недовольно ер-зал, недобро
поглядывал на болотного колдуна. В тишине раздался прерывающийся голос Миш:
-- Куда? Куда он уехал?
-- Незнаемо, -- ответил Ковакко и снова суетливо развел короткими
ручками.
И снова прозвучал злой голос Хакамы:
-- Миш!.. Ты говоришь так, будто готова за ним по-ехать!
Миш выпрямилась, бледная, решительная, но с сия-ющими глазами:
-- Поехать? Побежать!
-- Миш, что ты говоришь...
-- Хакама, прости, но тебе не понять... Если бы я могла побежать за
ним... вымолить у него прощение, то, может быть, все у нас было бы иначе,
Голос ее прерывался, в нем были страх, мольба, стыд, раскаяние. Маги в
неловкости отворачивались, старались не встречаться с нею взглядами.
Россоха нарушил молчание тихим покашливанием;
Проговорил негромко:
-- А за Колоксаем в самом деле не проследили? Ни наши, ни сами гелоны?
-- Нет, -- ответил Ковакко.
-- Жаль... Это могло быть не просто любопытно. Беркут нахмурился,
кивнул:
-- Да, ты прав. Колоксай слишком... слишком герой. А герои так просто
не уходят. А тем, кто остается, забы-вать о таких... ушедших, не стоит.
-- Полагаешь, что он может прийти за нами? Беркут скривился, этот трус
Ковакко чересчур прям, дальше своего объемного живота и трусливого носа не
видит и смотреть не хочет.
-- Он герой, -- напомнил он. -- А герои редко посту-пают как... просто
люди.
-- И что же?
-- А то, -- сказал Беркут медленно, словно объяснял деревенскому
дурачку, -- что пути героев невозможно предугадать, как невозможно и
предусмотреть, где по-явятся, как появятся и с чем появятся!
Он старался не смотреть в сторону Миш, что сперва только выпрямилась
при его словах, потом даже припод-нялась, и только когда на нее начали
оглядываться, опом-нилась и села. Но глаза ее стали ее больше, трагичнее, а
умоляющее выражение она даже не пыталась скрыть.
Ковакко снова развел ручками, что-то мямлил. Хака-ма поднялась,
хлопнула в ладоши. Голос ее был мягким, мурлыкающим, но теперь в нем сильнее
звучали жест-кие деловые нотки:
-- Увы, на какое-то время мы его потеряли. Так что давайте пока о том,
что у нас есть. Итак, в землях Гелона сейчас правит Скиф. При нем Богоборец,
о котором известно, что он потерял свою мощь точно так же, как и мы. До
этого момента все шло до мелочей точно по звездным картам. Да и сейчас,
наверное, идет, это мы что-то не все понимаем. Однако они не собираются идти
войной на царство Миш, как мы рассчитывали и к чему подталкивали. Вопрос,
что нам предпринять в этом, из-менившемся случае?
Маги молчали. Хакама видела, как морщится Россоха, ему вообще не
нравится столкновение с Богоборцем, как кривится Беркут, который любит
простые решения. Вот если бы Олег поддержал Скифа с его местью, то все было
бы просто... В земли Миш попасть не просто, а в един-ственном горном
проходе, ущелье Красного и Черного Меча, нестройное воинство гелонов
встретят отборные войска. Какими бы ни были героями эти Богоборец и сам
Скиф, но против них выступят тысячи таких же героев.
Хакама сказала задумчиво:
-- Если нет вариантов, как заманить их в земли Миш... то придется нам
самим идти в Гелонию.
Маги в нерешительности переглядывались. Понятно, в обороне легче
всегда. К тому же здесь уже укрепились.
А идти в земли Гелона... Говорят, он крепил свою молодую державу как
никто другой. Стены крепки, в под-валах немерено зерна, мяса, а в самой
крепости бьют обильные родники, так что воды вдосталь. Короед сказал
торопливо:
-- Давайте все же искать, как их заманить снова! Это надежнее.
Хакама засмеялась, стараясь как-то поднять упавшее настроение чародеев:
-- Конечно, конечно!.. Будем искать. Но мы ограничены во времени.
-- Почему?
-- Не знаешь? -- удивилась Хакама. -- Ах да, тебя не было на том...
роковом собрании. Или был? Ну, когда создавался этот Совет Семерых Тайных!
Словом, Бого-борец допустил небольшой промах. В своей самонадеян-ности он
назвал день и час, когда родился! Более того, указал место, где появился на
свет. Я тщательно провери-ла все звездные карты, сопоставила и... все карты
говорят, что он погибнет в день Битвы Муравья с Рекой! Я давала проверить
свои расчеты Беркуту и Ковакко. Потом меня проверил Россоха, знаток
звездного неба. Да, именно в день Битвы Муравья с Рекой прервется жизнь
этого че-ловека, которого мы зовем Богоборцем. А что после это-го дня... уже
полная тьма. Звезды молчат. Возможно, в потусторонний мир не могут смотреть
даже звезды.
Короед спросил недоверчиво:
-- Но не значит ли, что Богоборец погибнет в этот день все равно? Даже
если мы не вмешаемся?
Хакама кивнула:
-- Хороший вопрос. Я верю, что если мы даже не ше-лохнем пальцем, то он
либо объестся и помрет, либо его ткнут ножом в пьяной драке, либо ему
свалится на голо-ву камень с крыши... Но возможно, звезды избрали ору-дием
его смерти именно нас?.. В любом случае я хочу присутствовать при его
гибели. К тому же наши желания совпадают с желаниями нашей могущественной
союзни-цы, владетельной Миш. У нее есть сын, доблестный Агафирс, которому
уже тесно в его крохотной стране! А вот армию он собрал и подготовил очень
большую и сильную. Россоха вскочил в тревоге:
-- Вы что же, в самом деле готовы идти на это безумие?
-- Какое? -- спросила Хакама ядовито.
-- Идти на Гелонию!
-- Мы идем на Богоборца, -- уточнила Хакама. -- Гелония нас не
интересует, но она интересует владетель-ную Миш. И ее сына, доблестного
Агафирса. Так что каждый из нас очень заинтересован в этом походе.
Россоха сказал твердо:
-- Я -- против. Я с вами, когда вы хотели ограничить власть этого
Богоборца. Он слишком... молод. И пото-му чересчур быстр на простые решения.
Но я против того, чтобы гоняться за ним по всему свету. Тем более, если он
нашел убежище в такой защищенной крепости, как Гелония. Будут реки крови,
будет слишком много смертей. Нет, я против.
Маги молчали, он сказал достаточно твердо, а дово-ды показались
вескими. Хакама подыскивала возраже-ния, но первым опомнился Беркут,
засмеялся:
-- Россоха!.. Ты что, против воли богов? Даже боги подчиняются тому,
что начертано на небесах!.. Если Бо-гоборцу предначертано, то предначертано!
Не нам, сла-бым, спорить с небесами. Более того, мы должны вся-чески
помогать выполнению высших предначертаний, и тогда в мире будет порядок.
Кто, как не мы, должны следить за этим порядком?
Россоха покачал головой:
-- Ты не понимаешь. Было видение... оно у меня по-вторилось. Я верю,
что именно его видела и Хакама. Так мне кажется, хотя наша хозяйка --
женщина, да еще и красивая, а им если не соврать -- то и радости от жизни не
видеть. Я зрел будущее, что через ущелье Красного и Черного Меча
двинется со стороны Гелонии огромное войско, а во главе на огромном белом
жеребце едет Скиф!.. Так что нам надо ждать, когда Скиф все-таки двинется в
земли Миш.
Молчали, думали. Внезапно раздался настолько чистый женский голос, что
маги даже начали оглядываться, пока не уставились на Миш.
-- Какой белый жеребец? -- спросила она.
-- Какой? -- удивился Россоха. -- Обыкновенный, только уж очень
огромный!.. Хвост, грива, широкая грудь. На лбу темное пятно в виде
звездочки, верхний луч выше других...
Миш тихонько в задумчивости произнесла:
-- Странно...
-- Что?
-- Такой конь у Агафирса. Я всегда волнуюсь, когда он садится на такого
огромного зверя.
Отзвук ее прелестного голоса еще медленно затихал в башне, постепенно
уходя ввысь и там отражаясь не-громким мягким эхом, как вдруг Хакама
внезапно под-прыгнула, глаза ее озарились счастьем, ликованием.
-- Что стряслось? -- спросил Россоха.
-- Мы неверно... -- вскрикнула она, задыхаясь, -- мы неверно...
истолковали!.. Да, было видение, очень четкое и ясное, как огромная масса
войска проходит через зна-менитое ущелье Черного и Красного Меча! А во главе
на коне едет Скиф. Но Скиф ли? Где на нем написано, что он -- Скиф? Мы
видели всадника, очень похожего на Скифа! Еще не поняли? Мы тогда ждали, что
Скиф обя-зательно вторгнется в земли Миш с войском Гелона! Мы ждали этого,
хотели этого, вот и поняли неверно!
Россоха пробормотал:
-- А как надо понимать?
-- Как будет на самом деле! Да, огромное войско дви-нется из Гелонии
обратно в земли Миш. Но во главе по-едет, как и ехал в ту же сторону...
Агафирс!.. Не понял? Россоха, да их родная мать все еще не в состоянии
от-личить один от другого!.. Она их различала только по го-лосам да по
манерам. Это Агафирс поведет свое войско обратно после разгрома Гелонии и
убийства Скифа и Богоборца. Вот и исполнится пророчество звезд, что из трех
братьев останется только один, что он начнет заво-евывать весь мир и завоюет
его весь. ..
Миш сидела бледная, огромные страдальческие глаза на белом лице стали
еще прекраснее и трагичнее. Хака-ма ревниво подумала, что увидь Колоксай ее
сейчас, он уж точно отказался бы даже от злых слов. А то и сам бы просил у
нее прощения.
Глава 33
С высоты облаков земля выглядела как пестрый зеле-ный ковер с редкими
желтыми проплешинами. Самые высокие леса казались мелкой травкой, однако
Россоха различал даже мелких зверьков, ползающих змей, юрких ящериц.
Хакама стояла рядом, зачарованно всматривалась в зеркало. По дальней
дороге двигается открытая повозка, с высоты хорошо видно человека, лежит,
подставив сол-нцу лицо и бесстыдно выставив голый живот. На перед-ке телеги
усталый парнишка вяло помахивает кнутом, кони плетутся едва-едва.
-- Как я тебе завидую, -- сказала она льстиво. -- За такое умение я
отдала бы половину своих сокровищ!
Россоха пробормотал:
-- Ничего особенного... Ты с муравьями дружишь, я умею с орлами.
-- Да и вообще с птицами, -- заметила она игриво.
-- Да, -- согласился он. -- Но у орлов глаза лучше. Из-под облаков
видят каждую мышь на земле!.. Разве не дивно?
-- Я давно думала, -- сказала она доверительно, -- а не владеют ли
некоторые животные магией? Как думаешь?
-- Не знаю, -- ответил он. -- Хотя меня бы это не удивило. Я так и не
пойму, почему совы летают совер-шенно бесшумно, а летучие мыши в полной тьме
не на-тыкаются на стены... Ладно, ты хотела увидеть Ковакко, ты его увидела.
Хакама сказала торопливо:
-- Погоди, не уходи! Думаешь, почему я тебя пригла-сила последним?
Чтобы остаться наедине. Нам нужно поговорить, Россоха. Что бы мы ни
говорили, ни дела-ли, но очень многое зависит от тебя. Ты самый мудрый и
уравновешенный, потому мне особенно важно имен-но твое мнение. И то, что ты
с нами, очень важно. По-нимаешь?.. Мы сейчас поужинаем, этот разговор и меня
утомил, а потом мы с тобой посмотрим, в самом ли деле Агафирс готов двинуть
войска на Гелонию...
Россоха буркнул с неприязнью:
-- Конечно, двинет. Он спит и видит, как захватит Гелонию. А потом
пойдет покорять весь мир!
-- Да, знаю. Но Миш... Меня беспокоит Миш. Какая-то она стала странная,
не находишь?
-- Нет, -- отрезал Россоха. -- И Миш, и Колоксай повзрослели -- вот что
нахожу! По-моему, они готовы просить друг у друга прощения. Они хотят этого,
они ищут повод... и возможность! Каждый считает себя не-правым. По-моему,
это самое редкое, прекрасное и нуж-ное сейчас чувство...
Тонкие брови Хакамы сошлись на переносице. Взгляд прошел сквозь
зеркало, а голос стал холодным и отстра-ненным:
-- Нет, это нехорошее чувство. Нам нужно, чтобы она ненавидела его
по-прежнему. Если не его самого, то его сына, этого яростного Скифа.
Россоха проглотил слова, что уже срывались с языка. Сердце стиснуло
недоброе чувство. Почему он, самый мягкий и добрый, остался здесь, с самым
безжалостным из существ, которых когда-либо порождала земля?
Хакама, не дожидаясь или не доверяя Миш, сама от-правила к Агафирсу
гонца. И тотчас же огромная армия пришла в движение. В отличие от сил
Гелонии, армия Агафирса вся из конницы, прекрасно вооруженн