ул, глаза с непониманием обшаривали грозное лицо человека из Леса. -- Найди замену Хакаме и Ковакко, -- сказал Олег настойчиво. -- Семеро Тайных должны работать. Даже больше, чем работали. Одного я уже присмотрел... Мес-тный жрец. Окоем. Холоден, как ящерица, умеет видеть далеко вперед и без магии. Свой дом ему не жаль, а вот о гелонах печется. А теперь пусть все люди станут для него гелонами... Ах нет, помню еще одного! Он давно в одиночку ищет Истину, как я о нем забыл... Имя его -- Яфет. Россоха наморщил лоб: -- Яфет... Яфет... Что-то имя знакомое. Олег грустно усмехнулся: -- Ты слышал о нем, не сомневайся. Да, подыщи и еще кого-нибудь. Седьмого. Россоха подпрыгнул. -- Седьмого? -- переспросил он с великим изумле-нием. -- Седьмой -- ты! Прости, я хотел сказать, ты -- первый. Беркут и Боровик смотрели с опасливым непонима-нием. Боровик сделал движение отступить и затеряться в толпе, что уже высыпала со всех сторон на площадь, Беркут остался. -- Я... -- сказал Олег, горло перехватило, он сглотнул и почти прошептал, -- я... выхожу из Совета! Будем счи-тать, что вы сумели... Что победили! Изгнали. Теперь вся власть у вас, Семерых Тайных. А я... я пойду искать... Искать власть над властью. Чтоб не силой, а чтобы люди сами... Я недостоин править миром, ибо... я сам не знаю, где правда, а где нет. Боровик проговорил с непониманием: -- Ты считаешь, что знаем... или узнаем мы? -- Мы не можем, -- ответил Олег устало, -- ринуться скопом в темный лес на поиски! Кто-то должен сеять, кто-то пасти скот, кто-то править, кто-то гасить боль-шие войны... Криво, косо, но -- делать. Потом приду-маем что-то лучше. Вы сейчас можете править и чувст-вовать свою нужность, я -- нет. Мне что-то мешает... Разгадка совсем близко, стоит только протянуть руку, но руки заняты. На площади раздался гвалт, разноголосый шум. От храма двое деловитых волхвов, натужившись и накло-нившись в противоположные стороны, несли за ручки огромные металлические короба. Люди отпрыгивали, закрывались руками. Не говоря ни слова, волхвы поставили короб на зем-лю, опрокинули. Олегу на миг почудилось, что хлынул поток сияющих рубинов, однако в лицо пахнул сильней-ший жар. Следом за этими волхвами подбежали еще двое. Свой короб опрокинули с разбегу. Пылающие угли пологой горкой высыпались на камни. Еще один волхв с лопатой на длинной ручке начал разравнивать угли в ровный пы-лающий ковер. Прибежали еще и еще с коробами. А потом уже не только волхвы, но и простой народ с веселыми воплями таскал эти угли. Явился Окоем, руководил, указывал, покрикивал. Со стороны ворот на площадь вышел Скиф. С плеч ниспадал короткий красный плащ, за ним тесной груп-пой двигались военачальники. Олег признал среди гелонов также Октараса, Панаста, еще двух полководцев агафирсов. У всех были одинаковые лица людей, что уже ведут огромное победное войско на тучные равни-ны южных стран. Скиф сперва с недоумением окинул взглядом усыпан-ную горящими углями середину площади, потом отыс-кал взглядом верховного жреца: -- Окоем, ты опять за свое!.. В такой день! Важнее дел нет? Окоем ответил с глубоким поклоном: -- Народу нужен праздник. А если с праздником по-беды соединить испытание на верность твоей невесты, то не будет ли это праздник вдвойне? -- Мне не нужны доказательства! -- рыкнул Скиф. -- Особенно теперь! Мы победили. -- Нужны, -- возразил Окоем. -- Не криви душой, ты хотел бы их получить... И если Ляна пройдет по этим углям, она станет любимицей всего народа Гелонии!.. Возможно, даже не Гелонии, как и не Агафирсии, а... ладно, это потом. Решайся, Скиф! Говори. Говори же! Ты -- верховный правитель этих земель. Скиф набычился, несколько мгновений колебался. Олегу почудилось, что сейчас Скиф откажется, но Скиф, уже не просто Скиф, а правитель Гелонии и Агафирсии, процедил тяжело: -- Хорошо. Но это твоя работа. Давай... распоряжайся. Жрец поклонился очень низко, пряча торжество в глубине глаз. А распрямился со словами: -- Сограждане Гелонии!.. Наша славная победа совпа-ла и с другим радостным событием. В наш град прибыла благородная и непорочная Ляна, невеста героя Скифа, брата Гелона. И вот сейчас, дабы опровергнуть слухи о ее якобы недостойном поведении, когда она жила одна в далеком граде распутного Зандарна, она пройдет босой по этим углям!.. Ее чистота и невинность будут ей лучшей защитой. И мы все убедимся, что слова Зандарна, что он якобы ночами ходил к Ляне и спал с нею, а затем они развлекались вместе с его придворными, -- ложь! Народ радостно завопил. В воздух полетели колпа-ки, рукавицы. Олег видел, как Ляна, что проталкива-лась к Скифу, растерянно остановилась. Ее большие чистые глаза широко распахнулись в недоумении. Перед ней расступились, Скиф раскинул руки для объятия. Ляна подошла очень осторожно, прильнула на краткий миг, отстранилась, это выглядело очень цело-мудренно, народ в восторге заревел еще громче. Ляна спросила пораженно: -- Что это, милый? Скиф сказал торопливо: -- Жрец уверяет, что это нужно для энтузиазма. Для праздника. Он поклялся, что с тобой ничего не случится!.. Я сказал ему, что если ты обожжешь хотя бы пальчик... -- Скиф! -- ...то я срублю ему голову, -- договорил Скиф еще торопливее. -- Но сперва с живого сдеру кожу, спину натру солью, а потом посажу на кол прямо на городской площади! -- Скиф, -- повторила она пораженно, -- ты... но за-чем? Ты что, мне не веришь? Он сказал так же торопливо, побагровел, глаза все время опускал, не в силах смотреть в ее ясные непо-нимающие глаза: -- Ляна, дело не во мне!.. Я конечно же верю. Но я теперь правитель большой страны. И должен поступать как правитель. Народу нужны доказательства, что ты -- невинна. Тогда народ лучше работает и защищает эти земли. А развратным правителям он служит только по принуждению. Она ахнула: -- Развратным? Скиф, как ты можешь... Да если бы ты знал, как я ждала этого дня, этого часа!.. Я не то что не смотрела на других мужчин, у меня даже мысли та-кой... не... не мелькнуло!.. Я только о тебе думала, толь-ко тебя видела, только тебя ждала!.. Что чужие руки не касались моего тела -- это пустяк, я даже в мыслях чис-та, только твоя!.. Он взглянул поверх ее головы, растянул губы в при-нужденной улыбке: -- Да-да... Но народ ждет. Не будем лишать его зре-лища. Она неверяще смотрела на его сильные руки, что все-гда хватали ее в объятия и прижимали к груди, а сейчас отодвигают, не дают снова прижаться. -- Скиф, -- прошептала она потрясение, -- но... мо-жет быть, и ты... мне не веришь? Он мотнул головой, что, мол, какая дурь, конечно же он ей верит во всем, но что-то в его глазах потрясло ее так, что она побледнела, закусила губу. Вся середина площади была усыпана толстым слоем горящих углей. Олег насторожился, угли показались странными. Присмотрелся, сердце тревожно екнулр. Среди горящих углей множество комков расплавленно-го металла. А вот это уже серьезно, ни один из ходящих по углям не пройдет по раскаленному металлу Даже если наступит на каплю, та сразу приклеится к подошве, выжжет, а здесь не капли металла, всюду эти раскален-ные комья... С какой бы стороны Ляна ни пошла, ей идти через россыпь углей два десятка шагов. Он стряхнул оцепенение, сердце стонало от боли, пе-ред глазами все еще бледное лицо сына. -- Ляна! Она не услышала, он начал проталкиваться в ее сто-рону. Грудь сжало внезапным предчувствием большой беды. -- Ляна! Все видели, как она бестрепетно ступила босыми ступнями на горячие угли. В народе ахнули, люди в пе-редних рядах приседали, глаза не отрывались от шипя-щих трескающихся раскаленных углей. Под ее весом они лишь слегка проседали да разгорались ярче, становясь похожими на крупные рубины, слышался легкий хруст. Олег запнулся, уже поздно, а боль за сына странно переплеталась с новой болью, что эта чистая душа сей-час сгорит, Скиф допустил серьезную ошибку, что-то здесь не так, только с виду все верно... -- Скиф, -- сказал он горько. -- Ты... глух и безжалостен. Скиф, не отрывая глаз от Ляны, раздраженно отпих-нулся: -- Не мешай! -- Да, -- прошептал Олег, -- ты пойдешь далеко... правитель. Ляна шла легко, красиво, грациозно, легкая, как воз-душное облачко. Багровые угли при ее приближении на-чинали светиться ярче, а когда босые ступни касались их, вспыхивали, как маленькие солнца. Но и потом го-рели ярко и празднично, гордые и счастливые, что ее нога коснулась именно их. Скиф уже видел по восторженным лицам, что народ смотрит на Ляну как на молодую богиню, что станет символом их новой страны, еще более красивой и мо-гучей. К ней можно протягивать детей и выпрашивать благословение... Под ее ступнями угли вспыхивали оранжевым огнем, выстреливали острыми жалящими язычками огня. В тол-пе вскрикивали от жалости и боли, словно это их пек-ло, сжигало огнем, в котором горит и плавится железо. Ляна двигалась легко, подол ее короткого платья при-поднимало восходящим жаром, и она придерживала его движением, исполненным божественного и целомудрен-ного испуга. Она дошла до середины площади, на миг даже оста-новилась, словно колебалась, куда идти, но тряхнула го-ловой, вскинула голову и, улыбнувшись небу, пошла так же легко и без усилий дальше. Когда она была уже в двух шагах от края. Скиф обо-гнул раскаленный круг и ждал на той стороне, распах-нув руки. Едва Ляна сделала последний шаг и ступила с раскаленных углей на камни, вся толпа взревела как один человек. Крик был настолько могучим, ликую-щим, что в подземных норах проснулись и завороча-лись звери, а в дальнем лесу с деревьев слетели испу-ганные птицы. Скиф вскричал могучим, как рев урагана, голосом: -- Ну, усомнится ли кто, что моя невеста чиста и не-винна? Он поймал взглядом Окоема, тот поклонился, но смолчал. Можно не смотреть на ступни Ляны, и так вид-но, что ее белоснежной кожи не коснулась даже копоть. Скиф раскинул руки, Ляна отступила на шажок. Лицо ее светилось дивным внутренним светом, она прямо взглянула ему в глаза: -- У меня есть одно желание... Он вскрикнул горячо: -- Я выполню любое твое желание! Народ ликующими воплями поддержал слова свое-го правителя. Теперь уже признанного правителем и душой, и сердцами. На Ляну смотрели с обожанием. Так же прямо ему в глаза, она покачала головой: -- Нет, меня всегда защищала и берегла Рожденная на Острове. Думаю, она услышит меня снова. Скиф ощутил укол в сердце, но жар и страсть мутили разум, никогда Ляна не была такой чистой и прекрасной, все жители смотрят на нее как на богиню уже протягивают ей младенцев. -- Говори же! -- выкрикнул он с нетерпением. -- И да воссоединимся вновь, дабы не расставаться вовек... Ее прекрасное бледное лицо было полно решительно-сти, взгляд горд, а на щеках расцвели алые маки. -- Рожденная на Острове, -- выкрикнула она чистым звенящим голосом, -- к тебе обращаюсь! Если я чиста и невинна, да разверзнется подо мной земля, да не при-коснутся ко мне руки того, кто усомнился во мне! Под ногами дрогнуло, заворчало. Раздался короткий треск, словно разломили толстый ствол сухого дерева. Рядом с Ляной раздвинулась земля. Из трещины пахну-ло жаром, на миг приподняв подол ее легкого платья. Слышался далекий грозный гул и грохот, словно подзем-ные великаны били исполинскими молотами. Трещина раздвинулась шире. Ляна вскинула руки над головой, сделала шаг... Скиф страшно вскрикнул, его сильное тело взвилось в длинном прыжке. Легкая фигурка Ляны исчезла в рас-щелине, донесся ее жалобный, рвущий душу крик. Края разом сдвинулись, ударившись с такой силой, что выб-росили наверх мелкие камешки. Сверху рухнул Скиф, раскинув руки... Окоем спрятал грустную улыбку и незаметно отступил в толпу. Олег стиснул зубы, ушел молча. Горечь разрасталась, затопила уже всего, разъедает сердце и мозг. Стены пошатывались, когда он поднимался в свою комнатку, а на пороге споткнулся так, что едва удержался на ногах. -- Время... время... Пора! Голос был тоньше комариного, но Олег услышал, вскинул голову. В окно виден далекий край земли, баг-ровый шар опускается медленно, но еще никому не удавалось остановить это страшное погружение. Вот уже только половина выглядывает из-за края... -- Какое время? -- ответил он зло. -- Солнце и не ду-мает гаснуть! -- Сейчас оно за край... -- Ну и что? -- спросил Олег. От усталости кружилась голова, а горечь жгла сердце. Он даже не ощутил страха от схватки с богом. -- Ну и что?.. Ночью проберется там внизу и выйдет с другой стороны! Вон там, на востоке. Ты не знал, древний бог? Так знай же, что это то же са-мое солнце. Уговор был какой? Что живу, пока не по-гаснет солнце! Так что не торопись, не торопись... Он ожидал страшного рева, что потрясет Вселенную, над городом загрохочет неслыханной силы гром, молнии засверкают так, что ослепят людей, зверей и птиц -- именно так гневаются боги, однако едва-едва расслышал жалкий писк. -- Что-что? -- переспросил Олег с едкой горечью. -- Ящер бы тебя побрал самого... Я сына потерял, а ты мне всего лишь о моей жизни!.. Сгинь и не пищи больше, а то зашибу. Дверь распахнулась, на пороге возник, вытаращив глаза, Россоха. Опомнившись, бросился к Олегу, ощу-пал, закричал тонким исступленным голосом: -- Но как? Как?.. Звездные карты Сосику безошибоч-ны, ты сам это сказал!.. Тьфу, твои звездные карты бе-зошибочны. И ты сам назвал свой день и час! -- А что, -- сказал Олег с брезгливой горечью, -- неужто я похож на дурня, что даст врагу топор и сам подожит голову на плаху? Да, я родился в тот день и час, когда сказал Хакаме. Да, именно в том месте. Ну и что? Россоха раскрыл рот: -- Но как же... Как же? Он осекся. -- Когда устаем, -- прошептал Олег, -- валимся на траву и отдыхаем. В дождь спим. Когда хочется есть, ищем еду, ибо все мы -- червяки. Но есть люди, даже смертельно устав, они собирают хворост и разжигают ко-стер, чтобы другие согрелись. В дождь все племя засы-пает, а эти, преодолевая сон, на страже. Они одолеют и голод, и холод, и жажду... Выдержат потерю сына, лю-бимой, предательство друзей... Звезды двигают лишь червяками! Да людьми, которые тоже... червяки. А чело-век... если он человек... сам трясет небесами, как стакан-чиком для игры в кости. Россоха втянул голову в плечи, страшась взглянуть в окно, где багровое небо внезапно потемнело.