- В самом деле? -- Это важно,-- повторил старик.-- Я обязан знать, над чем вы работаете в настоящее время. И не только для меня важно. Для всего человечества. "Ух ты! -- подумал Никольский.-- Но почему не для всей Галактики?" -- Так что, если это не секрет,-- сказал старик просительно. -- Тема рассказа проста,-- сказал Никольский медленно,-- очень проста. Над нашей грешной Землей нависает грозная опасность. Вызвали ее люди. Каждый в этой, новой ситуации ведет себя по-разному. Обнажаются характеры, выявляются истинные отношения... В этом, собственно, вся соль рассказа... -- Действие происходит в наше время,-- спросил старик, быстро. -- Да. И старик начал бледнеть. Сначала кровь отхлынула от дряблых щек, потом ушла со лба, четко выделились мешки под глазами. Сразу подумалось, что он очень стар. Морщины на лице стали до предела резкими, словно на бронзовой маска ацтека. "Из-за чего так переживать?" -- подумал Никольский с невольной досадой. -- Вы злой гений! -- сказал вдруг старик.-- Уничтожьте рассказ, пока он не наделал беды! -- Ну вот, спасибо. Собственно, это даже комплимент. Все-таки гений, а не бездарность. Хоть и злой. -- Вы все еще ничего не понимаете! -- сказал старик почти яростно.-- Идеи ваших рассказов осуществимы! -- Да? -- сказал Никольский очень вежливо. Сам он был уверен в обратном.-- Знаете ли, для меня главное психологизм, философия, внутренний мир человека... Черняк перебил: -- Помните рассказ "Я знаю теперь все!"? Никольский кивнул утвердительно. Как же не помнить свой собственный рассказ, да еще один из лучших. Некий чудак проделал несложный опыт, который позволил ему видеть интеллектуальную мощь мозга. Ходит теперь по улице и видит ореол вокруг головы у каждого прохожего. И сразу ясно: кто дурак; а кто гений. Рассказ в свое время наделал шуму. Все-таки в нем в очень резкой форме говорилось, что не все иногда находятся на своих местах. -- Это осуществимо! -- сказал старик очень горячо. -- Да? -- снова спросил Никольский очень вежливо. А знает ли его гость о поджанрах фантастики? Научная основа обязательна только для "научной фантастики". Остальные пользуются наукообразным антуражем или даже легко обходятся без оного. Приключенческая, юмористическая, психологическая, аллегорическая. Сам он работал преимущественно в жанре аллегорий. Ясно, что обязательное требование научной основы попросту зачеркивало бы большинство рассказов. Ведь и в рассказе "Я знаю теперь все!" описание научного опыта понадобилось лишь как вежливая уступка наиболее ортодоксальным редакторам. Сама же идея предельно проста: не все в этом мире на своем месте. Вот академик -- дутая величина, а рядом стоит киоскер с энциклопедическими знаниями. Проходит девушка, которая притворяется очень умело горячо любящей, а издали смотрит тихая Золушка... Все это герой видит благодаря ореолу над их головами, а вот они ничего не замечают... Ему, Никольскому, понадобился ореол, а Лесажу -- хромой бес. И все для одной и той же цели: показать скрытое от людских глаз, выявить истинную ценность человеческих отношений. -- Вы мне не верите,-- сказал старик тихо. В его голосе слышалась горечь.-- Да, вы мне не верите. Я это вижу. По вашему ореолу. Никольский дернулся. Старик смотрел на него с горькой насмешкой. -- Да,-- сказал он спокойно.-- Я повторил эксперимент, который так красочно описан в вашем рассказе. И получил тот же самый результат... -- К-к-к-какой результат? -- Ореол. Вы снова не верите... Впрочем, я бы на вашем месте тоже... Но убедиться нетрудно. Давайте выйдем на улицу. Он поднялся первым и терпеливо ждал, пока Никольский в полной растерянности хватался то за плащ, то за шляпу. -- Но это же невозможно! -- Никольский наконец опомнился.-- У меня фантастика чисто условная! Символическая! -- Не спорю,-- ответил старик несколько грустно.-- Кстати, Уэллс тоже писал условную фантастику. В отличие от Жюля Верна. Он мог бы добавить, что предсказания Уэллса нередко сбываются с величайшей и потрясающей точностью, но Никольский знал это не хуже его самого. Что-то подсказывало Никольскому: старик говорит правду. В конце концов, если писатель -- инженер человеческих душ, то писатель-фантаст должен быть главным инженером человечества. Он, как сомнамбула, вышел за стариком, запер дверь, опустил щеколду на калитке и пошел рядом, даже не поинтересовавшись, куда это они идут. От былой неуверенности старика не осталось и следа. Теперь он выглядел как пират на пенсии, который сереньким таким старичком дремлет на завалинке и оживает лишь тогда, когда на город налетает шторм или надвигается неприятель. И что за жизнь без звуков боевой трубы? Черняк с иронией посматривал на деловитых прохожих. Никольский смятенно собирал воедино хаотические мысли, пытаясь представить, что же все-таки наблюдает ясновидящий спутник. И никто ничего не подозревает! -- Всюду эти нимбы,-- сказал старик с недоброй усмешкой.-- Могу судить об интеллектуальной мощи характера... О мужестве, трусости, упорстве... Все это отражено в спектре... Да зачем я все это говорю вам? -- Он засмеялся коротким смешком.-- Вы все это знаете лучше меня. Рассказ-то ваш собственный! А вот и наглядный пример несоответствия. Посмотрите на этого невзрачного человечишку! Интеллект колоссальнейший, потенциальные возможности огромны, а рядом с ним -- это же просто-напросто питекантроп с дурацким галстуком в горошек. Никольский смолчал. Мимо прошли известный специалист по ядерной энергии и его неизменный партнер по рыбной ловле -- егерь Никифорович. Доктор наук по случаю рыбалки был одет в брезентовые штаны с бахромой на калошах и потрепанную, заплатанную телогрейку. Нормально одетый егерь выглядел сказочным принцем рядом со светилом науки. -- Или взгляните вот сюда,-- продолжал старик.-- Видите парочку возле киоска? Юноша с женской прической и девочка, стриженная под мальчика? Если бы вы только видели, какой голубой нимб невинности и платонической любви светится над этим мальчиком и какое багровое облако чувственной страсти конденсируется вокруг его избранницы! Бедолага! -- Почему же она бедолага? -- решился что-то сказать Никольский.-- Мы, слава богу, живем не в монастыре... В современном обществе... -- Я о нем,-- сказал старик коротко. Они перешли по булыжной мостовой на другую сторону улицы. Там было меньше пыли и грязи, а комментировать нимбы можно было и оттуда. Благо узкая улочка ни в коей мере не напоминала сверхавтостраду с двенадцатирядным движением. -- Куда вы меня ведете? -- спросил Никольский.-- не в преисподнюю? -- Нет,-- ответил загадочный старик,-- не в преисподнюю. Время от времени он давал характеристики наиболее интересным, по его мнению, прохожим, которые в изобилии сновали вокруг. Никольский, несмотря на потрясение, невольно поражался верно схваченным портретам. Бесценная вещь -- сразу видеть, с кем имеешь дело! -- Как видите,-- сказал старик,-- я не стал ждать ста лет, чтобы начинать осуществлять ваши идеи. -- И много вы осуществили? -- спросил Никольский. Несмотря на все старания держать себя в руках, голос дрогнул. -- Всего две. Остальные не по силам, да и не по средствам. Так что не пробовал. Ну всякие там полеты в свернутом пространстве, роботы, контакты с иными цивилизациями... Хотя не могу поручиться, что в свое время не осуществятся и другие ваши идеи. -- А вторая? Вы осуществили две мои идеи? -- У вас есть рассказ "Полноценный",-- напомнил старик. -- Что в нем? А-а! Один из самых ранних рассказов. Причем на тривиальную тему. Избавление ото сна, человек получает двадцать четыре часа в сутки для занятий любимым делом: все счастливы, все поют... -- В некотором роде так,-- согласился старик,-- я просто-напросто повторил всю описанную вами методику. Представьте себе -- получилось! И что самое примечательное -- я ничуть не удивился. Все правильно: так, мол, и написано, именно так и сделал доктор Хорунжий. Я не первый. Не сразу удалось втемяшить себе мысль, что никакого доктора Хорунжего не было, что рассказ -- вымысел, что я первый, кто проделал это на самом деле. -- Наивность? -- пробормотал Никольский. -- Нет! -- Старик живо обернулся к нему и даже забежал вперед, чтобы видеть лицо Никольского.-- Нет! Наивность тут ни при чем, хотя, сознаюсь я бываю непрактичен в некоторых житейских вопросах. Все дело в необычайной жизненности рассказа. Главное в этом. Признайтесь, судьба вымышленных Ромео и Джульетты волнует нас больше, чем недавний трагический случай на Бурбонском острове. Помните газетную заметку? Извержение вулкана, жертвы... А если бы эту заметку написал Шекспир? -- Лондон, Беккер-стрит, 109, мистеру Шерлоку Холмсу,-- сказал невольно Никольский.-- До сих пор идут письма по этому адресу... -- Вот-вот! Все дело в достоверности. Одни пишут знаменитому сыщику письма, другие требуют предать суду Синюю Бороду, а я повторил опыты из ваших рассказов. -- Но ведь они противоречат современной науке! -- Так то современной... Некоторое время они брели молча. Потом старик мягко коснулся рукава Никольского: -- Все дело в том, что вы не столько писатель... Увидев, как протестующе дернулся Никольский, старик цепко схватил его за рукав и умоляюще заглянул в лицо: -- Пожалуйста, выслушайте меня, возмущаться будете потом! Иначе я и сам собьюсь. И слушайте внимательно. Вы талантливый футуролог, хотя сами об этом не подозреваете. Да, в первую очередь футуролог, хотя ваших талантов хватило и на литературную сторону дела... -- С детства не терплю математики,-- признался Никольский,-- а футурология, как я слышал, сплошной лес из социологических исследований, графиков, уравнений, подсчетов... -- Стоп! -- сказал старик. Теперь он обрывал его бесцеремонно, а Никольский безвольно подчинялся бурному натиску.-- У футурологии много методов заглядывать в будущее. Вы слышали, вероятно лишь о самых распространенных. Много сейчас машин? В будущем будет еще больше. Крупные они? В грядущем станут еще крупнее. Это метод экстраполяции, самый простейший и, следовательно, самый распространенный метод. Между нами говоря, ерундовый метод. Годный лишь на ближайшее будущее. Есть еще метод постройки моделей. А вы пользуетесь самым трудным и наименее изученным методом -- интуитивным. Что в тот момент происходит в вашем мозгу, вы и сами не в состоянии проследить. А налицо великолепный результат! Они подошли к маленькому, невзрачному домику. Старик остановился, похлопал себя по отвислым карманам, потом близоруко нагнулся, разыскивая замочную скважину. -- И вы стали писать фантастику,-- бормотал он невнятно, тыкая ключом в дырочку.-- Естественная подсознательная реакция. Доказать расчетами невозможно, а поведать миру необходимо. Как быть? И вот, к счастью, есть еще такая отрасль литературы, как фантастика... Он распахнул отчаянно завизжавшую дверь, сделал гостеприимный жест: дескать, проходите, чем богаты, тем и рады, потом спохватился и шмыгнул первым. Никольский слышал, как он убирает с дороги что-то тяжелое. Донельзя потрясенный всем услышанным, он машинально прошел в квартиру этого алхимика ХХ века и сел на пыльный стул. Комнат было две. Первая представляла помесь мастерской с лабораторией, вторая -- библиотеку. Книг было великое множество. И отечественных, и зарубежных авторов на нескольких языках. -- Фантастика...-- сказал Черняк очень мягко, перехватив взгляд Никольского.-- Моя сила, моя слабость... Ни одна библиотека города не имеет столько наименований. С материальной стороны приобрести столько книг вовсе не трудно. А вот собрать все... На его сухих губах блуждала слабая улыбка, даже глаза прикрыл на мгновение от удовольствия. Видимо, вспоминал выгодный обмен или крах коллекционера-соперника. Но Никольский жаждал испить чашу до дна. Он спросил: -- И как вы теперь, когда... не спите? -- Не жалуюсь,-- ответил старик коротко.-- Вам обязан. Но иногда бессонными ночами подумываю, что было бы полезнее, если бы вы сочиняли нормальные космические боевики в стиле лошадиной оперы. Ну там похищение мутантами блондинок на звездолете, железные диктаторы, галактические вампиры, кибернетика и ниндзя... Захватывающе, лихо! Читатель в диком восторге, хотя и знает, что все это бред собачий и ничего подобного не будет. Вы меня понимаете? Есть вероятность, что вы можете наткнуться на опасную идею. И кто-то, а я не думаю, что только на меня ваши рассказы так подействовали, так вот, кто-то может попытаться осуществить. Никольский почувствовал, что его охватывает озноб. Все, что говорил старик, было чудовищно, но вместе с тем реально. -- Над чем вы работаете сейчас? -- вдруг снова спросил старик. Никольский сжался. А вдруг и в самом деле?.. -- Проблема возрастания мощи,-- ответил он послушно, словно школьник в кабинете директора.-- Я занимаюсь проблемой возрастания мощи отдельного человека. Для сравнения можно представить, например, древнего грека, который обиделся на весь мир и решил ему отомстить. Что он в максимуме способен сделать? Зарубить мечом или топором несколько человек, прежде чем горожане опомнятся и зарубят его самого. А вот пулеметчик начала века уже мог отправить в рай или ад несколько десятков царей природы. Теперь обратите внимание на самолет с атомной бомбой. Разгневанный пилот способен ввергнуть в небытие целый город. А трехступенчатая термоядерная ракета порядка трех-четырех беватон? Она сотрет с Земли целый континент. А вот недавно в печать просочились сведения о вольфрамовой бомбе. Одна штучка способна превратить земной шар в обугленную головешку. И так далее. Все это этапы того, что может натворить один человек. На лице старика застыл ужас. Он порывался что-то сказать, но превозмог себя и кивнул Никольскому, чтобы тот продолжал. -- Таких людей,-- продолжал Никольский монотонно,-- будет становиться все больше. Я имею в виду вообще людей, распоряжающихся большими мощностями. Не обязательно, чтобы это были военные. Число людей, потребляющих колоссальные мощности, неуклонно увеличивается. Сначала это были одни физики, потом стали подавать заявки геологи и химики, биологи и даже метеорологи. В моем рассказе все это уже наступило. Действие происходит в наше время. Практически каждый получил возможность взорвать земной шар благодаря одному нехитрому изобретению... -- Несчастный! -- крикнул старик.-- И вы описали? -- Да,-- сказал Никольский с отчаянием.-- Я же не думал, что могу угадать. А редактор требует научную основу. "Нечего,-- говорит,-- мне мистику разводить..." -- Немедленно уничтожьте рассказ. Сожгите рукопись! Где у вас гарантия, что из четырех миллиардов человек не найдется маньяка, способного взорвать нашу Землю? Никольский уронил голову на ладони скрещенных рук. Лицо его было белым. -- Поздно,-- сказал он.-- Я могу сжечь рукопись, но что это даст? Есть еще журнальный вариант, он гораздо слабее в художественном отношении, но изобретение описано там очень подробно. И этот номер уже вышел. Со дня на день жду гонорар. Старик вскочил. Волнуясь и ломая длинные пальцы с выпирающими суставами, он забегал по комнате. Губы его подергивались. -- Что же делать? Что делать?.. Глаза у него были жалкими, словно его только что побили ни за что. Никольский старался и все не мог поднять тяжелую голову. Словно вся кровь превратилась в расплавленный свинец и затопила мозг. Во рту появилась хинная горечь, стало вдруг невыносимо тоскливо. Старик остановился перед ним и тряхнул за плечо костлявой рукой. -- Вы сумели выпустить джинна,-- сказал он отчаянным голосом,-- теперь загоните его назад в бутылку! -- Каким образом? -- спросил Никольский безнадежно. -- Это уж ваше дело! -- огрызнулся старик.-- Во всяком случае, мне не по силам было бы и выпустить его на свободу! Вы сумели сломать печать Соломона, теперь постарайтесь избавить нас от угрозы! -- Избавить! Если бы это было возможно... Но есть законы человеческого развития... Открытие, сделанное однажды, никто не закроет... И ничем... И никогда... -- Но что же тогда? Никольский нашел в себе силы безнадежно пожать плечами: -- Против меча был изобретен панцирь...-- сказал он нехотя,-- против пули -- броня... Самолет и зенитка... -- Против яда -- противоядие? -- догадался старик.-- Клин клином? Никольский кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог смотреть в измученные глаза старика, в которых сверкнула надежда. -- Так делайте же! -- крикнул старик.-- Немедленно! -- Это не так просто,-- сказал Никольский тихо.-- Хорошие идеи приходят редко. А по заказу... Даже и не знаю, возможно ли так вообще... -- Но сейчас обстоятельства чрезвычайные. Вы обязаны! -- Знаю... Он хорошо понимал всю безнадежность принятого решения. Только профаны полагают, что фантазировать проще простого. Сел за пишущую машинку и стучи о чем попало. Дунул, плюнул -- и все! А здесь, оказывается, столько законов, и ни один нельзя переступить. Даже если выполнены все мыслимые требования, остаются законы человеческой психологии. Сколько ни говори, что полезнее ходить пешком, а человек предпочитает ездить. Сколько ни убеждай, что прыгать на ходу опасно, прыгали. Пока не появились автоматические двери... -- Так сделайте эти автоматические двери! -- сказал старик горячо. Никольский вздрогнул от неожиданного вторжения в свои мысли. Оказывается, он начал рассуждать вслух. -- У вас появилась идея? -- спросил старик нервно.-- Только не отбрасывайте человечество назад в пещеры! И помните: для спасения человечества никакие меры не велики! Что вы придумали? -- Так,-- пожал плечами фантаст.-- Ерунда одна. Разве что телепатия. -- Телепатия? -- сказал старик с недоумением.-- При чем тут телепатия? Хотя... Если все будут знать мысли друг друга... то пусть кто и надумает нехорошее... Гениальная идея! -- Бред собачий...-- сказал Никольский тоскливо.-- Вы представляете себе мир, в котором все будут читать мысли друг друга? Старик поежился, но сказал твердо, даже слишком твердо: -- Но человечество будет жить! -- Да, но захочет ли оно жить вообще? Гордые нарты в сходном случае предпочли смерть... Человек может, конечно, иметь миллион нехороших мыслишек, но все же он достаточно благороден, чтобы стыдиться их. В нашем обществе этика, слава богу, достаточно сильна, чтобы закрыть дорогу любому изобретению, если оно угрожает основам морали. Так что телепатия не пройдет... -- Я понимаю,-- сказал старик, подумав,-- я понимаю, конечно, да... Но лично я позволил бы в своих мыслях... Неприятно, конечно, весь как у врача со своими язвами, но лечиться надо? -- В вашем возрасте меньше скрывают недостатки. Все понять -- все простить... Может, в этом и скрыта житейская мудрость. А вот молодежь скорее запустит любую болезнь, чем признается окружающим. -- Окружающим, но не врачам! -- возразил старик и осекся, увидев лицо фантаста. Никольский замер, стараясь сосредоточиться на робкой мыслишке, мелькнувшей где-то в глубине воспаленного мозга. Окружающие и врачи... Медкомиссия, когда ему пришла повестка в армию... Старик отошел на цыпочках. Он видел, каким пламенем светилось лицо фантаста. Этого было достаточно, чтобы замереть и не двигаться. -- В конце концов,-- сказал Никольский вслух,-- можно убрать и последний нюанс неловкости. Психологов или психиатров в принципе можно заменить диагностической машиной... Ее стесняться будут меньше... И не надо, кстати, рыться во всех мыслях. -- Почему? -- спросил старик, не дождавшись объяснения. -- А зачем? Земле угрожают только глобальные разрушения. Большие мощности. Вот в этом направлении и пусть ищет машина. А мелкие грешки оставим человеку. Иначе он и жить не захочет в стерильном мире... -- Захочет,-- сказал старик не очень уверенно. -- Дело не только в этом. Сузится поиск, опасность будет выявляться быстрее. Да и дешевле... Он огляделся по сторонам. -- О, у вас есть пишущая машинка? "Мерседес"? Это неважно, лишь бы работала. Нужно попробовать, пока что-то оформляется где-то в глубине... Раньше он писал так, словно от его рассказов зависело существование человечества. А теперь нужно было писать намного лучше. ФОНАРЬ ДИОГЕНА В последнее время в связи с созданием позитронного мозга в печати снова заговорили о роботах. Об интеллектуальных чудовищах, которые могут покорить слабое человечество, основать железную расу, завоевать всю Землю и т. д. В общем, все, что пишется в подобных случаях, особенно когда нужно дать занимательное воскресное чтиво и поддержать тираж на нужном уровне. Хочу в связи с этим рассказать о действительном случае. Да, робот однажды пошел против людей. И это был простой электронный мозг среднего класса... По мере приближения заседания комиссии в кулуарах все чаще поговаривали о кандидатурах контактеров. Кто будет представлять человечество в Галактическом Совете Разумных Существ? Вспоминали крупнейших ученых и писателей, философов и спортсменов, музыкантов и артистов. Много славных людей на Земле... Однако если за других подавали и "за" и "против", то кандидатура Игоря Шведова ни у кого не вызывала сомнений. Вероятно, природе надоело распределять таланты поровну или у нее прорвался мешок, и она высыпала все свои дары, когда пролетала над Игорем. Во всяком случае, его разносторонности дивились многие. Яркий сверкающий талант в физике, он еще на студенческой скамье выдвинул ряд совершенно немыслимых гипотез, которые блестяще подтвердились в ближайшие годы. Профессора точных наук постоянно корили его за увлечение философией, психологией, литературой и другими нематематическими дисциплинами. Вдобавок он имел значок мастера спорта по плаванию и два первых разряда по легкой атлетике. За два месяца до отправки делегации все намеченные кандидаты собрались в фойе Дворца Советов Земли. -- Какие дары мы понесем? -- спросил Шведов. По всей видимости, только он один не ждал с нетерпением подсчет голосов.-- Нет, правда. Послы всегда подносят дары. Читайте историю! Вряд ли стоит нести перфоленты, у них этого добра хватает... Может, обратимся к исконно нашенским дарам? Связке соболей, куниц... Или возьмем бочонок меду... Я недавно видел такую шубу из соболей! Ох и жили предки!.. Его слушали с вежливыми улыбками. Каждый думал о своем. Число контактеров ограниченно. Удастся ли попасть в заветную семерку? -- Чарлз Робертсон!!! Металлический голос принадлежал электронносчетной машине. Молодой астрофизик поспешно вскочил со стула. Короткая пауза, и динамик проревел: -- Поздравляем вас! Вы приняты в отряд контактеров. Робертсон выкинул немыслимое па, оглядел товарищей шальными глазами и вихрем вылетел из зала. Торопился сообщить родным и близким радостную весть. -- Таки Нишина! Коренастый японец медленно повернул голову в сторону распределительного щита, откуда доносился голос, и с достоинством поднялся. -- Поздравляем вас! Вы приняты в отряд контактеров. Ни один мускул не дрогнул на смуглом лице сына Страны восходящего солнца. Он вежливо склонил голову и снова сел в кресло. Вероятно, он и в случае отказа вел бы себя с тем же хладнокровием. -- Олесь Босенко!!! В глубине зала поднялся рослый, мускулистый мужчина в вышитой сорочке. На крупном лице медленно расплывалась торжествующая улыбка. Он пытался согнать ее, но она упрямо возвращалась. -- Иван Кобылин!!! -- Семен Строгов!!! -- Ив Сент-яно!!! -- Ростислав Новицкий!!! Один за другим поднимались контактеры. Люди, которые полетят к центру Галактики, чтобы представлять человечество перед лицом Галактического Совета... Перед лицом сотен объединенных цивилизаций! Голос замолк. Друзья Игоря растерянно переглянулись. А Шведов? Геннадий подскочил к пульту. -- Продолжай! -- потребовал он. В гигантском механизме не щелкнуло ни одно реле: -- Отбор закончен. Делегация составлена. -- А Шведов? Разбиралась ли кандидатура Шведова? -- Разбиралась. -- Так что же?.. -- Отклонена. -- Отклонена?.. Если бы собравшимся объявили, что инозвездными жителями являются их собственные коты или что они сами и есть пришельцы из космоса, то они были бы не так ошеломлены, как при этом известии. Отклонить кандидатуру Шведова! Самого Шведова? Среди общей растерянности один Шведов сохранял спокойствие. Он, внимательно просмотрел цифровые данные на индикаторной панели и сказал ровным голосом: -- Голем знает, что делает... Геннадий вскинулся: -- Знает? Да будь у него хоть крупица ума!.. Шведов пожал плечами, потом посмотрел на часы: -- Заболтался я с вами. А там в лаборатории ребята без присмотра остались. Не расстраивайтесь! Он сверкнул белозубой улыбкой, вышел крупными шагами. Через окно было видно, как он вскочил в кремовую машину, и та рывком взяла с места. Геннадий с шумом выдохнул воздух. Он все еще не мог прийти в себя. Да и все были возбуждены. -- Может быть, робот... взбунтовался? Это предположила Верочка. -- Чепуха! -- сказал Геннадий уверенно.-- Он для этого слишком глуп. Это простой механизм, только электронный, причем далеко не самой высокой сложности. В нашем институте есть пограндиознее. Но поломка не исключается... Бригада наладчиков шаг за шагом проверила основные цепи Мозга. Все было в порядке! Главный инженер наотрез отказался изменять программу. -- Машина функционирует нормально,-- заявил он.-- Можете проверить сами. Она даст вам правильный ответ на любой вопрос. Разумеется в пределах собственных знаний. -- Но здесь она, очевидно, вышла за пределы собственных знаний. -- Исключено,-- ответил кибернетик твердо.-- Правда, иногда попадаются вопросы, которые мозг решить просто не в состоянии. Но он всегда в подобных случаях дает ответ: "Решить не могу. Мало данных", или: "Решить не могу. Компетенция человека". Через неделю собралась комиссия Совета. Предстояло утвердить кандидатуры, которые прошли через фильтр Мозга. Но в этот раз заседание несколько отклонилось от традиционной процедуры. На повестке дня стояло дело Шведова. Членов комиссии, как и всех остальных, заскок Мозга больше раздражал, чем тревожил. В самом деле, скорее всего машина попросту ошиблась. Ну и что, разве люди, которые составляли программу, никогда не ошибаются? Или неправильные данные. Или не так поданы. Но кто же в здравом уме решится забраковать Шведова, едва ли не самую яркую личность века! Председатель комиссии с силой вдавил кнопку на переговорном щите Мозга. Загорелся зеленый глазок. -- Объясни,-- сказал председатель,-- на чем основано твое ошибочное мнение о непригодности Игоря Шведова представлять человечество? Монотонный голос ответил с какой-то упрямой ноткой: -- Заключение не ошибочное. Председатель не имел опыта разговора с машинами. Вместо того чтобы спокойно объяснить роботу его ошибку, он вспылил и сказал излишне громко: -- Заключение в корне неверное! Во всяком случае, у нас сложилось совсем другое мнение об Игоре Шведове. Электронный агрегат замолчал на несколько мгновений, потом так же бесстрастно произнес: -- В таком случае прошу изменить мою программу норм человеческой этики. Иначе подобные ошибки будут повторяться. Члены комиссии почувствовали неладное. Председатель спросил неуверенно: -- При чем здесь нормы этики? -- Кандидат в контактеры должен отвечать всем требованиям,-- ответил робот,-- а Игорь Шведов не прошел самого главного экзамена. Он нетолерантен! -- Нетолерантен...-- повторил председатель растерянно.-- Вот тебе и на! Обвинение достаточно серьезное. Ты располагаешь какими-нибудь сведениями? -- Да,-- ответил робот.-- Я располагаю данными об Игоре Шведове, начиная со второй недели его внутриутробной жизни и до настоящего времени. -- В чем выражается нетолерантность Шведова? -- В основном, в мелочах. Но достаточно часто, чтобы вызвать тревогу. Тем более, что он является кандидатом в контактеры. Шведов нередко высказывает враждебность к чужому вкусу только потому, что тот расходится с его собственным. Мне не нравится, значит, плохо -- вот критерий Шведова... -- Но ведь вкусы у него безукоризненные! -- крикнул Геннадий. Робот холодно отчеканил: -- Никакой человек не может подняться выше человечества. Если это не так, прошу меня перепрограммировать. -- Продолжай,-- сказал председатель. -- Борьба мнений, борьба вкусов всегда останется в развивающемся обществе. Но только в виде соревнования и уважения чужих точек зрения. Никакой гений не волен навязывать свои вкусы другим. Он волен их только пропагандировать. Вот пример: Шведов, что вы сказали двенадцатого декабря прошлого года Артемьеву? Шведов пожал плечами. Только электронная машина могла запомнить, что он делал в тот или иной день год назад. -- Вы,-- продолжал греметь робот,-- сказали ему: "Или сбрей свою дурацкую бороду, или я не допущу тебя до экзаменов". Шведов вскочил. По его лицу пошли красные пятна. -- Но у него в самом деле была дурацкая бороденка! -- крикнул он яростно.-- Артемьев это понял и через месяц сам ее сбрил! -- Верно,-- подтвердил робот.-- Это так и произошло. Но в тот самый день он предпочел уйти от вас. А разве не вы считали его самым талантливым из молодых экзотермистов? -- Я и сейчас так считаю,-- сказал Шведов. -- Так почему же вы судили о нем не по таланту, а по декоративной бородке? И Шведов впервые промолчал. -- Неосознанная уверенность,-- продолжал робот,-- что только его взгляды правильные,-- основа первобытного хамства. В истории человечества уже бывало, что индивидуальные заблуждения превращались в коллективные. Вы знаете, что я напоминаю о шовинизме, расизме, фашизме. "Мы лучше всех, и все обязаны подчиняться нам и поступать так, как мы желаем". Все помнят, какие ужасы принесли человечеству эти явления, поэтому мы не должны проходить мимо даже самых микроскопических проявлений нетолерантности. В зале стояла мертвая тишина. А звук, размеренный и мощный, падал в зал. -- Поэтому, исходя из человеческих законов, я отклоняю кандидатуру Шведова. В Галактическом Совете нам придется иметь дело с самыми различными мыслящими расами. Их облик, способы мышления, цели бытия могут показаться, да и наверняка покажутся странными и чуждыми. Но мы обязаны уважать чужие мнения и не навязывать свои. И подчиняться решениям Совета, даже если во главе будет стоять, например, мыслящий паук... -- Чепуха,-- сказал Геннадий громко,-- разумные существа могут быть только человекоподобными. -- Пусть так. Но что, если у председателя Совета будет, например, рыжая бороденка? Как у Артемьева? -- Это же совсем другое дело! -- крикнул Геннадий. -- Пусть так. Я не утверждаю, что Шведов начнет пропагандировать нехорошие взгляды. К счастью, эти тяжелые болезни роста человечества навсегда канули в прошлое. Но Шведов предрасположен к нетолерантности! И мы не имеем права рисковать. К звездам полетит другой человек! Теперь я спокойно читаю прогнозы о возможном засилье роботов. А что? Вполне возможно. Прецедент уже был! ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ С работы шел не спеша. Только свернул с магистрали, сразу наткнулся на знакомых хлопцев. По всему переулку тянулись эти наспех сколоченные из бракованных досок, покрашенные ядовитой зеленой краской пивные ларьки. Возле каждого своя группа, только космополиты бродили от одного к другому. Жорка увидел меня издали, взял еще два пива. Кружки были щербатые, поцарапанные. Полрыбца взяли у Заммеля, ему сунули пиво. Побрел дальше. День был теплый, весна взяла разгон, народец бегал в плащах и без шапок. От земли поднимался пар, последняя сырость рассасывалась тут же в теплом воздухе. По тротуару бродили разомлевшие девочки с нашей улицы. Повыползали на солнышко пенсионеры, в скверике под надзором мамаш копошилась малышня. Левую сторону моей окраинной улицы снесли и уже кое-где успели понастроить многоэтажки. Появилась уйма незнакомого народу, неприятное все-таки чувство. Раньше знал каждого, и меня знал тоже каждый на улице. По дороге встретил еще буфет, где возле окошка дремал Роман Гнатышин, бывший студент какого-то вуза, а теперь "ШП", "швой парень". -- Будешь? -- спросил он печально. -- Конечно,-- ответил я. Он пододвинул кружку. Его рыжие усы уже подмокли в пене, на губах блестела рыбья чешуя, несколько жирных блесток запуталось в усах. -- Ты бы сбрил их,-- посоветовал я,-- и постригся бы заодно. -- Зачем? -- спросил он уныло. Скривился, сделал глоток, потом посмотрел на жирные от селедки руки и вытер о длинные патлы. -- Ну-ну,-- сказал я,-- тогда конечно. Допил пиво и побрел дальше. На трамвайной остановке обратил внимание на двух "королевских" девчонок. Одеты шикарно, спины прямые, а уж смотрят... Я таким только свистел вслед или подбрасывал пару горячих слов. Возле скверика встретил Машку. Ладная из себя подруга и одета в самое дорогое, клад для женихов с нашего завода. И не гордая. Еще издали заулыбалась и стала смотреть добрыми коровьими глазами. Наверное, прикидывала, как отучит пить и заставит по воскресеньям ходить на базар с хозяйственной сумкой. -- Привет,-- сказал я. -- Привет,-- ответила Машка.-- Может, сходим в кино? Итальянская комедия идет, вся про любовь! -- Не тянет,-- сказал я.-- Есть вещи и поинтереснее. -- Ну-у-у... Тогда пей свое гадкое пиво и проводи меня. Вот так. А та, с коричневыми глазами, к буфету и не подпустила бы. И послушался бы. И сумочку бы носил. В зубах бы носил! -- Нет,-- сказал тоскливо,-- не хочу ни кино, ни пива. Сам не знаю, чего хочу. Она вскинула ресницы, решила, что поняла. -- Тогда пойдем к нам,-- сказала и сразу покраснела,-- мама ушла к соседке на телевизор. Просидит весь вечер. Будет весело и не придется ни о чем думать. Не придется ни о чем думать! Я сам не люблю, когда нужно о чем-то думать. У меня от умных вещей голова болит, а от книг в сон клонит. Но вот сейчас вдруг захотелось шевелить во всю силу мозгами. -- Нет,-- сказал я почти виновато.-- Извини... я пошел. Ее глаза из умоляющих стали круглыми от удивления. Никогда ни перед кем я не извинялся. Уже недалеко от дома меня обогнала странная пара. Мужчина и женщина. Странными мне показались глаза у женщины: хоть сейчас пиши икону. -- Ты не должен,-- говорила она срывающимся голосом,-- ты не смеешь! Это очень опасно при твоем здоровье... Ее спутник бубнил упрямо: -- Врачи всегда испытывали на себе... Я обязан... Они быстро удалялись. У нее была классная фигура и длинные ноги. И вдруг снова захотелось напиться. Яростно. Хотя бы пива! И почему это забегаловки закрываются так рано? Читал в одном заграничном романе, что у Джона всегда стоял под кроватью ящик виски. Этого я не понимаю. У меня бы долго не простоял. Впереди послышался шум. Подошел ближе и узрел веселую сценку. Возле входа в недавно построенный институт два красномордых типа теснили к стенке щуплого интеллигентика. Того самого, что недавно обогнал меня. Парни уже прижали его, а женщина вцепилась в рукав одного петуха и пыталась оттащить. -- Сейчас ты узнаешь, как толкаться,-- приговаривал один,-- сейчас ты у нас станешь красивым... Подруга интеллигента не кричала. Наверное, из гордости. -- Ты узнаешь,-- проревел второй,-- кто здесь хозяин. Это был здоровенный рыхлый балбес. Второй выглядел поплоше. Раньше я их не видел, наверно, переселились вместе с новыми домами. Что-то слишком быстро начали считать себя хозяевами моей улицы! Придется дать урок... -- В чем дело, хлопчики? -- спросил я очень вежливо. Мне не ответили. Были заняты. -- Не слышу ответа,-- сказал я очень-очень вежливо. Меня снова игнорировали. Тогда я шагнул вперед и врезал по ноздрям того, что поплоше. Только копыта мелькнули выше рогов, а сам шестерка брякнулся о стену и лег. Интеллигент вырвался и стал часто дышать. И он и подруга смотрели на меня с надеждой. А здоровяк уже повернулся ко мне. Рожа побагровела, как буряк, зато кулаки побелели. -- Ты шо? -- спросил он.-- Ваську бить? Он был здоровый, как бугай, и плечи дай боже. Только и у меня не уже. А драться я умел, такие туши одной левой бросал. Сделал финт левой, ушел от удара правой, нырнул от крюка и врезал прямо в глаз. Вырубил из этого мира надолго. Второй сопляк только поднимался Ноги разъезжались, словно только что родился. -- Забирай свою шпану,-- сказал я,-- и вон отсюда! Отныне на эту улицу вход только по пропускам с моей подписью. -- Мы вам очень признательны,-- сказала женщина,-- это очень великодушно с вашей стороны! Ее спутник оказался смекалистее. -- Благодарить нужно по-другому! -- сказал он достаточно бодро.-- Стаканчик! Чистого, медицинского! Сразу видно, что мужик, хоть и интеллигент. -- Впрочем,-- сказал он,-- пройдемте в здание. Не стоит бегать в темноте через весь двор с полным стаканом. Женщина шла сзади и объясняла, как все случилось, хотя и так все было ясно. Дуры бабы, ничего не понимают. В громадном зале аппаратуры оказалось побольше, чем в нашем главном корпусе сборочного цеха турбин. А всяких щитов с разноцветными лампочками, циферблатами и прочей математикой хватило бы на десяток диспетчерских нашего завода-гиганта. Провожатый подвел меня к сейфу: -- Услуга за услугу. Сейчас достанем спиритус вини... -- Он порылся в карманах, позвенел мелочью. -- Галя, ключ не у тебя? Она пожала плечами, раскрыла сумочку: пудра, помада, духи, расческа, еще что-то непонятное. Ключа не было. Он навернул ко мне растерянное лицо. Видно думал, что начинаю подозревать в жульничестве... Увел, мол, с улицы, где я хозяин, теперь начинает выкидывать коники: -- Сбегаю на соседнюю кафедру. Сейфы у нас одинаковые, в прошлое воскресенье Иван Варфаломеевич пользовался моим ключом. Он махнул подруге рукой и быстро вышел. Слышно было, как прыгал через несколько ступенек. Я выглянул в окно. Соседний корпус располагался в добрых пятистах метрах. Пока доберется... -- Опыт очень опасный? -- спросил у нее. Она ответила не сразу, уже думала о своем, потом выпалила жадно, словно от меня могло прийти спасение: -- Для него -- да! Здоровье у него слабое, каждый год ложится в больницу! -- Есть же народ покрепче,-- сказал я. -- Ученый совет не разрешает проводить опыт над человеком! А над животными -- ничего не дает. Я посматривал на приготовленное ложе и думал, что болел только раз в жизни. И то в детстве, когда объелся пирожными. Я опустился в кресло, оно скрипнуло и разложилось. -- Давайте! -- сказал я твердо. Она смотрела громадными глазами, и я читал в них все, что она думала в этот момент. Этот, мол, подходит куда больше. Ответственность? Пусть. Зато ОН уцелеет. Для него и на преступление можно пойти, не только на опасный опыт... Она спешила, работала лихорадочно. Оказывается, нужно подсоединить уйму всяких проволоче