Я сбежал вниз. Институтская машина оказалась свободна, а шофера разыскивать я не стал. Машина неслась по шоссе. Справа мелькнули развалины древнего театра или цирка. Там круглая арена и остатки каменных сидений, что ровными уступами спускаются к арене или к сцене. Именно там мне однажды в детстве посчастливилось увидеть Овеществителя. Мы тогда с Петром, школьным другом, лазили по развалинам, ловили ящериц, что вылезали греться на солнышке, сами пропитывались солнцем... Помню, как Петр вдруг схватил меня за руку, зашипел на ухо. Откуда ни возьмись, на арену выбежал измученный человек. В светло-сером костюме, при галстуке, но почему-то босой, ступни в крови, перепачканные грязью. Дышал он с хрипом, лицо было белое как мел. Когда он был уже на середине арены, из развалин туннеля выметнулось огромное тело, развернулось в прыжке, мелькнула оскаленная пасть. Острые зубы блестели, длинные и страшные как ножи. Громовой рык потряс цирк. Человек оглянулся, его ноги приросли к земле. Неправдоподобно громадный тигр настиг жертву в два прыжка. Я рванулся на помощь, но Петр цепко держал за рукав, зашипел яростно: -- Не успеешь! -- Но погибает же... Тигр обрушился на человека. Мы услышали треск, почва под нами качнулась. Вдруг тигр быстро уменьшился, теперь это была черная собака. Она равнодушно лизнула человека, он смотрел на нее оторопело, а собака огромными скачками унеслась прочь. Там высилась стена, но собака, как я видел отчетливо, прошла ее насквозь. Правда, я тут же убедил себя, что она скользнула в тень и там легла, невидимая. Человек поднялся, затравленно обвел глазами каменные стены. Мы молча наблюдали, как он опустил голову, обречено пошел дальше. Каменные скамьи загораживали ему путь, но он упрямо карабкался, наконец скрылся из глаз. -- Это был Овеществитель! -- сказал Петр потрясенно. -- Такой обыкновенный? -- ахнул я.-- Не может быть... -- Но ты же видел! -- Как же он может... такой... такой... -- Не знаю,-- ответил Петр угрюмо. Мы понеслись на арену. Я поскальзывался, камни выглядели иными, одни выросли, другие исчезли вовсе. -- В нем нет ничего необыкновенного,-- крикнул я Петру в спину. -- Зато мощь его необычайна,-- отозвался он свирепо. Он оступился, мелькнула над землей разодранная в кровь лодыжка, но Петр не останавливался, лишь на миг повернул на бегу лицо, где презрение боролось с отчаянием,-- как несправедливо: быть наделенным такой странной мощью, и так бездарно ею пользоваться! Под левой стеной растерянно топтались люди, человек десять. До появления Овеществителя их здесь не было. Они растерянно озирались, все больше и больше пугались, пронзительно вскрикнула одна из женщин, в страхе завизжала еще одна. -- Овеществитель! -- яростно сказал Петр.-- Это ничтожество сотворило их походя, вряд ли заметив факт творения... -- Невероятно,-- прошептал я. Мы подошли, замедляя шаг, к людям. -- Не пугайтесь,-- сказал Петр быстро и громко.-- Мы здесь живем, все правильно. Мир таков, какой есть. Все вы займете в нем свои места. На площадь ворвались с воем универсальные машины. Ремонтники прыгали на ходу, нелепые и страшные в скафандрах защиты и противорадиационных масках. Среди новосотворенных женщины завизжали еще громче. Арену мигом окружили, меня с Петром грубо выпихнули. Примчались машины с учеными. Техники в синих халатах быстро растыкали везде приборы, где только ступала нога Овеществителя. Новосотворенных людей сразу же увезли в центр обучения. Мы с Петром затаились за цепью солдат, жадно смотрели как техники исследуют изменения, а ремонтники спешно устраняют последствия флюктуации. Вон там две башни непонятным образом слились в одну, а плиты под нами, знакомые с детства, почему-то спеклись в серую однородную массу... Мир подчиняется простым и строгим законам. Правда, не все законы сформулированы, не все закономерности открыты, но -- они есть! И только один лишь Овеществитель вне всяких законов. Я бросил машину у подъезда, игнорируя знак запрета, взбежал по лестнице. Мария жила в старом доме, лифта не было, пролеты длинные, не всякий молодой согласился бы ежедневно подниматься пешком на седьмой этаж, а Мария еще и таскала с собой велосипед, такая хрупкая и нежная, а велосипед с багажником, где сумку распирают бутылки с молоком, хлеб, различные покупки с базара... -- Что случилось? -- спросила она встревожено. Я вдвинулся в прихожую, схватил ее в объятия, моя нога удачно лягнула дверь, и та захлопнулась. -- Сумасшедший! -- воскликнула она, изо всех сил отворачивая лицо. -- Как весь мир,-- согласился я и поцеловал ее снова. Она престала уворачиваться, наконец ее губы слабо ответили. Я крепко держал ее, и ее руки обняли меня за шею. -- Погоди... Ну что ты делаешь... Я подхватил ее на руки, быстро понес в комнату, задевая в узеньком коридорчике за стены, смахнув с трельяжа -- кто его поставил в таком узком месте? -- флакончик духов. -- Что случилось? -- спросила она снова, когда мы плюхнулись на диван. -- Я люблю тебя,-- ответил я. Перевел дух, ибо носить женщин раньше не пробовал, повторил,-- я тебя люблю, а что в мире может быть важнее? -- Ты ушел с работы? -- К черту работу! Сам шеф велел не терять времени. Мелочи, дескать, потом, сейчас нужно заниматься самым главным. -- Сумасшедший! -- сказала она возмущенно. -- Еще какой,-- согласился я радостно. Она смотрела на меня снизу, не делая попыток освободиться, и наши взгляды перекрещивались, сливались в один поток, один канал, и этот канал все расширялся, пока не охватил пламенем нас и все в комнате, весь мир, сжег пространство и время. Я усадил Марию в машину, быстро оббежал с другой стороны, радуясь, что блюстители порядка не заметили нарушения, плюхнулся на сидение и поспешно вырулил на главную улицу. Мария прижималась плечом, ее глаза были полузакрыты, она легко и светло улыбалась. Так ехать неудобно, но я не отодвигался, только не набирал привычно скорость: теперь жизнь мне дорога. Мария всю дорогу молчала, только один раз приоткрыла глаза и спросила: -- Домой заезжать не будешь? -- Куда это? -- удивился я.-- Я только что там был. Разве мой дом не там, где моя жизнь? Она улыбнулась и промолчала, только улыбка ее стала еще теплее. Мы медленно поднялись ко мне в лабораторию, я поддерживал Марию под локоть, это было непривычно и ей и мне, мы шли вверх по лестнице как два инвалида, я неуклюжий в галантности, она -- в попытке держаться как подобает даме. Я возился с настройкой, Мария устроилась с ногами в кресле и наблюдала за мной. Так прошло около часа, затем раздался зуммер внутренней связи. -- Слушаю,-- сказал я. -- Поднимись в зал машинных расчетов,-- послышался голос шефа.-- Срочно. Я положил трубку, коротко взглянул на Марию. Она опустила ноги на пол, взглянула встревожено. -- Что-нибудь случилось? -- Шеф вызывает. -- В кабинет? -- Нет, в зал машинных расчетов. Она встала, отряхнула платье. -- Пойдем вместе,-- сказала спокойно.-- Я не ваш сотрудник, но все допуски имею. К тому же, с твоим шефом я знакома хорошо. Он старый приятель моего отца и часто бывает у нас. Я в удивлении раскрыл рот: -- Ты никогда мне не говорила... Шеф такой нелюдимый! -- Ошибаешься,-- упрекнула она мягко.-- Пошли, он ждет. Когда мы вошли в зал, там было непривычно много народу. Почти все работали с аппаратурой, я никогда не видел, чтобы все компьютеры загрузили на всю мощь. Да где там: они выли от перегрузки. Шеф махнул нам, подзывая поближе. Рядом с ним стоял худой мужчина с желтым нервным лицом, что-то горячечно доказывал. Когда мы подошли, я услышал его страстный голос: -- И еще в мистических сектах говорят о какой-то Белой Волне... После нее, якобы, вообще абсолютно невозможны какие-либо остатки прежнего мира. Белая Волна уничтожает все без остатка. Все: воздух, землю, планеты, звезды, вселенную, элементарные частицы. Исчезают даже время и пространство! Шеф коротко взглянул на меня, угрожающе перекосился. -- Странно слышать,-- сказал он язвительно,-- что серьезный ученый ссылается на мистические откровения! -- Простите,-- перебил нервный,-- но донаучный период... Обрывки знаний сохранялись в религии, облекаясь в причудливую форму... -- Нет, это вы простите. Что они проповедуют? Как всегда, характерный для любой религии пессимизм. Все равно, дескать, гибель мира, Страшный Суд, сделать ничего нельзя абсолютно, все в руке всевышнего, не стоит и пытаться! Нервный открыл рот и тут же закрыл. Наконец сказал сразу осевшим голосом: -- Вы правы... Я не подумал о гибельности такой позиции. Был заворожен баснями, что в недрах храмов хранятся тайны, дошедшие из глубин времен. Шеф уже повернулся к нам, на раскаяние нервного только отмахнулся: -- А вы подумали,-- сказал он через плечо,-- что если после Белой Волны ничего не остается, то откуда о ней знают? Тем более, люди, не вооруженные знаниями? Нервный ушел ниже травы, тише воды, а шеф с ходу насел: -- Мальчик, бери свою девочку, дуй к главному компьютеру. Она поможет, я знаю ее возможности, а ты срочно рассчитай кривую изменений плотности... Сильный треск прервал его, ударил по натянутым нервам. Мне показалось, что пошатнулись стены, под ногами дрогнула земля. Резкая боль мгновенно ударила по всему телу, тут же отпустила. Во рту стало сухо. Мария, Мария... Треск раздался снова, опять ударила острая мгновенная боль. Мария побледнела, прижалась ко мне. В компьютерах послышался вой, в одном коротко блеснуло, оттуда побежала синяя струйка дыма, затем из всех щелей кожуха повалил черный дым. Всюду горели красные лампочки неисправности, агрегаты выходили из строя. В третий раз раздался треск. Люди сгрудились посередине зала, ибо по одной стене сверху вниз пробежала трещина, расколола пол, снизу пахнуло подземным теплом. Пол задвигался, плиты качались, в трещину падали с расколотой стены комья сухой известки. Опять треск, переходящий в оглушительный звон. Здание еще держалось, и безумная надежда появлялась на лицах: все уже интуитивно понимали природу смертельного треска, он не мог длиться долго -- еще два-три раза, а то и меньше... Длинная мучительная тишина, скрип плит, что терлись друг о друга как панцири черепах, и -- снова треск. Помутнел воздух, повисли странные темные сгущения. В правой части зала образовалось пятно Исчезновения. Там уже Ничто, смертельный ужас небытия... Я прижал к себе Марию, с силой отвернул ей лицо от пятна, но она подняла глаза, наши взгляды встретились, она задрожала, уткнулась мне в грудь. Несколько мгновений мы ждали конца, но снова раздался треск -- шестой раз! -- я вскинул голову, в сердце ударила надежда. Страшное пятно Исчезновения растворилось, стена надежно высилась снова, высокая и прочная, от темных валунов веяло сыростью, в щелях зеленели ниточки мха, компьютер каким-то образом восстановился и вовсю работал, мигали зеленые лампочки, весь мир мучительно сопротивлялся разрушению, плиты под ногами наползали друг на друга, терлись, скрежетали, летела пыль и оседала на ноги, но мир был надежен, осязаем. Он был! Длинная тишина, мы уже обменялись взглядами надежды, кто-то шумно перевел дух, кто-то радостно ударил соседа по спине, мы были уверенны, что все прекратилось, и тут снова прямо в уши, в мозг, в сердце, вонзился страшный треск, переходящий в оглушительный звон, и тут огромный зал машинных расчетов, толпа сотрудников, небо и солнце за окнами -- все стало блекнуть, размываться, растворяться, исчезать. Мария вздрогнула в моих ослабевших руках, стала таять, мои руки беспомощно хватали редеющую тень, что быстро растворялась. И я уже растворялся сам, и в последнем проблеске сознания, чувства, понимания, в смертной тоске словно бы увидел или ощутил возникающий другой мир -- странный и причудливый, увидел человека в кресле,-- я узнал Овеществителя, которого в детстве видел в развалинах старого цирка,-- он одурманено мотал головой с закрытыми глазами, отгоняя остатки короткого послеобеденного сна, ладонь его шлепала по столу, пытаясь ухватить трубку проклятого, все еще звонящего телефона. А мы исчезали. Исчезали, накрываемые, как я успел понять, Белой Волной. Наконец тот человек открыл глаза. ПЛАНЕТА КРАСИВЫХ ЗАКАТОВ Он посадил корабли на планету Закатов уже под утро. Небо на востоке начало сереть, звезды блекнуть. Всего несколько минут понадобилось ему, чтобы подключиться к приземной мыслесфере и узнать все о землянах и об их планете, которая просуществует не дольше, чем понадобится ему для нажатия красной кнопки с надписью: "Телепортация". А потом на этот обреченный мир хлынут армады конквистадоров, на крупные центры полетят аннигиляционные бомбы, по материкам пройдет волна абсолютной стерилизации. Для разведчика-телепата никогда не представляло трудности нащупать мозги военных и административных деятелей намеченной планеты и покопаться в них. А то, что он узнал, наполнило презрением к военному потенциалу туземцев. Термоядерные бомбы, нелепые ракеты, металлические самолеты, ползающие танки... Примитив, который и оружием назвать нельзя. Его корабль стоял в пустынной степи, и Тор без опасения вышел наружу, вдохнул с удовольствием натуральный воздух. Тяжелый атомный пистолет висел под рукой. Да и что могло угрожать тренированному атлету-телепату, который хладнокровно просматривал мысли всех этих грязных приматов на сотни миль вокруг? Он уже знал, что эту кислородную планету называют Землей и будут называть так еще некоторое время. В Совете по делам новых планет назвали ее планетой Закатов, потому что на пленке зонда-разведчика оказалось запечатлено просто сказочное зрелище при заходе солнца. Он знал, что на этой планете имеется множество разных форм жизни и поэтому смотрел по сторонам с брезгливым интересом. Всех их придется немедленно уничтожить. Почти у самого горизонта поблескивали огоньки. Тор сфокусировал зрение, рассмотрел даже отдельные здания. Понятно. Тип города -- пленочный, население -- в пределах миллиона, освещение -- допотопное электрическое... Он равнодушно повернул к кораблю. Смотреть не на что. На выжженный ландшафт, который предстанет перед ним через час и то приятно взглянуть Хорошее здоровое сердце и не должно знать жалости. И оно не знает! Он уже заносил ногу в люк, когда услышал слабый прерывистый звук под ногами. Будто поскребли ножом по стеклу и, перепугавшись отвратительного визга, бросили нелепое занятие. Он постоял, прислушиваясь, хотел уже идти к своей красной кнопке, как вдруг эти слабенькие звуки возобновились. Но как! Теперь это была чистая звенящая мелодия на уровне лучших суперквазитронных многоскерц. Но откуда здесь уникальные агрегаты? Тор нагнулся в недоумении. Возле его ноги сидело на зеленой травинке существо с двумя гибкими антеннами на смешной голове с выпуклыми глазами. Кукольное чудовище держалось двумя парами передних лап за былинку, а задней ножкой старательно пиликало микроскопическими зазубринками по жесткому надкрылью. И оно создавало звуки, которые на его планете кропотливо изобретал, проектировал, проверял и доводил до совершенства огромный коллектив высококвалифицированных инженеров, акустиков, психологов, физиологов? Тор тряхнул одурманенной головой, отгоняя наваждение. Нет, ни о каких происках врагов не может быть и речи. Его тренированный мозг разведчика-телепата высшей категории заметил бы опасность вовремя. Даже если радары туземцев и засекли его корабль, то дикарям понадобится несколько часов, чтобы отыскать место посадки и послать истребительный отряд. А ему нужно всего несколько минут... В этот момент неподалеку отозвался чистый, как горный ручеек, серебряный альт, через мгновение к дуэту присоединился прозрачный голосок флейты. Трио звучало настолько слаженно, что Тор невольно поднял голову, отыскивая невидимого дирижера. И он его увидел! Тот висел неподвижно в воздухе, бешено вращая крохотными блестящими крылышками. Он тоже играл и пел одновременно, но его мелодия оказалась на грани ультразвука, и Тор ощутил чувство горечи: половина прекрасных звуков заваливалась за линию слышимости! Он присел на корточки, рассматривая крохотный оркестр. Маленький скрипач сидел возле самого носка тяжелого сапога с магнитной подковкой. Он смотрел темными бусинками глаз доверчиво и беззащитно, лапки подрагивали от страха, но мелодии не прерывал. Тор растроганно улыбнулся. После мрачной бездны черного космоса с холодными льдинками звезд, после огня и пламенного вихря из термостойких дюз, после адского рева и грохота атомных двигателей -- чистая нехитрая песенка крохотных музыкантов! В немом изумлении он смотрел на эту поляну. На каждой травинке сидел маленький исполнитель и самозабвенно, во всю мочь выводил собственную песенку. Но звучали они настолько слаженно и красиво, что холодело внутри, будто он стоял на самом краю звездной бездны. Прозвучали печальные басовые ноты: в утреннем воздухе тяжело прогудел коричневый жук и шлепнулся в мягкую траву. Трепеща радужными крыльями, на кончик травинки опустилось совсем уже странное существо. Длинное тельце с утолщением на груди состояло из ряда сегментов изумрудного цвета, половину круглой головки занимали сказочные глаза! Огромные и сферические, они отливали красным, оранжевым, ультрамариновым и сотнями других, никогда не существовавших -- он это знал! -- цветов и оттенков. -- Фасеточные,-- зарегистрировал мозг автоматически.-- Не меньше двадцати тысяч омматидиев. Безумное расточительство! Тор успел отметить, что верхняя половинка бесподобных глаз состоит из более крупных фасеток, чем нижняя, и может воспринимать только фиолетовые и синие лучи, зато нижней частью эта, по всей вероятности, охотница, в совершенстве различает тончайшие нюансы красного, желтого и зеленого цвета. Понятно и это: на полной скорости достаточно заметить промелькнувший силуэт на фоне голубого неба,-- для этого достаточно увидеть его в форме темного пятна,-- зато нижней части огромных глаз приходится находить добычу среди зеленых и желтых травинок, коричневых комочков земли, всяких палочек и щепочек. В этом случае совершенное цветовое зрение просто необходимо... Он привычно анализировал, но вот элегантная охотница в отчаянии схватилась хрупкими передними лапками за голову и он вздрогнул от беспокойства, внутри похолодело. Что случилось? Милое существо, тебя обидели? Лапка об лапку, потом снова за голову... Наконец он понял и сразу ощутил несказанное облегчение. Уф-ф... Балерина воздушного океана просто умывается! На соседней травинке сидел еще один умывальщик. Большой, солидный, похожий на того самого крошечного скрипача, только вдвое крупнее. Этот неторопливо и деловито протаскивал через сложные челюсти блестящие лапки, спокойно выкусывал из зазубринок мельчайшие соринки. Сначала правая лапка, потом левая... затем правая задняя... левая задняя... Пропустил? Нет, подошла очередь и правой средней. Закончив с лапками, умывальщик занялся чудесными и гибкими усиками. Страшной задней лапой с шипами на внутренней стороне голени он зацеплял каждый усик в отдельности и подгибал ко рту. Глядя, как ужасные челюсти смыкаются, грозя перекусить чудесные антенны, Тор чуть не крикнул: "Что ты делаешь, откусишь!", но огромным усилием воли стряхнул чары. А умывальщик вдруг встрепенулся, провел зазубренной лапкой по коричневому надкрылью и -- странная, никогда не слышанная мелодия ударила током в каменное сердце, сжала, заставила пульсировать в собственном колдовском ритме, раскрыла сокровеннейшие тайники души, в которые не смог заглянуть даже Электронный Суперпсихолог Фомальгаута... Тайники, о которых не подозревал он сам! На востоке над горизонтом появилась узкая серая полоска. Она неторопливо разрасталась вширь, приобретала синий оттенок, а само небо все еще оставалось черным и фиолетовым, словно мантия сказочного колдуна, с медленно тускнеющими блестками звезд. Где-то в вышине чуть слышно пронесся утренний ветерок. Светлая полоска над горизонтом ширилась, наливалась голубой краской, к сияющему ультрамарину стал подмешиваться розовый оттенок. Краски уверенно зрели, наливались соком, появились оттенки и переходы. Теперь уже все небо приобрело голубой тон, а на востоке... На востоке полыхало зарево! Такого немыслимого буйства красок он не встречал даже на священных картинах древних мастеров, никакая фантазия не сотворила бы такое сказочное, магическое зрелище... Умывальщик вдруг сильно и резко оттолкнулся, пулей взлетел в воздух и там, в бездне голубого неба с оранжевыми облаками, расправил волшебные пурпурные крылышки... И оттого, что он так просто оборвал свою ликующую песнь, Тор ощутил болезненный укол в ожившее сердце. Зеленый стремительный силуэт с красными крылышками давно исчез, а он все еще сидел в том же положении, с удивлением чувствуя, как утихает бешеное сердцебиение, безмятежный покой расправляет окаменевшие мышцы, мудрая умиротворенность выравнивает дыхание... И вдруг понял причину. На бледно-голубом цветке в форме колокольчика сидел крошечный жучок и трогательно пиликал нехитрую однообразную песенку. Это она сняла напряжение, напомнила о покое, вечности, смысле бытия... Вокруг медленно разворачивались нежные бутоны диковинных растений. Дикое множество первобытных форм! Всюду он видел множество устремленных на него любопытных глаз. Самых разных: фасеточных, стебельчатых, суперпозиционных, телескопических, инвертированных. Тоненько-тоненько запела над самой головой нежная прозрачная мелодия худенького существа с прозрачными крылышками и тоненькими ножками. Оно вибрировало в воздухе, а узенькие крылышки взмахивали настолько часто, что сливались в блестящий шар. Вскоре к нему присоединилось еще несколько подобных созданий, и утренний гимн жизни проник в самую глубину естества Тора. Над ухом звенел почти за порогом слышимости тоненький голосок безротого существа с тончайшими крылышками. Песнь была ликующей, но Тор уловил и оттенок грусти. Жизнь так коротка и познать ее за этот срок... Всего сутки могло просуществовать это создание. И -- умереть! В строгом торжественном одеянии сел на былинку черный элегантный жук с блестящими надкрыльями... Тор вбирал в себя чародейские краски, захлебываясь от изобилия чудес и красоты. Планета Закатов? Этот мир -- планета Восходов! Он видел, как неподалеку грузно опустилось на луг примитивное сооружение из металла, с нелепым винтом наверху. Оттуда начали выпрыгивать солдаты с оружием наизготовку. Потные и сопящие, они долго выстраивались в цепь, потом побежали к нему, тяжело топая сапогами. До раскрытого люка -- рукой подать, но Тор не мог пошевелиться. Пришлось бы стряхнуть крошечного скрипача, который теперь сидел у него на обшлаге рукава и самозабвенно пел о неизмеримой ценности всего живого. ВЕЛИКАНЫ Это был исполинский дремучий лес. Могучие кряжистые деревья вздымали вверх свирепо изогнутые ветви, из почвы выползали, извиваясь, как змеи, холодные скользкие корни. Особенно страшными они казались ночью. Белесоватые и цепкие, как щупальца морских животных, они переплетались друг с другом и вспучивали мох безобразными буграми, сцепляясь во мраке. Но жителям леса он не казался страшным. Да еще ночью. Там жили великаны. Угрюмый и страшный лес был для них не крупнее, чем низкорослый кустарник для остальных обитателей леса. Грохот и треск сопровождали великанов, когда они ходили по лесу и попутно крушили по дороге столетние дубы и кедры. А утром солнце освещало поваленные деревья и растоптанные цветы на полянах. Да еще попадались небольшие холмики свежевырытой земли и... норки. А надменные великаны? Их нигде не было. И непосвященный никогда бы не догадался, что это и есть норки ночных исполинов. Тех самых, что страшно ревели во Мраке и крушили деревья. Им не нашлось места под солнцем! Метаморфоза происходила каждое утро. Однажды в лес вернулся Странник. Этот великан часто уходил из обжитой части леса, чтобы и в незнакомых местах показать свою угрюмую мрачную силу. В смертельном страхе разбегались звери, птицы в испуге покидали гнезда с птенцами, рыба зарывалась поглубже в ил. Странник мог ладонью прихлопнуть буйвола или дикого вепря, а медведя легко перебрасывал через речку. Нередко можно было видеть умирающих животных, которых он ловил по дороге и накалывал на вершины деревьев. -- Новости! -- крикнул он громко. От страшного голоса треснули ближайшие деревья, повскакивали с лежбищ олени, косули, козы, кабаны, зайцы. Вскочили, повели ушами и бросились в чащу. Со всех сторон сходились великаны. Они не любили и ненавидели друг друга. Каждый считал себя сильнее и лучше остальных, между ними часто вспыхивали страшные драки. Тогда лес на много верст вокруг оказывался перемолотым в щепки. Великаны вырывали деревья с корнями и с ревом бросались друг на друга, швыряли исполинские камни и целые скалы. В короткие дни затишья копили злобу, жили отдельно друг от друга. -- Я выходил из леса! -- сказал Странник гордо. -- Что ты увидел в той пустыне? -- спросил Бронт, самый надменный из великанов. -- Там, оказывается, не пустыня,-- ответил Странник.-- На равнине тоже теплится жизнь. Правда, никчемная. Однако внешние похожие на нас. Ох и позабавился я, когда топтал их жилища. Это было очень удобно, ибо они строят хижины одну подле другой. Он оглушительно захохотал. Это действительно было забавно: топтать и сшибать игрушечные домики. -- И это все? -- спросил холодно великан по имени Ноо. Он не находил ничего хорошего в том, чтобы обижать маленький народец. Живут себе, ну и пусть живут. -- Нет, не все,-- сказал Странник.-- Они очень похожи на нас, хотя и мелкие. Но дело не в этом. Они остаются прежними и с восходом солнца! Я едва не погиб, зарываясь в землю, когда ребенок кинулся ко мне с палкой... Могучий стон пронесся над лесом Остаются прежними! Встречают восход солнца! Никто никогда не мечтал об этом так страстно. Увидеть солнечные лучи из листьев деревьев, услышать пение птиц, посмотреть на распустившиеся цветы... А что такое цветы? Что такое цвет? Красный, желтый, голубой, зеленый? Что такое радуга? -- Не врешь? -- спросил Бронт недоверчиво. -- Это правда.-- ответил Странник. Великаны молчали, обдумывая сказанное. И мечтали... -- Не стоит завидовать,-- сказал Бронт наконец.-- Эти твари ничем не отличаются от остальных зверей. Застывшая костная форма А мы -- вершина! Дети эволюции. Природа постоянно экспериментирует, создает новые виды. Мы -- самый необычный вид. И самый удачный! -- Но у них тоже есть разум,-- возразил Ноо.-- Ты же сам слышал, что они строят хижины! -- А живут сообща,-- фыркнул Бронт.-- Как осы, муравьи, пчелы. Или бобры. Вряд ли они обладают разумом. Ведь он в том и состоит, чтобы сеять смерть, искоренять все, что ненужно нам. Непригодное для нас -- предать ужасной смерти! Сравнять горы с равниной, а на равнинах -- взгромоздить горы! Скажи, под силу этой мелюзге такие исполинские задачи? Это можем сделать только мы, гиганты, живущие по тысяче лет. Сила и только сила -- высшее проявление разума! Он ревел и бил себя в грудь тяжелым кулаком. Грудь гудела, как колокол, а зубы во мраке сверкали белым пламенем. -- Не знаю,-- ответил Ноо после долгого молчания.-- Может быть, они разумны как-нибудь по-другому. Эволюция слепа, и боковых ветвей нашего рода много. -- Да,-- ответил Бронт.-- Тупиковых ветвей! Он встал во весь рост, дохнул так, что поднялся ветерок,-- и пошел прочь. Треск ветвей сопровождал каждый его шаг. Ноо грустно посмотрел на поверженные стволы. Он не любил ломать деревья без всякой причины. Лишь потому, что те оказались на дороге. Он вообще не любил убивать кого-либо, будь это животное или растение. -- Да,-- сказал Ноо,-- но они видят солнце! Глубокое молчание было ему ответом. Каждый старался представить себе это солнце, о котором ходило столько легенд, но которого никто не видел. Странник оглянулся издали: -- Они кричали, завидев меня: "Гигантопитек!" Он сидел на обломке скалы. Полночь уже минула, черное звездное небо начало сереть. Как только исчезнут звезды, а нежные облака окрасятся в волшебный розовый цвет, он перестанет быть великаном. Вместо него в землю начнет зарываться жалкая пугливая тварь. От жалости к самому себе у него даже дух перехватило. Ночью -- гигант, днем -- ничтожная тварь. А в среднем -- что-то подобное существу из соседней тупиковой ветви. Самое страшное в подобной ежеутренней метаморфозе -- неизвестность. Ни у кого нет уверенности, что ночью он снова станет могучим великаном. С дерева что-то упало. Ноо увидел, как на мягкий мох шлепнулся маленький живой комочек. Это был птенец, желтый и пушистый. Упругий мох спружинил, птенца подбросило вверх, он торопливо замахал крошечными крылышками, но тут же упал на прежнее место и, не удержавшись, ткнулся головой в траву. Шейка у него была тоненькая, вот-вот переломится под тяжестью большой головы с хищно загнутым клювом. Но пищал он жалобно, и лапки у него разъезжались. Ноо нагнулся и протянул руку. Птенец с готовностью долбанул его клювом в палец. Ноо засмеялся и взял его в ладонь. Это был еще неоперившийся орленок. Весь желтенький и пушистый. Птенец попытался обхватить коготками палец исполина, потом поднял голову, широко раскрыл рот. -- Хочешь есть? -- спросил Ноо. Птенец запищал. Шейку он вытягивал очень старательно, даже переступил с лапки на лапку, чтобы казаться выше. При этом потерял равновесие, потешно замахал крылышками и снова шлепнулся в широкую ладонь. -- Ах ты, пташик,-- сказал Ноо. Он обошел дерево. Гнездо оказалось на самой вершине дуба. В нем сидело еще два таких же птенца. Увидев Ноо, они запищали, задвигались и широко раскрыли потешные рты. -- Бедолаги,-- сказал Ноо.-- Ничего я вам не принес. Разве что братика. Он усадил птенца в гнездо и погрозил пальцем. Сиди! В ответ птенец открыл рот и запищал. И вдруг все птенцы запищали особенно радостно. Ноо оглянулся. С высоты быстро неслась большая птица. В когтях она держала небольшое лохматое животное. Козу или овцу. Ноо поспешно отошел. Незачем пугать бедную пташку. Ишь как волнуется за детишек! Он услышал шорох. Между деревьями пробиралось маленькое человеческое существо. Ноо впервые видел представителей боковой ветви своего вида. Это была измученная девушка в стареньком сарафане, волосы ее отливали красной медью, босые ноги исцарапала жесткая трава. Ноо, который прекрасно видел в предрассветной темноте, успел внимательно рассмотреть ее лицо. Молодая, глаза широко расставлены, темные, а в них -- упорство и отчаянное желание выжить, уцелеть. Ноо шелохнул ногой. Девушка едва не уперлась в его колено, она взглянула вверх и вскрикнула, тонко и отчаянно. Ноги у нее подогнулись, и она упала в траву. -- Встань,-- сказал Ноо.-- Не бойся, я не трону тебя. Девушка не шевелилась. Ноо терпеливо ждал. Наконец она робко повернула голову и коротко взглянула одним глазом сквозь растопыренные пальцы. Посмотрела и сразу же в ужасе уткнулась лицом в траву. Плечи и спина ее задрожали мелкой дрожью. Ноо понимал ее страх. Все живое трепетало перед гигантами. Его род не знал жалости. Где появлялись гиганты, там исчезала всякая жизнь. Реки переставали течь, деревья -- приносить плоды. -- Встань же,-- снова сказал Ноо негромко. Девушка еще раз взглянула на него, потом приподнялась и встала на колени. На него смотрела со страхом и отчаянием. По лицу ее текли слезы. -- Пожалей меня, могущественный,-- сказала она.-- Что тебе в моей маленькой жизни? Отпусти меня. Я заблудилась в лесу. -- Да не трогаю я тебя,-- сказал он уже нетерпеливо и посмотрел в светлеющее небо.-- Хочешь есть? Ты должна хотеть есть. Вы только и делаете, что едите. Он легонько стукнул по росшей рядом высокой груше. Дерево вздрогнуло, на землю посыпались плоды. Девушка взяла плод и улыбнулась. Слезы мгновенно высохли. -- Спасибо, могучий,-- сказала она.-- Теперь я вижу, что ты не хочешь моей смерти. Но я очень боюсь тебя. Ты такой большой и сильный! Ноо почувствовал, что похвала ему приятна. Он протянул руку себе за спину и сломал верхушку абрикосового дерева. -- На,-- сказал он,-- подкрепи свои силы. Ты голодна. -- Ты так легко сломал это дерево,-- сказала она с восторгом.-- Если мне удастся выбраться отсюда, то я не перестану рассказывать о твоей необыкновенной силе! -- Пустяки,-- сказал он,-- это совсем не трудно. -- А что трудно? -- спросила она. Вопрос застал его врасплох. А что в самом деле трудно? Никому из гигантов не приходилось встречать сопротивления ни со стороны живых существ, ни со стороны природы.. -- Не знаю,-- ответил он искренне. -- А вот это дерево ты можешь сломать? -- спросила она и указала на самый толстый из стоящих рядом дубов.-- Или хотя бы согнуть? Ноо встал. Дуб был громадный, весь в чудовищных узлах и наплывах. Он с силой ударил кулаком в середину ствола. Дуб со страшным треском разлетелся в щепки. -- Как здорово! -- воскликнула девушка. Глаза у нее сияли. Она смотрела на Ноо с восторгом.-- Ты удивительно сильный, добрый великан! А вон ту скалу можешь расколоть? -- Нет ничего проще,-- ответил Ноо. Ему было очень приятно, что кто-то восхищается его достоинствами, вместо того, чтобы восхвалять свои. Он шагнул к скале и ударил. Гранитная глыба треснула и разлетелась в куски. Грохот пронесся по всему лесу, вспугивая зверей. -- Ты самый сильный на свете! -- крикнула девушка с восторгом.-- Ты самый сильный и самый добрый на свете. Ноо почувствовал гордость. -- Ешь плоды,-- сказал он.-- Ты голодна, а идти тебе еще далеко. Она вспомнила, где находится, блестящие глаза погасли. -- Да,-- сказала она потускневшим голосом,-- мне еще очень много идти... И я не знаю дороги... Добрый великан, ты укажешь мне направление? Я хочу домой. Он посмотрел на розовеющее небо и ощутил сильнейшую тоску. Скоро рассвет. -- Да,-- сказал он,-- я укажу тебе дорогу. Он посмотрел на ее вспыхнувшее радостью лицо, на испачканный травами сарафан, на исколотые до крови босые ноги... -- Я помогу тебе выбраться из лесу,-- сказал он неожиданно для самого себя.-- Садись ко мне на плечо! Девушка замирала от страха и обеими руками держалась за его шею. Он придерживал одной рукой ее ноги, чтобы она не трусила из-за высоты. Он торопливо шел через лес, поминутно поглядывая на небо. Скоро, скоро, скоро! Дикие звери разбегались в ужасе. На протяжении всего пути его сопровождали гром и грохот расщепляющихся деревьев, крики разбуженных птиц. Он очень спешил! Девушка уже перестала дрожать. Она восторженно озиралась по сторонам, что-то шептала ему, касаясь уха теплыми мягкими губами. Она держалась крепко, хотя он и так осторожно придерживал ее. Наконец лес кончился. Совершенно неожиданно, безо всякого перехода в кустарник или мелколесье. Впереди расстилалась степь. Вдали виднелось распаханное поле, а еще дальше -- аккуратные маленькие домики. -- Вот я и дома! -- закричала девушка радостно. Она благодарно поцеловала его в щеку, и он осторожно опустил ее на землю. -- Спасибо тебе, добрый великан! Я буду помнить тебя. Ты такой добрый! Надеюсь, что и мир будет добрым к тебе! Прощай! Она повернулась и побежала через поле. Ноо смотрел вслед. Ему было почему-то грустно и чуть тоскливо. Вдруг что-то яркое озарило верхушки деревьев, те заискрились изумрудными каплями, по стволам пополз рубиновый свет. Воздух наполнился стрекотом, появилось множество странных, никогда не виданных существ с блестящими, словно слюда, крылышками. Они были пурпурными, голубыми, аквамариновыми, оранжевыми. А на полянах яркие прекрасные растения начали раскрывать чашечки, развертывать тугие бутоны. Какая красота и какой необыкновенный запах! -- Цветы,-- сказал Ноо. Он задыхался от обилия новых чувств, что обрушились как водопад. Что с миром делается? Он потрясенно посмотрел вверх. Из-за горизонта медленно выкатывался невиданный сверкающий расплавленный шар. Он слепил, на него было трудно и радостно смотреть, он поднимался по невиданному голубому небу. Ноо в радостном изумлении смотрел на свое тело, на свои могучие руки. Сжал и разжал крепкие пальцы... Он не превратился в животное! Когда он шел обратно, повсюду видел мелких жалких тварей, поспешно закапывающихся в землю. БЕЗОПАСНОСТЬ ВТОРЖЕНИЯ Сквозь темные провалы и звездные вихри, через разорванное полотно пространства и гравитационные ямы -- впервые корабль добрался к звезде, что столетие не давала покоя астрономам и астронавигаторам. В главной рубке сгрудились все члены экипажа. Капитан нависал над пультом, его длинные пальцы прыгали по клавишам. -- Идем на планету,-- сообщил он хмуро.-- Выжидать смешно. Нас они засекли давно. Может, даже карманы наши просмотрели и книги прочли в корабельной библиотеке... Если захотели... -- А как нас встретят там? -- А это от нас не зависит,-- ответил капитан подчеркнуто бесстрастно.-- Они могут, если хотят, и мысли наши прочесть. Идем с чистым сердцем, идем к старшим Братьям, что еще? Заранее признаем, что готовы учиться. Корабль рванулся через пространство, крошечный диск планеты быстро вырос, заполнил экран. На двенадцати обзорных экранах угрожающе быстро выросли циклопические сооружения, замелькали призрачные дворцы, созданные словно из лунного света По зеленой траве прыгало зверье и носились стрекозы, сканирующий луч поймал мрачные исполинские заводы под землей, что тянулись по всей толще базальта, ныряли в магму бог знает до какой глубины, огромные плавучие города, яркие как попугаи, покрывали океан... -- Да-а,-- сказал штурман ошеломленно,-- они смогли бы нашу Землю взять в два счета! Внезапный удар из космоса каким-нибудь своим сверхоружием, и -- земляне кверху лапками. -- Не болтай глупости,-- бросил капитан сердито.-- Лучше за посадкой следи, а то у тебя руки трясутся. Экипаж рассыпался по грузовому отсеку, подготавливая вездеход. Вскоре пол вздрогнул, донесся затихающий рев двигателей. -- Сели,-- сказал штурман с нервным смешком.-- Ну, здравствуй, сверхцивилизация!.. Здравствуйте, звездники... Они все рассматривали панораму окрестностей, переданные зондом, лишь капитан часто смотрел на часы, хмурился. Справа километрах в двух темнеют многоугольные башни, слева в три ряда горбятся прижатые к земле массивные сооружения, дальше тоже тянутся постройки, вышки, словом -- корабль опустился в густонаселенном районе... -- Что скажет психолог? -- спросил он отрывисто.-- Два часа с момента посадки, а нас не замечают. Психолог, красивая и всегда элегантная Марина, ответила осторожно: -- Я бы расценила это как вариант: "Добро пожаловать, будьте как дома". Оскорбительного любопытства не проявляют, свобода действий нам дана. Капитан мгновение раздумывал, затем сказал честно: -- Я бы предпочел оскорбитель