ную опеку... По крайней мере, ни за что не отвечаешь. А так над каждым шагом трясись!.. Дураком выглядеть ох как не хочется. Тебе что, ты красивая... Ладно. Вездеход готов? Группа "А" -- на выход! Поведу лично! Штурман побледнел, сказал заикаясь: -- Но как же... Вести должен я. Капитану нельзя покидать корабль! -- Это на диких планетах,-- огрызнулся капитан.-- Здесь мы на виду, как голенькие. В их власти полностью. Штурман опечаленно следил за вездеходом, что съезжал по пандусу на поверхность планеты. Капитан повернулся на сидении, придирчиво оглядывая свой отряд. Не считая его самого и механика, что вел машину, в вездеходе тряслись еще двое: Максимов и Даша. Максимов -- мозг корабля, как считают многие. Если в головах обоих ксенобиологов поселилась Даша, корабельный медик, если механик изнурял себя телостроительством, зачем-то накачивая сверхмускулатуру, если Леонов и Даниленко самозабвенно резались в шахматы, то Максимова не интересовали ни женщины, ни игры, ни мускулы -- только философские проблемы, отвлеченные истины и дальнейшее прогнозирование. Над этой страстью можно было бы иронизировать, но он не раз с легкостью решал труднейшие задачи, перед которыми становились в тупик специалисты корабля. А вот проблемы, через которые он продирался сам, даже корабельным психологам оказались не по зубам, и тем более в задачах, над которыми он ломал голову, им не удавалось даже понять условия. Однажды он огорошил штурмана: -- Спят ли ангелы?.. Не знаешь? А какого они пола? Не гыгыкай, над этим ломали головы лучшие мудрецы Европы сотни лет... Какого возраста Адам был при сотворении? Или вопрос попроще: может ли всемогущий Бог создать камень, который не смог бы поднять? -- Что за чепуха,-- отмахнулся штурман.-- Это же схоласты занимались!.. Вздор, не более. -- Верно,-- согласился Максимов.-- Но зато, на какую высоту вознесли логику, какой уровень абстрактного мышления! Таков был Максимов, который сидел сейчас на заднем сидении. Даша -- это редкостная интуиция, умение строить догадки... Правда, гипотезы, а тем более теорию, развивать не умеет -- багажа не достает,-- но это блистательно делает Максимов. Было и еще обстоятельство, посему капитан ее все-таки взял. Очень красивой женщине всегда трудно отказать, особенно когда она смотрит умоляюще, а ее громадные глаза медленно наполняются слезами... Правда, в последнее время она держится возле Максимова, даже сейчас сидит слишком уж близко, а вездеход трясет не так уж сильно, чтобы прижиматься... Совсем не трясет. Он нахмурился, стал смотреть на дорогу. Механик, опытный десантник, ведет машину, побелев от напряжения, но достаточно уверенно. В нем капитан уверен всегда. Башни Золотого Города, как они назвали для себя скопление сверкающих зданий, приближались, вырастали. В голубом небе часто возникали летательные аппараты: иногда стремительные, возникающие из ниоткуда, иногда лениво ползущие как дирижабли, величавые и толстые. Колеса вездехода скрежетнули по твердому, и механик поспешно выпустил мягкие колеса. Рядом сверкала твердая дорога, где часто проносились квадратные, непроницаемые для взгляда машины, похожие на слитки металла. В вездеходе затаили дыхание. Капитан зачем-то затянул пояс потуже, выпятил и без того широкую грудь, голос его грянул как удар молота по наковальне: -- Вперед! Раз прут как ни в чем ни бывало, значит -- не столкнешься. Они знают, что делают. Механик осторожно вывел машину на край дороги. Сверкающие слитки все также неслись мимо. Вездеход потихоньку двинулся в путь, а механизмы звездников по-прежнему неслись с той же скоростью, оставив обочину. Дома, если это дома, расступились, дорога ринулась вдоль этих невысоких зданий. Машины звездников сновали молниеносно. Даша вскрикнула, когда одна неожиданно прыгнула в воздух и тут же исчезла в синем небе. Дальше еще несколько машин унеслись верх, а одна взвилась на высоту пятого этажа и прилипла там к стене и во мгновение ока растворилась, оставив быстро исчезающий силуэт. -- Гони,-- повторил капитан. На его скулах заиграли желваки.-- Они доверяют нам. Как равным! Не по мощи, конечно, а по достоинству, что ли... Что ж, неужто признаемся, что они ошиблись, мы на самом деле беспомощные слепые котята? -- Но методом проб и ошибок... -- Может, иначе нельзя? -- спросила Даша неуверенно. -- Не думаю,-- отрубил капитан, не оборачиваясь.-- Останови! Механик включил тормоз. Капитан откинул люк, легко прыгнул. Широкий ремень плотно обжимал в поясе, во всем теле играло грозное веселье. Готов ко всем неожиданностям! Оставшиеся в машине напряженно наблюдали, как капитан вышел на дорогу и поднял руку перед приближающимся квадратным слитком. Они охнули в один голос, когда этот сверкающий металлом монолит на полной скорости остановился прямо перед капитаном, в лице которого, однако, не дрогнул не один мускул. В тот же миг слиток стал прозрачным, верхняя половина исчезла совсем, открыв двух звездников. Крупнее землян, настоящие гиганты, они были залиты золотым светом, и сами казались золотыми, а их лица -- высоколобые, с огромными глазами, за которыми угадывался мощный мозг, повернулись к капитану, что как чугунная статуя торчал у них на дороге. Даша затаила дыхание, и даже Максимов скорчился в шоке, ибо за долю секунды понял, что те знают много, умеют много, понимают много, а ему даже за сотню жизней не подняться до их интеллектуальной мощи... -- Приветствую вас,-- сказал капитан ровно, и Максимов возненавидел его за бесстрастность, с которой он смел разговаривать с богами.-- Не подскажите, как проехать... ну, скажем, в библиотеку или любое другое хранилище информации, полезное нам? Ближайший к нему звездник улыбнулся светло и сказал красивым голосом, в котором не было и малейшей неправильности в звуках: -- Прямо и направо. Там башня с... э... круглостью на выси. Я понятно говорю? Сиреневой круглостью. Второй тоже улыбнулся и добавил: -- Возлифтите сразу на самый подкрыш. Он перевел взгляд на панель управления, и послушная машина мгновенно исчезла. Капитан машинально поднял голову, но в небе плыли облака, в северной части вспыхивали разноцветные знаки... Запрыгнув в машину, он велел буднично: -- Поехали. Прямо и направо. К этой, сиреневой круглости. Механик вздрогнул, руки метнулись к рычагам. Навстречу понеслислась дорога, в герметично закрытой кабине стало жарко. -- Как они, а? -- сказал механик сдавленно.-- Только взглянули на нас и -- враз по-нашему! Вот она -- сверхцивилизация, вот они -- звездники... Звездники относились доброжелательно, на вопросы отвечали, в хранилищах научили пользоваться аппаратурой для считывания информации. Сами же однако ничего не навязывали, по-прежнему оставляя свободу выбора и действий. Максимов держался на лошадиных дозах тонизатора. Он хаотично перебирал все, начиная от древних книг до записей на атомном уровне. Даша охотно взяла на себя роль няньки, которая подает обед прямо к экрану информария. Капитан хмурился, наконец махнул на них рукой и покинул здание. Штурман, которому он наконец разрешил покинуть корабль, пригнал скоростной вертолет, и они вдвоем прыгали из города в город, с континента на континент. Толку от этого все равно не было, понять в технике звездников, все равно как и в общественном устройстве, удавалось мало, но теперь даже капитан при всей своей тревоге за экипаж, убедился, что от них ничего не скрывают, и лишь свои мозги виной, что не вмещают сверх того, что могут вместить. Еще к своему безграничному удивлению удалось выяснить, что на планете целых шесть государств со своим устройством. Правда, так и не удалось выяснить, что за устройства и где границы государств: везде принимали одинаково, везде улыбались, везде разрешали пользоваться хранилищами информации. Через неделю капитан выпустил еще две группы исследователей. Теперь штурман вернулся в опустевший корабль и оттуда поддерживал со всеми видеосвязь. Максимов похудел, глаза его ввалились, но он пел за работой, и Даша никогда не видела его таким счастливым. Капитан был единственным, кто даже не пытался проникнуть в сокровищницы знаний. Он взял на себя охрану, как он определил свои функции, и целыми днями слонялся вокруг информариев, где трудились земляне, присматривался к всегда приветливым звездникам. Высокий, мускулистый, в черном облегающем комбинезоне, с каменным лицом и холодными глазами, он и раньше вызвал неприязнь постоянными требованиями соблюдать дисциплину, порядок, субординацию. Если штурман и механик принимали это как должное, то остальные, непрофессионалы, чувствовали раздражение. У Даши капитан сначала вызывал двойственное чувство. С одной стороны импонировала суровая решительность, непреклонность, с другой стороны -- отталкивал узколобый педантизм в соблюдении правил внутрикорабельной жизни. Когда же в экспедиции появился блистательный Максимов с его абсолютным неприятием дисциплины, она окончательно сделал выбор и с капитаном с тех пор здоровалась подчеркнуто вежливо и предельно холодно. В работе пронеслась еще неделя. Максимов перешел в дальний информарий, где накапливались труды по философии, этике, механик почти неотлучно находился при вездеходе, наотрез отказавшись знакомиться с транспортом звездников, "чтобы не расстраиваться зазря", и капитан выбрал момент, чтобы подняться в отдел техники, где Даша напряженно изучала планы и таблицы, диаграммы, пытаясь ухватить хотя бы общие принципы работы механизмов звездников. Зал был огромный, пустой, экраны и считывающие механизмы стояли только под стенами. Даша торопливо просматривала каталог, все больше углубляясь в историю, в надежде найти аналогию с земными устройствами, капитан прохаживался взад-вперед, искоса посматривая на девушку. В этот момент никто не видел его лица, и он мог позволить себе выглядеть не таким твердым и суровым. Вдруг в коридоре послышался тяжелый топот. Капитан напрягся, мгновенно оказался возле Даши. В зал вбежали золотые гиганты, вспыхнуло сияние. Но лица звездников были как грозовые тучи, глаза метали молнии. В руках мелькали металлические прутья, обломки труб. Капитан инстинктивно закрыл собой Дашу, рука легла на рукоять бластера. Глаза у Даши были круглые, от страха как два блюдца. -- Что им нужно? Мимо пронесся золотокожий гигант. Пахнуло теплом, земляне ощутили покалывание в теле, но тут в зале грохнуло, а гигант на бегу ударил железным ломом прямо по экрану информария. Гулко и страшно ухнуло, посыпались осколки. За черным провалом блеснули сиреневые кристаллы. По всему залу гремело, взрывалось. Золотые гиганты остервенело крушили аппаратуру, рвали провода, ломали приборы, под ногами жутко хрустели кристаллы. Кто-то с наслаждением всаживал из короткой трубочки атомные пули в компьютеры, экраны, аппаратуру, там ахало, плазменно-белые вспышки озаряли зал, по стенам метались черные тени, на пол рушились обломки немыслимо сложных приборов, брызгала цветная жидкость, страшно кричали квазиживые механизмы... Капитан с силой придавил Дашу лицом к своей груди, не давая ей повернуть голову. Мускулы его окаменели, ныли, сжавшись от абсолютной беспомощности, но гиганты не обращали на них внимания, рушили механизмы, стреляли, ломали, уничтожали, кто-то зло оттолкнул их, но, видимо, этим спасал их, ибо тут же на это место с грохотом и лязгом обрушилась целая стена из крохотных экранов, металлических конструкций, на полу вспыхнули и рассыпались зеленой пылью детали... -- Что это? -- простонала Даша. -- Тихо-тихо, успокойся. Все потом. -- Почему они? -- Да замолчи же! Пахло горелым железом. В зале вспыхивало багровым. Двое гигантов прошли мимо землян к выходу. Грохот утихал, звездники бросали орудия уничтожения, переговаривались, медленно покидали разрушенный информарий. Мимо прошел гигант -- прекрасный, горячеглазый. Он все еще сжимал железный прут, болтался по ветру разорванный рукав. Даша перехватила его взгляд, спросила отчаянно: -- Что случилось? Звездник на миг остановился, окинул обоих взглядом. Его губы неохотно разжались: -- Не поймете... Мы -- лишь придатки машин. Они нас... поработили. Даша вскрикнула: -- Они? Вас? -- Да. -- Но это же вы их рушили... Гигант, уже уходя, оглянулся, глаза его были глубокие и грустные: -- Еще не поймете. Не буквально рабство, как у вас, а... вам, наверное, еще трудно понять. Он ушел, в зале было мертво. Под ногами хрустело, помещение усыпали осколки. В стенах зияли дыры, кое-где свисали оплавленные конструкции. Вечером капитан устроил экстренное совещание. Максимов, Даша, механик присутствовали лично, остальные -- на экранах. Капитан нетерпеливо дождался, пока все отрапортуют о готовности докладывать, и сказал резко: -- Внимание!.. Объявляю чрезвычайное положение. На планете свирепствует жесточайшая... война. Он сказал это резко, с нажимом, но все смотрели непонимающе. Механик прервал молчание: -- Капитан, я правильно понял? Война? -- Да. -- Но кто... установил? -- Я,-- ответил капитан. Заметив недоверие на лицах, повысил голос.-- Вы занимаетесь своими делами, исследованиями, а я -- безопасностью корабля и... вашей безопасностью. Так что за свои выводы отвечаю. -- Капитан,-- вскричал механик, ощутив угрозу пребыванию на планете.-- Нигде нет никакой войны!.. Все радушны, все занимаются своими делами! Наши группы побывали во всех регионах планеты, и спокойно везде. Капитан холодно взглянул на него, перевел взгляд на экраны, где возбужденно жестикулировали ученые. -- Повторяю,-- сказал он медленно,-- война жестокая. Вовлечены все ресурсы... Если мы не видим обмена ядерными ударами, то это ничего не значит. Кто из вас знает, как воюют сверхцивилизации? На миг воцарилась тишина, лишь Максимов выпрямился в кресле, возразил: -- Война -- дикость, высокий разум на нее не способен. Я не верю. -- Ваше дело,-- сказал капитан холодно.-- Но от вездеходов больше, чем на сотню шагов, не отходить. Возможно экстренное возвращение на корабль. Максимов вскочил как подброшенный катапультой, лицо его побагровело: -- Вы... вы не смеете такое приказывать! Вы не специалист, вам не понять как многое мы только-только начинаем понимать... Капитан сказал жестко, как припечатал: -- Не вам возражать. Кто испортил компьютер в вездеходе? Подозреваю, что намеренно. Максимов огрызнулся: -- Ваши кибернетические игрушки -- помеха на пути культуры! Я сумел понять истинный путь, где машинам нет места... Капитан остановил на нем долгий испытующий взгляд: -- Ладно,-- сказал он наконец.-- С вами разберемся на Земле. Сейчас же совещание окончено. За нарушения приказа буду от работы отстранять. Он выключил экраны, и Максимов тут же вскочил, ринулся к выходу. Даша бросилась за ним. Ее волосы рассыпались по плечам, сделав ее похожей на миниатюрную копию звездницы. -- Готовь вездеход,-- сказал капитан. Механик вышел вслед за Дашей, а капитан, подумав, вызвал группу Макивчука: -- Что у вас? Вспыхнул экран. Неземная красота города выбила дух, и капитан подумал потрясенно, что никогда не привыкнет, и на Земле будет тосковать о таком совершенстве... Он нахмурился, дал увеличение. Улицы приблизились, и он сразу понял, что здесь что-то ошибочно. Город явно брошен, хотя люди встречаются часто. Одни лежат, где попало, другие сидят, кое-кто бесцельно двигается, иногда даже мелькнет летательный аппарат, но вот один врезался в стену, хотя скорость черепашья, грянул взрыв, на каменной стене осталось красное пятно, а к земле медленно полетели обломки... -- Макивчук,-- резко спросил капитан,-- что происходит? Голос Макивчука злой, усталый, заполнил помещение: -- Началось два-три дня назад. Эпидемия, что ли? Бросали все, застывали, на все им наплевать... Мы только наблюдали, а сегодня не утерпели, когда начали умирать -- взяли одного, выспросили без всякой деликатности... Оказывается, возникла философская теория, что в мире нет ничего, кроме твоего сознания. А все остальное, дескать, иллюзия! Тут каждый теперь считает себя центром мира, пупом вселенной, единственной реальностью. Все остальное, мол, только мерещится. Представляете? Даже свои руки-ноги кажется, а на самом деле их нет! Голос Макивчука дрогнул, сорвался: -- Представляю,-- сказал капитан мрачно.-- Чего ж тогда с миражами церемониться? -- Вот-вот и я о том же! Сами они пусть. А ежели нас за миражи сочтут? -- Не попадайся по ноги,-- посоветовал капитан. Он выключил связь, пристегнул бластер. Максимов и Даша уже сидели на заднем сидении, механик вопросительно оглянулся. -- Гони в нижнюю часть,-- велел капитан.-- Хочу увидеть, что еще сделали с силовыми установками. Максимов долго молчал, затем сухо попросил высадить его возле красочного парня, там как раз вокруг цветочной клумбы собирались люди. Капитан заколебался, но место выглядело донельзя мирным, жители с любопытством рассматривали быстро сменяющиеся картины на небе, да и Максимов держался оскорбительно вежливо, всем видом намекая на трусость капитана, и тот велел механику: -- Останови. За Максимовым, не спрашивая разрешения, выпрыгнула Даша. Уже на земле она обернулась и сказала подчеркнуто вежливо: -- Капитан не будет возражать, если я помогу доктору Максимову в его исследованиях. -- Не возражаю,-- ответил капитан с усилием. Механик тронул машину, двое остались позади. Капитан заставил себя смотреть вперед, механик деликатно помалкивал. Максимов уловил какой-то смысл в символах, которые появлялись на небе, и весь ушел в расшифровку. Когда Даша попыталась напомнить о своем существовании, он резко оборвал ее. Да и понятно, что вовсе возненавидит, если она оторвет его еще хоть раз, когда он едва-едва начинает понимать ход мыслей жителей могучего звездного мира... Она сперва держалась в стороне, потом вышла на улицу. От сверкающей красоты в который раз перехватило дыхание. Не скоро такое будет на Земле, немало смениться поколений, да и то -- если у каждого поколения вкус будет улучшаться сразу на порядок... Сквозь низкое огромное окно она видела комнату, хотя это могло быть цехом, мастерской или еще чем-то, а сердце сжималось от тоски: слишком прекрасно, не скоро так будет на Земле... Вдруг в помещение как ветер влетела женщина, вся в золотом, светлая, и Даша сжалась от неловкости, ощутив себя безобразной мартышкой. Женщина сдернула со стены картину, и Даша с изумлением, затем с ужасом увидела, как эта женщина, вся -- одухотворенная красота,-- зло рванула полотно, с хрустом разбила раму, затем лихорадочно стала доставать с полок древние богато украшенные книги. Она люто вырывала страницы, и пол был усеян хрупкими быстро тающими листочками, так же ожесточенно срывала со стен и колонн украшения, разбивала хрупкие каменные кружева, от ее рук грохнулась на пол и разлетелась на куски статуэтка. Даша вздрогнула, огляделась. На улицу высыпала толпа звездников. Всеми владело грозное веселье. Со смехом, шуточками, кое-где и с грозными возгласами они начали сбивать со стен барельефы, ломать старинные статуи, швырять камни в окна, где блестели разукрашенные стекла. Неподалеку глухо бухнуло, дрогнула земля. Вокруг сброшенного с постамента памятника человеку в древней одежде прыгали люди, били по нему прутьями, и после каждого удара часть статуи исчезала бесследно... Справа загрохотало. Группа звездников выволокла на площадь громадный компьютер, Даша не успела поразиться, что при такой сверхтехнике тащат волоком, но тут компьютер уже был водружен на постамент. Подошла молодая женщина и бросила к подножью охапку цветов. Никто не тронул Дашу, когда она шла по улице, никто не остановил, и она смогла видеть с какой скоростью распространяется эпидемия внезапного техницизма, техномании, как без сопротивления берет верх над всеми другими сторонами человеческой деятельности. Древние храмы разрушались или переоборудовались под склады, музеи искусств превращались в лаборатории, но самым чудовищным было то, что звездники проделывали это со страстью, радостно, вдохновенно, словно истину жизни узрели лишь теперь. Она нажала кнопку вызова: -- Вызываю корабль,-- сказала она торопливо.-- Наблюдаю внезапную вспышку сайонтизма, Техника подавляет все остальные стороны деятельности... -- Продолжайте наблюдение,-- сказал штурман.-- Странности, Даша, не только в вашем регионе. На соседнем материке -- наоборот, взрыв антисайонтизма! Громят машины, поголовно ударились в искусство. Наблюдайте, для общей картины фактов еще недостаточно. Она не успела отключиться, как в наушниках щелкнуло, и далекий голос крикнул с нотками отчаяния: -- Вызываю корабль! Наблюдается внезапный и неконтролируемый всплеск антинауки, контркультуртрегерства, взрыв антифункцонализма... Она выключила связь, постояла на площади и пошла обратно. Голова шла кругом, а от отчаяния и бессилия перехватило горло. Конечно, питекантропам не понять людей ХХ века, но и питекантропы, возможно, смогли бы определить, что такой человек, скажем, болен или ранен... Или не могли бы? В скверике неподалеку от информария, где остался Максимов, собралась группа звездников. Все внимательно слушали высокого мужчину, что проворно вскочил на возвышение и заговорил быстро, не давая себя остановить или прервать: -- Величайшая истина состоит в том, что перед лицом Ничто, которое делает человеческую жизнь абсурдной, бессмысленной, прорыв одного индивидуума к другому, подлинное общение между ними невозможно! Экстаз может объединить человека с другими, но ведь это экстаз разрушения, мятежа, рожденного отчаянием абсурдного человека... Вдруг рядом с Дашей, словно из сгустка черного вихря, вынырнул капитан. Он молниеносно выхватил бластер. Прежде чем Даша успела схватить за руку, блеснула короткая плазменная вспышка. Оратор пошатнулся, в груди его насквозь зияла дыра, в которую свободно прошел бы кулак. Капитан толкнул Дашу, выводя из ступора, и в следующее мгновение она уже неслась за ним, тщетно пытаясь вырвать руку. -- Зачем? -- крикнула она на бегу. -- Диверсант,-- ответил капитан зло. -- Какой же он диверсант... -- Самый настоящий! Прибавь ходу, как бы не погнались... Лучше бы он бомбы метал, пусть даже атомные. Он ворвался в информарий, волоча за собой полузадохнувшуюся от неистового бега девушку. -- Я больше не могу,-- всхлипнула она. -- Да? -- сказал он.-- А вот Максимов на вызов что-то не отвечает... Неведомая сила подхватила Дашу и понесла вверх по лестнице, вышибла ее телом невесомые двери. Капитан бежал следом, улыбка его была горькой. Максимов сидел посреди зала прямо на полу, сгорбившись и скрестив ноги. Он даже не повел глазами в их сторону, и Даша с ужасом увидела, что они пустые как у новорожденного или идиота. Рот его был приоткрыт, из уголка текла слюна. -- Коля! -- вскрикнула Даша. Она бросилась ему на шею, заглянула в лицо. Голова Максимова болталась, лицо оставалось бессмысленным. Капитан, все еще держа бластер наготове, с беспокойством оглянулся. -- Как бы не зацапали,-- сказал он с беспокойством.-- Надо уходить. -- Что с Максимовым? -- Узнаем на корабле,-- бросил капитан коротко. Он швырнул Максимова на плечо, ринулся к выходу. Даша бежала сзади, придерживая свесившуюся голову Максимова. На улице они вскочили в вездеход, где уже ждал обеспокоенный механик. -- Полный ход! -- яростно велел капитан. Он наглухо задраил люк, и машина понеслась к кораблю. Механик едва успевал объезжать звездников, что потеряли или намеренно отказались от защитных силовых полей и теперь бесцельно выходили, иные даже ложились на проезжей части. Попадались руины, дважды дорогу преграждали разрушенные механизмы, но капитан смотрел вперед, челюсти его были сжаты, и вездеход на скорости проламывался сквозь преграды. Медики встретили их у трапа корабля, тут же утащили Максимова. Капитан сунул бластер в кобуру, лишь когда двойная крышка люка закрылась, сам пересчитал землян. -- Всем в рубку! -- он взглянул вслед медиками и поправился.-- Нет, в медотсек. Максимова распластали на столе, хирург, бегло просмотрев данные диагноза, тут же вкатил ему лошадиную дозу тонизатора. По телу Максимова прошла судорога, он задышал чаще, глаза подернулись пленкой. Психолог взял другой шприц, всадил в вену и нажал на поршень. Лицо Максимова оставалось мертвенно бледным, но губы чуть дрогнули, он прошептал: -- Философские бомбы... сенсуалистский удар... Остановите... Психолог поспешно взял другой шприц, но капитан остановил: -- Довольно. Что из него выжмешь?.. Сами разберемся. Даша взглянула в великом изумлении: -- Без него? Капитан люто сказал: -- Да, без него! Он и так сказал достаточно, даже если сам еще не понял. Не ясно? Сверхцивилизации не дерутся дубинками, будь они деревянными или атомными -- для них разница невелика. Дубинка -- оружие дикарей, но даже у нас удачным словом ранишь больше, чем камнем... Они стояли вдоль стен, выжидающе смотрели на него. -- С техникой у них в порядке,-- продолжал он.-- Ни одна сторона не может рвануть другую, а самой уцелеть. Остается ударить по самому человеку... Вот это победа, так победа! Ведь цель войны -- покорить противника? Унизить его? Доказать свое превосходство. Вот они и ударили... Механик кашлянул, прочистил горло и сказал: -- Другая сторона ответила тем же. -- Да. -- Так как же идет война? -- спросил недоумевающе один из ученых. Капитан узнал одного из наиболее заносчивых, не упускавших случая обвинить его в пришибеевщине.-- Должны же быть обмены ударами... термоядерными и аннигиляционными! Капитан вскочил, он был бледен как смерть. От экрана падал слабый свет, и капитан казался болезненно зеленым. Голос у него странно изломался. Словно мышцы перехватило острой болью: -- Когда на Земле приручили коней, то в мечтах на Луну летали на крылатых конях... Александр Великий летал туда же на орлах, а Жюль Верн отправил своих героев на воздушном шаре... Ганс Пфааль Эдгара По добрался туда же уже на воздушном шаре... А когда пришла пора ракет, то простаки решили, что это и есть ключ во вселенной. Мы же видим, что ракеты остались в окололунном пространстве, до звезд добираемся только по силовым полям Вселенной... Не понятно? Они дерутся идеями! Находят или создают какую-нибудь вредненькую философскую идею, например, антисайонтизм, умело принаряжают, забрасывают в лагерь... не cкажу, противника, это грубо, а в лагерь людей, избравших другой путь развития общества. Тогда-то пораженные ею и начинают крушить собственную технику, собственные ядерные бомбы, если они еще есть... Эти в отместку наносят ответный удар: запускают, скажем, через спутник в рамках культурного обмена философскую систему, например, что весь мир -- иллюзия в сознании единственно сущего объекта... -- Солипсизм,-- пораженно вскрикнула за его спиной Даша. -- Что? -- не понял капитан. -- Солипсизм,-- повторила Даша убито.-- Было такое в средние века на Земле... -- Свои знания,-- вырвалось у капитана,-- полученные от нашего дорогого Максимова, приберегайте. Здесь война не землян. Я тоже могу подобрать аналоги гедонизму, луддизму, иррационализму и прочим учениям, которые в умелых руках уже стали бомбами, снарядами, орудиями массового поражения! Да только все не так просто... Но понять кое-что можно. Например, город Золотого Кристалла погиб, как только там клюнули на удочку, что через откровение можно постичь более сложные истины, чем через знания. Улицы усеяны... -- Трупами? -- ахнул кто-то. Капитан не смог затушить презрение в голосе: -- Можно сказать и так... Если сидят в пыли посреди улиц, отказавшись от достижений науки и культуры, пытаются достичь некого сверхзнания путем мистического соединения с Мировым Разумом, то они мертвы для общества. Кстати, Максимов тоже на этого червяка клюнул. Так что вам, Даша, лучше знать: солипсизм это, агностицизм, буддизм или экзистенциализм... Но лечить будем нашими допотопными средствами, не обессудьте. Все ошеломленно молчали. Капитан вытер пот, сказал с горьким смешком: -- Какое там порабощение Земли? Мы все еще предпочитаем развлекательные книжки, по телевизору -- концерты и боевики, сложных проблем шарахаемся... Уцелели же здесь? Один Максимов ранен. Так что если каждую опасную философию запустить по всемирному телевидению, то абсолютное большинство тут же переключит канал на хоккей или футбол... Нет, друзья, нашу Землю им не покорить! ЖИВУЩИЙ ВО СНЕ. Он поднялся над поверхностью и мчался очень долго. Грокхи не появлялись, очевидно их рассеяло в пространстве. Он победоносно улыбнулся и позволил себе немного расслабиться. Однако он по-прежнему летел с огромной скоростью и зеркальные поверхности Миров отражали исполинскую фигуру мускулистого атлета. Его могучая грудь вздымалась медленно, словно океанский прибой, сильные руки могли удержать планету в бешеном беге, кулаками мог разбить Блуждающий Астероид, а сверкающие глаза испепелили бы целую стаю свирепых шнеков. Он летел через галактики, пространства, свернутые миры. Парсеки, мегаперсеки оставались позади за одно мгновение, но он знал, что может лететь еще быстрее. Слева мелькнула вспышка аннигиляции, словно промчался мимо золотой молнии. Грокхи! Они появились как всегда внезапно. Передний ряд понесся прямо на него, в неистовой злобе вытягивая зубастые пасти на длинных шеях, а второй ряд распался на группки и стал осторожно обходить его сзади. Он только высокомерно оглянулся. Пора дать размяться мускулам. Черные твари, гнусные твари, вы -- порождение мрака, черных глубин космоса, вас не принимает ни одна планета, вы не в состоянии жить даже в мрачных угрюмых мирах далеких планет, где у животных в жилах течет жидкий аммиак, а купаются они в жидком гелии. В этих мирах жарко даже для грокхов. Они кристаллические твари, еще хуже, чем отвратительные волновики... Он бил и бил их по головам стальными кулаками. Грокхи разлетались на осколки, и это было красиво: серебристые кристаллы на черном бархате космоса! Двое уцелевших повернулись и бросились наутек. Он не стал преследовать, хотя догнать мог бы легко. Сильным прыжком он достиг Башни. Она плавала в облаке Красного Тумана, то скрываясь в сгущениях, то выныривая. Единственное окно было на самой верхушке. Снова закрыто... Он ощутил как от сладкой боли сжалось сердце. Там была Она, Единственная и Неповторимая. Он мог бы достичь окна одним прыжком, одним усилием воли, мог бы в мгновение ока разрушить каменные стены, но... -- Принцесса! -- крикнул он громким голосом.-- Я уничтожил грокхов! Окно оставалось неподвижным, тогда он крикнул снова. На этот раз там будто бы что-то шевельнулось, а через мгновение окно открылось. -- Принцесса,-- сказал он нежно,-- принцесса... Он смотрел и не мог насмотреться на нежное женское личико. Ради него он несся через вселенную, разматывал спирали галактик, сгущал туманности, разбивал нейтронные звезды. Только ради нее... И в этот момент сзади на него бросился грокх. Девушка в окне испуганно вскрикнула, но он успел перехватить зверя левой рукой и сжать за шею. Грокх рассыпался алмазной пылью. -- Это был последний, принцесса! Больше они не потревожат твой покой. Он собирался сказать еще что-то, но вдруг произошло непостижимое, потому что Башня накренилась и стала падать на него! Это было непостижимо, потому что Башня падала помимо его воли. До этого все делалось только по его законам. Он творил миры, уничтожал их, выдумывал чудовищных зверей, с которыми сражался, и сам же стирал их, чтобы дать начало новой выдумке. Он создал Принцессу и эту Башню, и это были не единственные Принцесса и Башня, которые он сотворил за свою бессмертную жизнь. Века, тысячелетия, миллиарды, ундециллионы лет, даже гуголы, он властвовал в этом мире... Башня обрушивалась. Он ощутил сильную боль и потерял сознание. Свет. Ровный желтый свет. Он лежал на странном приспособлении. Это был совершенно новый мир, который он никогда не создавал. Это был странный мир. Он попытался деформировать пространство, погасить свет. Ни-че-го! Мир не слушался. Это было непостижимо, но это было так. Мир вел себя так, словно не был его созданием. Словно он существовал сам по себе. Он лежал неподвижно, стараясь понять происходящее, и не заметил как отворилась дверь. В помещение вошла женщина. -- Как вы себя чувствуете? -- спросила она, и он почувствовал, что ее речь ему понятна. -- Хорошо, спасибо,-- ответил он хрипло. -- Вот и отлично,-- обрадовалась она.-- Значит метод Синенко дает результаты. Ваш летаргический сон был наиболее продолжительным во всей нашей клинике! Вы самый замечательный больной, на вас даже приходили смотреть зарубежные специалисты! -- Где я? -- спросил он медленно. -- В больнице,-- сказала она терпеливо. -- Больница -- это такой новый мир? -- Больница только часть этого мира, а сам мир огромен! Да, мир оказался огромен. Однако насколько он был беден. В нем нельзя было летать по собственной воле, деформировать время и пространство, создавать вещи из ничего, превращать мертвое в живое, возвращаться в прошлое, выпрыгивать в космос, проноситься сквозь звезды... В этом мире ничего нельзя было делать по собственной воле! Здесь командовал мир, но нельзя было командовать миром! Но что за жизнь, сплошь из ограничений? Он привязался к женщине, которая первой навестила его после пробуждения. Может быть потому, что она немного напоминала ему принцесс последней формации. Однажды они пошли от больницы вместе. Она жила где-то в районе новостроек, и пришлось долго стоять на автобусной остановке в ожидании транспорта. Дул холодный ветер. Асфальт покрыт тонким слоем жидкой грязи, воздух был промозглым. Александр стал спиной к ветру, стараясь защитить маленькую женщину, но это удавалось плохо. Ей было очень холодно, она зябко куталась, втягивая пальцы в рукава. Даже голову, как улитка, вбирала в плечи, но крошечный воротник куртки был слабой защитой. Он стиснул зубы. Как все было просто в том мире! Захотел -- полетел. Или сразу очутился в нужном месте. -- И все-таки тот мир лучше,-- сказал он, продолжая разговор, который они начали раньше. -- То иллюзорный мир,-- ответила она устало.-- Созданный твоим воображением. А это реальный мир. Мы живем в реальном! -- И в иллюзорном,-- возразил он.-- Каждый человек, хоть немного живет в иллюзорном. Одни больше, другие меньше. А есть категории людей, которые почти полностью. Это поэты, художники, мечтатели... -- Да, но в реальном мире... -- А он не такой уж реальный. Каждый дополняет его воображением. Иначе он был бы настолько страшен, что никто и жить в нем бы не смог. По середине шоссе пронесся, расшвыривая комья грязи, автобус с потушенными огнями. Шофер торопился сдать смену. Столпившиеся на остановке проводили его разочарованными возгласами. -- Я попробую взять такси,-- предложила женщина. Однако не получилось и с такси. Машины пролетали мимо, не останавливаясь. Наконец Лариса, так ее звали, махнула рукой, и вернулись на автобусную остановку. Пришлось потерять еще полчаса, пока подкатил автобус. Потом минут сорок они шли через пустырь. Ноги скользили в жидкой грязи, брюки испачкались с первых же шагов. Она стойко держалась, даже подбадривала приунывшего спутника. -- У меня тепло, сухо. В таких контрастах есть и своя прелесть. Трудно оценить уют, пока не вымокнешь под дождем или не промерзнешь на улице. Лишь тогда такие простые вещи, как чай и кофе, приобретают особое значенеие. -- Моя беда в том,-- ответил он,-- что я побывал в двух мирах. А вы все живете только в одном. И мне ваш мир кажется унылым и скучным, после моего красочного, где я был наделен беспредельным могуществом и жил вечно. -- За секунду может присниться целая жизнь,-- сказала она задумчиво,-- а вы пробыли в летаргическом сне двадцать пять лет. Не мудрено, что научились управлять сновидениями и стали считать их единственной реальной жизнью. -- Но мне не нравится этот мир. Тот был лучше. -- Но приходится мириться с этим. Мы можем только улучшить его. Собственно, мы должны улучшать его. А уходить в иллюзорный... Это удел слабых, раздавленных жизнью. Только они прибегают к наркотикам. -- Не называй тот мир иллюзорным,-- попросил он.-- Он точно так же реален. Он иллюзорен для тех, кто там не был или побывал недолго. Для меня, например, этот мир кажется гораздо более иллюзорным. Здесь так много очевидных нелепостей, что мне просто трудно их перечислить. Те же нелетающие горы, мертвые камни, постоянно мокрый океан, не говорящие по-человечески животные... Абсурд! Но вы привыкли к этому, и вам ничто не кажется странным. Они подошли к ее дому. Лифт был занят, пришлось подниматься пешком. Потом она ушла на кухню приготовить кофе, а он стал просматривать книги. Много: по истории, археологии, этнографии, лингвистике, художественной литературы и очень много медицинской. Из кухни уже доносился ароматный запах кофе, когда он снял с полки одну заинтересовавшую его книгу. "Изречения о жизни"! А ну-ка... "Жизнь -- дорога к смерти", "Жизнь -- сон, смерть -- пробуждение"... Вдруг он вздрогнул, ослепленный внезапно пришедшей мыслью. Кто сказал, что существуют два мира? А если покинуть этот мир... Теперь он знал, что ему делать. ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ К вечеру море стало сумрачным. О борта корабля тяжело били серые свинцовые волны, над самыми надстройками висело набрякшее небо. Оставалась узенькая полоска между молотом туч и наковальней океана, и корабль полз изо всех сил, все еще надеясь выскользнуть из-под удара грозы. Правда, такая картина могла возникнуть разве что для наблюдателя из самой дальней дали: корабль несся, как гигантский плуг, мощно вспарывая океан. Все сорок два участника научно-исследовательской экспедиции разместились в уютных каютах, кое-кто еще сидел в библиотеке, некоторые отправились в кают-компанию смотреть фильм, доставленный вчера самолетом вместе с почтой. Назар остался в своей каюте, тесном помещении, чуть побольше купе в вагоне поезда. Хорошо, хоть какие-то удобства предусмотрены: цветной телевизор, мягкий диван, приемник, диктофон, кондиционер, климатизер, проектор с большим выбором диафильмов. Сперва Назар пытался читать, затем включил телевизор, пощелкал тумблерами радиоприемника, но возникшее тягостное чувство не проходило, напротив -- усиливалось. Выключил кондиционер, а климатизер настроил на усиленное озонирование воздуха, но и это не помогло. Что-то тяжелое, давящее вторгалось в психику, и бороться с этим было трудно. Когда же пойдут на спад эти вспышки на Солнце, чтобы можно было взяться за работу? Со злостью отдернул штору. За иллюминаторами в черноте ночи вспыхивали молни