у слесарей на окладе, а эти уже смонтировали и даже отладили! Теперь, когда они снова вышли на улицу, народ уже сновал во все стороны, спешил на службу. Игорь застеснялся, хотел взять такси: быстрее, дескать, но Владислав знал, что Игорь стесняется ездить в рабочей робе в общественном транспорте. Роба чистая, но народ все равно косится. Особенно морды кривят молодые женщины, а если среди них попадутся клевые -- совсем обидно. Не станешь же каждой объяснять, что ты не пьяный грузчик, а инженер-архитектор! Правда, Владислав тоже сперва тушевался, потом через пару недель уже ощущал веселую злость. Ах, ничего не ждете от меня, кроме дурацких шуточек, похабных анекдотов, ржачки? Ну, так получайте! Пару остановок прошли пешком, очень уж Игорь упирался. Переполнено, то да се, но у метро Владислав молча втолкнул его в вестибюль. Милиционер на контроле покосился, но спецовка у парней чистая, с места не сдвинулся, только проводил долгим взглядом. К эскалатору их пропустили вне очереди, а на ступеньках снизу и сверху образовалось пустое пространство, хотя дальше прямо лезли от тесноты друг на друга. В вагоне Владислав уже весело, ощущая неведомую мощь, оглядел пассажиров. Сидят, чушки закомплексованные, в газеты харями уткнулись, сопли жуют. Морды каменные, так водится на людях, а то, не дай бог, улыбнешься или нахмуришься -- свою коммуникабельность, деревенскость, человекообразность покажешь! Он пихнул Игоря на освободившееся место. Туда уже устремился солидный дядя, на ходу доставая газету, но Игорь с недавнего времени тоже полюбил играть в перевоплощение... Он успел первым, на ходу оттолкнув солидного, бросил громкое: "Мильпардон, папаня", от чего солидного передернуло, он даже отплыл на периферию вагона и уже там сердито шуршал газетной простыней. Игорь плюхнулся на сидение, примяв хилого интелька при большом как фартук, галстуке, повел плечами: тесно, дружелюбно пихнул интелька в бок: -- Паря, сунься. Вишь, дружка надо устроить. Еле держится, устатый весь! Владислав скорчил пьяную рожу, навис над ними, уцепившись обеими руками за поручень и буровя интеля чугунным взглядом. Галстучник беспомощно посмотрел по сторонам: -- Но тут... некуда больше. -- Тады вскочь,-- дружески посоветовал Игорь. Он игриво ткнул интелька в бок пальцами. Тот дернулся, секунду крепился, но Владислав навис над ним тяжелой глыбой, угрожая разжать пальцы и сорваться как перезревший плод. Он даже засопел трудно, задышал как Змей Горыныч, и галстучник не вынес дамокловой угрозы девяностокилограммовой туши, поднялся, стараясь сохранять достоинство, а Владислав как авиабомба бухнулся на его место, не дожидаясь, пока тот пугливо отгребет с независимым видом в сторонку. Сосед слева покорно вмялся, стерпел, и Владислав так и ехал некоторое время, возложив руку на такое узенькое, что черт-те для чего плечо, и похлопывая по свечеобразной шее. Эта покорливость заинтересовала Владислава, он повернулся, взглянул в упор. Бледное заинтеллигентненное лицо, рыбьи глаза, вид: "Не тронь меня", что Владислав расшифровал правильно: не тронь меня, а с другими делай все, что хочешь, я и не пикну, то все чужаки, гомо гомини люпус эст, какое мне дело до них, их же на Земле шесть миллиардов... -- Живем, козлик? -- спросил Владислав дружелюбно. Он похлопал интелька по плечу покрепче. Интелек подрагивал, беспомощно оглядывался, но везде чужаки, на каждом вывеска с крупными буквами: "Не тронь меня, а с другими, что хошь...", и он уже покорно начал вставать, но Владислав дружески врезал по его горбатой спине, зашиб палец о торчащие как у голодного котенка позвонки, кивнул на газету, которую интелек так и не развернул: -- Что там накарябано? Интелек пугливо протянул газету Владиславу. -- Пожалуйста, смотрите... Владислав лениво отпихнул его руку: -- Стану я глаза портить! Ты ж читал? Вот и пробазлай новости. -- Да какие там новости,-- промямлил интелек.-- Запуск вымпела на Венеру, мадридская встреча... -- Чо-чо? -- не понял Владислав.-- Ты хреновину то не пори. Самое главное вякни: кто выиграл вчера? Засадили "Спартаку" или нет? С каким счетом? -- Это я не смотрел,-- заоправдывался интелек.-- Это где-то на последней странице... Владислав с презрением смотрел как интелек мышью судорожно шуршит в газете, изрек презрительно: -- А исчо в шляпе! Да ту страницу всякий нормальный наперед читает. По правде, так ее бы заделать первой, а всю остальную муру на последнюю... Про всякие театры так вообще бы самыми мелкими буковками, чтоб шизаки еще по двое очков надевали... Правильно я грю? -- Да-да, конечно! -- Ну вот вишь... Рядом Игорь делал вид, что засыпает. Клюнул носом, завалился набок на соседа: холеного, чистенького, ухоженного. Тот дернулся, покосился негодующе, попробовал чуть отстраниться, но с той стороны подвигаться не собирались, а тут еще Игорь пробурчал грозно сквозь сон, всхрапнул, и сосед застыл, делая вид, что такой пустяк его не задевает. Что с такого возьмешь, ра-бо-тя-га, в музей искусств не ходит, литературные мемуары не читает, зато кулаки вон какие... Владислав оставил интелька, с интересом поднял глаза на девушку, что села напротив. Она уловила посторонний взгляд, повела очами, тут же с гримаской отвращения отвернула лицо. Кровь бросилась Владиславу в лицо, в голову, зашумела в ушах. Восхищение одухотворенной красотой уступило место веселой ярости. Эх ты, дура... Сотни лет твердят, что не по одежке, а ты... Ладно, каждый получит то, что заслуживает. Точнее, кто чего ждет, то и обретет. Он поднялся, услышав облегченный вздох интелька, шагнул вперед и грузно плюхнулся рядом с девушкой. -- Э...-- сказал он негромко,-- давай будем знакомы? Она облила его холодным презрением, промолчала. Владислав сообщил доверительно: -- А ты знаешь, сколь я заколачиваю? А когда левый товар преть или когда урожай на дураков случается, то и вовсе что хошь могу!.. Ну как, пошли? -- Оставьте меня,-- ответила она тихо, стараясь не привлекать внимания. -- Во голосок,-- восхитился он.-- Не то, что у того гевала, что спит напротив... Исчо червонец сверху за такой голосок. Пошли? Меня в любом ганделике знают. Только на порог, бармен уже гнется: будьте здоровы, Владислав Игнатьевич... Это я, значит. Знает, что завсегда на лапу кидаю. Ты не боись, я долго валандаться с тобой не буду. Мне исчо футбол посмотреть надо, а в этом сурьезном деле бабы только мешают. Она приподнялась, но он обнял за плечи, удержал. Она покраснела, попробовала освободиться, но он держал крепко, наслаждаясь властью над незнакомой женщиной, сминая ей плечи, ощущая под пальцами тепло молодого тела. Она противилась, стараясь не привлекать внимания, хотя в вагоне все делают вид, что ничего не происходит, а Владислав уже всерьез хмелел от безнаказанности, то чуть отпускал женщину, то снова сдавливал ей плечи. -- Уберите руки,-- прошептала она. -- А чо? -- спросил.-- Ты баба ничо. Мы с тобой, телка поладим!.. Куды чичас попрем? К тебе или ко мне? Только бутылочку по дороге прихватим. Ты баба товаристая, таких люблю. Так вроде тощая, а приглядись: все на месте, и тут, и тут, и даже тут... С той стороны салона гыгыкал проснувшийся Игорь, бил в восторге соседа по колену и призывал восхищаться тоже. Сосед вынужденно улыбался, ерзал, но не вставал: ехать еще далеко, а встань -- место тут же займут менее чувствительные. -- Друга прихватим,-- сообщил Владислав.-- Вон сидит, видишь?.. Ты и двоих обслужишь, я ж по глазам вижу. У тебя и губы вафельные... Наконец Владислав отпустил, уж очень жалобно и умоляюще прошептала: "Моя остановка". Игорь тут же снова заснул, дергал во сне ногами, зычно плямкал, иногда запускал дикий храп, которого испугались бы и лошади. Однажды, не раскрывая глаз, громко и звучно выругался, а потом продолжал мирно похрапывать на плече окаменевшего соседа. Люди входили и выходили. Вошедшие сперва устремлялись на свободное пространство, где разместились Владислав и Игорь, но, быстро сообразив, что к чему, потихоньку вытискивались из опасной зоны. Так и стояли, спрессовываясь в монолит, но упорно не замечали Владислава и Игоря. Даже опасную зону покидали просто так, а вовсе не потому, что там резвились двое подгулявших работяг. Один из вошедших, не разобравшись в ситуации, попробовал было бросать негодующие взгляды, но Владислав проигнорировал, Игорь был занят, и новичок -- холеный такой хомячище, у которого явно персональная "Волга" сломалась, потому в метро с народом -- проворчал, пробно апеллируя к общественности: -- Совсем распустились... Ничего не боятся... Владислав еще не сообразил, как среагировать, как стоявший поблизости интеллигентный старичок, угодливо улыбнулся и сказал примиряюще: -- Ну что вы, что вы! Молодежь гуляет. Холеный хомячище скривился: -- Как это, гуляет? Они ж людей оскорбляют своим поведением! -- Ну что вы, что вы,-- залебезил старичок.-- Они оскорбляют, а мы не оскорбляемся!.. Нормальные парни... э-э... современные. Владислав исподлобья смерил хомяка тяжелым взглядом, уменьшил его до размеров бактерии и предложил: -- Папаша, а папаша? Хошь -- дам в лоб, и ужи отпадут? Хомяк испуганно дернулся, побагровел. Лицо его стало угрожающим, однако вокруг него словно около смертника начало образовываться свободное пространство. Старичок тоже отодвинулся, словно хомяк уже маячил в оптическом прицеле. Фигура холеного стала уменьшаться. Видимо, он уразумел, что это вагон, а не вверенное ему учреждение, и эти работяги не боятся, что им зарубят диссертации. Владислав забросил руки на соседей, сказал мечтательно: -- Вчера ехал тут один... Гра-а-а-мотный! Дал ему так, что прыщи с морды посыпались! Он и лег их собирать. До-о-лго собирал. Так я с корешками и ушел, не дождался, когда встанет. Пальцем бы не тронул: хотел взглянуть -- хороший ли из меня косметолог? За окнами замелькали лампы, побежал перрон. Едва двери открылись, взбешенный хомяк вылетел пулей. Владислав покровительственно кивнул старичку: -- Что, поганка, трепала жизнь? Научила поддакивать силе? Старичок снова хихикнул, уже неуверенно. Владислав смотрел пристально, и тот чуть отступил, отвел глаза. На следующей остановке в вагон влетели сразу два интеля, такие умные и начитанные, что об этом у них кричала каждая пуговица. Они сразу же облили Владислава с Игорем верблюжьим высокомерием, морды задрали кверху -- грамотные, аж противно, и Владислав ощутил, что Игорь тут же завелся. Да и сам не мог удержать тихую ярость. Ах, паскуды! Белая кость, да? Голубая кровь, да? Сейчас покажем, что вы стоите, чистоплюйчики... Ноги будем вытирать о вас, а вы и не пикнете, бараны несчастные... Первый интель хотел ретироваться, но Владислав удержал ласково, Игорь задействовал второго, и все хоть и на грани хулиганства, но все же закон допускает больше, чем правила этикета, в рамках закона можно так обхамить и облаять, что искрить начнешь, а закон и не гавкнет... И Владислав с Игорем выжали все, что можно было выжать из ситуации, не переступая уголовного кодекса, и когда интельки выметнулись на станции, явно не своей, то Владислав ржал до самого конца ветки, рядом довольно повизгивал Игорь. Работали здорово. Другого облаешь -- все же лучше, чем он тебя. И какой глупец сказал, что лучше быть обиженным, чем обижающим? В четверг утром Игорь напевал, шумно умывался, брился и одновременно готовил кофе, а Владислав потерянно слонялся по комнате. Неожиданно спросил: -- Слушай, могут быть петли времени? -- Ты о чем? -- не понял Игорь. -- Это я о метро. Глубоко под землей, вдали от мощного влияния Солнца, недостижимое для космического излучения. Вдруг время тут течет иначе, делает зигзаги, складывается в петли... Игорь присвистнул, приложил большой палец к виску и помахал остальными: -- С тобой не это самое? Владислав повернул к нему бледное лицо: -- Может быть, я сошел с ума, но почему-то кажется, что вчера пообщался с самим собой! Недаром глупые рожи тех дебилов показались знакомыми... К счастью, это можно проверить. Он метнулся в прихожую, распахнул шкафчик. Роба на прежнем месте, не убежала. Владислав несколько мгновений смотрел молча, закусив губу, бледный, затем, запустил руку в карман... Пальцы нащупали пуговицу. ВСТРЕЧА В ЛЕСУ Савелий шел бесшумно. За сорок лет работы охотником-промысловиком можно научиться ходить бесшумна даже по жести, иначе об удачной охоте останется только мечтать. А в этих краях охота весь окрестный народ кормит. Ничего общего с баловством заезжих геологов. Он спокойно пересек след "хуа-лу", цветка-оленя, как его называют орочоны. Этого пятнистого оленя совсем недавно завезли в Уссурийский край. Мол, пусть живет и привыкает к чужому климату. За голову штраф назначили в сто рублей. Будто не понимают, что и без того не станут губить нездешнюю красоту. Другое дело потом, когда расплодится, приестся, стане просто оленем, как вот этот зюбряк, по следу которого Савелий бежит... Зюбряк, или по-ученому изюбрь шел, как видно по следу, осторожно, старался не прошмыгивать под деревьями с низкими ветками. Понятное дело -- пантач. Старые рога сбросил, ходит с молоденькими, не затвердевшими. Царапни -- кровь брызнет. Вот и ходит, задрав морду к небу, звезды считает. Савелий наддал ходу. За спиной в рюкзаке шелестел жесткими перьями подстреленный по дороге громадный глухарь. Ничего, еще пару часов -- и догонит зюбряка. Земля под ногами пружинит -- сплошные корни да мох, дыхание отличное. Что еще человеку надо? Жить бы только да жить, да вот так бежать за оленем! В густой траве он наткнулся на мощный рог зюбряка. Двенадцать блестящих на солнце отростков -- красота! А где-то неподалеку должен валяться еще один. Они ведь не сразу оба падают: один отпадает, а со вторым зюбряк сам старается расправиться, сбивает об деревья, чтоб голову на один бок не воротило. Пошел дождь. Бежать по звериной тропке стало не очень удобно. Пусть не приходится ломиться через кустарники, но все равно вода с кустов и деревьев течет по одежде. Версты через две придется выливать из сапог. Одно утешение, что и зюбряк в такую погоду не любит бегать. Выбирает пихтач поразлапистее и прячется под ветки. Савелий привычно нырнул под висячее осиное гнездо и, не удержавшись, хихикнул. Вспомнил, как прошлым летом после такого же дождя его попросили отвести на базу одного хлыщеватого геолога. Тот сразу же велел ему идти вперед и шлепать прутом по кустам, сбивая капли. Савелий пошел, а когда повстречал такое же гнездо, трахнул по нему палкой. А сам проскочил... Какой вопль раздался сзади! Дождик начал стихать. Савелий посмотрел в просвет между кронами и ускорил шаг. Дождь пока что наружу. За шумом зюбряк на зачует шагов, хоть голыми руками бери. Да и не уйдет из-под пихты, пока дождь совсем не кончится. Впереди виднелась поляна, заросшая огромными узорчатыми листьями папоротника. А дальше уже виден зеленый пихтач... И вдруг Савелий увидел, как, раздвигая ветки, вышел великолепный олень. Его зюбряк! Это был молодой зверь, на рогах всего по два отростка, шерсть гладкая, блестящая. Он задирал голову и жадно принюхивался к западному ветру. Уши нервно прядали, мускулы на ногах подрагивали. Савелий понял, что зюбряк может сорваться с места и понестись бег знает куда, через кусты и валежины. И вовсе не от опасности. Савелий не мальчишка, его и тигр за сажень не почует. Просто зюбряк молод, здоров, силы девать некуда, до осеннего гона еще далеко и драться придется не скоро. Савелий рванул с плеча ружье и выстрелил, почти не целясь. Зюбряк на мгновение замер в прыжке, потом бухнул всеми копытами в мокрую землю и ринулся через кусты. Савелий побежал, нашел след, прошел по нему и лишь только тогда перевел дух. Отлегло от сердца. Подумал было, что не свалил, уж очень легко зюбряк уходил. Но кровь -- вот она. По одну сторону следа и по другую. Ясно: навылет. Не уйдет далеко. Савелий закинул ружье за спину и уже без спешки пошел по следу. По сапогам хлестала густая сочная трава, верещали беззаботные кузнечики. Повсюду виднелись огромные веера папоротников. Нижние листья -- красные, средние -- оранжевые, верхние -- ярко-зеленые. А вверх возносится сочный набалдашник завязи. Орочоны рвут их и варят с молоком. Ох и вкусная получается вещь! След по распадку пошел вниз. Впереди возник слабый шум, стало чуть прохладнее. Трава здесь гуще и сочнее. Между деревьями наметился просвет. Савелий ускорил шаг. Вряд ли зюбряк сумеет одолеть этот ручей. Да и ему самому не мешает напиться холодной водицы, просто посидеть разутым. Зюбряк лежал в двух шагах от ручья. Над ним уже вился большущий столб белоножки, на морде сидели слепни. Всегда поспевают первыми! Савелий согнал гнуса с оленя. Ищите живых, пусть будет по честному. Мертвый отбиваться не может. Содрав шкуру, он первым делом притопил тушу камнями на дне ручья. Студеная вода сохранит мясо лучше любого холодильника. Если ничего не помешает, то можно будет вернуться. Пока главное: рога. А натопить или настоять пантокрин -- пустячное дело. Ученые говорят: самое лучше в мире лекарство! В этот момент сзади послышалось стрекотание. Савелий поспешно обернулся. Шагах в десяти стояло несколько диковинных существ. Господи, что за уроды! Ростом с человека, только тонкие, глаза -- как у стрекоз, на полморды, уши -- бубликами, лапы -- тоненькие, утиные, с красными перепонками меж пальцами. А сами похожи на ящерок. Ну и ну! Как же они подобрались так близко, а он и не услышал? Кругом сухостой, валежины, шуршащие листья. Вот и считайся теперь лучшим охотником района! Одно из существ сделало три шага вперед. Савелий чуть было не потянулся за ружьем, но передумал. С виду большая ящерка на задних лапах, а ящерки -- он знал по опыту -- не опасные. Детишки их постоянно за хвост таскают, пока не оборвут. -- Мы -- с Антареса! -- сказало существо тоненьким голоском.-- Трансгрессируем через ваш сектор Галактики. Вы не возражаете? -- Не-а,-- ответил Савелий.-- Чего возражать? Вы только зверя не бейте без лицензий, да пятнистого олешка не троньте. А так гуляйте, чего там. С Антареса, поди ж ты! Это, видать, из-за тех вон сопок? А то и вовсе из соседней области? Но что-то не слыхивал, чтобы и там говорящие ящерки водились. Он все присматривался к чужакам. Ну и чудо-юдо, рыба-кит! Какие только диковинки не бывают на свете! А тут сидишь в лесу, ничего не видишь, ничего не знаешь, ни о чем ни слышишь... -- У нас мало времени,-- возобновило существо разговор. -- Ясно,-- буркнул Савелий с неудовольствием,-- городские! У вас все куда-то спешат. Всю жизнь спешат, совсем сумасшедшие. А в Москве, говорят, так по улицам прямо бегут... -- Вот-вот,-- сказало существо,-- нас ждут на орбите. Но мы хотели бы купить у вас. Вы согласны? В принципе? -- А чо ж нет,-- сказал Савелий осторожно,-- с хорошими...-- он на секунду осекся,-- людьми завсегда можно дело иметь. Продать или поменяться. Или еще там как... Он решил держать ухо востро. Не прогадать бы. -- Значит, можно? -- спросило существо. -- А что вы хотите приобрести? -- спросил Савелий. Существо замялось. Все остальные, дотоле молчавшие, зашуршали, застрекотали, заволновались. Некоторые недоверчиво качали лупоглазыми головами. Мол, не продаст, зря стараешься. -- Мы, конечно, понимаем,-- сказало существо в сильнейшем волнении,-- знаем, что не в состоянии заплатить настоящую цену, но мы уповаем на ваше великодушие и щедрость! Вы ведь невероятно расточительны. А мы заплатим, чем пожелаете: слитками золота, бриллиантами, любым количеством урана, техническими новинками. Чем хотите! -- Это, конечно, здорово,-- сказал Савелий,-- да только разговоры о моей щедрости... это в пользу бедных, ясно? Я подаю по пятницам после дождичка в четверг. Да и то, если рак свистнет, а сухая верба зацветет. Что вы хотите приобрести? Существо приблизилось на цыпочках и осторожно указало Савелию на его рукав. -- Что? -- спросил Савелий, не поняв. -- Вот это. Ползет, видите? Зелененькое такое, с усиками.! По рукаву ползла маленькая мошка. Полупрозрачная, в тоненькой оболочке, на слабеньких ножках. Она с великим трудом перелезла с обшлага на тыльную сторону ладони и теперь едва слышно шевелила лапками, щекотала кожу. -- Так это ж тля! -- сказал Савелий, так и не сумев скрыть удивление.-- Травяная вошь. -- Вот-вот. Тля, афидида, формикарум вакка, как еще называют. На приобретение более сложных организмов у нас просто не хватит средств. А как бы хотелось нам приобрести какое-нибудь из этих! Существо мечтательно указало перепончатым пальцем на тучу гнуса над головой Савелия. -- Гм... Вот как...-- пробормотал Савелий.-- ...Это что же... Ну, да, ясно, как же иначе? Вот, значит, какие пироги! А я думал... Ну, ничего, дойдем и до них. А тля продолжала карабкаться. Наткнувшись на волосинку, беспомощно застряла. Усики растерянно шевелились, ощупывали невесть откуда взявшуюся валежину. Две лапки приподнялись и шарили по воздуху, но зацепиться ни за что не удавалось. В полнейшей растерянности Савелий осторожно попытался снять мошку двумя пальцами. Однако все меры предосторожности ни к чему не привели: на пальцах остался едва заметный мокрый след. Крохотная капелька, одетая в полупрозрачную оболочку, исчезла бесследно. Пришельцы вздрогнули. -- Вы так расточительны,-- прошептало существо с осуждением и почтение одновременно. -- Да-а-а-а,-- сказал Савелий.-- А я думал, что вы трактор хотите приобрести... -- Мы не музейные работники,-- сказало существо.-- Нас, как и всех ученых наших звездных систем, интересуют только агрегаты высшей сложности. Наивысшей, какую только можно создать или спроектировать, а также -- супервысшей, которую пока вообще разгадать невозможно. Как, например, эту тлю. Савелий чувствовал, как голова у него пошла кругом. Но чужак говорил серьезно. -- Да ну,-- только и сказал Савелий. -- Ученые наших систем давно бьются над созданием самоорганизующихся, самоусовершенствующихся, само... и так далее -- механизмов. Но пока что при всем нашем уровне техники невозможно построить такие сверхсложные механизмы. И мы просим продать хотя бы один, у вас их так много! -- Это ты верно сказал,-- согласился Савелий, отмахиваясь от гнуса.-- У нас их немало, и одного я, так уж и быть могу уступить за хорошую цену. Почему бы и не помочь хорошим... людям? У вас, видать, таких нету? -- Нет,-- ответил пришелец сокрушенно.-- Ни у нас, ни вообще где-нибудь. Ваша планета единственная в Галактике, где можно встретить всевозможные самоорганизующиеся механизмы. Вы обладаете уникальными кладами! Мы даже готовы отдать за них свой звездолет, но тогда нам не на чем будет вернуться домой... Савелий сорвал листок, на котором паслось стадо тлей, соскреб ногтем на землю всех, за исключением крайней, не самой толстой, вроде бы не поросной: -- Вот. Пользуйтесь! Пришельцы радостно завизжали. Двое тут же убежали и принесли бронированный ящичек с лампочками и пружинками. Старший из чужаков уложил в ящик листок с купленной драгоценностью. -- Спасибо! Старшее существо расчувствовалось. Его перепончатые лапки были благодарно прижаты к груди. -- Что бы вы хотели получить? -- спросило оно. -- Сейчас,-- сказал Савелий.-- Не торопи меня, любезный. Вечно вы торопитесь... Разве что ружьишко какое... Ящерка тут же сняла с плеча ружье: -- Терибелл! Лучшее ружье в Галактике. Заряжать не надо, черпает энергию из звездных недр. Сломать практически невозможно. Перенастроенные атомы. А вот циферблат с делениями от одного до ста. Если поставить стрелку на один, то заряда будет достаточно, чтобы парализовать на сутки маленького зверька. Индекс три позволяет свалить самое крупное животное. Чтобы снести скалу средней величины, достаточно поставить на десять. Чтобы раздробить планету, не самую крупную, ставите на индекс тридцати двух... Обращение -- такое же, как и с ружьем вашей конструкции. Вот это мушка, прицельная рамка, ложе, а это -- курок... -- Вот за это спасибо,-- сказал Савелий.-- Приезжайте еще. Всегда рад хорошим людям. Чайку попьем, новостями обменяемся... -- Весьма благодарны,-- сказал лупоглазый.-- Спасибо за приглашение. Обязательно воспользуемся. А теперь позвольте откланяться. Он уже пятился назад. За его спиной появилось невесть откуда взявшееся красное сияние, пришелец отступил еще на шаг и пропал. Остальные исчезли в этом пламени еще раньше. Вдруг свет вспыхнул особенно ярко. Савелий от неожиданности зажмурился, а когда раскрыл глаза, на поляне никого не было. Нет, чтобы спокойно побеседовать, потолковать, чаи погонять... Терибелл он повертел в руках и засунул в рюкзак. Подальше от любопытных глаз. Придем домой, разберемся. После грозы дышалось особенно легко, воздух был чистым. Однако Савелий чувствовал, что теперь в голове сплошная сумятица, мысли текут совсем не туда, куда надобно. Значит, прилетели ящерки с другой планеты? И значит, любая мошка на свете -- величайшая драгоценность? Всякое явление жизни -- вроде бы священное? Или эти чудаки не догадались просто-напросто наловить себе любых мошек, лягушек, рыб, птиц и -- улететь? Чтут законы! Савелий побрел к дому. Идти было тяжело. В рюкзаке находилась большая птица и крупные рога убитого оленя. Убитая птица и убитый олень. Там же лежал терибелл. Это было великолепное ружье. Лучшее из всех возможных ружей. И стало тоскливо. Он знал, что никогда не даст себе выстрелить из этого чудища. По крайней мере, на полную мощь! ОХОТНИКИ Ланитар следил за Савелием с изумлением. Его новый друг целый вечер набивал патроны. Капсюли, порох, пыжи, пули -- целая наука! Это не бластер, где нажал курок -- и все, зверь летит вверх тормашками. А Савелий готовился на охоту неторопливо, деловито. Тем более что приходилось заботиться о снаряжении и для чудаковатого приятеля, с которым недавно познакомился. Не умеет, пес его дери, заряжать современные ружья. Хоть кол на голове теши! -- Вот,-- сказал он удовлетворенно,-- заправил жаканами. Рельсу с двадцати метров прошибает. Теперь подзаправимся и пойдем. Мария! Мария!!! Жена вошла с кастрюлей свежего, только что сваренного борща. Быстренько дрожащими руками расставила тарелки, налила горячего. На ланитара старалась не смотреть. Всякое на свете видывала, каких только бродяг муж не приводил в гости, но чтоб такое? -- Нажми, паря,-- советовал Савелий другу. -- Может статься, ночь в засаде прождем. Тяпнем для аппетита, заправимся и пойдем. Жена бочком-бочком, словно краб, приблизилась к столу, поставила блюдо с жареным гусем и графин с прозрачной жидкостью и поскорее улепетнула из комнаты. -- Брюхатая,-- объяснил Савелий.-- Потому и боится на тебя смотреть. Одно слово -- баба. Приходи, когда родит. Кумом будешь. Ох и погуляем! -- Благодарствую,-- сказал ланитар польщено.-- А мы как раз тоже собираемся просить тебя стать почетным родителем нашему выводку. Жена на той неделе отложила десяток яиц в горячий песок Восточных Холмов. Ждем! Я сам выбирал место получше, чтобы дети вывелись здоровенькими... -- Спасибо,-- ответил Савелий степенно,-- спасибо за честь, кунак. Обязательно приду. Хорошим друзьям чего бы и не породниться? Ел он с аппетитом, однако на всякий случай поругивал жену за пересоленный борщ, за слабо хрустящую корочку на гусе. Зато ланитар ел и нахваливал. И не только из вежливости. За ушами у него трещало так, что можно было услышать на улице. -- Ешь, паря, ешь,-- приговаривал Савелий.-- На всю ночь идем! Ему было приятно смотреть, что ланитар безо всякого жеманства отдирает обеими лапами гусиное крылышко и грызет прямо с наслаждением. Видать, гусей у них там нету или не такие. Да и Мария -- баба справная, постаралась, приготовила на славу. Пальчики оближешь! -- Чесноку возьми,-- посоветовал Савелий.-- С чесноком оно особенно идет. Ланитар попробовал и чеснок. Сначала с опаской, потом с энтузиазмом. Наконец разошелся, схрумкал всю головку. -- Здоров ты, паря,-- признал Савелий с завистью.-- А у меня от одного зубка все нутро горит. Больше двух никак не съем, а страсть люблю острое. Потом оба с удовольствием выдули по большой жестяной кружке крепкого горячего чаю с лимонником. Для бодрости и чтобы спать не клонило. Савелий позволил другу вылезти из-за стола, лишь когда тот стал отдуваться тяжело и уже вовсю придерживал короткими ручками набухший живот. В огромных фасеточных глазах светилось огромное изумление. -- Ох, накормил же ты меня, хомо! Правда, я сам виноват, надо меру знать. Но, клянусь космосом, вкусно вы, люди, готовите! -- Не знаю, как люди,-- сказал Савелий довольно,-- но моя баба готовить умеет. -- Умеет,-- подтвердил ланитар с готовностью. Они стали собираться для ночной охоты. -- Лодырь проклятый! -- сказал, внезапно обозлившись, Савелий. Он вернулся к своим мыслям.-- Нет чтобы пастись в лесу, так на легкий харч наткнулся! Каждую ночь, скотина, наведывается в молодой овес. Не столько съест, сколько вытопчет. Любит поваляться на спине кверху лапами! Козу задрал, на пасеку наведался. Спасибо пчелам, шуганули. Но в другой раз может поступить умнее. Заткнет чем-нибудь летку -- мхом, к примеру,-- чтобы пчелы не повылетали, потом отнесет к озеру и опустит в воду. Пчел притопит, а мед пожрет. -- Ух ты,-- сказал ланитар с невольным уважением.-- До чего же хитрющий зверь! -- А ты думал,-- ответил Савелий угрюмо.-- Добавь к этому еще силищу невероятную, вес бычачий, а уж бегает эта туша не хуже скаковой лошади. Вот и борись с таким. Но мы все равно одолеем тебя, скотина лохматая! -- Одолеем,-- подтвердил ланитар.-- Вдвоем одолеем. Я тебя поднимаю, хомо. У меня тоже неприятность... Ко мне на огород повадился один зверюга. Летающий дракон! А это такая тварь, что если попробует салат с грядок, то уже не отвяжется, пока все не пожрет. К тому же пакостит прямо на огороде. -- А ты бы подстерег его, как сейчас мы медведя. -- Бесполезно. Атомный луч не берет, лазерный -- тоже, электроудар -- что твоему коту сметана. -- Ну и шкура! А простыми пулями не пробовал? -- У нас таких ружей нет. Были раньше, в глубокой древности. Потом пошли новинки техники: бластеры, терибеллы... Их заряжают только раз, еще на заводе. Сколько ни стреляй потом, всегда есть луч для убивания. Когда они шли через двор, ланитар весь напрягся, подобрался. На его лице мгновенно выступили капельки пота, в огромных глазах загорелся тревожный огонек. Савелий пожал плечами. Коровы испугался, что ли? Ну и что, если рога? У кого их нет? И от козы удирать -- смехота! Балуется, чертовка. -- Завидую твоему мужеству, хомо,-- сказал ланитар с великим почтением.-- Ходишь мимо этих рогатых чудищ -- и хоть бы что! Да они мне в каждом кошмаре будут являться. Особенно после такого плотного ужина. Какие только немыслимые формы жизнь не принимает! Никогда бы не подумал, что такое возможно. А ты всю жизнь среди них. А вдруг какое кинется? Костей не соберешь. -- Это коза кинется? -- А что? Посмотри на ее рога. А зубы? И глаза какие-то подлые... К подлеску они вышли огородами. Ланитар шел след в след за товарищем и потому не сразу заметил принаду. Он едва не наткнулся на нее и замер, похолодев. Перед ними лежала туша лохматого мускулистого зверя. Он был растерзан самым жестоким образом. Неужели нашелся на этой планете хищник еще более свирепый? Ланитар измерил взглядом рога жертвы и подумал, что для того, чтобы растерзать его самого, подошли бы и втрое короче. -- Вишь, на этот раз задрал мою козу,-- пояснил Савелий.-- Бедолашная. Правда, пакостная была. В огород лазила, за детворой гонялась, брыкалась, когда доили. Зарезать ладился, да медведь опередил. Они влезли на помост прямо над козой. Дерево поскрипывало и качалось. Ланитар поспешно сел на приготовленные жерди, крепко уцепился за ветки. -- А ты знаешь,-- сказал он с вымученной улыбкой,-- меня уже только за это произвели бы в отчаянные храбрецы. Не веришь? У нас все деревья -- хищники. Плотоядные. Ловят птиц, ящеров, зверей. В засуху вытаскивают корни и прут к северу. На корнях заранее запасают клубни и потому месяцами идут без остановки. Вот тогда-то и бежит от них все живое. Поверишь ли, они наловчились разбиваться на ловцов и загонщиков! И добычу залавливают немалую. -- Н-да,-- сказал Савелий озадаченно,-- ничего себе... Но ты, паря, не тревожься. Наши деревья и мухи не обидят. Только с виду страшные, да и то как для кого. Мой пострел на них все штанины порвал, все в Тарзана играет. -- А все-таки страшновато,-- сознался ланитар. -- Ты приглядывайся получше,-- напомнил Савелий.-- Ночь наступает. У нас тут уже был случай... Одна старуха в полночь увидела, что в ее овсах что-то черное копошится. Решила, что телок потраву делает. Взяла бабка палку покрепче, подкралась поближе да как огреет по спине! А то оказался медведь. Молодым овсом лакомился... -- Такой же? Огромные тревожные глаза ланитара настороженно прощупывали надвигающуюся тьму. Савелий знал, что его друг и в полной темноте видит не хуже, чем на свету. -- Может, такой, а может, поболе. -- А что дальше? -- Медведь заорал благим матом -- и наутек. Тут же хворь с ним приключилась. С перепугу. Медвежьей хворью зовется. Утром нашли его за огородами. Околел мишка от разрыва сердца. От неожиданности! Привык, что на него, хозяина тайги, никто нападать не смеет, всякий зверь дорогу уступает. -- Ух ты,-- только и сказал ланитар пораженно.-- Повезло старухе! А со мной тоже стряслось нечто подобное на той неделе. Шел, поднимаешь, ловчие ямы обходил. Вдруг смотрю, шевелится что-то в яме. А у меня на дне каждой ловчей ямы заостренный кол торчит. Чтобы, значит, если какая зверюка и ухнет туда, чтобы сразу и закололась, не мучилась понапрасну. Но уж если нахромилась, думаю, то чего шебаршишься? Обычно раз -- и дух вон! Что-то неладное... Глянул: батюшки! В яме - бетнуар. Я так и сел. Для бетнуара вылезти из такой ямы что сопливому сморкнуться. Просто выпрыгнуть может. Вспоминаю такое, а сам пячусь, пячусь от ямы... Еще немного -- и дернул бы совсем из леса. Но тут кумекаю: а чего эта тварь не выбралась из ямы раньше? Оробел, но не отступаю. Заметь: для нее схрумкать меня -- на один кутний зуб. Набрался все-таки духа, снова к яме. Ага, да у нее брюхо впятеро больше обычного... Того и не вылазит. Тяжела на подъем стала. Сорвал я терибелл с плеча, нацелился. Чуть было не выпустил полный заряд. Хорошо, вовремя спохватился. Постой, кумекаю. За бетнуара огромную премию дают. Ба-альшие деньги! Но можно получить намного больше... И начал я таскать жратву в лес. Три дня кормил. Наконец опоросилась она, вернее, обетнуарилась. Принесла двенадцать таких же жутких и злобных тварей, только махоньких. Они тут же полезли из ямы. Еле-еле успел по мешкам распихать! Что дальше, сам понимаешь. В главном зоопарке страны только один был, да и тот издох семь лет назад, с той поры целые армейские подразделения не могут изловить живого... Огреб я кучу денег, ружьишко справил хорошее, дочек выдал с приданым, на черный день отложил... -- Варит голова у тебя, кунак,-- сказал Савелий, довольный за находчивого друга. Ланитар толкнул его, они замерли, прислушиваясь. Внизу было тихо. -- Послышалось,-- сказал ланитар с облегчением. -- Шкуры ты сдавал в городе? -- спросил Савелий. -- Нет. У нас в поселке свой приемный пункт. В город я не люблю... -- И я не люблю,-- признался Савелий.-- Суматошный народ... Спешат, толкаются, бегут куда-то. И много их чересчур. Как с каждым покурить, потолковать, чайку испить, новостями обменяться? -- Вот-вот,-- обрадовался ланитар.-- У меня то же самое. В городе и говорят как-то чудно. Вроде по-нашему, а непонятно. Дочка у меня там замужем, так вот с тобой и то есть о чем поговорить с удовольствием, а с ее мужем? Только и ждем, когда пора расходиться по домам. -- Правильно, паря, подметил,-- сказал Савелий.-- Мы с тобой душа в душу, хоть и разные. А с городскими лучше не связываться. Только время зазря потратишь. Хошь пирога? Я захватил, вот в сумке... Пока еще мишка придет! Хороший пирог, с земляникой. Они принялись за пирог, ружья поставили меж коленей. Савелий чуточку чавкал, хотя и старался соблюдать приличия, ланитар жевал бесшумно. Его громадные глазищи всматривались в кромешную темень. И видел он каждый листик, каждую травинку. Вдруг сквозь темноту донесся хруст веток. Слышно было, что медведь идет уверенно, по-хозяйски. Чувствовалось, что четыре мощные лапы несут гору тугих мускулов и крепких костей без всяких усилий. Ланитар схватил ружье, осторожно взвел курок. -- Где? -- спросил Савелий тихонько. Ланитар предостерегающе прижал уши. Не шуми, хомо, не видишь сам, что ли.? Савелий в отчаянии пялился в чернильную темноту. Хоть глаз выколи! Только пятна стали плавать разные... -- Подошел,-- шепнул ланитар.-- Похож на твою корову, только с короткими ногами и без рогов. Переваливается с боку на бок, словно утка... Перевернул растерзанного зверя, ты называл его козой, выбирает, откуда есть... -- Не забывай о его силе,-- предостерег Савелий нервно.-- Когда бежит, сливается в полосу! Лапы мелькают, не сосчитаешь. Может задрать лося втрое тяжелее себя и нести в передних лапах будто кота. Может разгрести землю, твердую, как гранит, чтобы достать мышонка. Легко вырывает дерево, которое не выдернут четверо крепких лошадей... Ланитар осторожно просунул между жердей ствол ружья. Его лицо было сосредоточенным и напряженным. Савелий чуть не застонал от обиды. Ну, надо же так! Ночь для него что день. -- Стреляй под лопатку,-- подсказал он.-- В место, где шерсть потерлась. -- А если в голову? -- Бесполезно. У него башка что броня у танка. К тому же клином. Пуля срикошетит. Ланитар повел стволом. Короткие сильные пальцы с перепонками, казалось, срослись с курком. -- Ну,-- шепнул Савелий, изнемогая от нетерпения. Грянул выстрел. Внизу раздался густой рев, словно в тумане закричала пароходная сирена. Но в реве ясно слышалась боль и растерянность. -- Стреляй из моего! -- крикнул Савелий.-- Все одно ни хрена не вижу! Из темноты протянулась рука с перепонками, схватила ружье. -- Стреляй! -- крикнул Савелий. -- Уходит,-- послышалось из темноты.-- Вдогонку глупо. Ланитар соскочил с дерева быстрее Савелия, хотя тот сам готовил навес и знал там каждый сучок. -- Не спеши! -- крикнул Савелий.-- Ты его ранил, а медведь не трус, обид не прощает! Но ланитар уже скрылся в темноте. Савелий прыгнул, когда до земли оставалось еще больше метра, распорол штаны о валежину, бросился вдогонку за ланитаром. Изгородь повалена. Савелий поскользнулся в луже, сообразил: кровь. Он с разбега наткнулся на ланитара, едва не повалил. -- Тихо,-- сказал ланитар напряженным шепотом.-- В лес не бежал, я бы заметил. Где-то затаился здесь!