ами. Гремело железо, в стороны разлетались костяные пластинки, но падали на землю и разбитые щиты, обломки оружия... Радар на ходу крикнул, один из аримаспов неохотно вышел из схватки, подошел с Радаром к Николаю. Дышал он тяжело, воздух с хрипами вырывался из его широкой груди. На Николая смотрело суровое лицо немолодого человека. Железный шлем был надвинут по самые брови, единственный глаз блестел как слюда. -- Это один из племенных вождей,-- пояснил Радар торопливо.-- А это царевич Коло... то бишь, Колоксай. Мы прибыли из дружественной Скифии... -- Если она дружественная,-- перебил племенной вождь,-- то почему не вышлет военную помощь? Мы бы стерли с лица земли этих гнусных чудовищ... -- Мы не так понимаем помощь,-- ответил Николай мирно.-- Мы могли бы выступить арбитрами, посредниками... Все-таки худой мир лучше доброй ссоры. Единственный глаз вождя яростно сверкнул: -- Нет!!! Добрая драка всегда лучше худого мира. Мы рождены для битв. Мы аримаспы, дети неистового Арея! И мы это докажем, когда уничтожим эту помесь жаб, сычей и крыс! -- Все понятно,-- вздохнул Николай.-- Простите, что отвлек вас от такого привычного и необходимейшего дела. Разрешите откланяться. Племенной вождь, успев отдохнуть, поспешил к месту схватки. Николай видел, как он ворвался в самую гущу противника, меч заблестел как молния. И снова жестокая улыбка заиграла на мужественном лице воина... Николай тронул поводья, но конь заворожено наблюдал за схваткой и делал вид, что не заметил команды. Его мускулы подрагивали, словно он повторял прыжки сражающихся на поле воинов. Рванув поводья, Николай заставил коня повернуть обратно. Рядом ехал Радар, его конь тоже с сожалением оглядывался на поле схватки. -- Даже кони с ума посходили,-- сказал Николай сердито.-- Романтика!.. Воинская доблесть!.. Пасть за честь оружия!.. Не посрамим!.. Ладно, коням простительно, они меньшие братья, сами еще не шурупают. А это ж люди! -- Может, одним глазом плохо видно? -- предположил Радар. -- Ты с двумя и то... -- уличил его Николай.-- Сколько они так уже дерутся? Радар пошевелил губами, посчитал в уме, сказал осторожно: -- Да не меньше, чем полвороны... Хотя вру, с ворону будет! Когда Горакл проходил по этим краям, уже тогда дрались. Тогда сражение шло и по всем окрестным полям. -- Люди и грифы гибнут за металл,-- вздохнул Николай.-- Конечно, за тысячи лет истребительной войны популяция уменьшилась здорово... Если не помирятся, то вовсе истребят друг друга. -- Разве такие помирятся?.. Нашим внукам их уже не зреть. Только по песням, по легендам... А нам с тобой искать других союзников. -- Где? Они вернулись в город. Усталые кони, чуя кормушки, рысцой понеслись к терему. Когда ехали через двор, вдруг раздался страшный звериный вопль, чем-то удивительно знакомый. Радар с подозрением покосился на Николая: -- Это не ты?.. Тогда это другой дракон. Доподлинный. -- Дракон? -- не поверил своим ушам Николай. -- Что удивляешься?.. Может, не дракон, кто-то перекинулся драконом, а назад не смог. Или не захотел. -- Н-но... какой дракон? Змей Горыныч? -- Не-а. Горынычи дикие, а этот натаскан для больших драк, потому и кличут его драконом. Я этого сам, помню, отлавливал по молодости... Я ведь из простых, при твоем деде Скифе в ловчих хаживал! -- Пойдем посмотреть дракона,-- сказал воспрянувший Николай. -- Пойдем,-- согласился Радар все тем же безнадежным тоном. Он привел Николая на заднюю часть двора. Еще издали Николай услышал зловоние. Возле забора был небольшой котлован, стены выложены валунами. Николай опасливо подошел к краю, заглянул вниз. Дракон лежал на дне. Мордой и размерами отдаленно напоминал носорога, только сзади туловище утончалось клином и переходило в короткий мощный хвост. Голова и вся спина покрыты толстыми костяными пластинами, довольно потертыми. Лапы тоже в панцире, как у ящерицы, зато брюхо серо-розовое, с редкой как коровы шерстью. -- Теперь,-- сказал рядом Радар,-- драконов заводят больше для того, чтобы стравливать друг с другом. Простой люд тешится петушиными боями, кто побогаче -- бычьими, а князья -- драконьими... -- Крыльев нет? -- спросил Николай. Радар хмыкнул: -- Крылатых отродясь не видали. С теми еще могли бы надеяться, а зачем этого держим -- ума не приложу. В старину, говорят, от драконов целые войска разбегались! Либо брешут, либо ходили с палками. -- Да,-- сказал Николай разочарованно,-- если не струсить, то копьями остановить запросто. А крепкий мужичок подкрадется с топором и... -- То-то и оно. Одна видимость, что у нас дракон. Жрет много, проходимость невелика, ночного боя не признает... Зимой вовсе спит. К тому животное глупое, своих от чужих не отличает. Он со злостью швырнул булыжник в дракона. Попал в голову, глухо бамкнуло, будто ударили в толстый глиняный горшок. Дракон приоткрыл глаз, укоризненно вздохнул и опять заснул, на всякий случай накрыв голову лапой. -- Да,-- признался Николай вынужденно.-- В современных условиях неэффективно. Пора полностью снять с вооружения. Разношерстное воинство, наспех набранное Аварисом из землепашцев, сгрудилось за воротами. Пародия на скифов-кочевников! Кони привыкли ходить в плуге и теперь с недоумением поглядывали на хозяев, которые зачем-то повзбирались им на спину. Халупники сидели на своих одрах как мешки с тряпками. Вместо копий и мечей -- вилы, тяпки, даже лопаты и молотильные цепы. -- Цепы -- это хорошо,-- сказал Николай тяжело.-- Это же удлиненные нунчаки... -- Осталась последняя надежда,-- обронил Радар глухо.-- Сокил! Князь Сокил с это время с сильным отрядом был уже неподалеку от пограничного городка данайцев. Еще Скиф или Агафирс разрешили им поселиться на своей земле, чтобы получать при обмене узорчатую ткань и безделушки из золота, столь ценимые при обрядах. Теперь это был добротный городок, из предосторожности обнесенный высоченной стеной, поверх которой всегда стояли наготове баллисты и бочки с песком. Солнце село, сумерки быстро сгущались. Как Сокил не противился, но младший брат Опанас настоял на ночевке. Город близко, разумнее подойти к нему утром, а то страхополохи шарахнут сдуру из катапульт, метнут огонь, от которого даже земля горит... Отряд быстро расположился на ночлег. Коней пустили в середину, далеко за лагерь вынесли усиленные караулы. Сокил долго умащивался у костра. Прежде чем лечь, выбрал с земли щепочки, палочки, даже крупные стебельки. В плащ укутался так, что и муравей к нему не заберется, к огню лег поближе, чтобы не озябнуть, когда выпадет роса... Опанас выудил из седельной сумки крохотную греческую амфору, которую перед самым отъездом тайком сунула ему великая ведунья пресвятой и непорочной Даны. Сокил вытаращил глаза: -- Опанас... Ты ж такой яростный гонитель всего южного! -- В виде исключения,-- пробормотал Опанас.-- Холодно что-то... Или захворал? Хочешь глоток? -- Коли не шуткуешь,-- ответил Сокил. Он высвободил руку из кокона, торопливо взял амфору. Рот его расплылся в блаженной улыбке, едва ноздри уловили запах. Опанас наблюдал, как старший брат сделал большой глоток... Глаза Сокила полезли на лоб, он замахал на Опанаса обеими руками, стал отчаянно шарить пальцами по воздуху. Опанас сунул ему крылышко рябчика, но Сокил возмущенно швырнул в него этим крылышком. -- Что с тобой? -- спросил Опанас, сдерживая радостное возбуждение. Сокил с трудом перевел дух, сказал уважительно: -- Напиток богов?.. Такое чувство, будто душа от тела отделяется. -- Да это... гм... из дальнего похода,-- ответил Опанас разочарованно.-- Если хочешь, пей... а я передумал. Лучше уж наш исконный кумыс, национальный напиток русича. Опанас сидел спиной к костру. Он привычно наблюдал темноту и прислушивался. Человек, который подобно Сокилу, смотрит в огонь, подобен слепцу. Если нужно быстро выстрелить, то и сам не сумеет, и от чужой стрелы не увернется... Дозор -- защита слабая. Будучи парубком, он научился пробираться мимо часовых и ловко метать ножи в противника, умел из темноты бить стрелами на выбор в освещенных пламенем разодетых как фазаны данайских стратегов! -- Да спи уже,-- не выдержал он.-- Мостишься, как собака на ночь. -- Я не воин, я князь,-- отшутился Сокил беспечно, не подозревая как глубоко уязвили эти слова Опанаса. Опанас хмуро косился на брата, тяжелые желваки перекатывались под кожей. Могучий, жесткий и свирепый в бою, привык стойко переносить тяготы военных походов, любим воинами, знает как управлять страной, но верховная княжеская власть по злой судьбе досталась этому неженке! Всего на час раньше проклятая данайка, вторая жена Ариана, произвела на свет ребенка, а его мать, урожденная княгиня Урюпинская, чуть запоздала... Теперь это разряженное ничтожество по праву старшинства унаследовало после смерти отца великокняжескую власть! -- Князь должен подавать пример,-- сказал Опанас сурово.-- А ты вон седло под голову кладешь, неженка! -- Никто не видит, брат,-- отозвался Сокил беспечно.-- Давай спать, брат. Утром войдем в город. Он свернулся клубочком, подтянул ноги к подбородку и стал посапывать, призывая сон. Опанас нахмурился. Доходили смутные слухи, что мать Сокила тайком научила греческому языку и ихней же грамоте, с той поры Сокил тянется к данайцам, часто посещает их городок. Отряд оставляет у городских ворот, ворота накрепко запирает, и никто не знает, как он проводит время. Поговаривают, что сразу же переодевается в эллинскую одежду, приносит жертвы чужим богам... Так ли? На Сокила похоже. Его мать даже зовет Скиллом на элинский манер. Однажды и его посмела назвать Октомасом, так он ее так турнул... Он мрачно покосился на спящего брата. Если правда, то отступнику не жить! Сокил дышал ровно и глубоко. Лицо стало мягким, добрым, как у человека, который повидал многое, многое пережил, но не ожесточился, сохранил доброе и спокойное отношение к людям. Губы его чуть раздвинулись, блеснула полоска белых зубов. Опанас уже отворачивался, когда взгляд зацепился за нечто блеснувшее под горлом брата. Осторожно приподнял плащ, всмотрелся. Под грубой вязаной рубашкой из козьей шерсти выглядывал краешек нательной рубашки из нежнейшего эллинского шелка! Он опустил плащ, вернулся к костру. Когда Волосожары начали блекнуть, за спиной завозилось, закряхтело, будто просыпался дряхлый старик. Сокил, зевая и потирая кулаками глаза, выглядывал из-под плаща как молодой барсук. -- Как хорошо быть молодым,-- сказал он с волчьим завыванием.-- Даже в степи, у костра спится как нигде... -- Ну и хорошо,-- согласился Опанас,-- только ты зубы не заговаривай. Иди проверь караулы. Ярослав еще молодой воевода, за ним нужен глаз да глаз. Сокил, уже сбросил остатки сна, легко вскочил и скрылся в темноте. Опанас неспешно лег, опершись на локоть, смотрел на светлеющее небо. Можно бы ткнуть Сокила мечом под ребро, только и делов. Тогда он, Опанас, стал бы удельным князем. Будь он политиком, так бы и поступил. Эллины, искушенные в этих делах, смуглокожие египтяне, с которыми скифы вели спор о древности происхождения, иудеи, ведшие отчаянную борьбу за выживание -- все они подсказали бы именно этот путь. Но он человек, упырь всех возьми! Сокил, которого он ненавидит так люто, не узнает о его победе? К тому же народ жалеет невинно пострадавших... Самому бы унести ноги! А что скажут старейшины, что скажет суд вождей, что скажут воины, когда на рассвете укажет им на тайну, скрытую под вязаной рубашкой? Есть ли более страшное преступление, когда скиф меняет суровую жизнь, освященную веками, на изнеженное существование? Утром Николай проснулся от конского ржания, грубых голосов за окном и звона оружия. Во двор въезжала кавалькада пышно одетых всадников. Впереди ехал на рослом коне суровый воин в одежде рядового ратника. Из-под железного шлема холодно и недоверчиво блестели круглые как у совы глаза. Он завидел Николая на крыльце, медленно поднял руку: -- Удельный князь Опанас приветствует тебя, Коло! Николай ощутил беду. Сердце заныло: -- А где брат твой, Сокил? -- Что я -- сторож брату своему? -- ответил Опанас с усмешкой.-- Брат изволил бросить княжество и удалиться со всей скоростью, на какую способен его конь, в сторону Данубиса... -- Почему? -- Сегодня на восходе солнца совет воинов приговорил его к смерти. Он предал наши обычаи, которые боги велели хранить неизменными! Николай хмуро смотрел на новоиспеченного князя. Сокил провалился... Власть захватил этот профессиональный военный, ярый сторонник Даны. Впереди война... Аварис уловил кивок Николая, махнул гридням. Во мгновение ока на Опанаса набросились, стащили с коня, связали. -- За что? -- заорал Опанас возмущенно. Он оглянулся на свиту, но там уже неохотно слезали с коней, не отрывая злобных взглядов от нацеленных в них самострелов. -- За то,-- сказал Николай жестко,-- что поднял руку на брата. За то, что самовольно захватил власть. Это при нашей-то выборной системе! За то, что в гордыне уже именовал себя удельным князем, а меня, великого царя победоносной Скифии, назвал в угоду враждебным державам просто по имени! Последнее недопустимо по размерам политического недомыслия и должно быть строго наказано по блестяще оправдавшей себя системе: "Бей своего, чтобы чужие боялись!" В сруб! Когда арестованного бросили под замок, Николай спешно произвел смотр воинству, что наспех собрали Радар и Аварис из невров, склотов и урюпинцев. Мешки с тряпками на конях!.. Мимо лихо проскакал, горяча коня, Аварис. Он был в щегольских доспехах, разряженный: -- Мы победим, великий Колоксай! Мы победим все равно! -- Дай боже нашему теляти да волка сожрать,-- буркнул Николай, невольно подстраиваясь под образную манеру Радара.-- Что-то не так... Ну-ка, еще круг! Аварис удивленно проскакал по двору, вернулся: -- Ну как? -- Что-то не то... Как мешок!.. Кстати, а где стремена? Аварис настороженно осмотрел коня: -- Потничек на месте, узда в порядке, седло новенькое, амулеты вшил... Что еще? Ах, да, жертву забыл принести!.. Ладно, боги подождут, они ж бессмертные. Николай счастливо рассмеялся: -- Значит, про стремена еще не слыхали?.. Правильно, их же царь Колоксай придумал! -- Да что это? -- Стремена -- это... с тремя один справишься! Это... стремительность. Стремление. Это -- победа! Тут же по указаниям молодого царя могучие ковали начали делать невиданные подпорки для ступней. Первый образец был готов за четверть часа. Радар сам испытал его, сделав несколько кругов по двору, неуверенно приподнимаясь на стременах, взмахивая руками, будто швырял копье или рубил мечом. Когда остановил коня, глаза княза-воеводы горели: -- Великий царь!.. Ты, оказывается, великий чародей! Я стал впятеро сильнее! -- Еще бы... Попробуй драться стоя с тем, кто сидит. К тому со стременами мы увеличим дальность конных переходов в пять раз! Весь день горели уголья в кузницах. Воины раздували меха, другие неумело лупили громадными молотами по наковальням, а сами ковали спешно делали стремена по единому образцу, который носил под усиленной стражей Аварис. Аварис взял на себя массовое производство, умело разделил операции для ускорения работ и в целях борьбы с промышленным шпионажем. Полсотни шорников спешно нарезали ремни и сшивали указанным образом, не зная даже, куда пойдет такая конная упряжь. Во дворе царила лихорадочная суматоха. Воины торопливо прилаживали стремена, садились с опаской, вскоре же сияли. Аварис сорвал голос, выстраивая первый отряд для выступления. Со стременами даже огородники ощутили себя богатырями. Радар подъехал на огромном как холм коне, спросил: -- Это ты ревел сейчас? -- Нет,-- отмахнулся Николай,-- то настоящий дракон. -- А-а... Ну, тогда к удаче! Зверь старый, сурьезный, зря реветь не станет. Мимо в раскрытые ворота выходили первые десятки конников. Впереди гарцевал Аварис, взмахивая сабелькой, горяча коня. Отряд грянул песню: -- За свет вста-а-а-вали козаченьки, Опивполуно-о-очи Заплакала мо-о-оя дивчинонька Сво-о-ои ясни очи-и-и-и... Радар уже гарцевал возле уходящих, весело и грозно покрикивал: -- Чего ухи опустил, как под дождем лопух?.. Гляди орлом, бей соколом!.. Казака и под рогожей видно!.. А ты куда тащишь мешок? Казак из пригоршни напьется, на ладони пообедает! Понял?.. Где казак, там и слава!.. Ха-ха, пусть жизнь собачья, зато слава казачья! Когда двор опустел, он тяжело слез с коня. Николай спросил: -- А ты в бой не поведешь? -- Староват становлюсь... Без малого шесть сотен стукнуло. Если Аварис изгоном не возьмет супротивников, то сражаться тут придется. В глухой защите. Так что мне еще придется помахать булавой... Николай прислушался. В кузнях неумолчно били молоты. Ковали стремена а также мечи, сабли, акинаки, топоры... Новое трудно входило в жизнь. Кроткая Апия нуждалась в защитниках с железными мускулами и булатными мечами. Гражданской войны, как таковой, не произошло. Передовые отряды Авариса совершили неслыханно быстрый переход и лавиной обрушились на лагеря Болеслава, Позвида и Мардуха. Непобедимые скифы были застигнуты врасплох, знаменитое воинское искусство не помогло, его не успели даже применить. Дали бой только кияне, которых повела в бой.. Моряна! Их успела благословить на сражение и веру отцов-пращуров Тещща. Прекрасно вооруженный отряд закаленных в битвах воинов весело сшибся в поле с равным по численности войском хлеборобов и огородников.. Но куда подевалось умение непобежденных? Привстав на стременах, воины Авариса сперва непостижимо дальним броском копий перебили массу воинов, а потом крушили страшными ударами уцелевших. Они били всегда сверху, в то время как люди Моряны тщетно пытались изменить позицию и не успевали понять, что же стряслось... Николай заслышал топот и в тревоге выскочил из кузницы, где с Радаром помогал ковалям. Вдали поднималось тяжелое пыльное облако. Когда приблизилось, донеслась удалая казачья песня, засверкали на солнце доспехи. Радар подтолкнул Николая к крыльцу. Оттуда наблюдали за подходившим войском. С Аварисом въехали во двор вожди покоренных племен. Позади всех везли связанной... Моряну. Николай поднял руку, и небо раскололось от приветственного клича: "Слава!" Радар кивнул гридням, те сняли с коня Моряну. Николай взглянул в ее огромные глаза, поспешно отвел взгляд. Колдунья, настоящая колдунья... Разве такие глаза бывают? -- Развязать и отпустить,-- распорядился он с неловкостью. Те самые гридни, молча ухмыляясь, стали распутывать веревки. Моряна испепеляла взглядом Николая, но тот упорно отводил глаза. Радар сам подвел ей коня, иронически поклонился. Моряна гневно тряхнула волосами, одним прыжком оказалась в седле. -- Опять самого хорошего взяла,-- сказал Аварис озабоченно.-- Так мы ей всех хороших коней отдадим! Радар предположил: -- А если она нарочно попадается, чтобы всех коней забрать? Моряна ударила коня пятками. Тот обиженно взвизгнул, и они стрелой вылетели за ворота. Кто-то не удержался, свистнул вслед. Николай спросил Авариса: -- Как там воевода Болеслав? -- Смолоду ворона не летала в поднебесьях,-- ответил Аварис весело, косясь на Радара и явно подражая его интонациям,-- не полетит и под старость... Как говорит могучий Радар: унянчили дитятку, что и не пикнуло!.. Болезнь его расшибла, принес присягу лежа. -- Медвежья болезнь? -- спросил Радар, польщенный вниманием. -- Похоже... Великий царь, вели накормить людей? Сзади раздался сильный трубный голос: -- Это моя забота! К ним шел, раскинув руки, улыбающийся Чугайстыр. По всему двору молодые волхвы -- откуда только и взялись -- уже расставляли праздничные столы. Гридни сбивались с ног, выкатывая из подвалов бочки с хмельным медом. Николай решил было, что подземные хранилища идут от центра Земли: из темных глубин появлялись копченые окорока, огромные связки домашних колбас, все новые бочки с медом и брагой, опять окорока... Егеря привезли вепрей, лосей, туров, медведей, мелкую заполеванную живность. Наскоро освежевав, все это насаживали на вертела, жарили на углях, тут же взволакивали на столы... Торжеством распоряжался Чугайстыр. Вместо веревки на нем был широкий пояс пурпурного цвета, на боку болталась баклажка, потерявшая цвет за долгие годы подполья и конспирации. Вместе с Радаром он метался по необъятному двору, орал, гонял поваров и помощников. Это была стихия Чугайстыря. Накормить и напоить он мог с помощью Апии все человечество. Когда столы были накрыты, явились Арпо и Липо, отныне -- Арпоксай и Липоксай. Арпоксай был перепачкан землей, и Николай распорядился отмыть старшего брата и переодеть в чистое. К Липоксаю приставил стража, чтобы средний брат не убежал на чердак. Правда, средний брат и так на прочной веревочке: обещано рассказать про разбегающиеся галактики... Когда все расселись, от главного терема показалась небольшая процессия. Скифы встали и в почтительном молчании смотрели на великого Таргитая. Он сам шел, гридни только почтительно поддерживали под локти. -- Ты повзрослел, сын мой,-- сказал Таргитай, усаживаясь на почетное место.-- Твои поступки -- поступки не мальчика, но мужа. Меня это радует. -- Это просто,-- ответил Николай при общем уважительном молчании.-- Это делал еще не я, это говорили за меня моим голосом и поступали за меня мои предки. Уж они навидались всякого! А что я? Буду говорить сам позже. Когда взматерею разумом. Он поймал на себе пристальный взгляд Арпоксая. Старший брат смотрел усмешливо, одобрительно, но с удивлением. Словно бы от скамьи, на которой сидит младший брат, скорее можно дождаться умных речей, чем от самого искателя схваток и приключений. К вечеру, когда пир был в разгаре, за воротами послышался тяжелый конский топот. Аварис вскочил с легкостью, словно и не пил только что, не орал пьяные песни. Был он абсолютно трезв, и по мановению его руки у ворот выросли вооруженные воины. Николай перехватил его вопрошающий взгляд, махнул рукой. Ворота распахнулись. Там стояло двое всадников. Первый был сам как гора, и конь под ним был как гора, а рядом на легком коне Моряна казалась сидящей на жеребенке. Она красиво подняла коня на дыбы и крикнула звонким голосом: -- Колоксай!.. Ты гнусно оскорбил меня!.. По закону предков я имею право на защиту. Мой старший брат вызывает тебя на поединок! Огромный всадник тяжело сделал несколько шагов вперед. Это была гора металла, лишь в прорезях шлема угадывалось живое. Копье было размером с днепровский ясень, а меч размером в рост человека. -- Колоксай,-- раздалось из-под шлема угрюмо.-- Ты оскорбил мою сестру. Я требую божьего суда. Пусть великий Род даст победу правому... Николай ощутил себя в центре внимания. Рука его дернулась к мечу, он гневно выпятил грудь, чтобы все видели и оценили его невольный порыв отважного воина. Он спросил громко: -- Разве я оскорбил твою сестру? Если она что-то поняла не так, я приношу извинения. Это тебя удовлетворяет? Гигант и его конь внимательно слушали. Конь оказался сообразительнее, ибо кивнул и повернул обратно. Старший брат послушно следовал с конем, честно признавая интеллектуальное превосходство четвероного друга. На выходе из ворот возле них оказалась Моряна. Жеребец под ней бешено вращал глазами и бил копытом. Моряна бросила брату несколько резких слов, тот потянул узду. Конь ржанул что-то вроде: "Ты не прав, Вырвидуб...", но упираться не стал. -- Ты не прав, Коло,-- прогудел гигант.-- Мы не принимаем твоих извинений. -- Вы не принимаете с конем? -- С конем,-- ответил гигант честно. Оглянулся на сестру, добавил: -- И вон с ней тоже. -- А если я не выйду на поединок? Гигант долго раздумывал. Моряна давала ему отчаянные знаки. Конь негромко заржал. Похоже, что сжалился над немощью и что-то подсказывал. Вырвидуб вытаращил глаза: -- Как же без поединка? Ты всегда был готов! -- Я против самосудов. Моряна опять махала руками и делала страшные глаза. Гигант прислушался и покорно повторил: -- Ты подлый трус! Выходи. Николай бросил Аварису: -- Я на провокацию не поддамся. Арестуйте этого дурака! В сруб его на пятнадцать суток. Гигант не успел и пикнуть, как на него набросили аркан. Целая дюжина гридней дернула за веревку, и Вырвидуб грохнулся так, что земля загудела и качнулась. -- А Моряну в мою светелку,-- добавил Николай.-- Оружие оттуда убрать, стеречь крепко. Николай опустился за стол рядом с Аварисом. Тот наблюдал краем глаза за связанным, которого волокли в поруб. Гигант недоумевал, возмущался, орал. -- Эта девка прямо преследует меня,-- пожаловался Николай.-- Еще и братьев на меня накусикала! Что с нею делать? -- Может, удавить? -- предложил Аварис. Взглянув в лицо Николая, поспешно сказал: -- Побудет в тереме, а под покровом ночи ты ее... того, выпустишь. А то сейчас ее раздерут по пьянке. -- Правильно. -- Ты вельми мудро поступил. Этот мордоворот в поединках непобедим! Силен, как сто человек. -- Но не сильней коллектива... Сперва Моряна воевала против ненавистного жениха -- понятно. Затем против защитника культа Апии. Но какого дэва ей нужно теперь? Аварис отвел глаза: -- Кто баб разберет... Это ж мы, люди, произошли от благородных ведмедев. А вот бабы.. Кто гутарит: от абезьянов, это значит -- повадки такие, а кто -- от змей. Мол, характером схожи. Ты ж знаешь, если змея проживет дважды по семь лет, она превращается в яжа или, как говорят поляне, в смока. Страшные кровожадные зверюги!.. Так что змей надо бить всюду, где узришь. А вот если яжи-смоки проживут еще дважды по семь, из них получаются драконы и драконши. Так вот, может быть, если драконша проживет дважды по семь, то вылупливается вот такая зеленоглазая? Николай дождался момента, когда за столом началось взаимное братание, объяснения в дружбе и ув-в-важении, тихонько встал и стал пробираться к терему. Сердце учащенно колотилось. Бедная воинственная Моряна!.. Одна под стражей в темной комнате слушает пьяное ликование противника... Моряна испуганно оглянулась на стук двери. Николай на ходу снял тяжелый пояс, с облегчением повесил его вместе с мечом на стену. Девушка следила за ним большими глазами, постепенно ее лицо принимало надменное выражение. -- Привет,-- сказал Николай.-- Извини, придется задержаться до темноты. Народ гуляет... Контролировать трудно. А экстремисты настроены решительно. Попросту прикончат тебя и скажут, что так и было. Моряна презрительно фыркнула. Николай решительно предложил: -- Чаю хочешь? Извини, я хотел сказать: меду. С орехами! -- Подавись ты ими!,-- ответила она грубо. -- Не хотел бы я такую кобру в жены... Как говорит Аварис: яжи, смоки.. И в самом деле, если дважды по семь лет? Она презрительно хранила молчание. Николай подошел к окну, выглянул. Поинтересовался: -- Моряна, не довольно ли устраивать на меня эти... нападения? Девушка ответила решительно: -- Я своего добьюсь. Николай в растерянности прошелся по комнате, поинтересовался: -- Может, ты все еще выступаешь как сторонница культа Даны или Апии?.. Это у нас всего лишь недоразумение? Она фыркнула: -- Дана, Апия... они сами постоят за себя. Мой бог -- мое сердце! Только ему я подчиняюсь. -- Жаль,-- ответил он мягко.-- Я думал, мы могли бы остаться друзьями. Она тряхнула головой: -- Друзьями? Ни за что! -- О, господи,-- вздохнул он. Под руки попался музыкальный инструмент: кобза не кобза, бандура не бандура, но струны имеются, лады обозначены... Моряна наблюдала с презрительной усмешкой, а он осторожно трогал струны, прислушивался, запоминал звучание, кое-где отпустил, басовую подтянул, подстроил остальные... Его пальцы взяли пробные аккорды. Моряна удерживала блистательную надменность, хотя в глазах росло удивление. Николай настроил последнюю струну, начал потихоньку подбирать мелодии. Ночь, горница, стены из чудовищно толстых бревен. Сумерки, что сгущаются по углам... Он тихонько напевал, не замечая, что голос становится громче и громче. Под окнами замерли шаги охранников. Николай переходил от песне к песне -- вокруг жестокость, льется кровь, всюду культ меча, а здесь только любовь, ибо только песни о любви могут быть противовесом, противоядием, спасением, очищением... Моряна сидела неподвижно. Сумерки подкрались незаметно, в горнице быстро сгущался мрак. Пора было зажечь свечи, но и гридень за дверьми заслушался, и сам Николай не мог оторваться от струн. Песни о любви, песни о любимых... Наконец он опомнился: -- Ого! Извини, Моряна... Думаю, уже можешь уйти. Перепились, не до тебя. Бери доброго коня, не поминай лихом. Моряна послушно поднялась. Глаза ее обшаривали лицо Николая. -- Коло,-- выдохнула она.-- Почему ты... почему никогда... так не делал? -- Ну... были причины. -- Коло, если бы так раньше! Это ж куда большее чародейство, чем превращаться в дракона!. Ты победил, Коло! -- Да ладно, чего там... Вот еще!.. Я не воевал с тобой! -- Ты победил, Коло. Ты пробил невидимым чародейским мечом мое сердце!.. Я чувствую в нем боль... но не хочу, чтобы боль утихала! -- Пройдет,-- пробормотал он. Ее глаза блеснули гневом: -- А я не хочу, чтобы прошло! Не смей вытаскивать меч из моего сердца! Он отшатнулся: -- Ладно-ладно, успокойся! Она подошла к окну, Николай подал знак гридню, что зачарованно стоял столбом во дворе, задрав голову к окнам, откуда только что лились колдовские заклинания нового волхва. Гридень сбегал к коновязи и вернулся опрометью, держа за узду белого жеребца. Моряна оглянулась на Николая, глаза ее странно блеснули. Она помедлила, но Николай не двигался. Девушка вздохнула, замедленно взобралась на подоконник. Оттуда еще раз посмотрела на Николая... В воздухе коротко блеснуло. Николай успел увидеть красную молнию, что выплеснулась у него из груди. На полдороге она ударила о точно такую же, разве что цветом понежнее, которая сверкнула из груди Моряны. В воздухе запахло озоном. Николай ощутил странный щем в груди и сладкую боль в сердце. Хватая ртом воздух, как кистеперая рыба во время первого рейда по суше, он протянул руки к девушке... В этот миг грянул гром, в горнице потемнело. Между Николаем и Моряной оказалась Тещща!.. Разъяренная, изрыгающая огонь и дым, в правой руке она держала короткое копье с широким лезвием, похожим на гигантскую бритву. Тещща похудела, глаза ввалились, зло сверкали из черных ям на сморщенном лице. Дышала она с хрипом. -- Твое дело победило,-- прошипела она люто.-- Но ты... останешься здесь! Она коротко взмахнула копьем. Спасения не было: с трех шагов ни увернуться, ни промахнуться, а по замаху Николай успел понять, что ведающая Ведами не родилась сразу ведуньей... Отточенное лезвие неслось ему в грудь, как вдруг мелькнуло легкое тело, рядом с Тещщей оказалась Моряна. Копье очутилось в ее руке. -- Матушка,-- выдохнула она,-- не надо... -- Это же враг! -- взвизгнула Тещща.-- У нас не будет другой возможности! Мы повергнуты, мы прячемся в норы... Убить его, убить!!! Моряна сломала копье о колено и обломки швырнула в окно. Тещща изумленно смотрела на девушку, потом перевела ненавидящий взгляд на Николая: -- Околдовал девку, проклятый... Тьфу-тьфу! Сгинь, нечистая сила! Полыхнул огонь, запахло серой, и Тещща исчезла. Моряна снова вспрыгнула на подоконник. Николай протянул к ней руки, но девушка теперь почему-то пугливо отводила глаза. Лицо у нее было виноватое и несчастное... Через мгновение внизу радостно заржал жеребец. Часто постучали копыта и стихли, а в другое окно со двора еще громче донеслись удалые песни воинов, гостей и работников посольств, среди которых особенно громко звучали голоса представителей южных стран. Николай высунул голову в окно, успел проводить легкую всадницы взглядом. Чародейский меч в сердце? Это она всадила свой меч ему в грудь и там оставила! Сладкая боль, щемящая боль, не утихай... А начнет утихать, он повернет рукоять, растравляя рану. На необъятном дворе при свете факелов продолжалось пиршество. Обглоданные кости и туши кабанов сбрасывали под столы, где дрались за сахарные кости огромные псы, на скатертях появлялись новые жареные туши кабанов. В кубки лилось крепкое кипрское. Оказывается, хитрый Чугайстыр не только наладил контрабанду, но и сам давил виноград в собственных давильнях... Гремели песни. Сперва боевые, захватнические, потом пели про коней, ибо какой же скиф без верного друга -- коня? "Распрягайте, хлопцы, коней...", "Ой, при лужку, при лужку..." Когда души размякли, пели про любовь, по ее последствия. И про страдания от любви, когда нас не любят... Вдруг Николай услышал спокойный доброжелательный голос: -- А ты молодец, Николай. Николай резко обернулся. В комнате возник и медленно шел к нему Арпоксай. Снова повеяло добротой и силой, но сейчас Николай не мог оторваться от глаз Арпоксая. Из них струился ровный и ласковый свет. -- Арпоксай,-- пролепетал Николай потрясенно,-- ты знаешь... кто я? Арпоксай кивнул. Он взял Николая под руку, и они медленно пошли по анфиладе горниц. -- Ты поступил мудро,-- признался Арпоксай.-- Честно говоря, от тебя этого не ожидали. К тому же проклятая старуха здорово спутала нити, вздумав подменить Колоксая... -- Арпоксай, а ты... сторонник Даны или Апии? Арпоксай дружески сжал локоть Николая. -- Я из братства Тайных Волхвов. -- Они за кого? -- За прогресс. Так называется в твоем мире? Мы исповедуем религию, что все люди рождены из крови солнечного Прабога. Потом долго жили в грязи и скотстве, забыли о солнечной породе, теперь долго и трудно карабкаются вверх к богам... В конце-концов встанут с ними вровень. А пока поклоняются ложным идолам. -- А какие не ложные? -- спросил Николай осторожно. Арпоксай открыто и широко улыбнулся: -- Не знаю... Культ Апии, как и культ Даны, только ступенька... А стоя на крыльце, много ли рассмотришь в тереме? -- А много вас? -- спросил Николай. На лицо Арпоксая набежала тень: -- Очень мало. Лишь самые знающие, проникшие в суть вещей, входят в круг. А как много таких, что встали бы вровень да растрачиваются на пустяки, вроде приобретения сокровищ, власти, женщин! Становятся царями, завоевателями... Нищие духом! Так и не доросшие до Великого Знания... Внезапно он замолчал, лицо его стало отстраненным. Николай тоже прислушался, но кроме пьяных выкриков со двора ничего не услышал. -- Не делай этого,-- проговорил Арпоксай раздельно. Он неподвижными глазами смотрел в пространство.-- Ты погубишь так весь народ... За сорок лет скитания в пустыне вымерли все твои соратники. У тебя осталась жалкая горстка молодежи... Николай благоговейно задержал дыхание. У Тайного Волхва был сеанс гиперсвязи. -- Иди на север,-- продолжал Арпоксай настойчиво.-- Там благословенная страна, люди мирные, добрые. Приютят, помогут. У них богатые города, тучные нивы. Если вы не совсем озверели в пустыне, вас встретят ласково... Нет-нет, заслона не опасайтесь! Пока доберетесь, все главные силы уйдут в Малую Азию, там сейчас горячая точка. Проскользнете беспрепятственно. Могучая Троя, что закрывает вам путь, падет не скоро, успеете добраться и поселиться в благодатном крае... Он открыл глаза, шумно перевел дыхание. Лицо его порозовело. -- Хорошая слышимость? -- спросил Николай. -- Много помех. Мы, Тайные Волхвы, живем по всему свету. Мысленно общаемся поневоле, нас мало!.. Собери со всего света, в одной горнице поместимся. Общаемся, хотя правители часто дерутся друг с другом. Дети, что с них возьмешь! Только долгое и медленное воспитание... Но иной раз Тайный Волхв наметит правильный путь, а придет дурак и все перепортит, переломает, уведет на ложный путь! Разве мало народов, что вовсе исчезали и лица земли? Послушались ложных пророков... -- Богатырей не останется? -- спросил Николай тихо. Подсознательно он напряг и распустил могучие рельефные мышцы. Арпоксай усмехнулся: -- Разве это плохо? Общество повзрослеет, умнеет. У вас есть поговорка: сила есть -- ума не надо. Это результат утечки информации из Кодекса Тайного Братства. У нас говорят: сила -- уму могила. -- Но ведь уйдет и чародейство? -- Чародейство -- тупик. Каждый добивается всего сам... Чародейство нельзя передать по наследству, как, скажем, и спортивные результаты. Перспективнее иной путь, мы называем его наукой. Странноватое название, но народ к чему не привыкает? Они стояли теперь на открытой площадке наверху терема. Далеко внизу расстилался двор, на котором было тесно от праздничных столов. Как муравьи кишели воины, гости... Николай спросил тихо: -- Арпоксай, как мне вернуться в свое время? -- Кто о чем, а вшивый о бане... Тебе о Великих Истинах, а ты о девке, как будто умелых да понятливых в твоем городе мало. Ты ж сам за нее держишься, а то б тебя вышвырнула та карга, ее матушка. Николай ахнул: -- Тещща -- ее мать? Моряна назвала ее матушкой, но я думал из вежливости. -- Мать. А Чугайстыр -- отец. Религиозный раскол прошел через семью, так бывает. Не вешай нос, я сам тебя отправлю. -- Без моего подсознательного участия? -- Да. Удивлен?.. Почему, обладая такой властью, не стал властелином мира? Дурень ты еще, хоть и грамотный. Мелочи меня не интересуют. По-настоящему, друг мой, миром правят идеи, а не цари! Они постояли некоторое время молча. Николай с грустью смотрел на этого человека, который стал дороже родного брата, но которому оставаться в этом жестоком диком мире. -- За реформу не волнуйся,-- сказал Арпоксай тихо.-- Теперь все пойдет по этому пути. -- Я помог хоть немного? -- Да. Колоксай бы сделал то же самое, мы бы сумели, но у него получилось бы с ненужными жертвами... Ну, будь здоров! Николай напрягся, ожидая грома и молнии, но глаза на миг застлало темным, и в следующий миг он уже был в своей московской квартире. Из раскрытого окна доносился шум городского транспорта. Позванивала посуда в холодильнике. Из приемника раздались сигналы точного времени. Часто стучал будильник... Ни одного живого звука! Даже воздух был сухой, с изъятыми из него ароматами, разве что с добавлением запахов бензина, резины, бетона. Да, здесь забыли про Апию. Внезапно зазвонил телефон. Николай машинально снял трубку, а в следующий момент понял, что сейчас говорить ни с кем не может. -- Алло!.. Алло!..-- надрывался в трубке далекий голос. -- Да,-- ответил он, запоздало узнав голос Марины. -- Нико! -- обрадовалась она.-- Куда ты скрылся? -- Да так,-- пробормотал он.-- Дела, знаешь ли... -- Нико, я тебя обожаю!.. Нико, ты был сказочно великолепен!.. Ж-жуть, как ты разделался с финалистами!.. Тренер чуть с ума не сошел от счастья, кинулся тебя искать, а ты даже до раздевалки не дошел... Он пробормотал: -- Что-что? Повтори-ка... Голос в трубке верещал от счастья и обожания: -- Ни