Тоненькое сверло на глазах погрузилось в прочное дерево... Остановилось оно в момент, когда рисса почти коснулась брюшком дерева. По яйцекладу прошло крохотное утолщение, через мгновение рисса вытащила яйцеклад, подпрыгнула и пропала в небе. -- Фу, -- выдохнул Дмитрий. Он машинально вытер несуществующий пот. -- Летающий дракон! Кирилл спрыгнул на землю, поднял длинное легкое копье: -- Если оружие само идет в руки, его надо выбросить... Но сейчас случай особый. Дмитрий спрыгнул следом, осмотрел оружие как знаток: -- Гибрид копья и шпаги! Как у того дракона? -- Помельче. -- Стоп-стоп!.. Это шприц? Кирилл ответить не успел, Дмитрий вскрикнул, перегнулся в поясе. Перед Кириллом мелькнуло блестящее, пахнуло острым запахом. Он инстинктивно ударил шпагой. Острие с хрустом вонзилось в головогрудь напавшего на Дмитрия жучка. Дмитрий пыхтел, ругался, пытался оторвать от себя врага. Кирилл вцепился свободной рукой в зазор между головой и переднеспинкой хищника, глубже всадил шпагу в нервный узел. С перекошенным от боли лицом Дмитрий кое-как разжал челюсти жука, вцепившегося в его шорты: -- Ты прямо тореадор! С одного удара. С какой стати эта тварь набросилась? Кирилл с трудом выдернул оружие из плотной ткани. Между зазубринами белели волоконца нерва. По-снайперски, в спинной ганглий! Сумеет ли так хоть раз в жизни еще? -- Ваши умельцы не могли выбрать другой цвет? -- Это не умельцы, а химики, -- ответил Дмитрий, морщась от боли. -- Маскирующая окраска! -- Вашим химикам работать мешают погоны. Иначе знали бы разницу между маскировкой и мимикрией. Если у тебя маскирующая окраска, сиди неподвижно, даже тень прячь! Маскируются самые слабые, самые лакомые. Почему не сделать шорты ярко-красными? Как мухоморы, божьи коровки? Любой бы видел издали: ядовито! Даже по ошибке не схватят. Дмитрий сделал первый шаг, все еще перегибаясь в поясе. Лицо было белым, мускулы дергались. -- Как клещами хватанул! Нашел же куда кусать, паразит... Они заспешили по широкому, как стадион, листу. Кирилл обнаружил гусеницу, всадил шпагу хирургически точно. Гусеница свернулась кольцом, замерла. Дмитрий прыгал рядом, держа Дюрандаль над головой. У гусеницы было две головы, на каждом конце туловища, причем самая крупная, как объяснил Кирилл, ложная. Ударит глупая птица, а гусеница скатится с листа, клюнутая не в голову, а в... Дмитрий с гусеницей в руках спрыгнул вниз. Кирилл на миг задержался, почему-то вернулся страх высоты. Он с силой помахал рукой, плотный воздух густыми струйками потек между растопыренными пальцами. Прыгнул, нагретый воздух подхватил, не дал стремительно упасть на дно воздушного океана. -- Какой там Марс, -- прошептал Кирилл. Сердце его колотилось, как испуганная птица в клетке. -- Самый удивительный мир... Прицепить бы крылья, можно летать... Внизу сбежались зеваки, щупали сяжками добычу. Нашлись помощники, Дмитрий обрадовался, вдруг да сдружатся за совместным трудом, но Кирилл выдернул гусеницу, отпрянул с нею в сторону от пахнущего тракта. Обескураженные муравьи заметались, гусеница для них выпала в другое измерение. -- Сами справимся, -- объяснил Кирилл напряженно. -- А то на входе решат, что присоединились как раз мы. Дмитрий опасливо смотрел на муравья, что рассерженно метался с угрожающе разведенными жвалами совсем рядом. -- Неужели не видит? -- В том-то и дело. Одни ориентируются по звездам, другим хоть фигу под нос поднеси. Из центрального входа часто выскакивали муравьи. Оттуда вышел новый запах, сильный, но уже не резкий. -- Жесты запомнил? -- спросил Кирилл сдавленным голосом. -- Держись уверенно, прячься за гусеницей. По телу забегали быстрые бесцеремонные усики, ногу Кирилла цапнуло. Он напрягся, с усилием проламываясь сквозь живые ворота ощупывающих усиков и раздвинутых жвал. Мелькнуло перекошенное лицо Дмитрия. Белый, с обезумевшими глазами, он пихал перед собой гусеницу как таран, дергался, когда по нему пробегали усики с жесткими щеточками на концах, похожими на ершики для чистки бутылок. Продравшись сквозь живой частокол, они оказались в широком полутемном тоннеле. Тянуло могильной сыростью. Из темноты внезапно выныривали оскаленные пасти, зазубренные челюсти грозно щелкали, чудовище свирепо бросалось на них... почему-то промахивалось, и лишь тогда Дмитрий понимал, что муравьишка бежал по личным или общественным делам, а двуногие мирмекофилы ему до лампочки. В полутьме ярко сверкало окно в солнечный мир, но его перекрещивали гуще тюремной решетки длинные усики-антенны и серповидные жвалы. Оттуда в муравейник вплывали нагретые запахи солнца и трав. -- Бросай гусеницу, -- услышал Дмитрий в темноте голос Кирилла. -- За вход мы заплатили, а на склад пусть тащат сами. Дмитрий с неохотой бросил почти невесомую гусеницу, ощущая себя без нее совсем голым. Рядом зашуршало, через гусеницу перемахнула рогатая тень, зато второй муравей с азартом вонзил жвалы в лакомое мясо, заурчал, поволок в темную нору. -- Теперь куда? -- спросил Дмитрий обреченно. -- Вниз. Проверим склады живой добычи. -- Погоди малость, -- вдруг попросил Дмитрий. Он виновато улыбался, губы его пересохли. -- Дай отойти... Не знаю, как ты, но у меня душа трясется. Помню, как-то парашют не раскрылся... Нет, тогда было не так страшно. Из темноты начали выступать неясные очертания. Наметился потолок, а черные пятна превратились в норы. Пальцы Кирилла скользнули по стене, оставляя слабый светящийся след. Плесень? Но муравьи плесени не выносят. У них чисто, сухо. Если появляется плесень, с которой не сладят, то бросают гнездо, переселяются. Этот муравейник слабым не выглядит... Опять загадка. -- Готов? -- спросил Кирилл нетерпеливо. -- Готов, -- отозвался Дмитрий. -- Совсем готов! -- Иди за мной. -- Веди, Сусанин... Или Вергилий? Какой толк от тех ворон, которые наблюдают за нами? Раньше не успевали помочь, а теперь и вовсе... Он вытащил из-за пояса Дюрандаль, с тоской покосился на черные тоннели. -- Спрячь, -- посоветовал Кирилл. -- Я вот шпагу и не вынимаю. Если что случится, эти булавки не спасут. Медленно, часто останавливаясь и прижимаясь к стенам, они двинулись по самому широкому тоннелю. Запах стал гуще. Пахло личинками, пакетами яиц, сырой землей, новорожденными муравьями. Кирилл жадно вдыхал, вжимался, старался ощутить себя муравьем с его заботами, желаниями. Дмитрий дышал ему в спину, натыкался в темноте, часто с разбега бодал, сбивал с ног. Головная боль и слабость в теле быстро испарялись, а воспаленные от солнца глаза перестали слезиться. Дмитрий подпрыгивал, завидев бегущего навстречу муравья, хватался за оружие. -- Перестань, -- сказал Кирилл. -- Через турникет прошли благополучно, а тут пропуска не спрашивают. Держись как дома. -- Благодарю покорно! -- Иначе надолго тебя не хватит. -- Знаю, но что делать? Умом уже не боюсь, но внутри трясется, как поросячий хвост. Мы ж в чужом доме ходим как ворюги... Тоннель повел в сырость, в сгустившиеся запахи. Стены казались облицованными, словно покрытыми глазурью. Песчинки держались даже на потолке. Опустившись на два уровня, Кирилл поколебался, был соблазн начать поиски здесь, но заставил себя выбрать извилистый штрек, ведущий круто вниз. Прошли через анфиладу огромнейших пустых пещер. Чисто, сквозная вентиляция, но встретили только одного муравья. Тот вяло прошел мимо. Дмитрий проворчал, стараясь держать голос на мужественной ноте: -- Лабиринт! В этих пещерах десяток муравейников поместится. На вырост строят или чокнулись на почве гигантомании? -- Муравейники не строят по фигуре, -- ответил Кирилл. Он полез вниз по отвесной стене из пережеванной древесины. -- Это не улитка слизня, не панцирь черепахи, не раковина перловицы... Прыгай сюда! Вот так. Зато муравьи термопреферендят... -- Что-что? -- Запомни, пригодится. Есть такое понятие, термопреферендум. В жару муравьи опускаются в нижние этажи к грунтовой воде, в холод поднимаются в прогреваемые солнцем участки. Чем большей муравейник, тем точнее выбирают влажность, движение воздуха, то бишь, выбирают и термо-, и гидро-, и анемо-, и прочие-прочие преферендумы. Дмитрий при всей натренированности на выживание ориентировку потерял почти сразу. Сворачивали, опускались, ныряли в крохотные боковые ходы, выходили в огромные пещеры, откуда мирмеколог без колебаний нырял в самую темную, как казалось Дмитрию, и самую страшную. -- Мне почудилось, -- встрепенулся он, -- будто за нами перекрыли ход! Ловушка? Кирилл даже не обернулся: -- Муравьи постоянно что-либо перестраивают, переделывают. -- Как же вернемся? -- воскликнул Дмитрий в ужасе. -- Или станем этими... мирмекофилами? -- Вернемся другим ходом, -- ответил Кирилл с безразличием. -- Карту муравейника составлять бесполезно. Муравьи вечно перестраивают собственный город. Как дети. В темных переходах силуэты муравьев мелькали призрачно-темными тенями. Иногда такая тень задевала Кирилла, чаще он сам в потемках налетал на нее. В любом случае впечатывался в стену, катился по полу, убеждаясь в жесткой реальности призраков. На четвертом уровне, считая от поверхности, две пещеры были заполнены зерном, еще три оказались с мертвыми насекомыми. Кое-где трудились перепачканные мукой зерномолы, с вкусным хрустом превращая крепкими жвалами зерна в белый порошок, а мясники придирчиво осматривали разнокалиберную добычу, недоверчиво вонзали жвалы, проверяя на свежесть. Снизу тянуло холодом. Близко были колодцы, прорытые до подземной воды. Кирилл внезапно остановился, ухватившись за выступ. Дмитрий ткнулся ему в спину, едва не столкнув в огромную яму-пещеру. Внизу слабо поблескивало огромное зеркало, пробегали жемчужные искорки, вспыхивали матовые молнии. Дмитрий присмотрелся, непонятное зеркало вроде бы сложено из крохотных осколков, плотно прижатых один к другому. Осколки сдвигаются, наползают друг на друга! -- Здесь не пройти, -- услышал он в темноте шепот Кирилла. -- Что там? -- Молодые самцы и самки! Вон крылья блестят! Крылья длинные, прикрывают туловище полностью, самих муравьев под ними не видно. -- Опасные? -- спросил Дмитрий о самом главном. -- Беспомощные! Но это будущее муравейника. Их охраняют особенно строго. -- Ага... Поперли обратно? Соседний ход нашли быстро, но двигались осторожнее. Дмитрий понял из объяснений мирмеколога, что настоящие муравьи занимаются делом, как и подобает мужикам: воюют, охотятся, строят, ломают, пасут тлей, выращивают злаки. А для размножения появляются красивые крылатые дурни, у которых мозгов впятеро меньше, чем у нормальных муравьев. Крылатые не умеют ни ломать, ни строить, зато за бабами гонять -- будь здоров! Вместо мозгов у них развиты гляделки, чтобы издали засечь крылатую и закадрить на ходу. -- Сейчас они прячутся, -- объяснил Кирилл, -- но час настанет, и тогда их не удержишь. Всего день длится роение! Найдя друг друга, сочетаются в полете. Самка спешит заложить гнездо, а самец погибает... -- Красивая смерть, -- сказал Дмитрий с чувством. Кирилл отодвинулся от одетого в мускулы испытателя, который показался странно похожим на муравья-самца: -- Кому как. Кстати, мы подошли к складу живой добычи. Дмитрий бросился вперед, ударился о выступ, упал. Кирилл закричал, предупреждая об опасностях, но Дмитрий уже с разбегу ворвался под своды пещеры. В слабом призрачном свете шевелилась темная масса. В пещере было чуть теплее, насекомых притащили из жаркого солнечного дня. Шевелились длинные лапы с зазубренными голенями, лопались с сухим треском хитиновые панцири. Слышался шелест, шорох, скрип, щелканье, словно целая насыпь крупных валунов медленно сползала с горы. Дмитрий как гигантский тушканчик перепрыгнул почти через всю пещеру, упал на скопище мертвых и полумертвых насекомых. Даже с оторванными головами, наполовину расчлененные, изуродованные, еще пытались ползти, лягаться, подгребали крючковатыми лапами соседей... Едва ноги Дмитрия коснулись чьей-то мягкой щетинистой спины, как рядом подпрыгнула и люто щелкнула жвалами оторванная голова. Даже не голова, половинка головы! Чудовище промахнулось саму малость, но Дмитрий даже не оглянулся на острейшие жвалы, готовые одним движением отхватить ноги. Кирилл остановился на краю пещеры. Похолодевшие ноги отказывались нести в шевелящееся адское месиво. А Дмитрий метался по мягким телам гусениц, жестким спинам жуков, по телам щетинистым, скользким, пульсирующим. Исчезал за огромными насекомыми, приподнимал их, переворачивал, нырял под длинные туловища стрекоз, лазил на четвереньках под скопищем дергающихся дождевых червей... Когда вернулся, от него несло сыростью, слизью, чужими запахами. Кирилл сказал торопливо: -- Таких складов много! Обыщем все, будь уверен. Испытатель где-то здесь. В следующей пещере Дмитрий снова, уже не чувствуя прежнего страха перед диковинными чудовищами, прыгал по грудам добычи, переворачивал, заглядывая во все углы, безбоязненно отпихивал муравьев, воспринимая их только как досадную помеху. Миновали три склада. Дмитрий мрачнел, на ходу вытирал о стены налипшую на руки слизь. Если в первом складе были полуживые насекомые, то в остальных только горы высохших, скрюченных, закоченевших... Тело ныло, отзываясь на ушибы, падения, толчки. Оба напряженно всматривались в полумрак, стараясь уловить движение раньше, чем выскочивший муравей собьет с ног. Вдруг Кирилл вытянул руку: -- Мне кажется... там человек! Глава 7 Дмитрий сорвался с места как снаряд. Кирилл бросился за ним, упал, завертелся волчком, а потом, теряя драгоценные секунды, не сразу понял, где верх, где низ, откуда и куда они идут. Издали донесся крик. Кирилл ответил, они сошлись в темной, как преисподняя, пещере. Дмитрий двигался устало, голос был хриплым: -- Извини. Тоже почудилось... В глазах чертики пляшут. -- Да нет, я видел силуэт! Спутать трудно... Но ты побежал по другому ходу. Давай искать дорогу обратно. Спустились на ярус, потом по соседней шахте поднялись сразу на два. Ход петлял, поднимался, делал зигзаги. Устали, в мышцах начала разливаться боль. Дмитрий вопросительно косился на мирмеколога. -- Вон там, -- сказал наконец Кирилл, он неуверенно показал пальцем, -- человек... Дмитрий стрельнул глазами, на этот раз засек направление, прыгнул вперед. Под ногами громко шелестнули отколотые камешки. Кирилл добежал до порога пещеры в тот момент, когда Дмитрий с торжествующим ревом торопливыми скачками несся к смутно различимой фигуре. Человек стоял напротив некрупного муравья, осторожно трогал его сяжки. Муравей, как сразу определил Кирилл, из нянек, что всю жизнь занимаются расплодом, лишь в последние дни жизни могут выйти на поверхность, да и то в сырые облачные дни... Заслышав Дмитрия, в испуге отпрянул от муравья человек. Роста он был среднего, сложения вовсе не атлетического, светлокожий, светловолосый, в плечах тоже с Дмитрием не сравнить. Муравей убежал, а Дмитрий налетел на друга, схватил его в объятия: -- Сашка! Человек покачнулся. Если бы Дмитрий не поддержал, упал бы на землю. -- Димка! -- прошептал человек. -- Откуда ты? -- Ясно откуда... Ты в порядке? Господи, руки-ноги на месте... Кирилл остановился, словно с разбегу влетел в каплю клея. У испытателя Сашки были длинные пушистые ресницы, крупные синие глаза, нежное белое лицо... Слишком узкие плечи, тонкие кисти рук, а под майкой-хитоном... Господи, да это же... Дмитрий, не выпуская друга из объятий, с довольным видом развернулся к Кириллу: -- Кирилл, знакомься! Это Саша -- звезда нашей группы. -- Единственная женщина, Фетисова Александра Борисовна. Но раз мы без галстуков и штанов, то лучше -- Саша, Сашка. А это, дружище, крупный ученый -- мырмы... мярмю... словом муравьелог Кирилл Владимирович Журавлев. Кирилл молчал, оцепенев. Его глаза шарили по отточенной фигурке испытателя Сашки. В горле сипело, но звуки не складывались в слова. Девушка окинула его сердитым взглядом. Глаза ее были чересчур синие, вопрошающие. Внезапно ее голос стал ядовитым: -- Может, мне повернуться? -- З-з-зачем? -- спросил Кирилл тупо. -- Чтобы вам удобнее рассмотреть меня и сзади, -- объяснила она любезно. Дмитрий коротко гоготнул. Кирилл с трудом раскрыл рот: -- Что вы, боже упаси... Верю, что и с той стороны так же... гм... Дмитрий сказал предостерегающе: -- Кирилл, прикуси язык! Схлопочешь. Это самый жуткий феминист на свете. А дерется, куда там бешеному барсу! Как богомол! -- Меня зовут Кирилл, -- сказал Кирилл обалдело. -- Мы без галстуков, как сказал Дмитрий... -- Саша, -- ответил испытатель звонким голосом. -- Что за церемонии в полевых условиях? Дмитрий помял в громадной ладони хрупкое плечо Сашки. Кириллу показалось, что атлет погладил стальной шар размером с кулак. Плечо Сашки было, судя по всему, хрупким только с виду. -- Саша, это Кирилл на тебя вывел! Я бы ни в жисть... Римские катакомбы! Ладно, приключениям конец. Прем обратненько. По дороге расскажешь, как и что стряслось, Кирилл перехватил быстрый взгляд, брошенный на него Сашкой. Она ответила медленно, уводя глаза в сторону: -- Мне кажется, лучше чуть-чуть обождать... Я не специалист, но часовые сейчас, как мне показалось, настороже. Вот-вот зайдет солнце, муравьи закроют выходы, задремлют. Так я читала в детской книжке... Дмитрий раздосадованно переступил с ноги на ногу, нелепо подпрыгивая при таком привычном для прежнего мира движении. -- Кирилл, ты мюрмю... спец по шестиногим, что скажешь? -- Шестиногие -- это тараканы и вши, -- ответил Кирилл резковато. -- Муравьи -- это муравьи! Злило дурацкое положение, в котором очутился. Неужели за всю дорогу так и не проскользнуло, что пропавший испытатель -- женщина? Или он такой прибацанный мирмеколог, что ни черта не слышит, не видит... Дмитрий взмолился: -- Ради бога, шучу! Тараканы тоже хорошие парни, если спросить у тараканолога или тараканиста, а не моей тещи. Ты скажи, можно сейчас идти или стоит погодить? Кирилл перехватил встревоженный взгляд Александры. -- Да как сказать, -- ответил он медленно. -- С заходом солнца активность в самом деле падает... Незначительно, правда. -- Но в нашем случае, -- добавила Саша быстро, -- это может оказаться решающим. Так ведь, Кирилл Влади... Кирилл? Голосок ее был сладеньким, подлизывающимся, и Кирилл несколько раз кивнул: -- Да-да... гм... да. Дмитрий рассерженно оглядывался. Саша нашлась, задание выполнено, а пещеры стали вроде бы еще мрачнее, тоннели извилистее, а против огромных насекомых по-прежнему нет другой защиты, кроме унизительной для бравых десантников мимикрии. Зашуршало хитином, мелькнула темная тень. Дмитрий вспикнул, исчез. Сильнее запахло кислотой. Муравей унесся, с пола поднялся Дмитрий, сказал извиняющимся тоном: -- Чертяка слепая! Прет, не смотрит... Это впервые. Вот что, надо отыскать нишку. Если начали меня задевать, то вас до захода солнца вообще по стенам размажут! -- Вон в ту, -- предложила Саша с готовностью. Она подпрыгнула, зацепилась кончиками пальцев. Ее тело бесшумно скользнуло в темноту, словно вплыло по воде. Дмитрий влетел в нишу, словно пробитый с пенальти мяч. Кирилл сплоховал, но его вовремя подхватили, вдернули в каверну, немногим просторнее кабины лифта. -- Для чего выдолбили? -- сказал Дмитрий брезгливо. -- Под потолком! Сказано, насекомые... Без ума, соображения. -- Это я выдолбила, -- призналась Саша сердито. -- Они хотели заделать, а я не дала. Надо же где-то отсиживаться? -- Остальные тоже ты? -- удивился Дмитрий. Он вытянул шею, пытаясь в полутьме рассмотреть длинную анфиладу пещер. -- И с этой повозилась! Подручными средствами, как учили... Пришлось, а то все хватали, тащили... -- Теперь не потащат, -- сказал Кирилл смущенно. Он все еще не мог адаптироваться. Не в муравейнике, здесь все привычно, а в присутствии бравого испытателя Сашки. -- Вы уже пропитались здешними духами. Это пароль "свой-чужой". -- Это я усекла, -- кивнула Сашка. -- А сперва отсиживалась, присматривалась. Лицо Дмитрия вдруг посуровело. Он набычился, из глаз ушел блеск. Уже не друг Сашки Фетисовой, перед ним сидел староста группы испытателей, завотделом оперативной подготовки. -- Разыскивай, -- потребовал он. Саша развела руками, ее меццо-сопрано стало глубоконесчастным: -- Глупо все... Ошалела от телячьей радости. Ну и потеряла, как говорит начальник первого отдела, бдительность. Что-то цапнуло меня сзади, будто какой дурень искал приключений. Не успела дать сдачи, как потащило с такой скоростью, будто меня рокер хватанул на полном ходу. Попробовала применить прием... -- Тебе бы только приемы, -- вздохнул Дмитрий. Он покосился на Кирилла. -- ... но мне ответили таким, что чуть без головы не осталась. Решила притвориться мертвой. -- Наконец-то, -- буркнул Дмитрий. На Кирилла уже не косился. -- Притворяться особенно не приходилось, и так еле-еле... Потом хватка чуть ослабела. Я увидела, что меня, царицу природы, несет, как тряпичную куклу, паршивый муравей! Ну не совсем паршивый, паршивый не знает каратэ, а этот мог бы преподавать в нашей секции на две ставки... -- Давай без шуточек, -- предупредил Дмитрий. -- Приволок меня в муравейник. Я сыграла дохлую. Меня швырнули к личинкам. Эти детки, скажу тебе, жрать умеют -- будь здоров! Я дала деру. Бродила, выйти не решалась. Кирилл помалкивал. Таких женщин он боялся больше всего на свете. Непонятно, что за комплекс ими движет, но самые хрупкие и женственные вдруг начинают заниматься каратэ, футболом, даже штангой. А знание приемов борьбы провоцирует, их хочется применять, только бы повод... Особенно в поединке с мужчиной! Хорошо, что догадалась притвориться мертвой, выдолбила нишу для отсидки, даже пыталась говорить с муравьем. Но вряд ли "не решалась выйти", некую карту держит за спиной. Дмитрий проговорил с великим облегчением: -- Хорошо, что хорошо кончается. Ногтев -- голова, рискнул взять человека со стороны. Я бы не отыскал, никто бы из наших не смог... Кстати, тут попить-поесть поблизости нечего? Кирилл по дороге сумел, зато у меня уже голодные глюки начались: мед диких пчел, нектар, ветчина из гусениц, окорока из мух... Кирилл, какие запасы муравьи готовят на зиму? Еще Крылов говорил... Без особой охоты Кирилл объяснил, что из всех баснописцев только наблюдательнейший Эзоп был прав, когда писал про цикаду и муравья, сушившего на солнце зерна. Зерна сушат муравьи-жнецы у нас, в Греции, других странах. А вот после Эзопа пошла эскалация литературных нелепиц. Лафонтен заменил цикаду сверчком, а Сумароков вовсе превратил ее в стрекозу. И хотя у него она "просит подаянье", то уже у Неледецкого-Мелецкого "лето красное жужжала", отсюда всего шаг до "лето красное все пела". Стрекоза никогда не поет, в мягких муравах не бывает, это поводки цикады. Но, с точки зрения мирмекологов, еще большая ошибка в том, что муравей якобы делает запасы на зиму. Крыловская стрекоза напрасно рассчитывала прокормиться "до вешних дней", собственные запасы муравьи уничтожают к концу осени... Дмитрий поднялся в темноте, как тяжелый сгусток мрака. -- Понятно. Окорока из мух не будет. Надо топать! Меня от недоедания корчи сводят. Здесь метаболизм ускорился, есть все время хочется. -- Тебе всегда есть хочется, -- уличила его Саша. -- Я же терплю! -- А ты всегда каторжанишь себя диетой. Фигуру, видите ли, держишь! Как баба. Наверно, это было оскорбление, но только не для Саши. Она тоже поднялась, голос ее упал до таинственного шепота: -- Друзья, разве не замечаете... Это же прямо на поверхности! Кирилл насторожился. Дмитрий повернулся, ожидая разъяснения, затем спросил в лоб: -- Что лежит? -- Разум! Неземной, точнее -- нечеловеческий. Готовимся лететь на другие планеты, к далеким звездам, ловим радиосигналы из чужих галактик... А чужой разум рядом! Для Кирилла как будто рядом с силой поскребли ножом по стеклу. Чтобы не видеть одухотворенного лица, наклонился, нащупал ступни. Жаль, твердая кожа здесь рассосется за ненадобностью, нагрузка близка к нулю, а лучше бы, чтобы все наоборот, такой кожей покрыться бы с головы до ног! От микроорганизмов спасения нет, изгрызли. Кожа горит, словно сквозь заросли крапивы полз. Скоро микробы собственными трупами набьют его как чучело, антибиотики не спасут. Возвращаясь в реальный мир муравейника, услышал жаркие слова: -- ...сложнейшая организация, четкое разделение труда, разнообразная сигнализация, обмен информацией... Сюда б научную экспедицию, подумал он завистливо. Да оснастить ее как следует... Вся наука бы выиграла, не только бионика! Львиную долю открытий взяли бы биологи: ботаники и инсектологи, но если здесь закрепиться, то стали бы прибыльными металлургия сверхчистых металлов, кристаллография, электроника... В сознание прорвался бойцовский голос Дмитрия: -- А что? У мурашей образцово поставлена разведка. Сам шпиона видел. Разве шпионы не доказательство цивилизации? Нет?.. Гм... Система паролей, как сами видите, в лучшем виде, разные уровни допусков... А что молчит Кирилл? Он мурмо... словом, муравьед, ему и карты для покера в руки. Кирилл ответил неохотно: -- Да, у муравьев сложнейшая социальная жизнь. Но о разуме специалисты не говорят. -- Почему? -- спросила Саша с болью в голосе. -- Профессиональная слепота? -- Профессиональные знания. Извини, ты неспециалист. Ничего, что я на "ты"? Саша раздраженно отмахнулась: -- Сделай милость. Но разве мало открытий делали именно неспециалисты? -- Мало. Хотя делали. Правда, лишь в случаях, как говорят газетчики, когда шли по непроторенным тропам. С муравьями все ясно. Как и с ва... тобой. Ты кандидат в космонавты, жаждешь встречи с другими разумными существами. Даже готовишься к Контакту. Верно? Саша почему-то смолчала, зато заржал Дмитрий: -- Она их даже во сне видит! Член общества по ловле НЛО, сопредседатель комитета Шамбалы, два раза искала Тунгусский метеорит... Кирилл, а не могут мураши в самом деле?.. С виду парни хваткие. Вон у нас даже академики забывают свет тушить, компьютеры не обесточивают, пропуск предъявляют вверх ногами... А ты бы видел нашего замдиректора по идеологии! Сюда бы его на выучку. -- Надо идти, -- ответил Кирилл. Он сам смутно удивился непривычной твердости в голосе. Обрадованный Дмитрий едва не скакнул из ниши в тоннель раньше Кирилла, но сзади раздался висящий на последнем волоконце голос Саши: -- Идите одни. Я не могу упустить шанс! Муравьи разумны. Доложите, что испытатель Фетисова установила личный контакт с одним из муравьев и в данный момент продолжает его развивать. -- Муравья? -- спросил Дмитрий с недоумением. -- Контакт, дубина. Они повернулись к Кириллу. Тот развел руками, опустил голову, чувствуя стыд за ошибки воинственной амазонки, словно совершил их сам. -- Контакт с муравьем? То же самое, что договориться с пальцем или даже с волоском на пальце. Увы, муравей не личность. Да-да, это всего лишь крохотнейшая часть организма муравейника. В голове Дмитрия крутилась, как Кирилл почти видел, кассета с бесконечной лентой, фиксируя слова, интонации, гримасы Фетисовой и этого прибацанного мирмеколога. Что-то с этой лентой уйдет в долговременную память, что-то в оперативную, что-то сотрется, по указанию руководства. Такая рассудочность мало кому нравится, над ней иронизируют, -- мы-де лучше! -- но работают с такими охотно. Саша хмурится, дергается, выражает каждым жестом несогласие. С такими Кирилл работать не любил, но дружил... Нет, поправил себя, от этой натренированной на выживание супердесантницы предпочел бы подальше... -- Саша, -- сказал он деликатненько, -- то, что вы называете муравьем, всего лишь бесполая салка. Да-да, бесполая! Правильнее называть их не муравьями, а муравьихами. Ладно, будем придерживаться традиции. У муравья нет даже пищеварения! Желудок есть, а пищеварения нет. Как ни корми муравья, а он помрет с голоду, если не дать обмениваться пищей. Еда переваривается только во множестве желудков. Один желудок на всех! Такое встречное питание называется трофаллаксисом. Голос Саши из темноты прозвучал натянутый, как тетива десантного лука: -- Установлено точно? -- Как дважды два. Нервная система тоже одна. Потому так самоотверженно идут самураи в огонь, на битву, верную гибель. Тех посылает общая идеология, а муравьев -- общая нервная система. Для нее потеря нескольких сот муравьев что-то вроде царапины. Извини за прописные истины. Дмитрий неторопливо подвел итог: -- Разумны или нет -- решать не нам! На то есть начальство. Он соскочил вниз, угодив на спину пробегающего муравья. Саша нехотя выпала следом, раскинув широко руки и ноги, словно вывалилась из люка транспортного самолета с парашютом и собиралась лететь долго-долго. Дмитрий с проклятиями поднялся из темноты, пропустил Кирилла вперед. Они шли по узкому тоннелю, оскальзывались на плесени, наконец Дмитрий догадался пропустить Сашу в середину цепочки. Кирилл напряженно выбирал дорогу. Иногда шли в абсолютной темноте, а по запахам ориентировался еще на уровне личинки первого возраста. Не сразу услышал за спиной молящий голос Саши: -- Все-таки я очень хотела бы встретиться с руководством муравейника! Вождями, вожаками... Во мгле громко квакнуло-крякнуло. Это был голос Дмитрия, который среагировал как-то непонятно. Кирилл ответил, не поворачиваясь и не переставая нащупывать дорогу: -- В муравейнике нет ни вождя, ни совета вождей. Весь муравейник -- единственный организм. Чуть посветлело. Тоннель расширился, они двигались через анфилады сухих пещер, размерами со станции метро. Муравьи сновали чаще, пришлось вжиматься в стены. Хитин как из жести, да еще по шесть крючковатых лап-штырей... Поднимались выше и выше, наконец вошли в прогретый солнцем слой почвы. В кисловатом запахе появились намеки на ароматы трав, цветов. Вжавшись в ниши, долго выжидали, пока отряд суетящихся фуражиров протащит по тоннелю брыкающееся чудовище. Закованный в толстый хитин зверь расшвыривал мощными лапами фуражиров, те с сухим бильярдным стуком трескались о стены, метались, щелкали жвалами... Наконец жука проволокли дальше. Дмитрий, который наблюдал за схваткой с интересом, не понимая опасности, вдруг сказал: -- Кирилл, ты споришь с неохотой. -- Любой спор -- ошибка, если верить Дейлу Карнеги. -- Нет, просто тебе самому хочется заглянуть поглубже. По глазам вижу, они у тебя не очень брехливые. Идешь к выходу, а душа твоя отстала, сует потихоньку нос во все уголки, вынюхивает, высматривает. Сама пытается говорить с этими железными уродами, которых я уже не боюсь, как только Сашка нашлась... Так? -- При чем здесь наши личные пожелания? -- ответил Кирилл с неохотой. -- Нас послали сюда с определенной целью. -- Ага, угадал! Споришь, чтобы удобнее отпираться перед начальством? Мол, был против, а эти меднолобые настояли! Увы, Кирилл, мы лишены права настаивать. Ты сам, помнишь, взял полный над нами контроль. Мы с Сашкой самые маленькие винтики, всегда кому-нибудь подчинены. Так, Саша? Саша промолчала, видимо, пожимала плечами или совершала невидимые в темноте жесты, затем проговорила с натугой: -- Да, конечно... По табелю о рангах мы полностью подчинены вам, Кирилл Владимирович. А Дмитрий вроде бы вытянулся, попытался со стуком сдвинуть голые пятки. Даже в полутьме Кирилл увидел насмешку в его глазах. -- У меня понятный научный интерес! -- ответил Кирилл, озлившись. -- Вообще-то я собирался по дороге отвести... То есть лично я, исходя из интересов мирмекологии, намерен по пути заглянуть в королевские покои, уточнить некоторые спорные моменты... А тем временем солнце закатится. Дмитрий вытянулся по швам с таким рвением, что едва не перервался в талии, как амеба при делении Саша хихикнула, преувеличенно послушно зашагала за Кириллом. "По пути к выходу", это вместо тоннеля, где уже брезжил рассеянный свет поверхности, они круто свернули в дореволюционные штреки, какими их рисуют в старых учебниках истории, пошли вниз и вниз, минуя боковые ходы, пещеры, склады. Впереди в пещере забрезжил странный свет, который принято именовать м е р т в ы м. Из серых земляных стен выступали белесые барельефы гнутых колонн, слоновьи хоботы, что шевелились, пульсировали, щупали стены, подбирали крохотные частицы. Земляная стена переходила в древесную, на ней светилась зеленоватая слизь, но в темные дыры не проникала. Старая мирмекологическая загадка: почему деревья, в корнях которых муравьи прогрызают дыры, здоровее, чем не поврежденные? Все трое почти плыли в плотной уютной сырости. Резкий запах сменился густым запахом гниющей древесины. Здесь надежно, покойно, муравьи двигаются замедленно, словно задумываясь над каждым шагом, и Кирилл тоже ощутил, что начинает замедляться, что сзади перестал отпускать шуточки Дмитрий, а Саша вовсе умолкла -- женщины чувствительнее, а она, наверное, все-таки женщина, хоть и супердесантница. Спотыкаясь, оскальзываясь, они вывалились в широкую пещеру с низким потолком. Почти половину пещеры занимала гора желтых коконов, похожих на гигантские зерна пшеницы. Коконы лежали вповалку в несколько слоев. На самом верху медленно двигались два некрупных муравья. Поводя сяжками, как дозиметрами, они неторопливо ощупывали коконы, перекладывали. Один вдруг бесцеремонно разгреб неподвижные коконы, вытащил пожелтевший, с пятном плесени, бегом ринулся прочь, едва не стоптав людей, явно торопясь подставить кокон под бактерицидные лучи солнца. Кирилл не утерпел, выбросил вперед руку. Пальцы скользнули по восхитительно нежному шелку. Вот бы из чего кроить шорты! Даже комбинезоны. Они спустились по крутому ходу, уступая дорогу муравьям, которых становилось все больше. Дмитрий взвизгнул, шарахнулся, как деревенская старушка, впервые увидевшая панка. Расталкивая встречных, навстречу нес личинку рабочий муравей. Личинка была вся из наборных колец, как детская игрушка, резко извивалась, дергала подвижным хвостиком. -- Нег-г-годяй, -- с трудом выдавил Дмитрий, губы у него тряслись. -- Как он пихнул меня этим толстым червяком! -- Возможно, -- предположил Кирилл, -- хотел передать тебе. -- З-зачем? -- Ну чтобы дальше позаботился ты. Ты ведь тоже теперь муравей, судя по запаху. Правда, неполноценный, отбракованный. На охоту не годишься, а вот ухаживать за расплодом, чистить нужники... Губы Дмитрия дрожали, он зябко поводил плечами. Кирилл поморщился. Ну да, от жаб бородавки, медянки ядовитые, а лягушки забираются к спящим рыбакам в раскрытые рты, чтобы развести в желудках потомство. Еще шаг -- и можно всерьез говорить о телепатии, деревьях-людоедах, зеленых человечках. Ход резко сузился, вывел в пещеру, где привыкшие к темноте глаза уловили рассеянный свет. Пещера под потолок заполнена целлофановыми трубами с полужидким творогом, какие Кирилл покупал в ближайшем гастрономе. Только каждая колбаска размером с саркофаг, не меньше. Да, всего лишь обыкновенные личинки старшего возраста. Личинки -- не куколки. Куколки неподвижные, уже озабоченные перспективой вот-вот появиться на свет, готовые переделать все работы, а личинки еще резвятся, пихаются, приподнимают остроконечные кончики. Все голо-мохнатенькие: волоски растут редко, пружинят, не дают прижаться, так что воздуха хватает даже самым нижним в любой куче. За спиной Кирилла снова взвизгнул, а затем разразился проклятиями Дмитрий. Саша замерла возле личинок, с удивлением рассматривая в полупрозрачных тельцах темные полоски ганглия. Черновой набросок муравья! В отличие от человеческого детеныша, где любое вмешательство исключено, здесь можно корректировать, улучшать, изменять, можно даже вводить новые свойства... Из этого эскиза можно сделать чертеж крупноголового солдата, широкобрюхого фуражира, миниатюрного няньку, длиннолапого строителя... -- Опять эти белые черви! -- послышался стонущий голос Дмитрия. -- Я червяков с детства... У меня на них аллергия! -- Это не черви, -- бросил Кирилл сухо. -- Мы только что миновали пещеру, где лежат куколки. Не отвратительные? Эти "белые черви" -- те же куколки, только на месяц другой моложе. Дмитрий спросил угрюмо, все еще отворачиваясь: -- Это муравьиные гусеницы, что потом превращаются в муравьев? Музыкальный голос Саши прозвучал кротко, даже печально, но в кротости ручейка крылась потенциальная Ниагара: Дурак ты, Митя, и не лечишься! Как же можно эту красоту сравнивать с паршивыми гусеницами? Глава 8 Муравьи со всех сторон несли прожорливым личинкам мед, мясо. Некоторых утаскивали: младших -- вниз, старших в верхние этажи. Один из таких муравьев-нянек наткнулся на Дмитрия. Тот взревел, рванулся в сторону, личинку выбил у ошеломленного муравья прямо Кириллу под ноги. Кирилл остановиться не успел, под ступнями упруго прогнулось. Личинка протестующе дернулась, завизжала в неслышном диапазоне. Муравей обеспокоенно подхватил ее, стал облизывать, успокаивать. Саша смотрела вокруг в благоговейном ужасе. Кирилл косился на нее с тревогой. Слишком много восторгов... Впрочем, здесь мир социальных насекомых. Они свое сообщество развивают десятки миллионов лет, есть чему удивляться. Есть потери, но есть и находки. Он торопил спутников. Там, на поверхности, солнце идет к закату! Пещера, в которую они вошли, была размером с ангар. Белые личинки лежали горой до потолка. Дмитрий застонал, попробовал идти с закрытыми глазами, но сразу же упал на толстенькую и очень резвую колбаску, что выкатилась прямо под ноги, словно собачонка, готовая играть даже с незнакомыми бродягами. Здесь Кирилла придержала за локоть зачарованная Саша. Муравей насел с кормовым яйцом на личинку: надкусил плотную оболочку, поднес личинке ко рту, терпеливо ждал, пока та глотала. Насосавшись, личинка осоловела и заснула. Муравей потормошил ее усиками, снова прижал заметно похудевшее яйцо к ее маленькому рту. Личинка капризно дернулась, извернулась, но муравей настойчиво прижимал яйцо к ее мордочке. Личинка вяло плямкала, муравей энергично сжимал лапами яйцо, выжимая оттуда сметанообразную жидкость. Когда личинка наотрез отказалась доедать, муравей поднес наполовину выпитое яйцо другой, постарше. Эта личинка, не столь привередливая, бойко выпила остатки, после чего муравей вытряс ей последние капли, а пустую оболочку съел сам. Кирилл с сожалением высвободил локоть. Пальцы Саши были на удивление тонкие, женские, от них шло тепло, но там, на поверхности, тепло уходило из воздуха, надо спешить. В отличие от бравых испытателей, которые увидели только верхушку айсберга и то раскрыли рты, он заметил тонкости трофаллаксиса между взрослым муравьем и личинкой, з