ольствием, а в остальном он в твоем полном распоряжении. Когда он широко улыбнулся, Кириллу показалось, что улыбнулся Карадаг: -- С перебазировкой не тяни. Наверху могут не утвердить, но если все сделаешь быстро... Пришли Мазохина, я отдам распоряжение лично. Глава 18 Станция гудела, словно по куполу ударил Тунгусский метеорит. Сотрудники, впервые среди бела дня оставив работу, бегали друг к другу узнавать новости, теребили Мазохина. Сам Мазохин трижды пытался прорваться в верха, минуя Ногтева, но тот всегда был готов, поставил забор, а с высоты напоминал о дисциплине, субординации, при которой полковник всегда умнее майора... Позже Кирилл узнал, что Мазохин все же выскальзывал наверх, минуя Ногтева, но тот был старый волк в бюрократических играх: один руководящий товарищ был в отъезде, другой возглавлял зарубежную делегацию, третий лег на операцию... За неделю Кирилл с Дмитрием излазили жилище компонотусов сверху донизу, все данные заложили в компьютеры, проверили картографию верхних этажей. В жаркие месяцы лета этажи стояли пустые, но и чужаки туда не забредали -- отпугивал слабый, но четко различимый запах грозных ксерксов. Половину дня обрабатывали комбинезоны феромонами ксерксов, еще полдня объясняли, что зачем и что почем, а на восьмой день операции "Ксеркс" двери станции широко распахнулись. Кирилл еще раньше с помощью Ногтева сумел настоять, чтобы сверху в самом буквальном смысле не помогали, лифтов не подавали, а вели себя так, как и подобает богам: не вмешивались. Когда вышел караван, сотрудников не было видно под горными хребтами навьюченной на них аппаратуры. С двух десятков шагов Кирилл в последний раз оглянулся на здание станции. Ярко-красный купол из толстой стали, крупные оранжевые пятна, как на панцире божьей коровки. Когда-то в минуту откровенности Ногтев рассказывал, с какими муками начальство приняло эту вызывающую окраску вместо милой сердцу военно-маскировочной! А дебаты из-за расцветки комбинезонов? Как один герой вторжения в Афганистан хотел нарядить ученых-растяп в десантные комбинезоны и дать в руки автоматы, как умело ссылался на славные традиции армии, вспоминал чудо-богатырей Суворова, ругал стиляг и панков, потрясал иконостасом орденов и медалей! Не прошло. Белое было настолько белым, что в лучшем случае сошло бы за серое, но уж никак не за черное. Боевым генералам доказали на пальцах, что маскировочная форма погубит всех со скоростью блицкрига... Так что не вешай голову, Кирилл Журавлев. Не один ты бьешься против несусветной дури, которая не только почему-то существует, но руководит, командует, отдает ЦУ. Эти два часа перехода были худшими часами жизни Кирилла. Пока добирались, они с Дмитрием бегали взад вперед, охраняя, проверяя, подгоняя, бдя, стреляя по каждой тени, отпихивая подозрительные листики или камешки. Зато когда вошли на территорию ксерксов, настали худшие дни сотрудников. Все знали, как погиб Измашкин, а тут навстречу кидаются закованные в броню драконы, хлещут гибкими антеннами, словно щупальца уэллсовских марсиан. В фасеточных глазах, в каждом амматидии отражался крохотный человечек с перекошенным от ужаса лицом. Кирилл и Дмитрий падали с ног, охрипли, убеждая в терпимости муравьев к своим. Кирилл хватал страшных ксерксов за сяжки, вскакивал верхом, дергал за лапы, демонстрируя безнаказанность, а Дмитрий раздулся как майский жук, десятки раз исполняя перед обомлевшими технарями коронный номер, как, дескать, кормиться сладким медом на халяву. Оборудование разместили наверху, в трех ближайших к поверхности кавернах. Сотрудники держались вместе. Кирилл не спорил, время поможет расслабиться. Сам он занял отдельную пещеру рядом с поверхностью. Глядя на него, Дмитрий отхватил для себя и Саши настоящие апартаменты. Кравченко наблюдал за ними с непонятной тревогой. К чести ученых, перебравшись, они почти перестали замечать муравьев. Потерян драгоценнейший день на дурацкую перебазировку! Эти ослы наверху и сами не знают, чего хотят, только ничего не поделаешь, теперь надо спешить, догонять! Даже самые отчаянные паникеры, занявшись делом, больше не замечали страшных ксерксов, иногда забредающих в их пещеры. Кирилл с Дмитрием поставили феромоновый барьер, но занятые своим делом ученые забывали его подновлять. Пришлось протянуть оголенные провода. Любопытных муравьев как ветром выдуло. Именно Дмитрий вспомнил, что муравьи уходят даже из-под линий ЛЭП, хотя провода Бог знает на какой высоте... Через неделю, к облегчению Кирилла, сотрудники вообще забыли, что они в муравейнике, а не в бронеколпаке. Ногтев был потрясен, чаще обычного пристально всматривался в сияющее лицо мирмеколога. Муравьи в лаборатории не врывались, занятые пещеры обходили, хотя ученые никак не могли выбрать время навесить двери или хотя бы перекрыть входы -- жили в проходных залах, как цари и короли прошлых времен. Дмитрий в порядке подхалимажа поставил дверь Кириллу. Еще одну, уже вдвоем, отгородили под лабораторию, только тогда ощутили себя как дома. Дмитрий принес Сашу, держа ее, как большую куклу, усадил в выдолбленное сиденье, полюбовался. Саша была в гипсе, как средневековый рыцарь в латах, но лицо ее уже порозовело, хотя оставалось худым и печальным. -- Боюсь сглазить, -- заявил Дмитрий. -- Да не тебя, все мероприятие. До последнего дня не верил, что получится! Хорошо, что пошли за Кириллом. А то при этой демократии уже заколебался, было: надо ли, правильно ли? Хорошо, что напрямую подчинен. Все просто: дан приказ ему на запад! И топай, не рассуждай. Хозяин знает, что делает, и потому работнику не хрена колебаться. -- Теперь должно быть проще, -- сказал Кирилл, но сомнение еще оставалось в его голове. -- Ксерксов боятся все, на милю никто не посмеет сунуться на территорию. -- Проще? -- удивился Дмитрий. -- Не будет несчастных случаев? Безопаснее? Кирилл, сегодня утром Забелин уже тяпнул себя пилой по пальцам! В верхних этажах сверкала электросварка, по-домашнему пахло горящим металлом. Воздух нагревался. Холодными ночами в камеры к людям снова начали забредать ксерксы. Огромные солдаты, суетливые фуражиры, мелкие робкие подсобники... Работали круглосуточно. Вкалывали до потери пульса. Одного принесли к Кравченко без сознания: перегрелся, но работу не прерывал, пока не свалился. Люди разрывались от страсти сделать сто работ сразу, бомбардировали Ногтева требованиями выслать то, доставить это. Часто, не дождавшись -- в Большом Мире вечно сопли жуют, -- наспех делали нужное сами. Мазохин все чаще вынужденно общался с Кириллом. Занять еще пару пещер, расширить существующие, перекрыть дорогу визитерам... Не у каждого работа шла успешно. Вдруг в самый напряженный момент сзади выдвигается литая голова размером с чемодан, а жесткие сяжки оценивающе щупают микростанок! Тут не до производительности труда, отнюдь. Забелин, специалист по лазерам, творил чудеса. Дмитрий одно время ожидал, что вот-вот получит лазерный пистолет, но Забелин объяснил, что лазеры не годятся как пистолеты или автоматы. Пули сразу теряют начальную скорость, шлепаются на землю почти у ног, а у лазера энергия уходит на прожигание тоннеля в плотном воздухе. -- Могу сделать для ближнего боя, -- предложил он. -- Со световой вспышкой! Враг ослеплен, трет лапами глаза, и ты можешь тем временем скрыться. -- Или нанести сокрушительный удар, -- поправил Дмитрий кровожадно. Увидев лицо Забелина, поспешно уточнил. -- Превентивный, разумеется! В ночной анабиоз продолжала впадать только группа особого назначения. Остальные "оставались людьми". К их чести, не из страха, не из предрассудков, а ради одержимой работы. От нормального сна урывали половину на ту же работу. В одной из пещер устроили даже конференц-зал, какой был на станции. Однажды Кирилл забрел туда, удивился запустению. Пыль, мелкие стружки, на стене огромный экран, с помощью которого жители Малого Мира могли знать все, что происходит в мире обычном... На экране тяжело и мучительно медленно двигалась мускулистая женщина, подпрыгивала, едва-едва отрываясь от пола. Вокруг нее передвигался налитый упругим мясом мужчина. В редкие секунды он, багровея от усилий, приподнимал женщину на руки, однажды сумел вскинуть над головой. На сверхтяжелой планете шла отчаянная борьба с чудовищной гравитацией, кинетикой огромных тел. Гиганты отчаянно боролись, умело, даже артистично координировали усилия множества удаленных друг от друга групп мышц... Кирилл поспешно переключил на другой канал. В спортивном зале квадратный человек под бюро оваций, разрывали связки, сумел вскинуть над головой штангу, едва превышающую его вес... В соседнем зале награждали золотой медалью прыгуна, хотя тот взял высоту всего в два собственных роста... Нефтяной кризис, голод в Африке, хирургия на марше... По зеленому полю, едва не разваливаясь от собственной тяжести, двигался комбайн. Подминая леса трав, вдавливал в землю, с каждым взмахом вертушки скашивал столько, что хватило бы для прокорма конных полчищ Аттилы, Чингисхана и 1-й Конной Буденного вместе взятых. Нелепо двигалась жатка, с грохотом падал в бункер тяжелый поток зерна... Огромные нелепые потери, зверское оскорбление земли, матери природы... Идет передача с далекой чужой планеты? Кирилл отвел глаза. Этого боится Мазохин? Не потому ли старается держать сотрудников под стальным колпаком? Не сегодня, так завтра вырастут новые пророки. Дескать, люди Большого Мира -- тупиковая ветвь, вроде неандертальцев. А мы, дескать, избранные, нам все должны уступить дорогу. От этой посылки можно поплясать, причем доплясаться очень далеко. Где те трезвые головы, что увидят золотую середину между полным неприятелем, некритическими восторгами и чрезмерными надеждами на полное решение всех проблем? Они есть, спор не в нашей традиции, никак не научимся, норовим сразу в рыло. Мол, сие самый весомый довод. Мазохин так и делает, даже если сам этого не понимает. А может, и понимает, у администраторов чутье на все, что можно запретить. В конференц-зал с грохотом ворвался Дмитрий. Сюда трудно было врываться с грохотом, но Дмитрию удавалось многое. Он сделал тройное сальто, повис, как летучая мышь, вниз головой на потолке. -- Кирилл! Брось, по субботам здесь обзор наших новостей и достижений. Только тогда народец сползается, да и то как мухи после мороза. Это интереснее: кто что открыл, изобрел, добился, предполагает... Фехтуют гипотезами. Ты лучше дай нам задание! -- Кому нам? -- Мне и Сашке. -- А разве она... -- Не орлица, вроде Гризодубовой, но рвется в бой. Пока лежала в коконе, развивала идеи... всякие, странные. Как обследовать, как жить, что делать потом... Кирилл прикусил язык. Пока люди заняты, на звезды головы не поднимают. Саша посидела без дела, начала размышлять о будущем, перспективах. Но если размышляет даже десантница, то какие идеи придут в голову высоколобым, если оторвутся от поглощающей работы? На поверхности пня воздух был свежим и острым, как бритва. Древесина еще держала влагу, раздутая и сонная, глубокие трещины появятся ближе к полудню, когда жаркие лучи высушат, нагреют. К ним подбежала, сильно прихрамывая, Саша. Она была в коротких шортах, что не открывали на обозрение жуткие сизые шрамы, от плеч до бедер была в пластиковом корсете, правая рука оставалась внутри этой тюрьмы, но Саша из кожи вон лезла, доказывая, что ее левая рука работает за две. Она была бледная, как личинка майского жука, и худая, как стремянка, но Кравченко все равно потрясенно разводил руками. Выздоровление, возвращение в строй не укладывалось ни в какие рамки традиционной медицины! Кирилл набрал воздуха полную грудь, задержал дыхание. Взгляд его стал отстраненным. Наконец после долгого выдоха коротко велел: -- Ах-ах, пора! Наденьте скафандры. -- Что? -- не понял Дмитрий. -- Ска-фан-дры, -- четко повторил Кирилл. -- Ты не поменялся с Сашей ушами? -- Да нет вроде, -- ответил Дмитрий, он потрогал уши, подозрительно посмотрел на Сашу. -- Просто ты велел скафандры забросить... -- Все хорошо в меру. В скафандрах чуть ли не спать ложились! Давайте без перегибов. Даже если понадобится выровнять... А то я наломал дров! Дмитрий мигом метнулся к входу, стукнул в широкий лоб ксеркса, тот отступил, открывая черный тоннель, а едва Дмитрий протиснулся, снова вход был перекрыт плоской головой серого цвета, неотличимой от поверхности пня. Даже Кирилл иной раз ошибался, проходил мимо, не замечая грани между деревянной стеной и головой часового, но Дмитрий не ошибся ни разу. Да и ксерксы, казалось, открывали ему дорогу сразу. В крайнем случае он делал двусмысленный жест, один из двух десятков рекомендуемых Кириллом, но часовые понимали, живо шевелили сяжками. Иногда Дмитрий ржал, уверяя, что муравьи рассказывают ему солдатские анекдоты, но повторить не может по цензурным соображениям. Вернулся с двумя комбинезонами. Быстро влез сам, а на Сашу натянул непомерно объемное, куда лезли и толстый корсет, и рука в пластмассовом гипсе. Оказалось: подогнано так, что в его способностях портного сомневаться не приходилось. -- Хорошо, что опять вместе, -- проговорил Дмитрий, критически осматривая Сашу. -- У Мазохина и мазохинцев только "подай" да "принеси". Саша молчала. Ее подбородок по-прежнему был вскинут вызывающе, но когда подпирает корсет, то поди определи истинный уровень высокомерия... Они остановились на краю пня. Стена отвесно уходила вниз, вокруг пня на сотни шагов голо, вытоптано. Даже крупные камни убраны, а дальше без перехода поднимается высокая мрачная стена трав. Некоторые вершинами выше, чем пень, но все держатся на расстоянии, ни одно растение не переступает невидимую границу. От пня тянулись три ясно различимые магистрали. Две не только утоптаны, но даже вдавлены, словно по ним столетиями маршировали железные римские легионы. Третья -- помоложе, новее, но по ней точно также тащили добычу волоком, несли в жвалах, бежали с раздутыми от меда брюшками. Кирилл прыгнул, растопырил руки и ноги, как парашютист при затяжном прыжке. Остатки страха требовали сжаться в комок, выставить ноги, но Кирилл заставил себя шлепнуться плашмя, брюхом. Его подбросило, он сделал сальто, очень точно встал на ноги. -- Уже теплее, -- покровительственно сказала Саша. Она очень красиво, несмотря на жесткий корсет, приземлилась рядом. -- Еще малость, и можно брать к нам в десантники. -- Благодарю за высокую честь, -- пробормотал Кирилл. -- Я так потрясен, что не нахожу слов... Но из врожденной скромности уж домучаюсь доктором наук на должности завкафедрой. С другой стороны упал на ноги Дмитрий, даже не качнулся. -- Снимите мне во-о-он ту гусеницу, -- велел Кирилл. Оказалось, что просьбу "снимите" можно понять иначе, чем он всегда думал. Оба героя-десантника взметнулись кверху, и бедная гусеница упала с листа. С рассеченной головой. Она еще дергалась, и по тому, как ее схватили Дмитрий и Саша, Кирилл понял, что, будь у нее лапки подлиннее, наверняка бы завернули за спину, а то и наручники надели. Кирилл привязал поперек гладкого туловища нить, поднял руку. Дмитрий взлетел на стебель, закрепил нить с гусеницей прямо над муравьиной тропой. Он пня деловито бежал ксеркс. Внезапно его сяжки пошли вверх, членики затрепетали. С двух десятков шагов он помчался шестилаповой рысью. Затем галопом. Гусеница свисала тонкокожая, без отвратительных жестких волосков, которых муравьи не любят, сочная, молодая, раскормленная... Под приманкой ксеркс затормозил, встал на цыпочки, вытянул усики, почти касаясь лакомства. -- Это же невыполнимо, -- крикнул Дмитрий наконец. Он азартно бегал вокруг ксеркса, падал, сам невольно привставал на цыпочки, когда муравей тянулся к гусенице. -- У него ни крыльев, ни щупальцев! Я бы тоже не достал. Саша повернулась к Кириллу, глаза смотрели требовательно. Он вынужденно дал справку: -- Шимпанзе достает подвешенный банан двумя способами: палкой, либо ставит один на другой кубики. Дмитрий отвернулся. Саша похлопала его по плечу: -- Ясно? Двумя способами. Уже несколько муравьев суетились над извивающейся гусеницей. Самые крупные дотрагивались кончиками сяжков, бегали в исступлении вокруг, сшибались с такими же энтузиастами, охваченными одним трудовым порывом. Один, перелезая через других соискателей, едва не тяпнул гусеницу жвалами, но пирамида раздвинулась, он слетел кубарем, так и не заметив решения шимпанзиной проблемы. Дмитрий выкрикнул пораженно: -- Они глупее шимпанзе?.. Никогда бы не подумал! С виду-то, с виду, а? Все блестят и сверкают. Куда там паршивой обезьяне... -- Вообще-то, -- добавил Кирилл ради объективности, развитое скотоводство, земледелие, ирригация -- это дело рук... э... лап муравьев. Шимпанзе до этого не доросли. -- Я же говорил! -- воспрянул Дмитрий. -- Куда нестриженой обезьяне до начищенных и надраенных... Кирилл, в слаборазвитых странах тоже не очень про ирригацию или гидропонику. Я родом из Великороссии, так у нас... Саша вклинилась, ее носик раздраженно морщился: -- Димка, разве тебе еще не ясно? Это муравейник занимается скотоводством, а сами муравьи об этом и не подозревают! -- Спасибо, Саша! -- сказал Кирилл с поклоном. -- Вы все очень хорошо объяснили. Дмитрий наморщил лоб, потом лицо его просияло: -- Ну, конечно, все ясно! Это когда меня ноги несут в гастроном, а я продолжаю думать, что иду в филармонию! -- Ребята, -- остановил его Кирилл, -- приступайте к первому научному заданию. Он объяснил коротко, Дмитрий возликовал, даже радостно ржанул, как боевой конь при звуках военного оркестра. Парень не думал, что научные задания могут быть такими простыми и понятными. За четверть часа он согласно указанию набросал рядом горку камней. Муравьи все также суетились и прыгали под гусеницей, и Дмитрий начал с паузами подбрасывать им по камню. Муравьи спотыкались, свирепели, щелкали жвалами друг друга. Наконец камней набралось порядочно, и тогда один крупняк, ксеркс-акселерат, дотянулся до раскачивающейся добычи. Тонкая нить, рассчитанная на вес гусеницы, оборвалась, и муравей бегом понес лакомство к муравейнику. За это время Кирилл подготовил на второй магистрали кормушку с медом. Мимо вихрем промчался в заросли Дмитрий, очень разочарованный, что муравьи не научились строить пирамидки, как умеет даже карикатурная обезьяна, с первой попытки. Вскоре он приволок точно такую же гусеницу, даже рисунок на лапах совпадал. Возможно, подошла бы и другой породы или хотя бы другого размера, но Дмитрий где-то слышал -- недаром терся возле ученых, -- что в науке важна точность, потому даже подвесил гусеницу головой зюйд-зюйд-вест, хотя Кирилл вряд ли мог сказать, где юг, где север. Кормушка с медом стояла на земле. Ксерксы карабкались друг на друга по головам, спеша полакомиться насыщенным раствором, затем Кирилл начал поднимать приманку выше... Наконец муравьи едва дотягивались, стоя на задних лапах, а передними цеплялись за край корыта. Когда кормушка оказалась еще выше, даже самые рослые обозленно забегали вниз, вставали на цыпочки, пробовали подпрыгнуть. Умопомрачительный запах сводил с ума. Мед был совсем близко, сладкий, концентрированный... Где-то через полчаса возбуждение начало спадать. Недосягаемое корыто с сиропом все также покачивалось над головами, но ксерксы проходили, не останавливаясь, только недовольно дергали сяжками. Возможно, объясняли, что мед зеленый. -- Пора, -- напомнил Кирилл, четко двигая губами. Он повернул Сашу за плечо, чтобы она видела его лицо, и повторил: -- Пора. Саша с энтузиазмом начала выкладывать пирамидку из крупных кристаллов кварца. Иногда эти глыбки выскальзывали, она работала одной левой рукой, но пирамидка росла. Муравьи часто задевали, натыкались, и все еще странно было, как замедленно, почти бесшумно, словно воздушные шарики, рассыпается горка из крупных каменных глыб. Саша гневно корила муравьев за несообразительность, глупая обезьяна и то, а ведь они потомки древней цивилизации, стыдно, где память предков, нет гордости... Она показывала, что и как делать, суетилась, лезла под ноги. Наконец один ксеркс обратил на нее внимание, он взял ее в жвалы и выбросил в сторону от магистрали. Когда же она сумела выстроить пирамидку, первый же ксеркс, добравшийся до меда, набрался сиропа так, что брюхо раздулось, как у стельной коровы... Но горка внезапно рассыпалась, муравей скатился на головы менее расторопным. А Дмитрий подвешивал над тропой уже пятую гусеницу. Глава 19 Вечером они собрались в пещере-спальне-лаборатории Кирилла. Дмитрий гремел: -- Они дурней не только мартышек, а... Червяк бы сообразил! Я сам становился на четвереньки, лазил вверх-вниз, наглядную агитацию проводил, только на них никакие положительные примеры не действуют! -- На моих тоже, -- убито подтвердила Саша. Ее лицо снова побледнело, вытянулось, как у кузнечика. Она тоже личным примером поднимала энтузиазм муравьиных масс, но в призывах затратила чересчур много нервной энергии. -- Я все делал, -- заявил Дмитрий обвиняюще. Его палец упирал в грудь мирмеколога. -- Все! Только что сяжками не шевелил! Кирилл предложил задумчиво: -- Может быть, дело именно в этом? -- В чем? -- не понял Дмитрий. -- В сяжках. Пошевелим ими правильно... -- Где я возьму сяжки? Приклею?.. Ладно, Кирилл, не остри. Я и руками могу сказать все, что хочешь, только бы поняли. А понимают только то, что уже знают. О жратве, добыче, погоде, неприятеле... Кирилл сказал терпеливо: -- Ребята, успокойтесь. Это муравьи. Не люди, даже не млекопитающие. У них другой отсчет времени. Если повторять наш эксперимент изо дня в день, то через какую-то тысяченку-другую лет кто-то и положит песчинку. Их лица вытянулись, как в кривом зеркале. Кирилл засмеялся, сказал очень серьезно: -- Не исключено, что случится раньше. Через восемьсот, даже пятьсот лет. Личный пример играет исключительную роль! Дмитрий смотрел подозрительно. Мирмеколог явно вжился, начинает острить, повеселел... -- А вдруг не получится и через миллион лет? -- Это еще вероятнее, -- ответил Кирилл бодро. Он смотрел чистыми честными глазами. -- Отрицательные результаты, естественно, бывают чаще. Однако они почти так же важны науке, как и положительные. Дескать, такой путь бесперспективен. Не только вы, но и тысячи других ученых в мире уже не пойдут такой дорогой. И не только сегодня, но и в будущем, через сотни и миллионы лет! Все будут опираться на результаты негативного опыта Дмитрия Немировского... Дмитрий раздосадованно отмахнулся: -- Негативного! Я хочу позитивного. -- Ребята, наука должна быть точной. Это экстрасенсы могут выдавать желаемое за действительность, только не мы. Ладно, поговорим завтра, у меня даже язык замирает. Спокойной ночи... Утром, едва выйдя из оцепенения, он заявил, разминая застывшее тело: -- Есть идея! Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Дмитрий уже завтракал, с хрустом вгрызаясь в потрескивающую, как хитин, корочку жареного мяса. Саша каторжанилась, бегая по стенам, чтобы не натыкаться на жующего Дмитрия. -- Ночью приходят идеи? -- поинтересовался Дмитрий с сомнением. -- А мне хоть стреляй над ухом. Раньше хоть бабы снились, а при этом анабиозе всегда на нуле. -- Вы с Сашей станете лидерами среди ксерксов. Не пугайтесь, только для дураков муравьи одинаковые. Самые смышленые -- охотники. Но даже среди них есть лодыри, хитрецы, супермены... суперанты то есть. За супермуравьями... суперантами идут, им подражают. Вы должны стать этими суперантами! -- Кирилл, а при таком холоде... в голове ничего не повреждается? С утра эксперимент пошел по накатанной дороге. Дмитрий принес гусеницу, Саша наполнила корыто сиропом. На обеих трассах муравьи собрались кучками, суетились, перебегали друг по другу, звучно щелкали при столкновении панцирями. Дмитрий первым обратил внимание на некрупного, но очень быстрого муравья: -- Вон активист! Смышленый и наиболее... реактивный. Саша не поняла, почему Дмитрий с мирмекологом заулыбались, обменялись понимающими взглядами. Два года назад, когда после экспедиции они проходили курс восстановительной терапии, все трое однажды улизнули прогуляться по Москве. Они с Дмитрием вырвались раньше, ждали Сашу. Народ в час "пик" двигался сплошным потоком, а у "Метрополя" по крутой дуге устремлялся к арке метро. -- Вот бежит Саша, -- сказал Дмитрий очень уверенно. Крохотная фигурка сошла на проезжую часть, двинулась по прямой. Автомобили туда не заезжали, экскурсионные монстры ушли, но пешеходы дисциплинированно делали огромный крюк... -- Зрение у тебя! -- восхитился Кирилл. -- Не зрение, вижу Сашкин характер, -- засмеялся Дмитрий. -- Она в группе раньше других реагирует на малейшее изменение. Видишь, сразу сообразила, что так можно... Активная и реактивная. Сейчас, переглядываясь, посмеивались, глядя на Сашу, начинающую сердиться. Кирилл предложил: -- Назовем этого муравья Сашей. Надо же как-то отличать? Саша оскорбленно вскинулась, ее глаза полыхнули огнем: -- Почему Сашей? Что за намеки? Где у меня сяжки? Дмитрий ласково обнял ее за плечи: -- Это самый сообразительный и реактивный мураш! А какой красавец! Длинные лапы, что растут прямо из-под челюсти, прямая спина, круглоглазый, хитрый, а низ брюшка... Кирилл поспешил вмешаться: -- Он из группы активных фуражиров-охотников. Это муравьиная элита. Каста в касте! Водит колонны пассивных фуражиров, посылает группами, быстрее всех сканирует обстановку... -- И еще психованный, -- добавил Дмитрий некстати. -- Чуть что, разевает жвалы. Саша с сомнением следила за муравьем Сашкой. Как и Дмитрий, уже убедилась, что среди муравьев одни более, другие менее, одни безрассудно бросаются на любого жука, другие пасуют перед тлями... Как-то их руководитель, чтобы показать разницу между муравьями, перегородил тропу широкой полоской отпугивающего запаха. Фуражиры, что возвращались в муравейник, скисли, остановились, некоторые запаниковали, стали оглядываться, выворачивать шеи, словно ждали помощи... Наконец на тропе появился некрупный и ничем не примечательный фуражир. Напоровшись на невидимую стену, точно так же остановился, ощупал сяжками воздух, а потом решительно побежал через запретную полосу. Остальные, как овцы, обрадовано понеслись за ним. -- А вон того муравья, -- вдруг сказала Саша настойчиво, в ее голосе появилась мстительная нотка, -- предлагаю назвать Димой. Я его давно заметила, но надо же как-то выделить? Муравей вполне положительный. На аппетит не жалуется, порочащих сведений о нем нет... Храбрец. С интеллектом не очень, но разве это порок? Скорее достоинство. Мазохин же преуспевает! Дмитрий заорал, протестуя, но Кирилл с уверенной властностью утвердил. Саша к тому же забросила насчет дефицита юмора, и Дмитрий смирился, хотя остаток дня дулся на обоих. Дня через два песчинки под корытом чуть сдвинули. Муравьи, привыкшие делать по два-три рейда за сиропом, растерялись, снова закружились, сшибаясь лбами. Дмитрий оставил гусеницу без присмотра, пошел сочувствовать Саше. Ксерксы раздраженно бегали под кормушкой, наступали на глыбы кварца. Тут же топтался могучий Дима, которого Дмитрий все чаще честил за несообразительность. Он все больше находил достоинств в неторопливом, крепко сбитом ксерксе, уже ожидая от него чуть ли не решения дифференциальных уравнений, которые, кстати говоря, сам решать не умел. Когда он помог Саше восстановить пирамиду на прежнем месте, их тут же отпихнул реактивный и сообразительный, быстро вскарабкался, напузырился сиропом. Подбежали другие, а положительный и не имеющий порочащих связей написал только пятым. Снова и снова разрушали пирамиду, тут же на глазах суетящихся фуражиров восстанавливали. Где-то на сороковой попытке именно муравей Сашка взял жвалами глыбу кварца, пронес пару шагов и уронил в основные насыпи. На этом его помощь кончилась, раздосадованные испытатели не могли понять обалдевшего Кирилла. -- Да вы поймите... -- шептал Кирилл внезапно пересохшими губами, -- это же похоже на сознательный акт! Нет, надо сотни раз проверить. Мог сработать инстинкт. Мог случайно... -- А если не случайно? -- Тогда это переворот. Эпохально! Дмитрий скривился, словно вместо сиропа хлебнул муравьиной кислоты: -- Переворот! Пойду лучше к гусенице. Мой тезка раньше меня сообразил, где интереснее. Он побежал за шестиногим Димой, к которому чувствовал симпатию. Саша повернулась к Кириллу, поинтересовалась нейтральным голосом: -- Это в самом деле важно? -- Если получилось не случайно, -- ответил Кирилл осторожно. Он в последнее время чувствовал себя стесненно с бравой десантницей, отводил глаза, непривычно тщательно подбирал слова. -- Пусть не такой интеллект, как у шимпанзе, но все-таки такой уровень обучаемости... Правда, еще никто не проводил здесь опыты. Саша сказала с готовностью: -- Кирилл Владимирович, вы не стесняйтесь, командуйте нами. Мы с Дмитрием двужильные, потянем. Кирилл отвел глаза от страшных шрамов на ее ногах, правой руке, сказал потухшим голосом: -- Ничего особенного делать не надо. Пока что станьте активными муравьями. На станцию Дмитрий и Саша являлись к ночи. Утром исчезали раньше, чем к Кириллу возвращалось сознание. Дмитрий продолжал обучать муравья Диму доставать гусеницу, а нетерпеливая Саша, покинув на время кормушку, не выходила из центральной, что находилась глубоко под землей, камеры компонотусов. Муравьи стояли плотной кучей, головами к центру, никто не шевелился, даже сяжки почти не двигались. Здесь собралось около пяти сотен, и так они заседали, вернее, заставили на своем вече уже третьи сутки. Запах не менялся, сяжками не переговаривались... Обмениваются мыслями телепатически? Но их руководитель начинает дергаться при одном упоминании о телепатии. Может быть, он не прав, но Кирилл -- начальник. Надо, чтобы даже их мысли шли с его мыслями в ногу... Да и вообще приятно, когда твои мысли идут вместе с его мыслями. Даже чуть-чуть следом. На третьи сутки в глубины муравейника спустился Кирилл, отыскал Сашу. -- Как дела? -- спросил он. Саша висела, растопырившись, на потолке, всматриваясь в застывших муравьев. Ее лицо в слабом свете гниющей древесины было бледным, глаза казались темными провалами. -- Я уже близко к разгадке... -- прошептала она. -- Остался шажок... -- Не ты одна, -- утешил ее Кирилл. -- Аристотель был уже на полшажка, Карл Линней, Ниландер, Рузский, Чашечников... Там Забелин вызвался тебя сменить. -- Забелин? -- Да. Товарищ начинает интересоваться не только лазерами. А ты займись наверху, а то Дмитрий вырвался на полкорпуса вперед. Когда вышли на залитое ярчайшим солнцем деревянное плато, к ним понесся огромными прыжками, при каждом шаге высоко взлетая в воздух, Забелин. Молодой, крепкий, брызжущий энергией. Саша косилась на него ревниво, и Кирилл, желая сделать ей приятное, сказал строго: -- Так нельзя прыгать, любая стрекоза схватит! И чем вы так испачкались, как мясник? Не забывайтесь, Муравьи -- чистюли. За плохо вымытые руки могут разодрать на лоскутики. Вымойтесь, проферомоньтесь. Пренебрежение к правилам не бесстрашие, а нечто другое. Саша сияла, а Забелин, недовольно бурча, отправился приводить себя в порядок. Кирилл бросился головой в бездну. Саша прыгнула следом, обогнала, точнее, спланировала поближе к муравьиной тропе Дмитрия. Вокруг самого Дмитрия громоздились такие россыпи крупных глыб, что хватило бы выстроить новую Трою. Всю неделю Дмитрий, обучая муравьев личным примером, строил с муравьиным усердием причудливые вавилонские башни и тут же рушил их, уподобясь разгневанному богу. Он весело оскалил белые зубы на еще больше потемневшем от загара лице: -- Дела идут, контора пишет! А знаете, Димка все чаще вертится возле меня. Признал своего, паршивец! Саша сказала ревниво: -- Мой Сашка тоже отличает меня. -- Среди муравьев? -- И среди людей. Разве что к Кириллу Владимировичу относится с большим почтением. -- Ну, -- протянул Дмитрий, -- Кирилл на особом положении! Нас больше любят, зато его больше уважают... Даже муравьи. Кирилл хмуро подумал, что комплимент довольно сомнительный. Его и раньше уважали, даже Климаксов, а муравьи в аквариумах так вообще, наверное, почитали за муравьиного бога. Но радости это не принесло, счастья -- тем более. -- Активные фуражиры, -- сказал он подчеркнуто педантично, -- а Сашка и Дима активные, не только наиболее развитые, но и более любознательные из муравьев, -- встретив новое явление, а вы новое явление, непременно исследуют на предмет потенциальной опасности для муравейника или пользы... Дмитрий жизнерадостно отмел строгую науку: -- Кто поверит такой тарабарщине? Наши тезки привязались к нам потому, что мы хорошие парни! Хороший парень Саша победно посмотрела на мирмеколога. Бешеное солнце словно бы плавило бугры сизых шрамов, они спускались, выравнивались, оставляя широкие мертвенно-белые следы, и ноги Саши казались перепачканными белой глиной. Только лицо ее оставалось чистым, если не считать белесого шрамика на щеке, да глаза стали еще крупнее, потеряли холодный прицеливающий прищур, в них временами мелькал намек на теплоту, понимание. Теплые ладони воздуха покачивали гусеницу над головами муравьев соблазнительно, провоцирующе. Муравей Дима тоже суетился, двигал сяжками, поднимался, щелкал жвалами. Дмитрий похлопал Диму по литой башке, похожей на башню танка: "Учись, дурень, доктором наук станешь". Положил самую большую глыбу под раскачивающейся гусеницей. Дима выжидающе посмотрел на Дмитрия, и тот нетерпеливо вспрыгнул, патетическим жестом воздел руки к гусенице. Муравьи метнулись к нему, Дмитрий полетел кубарем вместе с глыбами пирамиды. Саша язвительно хохотала, но Дмитрий, поднявшись, сообщил неунывающе: -- В моей группе парни сообразительные! Не таких натаскивал. Как-то дали мне стадо допризывников... Пока он рассказывал о педагогических талантах, муравей Дима попрыгал без толку под лакомством, вернулся к людям. Возможно, тоже привлеченный рассказом тренера и необходимостью исследовать новые явления. Между сяжек у муравья Димы сидел крохотный муравьиный кузнечик, он деловито покусывал Диму за нижний членик антенны. Дима довольно двигал сяжками, выгибал шею, чуть ли не прикрывая глаза от удовольствия. Вдруг кузнечик щелкнул задними лапками. Дмитрий не успел отшатнуться, как маленькое чудовище ляпнулось ему на голову. Кузнечик тут же лягнул его по уху крепкими лапами, прыгнул обратно. Ксеркс угрожающе раздулся, недовольно глядя на людей, но кузнечик устроился на прежнем месте, и Дима снова вернулся к нормальным размерам. В мощных челюстях кузнечика, непривычно огромных для такого маленького монстрика, бился отвратительный клещ с раздутым от крови брюшком. Дмитрий недоверчиво потрогал шею. Пальцы нащупали вздутость. Саша повернула его к себе спиной, ахнула, увидев кровавую гематому. -- Как же он... -- проговорил Дмитрий растерянно. -- Так бы и всего высосал, а я бы и ухом не повел? -- Побрызгал анестезином? -- предположила Саша шутливо, но глаза ее были испуганными, она ощупала шею, пустила пальцы по всему телу, свободному от корсета. -- У этих клещей есть обезболивающее, -- подтвердил Кирилл. -- Иначе бы им не выжить. Дмитрий с великим изумлением смотрел вслед тезке. Муравей неторопливой трусцой побежал к стене растительных гигантов: -- С телохранителем ходит, барбос? От щедрот и мне одолжил... Кирилл, а мы чем хуже? Моя бывшая невеста мечтала геккона купить, чтобы тараканов на кухне ловил, а тут не безобидные тараканы -- вампиры подстерегают! Саша молчала. Ей было страшно, судя по глазам, и кровососущих клещей, и страшненького кузнечика. Кирилл тоже нашелся не сразу. -- Не знаю, -- сказал он, -- здесь все переплетено, живут в симбиозе, комменсализме. Чтобы выжить, надо в этот мир вписаться, а мы пока что отгораживаемся... Ты уверен, что позволишь сидеть у себя на плечах такому... такому... -- Кирилл! -- вскричал Дмитрий с энтузиазмом. -- У меня кто только не жил в детстве! По мне ползали, прыгали, кувыркались, а белка только на моем плече грызла печенье, кто бы ни угостил! -- Ну это совсем не белка... -- Тем более! Я всегда мечтал завести что-нибудь такое... Не найдя слов, он подвигал в воздухе руками, рисуя причудливое, небывалое, в размерах компактное, но обязательно с рогами, зубами, когтями, шипами и гребнем. Нечто вроде муравьиного кузнечика. Глава 20 Через пару дней Дмитрий гордо разгуливал по всей станции, посещал все лаборатории, щеголяя маленьким чудовищем. От них шарахались, Дмитрий сердился, требовал погладить его любимца, пощупать его лапы. Маленькое страшилище сидело у него на плече угрюмое, нахохленное, всматривалось в каждого оценивающе, изредка зевало, показывая в широкой пасти три ряда острейших зубов. -- Не бойтесь, -- настаивал Дмитрий, -- не укусит! А цапнет, так совсем не больно. Мужики, а боитесь пальчик прищемить! Чтобы не удрал или не отгрыз от голодной жизни ему уши, Дмитрий сам ловил клещиков. Кузнечик сидел осоловелый, с раздутым брюхом. Едва раскрывал пасть, чтобы зевнуть или каркнуть, Дмитрий совал туда клещика, выбирал понежнее, помягче. В результате через два дня на второе плечо прыгнул откуда-то еще один, и такой же страшный. Дмитрий торжественно вручил новенького Саше: -- На твой будущий день рождения! Зовут его Кузя. Можно Кузенька. Смотри, какой красавец! Породистый. Ты его лапы пощупай, лапы! Саша опасливо пересадила сытого монстрика на плечо. Шесть лап вцепились в комбинезон, на плечо опустилось теплое пузо, и страшилище задремало. -- Теперь бы и Кириллу, все-таки начальство, -- сказал Дмитрий озабоченно. Он нежно поглаживал кузнечика. -- Буся ты мой, Буся... Буся толстолапый, Буся умненький... Буся -- грозный истребитель клещиков... Саша сказала нервно, голос ее дрогнул: -- Наш начальник сам подберет, если захочет. Он здесь как рыба в воде. Такое подберет, что как бы наших Бусю и Кузю не сожрало. Кирилл делал одиночные вылазки за пределы территории ксерксов, вживался, вчувствовался в новый мир. Дмитрий и Саша учили муравьев строить пирамиды, докладывали о сдвигах. Оба, по мнению Кирилла, нашли себе место. Чужая, непривычная планета, диковинные звери, непонятная цивилизация муравьев... Даже другие законы физики, чего нет ни на Марсе, ни на Венере. -- Как ваши контакты? -- Дима талантлив, -- ответил Дмитрий гордо, -- мы с ним даже трофалаксисом занимались. Он мне мед, я ему букашку. Ходит за мной, сяжками машет. Я уже двадцать слов запомнил. -- А я сорок, -- перебила Саша. -- Ну тридцать точно. Я со своими излазила нижние этажи. Там причудливее, чем даже у лазиусов! Сашка отличает м