е Асадова. Дмитрий возразил натужно-бодрым голосом: -- Сашка, ты что? Ты была самой грамотной в группе, еще собирались исключить, помнишь? Уверен, сочинишь симфонию или картину отгрохаешь. Саша спросила так тихо, что слышен был даже топот множества ножек в коридоре, там волокли крупное в подземные кладовые: -- Симфонию? О ваших подвигах, конечно? Героических деяниях... А ты вот такое видел? Она выдернула руку из-за спины. Дмитрий отшатнулся. Саша ткнула фигу прямо ему под нос, чуть не стукнула. Кирилл ахнул, перехватил руку, пальцы его дрогнули на бугристых шрамах. Дмитрий пробормотал: -- Доработался, доктор наук... Фиге рад! Еще не Наполеон случаем? Господи, да это же правая рука! Он бережно ухватил Сашу за руку. Сквозь розовую плоть ладошки просвечивали сросшиеся кости, жилки. Я уже с неделю снимаю бинты, -- сказала Саша. Она бросила быстрый настороженный взгляд на Кирилла. -- Тайком разрабатывала, чтоб не сглазили. Кирилл стиснул зубы. Все-таки брать ее нельзя. Пальцы срослись, почти отросли заново, но она глухая, как тетерев... Как муравей, поправил себя опять. Вдруг в мозгу ярко вспыхнуло, жаркая кровь залила лицо. Но муравьи связываются друг с другом на огромных расстояниях? Он перевел дыхание. Нервное напряжение начало испаряться. Мир един, законы общие. У слепых обостряется слух, глухие читают мимику. Муравьи сумели компенсировать глухоту, размеры... -- Мир нас принял, -- сказал он потрясенно. -- Мир возможностей! Но если смогли муравьи, то нам, ребята, сам бог, то бишь, Мать Природа велела!  * III ЧАСТЬ. ДВЕРЬ ВО ВСЕЛЕННУЮ *  Глава 22 Пришла осень, разговоры о возможной экспедиции утихли. Ксерксы с каждым днем уходили все глубже, пока не собрались в непромерзающем слое. Люди тоже опускались за ксерксами, герметизировали новые апартаменты, устанавливали сложную систему вентиляции, чтобы на выходе прогретого воздуха не собирались ни муравьи, ни другие жители Малого Мира. Первые дни после переселения прошли в стычках с Мазохиным, потом утряслось. Сотрудники станции, поглощенные работой, лишь смутно помнили, что недавно стены выглядели иначе. Они все так же получали особо чистые, сооружали особо сверхточные, монтировали предельно емкие... Зато больше никто не погиб, хотя с бронированными чудовищами сталкивались десятки раз в день. Убедились, что ксерксы не опаснее автобуса, с теми и другими нужно соблюдать правила. Народ прибывал. Уже не одиночки, а по два-три человека в день. Мазохин уверял, что у муравьев становится тесно, пора вернуться на прежнее место под бронированный колпак. Дмитрий изнывал, лишенный возможности выходить зимой на поверхность, но мужественно утешал Сашу и даже Кирилла: -- Перезимуем! Потом организуем... Не просто за Полигон, а с размахом! Он раскинул длани, показывая размах. Буся на его плече открыл один глаз, огляделся с удивлением. Никто не чесался, не искал ему вкусных толстых клещиков. Безобразие! Обидевшись, Буся потерял интерес к дискуссии и задремал снова. Зрелище из фильма ужасов, подумал Кирилл, ежели на новенького. Крохотнейший человек-букашечка изображает ручками размах, на плече у него перебирает лапами ночной кошмар, над головой один человек висит подобно макаке на перекладине, другой устроился как паук на ниточке... Да, теперь многие спали, свисая с балок как летучие мыши, на совещаниях устраивались не только на полу и подоконниках, но и на стенах, даже потолке. Мазохин рвал и метал, но ученых всегда было непросто построить в две шеренги, хотя пытались это сделать довольно часто. В чем-то люди шли за Мазохиным, но в чем-то за мирмекологом, как специалистом. Дмитрий и Саша часто пропадали в подземельях муравейника, иногда не возвращались по двое-трое суток. Их муравьиные дубли, Димка и Сашка, часто оставались на ночь в гостях у испытателей. У Дмитрия в пещерке на особом крюке обычно дремал Буся. Когда Дмитрий возвращался, стосковавшийся Буся прыгал ему на плечи, урчал, искал клещиков в волосах. У Кирилла не было ни друга-муравья, ни сверчка, никакого другого пета. Зимой обрабатывал материалы, собранные за лето, а ранней весной, когда еще лежал снег, поднимался с первыми ксерксами на поверхность, грелся под прямыми лучами солнца. Зимой на долгие три месяца испытатели оказались без работы, еды запасли на полгода вперед, от безделья изнывали, но свято место пусто не бывает... Однажды Кирилл услышал, как Саша горячо втолковывала Дмитрию: -- Мы -- новый народ, неужели не понимаешь? Новая раса. Большой Мир -- хотя какой он Большой? Это у нас большой... Так вот, их мир, их цивилизация -- эволюционный тупик. Неандертальцы, даже динозавры! Как им не сочувствуй, только они обречены, понимаешь? Тогда Кирилл бросил им нечто шутливое, не подумав, что проповедовал не Дмитрий с его шуточками и розыгрышами, а серьезнейшая Фетисова, не больше способная на шутки, чем бластер, с которым не расстается. Зимой Кирилл не раз слышал клички Мессия, Пророк в приложении к Саше. Она развивала идеи об избранности народа Малого Мира, теперь Большого, по ее терминологии, говорила о его предначертании, Великой Цели. Дмитрий на тех же общественных началах тормошил Димку, учил его трюкам. Высоколобые одинаковым баллом оценивали как пророчества о Великой Роли, так и обещания научить муравья петь по нотам. С легкой руки Дмитрия на станции появились петы. Сперва сверчки, подобно Бусе и Кузе -- их кормили с рук, тискали, баловали, потом Кравченко завел разноцветного паучка. Эта цветная радуга постоянно бегала по нему, пыталась плести ловчую сеть. Кравченко боролся с инстинктом любимца, скармливал ему мошек, но чаще ходил облепленный паутиной. Многих петов переманили от муравьев. Некоторые сами смекнули, инстинкт в этом направлении работал обостренно, и к весне нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на твердое как камень, либо желеобразное, либо многоногое суставчатое. Но если в прежнем мире попугайчики, кошечки да собачки привычно малого размера, то здесь половина попрошаек часто оказывалась в два-три раза крупнее хозяина. Мазохин охрип, обессилел, и неожиданно нашел полную поддержку Кирилла. Мирмеколог заявил, что эти милые попрошайки далеко не бесполезны. Некоторые не прочь скушать и хозяина! Сам Кирилл на ночь запирал свою пещеру за засовы. С ним обычно ночевали испытатели, а также Сашка и Димка. Оба сяжечника, как заявил Дмитрий, умасливая начальство, входят в команду и подчиняются только Кириллу. Просыпался первым обычно Буся, начинал скакать по спящим, торопился собирать клещиков, пока ленивый Кузя спит. Второй вскакивала Саша. Нордическая днем, во сне она расслаблялась, панически пугалась щекотки. Возможно, даже сны ей снились настоящие женские, но вряд ли она сама, пробуждаясь, их помнила. К собственному стыду Кирилл признавал, что оба испытателя уже на короткой ноге с животным и растительным миром, знают сотни видов жучков, клещей, ногохвосток, умело с ними общаются, а вот он зациклился на муравьях. К тому же одних предпочитает другим, как будто Понерины виноваты, что не так социально развиты, как Формика или Лазиусы! В конце марта Кирилл спустился в комнату связи. Уже неделю ходил с испорченным настроением, откладывал -- повод найдется всегда. Вот только переложить ни на чьи плечи не удавалось. Есть вещи, которые мог делать только он. Ногтев сидел за письменным столом такой же массивный, горовидный. Он до того привык ежесекундно бороться с чудовищной гравитацией -- с момента рождения, когда покинул невесомость в околоплодной жидкости, -- что, судя по его виду, даже не помнил о ней, гравитации. -- Здравствуйте, Аверьян Аверьянович, -- сказал Кирилл, глядя на Ногтева с великим сочувствием, переходившим в жалость. -- Как ваше здоровье? Ногтев дослушал, пока система записывала голос мирмеколога и переводила в другой регистр, ответил досадливо: -- Мое отличное, это понятно! Я здесь. Как ваше? Как вообще состояние духа? Исследования, что ведут наши медики, это одно, но меня больше интересуют личные ощущения. -- Да как вам сказать, -- помялся Кирилл, не зная, как заявить шефу, что жалеть надо вовсе не их. -- Жизнь идет... Я к вам вот по какому поводу. Пора вернуться к идее экспедиции. Мы просчитали варианты. Полет на воздушном шаре наиболее экономичен, прост, безопасен. Мы разработали маршрут, наметили программу исследований. -- Как решаете проблему передвижения? -- Туда на циклонных ветрах, обратно -- на антициклоне. -- Опасность? -- Не намного выше, чем здесь. Практически все время будем в воздухе. На воздушный шар захватим необходимое. Только птицы могут мешать, но мешок сделаем из прочной ткани, пропитанной репеллентом, разрисуем... -- Вы уверены, что обратный ветер доставит вас в ту же точку? Кирилл уловил саркастическую нотку в голосе огромного начальства. Ногтев смотрел неотрывно, словно старался прочесть мысли мирмеколога. -- Мы поставили довольно габаритный пропеллер, -- ответил Кирилл убеждающе. -- А пропанового топлива берем с запасом, На обратном пути будем корректировать! Уверены, что попадем точно на это место, в десятку! Не просто в этот пень, а на середину пня. Ногтев в раздумьи побарабанил пальцами по столу. Звук был такой, словно пронесся табун лошадей Пржевальского. -- Доказываете возможность автономии? Рисковая затея... Скажу откровенно, не нравится мне. Другим может не понравится еще более. Да-да, уже слышали про идеи Фетисовой. Кирилл ахнул: -- Аверьян Аверьянович! Неужели такие идиоты есть еще на свете? -- Есть. Мне кажется, они собрались в нашей фирме. Если вас заподозрят, Кирилл Владимирович... Не лично вас, а колонистов, то могут быть приняты экстренные меры. -- Какие? -- спросил Кирилл сдавленно. -- Цивилизация людей -- очень молодая цивилизация, Кирилл Владимирович. У нас пока только две простейшие реакции на опасность. Убежать или ударить первыми. Ваша колония не такой уж большой зверь, чтобы от вас бежать... Вы знаете, когда вспыхивает эпидемия чумы, принимаются чрезвычайные меры. Санитарные! Он тепло улыбался, но в Кирилла пахнуло зимой. Через неделю Ногтев появился на экране еще более осевший, став похожим на пирамиду Хеопса, потемнел, выглядел изможденным. -- Кирилл Владимирович, -- сказал он, его глаза блеснули из глубины темнеющих пещер, -- чем-то вы все-таки Богу потрафили... Идею экспедиции удалось пробить на всех уровнях. Кирилл поразился: -- А разве было не решено? Всю зиму гондолу оснащали, сами воздушный мешок склеивали... -- Это ничего не значило. Слишком многое поставлено на карту, могли отменить в любой момент... Ладно, к делу. Утвержден состав экспедиции. Не дергайтесь, Кирилл Владимирович! Ни вы, ни Мазохин -- не суверенные князья. Решаем здесь. Из того состава, что предложили вы, исключен Васильев. Спокойнее, говорю снова... Фетисова под вопросом. Кирилл Владимирович, сверху виднее, как говорится в песне. -- То старая песня! -- В старых песнях великая мудрость... Знаю-знаю, что песня дурацкая, шуточная. Кирилл Владимирович, в этом деле есть целый ряд неучтенных вами факторов. Лучше вам о них не знать. К тому же здесь увязаны вопросы большой политики. Плюньте, не вникайте во все. Вы же ученый, у вас собственных дел хватает. Кирилл вспыхнул. Ярость уже бурлила, но мирмеколог удержал резкие слова. Ногтев закончил осторожно, словно ступая по тонкому льду: -- И последнее, что меня огорчает особенно... Руководство экспедицией решено вам не поручать. Кирилл задохнулся, будто от удара под дых. Лицо Ногтева было осунувшееся, усталое, и Кирилл заговорил медленно, стараясь не срываться на крик: -- Дело не во мне. Отправиться надо через месяц, потом нужного нам ветра не будет. Новый руководитель должен будет вникнуть в слишком многое. Такого человека я не знаю. А кого прочат в начальники? Мазохина? Ногтев наклонился вперед. Отчетливо были видны его глубокие морщины, обвисшая сухая кожа. Кирилл вдруг понял, что железный Ногтев держится из последних сил. Гравитация ли, удары молний или болезни -- но старый могучий дуб резко сдал, вот-вот рухнет. -- Еще не решено, -- ответил Ногтев, и теперь Кирилл уловил нотку глубочайшей усталости, -- еще не решили... Хуже другое. По ряду соображений, ничего не имеющих общего с целями экспедиции... руководителем намечено назначить человека из Большого Мира. Его пришлют дополнительно. С абсолютными полномочиями. Кирилл даже не смог ответить, оглушенный, раздавленный. После долгой паузы, когда Ногтев смотрел на него в глубоком сочувствии, Кирилл спросил почти безразлично: -- Нет такого человека, который вошел бы в курс дела за месяц. А ему еще проходить курс восстановления. Это две недели! Ногтев сказал тяжело: -- Решалось в самой высокой инстанции. Мало говорилось о науке, зато много о политике... И не только о политике. Экспедиция разрешена на этих условиях. Думайте, как выжить. Сверху дают общую стратегическую линию, а тактику избирайте сами. А если быть предельно честным, то наверху безусловно правы. Контроль за вашей деятельностью необходим. Про автономию и не мечтайте! В Большом Мире должны спать спокойно. Еще через неделю в комнату Кирилла заглянул дежурный оператор: -- Кирилл Владимирович? Сообщили, что вечером прибудет новенький. Мы просили радиофизика, но там же Большой Мир, кровь с трудом поднимается к головному мозгу, чаще -- застаивается в нижнем. Поэтому, думаю именно им... -- Кого присылают? -- прервал Кирилл нетерпеливо. За его спиной привстал Дмитрий, насторожилась Саша, догадываясь, что оператор заглянул к ним неспроста. -- Кого? Начальника вашей экспедиции, если она состоится! Второго администратора. Мало нам Мазохина! Подумать только, два чиновника, когда недостает радиофизиков... Дверь за ним захлопнулась. Дмитрий ругнулся, глядя на потемневшего Кирилла, а муравей Димка раздраженно защелкал жвалами. Буся застрекотал, начал быстро рыться в голове Дмитрия. Саша сказала потерянно: -- А мне чудилось, что отменили... Или с новым боссом что-то стряслось. -- Что с ним может случиться? -- буркнул Дмитрий зло. -- Ну, объелся на банкете жирного, не прошел медкомиссию, лег на удаление аппендикса... -- У чиновников здоровье крепче, чем у космонавтов, черт бы их побрал... Вечером Саша осталась на станции. Безопасность лежит на ней, на самом деле не хотелось видеть второго Мазохина. Встретить новичка и перенести на теперешнюю станцию пошли Дмитрий, Кирилл, Кравченко и двое из будущей экспедиции: Забелин и Хомяков. Эти держались индифферентно. Дмитрий заранее ненавидел начальника-варяга. Кравченко хмуро перебирал инструменты первой помощи. Воздух был слоистым. Попадались жарко прогретые участки, но чаще тянуло космическим холодом от глыб льда под опалыми листьями. Насекомые бегали худые, отощавшие, набрасывались друг на друга. Из-под метровых листьев медленно, с легким шелестом раздвигая глыбы мокрой земли, поднимались ярко-зеленые молодые листики. На бредущую экспедицию падали длинные изумрудные тени. Молодой лес поднимался быстро, это было видно невооруженным глазом. К Двери подошли на четверть часа раньше намеченного. Вокруг шевелилась земля, пропуская наверх белесые, быстро темнеющие на воздухе столбы стеблей, шмыгали голодные, часто линяющие, насекомые. Дмитрий и Кирилл держали бластеры наготове, изредка стреляли сгустками клея. Оба чуть выдвинулись вперед, прикрывая остальных, Кравченко стоял у самого люка, ожидая пока красный сигнал сменится зеленым. Хомяков с удивлением смотрел на выдвигающиеся прямо на глазах толстые стебли. Один из них держал на макушке расколотое семечко, прикрываясь его твердыми стенками как щитом, пока проламывал слой земли. Стебли вырастали из земли мощно, напористо, безудержно. -- Весна! -- сказал он благоговейно. -- Силища... Звякнул зуммер, красный свет погас. Кирилл ринулся к Двери, забыв, что собирался стоять в стороне. В металлическом карцере, последней ступеньке гигантского Переходника, лежал на полу вниз лицом крупный забинтованный до глаз человек. Кирилл перевернул его, с другой стороны поддержал Кравченко, Кирилл едва не разжал пальцы... Перед ним был бледный, измученный Ногтев! Его губы чуть шевельнулись: -- А я еще думал... кто войдет первым... Кравченко сунул в его рот капсулу, придержал подбородок. Когда вынесли наружу, громко ахнул Дмитрий. Кирилл выхватил у него бластер, сбил с ног выскочившего прямо на них гигантского паука. Хомяков и Забелин умело и без особых церемоний запихнул Ногтева в специально скроенный для таких случаев прозрачный мешок с баллончиками для дыхания. Пока бегом неслись обратно, лицо Ногтева чуть порозовело, из глаз начала уходить боль. И так крупный, с широкой грудной клеткой циркового борца, в бинтах выглядел еще мощнее, огромнее. Он оживал на глазах, крутил головой, рассматривая людей. Кирилл не выдержал, сказал громко: -- Аверьян Аверьянович! Я очнулся через неделю на столе у Кравченко. Ногтев слабо ответил из мешка: -- А кто орал, что времени в обрез? По необходимости, Кирилл Владимирович! Кирилл угрюмо подумал, что никакая необходимость не заставила бы его очнуться раньше времени. К тому же зря Ногтев очнулся раньше времени. Хирурги там сделали львиную долю работы, но остальное доделывает микроинструментами Кравченко... Кирилл зажмурился, отгоняя жуткие картины. На другой день Кирилла и других участников экспедиции неожиданно вызвали к Кравченко. Ногтев лежал на широкой выструганной полке, был в сознании, выглядел терпимо, хотя был обклеен датчиками и подключен к аппаратуре. -- Начальство всегда отдает верные распоряжения, -- сказал он, улыбаясь одними глазами. -- Надо уметь верно их выполнять. Я составил докладную, обосновал, привел выкладки. Конечно, были и другие кандидаты, но мне показалось, что вы не так уж против? -- Против вас -- никогда, -- сказал Дмитрий поспешно. -- Только вы не напрягайтесь. Даже я два дня отходил, языком не мог шевельнуть. -- Я -- старая гвардия... А как вы, Кирилл Владимирович, относитесь к такому руководителю? -- Вы -- наименьшее изо всех зол, -- ответил Кирилл. -- Мне кажется, получи вы правильное образование, могли бы стать неплохим мирмекологом. Только в самом деле не напрягайтесь! Раз уж повезло с руководством, не хотелось бы потерять его так сразу. -- Благодарю, -- ответил Ногтев. Он плотно зажмурился, переживая приступ боли. Через несколько мгновений лицо расслабилось, взгляд медленно прояснился. -- Начальство довольно, прислало надежного человека. Проверенного и перепроверенного. Вы тоже мне как будто доверяете. Думаю, сработаемся. Кравченко сделал ему укол, озабоченно пощупал запястье. На лице его проступило почтительное изумление. -- Кирилл Владимирович, -- объявил Ногтев едва слышно, -- я оставляю за собой общее руководство, оперативную часть поручаю вам. Фактически начальником экспедиции остаетесь вы. Я не боюсь оказаться свадебным генералом. Кравченко быстро оглянулся на сияющие лица, строго опустил ладонь на широкий лоб Ногтева: -- Довольно. На чем вы только держитесь? Спите, набирайтесь сил. Ногтев слабо улыбнулся бледными бескровными губами: -- Уже набираюсь. Здесь так легко, не поверил бы... Только теперь понимаю, что это было за чудовище -- атмосферное давление. Кравченко покачал головой, глаза его были серьезными и очень обеспокоенными: -- Вы пошли на чудовищный риск. Вас изрезали как никого другого, да еще я удалил больше, чем собирался... Он умолк, начал изучать экраны, где безостановочно бежали цифры, прыгали цветные чертежи. И Ногтев скупо улыбнулся: -- Можете не держать врачебную тайну так строго. Я сразу узнал о своей злокачественной... Пробовали лапшу вешать, но я стреляный воробей. Оставалось полгода... Кравченко сказал осторожно, бросил пугливый взгляд на окаменевших гостей: -- Вы играли рискованно, но... выиграли. Мы все убрали. Если появятся метастазы, то здесь их добить легче. Как и другие болезни!.. Кирилл видел, что интеллигентность не дает Кравченко хвалиться, и Кравченко в самом деле поспешно добавил: -- Правда, могут появиться новые, еще неизвестные. Дверь бесшумно распахнулась, в помещение осторожно продвинулся длинный, очень худой жук ростом с теленка. Двигался он на тонких лапах, озирался пугливо, нервно поводил сяжками, готовый при первом же окрике "Брысь!" удрать, стать в чемоданчик, упасть мертвым как жук-притворяшка. Его никто не видел, кроме Ногтева, все сидели спиной к двери, и Ногтев с усилием взял ломоть сушеного мяса, сказал "Ап!". Жук подбежал, благодарно схватил подачку и поспешно выбежал, смешно подбрасывая зад. Кравченко сказал сварливо: -- Вижу, телекамеры работают исправно. Только не все привычки перенимайте! Уже наприваживали попрошаек, не знаем как избавиться. Косяком прут, нащупали добреньких. -- У вас целый зоопарк, -- сказал Ногтев с натужным смешком. -- Я думал, бред продолжается. Заговорил Дмитрий, в его голосе прозвучала победная медь духового оркестра: -- Это все бесполезники, Аверьян Аверьянович! Настоящие парни -- ксерксы. Самый лучший из них -- мой друг Дима. На его плече дремало невообразимое страшилище, у Саши на коленях свернулся пластинчатый жук, размером с панголина, по стенам и потолку бегали огромные многоножки, жуки и рогоноги. Дрались, шипели друг на друга, скрещивали острые мандибулы, со стуком грохались на пол, разбегались, возобновляли возню... -- Никогда не привыкну, -- вздохнул Ногтев. Его глаза закрылись, голос упал до шепота, -- стар менять привычки. Если не любил пауков, когда были с ноготь... -- Я консерватор, -- говорил он дня два спустя, находясь уже в своей комнате. -- Привычки не поменяю, увы. Возраст! Авось в экспедиции будет легче. Я ведь летал, с парашютом прыгал, с дельтапланом знаком... На коленях у него блаженно выгибался и поскрипывал мандибулами крупный паук-торлик. Пальцы Ногтева механически перебирали длинную шерсть. Пауков Ногтев не терпел. На коленях у него нежился не паук, а толстый сибирский кот. По крайней мере, паук здесь работал котом, а где кот в доме, там покой, уют и благополучие. -- У нас готово, -- сообщил Кирилл. -- Стартовать можем через неделю. Успеем перетащить необходимое в гондолу, проверим и перепроверим. Сороконожки обещают ясную погоду на ближайшую неделю, а трипсы гарантируют на три недели. Правда, с двухчасовым перерывом на дождь двенадцатого июня. Надо стартовать в первый же день циклона. -- Ну и приборчики у вас, -- заметил Ногтев. -- Долгосрочные прогнозы! Трудно научиться ими пользоваться? -- Все умеют, -- заверил Дмитрий с удовольствием. -- Даже Мазохин разбирается в их... шкалах, делениях, стрелках. Это правило техбезопасности! Без полной сдачи техминимума по опасным, полуопасным и нейтральным насекомым на поверхность не выпускаю. У меня здесь железная дисциплина, Аверьян Аверьянович! Техбезопасностью заведую я, так что сами понимаете... -- Понимаю, -- ответил Ногтев. -- У вас хорошие казарменные порядки. Каждый носит в себе фельдфебеля, а это страшнее старого бюрократа Ногтева... Что осталось сделать для экспедиции? -- Только надуть воздушный мешок, -- отчеканил Кирилл с непривычной для себя лихостью. -- И обрубить концы. Запасная горелка, рация, тройной запас горючего, оружие, запасные комбинезоны, яды, контейнеры с химикатами и все-все прочее подготовлено с прошлой осени. В гондолу перегрузим за сутки. Кравченко, который все еще тщательно следил за выздоровлением Ногтева, заметил ядовито: -- Немировский уже две учебные боевые тревоги провел с тоски! И одну пожарную. -- С персоналом? -- не поверил Ногтев. -- В основном Сашу и Димку натаскивает. В восторге все трое. С края пня хорошо просматривался наполовину зарывшийся в песок красивый блестящий шар, похожий на новогоднюю елочную игрушку. Эту гондолу умельцы Большого Мира делали две недели, пока Кирилл не сообразил, что их гондоле вовсе не обязательно быть копией батискафа для погружения в Марианскую впадину. На пне, почти в самом центре, стоял железный куб, черный как сажа и ребристый как батарея водяного отопления, ощетинившийся крючьями, якорями, толстыми стволами гарпунных пушек, бластеров. В стенах бугрились крышки люков, блестели стекла иллюминаторов. Такие же два люка и огромный иллюминатор были в днище гондолы. Крючья выдвигались и убирались, ребра лучше нагревало солнцем, они хорошо держали тепло, но благодаря ребрам на стенах гондолу будет нетрудно охлаждать ветром. Корпус испытывали под ударами сорокатонного молота -- зачем?.. Ткань мешка выдерживала любые кислоты, которые могли схимичить в своих железах насекомые, на растягивание превосходила мыслимое и немыслимое, а разрезать ее можно было лишь на особых механических ножницах... Гондола была размером с трехэтажный дом. Нижний этаж пустили под трюм, где разместили пропановый бак, запасное оборудование, на среднем этаже -- кают-компанию и несколько небольших комнат, благо размеры позволяли, а верхний этаж разгородили тремя перегородками, смутно представляя еще, зачем они пригодятся. Ну, подручное оборудование, оружие, стрелы для гарпунных пушек, баки с клеем... Но свободного места оставалось три четверти пространства. Это не тесная корзина, в которой аэронавты путешествуют в Большом Мире! На самом верху гондолы оборудовали две площадки, расположенные на противоположных концах. Одну, поменьше, тут же окрестили капитанским мостиком, а вторая, таким образом, оставалась для публики, смотровая. Пропановые горелки испытывали десятки раз, теперь они хранились в апартаментах Ногтева. Трудность была с баллонами для снижения газа. Там не могли сделать баллоны размером с муравья, резьба не шла, так что теперь в гондоле на нижнем ярусе находился один гигантский бак. Уже заполненный, закрытый пломбами. Подводящую трубу и редукторную головку сделали Забелин и Чернов, специалисты-металлурги. Ногтев придирчиво проверил, поерепенился, но принял. Высоколобые доктора наук умеют слесарить, если захотят, давно замечено, а Ногтев был бы никудышным начальником, если бы не имел право на критику подчиненных. Мешок выкрасили в отпугивающий божекоровкин цвет. В мае, когда воздух прогрелся, шар отпускали на длинном лине, проверяли грузоподъемность, обучали экипаж, отрабатывали ситуации, вплоть до зависания на ветках мегадерева. Кирилла бесило, что в состав экспедиции включили, не спросив никого, даже Ногтева, некую Цветову, специалиста по радиокоммуникации. Она ожидалась за неделю до старта. Ногтев хмурился, но успокаивал кипящего от негодования Кирилла: -- Есть начальство и повыше нас. Некий чиновник позаботился... Или чья-то родственница... Чудак, где ты видел бочку меда без ложки дегтя? Мы все еще живем не в самом лучшем мире, Кирилл Владимирович! И не в самом справедливом. -- Сколько дурости в старом мире, -- ответил Кирилл зло. -- Я надеялся что хоть в новом... Он осекся. Ногтев может заподозрить его в упряжке с Фетисовой! Впрочем, в самом деле поддался, начал отметать все старое, будто все новое лучше лишь потому, что новое. Увы, прогресс -- это не новое, а лучшее. В новый мир пришли со старыми болячками... Неожиданно очень полезным оказался Хомяков, правая рука Мазохина. Заряженный энергией, как шаровая молния, он успевал быть одновременно в десятке мест, составил длиннейший список крайне необходимого снаряжения, из которого Кирилл, как ни придирался к мазохинцу, ничего не смог вычеркнуть, с утра до ночи суетился в гондоле, таская материалы, крепил этажи, перегородки. Хомяков, как напомнил Кириллу Дмитрий, хоть и был против перебазирования станции в муравейник, но когда решение было принято, больше других помогал перебраться быстрее и безболезнее. В пне освоился мгновенно! Пустующие пещеры занял под склады, наладил защиту. Он постепенно отходил от работы ДНКолога, проявлял интерес к муравьям, чаще других поднимался на поверхность пня. Кроме него нормальным человеком выглядел разве что Забелин, прирожденный технарь, фанатик кристалловедения. То ли устал, то ли еще почему, но все чаще общался с группой Кирилла, помогал им, интересовался их работой. За неделю до назначенного старта Ногтев вспомнил: -- Кирилл Владимирович, сегодня ожидаем последнего члена экипажа. Дмитрий уже собрался к Переходнику. Вы пойдете? -- Важная персона, -- фыркнул Кирилл с отвращением. -- Заря радио, а мы богомолы неграмотные... Да мы радиокомпьютеры с третьего класса чиним! Нет, я в таких странных играх не участвую... Ногтев понимающе улыбнулся, кивнул, отбыл в сопровождении Дмитрия. Отправились к Переходнику впятером, считая Диму, растолстевшего Бусю и Кравченко с его походной аптечкой. Кирилл лихорадочно готовился к скорому старту, гонял экипаж, десятки раз проверял оборудование. О радисте сумел забыть, но дня через три его разыскал Ногтев. Кирилл подпрыгнул от неожиданности, когда над его ухом раздался зычный голос: -- Кирилл Владимирович! Пользуюсь случаем представить нового члена экипажа... Между Ногтевым и улыбающимся во все сто зубов Дмитрием стояла тоненькая невысокая женщина. Ее короткие волосы стояли дыбом, глаза были светло-зеленые, как молодая трава, скулы гордо вздернуты, а сочные алые губы красиво изогнулись. Она была очень картинной, красивой, и Кирилл сразу ощутил приближение беды, словно суеверный матрос при виде женщины на корабле. -- Здравствуйте, -- сказал он неохотно. Вам в самом деле так уж необходимо участвовать в экспедиции? У него был настолько враждебный тон, что Цветкова невольно сделала шажок назад. Дмитрий галантно придержал ее за талию, чтобы радист не свалился в трещину, да так и оставил руку. -- Необходимо, -- ответила она наконец. Ее глаза внимательно пробежали по его напряженному лицу, крепко сжатым челюстям. -- Вы научный руководитель экспедиции? Постараюсь не мешать вам, Кирилл Владимирович. Я только радист, так что вне вашего внимания. Ногтев сказал очень серьезно, но в глазах прыгало веселье: -- Елена... Вы позволите вас так называть? Елена, здесь все до последнего винтика в сфере внимания Кирилла Владимировича. Командует парадом и предпарадной подготовкой он, и больше никто. Я только бог-наблюдатель, а творец и распределитель ролей -- Кирилл Владимирович... Она оценивающе посмотрела на Кирилла, в глазах ее проступило размышление, перетряхивался арсенал, сдувалась пыль с копья, мечей, стрел, примерялось оружие и средства пассивной защиты: щиты, кираса, слезы... -- Извините, занят, -- буркнул Кирилл коротко. Отвернувшись, резво побежал по канату вверх к центральному люку гондолы. Женщина на корабле! Да еще воздушном! Чертовы родственники, позвоночники... Фамилия слишком красивая, а зовут и того хуже -- Елена! Тоже мне, героиня эпоса. Какой город разрушили, последние эллинские герои из-за нее погибли! В ей хоть бы хны, сюда явилась. Теперь здесь все пойдет прахом... Уже влезая в люк, перехватил удивленный взгляд Саши. Девушка непонимающе смотрела на него, потом перегнулась через борт, разглядывая нового члена экипажа. Глава 23 Ногтев был бодр, подтянут, кипел энергией. Гравитация не прижимала к земле, организм обновился, избавившись от пожиравшей внутренности опухоли. Несмотря на прежний солидный вид, не ходил, а буквально прыгал, наслаждаясь здоровьем и непривычной легкостью. Собрав членов экспедиции, он сказал бодро, с нажимом, блестя черными живыми глазами: -- С завтрашнего дня начнутся муссонные ветры. Старики подтверждают, так что синоптикам на этот раз можно поверить. Тысячи лет они начинаются в первой неделе мая, заканчиваются в середине. Занесет нас на юг Узбекистана. Там пробудем лето, а в сентябре ветры задуют обратно. Туда и обратно рассчитываем пропутешествовать без помощи Старших Братьев, этого страстно жаждут экстремисты в лице присутствующей здесь Фетисовой и частично примкнувшего к ним Журавлева... Тихо-тихо, я еще не кончил! По дороге запланировано пять-шесть посадок. -- Сколько продлится путешествие? -- Скорость ветра обещают в восемь-десять метров в секунду. В час сможем героически преодолевать, как напишут в газетах, около пятидесяти километров! Метры здесь принято, как я слышал, называть мегаметрами, но километры... Это уже парсеки, если кто слышал это слово! Саша, а вслед за ней и Дмитрий, гордо раздвинули плечи. Они когда-то готовились мерить дороги парсеками и мегапарсеками. -- Кирилл Владимирович планирует продержать нас в полете недели две. У антициклона сил поменьше, на обратный путь кладем дней тридцать. Если сумеем продержаться в воздухе дольше, Кирилл Владимирович обещает показать в глубинке нечто воистину сказочное! Ему карты в руки. Он там работал, так что грибные, ягодные и прочие браконьерские места помнит... Кирилл с закипающим раздражением посматривал на Цветкову. Все сидели спокойно, одна она постоянно дергалась, привставала, отряхивалась, что-то брезгливо давила ногой, а рядом сидел заботливый Дмитрий, услужливо отряхивал и обирал ее, тоже, снимал с ее лебединой шеи крохотных микробов. Он был похож на прутковский персонаж, который доставал червяка, что "попадье заполз за шею". Если учесть, что микробы ползали, прыгали и парили везде, то брезгливой радистке пришлось несладко. Чего не скажешь о Дмитрии. В предпоследний день Мазохин доверительно обратился к Ногтеву: -- Аверьян Аверьянович, я понимаю важность возглавляемой вами экспедиции... Но все же нельзя оголять станцию! Мы остаемся без защиты, без... добытчиков. Прошу оставить хотя бы одного испытателя. Например, Дмитрия Немировского... Он умолк на полуслове, ибо на плече Дмитрия внезапно встал на всех шести когтистых лапах Буся, воинственно вздыбил гребень, выгнул спину. Огромный рот распахнулся, открывая ряды острейших зубов. Мощные задние лапы напряглись, глазами он держал лицо Мазохина, как в перекрестке прицела. Мазохин побледнел: -- Чего это он... -- Эмпат, -- небрежно обронил Дмитрий, втайне ликуя, что среди научных слов есть короткие; выговоришь даже на морозе. -- Мысли не читает, но настроение чует... Вы продолжайте, продолжайте! Я посижу с вами рядом. Мазохин почему-то молчал. И перестал шевелиться. Похоже, перестал дышать тоже. Ногтев ответил задумчиво: -- Пожалуй, вы несколько преувеличиваете. Склады заполнены продуктами, как мне стало известно, на восемь лет вперед. Несчастные случаи прекратились. Тут заслуга, пожалуй, ксерксов... Персонал обучен, техминимум сдал, инструкции по пользованию оружием, инструментами и прочим оборудованием вывешены в коридорах... гм, туннелях. Немировский уже лезет на стену от безделья! А мы ему работу найдем потруднее. В день старта все оставили дела, поднялись на поверхность. Ветра не ощущалось, но где-то там, вверху, где сияет немыслимо синее небо, а здесь темный густой воздух, пропитанный свежим запахом ранних цветов, черный ящик гондолы, гордые именинники... С легким треском вспыхнуло пламя в пропановой горелке. Красный мешок нехотя зашевелился, начал разворачиваться, наполняться горячим воздухом, на мир вдруг взглянули огромные жуткие глаза, бессовестно скопированные с крыльев бабочек. Возле Кирилла внезапно возник как чертик из коробки Чернов. Черный как жук, быстрый, загорелый, всегда улыбающийся. Он тащил аппаратуру, инструменты, запас химреактивов в больших пластиковых пакетах. -- Дождались! -- воскликнул он довольно. -- Вы не огорчайтесь, Кирилл Владимирович. Без глупостей ни в одном деле не обходится, надо бы привыкнуть. Я с вами совершенно согласен: женщины здесь существовать просто не способны. Они слишком примитивные, ограниченные. Иногда просто дуры... Кирилл предостерегающе кашлянул, указал глазами на приближающуюся с бластером наизготовку Сашу: -- Мне кажется, эти в целом-то верные... и своевременные утверждения лучше высказывать в другой компании. Чернов резко повернулся, расплылся в широкой улыбке: -- А, Саша! Ну, Кирилл Владимирович, вы даете! Это же Саша! Саша, ты сама понимаешь, я не имел в виду тебя. Я вообще, как и все на станции, никогда не считал тебя женщиной. -- Кирилл кашлянул громче: -- Веденей, помолчи, а? На сегодня ты уже наговорил достаточно. Чернов с непониманием и даже обиженным видом пожал плечами, бегом понесся к гондоле. Груз держал обеими руками, зубами, прижимал подбородком, кажется, пытался что-то ухватить ушами. Саша как-то замедленно кивнула Кириллу и прошла, поводя бластером, к месту погрузки. Там оглянулась, в ее глазах было странное выражение, которого Кирилл раньше не видел. Кирилл последние два дня не принимал участия в подготовке к старту. Почти безвылазно проводил время в темных сырых глубинах. Возвращался в слизи, от него несло молодыми личинками, выпотом, другими странными запахами, каких не услышишь от прокаленных солнцем солдат и фуражиров. Ногтев, завидев его выползающим на поверхность в который раз, нетерпеливо крикнул: -- Не налюбуетесь? Мазохин клянется, через час можем стартовать. У нас все в порядке? Он покосился на поверхность пня. Ксерксы носились как угорелые, забирались в щели, ныряли в туннели, выскакивали с угрожающе распахнутыми жвалами. Из гондолы было видно, что и далеко внизу на земле тоже бегали, сталкивались, щелкали жвалами, многие забирались даже на стебли. Мимо гондолы пробирался в тень голый нежный червяк, на него наткнулся бегущий ксеркс, не вцепился, а перескочил и помчался дальше, а червяк неторопливо потащился дальше, ничуть не струсив, будто знал, что ксерксам не до него. Ногтев в растерянности повертелся по сторонам, обернулся к мирмекологу. Журавлев и червяк знали нечто, а он, начальник экспедиции, не знал, не понимал, хотя происходило необычное. -- Могут помешать? -- спросил он подозрительно. -- Не успеваем... -- крикнул Кирилл. -- Уже не успеваем! Рядом с его ногами хрустнуло, наверх выдвинулся огромный ком, размером с люк ракетной шахты, с шелестом развалился на слипшиеся опилки, камешки. Следом выскочил огромный ксеркс, разъяренно понесся по ровному, за ним выбежал второй, третий... Открылась нора чуть дальше, потом еще, еще... Норы появлялись там, где никогда их вроде бы не было. Ксерксы выскакивали, метались из стороны в сторону, сталкивались с другими, что выбегали из соседних и дальних нор. Черно-красных тел стало так много, что уже слились в черно-красное море, бурлящее, клокочущее, наполненное шумом трущихся панцирей, запахом муравьиной кислоты. Когда огромная площадь была заполнены возбужденными муравьями, а остальные бегали по отвесным стенам и носились вокруг пня, из нор начали осторожно выдвигаться странные существа, мало похожие на муравьев. Чуть крупнее ксеркса, но с крохотными головками и огромнейшими глазами, с упрощенными сяжками и... блестящими крыльями! -- Самцы, -- пояснил Кирилл буднично. О