голос был все еще неустойчивый, шевелиться не решался, пусть волк привыкает к его запаху, а тот смешается с запахом царевны.-- Что-нибудь яростное, злое, вроде: Зверь, Дикарь, Сила... -- Нет,-- сказала она,-- в нем больше тайны. Он вышел из лесной тьмы, так что лучше: Тьма, Тайна, Мрак... Волк под ее пальцами чуть вздрогнул. Она остановилась, переспросила: -- Тебе нравится имя Мрак? Волк наклонил голову, и завилял хвостом. Рогдай очень медленно поднялся, не сводя взора с огромного волка. -- Теперь бы его как-то привязать... -- Я не хочу его держать на веревке! -- Царевна, его убьют на входе во дворец. Стражи будут бояться и за себя, и за других. А скажут, что защищали тебя... Когда зверь на крепкой веревке, то другим спокойнее. Он медленно, все еще не отводя взора от волка, вытащил из сумки длинную толстую цепь с прочным железным ошейником. Волк зарычал, шерсть на загривке поднялась. Светлана торопливо погладила, пропуская сквозь пальцы густую шерсть. Странное, ранее не испытуемое чувство коснулось ее груди. Она задержала руку в волчьей шерсти: -- Он не хочет! -- Но, царевна... Она быстро сняла свой поясок, завязала на толстой шее волка: -- Так вас всех успокоит? -- Да, но...-- в его глазах было восхищение,-- это рискованно... Если волк испугается чего-то сам, он тебе оторвет руку. -- Я ему верю. -- А я нет,-- признался он. Она держала пояс за самый кончик, да и то пальцы касались жесткой черной шерсти. Волк посматривал то на нее, то на Рогдая желтыми раскосыми глазами. Пасть его была распахнута, язык трепетал, высунутый на локоть, словно волк все еще не мог прийти в себя после бега. Телохранители возвращались двумя группами. Царевна шла пешком между ними, ибо ни один конь не подпускал к себе близко черного волка, а сами воины тоже не рисковали приблизиться к страшному зверю. Он всякий раз предостерегающее приподнимал верхнюю губу, а в глазах вспыхивал лютый огонь. Так и вошли в городские ворота, прошествовали через город и подошли к воротам царского сада: впереди десяток бравых гридней, за ними на расстоянии двух десятков шагов -- гордая царевна. Пальцы правой руки ее были на загривке огромного черного волка. Далеко позади ехали на дрожащих конях остальные стражи. -- Вот мой дом,-- сообщила она волку.-- Не пугайся, здесь все друзья... Ну, не все, но кусать никого не надо... пока. Волк посмотрел ей в глаза. Ей показалось, что он прекрасно ее понимает. Во всяком случае странный зверь совсем не пугался множества людей, незнакомых запахов, вообще не страшился, что вместо знакомых темных стволов с обеих сторон высятся дома из гранитных глыб. У входа во дворец, загораживая дорогу, стоял массивный толстяк устрашающего вида. Поперек себя шире, с выпирающим животом, краснорожий, с толстыми мясистыми губами. Огромные толстые усы падали на грудь, глаза как у совы круглые, навыкате. Низкий лоб рассекал страшный шрам, настолько глубокий, что виднелась белая кость. Шрам рассек бровь надвое и сполз на скулу, где тоже проступила кость. Глаз, судя по всему, был цел, смотрел хитро и весело. Он сказал изумленно могучим хриплым голосом пропойцы: -- Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимого Тараса... это же волк! Рогдай покачал головой: -- Ховрах, в прошлый раз ты говорил, что это артанец саданул топором. -- А мне,-- добавил один из телохранителей,-- что горный великан сбросил на него скалу. -- Да ладно вам,-- сказал начальник стражи,-- чего пристали. Сами знаете, что бедолага хряпнулся мордой об острые камни, когда в прошлом году пьяного выбросили из корчмы. Уже повеселев, поднимались по ступенькам, а толстяк, как заметил Мрак боковым зрением, ничуть не обидевшись, укоризненно покачал головой. От него шел могучий запах вина, а слева на поясе висела, едва прикрытая длинной кольчугой, объемистая баклажка. Они поднимались по лестнице, когда впереди раздался звонкий детский крик. Простучали частые шаги, мелькнуло нечто розовое. Мрак не успел опомниться, как маленькие ручки обхватили его за шею. Счастливый детский голосок заверещал прямо в ухо: -- Ой, какая большая собачка! Телохранители остолбенели, боясь шелохнуться, а Светлана пугливо вскрикнула: -- Кузя, застынь!.. Не шевелись! К Мраку прижалась маленькая девчушка, лет семи-восьми, большеглазая и с громадным бантом в золотых волосах. Глаза ее были счастливые, она вцепилась в застывшего Мрака как клещ. Светлана осторожно взяла ее за руку: -- Кузя... это большой и страшный волк, а не собачка... Будь осторожна. Лучше отойди. Но ее маленькие ручки продолжали цепляться за его шею. Мрак не шевелился, смотрел на Светлану, осторожно лизнул тоненькие как прутики руки ее маленькой сестры, видно по всему, что сестра. Светлана сказала все еще с дрожью в голосе: -- Ладно... пойдемьте. Кузя не сдвинулась с места, Мрак чувствовал на шее ее тонкие ручонки: -- Что ты делаешь? У тебя там полно противных кошек. Светлана закусила губу: -- Ах да... Что же делать? Кузя сказала радостно: -- Собачка будет жить у меня! Я кошек не люблю. -- Нет,-- сказала Светлана, кивком подозвала служанку: -- Немедленно убрать всех кошек. Служанка ахнула: -- И даже пушистика Цацу? Светлана на миг заколебалась. Взгляд ее метнулся к Мраку, служанке, снова к Мраку. Плечи зябко передернулись: -- Цаца очень красиво умывается. Но если бы меня душили на ее глазах, она бы... умываться не перестала. Так и явились в большую комнату: со стражей, с маленькой Кузей, счастливо повисшей на большом черном волке. Рогдай вошел вслед за сестрами, он тоже был напряжен, с волка не сводил глаз. Мрак прошел к большому ковру посреди комнаты, лег. Кузя сразу повалилась сверху, начала заглядывать в уши, раскрывать ему пасть и ужасаться большим зубам, чесала, гладила, целовала в морду, и Мрак нашел ее внимание хоть и приятным, но надоедливым. Рогдай все еще опасливо глядел на волка: -- Где его поместить?.. Рядом с комнатой стражи есть каморка. Мрак встретил прищуренный взгляд воеводы. Что-то у того было на уме. -- Это потом,-- сказала Светлана,-- пусть пока побудет здесь. Обнюхает все, привыкнет. Ему здесь должно быть странно! -- Я бы так не сказал,-- заметил Рогдай, глаза его были очень внимательными.-- Он держится так, словно ему здесь все знакомо. -- Или он очень устал. Рогдай не дурак, подумал Мрак. Но если сейчас встать и начать обнюхиваться, то получится, что я еще и понимаю, о чем говорят. Он сел, изогнулся и начал остервенело чесаться задней лапой за правым ухом. Ощущение было столь сладким, что почти забыл, где находится, драл когтями так, что кожа скрипела, рожу перекосил страшно, глаза от удовольствия прикрыл, а клыки, напротив обнажил. -- У него блохи? -- вскрикнула Светлана встревоженно. -- Или клещи,-- добавил Рогдай знающе.-- Его лучше прямо сейчас отвести к моим воям. -- У тех тоже клещи? -- У них дубленая кожа. Клещ зубы обломает. А ежели переползет на тебя, то проест насквозь. Кузя, впепившись в густую шерсть, влезла на Мрака верхом и возразила гневно: -- Ни за что! Собачка будет в моей комнате. А противных клещиков я сама выберу. Телохранители стояли с постными лицами. Глаза их были настороженными. Не столько за царевен боятся, подумал Мрак, сколько за свои портки. А Кузя счастливо валялась с Мраком на ковре, дурачилась, кусала его за уши, ощупывала, мяла детскими ладошками: -- Ой, какие у тебя большие ухи!.. Зачем они тебе? Ага, чтобы лучше слышать... А зачем такие большие лапы?.. Ага, чтобы лучше бегать... А зачем тебе этот хвост? Это не хвост, хотел было ответить Мрак, чувствуя, что краснеет. Рогдай прав, его место поближе к наемным гридням. Там, кстати, и кухня недалеко. Рогдай посмотрел на ребенка строго: -- Не пристало младшей царевне... весьма юной!.. столь внимательно ощупывать... э-э... лесного зверя. Если бы волчицу, то еще куда бы ни шло... Светлана оторвала Кузю от Мрака, та сразу заревела и стала брыкаться. Мрак вздохнул с облегчением. Явилась служанка, молодая круглолицая девка. На волка смотрела с ужасом. -- Яна,-- сказала Светлана властно,-- это мой друг и спаситель Мрак. И обращаться с ним надлежит, как с моим другом. Яна обошла Мрака вокруг, убедилась, что тот не бросается грызть ее сдобное тело, осмелела, уперла руки в бока и уже оглядела его критически: -- Пес... Да еще такой громадный!.. Не линяет? -- Да вроде бы нет,-- ответила Светлана, она пощупала его густую шерсть.-- Пока нет. -- Они все весной линяют,-- пробурчала служанка. Она поспешно сдернула с кровати роскошное одеяло, что свисало до самого пола.-- Слава богам, сейчас осень. -- Зачем ты забираешь? -- Царевна! Кобель должен пометить все в новом доме! У них привычка такая. А когда такая туша брызнет, то зальет все. А с твоего белья желтые пятна выводить трудно. Царевна наморщила носик: -- А нельзя, когда захочет, быстро вывести в сад? -- Нельзя,-- отрезала Яна убежденно.-- Он должен сперва все здесь наметить. А потом будет сам проситься в сад. Чтоб и там пометить. Светлана вздохнула: -- Ну ладно. Помечай все... Это сильно пахнет? -- Пахнет? -- хихикнула служанка.-- Это такая вонь, такой смрад! -- Но потом будет проситься в сад? -- с надеждой переспросила Светлана. -- Конечно! Старые метки подновлять надобно. Чтобы не выветривались! А в самом деле, подумал Мрак. Пора бы уже и... Так и тянет побрызгать всюду, оставить свой запах, чтобы другие волки знали его территорию. Надо будет побрызгать и на Светлану с Кузей... гм... здесь же нет волков, это ж дворец! Здесь люди, а они, хоть и хуже волков, но метят свое по-другому. Он прошелся по комнате, понюхал. Светлана смотрела искательно. Мрак мотнул головой в сторону окна. -- Он просится! -- воскликнула Светлана. -- Такой зверь может проситься? -- Я не о том... ну, он просится в сад,-- воскликнула Светлана.-- Ну правильно, он привык брызгать только на деревья! -- В лесу нет такой мебели,-- подержала ее рассудительно Кузя. Ее детские глаза смотрели по-взрослому серьезно.-- Он там пометит, а спать будет здесь... в моей комнате. -- Кузя! -- Он меня любит,-- заявила Кузя упрямо.-- Ну пусть не еще, но потом полюбит! А я его люблю уже сейчас. Она снова обхватила Мрака за шею, зарылась в шерсть. Пока он не высвободился, быстро почесала ему за ухом, сунула детские пальчики в уши и поковырялась там, и разомлевший Мрак решил, что сестра Светланы, когда подрастет, будет знать как обращаться с мужчинами, что тоже волки, только уродливые. Наконец-то я во дворце, мелькнула счастливая мысль. Теперь Светлана совсем близко. Здесь везде ее запах, и уже от этого готов подпрыгивать в щенячьем восторге, визжать и скулить. Еще когда поднимался по лестнице, а запах становился сильнее и сильнее, уже готов был от счастья падать на спину и месить воздух лапами! От двери послышался скрип кресла. Рогдай, всеми забытый, медленно поднимался. Шлем он снял, и длинные седые волосы мощной волной обрушились на плечи, сомкнулись с серебряной бородой. Морщинистое лицо было серьезным: -- Ладно, отдыхайте. А волка помести в каморку Яны. Пусть и под рукой будет, и под ногами не путается. -- А я? -- воскликнула Яна. -- А ты в общую девичью,-- рассудил Рогдай.-- Верно, Светлана? Яна явно собиралась возразить, затем ее глаза блеснули, она широко улыбнулась: -- Добро... Как скажет царевна. -- Дядя сказал дело,-- рассудила Светлана.-- Мрак, иди-ка сюда... В ее покоях была внутренняя дверь в крохотную каморку для служанки. Та должна являться даже на тихий зов, потому дверь была из тонкой доски, которую можно проткнуть пальцем. Пока Рогдай со Светланой беседовали, Мрак оглядел свое новое место. Толстые стены из каменных глыб, толстые ковры на стенах, массивные стол и кресла, Так и веет надежностью для всякого, кто человек, а не волк. А волк сразу почует, что от одной из стен тянет иным запахом. Да и звуки отражаются иначе. Правда, волк вряд ли часто бывает в этой комнате, а если окажется, то вряд ли у него такое спросят. Мрак торопливо понюхал толстый ковер. Даже ухватил зубами, приподнял край. Все как есть, серый камень. Если верить глазам. Люди им верят, хотя и говорят иной раз: глазам своим не верю. Говорят еще: куяв не поверит, пока не пощупает. Но здесь даже на ощупь камень всюду. Только волчий нос и уши могут сказать, что на самом деле за ковром простые доски. Тонкие, слышно каждое слово из той комнаты. Судя по запаху смолы, доску помазали живицей и щедро посыпали каменной крошкой. И этот камень, который заменили доской, достаточно широк, чтобы пролез человек. Даже, если он грузен! Глава 8 Во дворце только и разговоров было, что о странном звере. Похоже, рассказ царевны о спасении огромным волком подтверждался. Лесной зверь, которого привела на шелковой ленточке, оказался крупнее обычного волка, массивнее, в каждом движении чувствовалась несокрушимая мощь и звериная ловкость. Зверь не отходил от нее ни на шаг, сидел у ног во время обеда, а затем вместе отправились в летний сад. Бояре опасливо держались в отдалении. Волк не бросался, но недвусмысленно рычал, а уголок верхней губы приподнимался, показывая острые как ножи белоснежные клыки. Вскоре все поняли, что если на зверя внимания не обращать, то и он смотрит на них как на пустое место. Большей частью просто дремал, лежа на медвежьей шкуре, а вскакивал лишь, когда Светлана куда-либо уходила. Она не решалась брать с собой всюду, хотя опускал голову и прижимал уши, показывая какой послушный, не все разделяют ее мнение, и так испуганные вопли слышатся по всему ее пути, если даже ведет волка, держа за шерсть! Волк норовил втиснуться за нею в любую щель. Смеясь, Светлана захлопывала дверь, и тут же волком завладевала ненасытная Кузя. Не по-детски серьезно проверяла шерсть, клещиков не оказалось, чистила уши, волк не возражал, блаженно жмурился, лишь иногда дергал ухом, если залезала чересчур глубоко, подставлял охотно другое, а когда закончила чистку, перевернулся снова. Кузя расхохоталась: -- Это ухо я уже чистила! Волк раскрыл пасть, лизнул ее в нос. Она засмеялась еще звонче: -- Ага, подлизываешься?.. Какой хитрый! Ладно, почищу еще раз. А потом чесала, Мрак блаженно щурился, чувствуя детские, но достаточно умелые пальчики в его шерсти. Сперва чесала ногтями, потом принесла густой гребень, расчесывала старательно, выбирая мелкие колючки и сосновые иголки. По жаркому воздуху, наполненному пряными запахами, плыли легкие звуки, и Мрак будто увидел бегущий лесной ручеек, блики на струях, блестящие спины камешков. Кто-то поблизости играл на дуде, играл красиво и умело. Насторожившись, но в радостном предчувствии, Мрак понесся такими стремительными прыжками, что придворная челядь шарахалась в страхе, прижималась к стенам. Под стеной на лавках и прямо на полу сидели воины, свободные от стражи, два-три челядина, а дверях виднелись измазанные в копоти мордочки помощников стряпух. На дуде играл красивый парень, статный и высокий. Золотые волосы красиво падали на плечи, и Мрак сперва подумал о Таргитае. Потом дударь чуть повернул голову, не прерывая игру, и Мрак понял, что это не Таргитай. У дударя лицо спокойное, красивое, румяное и здоровое. Глаза спокойные, в то время как у Таргитая навсегда застыли в горестном недоумении. Этот дударь, надо признать, умелее Таргитая. У того больше силы, ярости, крика, а этот берет переливами, точными звуками. Мрак слышал восхищенные возгласы: "Во дает!", "Пальцы как живые!", "Не отличить -- то ли дуда, то ли подлинный соловей!" Ерунда, сказал себя Мрак раздраженно. Далеко до Таргитая... Но ощутил невольно, что вслушивается, и в нем начинают подрагивать жилки, откликаться звукам, что исторгаются из невзрачной дудочки. Впрочем, это у Тарха была невзрачная, а у этого -- в золоте, затейливой резьбе. Да и сам в рубахе из тонкого полотна, пояс из тонкой кожи, сапожки на каблуке... Кто-то из гридней сказал восторженно: -- Будто медом по душе... Иваш, это твоя лучшая песня! Дударь отнял от губ сопилку. На лбу выступили мелкие капельки пота. Он улыбался одними глазами. -- Добро,-- произнес он. Голос был сильный, но с мягкостью хорошо выделанной кожи,-- значит, царю придется ко двору. Кто-то гоготнул: -- Ну да, царю! -- Аль царевой бабке,-- добавил другой со смешком.-- Для царевны слова перебираешь аки камешки. -- И выграниваешь пуще алмазов! Мрак стиснул челюсти. В глазах хлынуло красным, зашумело от прилива злой крови. Для царевны? Для Светланы! Кто еще смеет... Да прыгнуть сейчас на его ухоженную глотку, рвать острыми зубами теплое мясо, упиться сладко-соленой кровью... Едва не задушил себя, когда заставлял замереть на месте. Разве не должен весь мир расшибаться в лепешку для его Светланы? Отдавать ей лучшее, что у них есть: песни, клятвы. жизни, руки и головы? Жить для нее? Уже без ненависти смерил его взором, статного и кудрявого, с румянцем во всю щеку. Такой может и за меч взяться, и коня за скаку остановить, и телегу перевернуть. Грудь широка, в руках тоже затаилась сила. Что ж, Иваш... Лицо у тебя честное. Ты на стороне Светланы -- это уже хорошо. Но быть ей моей! Во дворе резали скот, кололи свиней и жарили мясо. Во дворец съезжались знатные люди. Мрак, лежа в углу, наблюдал за гостями. Первыми приехали, а то и даже пришли пешком, знатные мужи и бояре со своими семьями, но знатные недостаточно, чтобы их ждали. Потому явились загодя, держались маленькими кучками, ревниво поглядывая на других, старались занять место поближе к золотой дорожке, по которой всегда проходил царь, а теперь пройдет его племянница Светлана. Дочери бояр стреляли глазками по все стороны, выпадала возможность посмотреть на знатных воинов, а их матери посматривали на бояр и купцов, дочерей надо выдавать замуж. Последними явились могущественные вожди племен: Горный Волк, известный своей отвагой и воинским умением, свой горный сброд он гордо именовал племенем, а то и народом. Вторым был Руд, косолапый и мохнатый, похожий на медведя как видом, как и повадками. Руд, как слышал Мрак еще на веслах, совсем недавно был вожаком разбойничьей дружины. Сколотил большой отряд, грабил купцов на дорогах. Однажды сумел перехватить огромный обоз артанцев, что прошли неосторожно вблизи кордона. Руд тогда переправился через реку, ударил внезапно, стражу перебил, купцов утопил, обоз разграбил и с богатейшей добычей успел вернуться на свою сторону, прежде чем артанцы прислали войско. Тогда-то Громослав Кривозубый, родной брат Додона и предыдущий царь Куявии, и решил Руда привлечь на свою сторону. Он предложил вожаку разбойников свою дочь в жены, а также земли на краю кордона, дабы бдил и защищал. Говорят, Руд долго колебался, ибо любил одну дочь пастуха, намеревался взять в жены, если уговорит родителей. Но все же решился сменить лохмотья разбойника на раззолоченную одежку владетельного князя. Так и зажил, а своих разбойников сделал богатыми владельцами деревень и весей. И теперь Руд открыто претендует на трон, так как женат на царской дочери, двоюродной сестре Светланы, а в жилах их троих детей течет царская кровь яфетидов. За вождями встали за спинами, верховные волхвы или царевичи, у кого как принято. Только за Горным Волком высился простой походный волхв -- звероподобный, сильный, изуродованный шрамами. Он больше походил на бойца для учебных схваток, чем на служителя богам. Особняком встал, привлекая взоры, высокий седой старик в панцире. Из-под шлема на плечи красиво падали длинные серебряные кудри, усы сливались с бородой, что великолепными пышными прядями падала на грудь, закрывая ее как широкой лопатой. Борода блестела чистым серебром, как и густые косматые брови на загорелом лице. Только на глазах старика была черная повязка. Это был Гакон Слепой, отважный витязь, потерявший зрение еще в молодости в одной из схваток. С той поры он безуспешно искал смерти в бою, лез в гущу сражений, но гибель всякий раз обходил его стороной. Он бывал ранен, даже смертельно, так говорили волхвы, но всякий раз поднимался со смертного ложа. За Гаконом стояли всего два воина, оба с яловцами Руда, так как Гакон присягнул Руду на верность, а рядом с Гаконом держался мальчонка лет десяти, рука слепого лежала на его плече. Светлана тоже украдкой наблюдала за прибытием гостей. Грозный и могущественный Горный Волк, который уже сейчас в состоянии захватить опустевший трон, огромный Руд, сильный поддержкой обитателей долин, вот прибыл и отважный Урюп, удельный князь, доказавший свою невероятную выживаемость в борьбе с войсками Додона... Последней прибыла вождь поляниц, женщин-воинов, Медея. Она называла себя царицей, правда, не Куявии, а царицей поляниц, но уже это было вызовом. В стране не может быть двух царей. Светлана смотрела на Медею с наибольшей тревогой. Она ожидала увидеть рослую женщину могучего сложения, под кожей одни мышцы и жилы, в крупных руках огромный топор, а за плечами составной лук, который натянуть не всякому мужчине по силе. Но женщина, которая вошла в зал, была молода, роста не выше среднего, с пышной развитой фигурой, с невероятно крупной грудью, на которую сразу начинали пялиться все мужчины, с нежной белой кожей, длинными черными волосами, что сверкающим водопадом струились по спине. Черные как ягоды терна глаза внимательно оглядели зал, гостей. В них был острый насмешливый ум. Светлана предпочла бы, чтобы вместо нее явилась огромная женщина с боевым топором за плечами. За Медеей стояли с надменным видом, привлекая жадные и трусливые взоры мужчин, две поляницы. Обе в полном боевом наряде, только без мечей, зато с ножами на поясах. Одеждой им служили волчьи шкуры, что держались на правом плече, так что левая грудь была обнажена, а внизу край шкур не достигал и колен. Неслыханное бесстыдство по мнению горожан, ни одна женщина не показывает прилюдно ноги выше лодыжки, но Светлана понимала, что поляницам так удобнее при скачке на коне. Как и обнаженные руки лучше пригодны для стрельбы из лука, чем отягощенные одеждой. Да и стоит ли негодовать местным женщинам -- мужчины еще как не против! -- все равно потемневшие от солнца жилистые ноги поляниц, оцарапанные и в мелких шрамиках от ссадин, как и коричневые от солнца груди, не зажгут мужчин. Эти четверо уже сейчас выглядят властителями. Кто из них попытается устранить ее сегодня, не допустить до трона? До нее доносились разрозненные голоса. Достаточно отчетливые, чтобы понять, для того и строились эти потайные оконца, дабы бдить за поданными, знать их настоящие мысли. -- На этот раз,-- говорил соседу один из приглашенных бояр,-- Додону не минется... Ежели убили те двое воров, ладно, у царей жизнь такая, но ежели снова в слезах и соплях ударился в эту... -- Черную тоску,-- подсказал сосед. -- Во-во! Виданное ли дело, царь -- в черную тоску? И сидит где-то? Кается в грехах, винится перед Родом, а тем временем трон займет другой... -- Да уж пора,-- услышала другой голос.-- Царство -- это конь, которого надо держать в узде. И с шорами на глазах. А рука Додона уже не та... Голоса удалились, затихли. Не та, подумала Светлана со страхом. Говорят, Додон был силен и жесток, но с годами как будто что-то нашло на царя. Стал задумчив, отвечал невпопад. То кипел переустройством царства, укреплял кордоны и строил крепости для защиты от соседей, то забывал о них, уходил в сад и днями сидел там, глядя на цветы и воду в пруду... Дважды уже надолго исчезал из детинца вовсе. Правда, возвращался освеженный: устраивал казни, приносил в жертву пленных, ходил походами на соседей, находил предателей и сажал на колья, а земли и богатства отбирал в казну. Знать бы, что стряслось с ним на самом деле! Ведь тела его не нашли. Он жив, он обязательно вернется, большой и сильный, снова наведет порядок железной рукой, покарает предателей, а народ вздохнет присмиренно... Она вздрогнула, заслышав сзади шаги. Подошел Голик, постельничий, советник Додона. В последнее время Додон располнел и обрюзг, стал похож на этого хитрого и холеного, но нечистого в делах боярина. А с исчезновением царя Голик стал распоряжаться все увереннее. Только порой Светлана видела в его глазах тревогу. Когда царь вернется... если вернется, он может не одобрить излишнего рвения своего советника. -- Светлана,-- произнес Голик негромко,-- сегодня еще можно спасти Куявию. Она покачала головой: -- Я не верю, что дядя мертв. -- Если он жив, он был бы здесь. -- Но у меня нет доказательств, что он погиб! -- Светлана,-- сказал он настойчиво.-- Здесь нет людей, которые бы не жаждали его гибели. Взгляни! В зале уже собрались вожди и властители больших и малых племен. Их набралось около двух дюжин, не считая сопровождающих их волхвов, телохранителей, воевод. Сильные и яростные, они стали вождями потому, что не сидели на печах, не хотели просто жить-поживать да добро наживать, а мечами раздвигали пределы своих владений, захватывали скот у соседей, строили кремли, пусть даже деревянные, крепили мощь племен, быстро и жадно готовились к новому броску к мощи и власти. Горный Волк -- данник Додона, но сейчас и сам Додон не помешал бы закусившему удила вождю горцев рваться к трону. Точно так же ее ненавидят волхвы старой веры, которую принес в эти земли прародитель Яфет... и от которой сам же отказался. Они таятся в горах, жертвоприношения совершают скрыто. Но их сторонники есть даже при дворе. -- Мы должны выстоять,-- сказала она настойчиво.-- Додон вернется! -- Светлана... -- У нас нет другого выхода. -- Если ты не уступишь, то в этом зале столкнутся вожди племен... И не знаю еще кто. Вся страна утонет в кровавой междоусобной войне! А Боевым Топорам стоит только перейти перевал, чтобы взять нас голыми руками! -- Нет,-- ответила она твердо.-- Я сегодня сяду на отцовский трон и возьму его скипетр и державу. А там будь, что будет. Но я не могу опозорить отца, трусливо отдав его престол наглым и жадным! -- Куявия падет под натиском Боевых Топоров! Она покачала головой: -- Псы, что грызутся между собой, дружно бросаются на появившегося волка. Лишь когда отгонят, снова начинают грызню. Голик сказал невесело: -- Они могут так изгрызть друг друга, что уже не бросятся на волка... Ладно, тогда другой путь. Ты должна предложить престол Горному Волку, взяв тебя в жены. Да, он хороший воин, даже очень хороший... значит царем будет хуже некуда, зато в состоянии удержать страну в одном кулаке! Подумай о ее благе. Со сжавшимся сердцем она ответила с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала: -- Говорят, многое может случиться между ложкой и губами. Дождемся вечера. Он вскинул руки. Его поросячье лицо покраснело. Он почти выплюнул слова: -- Дурочка!.. Ты можешь не дожить до вечера! Они хотят остановить тебя раньше. Разве ты не заметила этих четверых? -- Четверых? О ком ты? -- О тех, у кого в руках сила! -- Ты говоришь о Горном Волке, Руде, Урюпе и Медее? Он опустил руки, в глазах все еще блистал гнев: -- Ага, понимаешь? Кроме этой четверки могут быть и другие. Ты можешь представить себе, чтобы лазутчики Артании не вмешались? Царь Артании спит и видит все земли в своем кулаке! -- Как мечтал и Додон,-- сказала она.-- Как мечтает наверняка и царь Славии. Но что мы можем? -- Я уже сказал. -- Нет. Он бросил на нее взгляд полный жалости. Похоже, подумала со страхом, Голик уже не ожидает видеть ее живой. Глава 9 Когда Мрак вышел из покоев Светланы, стражи уставились на него с опаской. Разговор прервался. Потом один вспомнил легенду о древних волках-телохранителях. Они сопровождали, если верить кощюнникам, богов Войдана и Хорса, охраняли детей царей древности. Возможно, один из этих волков как-то дожил до наших дней? Встретив Светлану, ощутив ее царскую кровь и бросился на помощь? Мрак, видя подозрительные взгляды, сел на пол, с наслаждением почесался задней ногой за правым ухом. Это было так приятно, что вовсе забыл о стражах, чесал с остервенением, скосорылился, натягивая кожу, чтобы стало больше места для сладкого чеса. Страж бросил с облегчением: -- Какой там спутник богов! Просто здоровенный пес. -- Волк! -- поправил другой. -- А что волк, что пес -- все равно. Я знаю села, где вместо собак заводят волков. Они преданнее, стерегут лучше. За хозяина жизнь отдадут скорее, чем собаки. -- Ну ты уж совсем,-- оскорбился тот.-- Моя собака да за меня... -- Согласен, согласен,-- поспешно сказал первый.-- Просто я сказал, что волки еще глупее и честнее собак, те чему-то от нас научились, и потому стоит держать именно их. Если, конечно, научиться с ними ладить. Мрак кончил чесаться, широко и с наслаждением зевнул, показав страшные клыки, громко испортил воздух и разлегся на ковре, загородив выход. Стражи, зажав носы, поспешно удалились в другой конец зала. Один вытащил крохотную баклажку, вытряхнул на себя и разбросал вокруг капли душистого масла. Умасливайся, подумал Мрак хмуро, умасливайся. Тоже мне, мужчины. Только и пользы, что от их болтовни многое стало понятнее. Еще Олег, мудрый волхв, говаривал, что ежели не хочешь умереть от жажды, научись хлебать из любой посуды. То-исть, и у дурака можно чего-то да позаимствовать, ежели внимать с толком. Сразу же за покоями, в которых располагалась царевна, слышался сладкий голос певца. Мрак высунул голову в приоткрытую дверь. Иваш был в красной рубахе, кудрявые волосы блестели от масла, он расчесал их красиво и благообразно. Перед ним стояли, опершись на копья, три стража. Не похоже, что глухие, но Иваш пел громко, вдохновенно, на дверь царской дочери бросал частые быстрые взгляды: -- ...и, гонимые могучим богом, три брата бежали в разные стороны. Старший брат Яфет с женами и детьми -- ай-да люли! -- устремился на север. И шел он долго, через степи, горы, долины. И когда уже воздух стал холодным, все да узрели сверкающую стену Льда, что перегородила мир! Лед медленно таял под жаркими лучами солнца, с него бежали потоки талой воды, размывали землю, но сама стена Льда была высотой с версту, не меньше, и сердце Яфета застыло в страхе и отчаянии. Один из стражей прервал зычным голосом: -- Слава Додону, что превзошел стойкостью своего прародителя! Голоса двух других вяло подержали: -- Додон крепок и неустрашим! -- Великий царь нигде не дрогнет! За столом разве что, подумал Мрак зло. Видели бы своего царя, когда тот и штаны намочил... А голос певца, переждав волну хвалы, взмыл к низкому потолку, зазвенел, забился как муха о бычий пузырь в окне. А Мрак, внимательно слушая, видел как остановился в отчаянии Яфет, ибо те земли, которые ему выпали по жребию, были накрыты этой чудовищной льдиной! И не было ей ни конца, ни края! Отправил конные отряды, дабы проверить где льдина кончается, но прошли недели, а гонцы все скакали как выпущенные стрелы в одну сторону. Снова метался в страхе, едва не наложил на себя руки, видя тщетность всей жизни, но явился верховный волхв и рек, что Великий Лед уже отступает под ударами огненных стрел Солнца! И велел Яфет сменить богов ночи, которым поклонялись доныне, богом Солнца, ярым Ярилой, которого раньше ненавидели и боялись все, кто жил в жарких странах. И пошел Яфет с людьми вослед за отступающим Льдом. Шли по колено в воде и грязи, плыли на плотах и лодках, пробирались через величайшее из болот, что образовалось на месте Льда. Так шли не годы, а столетия. Но в старину люди жили долго, Яфет прошел тысячи верст по болотам, пока не велел остановиться со словами: се бысть нашей земле! И начали строить дома среди болот на высоких столбах, кормились рыбой и болотными тварями... Но прошли еще сотни лет, болото подсохло, стада перелетных гусей занесли на лапах семена деревьев, а еще -- прилипшую икру рыб, жаб и прочих болотных тварей. Состарился Яфет, но жила в нем огненная душа богоборца: ударил в могучий дуб, расколол и вошел в него со словами, что выйдет в тот день, когда снова прийдет время довершить начатое! Мало кто понял его слова... Среди многих сыновей Яфета великой доблестью блистали четверо: Гог, Панас, Остап и Тарас. Каждый хотел править, другим не уступал, и дабы не стрясалось распрей, их новую землю разделили на четыре равные части. Панас назвал свою часть Артанией, Остап -- Славией, Тарас -- Куявией, но Гог, самый яростный и непримиримый, не согласился с решением отца. Но и воевать с ним не стал, просто отказался от своей части, взял жен и детей, удалился еще дальше на север Гипербореи. Там, среди обледенелых скал и замерзших рек его след потерялся. А после непонятного ухода Яфета его сыновья пытались подгрести все земли под себя, или хотя бы прихватить ту, что принадлежала Гогу. Но силы были равны, к тому же каждый, опасаясь братьев, старался больше укрепиться в своих землях, а уж потом пытаться захватить их земли. Мрак вздрогнул, когда грубый голос проревел зычно: -- Но больше всего прав у царя Додона! -- Да, у него, родимого...-- подержал другой льстиво. -- Но он не трогает, дабы не ссориться с соседями... Ивашу поднесли чару. Он отхлебнул, глаза заблестели. Мрак с нетерпением переждал новую волну хвалы Додону, а Иваш даже голос повысил почти до крика, и Мрак снова увидел как Тарас на четвертой сотне лет вдруг отказался от царствования, взял в собой трех жен и ушел в дремучие леса искать истину. Там его и след затерялся. Сын Тараса, Буслай Белое Крыло, не был склонен к царствованию, больше проводил время с чародеями, пытался постичь тайны бытия. Когда его сыну, Громославу Кривозубому, исполнилось сорок лет, он с облегчением передал ему власть. И правил тот восемь лет, пока не подрос его младший брат Додон. Уже в детстве Додон поражал своей мудростью и отвагой! Говорят, еще в колыбели задавил двух змей, которых подослала коварная жена старшего брата... и вообще удивлял своей ученостью и мудростью. И когда Громослав внезапно скончался от укуса змеи, то именно Додон взял царскую власть недрогнувшей дланью. А с нею по праву победителя... гм... правонаследника, всех жен и наложниц царя Куявии. И воцарилось нынешнее славное цартвование великого Додона, да не будет конца его правлению! Здесь яркая картинка смазалась, а когда Иваш с силой ударил по струнам, последние слова выкрикнув во весь голос, Мрак поморщился, приходя в себя, отодвинулся вглубь комнаты. Стражи заорали: -- Будь славен Додон! -- Правь нами вечно! -- Ты -- наше красное солнышко! Дурни, подумал Мрак. Сейчас как раз надо втянуть язык в то место, которое лижете, выждать. А то вдруг Додон не объявится? Выиграет тот, кто первый начнет орать хвалу новому правителю. Может тот уже посматривает из-за угла. Кто кричит хвалу Додону -- тому плаха. Кто кричит и рвет на себе рубаху -- того вовсе на кол. Светлану спешно готовили к выходу к гостям. Мрак вернулся, лег у ее ног. Царевну причесывали, сплетничали, хихикали, старались как могли развеселить, отвлечь мелкими девичьими тайнами. -- Не понимаю,-- говорила Яна,-- как эти глупые мужчины могут думать, что мы верим всему, что нам плетут? -- Ну, если делаем вид...-- ответила другая многозначительно. -- Но мы даже не делаем вид! -- воскликнула Яна.-- Но эти самовлюбленные петухи так токуют, так распускают перед нами свои хвосты, что не замечают даже, когда выдергиваем самые яркие перья! -- Ну, для того они и существуют, чтобы мы украшали свои накидки их перьями, а шкуры клали под ноги. Снова посмеялись, пообсуждали из кого была бы шкура лучше. Светлана, как видел Мрак с глубоким состраданием, ничего не слышала, ее мысли и душа были далеко. Наконец ее одели, увели, Мрака следом не пустили. Ее сопровождала только Кузя. Служанки возобновили щебет. Яна спросила лукаво: -- А как же Руцкарь Боевой Сокол? Ответом был общий вздох. Глаза заблестели, пухлые губки призывно приоткрылись, а на щеках у многих появился румянец. Руцкарь был общим любимцем. Мрак ощутил ревнивый укол, Подумал, что в самом деле жаль было бы такую великолепную шкуру класть под ноги. Гораздо лучше поступить наоборот: вычистить все внутренности, все равно там одно... гм... мясо и кости отдать собакам, а то к кухне из-за них не протолкнешься, а шкуру набить соломой и поставить в зале на видном месте. Пользы от Руцкаря столько же, а вреда намного меньше. И украшение будет. -- Руцкарь -- это настоящий мужчина,-- сказала Яна мечтательно.-- У него есть и плечи, и мощная грудь, и все другие выпуклости на месте... И смеется громко, как ржет конь моего дяди, а у того такой рев, что посуда дрожит. -- А как одевается! -- подхватила другая служанка восторженно.-- Он всегда носит, даже зимой, рубашку расстегнутой на груди... до самого пояса, а у него такая широкая волосатая грудь! Пусть даже поддевает под нее толстую рубашку из шерсти и думает, что мы не знаем... даже разрез делает точно такой же... но это так красиво и возбуждающе! -- Да-да, от него всегда идет такой мужской запах! -- Он моется реже других, но это ему даже идет... Дальше пошли такие подробности, что Мрак боялся, что его черная шерсть превратится в красную, пытался закрыть лапами уши, но девушки смеялись громко и перебирали достоинства мужчин так откровенно и с таким знанием дела, что в конце-концов вскочил и убежал в другой конец зала. Там из открытой двери дуло, он выскользнул и побежал по лестнице вниз, прислушиваясь к звукам и запахам. Волчье чутье подсказывает, что здесь есть тайные ходы в стенах. Не зря же такие толстые. Наверняка есть и подземные выходы из кремля. За одним ковром на стене ощутил пустоту за тонкой дощатой перегородкой, но в той комнате постоянно толкутся стражи, даже обедают или бросают кости только там, пришлось трусить дальше, принюхиваться, стараться как можно незаметнее обнюхивать подозрительные стены... А Светлана в это время с дрожью в теле услышала как далеко впереди волхв объявил громким торжественным голосом: -- Царевна Светлана! Слуги распахнули перед нею двери. Она сделала первый шаг, страшась запутаться в длинном платье. Ноги дрожали, а ладони вспотели. Держа спину гордо выпрямленной, она очень медленно начала спускаться по ступенькам. Взгляд держала на дальней стене, поверх голов. Это придавало надменность, как и подобает царской дочери, но на самом деле просто боялась увидеть их лица, их глаза. Приглашенные толкались, старались увидеть как поведет себя дальше. Впереди четверо вождей... Нет, уже только трое. Говорят, Урюп получил неожиданное сообщение из племени, сын захвачен в плен, и вождь спешно отбыл. Но угроза не уменьшилась, ибо эти трое и есть наибольшая угроза. Все претендуют на престол, и всякий ее считает, подумала она горько, просто легкой добычей. Она подошла к Горному Волку, от него веяло наибольшей угрозой. Высокий и массивный, похожий на обугленную ударами молний скалу, он высился над всеми как сторожевая башня. Единственный из вождей явился без оружия, только два ножа на поясе, но волхв при нем был с мечом и в кольчуге, что само по себе невероятно для служителя богам. Она кивнула: -- Приветствую тебя, доблестный Горный Волк. Он смотрел на нее холодными выпуклыми глазами: -- И я тебя... все еще приветствую. Ха-ха!.. Шутка. Ее сердце стучало так, что тем