Их было четверо, а не трое. Четвертый спал, двое играли в кости, а один стоял прямо перед ним, глупо раскрыв рот и вытаращив глаза. Мрак ударил рукоятью в живот, прыгнул к двум игрокам, быстро взмахнул топором дважды. Один с раскроенной головой упал на стол, второй вскочил и получил обухом в середину лба. Мрак быстро повернулся, первый с перекошенным от боли лицом уже разгибался, рука его выдернула короткий меч из ножен. Мрак подставил под удар щит, ударил топором, тот отпрыгнул, а в это время от звона металла проснулся спящий. Глаза были дикие: -- Что?.. Где? Мрак, опасаясь драться с двумя, решился на обманный удар, едва успел увернуться, но сам достал противника топором по колену. Сухо хрустнула кость, тот охнул и едва не упал, запрыгал на одной ноге к стене, прислонился, держа меч перед собой. Кровь полилась на каменные плиты двумя широкими струйками. Теперь остался один, движения его еще были неверные, скованные недавним сном. Он успел убрать голову от удара, и лезвие топора перерубило ключицу, с треском вошло в грудь. Мрак шагнул было к двери, раненые не опасны, за ними самими нужен уход, но в последний миг остановился. -- Сожалею, ребята,-- сказал он хмуро,-- но вам за это платили тоже... А мне нельзя, чтобы опознали. Двумя ударами добил раненых, тщательно установил камень обратно. Ковер занял свое место, как будто и не снимали. Приоткрыв дверь, он прислушался, по-прежнему остро жалея, что в людской личине слышит плохо, видит еще хуже, а уж мир запахов так вовсе будто отрезало. Убедившись, что пусто, перебежал по коридору, считая комнаты. Теперь, когда нос отказался опознавать, приходилось надеяться только на память. Дверь подалась легко. Он шагнул через порог и сразу же метнул топор. На этот раз в комнате было трое людей Горного Волка. Топор ударил одного в лоб, второй лишь успел вытаращить глаза как Мрак швырнул в него щит. Тот угодил краем в переносицу, и несчастный упал, захлебываясь кровью. Третий подхватился, его рука искала рукоять меча и не могла найти. Мрак без жалости ухватил его за горло, ударил затылком о стену. Обыскав всех троих, собрал монеты, у одного снял с пальца кольцо с огромным рубином. Небедно живут люди Горного Волка. Но здесь могут потерять не только кольца. Глава 12 На обратном пути забрел в такие низины, что вода сперва журчала близко под каменными плитами, затем шел по щиколотку в воде, наконец поток ледяной воды захлестывал по колени. Вода сочилась даже из стен, сбегала под ноги тоненькими струйками. Он продрог, лязгал зубами. От влажного воздуха слиплись волосы, задубевшие подошвы скользили по гладким камням. Запахи здесь были тяжелые, вязкие, повисали на нем как грязь. Он даже не поверил себе, когда ноздри уловили слабый аромат благовоний. Ноги сами ускорили шаг. Он отыскал путь выше, камни здесь оказались стертые, будто когда-то здесь ходили часто, прямо толпами. Запах привел к стене, где из щелочки просачивался аромат душистых масел. Мрак припал ухом, голоса стали громче. Похоже, здесь один из камней нетрудно вынуть. Не сейчас, там отдыхают женщины Медеи. Судя по голосам, все еще не спят, сплетничают и обсуждают прием. Мрак все же решился тихохонько вынуть камень, там еще толстый ковер, а шороха за смехом и дурашливыми воплями не слышно. Поискал и был вознагражден крохотной дырочкой в ковре. Совсем крохотной, не крупнее зерна, но теперь Мрак к голосам видел еще и комнату. Их было пятеро, четверо возлежали на лавках и ложах, пятая неспешно стягивала через голову вязанную рубашку. У нее был плоский живот, высокая грудь, и Мрак подумал, что он поспел как раз вовремя. -- ...и не стоит рыпаться,-- донеся до него полузадушенный тесным вязанием голос,-- эти муж-жи...ки... фу, еле выбралась! Растолстела я, что ли? -- Жарко,-- ответила лениво другая.-- Все прилипает... Она повернулась на ложе, и Мрак с удовольствием уставился на нее. Там было на что посмотреть. -- Надо одеваться легче,-- заявила третья. -- Да? -- удивилась та, что сняла рубашку.-- А что тебе снимать еще? Ты и так явилась почти нагая, по-нашему -- голая. Учти, Медея этого не потерпит. -- А при чем тут Медея? Здесь приказы отдает Светлана. -- Рядом с блистательной Светланой ты все равно меркнешь. А вот рядом с Медеей и ее объемным задом... Они засмеялись, а пятая, что дотоле молчала, сказала серьезно: -- Зря вы так. Для Медеи мы все не соперницы. Мужчины только сперва толпятся возле нас, потом пересаживаются к ней. Она умнее всех! А над своим задом смеется первая. Женщины посерьезнели, первая сказала обидчиво: -- Мара, ты шуток не понимаешь! Конечно, Медея умнее нас, потому и стала царицей. И даже здесь станет царицей. -- Да ладно, забудь... А кем станем мы? -- Боярынями! -- Женами тиунов... Нет, сами тиунами! -- А здешних мужиков куда определим? -- Нет, как используем? Женщины захихикали. Глаза их блестели, щеки разрумянились. У Мрака, впрочем, глаза блестели сильнее, а разрумянились не только щеки. Даже спина покраснела от неловкости и запретного удовольствия от подглядывания. В комнате было душно, женщины не особо стесняли себя одеждами, потягивались, чесались. Ну, он же не просто подсматривает, что недостойно, и чего он не стал бы делать -- он вылавливает жизненно важные сведения! -- А я никем здесь не хочу быть,-- вдруг сказала первая.-- Здесь роскошь, богатства... но все заперты в каменных стенах. Они не видят великолепных закатов солнца, не видят вообще неба! А я хочу мчаться на горячем коне, видеть бесконечную дорогу.. Моим глазам больно, когда взгляд упирается в далекие скалы или пусть даже едва заметную стену леса. А здесь все время видеть каменные стены? Воцарилось молчание. Мрак затаил дыхание. Он понимал эту женщину, которую назвали Марой. Ему тоже душно в комнатах детинца, где низкие потолки, толстые стены и крохотные окошки, да и то забранные толстыми решетками. Только вместо голой степи, где от тоски выть хочется, хорошо бы в лес, настоящий дремучий лес с его корягами, выворотнями, завалами, валежинами, торчащими корнями на каждом шагу, трухлявыми пнями, лесными болотцами и топями! От женщин пахло свежестью. Все юные, а если пятая не столь молода, как остальные, но это только Мраку с его звериным чутьем заметно, но даже на его человеческий взгляд она не отличается от своей дочери Мары: с такой же упругой кожей, тонкая в поясе и с крепкой торчащей грудью, несмотря на размеры, быстрая и здоровая. А грудь оттопыривается так нагло оттого, что ее хозяйка часто стреляет из лука -- для этого нужны сильные грудные мышцы. Одна поляница поднялась: -- Проверю вход на лестницу. -- Думаешь, наши заснули? -- Или уже здешних мужиков пользуют? Поляница пожала плечами: -- Медея велела не спать и быть настороже. А зря не скажет. Мрак видел как все посерьезнели. За шутками прячут тревогу. Не зря же даже далеко заполночь не спят. Оружие под руками. Три кувшина с вином, дар Светланы, стоят нетронутые. Он заметил как две сперва прислушались у двери, разом сняли запоры, поляница выскользнула, а дверь за ее спиной тут же крепко заперли и снова долго прислушивались. Лишь много погодя одна сказала негромко: -- Интересно, что сама Медея ждет? И что мы высиживаем, не высовывая носа? -- Может быть,-- предположила другая,-- что Горный Волк и Руд перебьют друг друга, а мы возьмем царство готовенькое? -- Размечталась! -- А чем плохо помечтать? -- Это Медея может и мечтать... и править. А больше ни у кого так не получается. -- Надеюсь, Медея в этом мрачном сарае, именуемом дворцом, не потеряет свою скрыньку. Женщины захихикали. Мара сказала насмешливо: -- И чего она так прячет? -- Она все еще уверена, что никто на свете не знает тайну ее скрыньки? -- Ну, ты же видишь, как она ее бережет! Мол, там обереги бога, который помогает ей в битвах, утешает, раскрывает некие тайны. Смотрите, не проговоритесь, что знаете! Мрак тихонько отступил. Если и опасны, то все равно рука не поднимется драться с женщинами. Да еще вот так: выскочив внезапно, перепугав досмерти. Они же пустят лужи от страха, а ему будет скользко и горячо... Всего через полдюжины шагов уловил знакомый запах женских притираний. Пока протискивался в узком ходе, нос уже нарисовал тесную палату, тусклый светильник, смутно проступили тела двух женщин... Он прислушался, уловил ровное дыхание, а пальцы уже бесшумно вытащили глыбу. Навстречу волной ударил жаркий воздух, настоянный на ароматах душистых масел, догорающего светильника, и запахах двух женских тел, распаренных, истекающих призывными ароматами. То ли народ раньше был мельче, то ли все были оборотнями, но пришлось обернуться волком, только так протащил свой зад в узкий проход. В тесной комнате был полумрак. У ложа на шкуре снежно белого пардуса лежала могучего сложения поляница, даже во сне сжимала кривой меч. Ее острые груди вызывающе смотрели в потолок, но глаза Мрака прикипели к ложу. Там раскинулась самая роскошная женщина, которую могло измыслить мужское воображение. Полная, сочная, белокожая, с огромной грудью и широкими вздутыми ягодицами, она лежала, бесстыдно раскинувшись в полной безопасной наготе. Нежное лицо, сочный рот, румяные щеки, длинные черные волосы, что привычно разметались по подушке... Мрак сглотнул ком в горле. Медея, царица поляниц, во сне не выглядела грозной воительницей. Напротив, сейчас это была женщина, созданная для мужских восторгов. На трясущихся ногах он отступил в угол, оборотился в человека. На этот раз боль от превращения была острой, едва не вскрикнул. Понял, что в таком состоянии оборачиваться рискованно, но уже шагнул к ложу, осторожно обходя поляницу. На шее Медеи поблескивал золотыми нитями тонкий шнурок. Сама золотая скрынька, не большее наконечника для стрелы, выглядывала краешком, зажатая белоснежными молочными горами. Мрак. чувствуя как пересохло в горле, уже не стыдясь наготы, дрожащими пальцами поддел шнурок, потащил. Скрынька выдвинулась чуть, но дальше цепочка натянулась туго, а Медея во сне капризно надула губы, что-то пробурчала. Мрак замер, выждал. Воздух был спертый, жаркий, пропитанный благовониями, душистыми травами, ароматными смолами. По спине побежала горячая струйка пота. На лбу собрались крупные капли. Если какая сорвется на белое нежное тело Медеи, та проснется с криком, обожженная! Снова зацепил пальцем, а другой рукой, что тряслась как у больного, прикоснулся к груди, попробовал высвободить скрыньку, прошептал в отчаянии: -- Боги, дайте мне стойкости... Никогда раньше не просил! Наконец скрынька выскользнула, влажная и блестящая, а Мрак все еще придерживал грудь царицы поляниц. С огромным трудом, ломая себе кости, заставил отнять руку. Грудь колыхнулась и замерла, глядя нежным ярко-розовым бутоном в низкий свод. -- Боги, укрепите меня еще чуть-чуть... Скрыньку так трясло на ладони, что Мрак задержал дыхание, боясь уронить. Перервать такой шнурок нечего и думать, проще разорвать бронзовую цепь со звеньями с кулак, и Мрак осторожно снял с пояса поляницы нож. Та лишь хрюкнула в богатырском сне, ее пальцы пощупали рукоять меча. Мрак перехватил острым лезвием шнурок, отступил со скрынькой на ладони. Его трясло, перед глазами был красный туман. В голове бухали молоты. Сердце могучими ударами разламывало грудь, а в чреслах творилось такое, что Мрак поспешно бросил скрыньку в темную дыру, сдуру попробовал пролезть следом, но на этот раз едва просунул голову: разбух так, что полстены пришлось бы снести -- сцепил зубы и переждал острую боль превращения в волка, протиснулся, снова превратился в человека, уже не помня себя кое-как поставил камень на место, рухнул в беспамятстве. Сколько так лежал, не помнил, но подземный холод кое-как отрезвил, привел в чувство. Ноздри еще улавливали дразнящий запах двух женщин, но в эту щель не протиснуться и волоску, запах слаб, и бороться с искушением проще. Все же он поспешно отполз, а потом заковылял прочь, спеша уйти от соблазна снова увидеть царицу поляниц, услышать запах ее тела, коснуться... Но в ладони была зажата скрынька, и Мрак боялся разомкнуть пальцы. Запах, что вырвется оттуда, все равно ударит, как дубиной в лоб. Под утро Светлана слышала неясный шум. Из-за двери нестройными волнами накатывали возбужденные голоса. Когда она в страхе приподнялась -- вот оно, пришло! -- волк зарычал, показал белые клыки. Он все еще лежал у нее в ногах, ей было уютно, тепло и защищено. Наконец дверь приоткрылась, в щель проскользнула Яна. Глаза ее были выпучены как у совы, лицо красное. -- Царевна!.. Царевна!.. Светлана спросила жалким от ужаса голосом: -- Что случилось? -- Царевна... Кто-то ночью убил семерых воинов Горного Волка! -- Убил? -- переспросила она неверяще.-- Ты уверена, что убиты не наши? -- Царевна,-- оскорбилась служанка,-- да разве я не отличу людев от зверюк? Светлана смотрела непонимающе, оглядывала ее лицо, словно искала на нем какие-то знаки: -- Семерых? Ты сказала, семерых?.. -- Да! Там все залито кровью. Еще не веря, она с помощью Яны быстро оделась. Волк остался дремать на ее постели. Глаза он плотно зажмурил, а когда она поднялась на постели, прикрытая одними волосами, он отвернул голову и накрыл глаза лапами. По спине пробегала частая дрожь. Далеко за дверью гремели яростные голоса. Светлана вышла из покоев, на лице приклеена улыбка, спина прямая, но глаза тревожно обшаривали предпокой. Пахнуло злостью, воздух пропитан ядом, ненавистью, и люди, что держались группками, стояли спина к спине с обнаженным оружием в руках. Горный Волк громыхал проклятиями, потрясал кулаками. Светлана подарила ему обворожительную улыбку. Голосок был сладким и участливым: -- Горный Волк... Горный Волк, что стряслось? Говорят, твои воины поссорились, кому бросать кости первому? -- И убили друг друга до смерти? -- спросил Горный Волк люто. Светлана дерзко смотрела ему в глаза: -- Но ты ведь говорил, что твои воины -- лучшие в мире! -- Говорил,-- ощетинился Горный Волк.-- У меня в самом деле лучшие люди! -- Вот-вот. А уж с собой ты взял наверняка лучших из лучших. Верно? А кто как не ты говорил, что у меня не осталось ни одного стоящего мужчины? Горный Волк смотрел бешеными глазами, потом словно что-то проникло в его звериный мозг. Он тряхнул головой. -- Это верно. Я видел твоих стражей! У тебя их не больше десятка. Сосунки, не знающие с какого конца браться за меч, дряхлые старики... да пара беспробудных пьяниц. Она сказала как можно более проникновенным голосом: -- А ты считаешь только себя пригодным стать царем? Это ударило его в лоб как обухом. Даже пошатнулся, в глазах появилось понимание того, на что намекнула Светлана. Взревел страшно: -- Анас!.. Ко мне! Появился крупный воин, он заменял отрока, заглянул вождю в глаза. -- Приказывай, повелитель. Светлана отметила, что к Горный Волку уже обращаются как к царю, но смолчала. Тот в состоянии раздавить ее двумя пальцами, а помешать некому. -- Проверь... сейчас же проверь всех людей Руда и Медеи. Все ли у них целы, кто ранен, кто исчез. Наши люди не могли погибнуть, не перебив вдвое больше! Анас не успел поклониться, как ниже по лестнице прогремел медвежий рев Руда: -- Кто посмеет проверять моих воинов, тот не увидит заката! Он с руганью вытащил огромный топор, а его воины, похожие на медведей и кабанов разом, выставили перед собой копья, а топоры перехватили удобнее для боя в тесном помещении. Горный Волк нехорошо улыбнулся: -- Ты -- труп! Он потащил из-за спины длинный меч. Его люди тоже стояли за ним расширяющимся клином. В их руках недобро блестели мечи и копья. Руд сделал шаг навстречу, и тут вперед метнулся высокий волхв Руда. Он раскинул руки, закричал таким мощным голосом, что затрепетало пламя дальних светильников: -- Остановитесь!.. Пусть Горный Волк проверит всех наших воинов. Он поневоле скажет, что был неправ. А Руд, если чувствует себя оскорбленным, вправе потребовать мзду за обиду. Так? Горный Волк смотрел подозрительно: -- Какую мзду? Руд, не опуская топора, прорычал: -- Если мои воины все на месте... -- И не ранены,-- прервал Горный Волк.-- И оружие не в свежих зазубринах... -- Согласен,-- прервал в свою очередь Руд.-- Смотри. Но если убедишься, что не мы убивали, то отдашь мне свой меч! Горный Волк невольно опустил взгляд на великолепный меч в своих руках. Длинный и с узким лезвием из черного булата, он рассыпал лиловые искры, при свете луны на металле выступали колдовские знаки, а под солнцем исчезали, рукоять из сплава меди, серебра и олова, в ней победно горят кроваво-красные камни. -- Согласен,-- выдавил он с неохотой.-- Царский трон стоит даже такого меча. Руд кивнул своим людям: -- Отведите в наши покои. Пусть увидит всех. Все это время Светлана стояла в сторонке, лицо было грустное: она-де хозяйка плохо принимает гостей, раз те чем-то недовольны, но в душе кувыркалась через голову, ходила на ушах, визжала и подпрыгивала почище Кузи. Горный Волк посмотрел безумными глазами. Белки налились кровью как у разъяренного быка. Ей показалось, что он хочет что-то сказать, но лишь скрипнул зубами и ушел вслед за Рудом, махнув рукой. Светлана, изо всех сил сохраняя лицо скорбным, пошла в сопровождении служанок вниз, к Золотой Палате. Служанки засуетились, ибо поверхом ниже слышались раскаты громового голоса Руцкаря Боевого Сокола. Он в самом деле был красив, широк в плечах, громогласен, налит здоровой силой. Когда Светлана спустилась по лестнице, Руцкарь, выпучив глаза, орал на Ховраха, а тот стоял с потерянным видом, смотрел в пол и что-то невидимое растирал подошвой. -- Что стряслось? -- спросила поморщившись, и хотела идти дальше, но взгляд зацепился за потемневший край рубахи Ховраха. Там была засохшая кровь. -- Он опять опоздал! -- ответил Руцкарь яростно.-- А Сипану пришлось стоять на страже всю ночь и за него. И вообще вид у него, будто из болота вылез! Не брит, не стрижен и на ушах висит!.. Сапоги в дерьме... а сапоги надо чистить еще с вечера, а утром одевать на чистую голову! Отвечай, когда к тебе разговаривают!.. Молчать, если говорит воевода!.. Вывести бы тебя в чисто поле, поставить лицом к стене да зарубить к бесовой матери! Твое разгильдяйство уже привело к гибели человеческих жертв!.. Правда, это люди Горного Волка, но если бы наши? Молчать, когда тебя спрашивают! Светлана спросила участливо, глаза все еще не отрывались от кровавого пятна на рубахе Ховраха: -- Ты ранен? Ховрах помотал головой. Видя, что все равно ждут ответа, отвернул голову в сторону, чтобы не свалить нежную царевну запахом: -- Не. -- А был ранен? -- Не,-- ответил Ховрах еще энергичнее. Воевода рявкнул: -- Этот? Единственная рана у него была, когда он сломал палец, ковыряясь в носу!.. Но крику было на все поле. -- Ну ладно,-- ответила Светлана задумчиво. Она еще скользнула взглядом по темным пятнам. Вчера их вроде бы не было. Впрочем, этот ленивый страж мог перепачкаться кровью, когда на кухне воровал мясо. Глава 13 Светлана то ликовала, то тряслась как заяц. До обеда слышался раздраженный крик Волка, однако и мощный рев Руда сотрясал стены как порывы урагана. За Рудом всюду следовали два-три быкообразных воина. Их маленькие глазки предупреждали Горного Волка, что им наплевать на честный бой. Они всадят копья в бока, ударят в спину, если их вождь будет в опасности. Все люди Руда к злости Горного Волка оказались целы и невредимы. Он придирчиво проверил их оружие, вплоть до поясных ножей, но уже видел, что искать ночного противника надо в другом месте. Пришлось отдать меч, но злобу затаил. Когда сядет на трон, Руд вернет не только меч, но и своих жен, дочерей, а также земли и всех людей, сам же станет мишенью для неопытных стрелков. Не легче пришлось Медее: ее тоже обвинили, что это ее девки, не в силах победить в честном бою, режут настоящих мужчин по ночам. Даже Руд намекнул, что на такое ночное действо больше способны звери, а всякому известно, что женщина и есть зверь, только говорящий. Медея вспылила: не все те мужчины, кто носит портки. Ее поляницы выстоят против неуклюжего мужичья, возомнившего себя воинами. Кто сомневается -- пусть проверит. Голик и Кажан как-то сумели остановить пролитие крови, но от их посредничества Светлана лишь ощутила смутную досаду. Все же пир на другой день не шел, а ссоры вспыхивали с утра и до позднего вечера. По всем коридорам и поверхам стояли вооруженные стражи Волка и Руда. Поблизости обычно находились поляницы. Все подозрительно присматривались друг к другу, ловили каждое оброненное слово. Рогдай, измученный и с темными мешками под глазами, поздно вечером пришел к Светлане. Поклонился с порога, молча напоминая, что считает ее царевной, а уж своей племянницей потом, дождался ее кивка, лишь потом подошел, сел рядом, обнял за плечи: -- Крепись, малышка. Светлана прижалась к нему, такому большому и крепкому, несмотря на возраст. По телу пробежала дрожь. Хотелось зарыться в его роскошную седую бороду, сверкающую как горные снега, чистую и огромную, втянуть лапки и пересидеть бурю. Голос ее был жалобный: -- Дядя, а что на самом деле? -- Если бы я знал. Она с удивлением посмотрела в его усталое лицо: -- Если это не они передрались, то я уж думала, это ты... или кто-то из твоих людей. Он ответил с горечью: -- А они есть? Додон удалил от себя как умелых воевод, так и героев. Медея верно сказала, что не всяк мужчина, кто носит портки. Рыба гниет с головы, моя радость. Бережно гладил ее по голове, и она ощутила в этом жесте полную беспомощность старого воеводы. Раньше всегда учил как держать спину прямой, взор надменным, слабости не выказывать даже перед служанками, а сейчас молча признается, что сделать ничего нельзя. -- Я сняла ночную стражу,-- сказала она, вздохнув.-- Пусть спят все. -- Зачем? -- вскинул он брови. -- Все равно мы не хозяева в своем дворце. Он нахмурил брови: -- Гм... но бездельничать тоже ни к чему. Воины должны всегда быть при деле. Ладно, завтра проверю оружие. Всыплю, у кого топор не остер, шелом не блестит, ремни перетерлись... Отдыхай, моя радость. В тебе больше силы, чем в Додоне. В вижу как в тебе проступает кровь Громослава, мягкого снаружи, но со слитком небесного железа внутри! Я люблю тебя. Он поцеловал ее в лоб, а Светлана долго прислушивалась к его удаляющимся шагам. Рогдай шел тяжело, в конце коридора почти волочил ноги. Вроде бы даже споткнулся. -- Иди ко мне, Мрак,-- позвала она.-- Ляг на ноги. Согрей их. Огромный волк с готовностью прыгнул на постель. Жуткие глаза его горели желтым огнем дикого лесного зверя. В полночь, когда сон Светланы достаточно окреп, он неслышно соскользнул с постели. Нижняя часть дворца в самом деле источена подземными ходами как трухлявый пень жуками и муравьями. Да еще тайные ходы в толстых стенах! А ночи все еще по-летнему коротки... Как хорошо, что я больше волк, чем человек, мелькнула мысль. Как приятно видеть, что делается далеко внизу, за поворотом и то, сколько человек бегут двумя поверхами выше. Запахи рисовали хоть смазанную, но верную картину: четверо потных и воняющих жареным луком с топорами в мокрых от пота руках бегут ему наперехват, сапоги одного в навозе, еще один благоухает редким розовым маслом, одежда пропитана благовониями. Подняв морду, он поймал мощную струю запахов слева и сразу в призрачном мире запахов увидел, что происходит за три палаты с той стороны. Пробегая через палаты, он ощутил незнакомый запах. Шерсть сама по себе поднялась на загривке, он с трудом подавил грозное рычание. Запах сразу дал картину знойной степи, конского пота, металла и свежепролитой крови. Чужак, который прошел здесь, был высок ростом, средних лет, в полной мужской силе, на нем сапоги из тонко выделанной кожи, на коне провел не меньше суток, одежду не менял суток трое, его мучит голод, но силы сохранил, идет быстро, только в одном месте задержался, даже присел, явно от кого-то прячется, на полу остался запах кончиков пальцев... Мрак еще раз внимательно обнюхал это место, образ незнакомца стал яснее. Рука, которой коснулся каменной плиты, явно привыкла держать меч или боевой топор. К счастью, в это уединенное место никто не наступил, Мрак разглядел даже отпечатки двух пальцев, крупных и наполовину стерших рисунок частым ношением боевых рукавиц. Он бежал, полз, протискивался, ноздри ловили ароматы масел и женских тел, когда пробирался мимо стены, за которой бдили поляницы, сердце учащенно билось, когда скользил у камней, за которыми спала Медея, но заставил себя идти дальше, через подземный поток, пока не вышел в западную часть дворца. Здесь пахло нежилым, но пробраться вовнутрь оказалось намного труднее. Он понял, когда сумел протиснуться в первую же комнату. Царская казна! На стенах, столах, поверх сундуков разместились мечи и кинжалы, украшенные сапфирами и яхонтами, золотые пояса, кубки, ларцы, чаши с драгоценными камнями. Вдоль стен выстроились на полках бесконечные ряды золотых и серебряных ковшей: если без камней, то редкостной чеканки. Там же стояли кубки, чаши, блюда, стаканы. Под стеной тянулись в ряд крупные скрыни, ларцы и сундуки -- кованные золотом, крышки затейливо украшены драгоценным каменьем, под другой стеной в ряд шли на полках огромные чаши с алмазами, крупными бериллами, изумрудами. Отдельно стояли широкогорлые кубки, доверху наполненные золотыми серьгами удивительной работы, ожерельями из диамантов, цепочки из червонного золота. Золотые монеты находились в огромных сундуках, но тех не хватило, и золотые монеты сыпали просто в тот угол, теперь из золотой кучи едва выглядывают крышки. Он откинул крышку большой скрыни. В глаза ударил хищный блеск золотых монет. Золото распирает прочные стенки -- тяжелое, мощное, чем-то похожее на застывшие и сплюснутые капли солнца. В соседнем сундуке те же монеты, но мельче, с другим рисунком: зверь на одной стороне, на другой -- голова бородатого человека. Такие же монеты выступают горкой в золотой братине, а в двух соседних ковшах -- овальные, толстые, с непонятными значками. Среди всех этих богатств есть свои князья, цари и воеводы. Чудесный оберег, упавший в прадавние времена с неба и оправленный лучшими мастерами земли в золото, золотая цепь в десять пудов, которую Яфет отобрал в Долине Битвы Волхвов, ларец из сердолика -- дар берегинь, им волхв Боромир помог в борьбе с упырями, золотые оплечные бармы -- сняты с побежденного Имира старшим сыном Яфета грозным и неистовым Гогом... А в соседней комнате полыхает неземной свет -- радостный и чистый. Еще Мрак ощутил идущие оттуда волны сухого жара. Воздух был горячий и чистый. Он ощутил, что у него слезятся глаза от жара. Попятился. Как-нибудь в другой раз. Если запустит руки по локоть в золото и дорогие камни, это вряд ли поможет защитить любимую женщину... Дверь была закрыта снаружи на три засова с замками. Пришлось протискиваться обратно в дыру. Дальше ход перегородили упавшие камни, пришлось разбирать, кое-как пролез, обдирая бока и плечи. Еще одно место выглядело обычным, но, доверяя чутью, он нюхал и лизал, вслушивался, хотя глыбы оставались как глыбы: массивные и толстые. Ударил лапами, замер. Если бы в человечьей личине, то ударил бы сильнее, но услышал бы только шлепок кулаком по каменной глыбе. А так ухо вроде бы уловило слабое эхо. Он торопливо помчался к каморке Ховраха, моля богов задержать рассвет. Ховрах сидел на полу, прислонившись к стене, кувшин стоял между ногами. Вид у него был задумчивый, рожа красная. Завидев Мрака, приветственно помахал зажатой в кулаке костью с остатками мяса: -- Привет, лохматый!.. Присоединяйся. Правда, мясо только жареное и печеное, но чего не станешь есть, когда сырого нет? Мрак лег, зажал между лапами кость, с удовольствием разгрыз. Одуряюще сладкий сок костного мозга брызнул в пасть, Мрак едва не захлебнулся от жадности и удовольствия. Ховрах, уже пьяный как чип, одобрительно наблюдал осоловелыми глазами: -- Во-во!.. Для мужчины главное -- хороший ломоть мяса. Лучше с мозговой косточкой. А когда поешь всласть и зальешь пожар в желудке, самое время поразмыслить над тайнами мироздания. Я вот недавно почуял, как мы все облагораживаемся, становимся чище... От деда помню, слыхивал, мол, задница у такого-то черная, или: не позволяй своему заду лениться, а сейчас образованные люди уже говорят: душа у него черная, не позволяй душе лениться... Образование! Одно слово другим заменили, а как звучит? И когда во дворце благородные говорят: жили душа в душу, душегуб, душелюб, душещипательная история, крик души, открыть друг другу души, я па-а-анимаю как говорили их неблагородные предки... Ха-ха!.. Вот только не соображу, как называли отдушину или душителя... Гм... надо освежить мозги, Он сделал гигантский глоток из кувшина. Большая кружка лежала в углу, покрытая паутиной. Ховрах умел упрощать жизнь. Мрак уже без всякой осторожности вытащил из-под Ховраха его боевой топор, не проснется, снял шлем. Не особо таясь, отодвинул потайной камень, скользнул в скрытый ход, а уже потом грянулся о влажный камень пола, закрыл глаза, переживая потрясение. Он сразу ощутил себя старым, больным, к тому же полуслепым и глухим. Постоял, держась за стену и настойчиво твердя себе, что он не оглох и не ослеп. Просто человек глух и слеп лишь в сравнении с волком, а то, что видит только то, что перед носом, всякий раз приводит в отчаяние. Может быть из-за этого невры и предпочитали оставаться в волчьей личине навсегда? Правда, топор в человечьих руках держится лучше, чем в волчьей пасти. Мрак сунул лезвие в щель, пошатал, рискуя сломать, попробовал другую трещину, третью, наконец глыба шевельнулась. Из расширившейся щели пахнуло могильным холодом. Осторожно вынув глыбу, он заглянул в отверстие. В полной тьме ощущалось пустое пространство, не больше каморки. Воздух был спертый, с запахом гнили. Выругавшись от бессилия, он пропихнул в дыру топор. Самому нечего было и думать пролезть, плечи у него мужские, но когда снова грянулся оземь, то поднялся лесным зверем, коему пролезть все же легче... Он протиснулся в дыру, еще там, в дыре застыл, давая привыкнуть даже волчьим глазам. Здесь бы в сову превратиться! Это был каменный мешок, вырубленный прямо в скале. Два шага вширь, в стену напротив вделано бронзовое кольцо, с него спадает тяжелая цепь... А рядом сидит скелет, глядя на Мрака пустыми глазницами. Когда-то это был крупный мужчина, но сейчас выглядел так, что прикоснись -- рассыпется. Перед скелетом стоял золотой кубок, доверху наполненный камешками. Кубок показался Мраку знакомым, он успел подумать еще, когда это только и успели, вроде бы Олег только вчера его сотворил... Нет, это было не вчера, они ж еще разок успели побывать в Долине Битвы Волхвов, а это заняло время. Зато, чтобы украсть или поломать, много времени не надобно. Он попятился, зад застрял, в ужасе вспотел, вдруг да останется здесь навеки, хороша затычка в стене, дергался, ерзал, пока, обдирая бока, не выпал обратно в тайный ход. Обратно неся широкими прыжками, будто скелет за ним гнался. На счастье, волчьи глаза и волчий нюх вели точно, не разу не хряснулся мордой о крутой поворот. Понюхал, прислушался, открыл ход, влез в комнату, закрыл камнем и завесил ковром. Когда пробрался в спальню Светланы, прекрасная царевна еще спала. Он осторожненько, чувствуя свой огромный вес, взобрался на ложе, опустился животом на ее ноги. Светлана вздохнула, нахмуренное лицо посветлело, на губах появилось подобие улыбки. Рука потянулась в Мраку, он закрыл глаза, отдаваясь наслаждению, которого не знал всю жизнь. Его гладила и трогала рука любимой! Утром Светлану одевали и причесывали, а она, смеясь, смотрела как волк, обезумев от счастья, барахтался в постели. Переворачивается на спину, елозит, молотя по воздуху мощными лапами, вытягивается, жутко разевает пасть, но видно, что смеется, становится на голову, нелепо задирая зад, кувыркается, блаженно застывает кверху брюхом, снова начинает елозить на спине, явно изнывая от счастья и наслаждения. -- Вот кто счастлив,-- сказала она с печальной улыбкой. А Рогдай сразу заметил, что волк скулит, глядя на Светлану, старается привлечь ее внимание. Наконец она оглянулась: -- Ну что тебе, Мрак? Тот мотнул головой, отбежал к двери, остановился, глядя вопросительно. -- Если бы этот был пес,-- сказал Рогдай,-- я сказал бы, что он зовет нас. -- Куда? -- Не знаю. Может быть в сад. Чтобы ты бросала палку. -- Зачем? -- не поняла Светлана. Рогдай хмуро объяснил: -- Он будет бегать за нею, сломя голову, приносить всю в слюнях. А ты снова должна бросать. Дальше и дальше, пока не взбесишься. Светлана покачала головой, отвернулась. Служанки вплели в косу цветную ленту, затем Светлана, словно что-то вспомнив, повернулась к Мраку. Глаза ее были внимательные и вопрошающие: -- Ты не похож на дурного пса, что бегает за палкой. Что ты хочешь? Мрак снова сделал движение к двери, держа Светлану глазами. Она вопросительно посмотрела на воеводу: -- Может быть, посмотрим? -- Царевна,-- сказал Рогдай досадливо,-- у нас мало дел? -- Это не займет много времени,-- возразила Светлана.-- Он один раз меня уже спас! Я ему доверяю. Рогдай потемнел лицом, но когда Светлана решительно двинулась к двери, пожал плечами и пошел следом. Они были уже на первом поверхе, когда слева в дальнем коридоре с грохотом распахнулась дверь, едва не вылетев из косяка. Послышалась грубая брань, звон металла. Появился Горный Волк в сопровождении двух воинов, мрачных и с разрисованными лицами. Лицо Горного Волка было искажено яростью. Увидев Светлану с волком и Рогдаем, он заорал еще издали: -- Я узнаю!.. Я все равно узнаю, что здесь творится! -- Что случилось? -- спросила Светлана вежливо. Ее сердце радостно затрепетало в счастливом предчувствии. -- Еще двое моих убиты!.. Не обошлось без колдовства, потому что они были предупреждены и не смыкали глаз! А руки их были на рукоятях мечей! Светлана пожала плечами. Она чувствовала, что сейчас сама упадет на спину и будет елозить по полу, болтая в воздухе всеми четырьмя, будет визжать и подпрыгивать от избытка счастья. Голос ее прозвучал нежно, словно дуновение легкого ветерка с ароматом розы: -- Могучий вождь, ты же сам сказал, что мой кремль беззащитен, а люди слабы... Она повернулась уходить, Горный Волк спросил подозрительно: -- Куда вы направились? -- Это пока что мой кремль? -- спросила Светлана надменно. Горный Волк прорычал ругательство, но членораздельно сказал: -- Да нет, я вижу идете за волком!.. Он что-то чует, я вижу как он водит носом. -- Мы не знаем,-- ответил Рогдай с усмешкой. Брови Горного Волка взлетели верх: -- Не знаете? -- Да,-- ответил Рогдай смиренно и с ядовитой иронией посмотрел на царевну.-- Нас ведет соба... этот волк. Мы дожили до времен, когда волк понимает больше людей. Светлана покраснела, хотела в ответ сказать что-то резкое, но Горный Волк перебил: -- А что?.. Когда понять невозможно, надо слушать того, кто понимает хоть что-то. Или думает, что понимает. Светлана смолчала, поддержка Горного Волка совсем не нравилась. Рогдай осуждающе покачал головой. Волк нетерпеливо царапнул пол и потрусил вперед. Втроем следовали за ним, пока не пришли в комнату со старой рухлядью. Волк сразу подбежал, расталкивая старые лавки, к противоположной стене и начал скрести камень лапами. Рогдай нахмурился, Светлана отвела взор, а Горный Волк смотрел подозрительно то на волка, то на царевну с воеводой. Голос его стал злым и обрадованным разом: -- Похоже, зверь кого-то выдал... Эй, люди! Проверить стену! Ковер сорвали, потайной камень обнаружили и вытащили. Из темноты потянуло затхлым воздухом и сыростью. Горный Волк пристально смотрел на Светлану, особенно -- на Рогдая: -- Похоже, вы знали про этот ход... Но не знали, что волк обнаружил его тоже... Эй, стража! Принести факелы! Рогдай смотрел в пол, Мрак уловил пару раз его ненавидящие взгляды. Горный Волк зло улыбался, даже попробовал погладить Мрака по голове: -- Молодец!.. Хороший песик... хороший. Мрак оскалил зубы и предостерегающе зарычал. Горный Волк руку убрал, но торжествующе усмехаться не перестал. Когда страж принес факелы, он выхватил нетерпеливо, первым полез в дыру. Уже там спохватился: -- Здесь подземный ход, что ведет слегка вниз... Давайте сюда волка! Мрак пролез в дыру, за ним последовали Рогдай, Светлана и два угрюмых воина Горного Волка. Мрак потрусил медленно, то и дело оглядываясь, проверяя, успевают ли следом. Горный Волк опередил, факел держал на вытянутой руке. В выпуклых глазах вождя горели ярость и надежда на отмщение за позор и неумение защитить своих людей. Прислушиваясь к шагам, Мрак пробежал мимо еще одного хода, сам заделал так, что не всякий волк обнаружит, а уж человеку никогда не найти, а на повороте одна плита пахла чуть-чуть иначе, ибо оттуда ход вел прямо в кухню, но все четверо людей прошли мимо, задевая эту плиту локтями, никто ничего не заметил, и так постепенно догнали Мрака. Он хотел, чтобы догнали. Горный Волк даже опередил от нетерпения, пошел впереди. Внезапно все услышали его вопль: -- Есть!.. Еще один ход. Мрак сидел, высунув язык, дышал часто. Двое воинов, опередив Рогдая и Светлану, бросились к Горному Волку. В дымном свете факелов было видно как ломают камень, расширяют дыру. Наконец Горный Волк сумел протиснуться, а остальные столкнулись у пролома, заглядывая вовнутрь. Горный Волк воскликнул что-то, выругался, скрывая страх: -- Здесь скелет на цепи!.. Нет, цепь висит отдельно. Его не приковывали... Боги, здесь золотой кубок с драгоценными камнями! Вскоре из пролома показались громадные волосатые руки. В них был оранжевый кубок, даже в тусклом свеете факелов видно было, что блещет чистым золотом. Через широкий край едва не вываливались рубины, яхонты, алмазы. Воин протянул руки, но голос Горного Волка проревел: -- Нет, это принадлежит... властелину Куявии! Рогдай принял кубок из его рук и передал Светлане. Он притворился, как и Светлана, что не понял подтекста. Нежданное сокровище принадлежит Светлане, как и она сегодня будет принадлежать кому-то вместе с этим кубком, кремлем, землями. Свет факела метался в тесной каморке, затем снова раздался леденящий душу вопль. Стражи метнулись в пролом, но оттуда уже неслась отборная брань Горного Волка. Слышался хруст, глухие удары. Донесся полный ярости рев Горного Волка: -- Я нашел того, кто убивал моих людей! Свет факела приблизился. В круге света появился топор с окровавленным лезвием и прилипшими к нему волосами. Воин ухватил, повертел в руках. Голос его дрогнул: -- Это волосы Черняка... Вслед за топором показался Горный Волк. Он был бледен, но глаза горели победной яростью: -- Все! Я покончил с ним. Кто это был? Рогдай, все еще бледный, сказал мертвым голосом: -- Не надо было его тревожить... Это был великий воин и злодей, молочный брат царя Тараса, основателя древнего царства Куявии... Тарас за великие злодейства живьем замуровал его здесь. Он же налож