ил великое проклятие на всякого, кто посмеет взломать эту стену. Волк зевнул, шумно почесался. Потом задрал заднюю лапу и обильно пометил стража. Тот выругался, но стерпел. Зверь есть зверь, что он понимает, зато помог им раскрыть тайну! Горный Волк сказал зло: -- Какое проклятие? Оно сработало бы, если бы взломали стену еще тогда. Когда Тарас был еще жив... А сейчас, когда мертв и царь Тарас, и этот злодей, то их проклятия вовсе тлен. Рогдай покачал головой: -- Да? А как же он выходил и убивал ваших людей? Горный Волк скрипнул зубами. Глаза стали лютыми. Его затрясло. Он снова скрипнул челюстями, словно жернова перетирали камни: -- Не знаю! Может, как-то проходил сквозь камни? Но почему убивал только моих? На самом деле должен больше ненавидеть людей этого кремля! Наступило тяжелое молчание. Воины по знаку Горного Волка ставили камни на места, прилаживали. Рогдай все еще качал головой. Светлана держалась за Мрака, ее пальцы полностью скрылись в его шерсти. -- Выйти мог бы в виде призрака,-- рассуждал Рогдай негромко, но прислушивались к нему все.-- Но призрак может только пугать... Убить может только видом, жутким уханьем, звоном цепей... Но цепей не носит, видом не страшен, обычный скелет, их хоть пруд пруди. Правда, не все в наших подвалах сидят... Один из стражей кашлянул: -- Гм... Можно мне слово? В нашем селе тоже был призрак. Кого-то не так похоронили, как покойному хотелось, аль еще что... Каждую ночь вылезал, сквозь стены ходил, детей и девок стращал. Но вот ежели, как сказывали, крови напьется свежей, то враз обретал плоть! И тогда уже мог вредить не только видом, но и по башке дать. -- А кровь кто для него проливал? -- огрызнулся Горный Волк. Другой страж хлопнул себя ладонью по лбу, вскричал радостно: -- Я знаю! Горный Волк быстро развернулся к нему: -- Говори! Ну! -- Я знаю,-- сказал страж гордо,-- где мог крови напиться! Вчера во дворе весь вечер коров резали. Гостей прибыло много, всех дешевле похоронить, чем прокормить, потому резали даже ночью. Горный Волк задумался, а Рогдай покачал головой: -- Если бы напился коровьей крови, то коровам бы и вредил. Ну там, хвосты бы позавязывал, еще что... гм... им сделал. А этот бил он твоих человеков! Первый страж выглядел явно сообразительнее первого: -- А кровь Макича?.. Ему Черняк всю рожу расквасил, когда выяснил, что у того кости с утяжеленной гранью. Красной юшкой стену забрызгал и всю лавку залил! Не все же мухи слизали? Могло и привидению хватить. Много ли ему надо? Особенно, ежели лет сто не пробовал? От одной капли захмелеть можно. Вон Черняку хватало же одного кувшина? А уж нализавшись, пошло буянить. А там и у других юшку пустило. Могло бы и больше народу задавить, да уж явно на ногах не держалось... Вон даже топор не почистило, а оружие надо держать в чистоте! Сразу видно, что воеводы у них тут нету... По внезапно помрачневшему лицу Горного Волка было видно, что это их счастье, что привидения живут без воевод. Те могли бы организовать дело так, что к утру во всем детинце пировали бы одни призраки да скелеты. -- Ладно,-- сказал он наконец.-- Все закончилось! Слышите? Закончилось. Хоть и был злодеем, но свой замок защищал как мог. Теперь, когда я растоптал его кости в пыль, мои люди могут спать спокойно. Мрак заметил, что Рогдай покачал головой с сомнением. Когда имеешь дело с привидениями или замурованными скелетами, то самому надо быть не совсем человеком, чтобы угадать их поступки. Глава 14 В течение дня Светлана была задумчива, взор ее был рассеян. Мрак исчез к полудню, а когда явился, усталый и запыхавшийся, Светлана с тем же отстраненным видом гладила и трогала густую шерсть, словно оттуда получала силы. Неугомонная Кузя отпихивала ее руку, сама обнимала волка, целовала в морду, тыкала сладости. -- Мне бы так чуять,-- сказала Светлана наконец. Она тряхнула головой, усмехнулась слабо.-- Это я так, своим мыслям. Кузя заявила важно: -- А я тоже умею чуять! -- И что же чует твое маленькое сердечко? -- поинтересовалась Светлана. -- Ну,-- сказала Кузя с еще большей важностью,-- это мои женские тайны! Узнаешь... позже. А пока ему нужно показать хотя бы наш поверх. А то он даже дороги в сад не знает! -- Ну, туда он дорогу уже узнал,-- ответила Светлана,-- однако в чем-то, малышка, ты права... Давай покажем ему хотя бы нашу часть дворца. Мрак замирал от блаженства, неземного восторга. Его касались руки Светланы, она держала его за шкуру на загривке, пальцы ее пахли сладко и волнующе. Он почти ничего не видел и не понимал куда его ведут, что показывают. Чувствовал только пальцы Светланы, да Кузя счастливо верещала над ухом, оправдывая свое имя. Он уже знал, что ее назвали Кузнечиком, потому что часто верещала беззаботные детские песенки, и кузнечики в саду тут же начинали верещать в ответ. Похоже, ее считали царицей кузнечиков. В одной из комнат он ощутил, что воздух теплее, чем в коридоре. Принюхался, тронул стену лапой. Камень был сухим и теплым. Светлана понимающе кивнула: -- Что-то ощутил? -- Давай ему покажем,-- загорелась Кузя. -- Нельзя,-- возразила Светлана.-- Он может обжечься. А то и погибнет. Тебе его не жалко? Кузя обхватила шею Мрака, жарко поцеловала в нос: -- Я его не подпущу к ним. Ну пойдем! Прошу тебя. -- Завтрак съешь? -- спросила Светлана.-- Уши дашь вымыть? -- Дам,-- ответила Кузя угрюмо. Она взяла его за шерсть на загривке, и они пошли к дверям соседней палаты. Светлана сама сняла замки, отодвинула три бронзовых засова. Дверь приоткрылась, в морду ударил сухой нагретый воздух. В середке комнаты прямо на полу лежали блистающие неземным светом четыре золотых вещи. Или не золотых, но сверкали они так, что глазам было больно. Щурясь, Мрак рассмотрел золотой кубок с широкими краями, чару, по-местному, рядом лежит плотницкий топорик с узким лезвием, дальше сверкает немыслимым светом золотое ярмо, а выше всех торчит орало. Оно вонзилось острым лезвием в камень, оплавив его, теперь вызывающе вздымало изогнутую рукоять. Мрак вскинул голову. Так и есть, видно как латали каменный потолок. Эти вещи проломили крышу и два поверха! -- Вот видишь,-- сказала Кузя победно,-- он совсем не бросается на них! -- Он ничего не понимает,-- сказала Светлана снисходительно,-- Для собак и мы -- боги. Им не расскажешь, что эти вещи рухнули с небес. И что ни один из смертных не в состоянии взять в руки. Кто пытался -- сгорел в небесном огне! -- Это я ему сказала,-- возразила Кузя.-- Потому он и стоит смирно. -- Вот и хорошо. Потому что сгорит всякий. Человек или зверь. А этим вещам отныне и вовеки быть здесь! Умножая славу и мощь нашего царства. Отныне и навеки, подумал Мрак с невеселой иронией. На свете ничего нет отныне и навеки, бесподобная Светлана. Когда-то и киммеры думали, что их Меч отныне и навеки... Но уже нет ни Меча, ни киммеров. Кузя что-то нашептывала ему строгим голоском, указывала на горящие белым огнем вещи, грозила пальчиком, а Мрак смятенно думал, что и самому не верится... Может ли простой человек творить такое? Оказывается, может. В какие-то мгновения своей жизни бывает равен богам. А значит, становится богом. А потом... потом обыденность берет верх. И человек становится человеком... а иной раз падает еще ниже. Много ниже. Может быть, подумал он со страхом, даже каждый бывает богом. К счастью или к несчастью, большинство об этом не подозревает. И редкие миги творения уходят незаметно. -- А теперь покажем поварню,-- предложила Кузя. -- Нет,-- возразила Светлана.-- Поварню покажет кто-нибудь из челяди. -- Я хочу сама,-- заныла Кузя. -- Царской дочери не пристало,-- твердо отрезала Светлана -- Почему? -- С царской дочери пример берут. -- И пусть берут! -- Кузя,-- сказала Светлана строго.-- Есть вещи, которые царским дочерям не дозволены. -- Всем дозволены, а мне нет? -- завопила Кузя. -- Нет. -- Так зачем же быть царскими дочерьми? -- возмутилась Кузя. Светлана ответить не успела, снизу донесся крик, ругань, кто-то скатился по ступенькам. Мрак встал со шкуры барса, шерсть вздыбилась. В горле нарождался рык, а лапы подогнулись для прыжка на дверь. Светлана придержала его за шерсть. Крикнула: -- Что там стряслось? В дверь просунулась голова Яны: -- Опять двое убиты! -- Кто? -- выдохнула Светлана с замершим сердцем. Лицо Яны расплылось в широчайшей улыбке: -- Люди Горного Волка... Мелочь, а приятно! Она исчезла, слышно было как побежала дальше, узнавать подробности или разносить новости. Светлана с бьющимся сердцем отодвинула карту замка. Выходит, древний дух бывшего властителя замка все еще не повергнут! -- А ведь еще даже не ночь,-- сказала она тихо,-- только-только начинает темнеть... Во дворе слышались крики, потом вспыхнули огни. В середке двора воздвигали столб, спешно таскали тяжелые камни. Несколько человек при свете факелов рыли яму. Встревоженная, Светлана ударила в медный щит, а когда прибежала запыхавшаяся Яна, спросила сухо: -- Что там? -- Ой, царевна!.. Горный Волк бился головой о стены, чуть не обезумел. Там и сейчас видно вмятины в стене. А волхв объяснил ему, что топтать кости мертвеца -- только дразнить. Мертвеца нужно похоронить достойно, тогда душа успокоится, он заснет вечным блаженным сном. И вредить не будет. -- Так это ему копают? -- А рядом готовят костер для сжигания. Волхвы таскают друг друга за волосы, слышишь крик? Спорят какие похороны ему достойнее. Никто не знает как в те времена провожали покойников. Один волхв даже сообщил, что в древности их выставляли для расклевывания птицами. Но это не сделать, ибо какие птицы будут жрать пыль? А вот сжечь или закопать, да еще какие жертвы принести, дабы умаслить... Светлана закусила губу. Горный Волк распоряжается в ее доме как в своем. И его слушают не только его воины, но и дворцовая челядь. Явно большинство уже считает его будущим властелином. Но ей вмешаться опасно, могут не послушать. Придется выгонять слуг или наказывать, а это еще рискованнее, ее уже не считают здесь хозяйкой. Ладно, пусть хоронит. Все-таки это один из ее предков, так можно объяснить своим сторонникам. Она совсем не против, что Горный Волк как и положено покорному подданному, хоронит одного из ее предков и отдает ему последние почести! Надо сказать Ивашу, сложит песню. Он сумеет поддержать ее упавший дух, как делал всегда. Снова приоткрылась дверь, Яна сообщила: -- Там собаку привели. -- Собаку? -- не поняла Светлана.-- Зачем? -- А для волка,-- объяснила Яна с готовностью.-- Волхвы говорят, что у них, как и у людев, ндрав улучшается. Ну, ежели кровь погоняют! Не дожидаясь ответа, она обернулась и помахала рукой. Дверь открылась шире, появился псарь с крупной ухоженной собакой на коротком поводке. Глаза у собаки были испуганные и глупые. Шерсть блестела. Светлана в затруднении оглянулась на волка. Тот приподнялся, смотрел на красивую собаку с удивлением. Та уперлась всеми четырьмя в пол, шерсть от ужаса встала дыбом. Светлана спросила обеспокоено: -- А она хоть... благородных кровей? -- О царевна,-- воскликнул простодушный псарь,-- вы даже не представляете, насколько! Если бы умела говорить, то она бы... не стала с нами даже разговаривать! Царевна улыбнулась: -- Отпустите ее. Мрак ее не съест. Мрак хмуро смотрел то на царевну, то на псаря с собакой. Наконец понял, от собаки сильно несло призывным запахом. Она была в самом разгаре. -- Что-то чересчур спокоен,-- удивился псарь.-- Обычно кобели с ума сходят. Царевна сказала объективно: -- Да и она... жмется в угол. -- Ну, у нее это первый раз. А этот ваш странный зверь вряд ли девственник. Царевна ласково улыбнулась Мраку: -- Ну же, дорогой!.. Посмотри какая белая, нежная, сочная! Как от нее пахнет! Псарь сказал знающе: -- Если это в первый раз, то некоторые собаки этого делать не умеют. Приходится им помогать. Развязывать, так это называется. -- Как это делается? Мрак ощутил как горячая волна крови прилила к его морде. К счастью, под густой черной шерстью краски стыда не разглядеть, как и его оспины. Псарь сказал деловито: -- Я буду держать нашу девочку, а вы... своего кобеля. Или вам лучше поручить это кому-то другому? Не дело царевны заниматься таким делом. Видимо, он хотел сказать, что и не женское, так понял Мрак, тем более для незамужней юной девушки, но царевна воскликнула с жаром: -- Конечно, это сделаю я сама! Он никому не позволяет к себе притронуться! -- Гм... Тогда берите его за это самое место... за эти самые места... Только медленно и осторожно, иначе ничего не получится. Нельзя ли велеть музыкантам заткнуться... простите!.. Я знавал собак, которые предпочитали слушать хорошую музыку, чем... Мрак рыкнул на собаку. Она от ужаса припала к полу, спина тряслась. Псарь попытался вытащить ее из угла за поводок, собака жалобно заскулила. В больших глупых глазах выступили слезы. Дверь закрыта, подумал Мрак смятенно. В окно выпрыгнуть -- лапы сломает, а то и разобьется с такой выси. Продолжать рычать на бедную дуру -- сочтут, что болен. А кто знает, чем тут лечат. Во всяком случае будет не сладко. Сладким калечат, говорят волхвы, а горьким лечат... Псарь ухватил собаку за ошейник, вытащил на середину комнаты. Светлана повернулась к Мраку. Глаза ее смеялись: -- Мрак... ну, где мы возьмем волчицу? Ты посмотри какая хорошенькая! Мрак зарычал в тоске и бешенстве. Смех Светланы был несколько смущенным, псарь недоумевает, Яна откровенно посмеивается, но вдруг пропахший благовониями воздух качнулся, его как нож прорезала свежая струя. От порога раздался яростный вопль. Там стояла растрепанная Кузя, перемазанная сладостями, босая, с пирогом в руке. Ее короткое платьице трепетало под порывами ветра. -- Вы что тут делаете с моей собачкой? Светлана отмахнулась: -- Кузя, это не собачка... И вообще убирайся. Это не детское дело. Мрак бросился к Кузе, он трясся всем телом, лизал ей руки, колотил хвостом по полу, едва не визжал тонким щенячьим голосом. Кузя обхватила его шею маленькими детскими ручками, на сестру и псаря смотрела с осуждением: -- Вы его решили повязать? -- Кузя! -- воскликнула Светлана. -- Царевна! -- ахнул псарь.. Яна хихикнула, но сделала строгое лицо: -- Кузнечик, тебе такое знать не положено. Пока что. Кузя отмахнулась: -- Да знаю, что и собачки могут как ты с волхвом, или как волхв с твоей подругой, но этот песик любит только меня... или потом полюбит, потому что я его уже люблю, и я не дам его мучить! Мрак, лохматый мой, пойдем в сад, я тебе покажу какую я там нору вырыла, я в ней прячусь, когда меня хотят купать... Мрак едва не закивал, хвост его подметал и молотил каменные плиты так, что те уже блестели. Он первым ринулся к открытой двери, но Кузя держалась за его шерсть как клещ, и они вихрем вынеслись в коридор. Кузя счастливо повисла на нем, ноги не касались земли, и Мрак только слышал позади протестующие крики. Глава 15 На следующую ночь было убито уже девять. Когда трупы унесли, а кровь замыли, в палату вбежал воевода Горного Волка. На вытянутой ладони блестел бронзовый осколок: -- Вот! Вытащили из черепа Тира. Горный Волк схватил, жадно поднес к глазам: -- Ага!.. Хоть что-то. Повезло, что голова Тирака как валун. Никому не говорил? -- Нет конечно. Послать людей? Горный Волк покачал головой, на губах играла зловещая улыбка: -- Эти дураки спугнут дичь. Осмотрим вдвоем. Сперва людей Руда, я ему все равно не верю, потом мечи и топоры этого... бабьего племени! Он вскочил на ноги, Светлану замечал не больше чем яркие рисунки на коврах. Лишь в дверях обернулся, бросил со зловещей усмешкой: -- Царевна, тебе лучше остаться здесь... Иначе я буду считать, что ты с ночными убийцами заодно! Дверь за ними захлопнулась с такой силой, что едва не вылетела из проема. Простучали их быстрые шаги. Светлана потрогала Мрака, почесала за ухом: -- Интересно, как проверит мечи людей Руда? Мрак высунул язык, блаженно жмурился. Нежные пальчики чесали, трогали, пропускали между пальцами густую плотную шерсть. Слуга принес на подносе фрукты. Светлана послала за мясом. Мрак ел лежа, тихо рычал от удовольствия. После неспешного обеда Светлана вымыла руки, снова почесала Мрака: -- Пойдем? Думаю, они уже увидели все, что хотели увидеть... Или же убили с Рудом друг друга. У дверей с той стороны стояли Ховрах и Овод. При виде царевны Овод браво подтянулся и даже стукнул древком копья в пол, а Ховрах похрапывал стоя, опершись на копье. Светлана миновало было, не поведя и бровью, дрючить бесполезно, но затем, повинуясь неясному порыву, внезапно вытащила из перевязи топор Ховраха. Глаза расширились, едва удержалась от вскрика, а пальцы чуть не выронили тяжелый топор. Лезвие безобразила свежая крупная щербина, словно отломился край! С выпученными глазами она осторожненько вложила топор обратно. Ховрах мирно похрапывал, навалившись на копье. Рожа перекосилась, из полураскрытого рта выползали мутные слюни. Светлана попятилась на цыпочках: -- Пусть спит... Не буди! У него была очень занятая ночь. -- Да уж,-- пробормотал Овод, уж очень странно ведет себя царевна. Ночь у Ховраха была в самом деле занятая. Тискал кухарку, пил с дроворубом, играл в кости с людьми Руда, а потом спер кувшин вина в каморку и заснул с ним в обнимку, опорожнив до половины.-- Он такой... Если берется за что-то, то берется. -- Тогда сегодняшней ночью это не кончится,-- предположила Светлана. Она не знала, известно ли Оводу о ночных подвигах Ховраха, потому лишь посмотрела многозначительно.-- Как ты думаешь? Овод ответил бараньим взглядом, который можно было истолковать как угодно: -- Да уж... Гм... -- Он скрытый человек, верно? -- сделала Светлана последнюю попытку.-- Неразговорчив, больше делает, чем говорит... -- Да уж,-- промямлил Овод снова, вспомнив еще два припрятанные Ховрахом кувшины,-- он все сам, все сам... -- Передай Рогдаю,-- велела она,-- чтобы Ховраху выдали новый топор. А старый пусть воевода сам -- именно сам! -- заберет. Для кузни. С сильно бьющимся сердцем она вернулась в свою спальню. Как, оказывается, мало знает своих людей! Мрак, чтобы больше не возиться с пьяным Ховрахом, сложил в тайниках оружие убитых людей Горного Волка. И одежду, содрав с самых рослых. Теперь мог скользнуть в любом тайный ход в личине волка, пробежать до нужного места, обратиться в человека, а уже там вооружиться. Одежду и топоры сложил в трех местах. Даже лук подобрал по своей руке, припрятал две тулы стрел. К вечеру трубы на городской стене возвестили, что прибыли двое воевод из стана Горного Волка. Хмурый вождь чуть повеселел, в глазах заблистали мстительные огоньки. С воеводами, двумя рослыми быкообразными воинами, больше похожими на мясников, явилось десяток дружинников, один другого шире, вооруженные до зубов. Светлана заметила, что Руд пошептался со своим воеводой, а тот вскоре снарядил гонца за пределы города. Медея озабоченно улыбалась, помалкивала, прятала глаза. Ее поляницы спали с оружием в руках, часто менялись на страже. Впрочем, люди Горного Волка тоже не дремали, но за две ночи их убавилось больше, чем наполовину. А из поляниц пока что ни одна не погибла. На третью ночь были убиты всего четверо, но среди них оказались прибывшие воеводы Горного Волка. Внимательные глаза Светланы заметили свежие царапины на шлеме Ховраха. Он был сонным, вялым и едва волочил ноги после ночного дежурства. Сердце Светланы стиснулось от печальной гордости. Есть же все-таки верные люди даже в их прогнившем царстве! -- Накормить и дать отдых,-- велела она служанкам.-- На службу днем не звать, пусть спит. -- Он уже спит,-- сказала одна независимо,-- как конь! Но с готовностью упорхнула на кухню, а Светлана приблизилась к Ховраху. Ее глаза с сочувствием обшаривали его хмурое лицо. -- Ты герой,-- сказала она негромко.-- Ты уже доказал преданность моему дому. -- Я? -- удивился Ховрах. Подумав, приосанился.-- У нас много неизвестных героев. -- Увы, замечаем лишь тех, кто на виду. -- Ну, вообще-то,-- сказал Ховрах. Он почесался, сплюнул на пол и, навидавшись при дворе хороших манер, старательно растер сапогом.-- Жизня -- штука сложная. -- Ты очень помог,-- сказала она, пугливо оглядываясь по сторонам.-- но будь осторожен!.. Они пока что вцепились друг другу в глотки, но если выяснится, что это не они? Ховрах покачал головой: -- А мы все не они!.. Им тут не здесь, разве не так? Здесь их быстро отвыкнут чужое пиво хлебать и беспорядки нарушать! Еще день-два, и будут каждому столбу кланяться, начиная с меня. Если им не ндравится наш прием, то устроим более другой... Это еще только начало! А начало, как известно -- полдела, а конец -- всему голова. Светлана с восторгом смотрела в его простое народное лицо. Вроде бы простой воин, по всем повадкам и речи куда проще, но сколько достоинства в движениях, в поступках! Наверняка в его жилах течет благородная кровь. Поговаривают, хотя отказывалась этому верить, что ее отец успешно умножал население в частых поездках, а дед так вовсе не ложился спать без новой женщины. Возможно... Нет, в ее роду все золотоволосые, а этот рыжый... хотя каштановые волосы были у прадеда... Уже с родственной симпатией сказала: -- Ты все еще простой воин? Не пора ли стать хотя бы сотником? -- Упаси боги,-- вскрикнул Ховрах в страхе. Его крупное лицо покрылось испариной.-- Это ж быть на виду! Нет, моя служба... гм... требует уединения. -- Понимаю,-- прошептала Светлана.-- Но тогда, если все для нас окончится благополучно, ты возьми под свою руку всю охрану детинца!.. А сейчас, как ты... проведешь ночь? Ховрах представил себе припрятанные кувшины, да еще молодуха из кухни обещала кое-что принести, на его лице расплылась широченная мечтательная улыбка: -- Для меня там есть мясо, рыба и немного красного вина. А что еще для старого воина надо? Светлана кивнула несколько обескураженно, удалилась. Она достаточно наслушалась отца и воевод, чтобы сразу понять о каком красном вине речь. И даже сообразила, что мясом пренебрежительно называет забиваемых им как на бойне наглых пришельцев. Но что имел в виду под рыбой? Все-таки я простой и простодушный, подумал Мрак с досадой. Сам не догадался! Я уже во дворце, не в лесу. Здесь надо быть злым и хитрым, как водится у людей. Иначе их не понять. И научиться быть коварным, чего звери не знают вовсе. В эту ночь он убил только одного воина-горца, зато оставил в груди нож, украденный у людей Руда. И поспешил вернуться, ибо Светлана теперь спала неспокойно. Во сне вскрикивала, иногда просыпалась, испуганно звала служанку. У него болело сердце оставлять ее ночью, она сама отпускала его неохотно, но смирялась с тем, что у дикого волка могут быть свои привычки. Чтобы ее не настораживать, Мрак еще в первую ночь дважды выходил на балкон и выл, задрав морду к луне. Первый раз в замке был переполох, решили даже, что пророчит недоброе. Успокоил всех пьяный как чип Ховрах. Мол, куда может быть недобрее? Если что и напророчит, то обязательно к лучшему. И уже со второго дня Мрака перестали пугаться. Он обычно трусил неторопливо, смотрел под ноги, вид у него бывал сонный и ко всему равнодушный. А те, кто рассматривал его пристально, не подозревали, что Мрак и с закрытыми глазами видит их в цвете запахов ярче, чем они его с широко открытыми глазами. В ночных странствиях по тайным ходам он дважды слышал далекие крики и ругань из подвалов. В эту ночь направился сразу вниз, долго спускался до наклонному ходу. Выбитый в гранитной скале ход здесь оказался широк, трое пройдут, и голову нагибать не приходилось. В старину строили с размахом. Дальше ход поворачивал, Мрак услышал аромат горящего соснового дерева, смолы. Запах нарисовал сонного тюремщика, что дремлет под догорающим факелом. А дальше, судя по смраду, по ту сторону простирался коридор с дверьми, пять или шесть, вонь оттуда катит омерзительная, явно стока нет, или забился... Он прокрался на цыпочках, из за угла выпрыгнул. Тюремщик спал. Мрак на всякий случай шарахнул его кулаком по голове. Тот всхрапнул и растянулся во всю длину. Дверей не было, но оказались ямы, накрытые толстыми решетками из дубовых брусьев. Мрак присвистнул, сорвал со стены факел. Из ближайшей ямы крикнули насмешливо: -- Никак смена? На Мрака смотрели злые лица. Косматые волосы скрывали глаза. Он помедлил, не хотелось выпускать на свободу убийц невинных людей или насильников: -- Эй ты! За что тебя? Худой мужик со злым лицом огрызнулся: -- Да ни за что!.. У тещи кровь носом пошла, так я ей горло зажал,чтобы кровь остановить. -- Выходи,-- разрешил Мрак.-- А ты, толстяк? -- Когда я задумал обворовать этот дворец, то целый месяц таскал жареную печенку сторожевому псу. Сам не ел, а ему, паразиту... Прикормил, встречал лучше, чем хозяев. Ночью пролез во дворец, Втихую открыл сундуки с золотишком. Сложил в мешок... Еле на спину вскинул! А когда повернулся уходить, наступил коту на хвост... -- Выходи! А ты почему здесь? Молодой парень с бледным лицом и жалкими глазами заторопился, начал заикаться, покраснел, смотрел умоляюще. Мрак прервал нетерпеливо: -- Брось волноваться. Расскажи по-человечьи. Тот перевел дух, сказал жалобно: -- Сам не могу понять! Я сидел и чистил ножом яблоко. Тут проходил один дурак, поскользнулся на корке и упал прямо на нож. Мрак смотрел с интересом: -- Сколько раз подряд? Тот потупился, поковырял носком каменный пол: -- Четыре... -- В самом деле дурак,-- согласился Мрак.-- Из-за такого не то, что в тюрьму, в могилу угодишь... Выходи. Эй, а ты за что здесь? -- Убил глухую старушку. Спала в соседней комнате со скрынькой, в которую я хотел заглянуть. Мрак сказал осуждающе: -- Тебя на кол посадить мало. Зачем же так? Надо было своровать, раз уж так невтерпеж, да уйти потихоньку. -- Я и хотел так сделать! Но на скрыньке было написано: "Открыть только после моей смерти"! -- А-а,-- понял Мрак.-- Тогда другое дело. Старших слушаться -- первое дело. Выходи. Дурень этот Додон! Он наскоро провел еще отбор, гнусных убийц и насильников оставил, невинных выпустил, указал дорогу, а сам поспешил тайным ходом наверх. К его изумлению тот вывел его на чердак. Выше была только крыша под звездным небом, но лаз на чердак оказался закрыт на прочный засов и заперт пудовым замком. Мрак взгромоздил на стол табуретку, взобрался и внимательно ощупал потолок. Человечьи пальцы подтвердили то, что уже услужливо сообщил волчий нос. Лаз есть, но открыть можно только с той стороны. Не пользовались им с полгода, если не больше. Веревку он, чтобы долго не рыскать, взял в чулане Ховраха. Опасаясь, что коротковата, осторожненько снял со спящего Ховраха его широкий пояс, довязал. Ховрах в поясе весьма дебел, его поясом можно опоясать сторожевую башню средних размеров. А когда хорошо поест, то и главную башню. Взобравшись на верхний поверх, выглянул из окна. Ночь черна как сажа в дымоходе, редкие звездочки тут же исчезают под натиском сытых стад туч. Бесшумно пролетела сова, обдав его неслышным движением воздуха. Далеко в ночи закричал горный зверь, в ответ завыли далекие голоса. Он привязал камень, с третьей попытки услышал как звякнул о крышу. Подергал, проверил как зацепилось, быстро выскользнул из окна и пополз по веревке наверх. Когда пальцы зацепились за край, послышались странные звуки. Нежные, серебристые, от которых защемило сердце, и он сразу вспомнил Светлану, ее нежное лицо, понимающие глаза. От этих звуков сердце стало стучать чаще, а мышцы обрели добавочную мощь. Он осторожно перевалился через каменный край, упал на крышу и затаился за бортиком. Низковат, надо хотя бы до пояса, чтобы метать стрелы в противника, а самому надежно укрываться за каменным заборолом. Серебристые звуки близились, они шли откуда-то слева и сверху. Там появилось слабое пятно света. Потрясенный Мрак увидел маленькие человеческие фигурки с прозрачными крыльями. Они летели группкой, неспешно приближаясь к башне. Они то ли пели, то ли переговаривались столь певучими голосами, что сердце Мрака стучало все взволнованнее. Страстно захотелось помчатся к Светлане и принести ее на руках сюда, чтобы увидела свою небесную родню. Зачарованный, он попятился в тень. Серебряные фигурки, полупрозрачные, расцвеченные лунными искрами, сделали круг над крышей дворца, одна почти касалась ногами крыши, но то ли почуяли запах Мрака, то ли насторожило еще что-то, но внезапно их крылышки затрепетали чаще, все рванулись вперед и пропали в ночи. Позевывая, Яна шумно и всласть чесалась в теплой постели. Уже рассвет, надо спешить к царевне, а та терпеть не может, когда при ней зевают да чешутся... Не переставая чесаться, она поднялась, и тут что-то мелькнуло за окном. Обмерла, сразу вспомнились рассказы старух о всякой летающей нечисти, что не успевает до крика петуха вернуться в свои могилы... Это оказался конец веревки. Его мотало утренним ветерком, он походил на длинную гадюку, что пытается извернуться и взобраться на крышу. Трепеща, прибежала к Светлане. Вдвоем рассмотрели расшитый шелком пояс. После безуспешных попыток добраться до него, Светлана послала за Рогдаем. Снизу слышался лязг оружия, доносились крики. Светлана трепетала, но заставляла себя не думать о том, что уже началась резня. Где помочь не может, о том не надо вообще думать, так учил отец. Рогдай явился злой, с его приходом пахнуло свежей кровью и ненавистью. Светлане раздраженно махнул рукой. Мол, это люди Руда и Горного Волка освобождают друг друга от жизней. Нашим только и работы, что оттаскивать трупы. Светлана кинулась навстречу: -- Быстрее помоги снять веревку! Брови Рогдая поползли вверх. Сопя, попробовал зацепить болтающийся конец мечом, веревка ускользала. Яна исчезла, вернулась с длинным копьем. Рогдай долго пыхтел, побагровел, лоб и даже борода взмокли, Светлана изнывала от нетерпения, наконец сумел зацепить, натянул, багровея от натуги, там треснуло, в руках воеводы остался шелковый пояс с обрывком веревки. Глаза Рогдая округлились. Он с недоумением взглянул на Светлану. Та предостерегающе поднесла палец к губам: -- Тихо... Сюда идут. Но я знаю, чей этот пояс. -- В том все и дело,-- пробормотал Рогдай. Он непонимающе покосился на торчащие прутья в окне. Тот, кто выворотил их, обладает звериной силой. А кто залез по веревке на крышу, еще и храбростью.-- я тоже знаю... гм... или думал, что знаю. Кто-то поднимался наверх, ругаясь во весь голос. Рогдай сунул пояс за пазуху. По голосу узнали Руда, за ним едва поспевали сопящие воины в медвежьих шкурах. Доспехи на Руде были погнуты, а головы двух воинов перевязаны окровавленными тряпицами. Светлана, лучезарно улыбаясь, воскликнула счастливо: -- О, воевода Руд!.. Ты чудесно выглядишь. Как никогда! Добро ли почивалось? -- Царевна,-- прохрипел Руд,-- я хочу знать, что происходит во дворце... Светлана покосилась на Рогдая и служанку, воскликнула: -- Как хорошо, что ты пришел!.. Я уже хотела посылать за тобой. Здесь ночью были пьяные вои Горного Волка... Шумели, а потом куда-то исчезли. Как ты думаешь? Ни один вниз не спускался, мои бы служанки заметили... Руд заорал, краснея от гнева: -- Да какое мне дело... Он осекся. Светлана проследила за его взглядом. Руд, не отрываясь, смотрел на развороченное окно. Светлана тоже посмотрела, спросила с недоумением: -- Не повыбрасывались же из окна? Руд, не отвечая, взобрался на подоконник и, стоя в проеме согнувшись в три погибели, осторожно выглянул. Все видели как дернулась его спина, потом донесся срывающийся от гнева голос, что перешел в рев: -- Там... веревка!.. Туда... наверх... на крышу! Он полез, пятясь, обратно. Лицо его было красным как у вареного рака. Глаза вылезали из орбит, голос дрожал от ярости: -- По крыше можно перебежать на ту сторону... а там влезть в окно, где были убиты мои люди! -- В самом деле? -- удивилась Светлана.-- Ах, почему эти горцы такие... нехорошие? Глава 16 В полдень на прием попросилась Медея. Светлана сжалась, мужчин боялась не так панически, как этой женщины. -- Проси,-- сказала она сразу осевшим голосом. Дверь распахнулась тут же, Медея вошла в сопровождении двух поляниц. Светлана с трудом заставила себя милостиво улыбнуться. Она уже сидела на троне, у ног лежал огромный черный волк. У дальней стены застыли двое стражей. Медея чуть склонила голову в поклоне, и Светлана первой сказала сладким голоском: -- Как почивалось отважному вождю степей? Это было слабо прикрытое оскорбление, и Медея опустила ресницы, давая понять что все поняла. Но лишь колыхнула мощной грудью, мол, она больше женщина, чем изнеженная царевна, не знающая солнечного света, и ответила сдержанно: -- Я пришла попрощаться. Мы возвращаемся. -- Так внезапно? -- удивилась Светлана, хотя от счастья едва не подпрыгнула с визгом.-- Мы плохо принимаем? Иль мед наш горек, аль вино не сладкое? Аль наши дворовые девки не даются... гм... что не так? -- Странные дела творятся ночью,-- процедила Медея.-- Мы проще себя чувствуем под звездным небом. А эти стены нас давят. Светлана вскинула тонкие брови: -- Да? А я слышала, что только твои девки... э-э... отважные воины и в целости. Я имею в виду, что ни один не погиб. Медея метнула на нее ненавидящий взор. Царевна говорит о ее воинах так, как будто считает мужиками. -- Да, ни одна не погибла. Но эти дурни, Горный Волк и Руд, решили, что это мы их по ночам... как баранов! Светлана поинтересовалась шепотом, даже наклонилась заинтересовано: -- А как вы их на самом деле? Медея отпрянула, несколько мгновений прожигала ее взором. Резко повернулась, пошла к двери. Обе воительницы деревянно шагали следом. Спины их были широки, перевиты мускулами. На мгновение Светлане остро захотелось хоть раз пройтись вот так с обнаженной спиной и голыми до колен ногами. На пороге Медея обернулась: -- Я-то понимаю, что это кто-то из твоих людей. И даже могла бы выяснить... Но я не хочу подвергать опасности моих девочек. Дверь за ней захлопнулась. Светлана сняла тесный башмачок, с наслаждением пошевелила слипшимися пальцами. Волк лизнул подошву, Светлана счастливо засмеялась. Язык был волнующе ласковым. Она еще разминала пальцы, когда дверь с треском распахнулась. Руд ворвался, пышущий яростью. Он был в том же доспехе, но шлем сидел криво, из-под него выглядывала окровавленная повязка. Лицо вождя было смертельно бледным, как от сильной потери крови, щека часто дергалась. Он сильно хромал, а правая рука бессильно висела вдоль тела. -- О, достойный Руд,-- пропела Светлана.-- Как я рада тебя видеть! Правда, рада. Руд прохрипел: -- Царевна... Голос его прервался. Светлана кивнула: -- О, можешь не благодарить. Правда, мы сделали все, чтоб вам было удобно. Если бы не ваше ночное нападение на людей Горного Волка... Я хотела сказать, если бы не ваши странные выяснения сил таким мужским образом! Ну, почему-то ночью, тайком... Руд взревел страшным голосом: -- Да будь здесь все проклято! Мы не нападали на Горного Волка. Но что здесь творится, я не понимаю. И мои люди уже готовят коней в дорогу. Сердце Светланы подпрыгнуло, но тут же ухнуло в ледяную пропасть. Кровь застыла в жилах. Неживым голосом спросила: -- Остается... только Горный Волк? Руд оскалил зубы в злой усмешке, и стало видно свежие обломки передних зубов. Десны распухли и кровоточили. -- Остался бы... но мы с ним заключили соглашение. -- Какое? -- Уезжаем вместе. Светлана кивнула, боясь поверить неслыханному счастью. В чем бы соглашение не заключалось, это все-таки отсрочка смертного приговора. -- Что ж,-- сказала она с лицемерным сожалением,-- надеюсь, ты будешь в добром здравии и прибудешь на мой зов... когда понадобишься. Руд стиснул челюсти, передернулся от боли. Лицо из бледного стало желтым. -- Надейся,-- сказал он.-- Мы станем воинским станом за рекой. И там на военном совете решим, как поступить верно. Кого выберем на трон, под того знамена и встанем. Со двора донеслись крики, испуганно заржал конь. Руд, хромая, с проклятием метнулся к двери, едва не упал. Светлана бросилась к окну. Оставшиеся люди Горного Волка выводили своих коней, они были в левом углу двора, а люди Руда держались в правом. Обе группы настороженно следили за противниками. Многие были с повязками, кровь сочилась из наспех перевязанных ран. Двое с Горным Волком, отметила Светлана удивленно, и трое с Рудом. И это все, что осталось? Еще не осела пыль за последними всадниками, когда Кажан и Голик явились по ее зову в Золотую палату. Светлана сидела на престоле, лицо ее было бледным и решительным. У ног ее лежал, высунув язык и часто дыша, черный волк. Советники переглянулись. Этот волк раздражал не меньше, чем старый воевода Рогдай, надменный и громогласный. Но если воеводу уже изучили, то этого зверя пока подкупить не удается. Светлана в свою очередь рассматривала их очень внимательно. Что-то слишком часто видела в обществе то Горного Волка, то Руда. Больше, чем того требуется от гостеприимных хозяев. -- Вы, конечно же знаете,-- начала она без предисловий,-- что задумали Горный Волк и другие мятежные вожди. Кажан кивнул, в его бесцветных глазах промелькнула легкая тень: -- Да. Они соберут совет в полевом стане. -- Там изберут нового царя,-- добавил Голик. Губы его сложились трубочкой, словно уже целовал руку, а то и ступню будущего правителя Куявии. Ее глаза смотрели строго: -- Вы знаете, что это значит? После неловкого молчания Кажан пробормотал: -- Мы все знаем, что это значит. Но ты что-то уже решила за эту ночь? -- Да,-- ответила Светлана,-- решила. Ее лицо побледнело еще больше. В глазах промелькнула боль, но царевна тут же гордо выпрямилась. Голос был строгим и надменным: -- Во имя спасения нашего царства... я объявляю клич по стране. Всякий, кто отыщет моего отца и вернет его... скажем, в течение двух недель, раньше в их стане вряд ли договорятся... тот получит мою руку. Голик дернулся, голос его прозвучал громко, излишне громко: -- Царевна! Кажан тоже выглядел потрясенным. Или умело прикидывался. Светлана остановила их властным движением руки. Голос ее был все таким же царственным, но чуткие уши царедворцев уловили горькую нотку: -- Разве царские дочери не предназначены уже по рождению в жертву? Мы лишь веревки, которыми крепятся племена и царства. И разве меня уже не приносили в жертву?.. По крайней мере тот, кому я буду отдана, в самом деле докажет, что он силен и умел! Если сумеет отыскать Додона, то и царство сможет удержать в кулаке... буде славный Додон исчезнет опять! Волк лизнул ей обнаженные ступни, вздохнул и лег удобнее, накрыв пузом ее розовые пальчики. Светлана рассеянно почесала у него за ухом. Волк блаженно оскалил пасть, Кажан и Голик вздрогнули и отступили на шаг. Только они видели, что глаза волка быстро застилает багровая пелена ярости. Голик сказал с лицемерным сочувствием: -- Я понимаю... И сейчас ты сама в