ли найдутся горячие головы, что возмечтают восстановить свергнутую династию. Мне не нужны даже ростки смуты. Их кони шли рядом, Жеребец Волка настороженно косился на смирного коня подземных глубин, невозмутимого как скала, такого же тяжелого, с дивными прожилками, что идут наискось по всей длине. Словно вышел из камня, сохранив все жилки, блестки и оттенки красного гранита. Додон смотрел вперед. Лицо его было неподвижно, только в глазах застыла такая горечь, что попадись под его взгляд стая пролетающих уток -- попадали бы замертво, а на месте их падения земля бы почернела от яда. -- Зачем это тебе? -- Власть? -- переспросил Волк.-- Слабые мужчины тешатся богатством и бабами, сильные -- властью. Я хочу попробовать соединить всю Гиперборею в одном кулаке! -- Зачем? -- повторил Додон. -- Зачем?.. Не знаю. Чувствую, что она мне нужна... Э-э... вот кто-то скачет. Похоже, это мои люди. Ну, Додон, решай быстрее. Или клянешься, что это я спас, или же твой труп забросаю камнями здесь, а твоих племянниц зарежут там, во дворце. Он вытащил меч, поглядывал то на Додона, то на дальнюю тропинку. За скачущими всадниками вздымалось желтое облачко пыли. Их двоих еще не видели, закрывает гребень скалы, но дорога скоро выведет на общую тропку. Додон покосился на меч, где беззаботно прыгали веселые блики солнца: -- Да, куда уж радостнее... -- Что? -- не понял Волк. Он подвигал мечом, пуская солнечных зайчиков в лицо Додону. -- Мир, говорю, радостный. И настоящий настолько, что в самом деле плакать хочется!.. Я объявлю народу, что меня спас ты. -- И Светлане,-- потребовал Волк настойчиво. Он держал меч острием у груди Додона. Улыбка его была недоброй.-- И всем во дворце. -- Всем скажу, но детям зачем врать? -- Всем,-- потребовал Волк. Острие меча пропороло кожу на груди. Выступила кровь, вниз поползла крупная тяжелая капля. -- Я скажу,-- пообещал Додон в бессилии.-- Я скажу всем. Конский топот становился все громче. Наконец из-за гребня выметнулись всадники. Не сбавляя бешеной скачки, ринулись к ним. Над головами размахивали шапками, орали ликующе: -- Волк!.. Додон!.. -- Царь отыскался! -- Царь!.. -- Слава Додону! Дворец гудел как разворошенный улей. Встречать царя высыпали как знатные, так и челядь. Орали, верещали, бросали цветы. Царь раскланивался, а Волк поднимал руки в победном жесте. Он был в блистающих доспехах, высокий и свирепый, даже улыбка была предостерегающей. И гасли под его взглядом улыбки, в глазах дворовых людей появлялся страх. Царь вернулся, но сам ли? Или Волк отыскал и привел под стражей? Светлана сбежала по мраморным ступеням, не чувствовала ног под собой. Додон едва успел раскрыть руки, как бросилась на шею, он подхватил, оторвал от земли, и Светлана повисла, счастливо дрыгая ногами. -- Наконец-то!..-- выдохнула она.-- С тобой все в порядке? Боги, как ты похудел! -- Все хорошо,-- сказал он.-- Все в порядке, моя радость. -- Не обманываешь? -- Убедись сама. Да и не похудел я, придумаешь такое. Она отстранилась, заглянула ему в глаза. Все же в глазах царя были боль и поражение. Светлана шепнула: -- Тебя там мучили? Он взглянул в ее ясные глаза, пробормотал: -- Да нет, что ты... просто ударился о жизнь, какая она есть. -- Щадишь меня,-- ее глаза наполнились слезами.-- Мой добрый великодушный дядя! Как будто не догадываюсь, что такое быть в плену! Когда в своем дворце и то... Это были горные разбойники, да? Или коварные артане? Он погладил ее по голове, поцеловал, повел по ступенькам вверх, держа за плечи. Светлана вздрогнула. Впервые, любящий и всегда внимательный дядя смолчал, оставил без ответа. Со второго дня начались спешные приготовления к свадьбе. Как Волк освободил царя, сказано не было, но нанятые люди распространили слухи о кровавых битвах, которые дал Волк в подземельях горных людей, о том, как гнал похитителей по тайным ходам все ниже и ниже, пока не пригнал в пещеру, откуда не было выхода. И там устроил резню, когда все стены забрызгало кровью, от криков можно было оглохнуть, а уцелевшие демоны на коленях молили о пощаде... И с каждым пройденным днем победа Волка над похитителями становилась все выше, а жертвы умножались. На пятый день по возвращению, на который назначили свадьбу, трупов были уж не горы, а горные хребты. Светильники горели даже днем. От них шел пряный аромат, ноздри жадно ловили странные запахи, чувства обострялись. Даже глаза в серых доныне стенах начинали различать оттенки, жилки, цветные песчинки, которых ранее не замечали. Гости заполнили дворец с утра, хотя венчание должно случиться в полдень. Умельцы украсили свадебные венки золотыми цветами, что неотличимы от настоящих, а кольца для новобрачных по заказу Волка сковали лучшие оружейники Артании. Светлана, бледная и в слезах, сидела недвижимо как статуя. Девушки наряжали, заплетали косу, украшали цветами и лентами, пели подвенечную песнь, но она слышала как сквозь толстую стену. Дядя спасен, большой и все умеющий дядя, а значит -- спасено и царство. Он что-то придумает, сумеет избежать страшной руки Волка. Тем и отличается от своего брата, а ее отца, Громослава, который всегда был прям и никогда не менял слово. Ей же все равно на роду написано быть жертвой. Мертвенно бледную, но с гордо выпрямленной спиной, ее вывели в главную палату. Гости невольно ахнули, хотя и должны были привыкнуть к ее красоте. Сейчас она блистала как богиня, ненадолго посетившая землю. Волк, широко улыбаясь, взял за руку и повел к подножию трона. Додон ждал в окружении бояр. Вид у него был угнетенный. Бояре стояли за его спиной испуганные, робеющие, опускающие глаза. А Волк смотрел нагло, в нем силы и уверенности было больше, чем у царя с его советниками. Как и власти, что сейчас снова начинает понимать, трезвея, каждый. -- Великий царь,-- сказал Волк. Он дерзко смотрел в лицо Додона,-- вот твоя племянница, которую ты обещал отдать мне в жены. Соедини же наши руки, а... ту половину царства, которую отдаешь с нею в приданое, я выберу уже сам. За спиной царя ахнули, но каждый вздрагивал и опускал взор, встречаясь с горящими глазами Волка. Додон слабо пошевелился, голос был прерывающийся: -- Да-да... Царству нужен сильный защитник. Ты уже доказал свою силу. -- Надеюсь,-- сказал Волк многозначительно. -- Потому будет лишь справедливо, если возьмешь в жены мою племянницу... мою Светлану. -- И полцарства,-- добавил Волк.-- Со всеми там городами, людьми, селами, реками и землями. -- И полцарства,-- произнес Додон угасшим голосом.-- Да-да, и полцарства. Идите ко мне, дети мои. Я соединю ваши руки. Волк сжал руку Светланы. Царевна противиться и не думала, послушно шла рядом. Гости следили, затаив дыхание, ибо что свадьба, все царство переходит Волку! А это большие перемены, ибо Волку мало царствовать, лежа на боку. Внезапно в очаге над догорающими поленьями взметнулся огонь. Сперва багровый, тут же превратилось в оранжевое пламя. Пахнуло жаром. В воздухе появился запах гари. Вся Золотая Палата ахнула как один человек. В огне возникла женская фигурка. Пламя дрожало, колебалось, меняло форму, но затем огонь стих, и все увидели юное смеющееся лицо, золотые волосы, заплетенные в длинную косу. Девчушка слегка выступила из очага вперед, юная и озорная, погрозила пальчиком Волку: -- А меня почему на свадьбу не позвал? Гости подались назад, сухой жар стал сильнее, жег лицо. Волк смотрел набычившись. Додон молчал, Светлана просто растерялась. Маленькая Кузя вскрикнула счастливо: -- Огневушка-поскакушка!.. -- Я, маленький кузнечик,-- ответила огненная девчушка. -- Я тебя приглашаю,-- воскликнула Кузя. -- Спасибо,-- ответила Огневушка,-- но почему не пригласил вот этот... Разве не ему я помогала освобождать вашего царя? Все в палате повернули взоры к Волку. Тот побледнел, затем побагровел, насупился, проговорил с неуверенностью: -- Я... гм... конечно, да... но как сможешь? Ты нам всю хату спалишь. Огневушка расхохоталась весело и звонко, ровно жемчуг рассыпала по каменному полу: -- Да я могу поместиться в любой плошке светильника, в любом пламени факела! -- Гм,-- сказал Волк с неохотой,-- тогда, конечно... будь на моей свадьбе. Светлана слышала как гости зашушукались, даже уловила восклицание, что Волк какой скромный, даже не упомянул обо всех подвигах, столько их было... Другой возразил ехидно, что огненная девчушка могла все сама сделать, всех побить и прогнать, потому Волк и смолчал о ней, дабы свою славу не умалить! -- Благодарствую,-- ответила Огневушка игриво. Люди увидели только размытое движение, трепетное и настолько быстрое, что глаз не ухватит целиком. Пламя светильника взметнулось, затрещало, и все заметили, что этот светильник теперь горит ярче и веселее других. В левой стене появилось свечение. Словно бы кто-то со свечой шел по ту сторону окна, затянутого бычьим пузырем. Эта стена единственная была не из глыб, а высечена прямо в скале, что переходила в гору. Дикарщики сделали насечку, расчертив стену на глыбы, украсив каменным кружевом, ибо стена из красного гранита редкой красоты, где в красно-багровом цвете часто блистают оранжевые искры и даже подобно ящерицам пробегают зеленые извилистые полоски. Разговоры смолкли. Свет стал мощнее, кто-то приближался изнутри скалы, и даже неустрашимый Волк вздрогнул и отступил на шаг. От стены пахнуло горелым камнем. В граните выступило каменное изображение рослой женщины. Свет стал ярок настолько, что померкли светильники. Затем каменное изваяние выдвинулось, оставив стену на шаг позади, свет померк, искры заплясали над головой женщины и погасли. Теперь все видели величественную женщину редкой красоты, изваянную из камня, суровую и улыбающуюся грозно и властно. Она была в одежде золотых цветов, золотые волосы на лбу перехватывал золотой обруч с красным камнем. Сапожки на ней тоже желтые, украшены множеством дорогих камешков. Только ее лицо было из красноватого гранита, можно рассмотреть даже мелкие прожилки. В толпе пронеслось: -- Хозяйка! -- Хозяйка пожаловала... -- Хозяйка Медной Горы явилась! -- Быть беде, неспроста такое... Хозяйка Медной Горы окинула гостей холодным взором. Додон сутулился на троне, жалкий как ворон под проливным дождем. -- Племянничек,-- сказала она ядовито.-- Что-то ты невесел. Додон смотрел исподлобья. Страхи и недоверие в его глазах боролись с надеждой. Поступки богов непредсказуемы. Явилась ли она, чтобы помочь? А если да, то как? Она может счесть, что лучший способ помощи -- задавить его прямо сейчас, чтобы не мучался. -- Это боги всегда веселы,-- ответил он горько,-- а в человеческой жизни бывают только веселые дни... а то и вовсе минуты. -- Так ли? -- спросила Хозяйка громко.-- Ты ведь выдаешь замуж свою любимую племянницу!.. Но что-то не вижу твоего спасителя. Волк смотрел настороженно, играл желваками. Страха в его глазах не было, в то время как даже его воины пятились, старались вжаться в стены. Додон кивнул в его сторону: -- Вот он. -- Где? -- переспросила Хозяйка. -- Да вот он, Горный Волк! -- Да? -- удивилась Хозяйка.-- Что-то я его в своих владениях и близко не видела. А твой истинный спаситель сейчас как раз подходит к воротам. Вместе с простым... даже слишком простым людом. Их печет солнце, в глаза ветер бросает пыль, а увидят они только крыльцо твоего детинца. Додон быстро посмотрел на Волка. Тот начал багроветь, покосился на советников, гостей. Потрясенные лица, боятся дышать, замерли, но в глазах жадное любопытство. Скоты, им бы только скандалы, свары, дворцовые драки! В сторонке громко прокашлялся Рогдай. Бросил гулким басом, ни к кому не обращаясь: -- Народ стоило бы допустить... Пусть рассказывают, прославляют величие и красоту царского дворца. Он посмотрел на Хозяйку. Та улыбнулась ободряюще. Рогдай уже увереннее взмахом длани послал гридней к воротам. Там заскрипели засовы, створки распахнулись. Ввалилась толпа простолюдинов, мужчины смеялись и вздымали кверху руки, женщины поднимали детей, показывали им царя и царевну. Шагах в трех от крыльца стражи выставили копья. Хозяйка прошла через палату, перед ней расступались так поспешно, словно от нее несло жаром. Додон провожал взглядом, в котором было затравленное выражение. Она остановилась ближе к крыльцу, ее было видно как толпе народа, так и знати. Повернулась, сказала с холодным удовлетворением: -- Наконец-то зрю настоящего освободителя! Светлана слышала как ахнули во всем зале. А со двора донесся протяжный вздох, в котором облегчения было больше, чем изумления. Всюду, куда падал ее взор, были открытые рты и вытаращенные глаза. Волк сильнее стиснул пальцы Светланы. Она чувствовала его ярость, разочарование. Когда заговорил, голос был сдавленный от бешенства: -- Уходи! Ты не наша богиня. Тебе здесь не поклоняются. Хозяйка на него не повела и бровью. Властно простерла длань в сторону царя: -- Что скажешь? -- О чем? -- пробормотал Додон. -- О своем спасении. Много ли побито чудовищ, доблестно ли тебя освобождал сей герой? -- О этом я сам наслушался,-- сказал Додон.-- Зачем ты меня мучишь? В мертвой тиши Хозяйка сказала раздельно: -- Скажи правду. Додон покачал головой: -- Глупо. -- Скажи правду! Он повторил устало: -- Глупо... Боги слишком просты. У них была только правда. Потом от людей узнали еще и неправду... Но у людей кроме правды и неправды есть еще множество полуправд, правд во имя спасения, горьких правд, лечебной лжи, лживой правды, правдивой лжи, лжи во имя правды... Боги не понимают, как правда может разрушить то, что спасла бы ложь. Но мне все обрыдло! Пусть катится все в пропасть, я скажу тебе правду, раз уж ухватила за горло. Да, меня вывел из каменного мира другой. Не Волк. В палате пронесся вздох. Повеяло холодом. Волк страшно заскрежетал зубами. Его воины поправили пояса так, чтобы все видели вблизи их ладоней рукояти мечей. Рогдай нашелся первым: -- Не Волк? -- голос воеводы был радостным.-- А кто? -- Другой,-- ответил Додон нехотя.-- Я предпочел бы, чтобы это был Волк. Потому и сказал. Волк мог бы в самом деле меня найти и вывести на свет. Но удача выпала... рабу и разбойнику! Тому самому, который сбежал с ристалища, тем самым лишив и вас радости зреть удалой бой! Снова в палате пронесся полустон-полувздох. Хозяйка покачала головой: -- Странно делитесь на знать и рабов... Для богов различимы только мужчины и женщины. Ты клянешься встретить его достойно? -- Царское слово,-- ответил Додон,-- крепче адаманта. Не дал слово -- крепись, а дал -- держись. Слово не воробей... Да-да, не двигай бровями, понял. Клянусь здоровьем и короной, хоть требуешь чрезмерного. Ну, где мой настоящий спаситель? Хозяйка повернулась к толпе. На каменном лице глаза вспыхнули красным огнем, будто в черепе бушевало пламя. Она повелительно вытянула руку: -- Вот он! Глава 26 От пальца Хозяйки Медной Горы словно бы метнулся горящий дротик. Толпа расшарахнулась в стороны. В глубине стояла кучка мужчин в лохмотьях, с нечесаными волосами, угрюмыми лицами. Двое держали под руки тучного воина в шлеме и кольчуге. Он все норовил лечь, его с трудом вздергивали на ноги. Когда он мотнул головой, разбрасывая слюни, Светлана с удивлением узнала пьяного как чип Ховраха. Похоже, все они проделали долгий путь. Когда поняли, что палец Хозяйки указывает на их, то отступили, утаскивая с собой Ховраха. Последним отодвинулся человек с длинным чубом на бритой головой и золотой серьгой в левом ухе. Оставшийся мужчина видимо решил, что бесполезно горбиться и опускать лицо, выпрямился. Он был высок, по-звериному силен, черные как воронье крыло волосы падали на лоб. Глаза прятались под черными сдвинутыми бровями, лицо с перебитым носом было в шрамах, по-разбойничьи красивым, злым и яростным. На плече сидела крупная толстая жаба. Выпученные глаза были прикрыты пленкой, но гребень на спине угрожающе вздыбился. Додон несколько мгновений угрюмо смотрел на этого варвара в звериной шкуре. Настолько прост, что ломится через жизнь как могучий лось через кустарник. И все ему удается, головы ни над чем не ломает, сердце от боли не рвется, по ночам не просыпается в холодном поту. Зависть, настолько черная и нежданная ударила в голову, что он заорал дико: -- Разбойник!.. Вор!.. Убивец!.. Хватайте его! Гридни, выхватывая мечи, бросились со ступеней. Мужчины, отступившие за спину Мрака, выхватили из-под одежды мечи и длинные ножи. Ховрах всхрапнул как конь, высвободился и вытащил из перевязи топор. Его шатало, но голос был зычный как у злого дива: -- Слава царю Додону! Бей... Гридни остановились, ошарашенные таким кличем. Ховрах готов даться с ними, но он тоже за Додона! А Хозяйка, не давая времени раздумывать, проговорила властно: -- Ты царь... или не царь? Додон застыл с раскрытым ртом. Лицо стало синюшного цвета. Грудь вздулась как у петуха урюпинской породы, руки бессильно задергались, а пальцы стиснулись в кулаки. -- Э-э-э,-- прохрипел он,-- погодите вязать... Гридни с облегчением попятились. Мужики за спиной Мрака спрятали оружие и, видя что ему пока что смерть не грозит, растворились среди простого люда. В толпе стоял гул, все лезли друг на друга, стараясь рассмотреть что происходит, но не переступали невидимую черту, и Мрак стоял в одиночестве, пока не подошел пьяный Ховрах, стал рядом. -- Твой настоящий спаситель,-- сказала Хозяйка властно. Додон смотрел исподлобья. Глаза блистали как у паука, выгнанного из темного угла на яркий свет. Воеводы растерянно переглядывались, только на лице Рогдая проступило облегчение. Пусть разбойник, пусть тать, пусть гном или чудо лесное, только бы не Горный Волк! В толпе уже послышались выкрики, слились в общий радостный шум. Матери поднимали детей над головами, чтобы те увидели героя, спасшего царя. Героя, который сотворил подвиг и не явился за наградой. Додон стискивал кулаки, ощутил как пахнуло знакомыми благовониями. Это, оттеснив Рогдая, придвинулся Голик. От него мощно несло душистыми маслами, но не могли заглушить запах степных трав и едкой дорожной пыли. -- Народ ликует!..-- шепнул он на ухо.-- Похоже, этот день легко превратить в праздник. -- Это же тот вор,-- прохрипел Додон задушенным от ярости голосом,-- который все испортил, все порушил! Голик удивился: -- Да? А я думал, Хозяйка Медной Горы помешала больше. Додон прохрипел с натугой, будто сидел на раскаленной сковороде и терпел боль: -- Что делать? -- Улыбаться приятно,-- прошептал Голик.-- И приветствовать. Приветствовать отечески! А там придумаем. Додон с трудом заменил гримасу бессильной ярости на подобие улыбки: -- Точно? -- Выигрывай время,-- шепнул Голик.-- Потом сотрем в порошок. Никакие богини не помогут. А Мрак услышал радостный визг. Со ступенек во двор сбежала Кузя. Она еще издали раскинула руки, бежала со всех ног, едва не падала, стремилась явно к нему. Слегка обалделый, Мрак присел на корточки и приготовился подхватить ребенка. Кузя налетела как крупный щенок, едва не сбила с ног. Мрак подхватил ее, поднялся, а Кузя быстро карабкалась на него, цеплялась к нему, целовала, счастливо смеялась, пробовала совать крохотные пальчики в его уши: -- Я знала!.. Я знала, что вернешься! -- Ну-ну,-- сказал Мрак ошарашено.-- Какая ты... быстрая... Светлана строго прикрикнула: -- Кузя!.. Перестань! Сейчас же слезь! И, повернувшись к Мраку, с извиняющейся надменной улыбкой объяснила: -- Прости ее, герой. Моя сестра росла избалованным ребенком. Кузя ахнула негодующе: -- Ты почему с ним там говоришь?.. Будто не узнаешь! Голик и Рогдай уже отдирали ее от Мрака. Она цеплялась за его шею, лягалась, верещала: -- Дураки!.. Не узнаете?.. Мрак, они тебя не хотят признавать! Светлана объяснила Мраку: -- Глупенькая... У нас был волк, черный и лохматый, его звали Мраком. Не понимаю, что на нее нашло. Кузя цеплялась за черного и лохматого, но ее утащили. Она оглядывалась, в глазах заблестели и сразу же хлынули чистыми ручейками слезы. Жаба на плече Мрака тяжело вздохнула. То ли сочувствовала, то ли с облегчением, не желая делить Мрака еще с кем-то. Мрак ощутил как защемило в груди. Чистое детское сердечко признало его сразу. Кузя даже не понимает, как это другие не видят в нем их прежнего друга волка! В зале нарастал тревожный говор. Волк выпустил руку Светланы, отступил к своим воинам. Они с откровенной враждой поглядывали на гостей, алчно ощупывали взглядами золотые гривны на боярских шеях, алмазы и яхонты в женских серьгах. А Хозяйка, уже потеряв интерес к делам смертных, неспешно вернулась к гранитной стене. В каменных плитах пола за ней багровели вдавленные следы. Теперь не только Мрак чувствовал, что через палату прошла медная гора. Запах горелого камня стал сильнее. На миг обернувшись, она сказала уже равнодушно: -- Мрак, я вернула долг. Больше на меня не рассчитывай. Она вошла в каменную стену, словно в утренний туман. Потрясенные люди видели как исчезает ее силуэт, удаляясь и колеблясь, затем камень снова стал зримо твердым и непроницаемым. В палате заметно потемнело. Светильники едва горели, факелы чадили. Лица гостей были серыми от тревоги. Волк выпрямился во весь огромный рост. Его трясло от бешенства, на губах показалась пена. Он не замечал даже Мрака, мало ли бивал таких оборванцев, не замечал дрожащей Светланы -- красивая женщина не заменит чувства власти, он видел только скорчившегося на троне Додона и дрожащее стадо его бояр и советников. Голос от ярости срывался на хрип: -- Да, беглому рабу и вору повезло больше. Но я сказал так, потому что хотел спасти вас всех от позора!.. Ну что ж, царь Додон. Ты сам восхотел этого!.. Есть сила, супротив которой ни ты, ни сто тысяч Хозяек Медных Гор ничего не сделают! Вот эта сила! Его указательный палец уперся в ряды воинов. Бородатые, хмурые, они стояли ровно как бревна в частоколе, и раздвинуть или столкнуть с места было так же непросто, как врытые в землю осмоленные бревна. -- Я с ними не ссорился,-- сказал царь нерешительно, -- Да? -- прорычал Волк.-- А кто не платит за службу еще с зимы? Ты посмотри как обнищали! Взгляни на их оружие, которое надо заменить, подправить, а оружейники за все денег требуют! Я объявляю во всеуслышанье: у тебя нет денег, дабы заплатить! Мрак быстро посмотрел на царя. Тот съежился на троне бледный, лоб покрылся капельками пота. Во взгляде было затравленное выражение и жажда держаться на троне до конца. Но если денег в самом деле нет, если казначей с двадцатью сундуками золота бежал в Артанию, как говорят в народе, если даже челядь наполовину пришлось отпустить на прокорм в ближайшие села... Воины грозно роптали. Оружие начало позвякивать громче и громче. Вроде бы никто не бил рукоятями топоров в щиты, но бронза звенела как перед боем. На губах Волка проступила зловещая улыбка. Она была как щель на каменном лице, как волчий капкан, но ширилась, и Мрак видел как бледнел царь, как дрожала Светлана. Кузя пролезла обратно между ног взрослых, требовательно ухватила Мрака за руку: -- Сделай же что-нибудь! -- Я? -- Да! Ты же самый сильный, ты все умеешь! Только ты все умеешь. Мрак услышал далекий шорох и треск, словно большой червь полз под землей, рвал коренья деревьев и жрякал на ходу. Шорох становился громче. Еще никто не слышал, только волчье чутье и обостренный слух заставили Мрака насторожиться, и когда Кузя снова дернула за руку, он прошипел: -- Ш-ш-ш!.. Смотри вон туда. -- Куда? -- переспросила Кузя подозрительно. Он указал, и Кузя уставилась на мраморные плиты. Там задрожало, две плиты вспучились, встали шалашиком. Снизу пошел оранжевый свет. Пахнуло теплым воздухом, чуялся запах гари. Показалась голова огромного полоза: с крупный валун, ярко-желтая, пышущая жаром как разогретая для поковки глыба металла. Он выдвигался с пугающей неподвижностью, будто его что-то выталкивало снизу. Тело было толщиной с бревно, янтарно желтое, полосы исчезли на светлом брюхе. Когда выбрался весь, голова была уже почти у противоположной стены. Он оглянулся на истончившийся хвост, раскрыл пасть, на миг полыхнул ослепляюще оранжевым огнем. Зашипело, волна жара ударила в людей с такой силой, что послышались крики. Кто-то упал, закрываясь руками. Остальные отступили к стенам, ладони держали у лица, прикрывались от жара. -- Жи..лу... у...вел,-- проскрипел полоз жутко.-- Жи...лу... Затем с размаху ударил головой в стену, начал погружаться прямо в треснувшие камни. Гости замерев, смотрели как гигантское тело втянулось следом, а в месте исчезновения осталось оранжевое пятно с человечью голову. От пятна несло жаром, а капельки еще стекали по стене, застывая как натеки воска. И лишь тогда кто-то ахнул: -- Полоз!.. -- Царь-полоз! -- вскрикнул другой голос. Толпясь, все жадно смотрели на то место, где прополз Царь-полоз. Каменные плиты просели, через всю палату желтела оплавленная борозда. Кое-где вздымались легкие дымки, быстро растворялись. Полоса была широка, будто по плитам из старого коричневого воска прокатили горячий котел. По всей борозде блестели раздавленные комья желтого металла. А в том месте стены, куда уполз Царь-полоз, пятно было с конскую голову. Кузя счастливо прижалась к Мраку: -- Спасибо! Какой ты у меня замечательный! -- Я? -- удивился Мрак.-- Тот большой червяк был совсем не я. -- Ты,-- сказала Кузя убежденно.-- Это ж ты его позвал! Я сама видела, как ты пальцами шевелил! Волхв бросился вперед, поспешно бросил священные травы в след Царя-полоза, все-таки один из древних богов, которых новые низвергли до демонов. Однако воины, похоже, в этот момент были сторонниками старой веры. Смотрели жадными глазами, губы их шевелились. Во взглядах был расчет, плату на этот раз стоит взять и на полгода вперед. Пока золота хватает... Рогдай вскинул руки, гаркнул, враз обретя властный голос царского воеводы: -- Тихо, все!.. Власть царя крепка, воины верны, а воеводы служат верой-правдой! А что отыскался настоящий спаситель царя, то что ж... А тебе, Волк, я говорю от имени царя-батюшки: запятнал ты воинскую честь. Недозволено никому присваивать чужие заслуги. Даже во имя укрепления царства. Честь дороже. Посему тебе надлежит немедля покинуть царские палаты и удалиться в... ну, подальше от стольного града. Царь-батюшка укажет куда. А куда б я тебе указал, сам знаешь. Грянула мертвая тишина. Все замерли, боясь шевельнуть даже пальцем. Всяк смотрел на Волка. Тот всегда был грозен, а воины с ним ходили матерые, как один рослые, в бронзе, с суровыми лицами, но сейчас Волк был страшен настолько, что даже его свирепые горцы отступили. -- Покинуть...-- прохрипел Волк, и каждый содрогнулся от его наполненного жаждой крови голоса.-- Это мне покинуть?.. Да ты хоть знаешь, старик, кому такое пищишь, как жалкая мышь? За спиной Додона началось движение. Один за другим пятились, высокая спинка царского трона уже не казалась надежной защитой. Воевода бесстрашно взглянул в грозные очи воителя: -- Знаю. Что тебе захватить дворец, город и даже страну? У тебя вон сколько мечей! Но как заставишь замолчать всех... всех!.. кто видел Хозяйку и слышал, что сказала? -- Боги врут! -- вскрикнул Волк бешено. -- Это им скажи,-- воевода указал на молчаливую толпу. Под взглядом Волка люди опускали головы и пятились.-- Ты помнишь, как ты с сотней воинов, что шли за тобой радо, с легкостью побил две тысячи ратников Тюпаря, ибо те шли за ним по нужде? Волк бешено пожирал взором старого воеводу. Глаза налились кровью. Он весь раздулся, воздух вокруг него заструился, задрожал. Затем сквозь сумасшествие в глазах проглянуло что-то новое. Он оглянулся на своих, отшатнулся, вгляделся снова. Плечи медленно опустились. Чужим голосом прохрипел: -- Ладно. Я уйду. -- Ты поступишь правильно,-- сказал Рогдай. -- Но на этом наш разговор не закончится,-- добавил Волк зловеще. -- Я уже стар,-- сказал Рогдай.-- Мой смертный час близок. -- Ты услышишь обо мне раньше,-- пообещал Волк.-- Это и будет твоим смертным часом. Как и других. Он повернулся и быстро пошел к выходу. Толпа расступалась с такой поспешностью, что кто-то упал, запутавшись в своих ногах, отползал с пути грозно шагающего Волка на карачках, но никто не засмеялся. Рогдай повернулся к застывшему Додону: -- Великий царь, боги помогли выявить правду! Все взоры повернулись в сторону трона. Додон подвигался, почерневший от горя и тревоги, простонал тоскливо: -- Кому нужна правда? Люди бьются за счастье, а не правду. Простое человеческое счастье. -- Счастье стоит на правде,-- ответил Рогдай, но уверенности в голосе не было. Люди неуверенно зашумели. Додон отмахнулся с брезгливостью: -- До седин дожил, а речешь как младенец. Заяц и то петли кидает, следы прячет, а уж люди... Ладно, сделанного не воротишь. Да, меня спас... а вернее, вернул, не Волк, а беглый раб и вор. Мое слово неизменно: ему вручаю руку Светланы, а с нею -- и половину царства. Что, этого хотели? Мрак исподлобья наблюдал за царем, толпой, охраной, даже разбойниками Гонты, с которым пришел. Все, хоть знатные, хоть челядь, переглядываются, на лицах облегчение пополам с досадой и тревогой. Облегчением, что власть не взял в руки Волк, а досада и тревога, что трон зашатался с его уходом. Ховрах одобрительно похлопал Мрака по плечу: -- Я ж говорил? Если бы я не указал дорогу -- чтоб ты нашел? От хвоста уши. С тебя ковшик пива! Нет, даже два. Мрак повернулся к Светлане. Его коричневые глаза впились в ее лицо, и к несказанному облегчению увидел, что тревога покидает ее глаза. Лохматый и свирепый с виду разбойник показался не так страшен, чем могучий витязь Волк! Толпа затаила дыхание. Мрак сделал шаг вперед. Разбойники с Гонтой во главе одобрительно шумели. Светлана подняла на него глаза. Кузя уцепилась за руку Мрака, сжала, вонзив коготки. -- Ты не пожалеешь, Светлана,-- сказал он перехваченным голосом.-- Я чужак в этой стране, но я обучаюсь быстро... И я смогу стать твоим настоящим защитником! Светлана шире распахнула глаза. Гости заговорили между собой. Разбойники подняли руки, орали весело. Додон недовольно нахмурил брови: -- Тихо! Объявляю, что свадьба состоится через неделю. А сейчас бирючи пусть скачут во все концы Куявии. Пусть на свадьбу царской дочери с... этим человеком явится всяк, кто пожелает! Слева хихикнул Голик, сказал тихонько: -- Кто из знатных явится? Разве что голытьба всякая. Кузя визжала и цеплялась за руку, пыталась карабкаться как на дерево. В мертвенном бледном прекрасном лице Светланы впервые проступили признаки жизни. На бледных щеках проступил легкий румянец, но глаза оставались невеселыми. Мрак стиснул кулаки. Дурак, мечтал как прийдет, разом всех победит, завоюет ее сердце... Но вот она рядом, вот ее трепетные пальцы, но что-то не позволяет просто протянуть руку и взять! Его поместили в светлой горнице, чистой и просторной. В стенах по светильнику, широкое ложе в углу, стол, две лавки, на полу шкуры, на стенах рога оленей, лосей, туров, оскаленная кабанья морда. И два окошка без решеток, белые вышитые занавески. Мрак разулся, с удовольствием прошелся босыми ступнями по гладко выскобленному полу. Вымыли перед его приходом, половицы еще влажные, пахнут свежестью. Сердце стучало, он боялся отойти от окна. Все чудился стук копыт легконогого коня, даже ветер доносил запах ее кожи. Потом понимал, что все чудится, начинал бегать по комнате, но время текло как смола из разбитого громом дерева: тягуче и почти незримо. Когда за дверью послышались легкие шаги, он привычно нащупал оружие, засмеялся. Трое молодых девок внесли огромную лохань. Как Мрак не отнекивался, со смешками содрали с него волчью душегрейку, усадили в горячую воду, терли, скоблили грязь и пот. Он наконец распустил сведенные напряжением и неловкостью мышцы, отдался их быстрым пальцам с острыми коготками. -- Только жук, в навозе живуче, чист обихаживается! А человеку мыться надобно. -- Огонь чистит, вода моет. -- Все мы по пояс люди... Слова журчали над головой мягко и успокаивающе, он едва не задремал. Его терли, скоблили и смывали пот, поливали горячей водой и снова терли. Он чувствовал как усталость бесследно растворяется. Тело снова стало молодым и сильным. Их пальцы ненадолго задерживались на его шрамах, иногда в бугорках, иногда в виде рубцов или канавок, там гладили особенно бережно, а в их голосах он слышал глубокое сочувствие. В разговоры не вслушивался, достаточно беззаботного щебетанья. От них пахло свежестью, травами и зеленью, молодой чистой кожей. Когда его, чистого как младенца, под руки подняли из горячей воды, которую меняли пять раз, он чувствовал себя странно легко и свободно. Его облачили в красивые одежды, поднесли огромное бронзовое зеркало. В полированной поверхности отражался могучий муж в белой рубашке, расшитой петухами и змеями, пояс был красным, портки синие, а сапоги красные, с загнутыми носками. С пояса свисают пушистые кисти, сафьяновые сапоги расшиты бисером, волосы приглажены и причесаны. Муж выглядел диковато красивым, и Мрак сразу ощутил себя обманщиком. Он никогда не был красивым, в нем уважали силу и надежность, мужскую дружбу и верность, честь и достоинство, а наряды и украшения оставлял для девок, это для них важно как смотрятся, а цена мужчины не во внешности. Девки перешептывались: -- Ты гляди... -- А в зверячьей шкуре чистый зверь! -- Верно, одежка красит любого. -- Одень пень -- и тот будет красив. Ему расчесали волосы, подстригли, снова расчесали. Умаслили благовонными маслами. Чувствуя себя неловко в богатой одежде, он прошелся по комнате, привыкая к тяжелым сапогам, дорогому плащу, бархатному панцирю с золотыми бляхами. Отрок, которого дали в услужение, следил за ним блестящими от любопытства глазами. -- Жди,-- велел Мрак,-- пройдусь малость. -- Во дворце не просто,-- осмелился предупредить мальчишка.-- Я лучше покажу где и что. -- Не заблужусь,-- усмехнулся Мрак. В коридоре стражи сдвинулись с места, Мрак отмахнулся. Дворец велик, но кое-где он здесь уже бывал. Пусть и на четырех лапах. Кто-то из стражи крикнул вниз. Слышно было как перекликались голоса, зов пошел дальше, дальше, затих. Однако, когда Мрак спустился поверхом ниже и собирался выйти в сад, где надеялся увидеть Светлану, наперерез быстро вышел грузный человек в богатом воинском доспехе. Белая борода укрывала горло и падала на грудь, а длинные седые волосы ниспадали из-под кольчужной сетки шлема на плечи, помогая защищать шею от ударов. -- Будь здоров, Мрак,-- сказал он быстро. -- И ты будь здоров, воевода Рогдай,-- сказал Мрак почтительно.-- Добро ли почивалось? Рогдай отмахнулся. Его совсем не старческие глаза быстро обежали его с головы до ног: -- Что-то ты не больно радостен, жених... Что-то тревожит? -- Да все тревожит,-- признался Мрак.-- Я вломился сюда как медведь. А тут еще Хозяйка подмогла, будь она неладна... Ничего не понимает в делах людей. Ну, кто на самом деле отдаст мне полцарства? Рогдай усмехнулся: -- Ты не дурак, хоть и дик обликом. Ты мне нравишься. Поговорим опосля, а пока сходи вот в тот угол сада. Там сейчас Додон кормит своих рыб. -- Зачем? -- Сходи,-- посоветовал Рогдай.-- Одно дело, поговорили принародно. Теперь узнай, как на самом деле. -- Ты прав, воевода,-- вздохнул Мрак.-- Благодарю. Солнце блеснуло в глаза, воздух за порогом был такой чистый, что Мрак сразу ощутил как в голове прояснилось. Грудь сама поднялась трижды, очищаясь от спертого нечистого воздуха тесных комнат, вбирая запахи зелени, свежести. Он еще издали заметил на камне у пруда сгорбленную фигуру. Додон был в роскошной срачице, наброшенной на голое тело. Босые ноги опустил в воду, и Мрак видел в прозрачной воде как толстые карпы лениво щипали его за пальцы. Додон нехотя щипал пирог, губатые морды брали еду прямо из рук. -- Добро ли почивалось? -- поприветствовал Мрак еще издали. Не хотел, чтобы царь от его грубого голоса подпрыгнул. На нем же и выместит испуг. Додон покосился в его сторону налитым кровью глазом: -- А, это ты... разбойник. -- И разбойник пригодился,-- сказал Мрак осторожно. Он остался на ногах, Додон отвернулся к воде. Круги медленно расползались по воде, такие же толстые и ленивые как карпы. Додон пошевелил пальцами, видно было как губастые рыбы тычутся в них мордами. -- Что ждешь? Благодарности? Уже поблагодарил... при народе. -- А теперь? -- спросил Мрак. -- Слушай, разбойник... Я знаю, что боги, потрудившись над героями, отдыхают на их детях. Потому нет во мне отваги Яфета, ярости Гога, мудрости Тараса, силы и стойкости отцов и дедов. Но у меня хватает понятия... гм... понять это. Потому я лишь делаю то, что в интересах царства и народа. А в его интересах, чтобы ты жил... пока что. Мрак смотрел исподлобья. -- А как же насчет кожу содрать с живого? -- напомнил он.-- Мне как-то без своей кожи будет холодно. В глазах Додона блеснула старая ненависть, но тут же погасла. Голос был голосом усталого человека: -- Как человек... я готов тебя разорвать на куски и сейчас. Но я -- царь! Я вижу, что ты сделал. Как царь, я должен тебя наградить. Не потому, что благодарен... правители благодарности не знают... а потому, чтобы все видели, что стараться для страны, в которой живешь, еще и выгодно. Мрак пожал плечами: -- Ну, народу можно не сообщать. Если бы не вмешалась Хозяйка... но это твоя тетка, не моя. С ней и разбирайся. Додон сказал с отвращением: -- Когда боги лезут в дела людей, всегда ломают дров. Думают, если сильнее, то и умнее... Человек слабость свою хитростью и умением восполняет! Дура, хоть и родная тетка... Но ты живи, раз уж так получилось. Полцарства, не знаю, воеводы будут против, но племянницу свою отдаю. Мрак ощутил как лицо опалило жаром. Прерывающимся голосом сказал: -- А мне больше ничего и не надо. Додон оглянулся с таким удивлением, что едва не вывихнул шею. Скривился, пощупал пальцами жилу: -- Да ну? -- Можешь верить,-- сказал Мрак, голос дрогнул.-- Вон даже Ховрах, говорят, сразу отказался от обещанной половины такого царства. -- То не царство такое, как ты говоришь, а Ховрах такой. Его все знают. Глава 27 Ночью он покрепче запер дверь, на всякий случай подпер поленом. В коридоре было тихо. Без шума вытащил камень в стене, обратился в волка, осторожно выскользнул в привычную темень, полную неподвижных запахов и стылого воздуха. Темный ход, как и прежде, вел вдоль комнат гостей, начальника стражи, старших дружинников, воевод. Мрак останавливался ненадолго, прислушивался. Камни притерты плотно, но запах как-то просачивается, и картинки спящих воинов, полураздетых девок, сопящих воевод настолько отчетливы, словно видит их в ярком солнечном свете. Даже еще отчетливее. Глаза дают картинку только спереди, а запахи показывают со всех сторон. Он шел в полной темноте, но запахи показывали куда поставить лапу, чтобы не хрустнули полуистлевшие кости, где свернуть и не удариться головой о выступ, где прижаться к стене, чтобы не идти по брюхо в ледяной воде. Знакомый запах услышал издалека, но еще раньше сердце за