Он чуть раздвинул в усмешке губы: -- Раз уж мы в Куявии. Когда он вернулся от ручья, мокрый и озябший, в хижине было тихо. Он вошел осторожно. Светлана лежала под ворохом шкур на ложе. Золотые ручьи ее волос как расплавленное золото в беспорядке текли по подушке. Лицо было бледным, глаза огромные и тревожные. Она подвинулась, давая ему место. Мрак вытащил из ножен длинный нож, криво усмехнулся: -- Положим начало новому обычаю? В ее глазах метнулся страх. Длинный узкий нож выглядел затаившимся зверем. Мрак осторожно опустил на ложе, разделив постель надвое. Светлана смотрела непонимающе: -- Зачем? -- Чтобы ты не сталкивала меня на пол,-- буркнул он. Она видела, что лесной человек так шутит, но все еще не верила: -- Ты... не тронешь меня... этой ночью? Мрак ответил почти грубо: -- Я мужчина, но не животное. Спи спокойно. Ее глаза стали еще больше. Она поглядывала то на страшный нож, от близкого присутствия уже пошел по телу холодок, то на этого странного человека. Мрак сбросил волчовку, осторожно лег на самый край ложа. Между ним и Светланой лежал острейший из ножей, но он не мог разрубить те запахи, которые шли от ее тела, ее волос, и сердце Мрака ныло от боли и нежности. Он слышал, что она затаила дыхание. Скосил глаза, царевна лежит недвижимо, лицо застыло, но в глазах остался страх. Она лежит в разбойничьей хижине, рядом мужчина, который пугает одним своим видом, а ведет себе еще более странно. Если бы набросился как зверь, это было бы понятно, все мужчины животные, но он лежит, такой громадный и могучий, смотрит в потолок. От него веет теплом как от печи, его руки похожи на бревна, а в волосах на груди могут играть в прятки мышата. Неужели в самом деле утерпит до того, как волхвы соединят их руки? Мрак лежал, сцепив зубы и сжав кулаки. Наступил самый страшный и тяжелый бой в его жизни. Бой с самим собой. И в то время как его воля слабела, мощь того Мрака, другого, росла, и пальцы уже начинали дергаться, поворачиваться в сторону такой нежной и застывшей в ужасе девушки. Только успокоить, прозвучало в него в мозгу. Только сказать ей, что бояться не надо. Пусть положит голову ему на грудь, расслабится, успокоится, заснет. А он всю ночь будет сторожить ее сон... Он страшно скрипнул зубами. Слышал как оборвалось дыхание Светланы, она сьежилась еще больше. Его пальцы коснулись холодного металла. Он заставил свою руку остановиться, затем с неимоверным усилием потащил ее обратно. Все это уловки насчет успокоить, приласкать, пусть заснет... Ежели коснется ее, то уже не сможет остановиться. И так темная волна крови бьет в голову, туманит мозг, а перед глазами встает красная пелена. Если же она положит голову ему на плечо, на грудь, то он пропал как Таргитай без песен. Нет, надо выдержать этот бой. Самый длительный бой в его жизни, ибо ночь только началась, а силы уже на исходе. А ночь, хоть и летняя, будет бесконечной. Глава 34 Надрожавшись, Светлана все же незаметно для себя заснула. Мрак страшился шелохнуться, лежал как горячая глыба, выброшенная вулканом. Ее ровное дыхание помогло держаться дальше. Не может же нарушить ее сон, испугать, увидеть отвращение в ее чистых глазах? Когда в щели стала разгораться светлая полоска, он чувствовал себя изможденным, будто всю ночь перетаскивал Рипейские горы на место Авзацких. Тело болело, ощущение было такое, словно по нему проскакал табун голов так тысяч в сто. А потом развернулся и проскакал обратно. И так всю ночь. Светлана во сне вздрагивала, легонько вскрикивала. Он трогал ее волосы, она сразу успокаивалась, спала тихо. Когда рассвело, он тихонько сполз с ложа, оделся, взял лук и стрелы. За ночь пыль улеглась, воздух был чист, умыт росой. Вдали блистали горы, чудовищно далекие, но в чистом по утру воздухе Мрак различал в дальних утесах каждый камешек, каждый куст. Из темных ущелий поднимались холодные струи, а вершины гор внезапно заблистали. -- Солнце,-- сказал Мрак с горечью.-- Ты видишь все... Что-то у меня идет не так. Подай знак, как поступить по-людски! Он побежал, прыгая с камня на камень, забирался в горы выше. Там ходят горные козлы, там воздух еще чище, и мысли становятся нечеловечески ясными, правильными. Недаром же всякие мудрецы взбираются на жилье как можно выше. Он бежал вниз по склону, на плечах была приятная тяжесть теплого горного барана. Дурень отбился в сторонку, показывая самостоятельность, молодой и неопытный, а значит -- сочный, нежный, не наростивший тугих жил, и Мрак попал стрелой в горло. Баран сделал прыжок и рухнув со скалы к ногам Мрака. Мрак перерезал горло молодому дурню раньше, чем всполошилось стадо. А старый опытный вожак, которому было видно все, лишь грозно топнул копытом. Глаза его были злые, остерегающие. Мрак развел ладони в стороны. Мол, я уже удовлетворен, больше не возьму. Тебе же лучше: на следующее лето этот дурак начал бы с тобой борьбу за власть над стадом. Чуть повеселев, он вскинул еще теплую тушу на плечи, помчался вниз. Когда из-за поворота вдали показалась хижина, он от неожиданности сбился с бега. В сторонке щипали траву двое новых коней, из щелей в крыше вился, несмотря на рань, синий дымок. Мрак заторопился, уже различил на одной лошади расшитую попону. Такие выбирал для своих коней Гонта, за что его поедом ела Медея... Когда он был в сотне шагов, Гонта вышел навстречу веселый, сияющий как кот, стащивший сома. Правда, Мрак заметил и тревожные складки на лбу. Гонта раскинул руки: -- Уже с добычей? Рано ты встаешь! -- Чтобы поспеть сюда в такой час,-- ответил Мрак,-- надо встать еще раньше. Пока обнимались и выбивали друг из друга пыль, в распахнутых дверях появилась Светлана, за ее спиной высился Ховрах. Он потолстел еще, пыхтел, а рот стал шире, чем у Хрюнди. Гонта отстранился, счастливо смотрел в лицо Мрака: -- Боги!.. Ты все-таки добился своего. -- Все еще не веришь? -- спросил Мрак. -- Не верю,-- признался Гонта.-- Царская дочь в жалкой хижине? -- Я тоже не верю,-- ответил Мрак. Голос его был серьезным, и Гонта тоже посерьезнел, оглянулся на Светлану. Она стояла в дверном проеме, наблюдала за ними с задорной улыбкой. -- По ее виду,-- сказал Гонта осторожно,-- я бы сказал, что она счастлива. Мрак отвел глаза: -- Сейчас разделаем барана, перекусим... Расскажешь, что заставило тебя покинуть Медею так внезапно. -- Почему ты решил, что я близок с Медеей? -- ощетинился Гонта. -- Да уж слишком грызлись,-- буркнул Мрак.-- Как будто видели, что боги вас сводят, потому упирались и кусались вовсю. Гонта не ответил, но пока разделывали барана и насаживали кусочки мяса на прутья, посматривал на Мрака удивленно и настороженно. Ховрах принял самое деятельное участие, постепенно вовсе отстранил обоих от священного обряда приготовления жареной печенки. Светлана принесла воды и поставила котел на огонь. Гонта отвел Мрака в сторону: -- С милой и в шалаше найдешь небеса... Но я прискакал сюда, загоняя коней, сообщить о подвижке войск на кордоне с Артанией. Да и с гор начали опускаться странные люди, грабят. Все пользуются, что Додон слаб, хитроумный Голик погиб, Светлана уехала за тобой... она тоже умела править. Теперь в стране беспорядки. -- А я при чем? -- Ты смог бы... -- Нет,-- отрезал Мрак.-- Я не люблю тесные детинцы с их душными запахами. Я ненавижу ложь, притворство... -- Мрак,-- перебил Гонта,-- Мрак! Опомнись. Ты говоришь как ребенок. Люблю или не люблю -- это по-детски. Взрослый человек это уже другой человек. Он постоянно приносит свои желания в жертву. Соседям, друзьям, детям, родителям... женщинам. Я не говорю уж о долге чести, который превыше всего. -- Ну-ну,-- поторопил Мрак. -- Не догадываешься? -- Догадываюсь. Но скажи ты. Небось, всю дорогу готовился. -- Готовился,-- признался Гонта,-- но все слова вылетели, когда тебя увидел. Я думал, застану счастливчика, который упивается любовью! А когда тебя увидел, то сперва решил, что с гор спускается грозовая туча. От костра донеся счастливый смех на два голоса. Ховрах показывал Светлане как готовить баранину на плоских камнях, Светлана качала головой, продолжала нанизывать мясо на прутики. -- Все счастливы,-- улыбнулся Мрак, но уголки губ опустились.-- что ты хочешь? -- Того же,-- ответил Гонта,-- что и ты. Пора возвращаться, Мрак. Мрак смотрел исподлобья. Гонта выдержал взгляд странного друга, хотя по спине побежали мурашки. Глаза были цвета старой дубовой коры, а зрачки казались бездонными колодцами. Если смотреть в глаза -- смотреть в душу, то не потому ли многие выглядят мелкими душонками? -- После обеда,-- ответил Мрак. Гонта переспросил осторожненько, еще не веря в столь легкую победу: -- Выезжаем? -- Да.-- прорычал Мрак.-- Да пошел он... этот долг! Сам знаю. Убить бы того, кто заронил это в человека. Вон звери не ведают никакого долга. Просто счастливы. -- Ты замахиваешься на бога,-- напомнил Гонта опасливо. Мрак странно посмотрел на друга, неожиданно улыбнулся: -- Иного бога и выпороть бы... Его улыбка была внезапной, как выглянувшее солнце в разрыве грозовой тучи. И такой же яркой. Гонта не понял странного замечания, повторил на всякий случай: -- Съедим этого барашка... Какого упитанного подстрелил! Наверно, случайно... и отправимся в обратный путь. Там уже смута во всю. -- Обрадовал,-- буркнул Мрак. Обед получился скомканным, торопились уехать все. Едва ли не больше других -- Мрак. Дольше всех собиралась Светлана, и ничего нельзя было прочесть на чистом как заморский мрамор лице царской дочери. Мрак хотел поджечь хижину. Мол, как знак, что не вернется, но Гонта перехватил руку с пылающей головней: -- Не надо. Подумай о дровосеках, случайных путниках... -- Я знаю, кого ты так называешь,-- ответил Мрак, но головню бросил обратно в костер, залил водой. -- Я говорю то,-- обиделся Гонта,-- что говорю! -- Ты свои воровские хижины не сжег,-- сказал Мрак насмешливо.-- Верно?.. Надо будет капнуть Медее. Отдохнувшие кони шли весело, бодро. За десяток верст до города Ховрах вырвался вперед, гикнул, помчался лихим наметом. Мрак посмотрел вслед, покосился на Светлану: -- Торжественную встречу устроит! Светлана мило улыбнулась: -- Разве это так важно? Я за мужем, как нитка за иголкой. Гонта все еще посматривал на них удивленно. Царская дочь безмятежна и невозмутима. На губах приветливая улыбка, лицо спокойное, умиротворенное. Так же держалась во дворце, так же в хижине дровосека. Сейчас сидит на коне с тем же спокойным выражением лица. Как будто ее жизнь не меняется так круто, что голова кружится! Кони взбежали на пригорок, Гонта захохотал. Распахнулся вид на стольный град, где из распахнутых ворот, давя друг друга, выливались разноцветные толпы. Пугая людей, на рысях выехали всадники, перешли в галоп. Был пир, шумный и бестолковый, Мрак поднимал турий рог, принимал поздравления, кланялся, а когда показалось удобным встать из-за стола, вышел, пробрался в комнату Ховраха. Из-за двери иногда слышались пьяные вопли, удалые крики, песни, нестройные пляски. Он с наслаждением ощутил как обострились его чувства, мир запахов стал реальным, и Мрак увидел зримо и отчетливо что творится за дверью, в длинном коридоре и даже поверхом ниже, где запахи стояли как вода в болоте -- тяжелые и недвижимые. Чувствуя себя увереннее на четырех лапах, он скользнул в тайный ход и помчался длинными прыжками. Мышцы обрели прежнюю звериную мощь, он чувствовал как под шкурой переливается ярая сила. Нужды не было перекидываться вот так в волка, он не сразу понял, зачем это сделал, а когда понял, распахнул пасть в беззвучной волчьей усмешке. Во дворце все чересчур мертвенно, душно, лживо, а здесь как бы сбрасываешь с человечьей личиной и человечью ложь, притворство. Не потому ли и Гонта ушел в разбойники? Кто отводит душу, бегая по подземным ходам, кто в темном лесу грабит торговцев! Внезапно по телу прошла щемяще сладкая волна. Мрак замедлил бег еще до того, как понял причину. Ноздри раздулись, затрепетали. Он припал к едва заметной щели, каменные глыбы почти слиплись, но аромат ее кожи, ее волос проникал, казалось, даже через толщу камня. Мрак некоторое время стоял, закрыв глаза, осязал ее запахи. А затем услышал мужской голос, в котором узнал сладкоголосого певца. Он хотел уйти, не по-мужски слушать разговоры своей невесты, почти уже жены, вообще подслушивать нехорошо, но Иваш в этот момент как раз спросил: -- А как же наша любовь? И ее негромкий голос: -- Ты же знаешь... Я люблю тебя, но Мрак так много сделал для царства, для мира... и для меня, что просто подло ничего не дать взамен! -- И ты решила пожертвовать собой? -- Если он ничего другого не приемлет? Разве я однажды не пошла жертвой богу войны, только бы жила моя страна? Так и теперь... -- Но сейчас нет такой нужды. Волк исчез, противники разогнаны, твой дядя снова правит уверенно. -- А как я должна себя чувствовать? Мы обманом использовали героя, затем выгоняем? Это подло. И к тому же любое царство, где воцаряется несправедливость, быстро рушится. Его голос был полон боли: -- Моя любимая... Она живо запротестовала: -- Этот Мрак лишь внешне дик, а сердцем добр. Ты видел как он носится с толстой безобразной жабой? Я стану ему верной и послушной женой. Буду исполнять все его желания, он ничего не заметит. Она что-то говорила еще, но черное облако опустилось на Мрака. В голове послышался звон. Он ощутил слабость, лапы ослабели, брюхо оказалось на полу. Морда уперлась в грубо отесанную стену. Он был прав, когда в черной тоске ехал из города, держа направление на северо-запад, где был его Лес. И где еще оставались невры... Возможно, остались. Он всегда хотел умереть в дороге. Она поступила благородно, принося себя в жертву, но богат тот, кто дает, а не тот, кто берет... Она дала себя, а он принял. Но если в первый раз принял по невежеству, то теперь знает страшную и отвратительную правду! В каморку Ховраха пролез, почти не помня себя. Перед глазами было черно. Больше всего на свете хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами сейчас, когда еще снег выпадет! И чтобы поглотила его без остатка. В малом зале пир был в разгаре. Пьяные гости пели, орали, хвастались и дрались, иные уже сползли под столы. Отроки вносили блюда беспрерывно, в зале стоял тяжелый дух жареного мяса, пота, ароматных смол и нечистого воздуха. Додон увидел Мрака, помахал рукой. Мрак слепо брел мимо. Додон протянул руку, ухватил за край одежды, силой усадил рядом: -- Пей! Это великий день. Все пьют в твою честь, герой. -- Умереть...-- прошептал Мрак,-- умереть бы... Додон вскинул брови, засмеялся замедленно, но глаза оставались острыми: -- Умереть? Это ты в самую точку. Стране герои не нужны. -- Не нужны? -- не понял Мрак.-- О чем ты, царь? -- Живые не нужны,-- поправился Додон.-- Мертвые -- да, мертвые просто необходимы. Как вот те кости, что ты встречал. В жизни со Льданом никто не ладил, а когда погиб... а по правде говоря, его убили в спину, так с героями чаще всего, то у него сразу нашлись и друзья, и почитатели. А цари, которые и на порог не пускали, теперь дерутся за честь иметь его могилу на своей земле! Мрак прорычал в недоумении: -- Ну почему? -- Ты в самом деле, из Леса. Это ж так просто! Мертвый герой не спорит. Я могу выставить его защитником каких угодно интересов. Каких угодно мне. А живой, знаешь, куда бы послал? А то и сам бы отвел. На веревке. -- Но почему? Почему не нужен живой? -- Герои... гм... в них слишком много крови богов. А значит -- слишком мало скотства. Волхвы говорят, что мы лишь по пояса люди, а ниже -- скоты. Но это говорится в утешение народу. На самом деле человек почти весь скот. От пяток до кончиков ушей. В нем лишь несколько капель крови богов, да и те затерялись... Словом, люди-то понимают, что хотят герои и что делают, восхищаются ими, но сами так жить не могут да и не хотят. Герои хороши, когда бродят по украинам земли и бьют чудищ, но если такой герой стал бы правителем... -- Ну-ну! -- То народ бы наплакался кровавыми слезами. Герой заставлял бы всех жить так же чисто и светло, как живет он сам, а кто так сможет... долго? Да, любой человек в какую-то минуту способен с голыми руками кинуться на врага, спасти из горящего дома ребенка, броситься на меч, отдать последний кусок хлеба погорельцу... Но потом нам надо вываляться в навозе, излиться в скотстве, лгать, блудить, жрать и... В этом вся жизнь простого человека. А мы все -- простые. Все еще не понимаешь? Мрак сидел с опущенной головой. В нем было столько отчаяния, что Додон ощутил почти жалость. -- Герои нужны этому миру,-- сказал он утешающе.-- Как и чудовища. Но и тех и других должно быть мало. И должны они быть... вдалеке. Мрак промычал неразборчиво, голова его все еще была опущена: -- Понял, царь. Я ухожу. Додон вытаращил глаза. В пьяном застолье чего не скажешь, даже правду можно молвить, все одно не поймут, но у этого человека, похоже, слова с делом не расходятся. Самые опасные люди. Такие в самом деле должны быть подальше от стольного града. Глава 35 Он мчался по степи, спеша уйти из подлой страны Куявии, когда услышал стон. Быстро огляделся. Среди голой земли увидел в сотне шагов густые кусты. Конь пошел шагом, тревожно прядал ушами. Мрак вскоре учуял запах свежей крови. За три шага от кустов заметил примятую траву, капли крови на листьях. Ветви были обломаны, под ними крови было больше. Конь осторожно раздвинул кусты, двигался тихо, принюхивался как гончий пес, фыркал. Запах крови стал сильнее, теперь Мрак шел по нему безошибочно. Кто-то прополз, то пригибая ветви, то проползая под ними, крови тянулись уже не капли, а целая струйка. На крохотной полянке в луже крови лежал вниз лицом человек. В спине зияла широкая рана, откуда еще слабо сочилась кровь. Видимо, пытался заползти под ветки, но силы покинули. Мрак озабоченно покачал головой. Человек, если не умер, то сейчас умирает. Столько крови потерять, и то чудо, что заполз так далеко. Человек слабо застонал. Мрак спрыгнул с коня, перевернул на спину. Грудь незнакомца была широка, в пластинах мышц. Лицо мужественное, красивое, молодое. Веки затрепетали, на Мрака взглянули синие как небо глаза. Губы уже начали синеть, но Мрак расслышал шепот: -- Кто бы ты не был... -- Говори,-- сказал Мрак угрюмо.-- Что смогу, то сделаю. Он приподнял голову умирающему, приложил к губам баклажку с водой. Тот даже не пытался пить, прошептал: -- Если будешь проезжать... через... Сосновицу... -- Я через нее еду,-- заверил Мрак,-- Но даже не ехал бы, то все равно бы заехал. Что передать? И кому? Красиво очерченные губы незнакомца дрогнули в слабой улыбке: -- Ты все понимаешь... -- Что тут не понять,-- сказал Мрак, все еще хмурясь.-- Все там будем. Даже те, кто не носит меча. Ну, а мы, люди с мечами и топорами, будем там раньше других. Незнакомец показал глазами в сторону: -- Их было двенадцать... Я был только со своим другом Бенаки. Но я их всех... один. И в конце, когда дрался с последним, Бенаки ударил кинжалом в спину. Мрак кивнул: -- Я слышал, героев убивают только в спину. -- Спаси... бо... Они унесли своих убитых, а меня бросили... Думали, мертв. -- Но герои не умирают,-- молвил Мрак,-- не сказав последних слов мудрости. Говори, я все сделаю. Незнакомец слабо улыбнулся: -- Герои -- да. Но я простой витязь на заставе богатырской. И просьба у меня простая... В Сосновице отыщи моего брата. Зовут его Рамейко. Он выше меня ростом, в плечах шире, а сила в нем непомерная. Пусть отомстит... за меня, своего брата Зарембу. -- Сделаю,-- пообещал Мрак.-- Что еще? Умирающий слабо шевельнул рукой. На безымянном пальце блеснул перстень. В золотое колечко был вставлен зеленый камешек. -- Предай моей... невесте Милене,-- шепнули замирающие губы.-- Теперь свободна... В кармашке узорный платок... Ее подарок. Верни... Губы двигались все медленнее, наконец застыли. Глаза невидяще смотрели в небо. Мрак провел ладонью по лицу, надвигая веки, вздохнул. Кусты отчаянно цеплялись за землю, поднимали целые пласты. Мрак взмок, но вытащил куст, чьи корни уходили глубоко. Яма получилась знатная. Герой Заремба поместился весь, не пришлось даже скрючиваться. Могилу Мрак завалил тяжелыми камнями. Конь уже объел ближайшие кустарники, отодвигался все дальше. Вечерело, когда Мрак въехал в Сосновец. Мальчишки показали дорогу к корчме, Мрак повернул коня, вскоре на перекрестке дорог появилось высокое здание. От него на версту несло пивом и брагой, а веселые вопли расслышал за сотни саженей. Мальчишка принял коня, Мрак отряхнул одежду и сапоги от пыли, толкнул дверь. Навстречу пахнули привычные ароматы наскоро приготовленной еды, пива, браги, кваса, а запах пота был силен, ибо очаг полыхал во всю, воздух был горячим и тяжелым. Мрак подошел к ближайшему столу. Там играли в кости. Один, на миг оторвавшись от игры, радушным жестом указал на лавку рядом. -- Благодарствую,-- ответил Мрак,-- но я поездом и спешу. Мне надо только передать весточку... Где живет ваш богатырь Рамейко? Мужик почесал в затылке, а другой, более быстрый, ответил за друга: -- Это восьмой дом от дороги... только не от этой, а от старой, теперь ее не видно, затоптали. Там еще мельница была, ее снесли лет пять тому. Так вот от мельницы свернешь налево, а второй дом и будет его хата. -- Благодарю,-- пробормотал Мрак, подозрительно меряя игрока взглядом. Он не всегда понимал больно мудреные шутки, а тут, похоже, над ним шутили.-- Я найду. Он повернулся уходить, когда первый окликнул: -- Постой! А может быть, прямо у Рамейки и спросишь, где его хата? Вон сидит он сам! Ближе к очагу сидел огромный человек. Его плечи были настолько широкие и тяжелые как скалы, что Мрак сразу понял, почему его назвали Рамейкой. У него не плечи, а рамена, плечи богатыря, плечи велета. Да и сам он, даже сидя, возвышался над другими сидящими, словно оставался на ногах. Перед богатырем стоял кувшин, а два пустых лежали под столом. Мрак обошел стол, Рамейко лениво поднял на него взор, затем так же лениво взял кружку, что сразу утонула в огромной ладони, залпом выпил. Лицо будто высечено из скалы, грубое, мужественное, только под глазами висели мешки, похожие на старую сеть для ловли рыбы, а щеки чуть обвисли. -- Рамейка,-- сказал Мрак, он не стал садиться, чувствовал ком в горле.-- Твой брат... Твой брат Заремба погиб. Рамейка поднял на него мутный взор, в круглых хищных глазах появилось трезвое выражение: -- Заремба?.. -- Да. -- Я нашел его умирающим. Рамейка покачал головой, ухватил кувшин: -- Пить будешь? -- Нет,-- ответил Мрак озадаченно.-- Я на коне. Ты знаешь, кто убил твоего брата? -- Кто? -- Не артаны, тех он побил. В спину ударил Бенаки, его бывший друг. Рамейка покачал головой, в глазах была печаль. Голос стал глуше: -- Какого беса он дружил с этим Бенаки? Издали ж видно было, что дерьмо. Вот и додружился. -- Да,-- повторил Мрак, не понимая, что сейчас будет.-- Ударил в спину. Рамейка выудил из за пояса калиточку, высыпал на стол горсточку серебряных монет. Взревел зычно: -- Хозяин! Еще пива и бражки!.. Нет, подай лучше вина. У меня брата убили, всех зову на проводы удалой его души. Из-за столов с готовностью начали пересаживаться к нему гуляки. Даже игроки, завидя горстку серебра, поспешно оставили кости, со своим столом придвинулись к горюющему брату. Мрак, сбитый с толку, попятился, затем пожал плечами, пошел к выходу. Холодный воздух вечера освежил лицо, в душном помещении даже взопрел малость, в голове мысли пошли яснее. Если брат только и может, что напиться, то надо передать перстень невесте Зарембы и поскорее ехать дальше, чтобы не видеть девичьих слез, не слышать горестного крика, не видеть бледного лица, из которого разом уйдет кровь, а глаза станут полными боли и муки. Хатку, где жила Милена, он отыскал быстро, но девушки дома не оказалось. Парубки и подпарубки, что в поздний час стайками бродили по улице, указали в сторону околицы. Мрак, оставив коня на постоялом дворе, шел, пока не кончились дома. Луна светила слабо, часто пряталась за облаками. Он видел шепчущиеся парочки, до слуха доносились звуки поцелуев, жаркие вздохи, стыдливые смешки. Уже вблизи леса, когда хотел было возвращаться, заметил на поваленном бревне обнявшуюся парочку. Они сидели спиной к нему, молодой парень обнимал за плечи девушку, ее коса уже была расплетена, а второй руки парня Мрак не увидел. Судя по тому, как хихикали и дергались, парень пытался засунуть руку ей за пазуху поглубже, а девушка со смехом противилась, выгибалась, но все же позволяла медленно продвигаться все дальше и дальше. Мрак, нарочито топая, подошел ближе. Когда с неудовольствием оглянулись, сказал грубо, скрывая неловкость: -- Ребята, я ищу Милену. Кто-нибудь ее видел? Парень посмотрел на девушку. Та с независимым видом пожала плечами: -- Меня зовут Милена. А что? Мрак не поверил: -- Ты? Должна быть еще одна Милена. Невеста Зарембы. -- Это я его невеста,-- сказала девушка.-- А Заремба сейчас в поле. Он на заставе. Мрак ощутил как тяжелый ком в груди начал превращаться в горячий слиток металла. Стало тяжело и жарко. Он выдохнул с трудом: -- Уже... под заставой. Я сам похоронил его. -- Ты его убил? -- спросила девушка. Она перевела взгляд на своего парня. Тот пожал плечами, на Мрака смотрел с недоумением. Мрак вытащил перстень: -- Он велел передать. Сказал, что теперь свободна. Парень при виде простого перстенька пренебрежительно фыркнул. Мрак перевел взор на пальцы девушки, где уже сверкали в слабом свете луны два колечка вдвое шире. И камушки там были крупнее. Милена небрежно опустила перстенек в кармашек на боку, пожала плечами: -- Невесте человека, который полжизни проводит в поле богатырском, надо быть предусмотрительной. Парень посоветовал: -- Да ты одень. Два подарил я, один он, будет три. Мрак отступил на шаг, горячая тяжесть стала огненной, пекла грудь изнутри. Тяжелая волна крови ударила в голову. Руки сами метнулись за рукоятью палицы. Ладони затрепетали от счастья, привычно ощутив ее недобрую тяжесть. Лунный свет мертво и страшно отразился на шипах. Он представил как с одного удара сплющит тело, как во все стороны брызнет кровь, будто со всего маха ударил по луже, на душе стало легче. Парень и девушка застыли. Глаза вылезали из орбит, но что остановило Мрака в смертельном замахе, так это не страх, а непонимание на их лицах. И он вдруг усомнился, прав ли. Или так и принято в Куявии? Руки ослабели. Он отступил на дрожащих ногах, сунул палицу в петлю, вытер мокрый лоб, весь в крупных градинах пота, отвернулся. -- Эк его,-- услышал он за спиной дрожащий голос девушки.-- Видать, тоже с застав... Порченый. -- Им тяжко,-- сказал голос парня.-- Потому все злые. Мрак повернулся, уходил, сгорбившись и волоча ноги. Услышал как в спину крикнул парень: -- Ежели переночевать или что... заходи в дом, что у колодца! Скажешь, Бенаки прислал. Но Мрак уже уходил. В голове толклась тоскливая мысль: как просто было, когда мир спасали! Как просто.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  Глава 36 В этом году лето выдалось длинное, осень тянулась и тянулась, хотя уже пора выпасть снегу, загулять метелям. Старики вспоминали, что такое случилось восемьдесят лет тому, когда сама природа пожалела бегущих из плена ратников Буслая Белое Крыло... Разве что дни стали короче, но великий пир продолжался и ночами при свете факелов. Необходимый пир, ибо с воеводами лучше всего вести речь за обильно уставленным столом, как и со своевольными князьками, вождями племен, вожаками вольных дружин, главарями наемных отрядов. Когда Мрак сел на коня и молча уехал, Светлана поздно вечером прибежала к Додону. Тот сидел на постели пьяный как Ховрах, слуги раздевали его, а царь капризно лягался, орал, что ему то прищемили волосы, то больно стригут ногти. -- Дядя, -- сказала Светлана просительно. В ее чистых глазах были стыд и решимость. -- Дядя... Я знаю, ты все равно можешь меня слушать и понимать. -- У меня голова трещит, -- пожаловался Додон. -- У тебя будет трещать завтра, -- уличила Светлана, -- а сейчас ты просто прикидываешься! Дядя, наконец-то в царстве мир, на кордонах нет войн. Давно не было ни засухи, ни наводнений. Почему сейчас не можем просто жить счастливо? -- Счастливо, -- протянул Додон насмешливо, по глазам племянницы понял, что выдал себя, нехотя сел на ложе, жестом выгнал всех из покоев. -- Я уже сколько прожил, а еще не знаю, что это. У простолюдинов бывают хоть счастливые дни... в общем-то несчастной жизни, а у царской крови и того нет. По-твоему, жить счастливо -- это выдать тебя за Иваша? Она выпрямилась. Синие глаза смотрели прямо: -- Да! Он покачал головой: -- Ты -- царская кровь. А мы под прицелом тысяч глаз. А это то же самое, что тысячи стрел на туго натянутых луках. О нас говорят в народе, обсуждают каждое слово, каждый шаг. Если отвергли Мрака, то этот твой дудун должен быть не хлипше. Иначе нас засмеют, а от смеха над царем всего шажок до того, чтобы выволочь за бороду из терема! Да и тебя за дурость приставят разве что гусей пасти. Коров или овец не доверят. Чего будет стоить твое счастье? Она отшатнулась. В глазах появилось подозрение: -- Дядя!.. Неужто и ему хочешь что-то поручить такое... такое... что под силу было только Мраку? -- А то и труднее,-- кивнул царь. Добавил предостерегающе.-- Тысячи стрел! Все сорвутся с тетив, если народ увидит, что твой Иваш уступает Мраку. Что людям до того, каков он дудун? Песнями не оборонишь, не накормишь. Людям нужен защитник. После долгого молчания она спросила подавленно: -- И что ему хочешь поручить? -- Да что-нибудь громкое, известное. На чем можно за один раз бессмертную славу заполучить. Чтоб второй раз уже с печи не слезать. Так и дудеть оттедова. Ее глаза обшаривали его лицо: -- Ты уже придумал? Или Кажан подсказал? -- Нет, Кажан за твоего Иваша. Да это и понятно. С Ивашом никаких хлопот. Я сам придумал. Только и того, что молодильные яблоки и жар-птицу добыть. А царевну заморскую я не восхотел, так и объявим. Мол, твой Иваш готов был привезти, но у меня ты и так всем чудам на зависть. Она сказала возмущенно: -- Но ведь молодильные яблоки и жар-птица... это два удалых дела! -- Можно за раз,-- успокоил он,-- это примерно в одних краях... Где-то в жарких странах, куда наших уток уносит на зиму нелегкая. И гусей тоже. -- В вирий? Он поморщился: -- Да какой вирий... Что ты веришь в нянькины сказки? Боги бы от гусиного гогота оглохли! Туда ж не только из Куявии, но из Артании и, наверное, даже из Славии всякое пернатое норовило бы втиснуться. Боги бы озверели от их стрекота, кряканья, свиста. А перьев бы нападало сколько?.. Да если бы только перьев! На самом деле все стаи летят мимо вирия. Волхвы говорят, в тех дальних краях зимы не бывает вовсе. Брешут наверняка, такого быть не может, но все ж там, видать, зима потеплее. Или корму зимой больше. Торчат же порою и у нас из-под снега ягоды на кустах? Словом, в тех теплых землях пусть и поищет жар-птицу. Уважение, солнце мое, завоевывать надо! Власть на почтении держится. Простой люд должон видеть, что царь больше них видал, в разных краях бывал, не спился не... гм... а вернулся с добычей. Перед таким шапку ломают: мол, царствует по праву. Светлана ушла в слезах. Иваш брел, повесив голову, когда кусты впереди раздвинулись. Показалась голова огромного черного волка. Он смотрел на Иваша пугающе желтыми глазами. Пасть не раскрывал, но Иваш в смертной тоске сразу понял какие у него клыки, и как хищно сомкнуться на его горле. Пальцы задрожали, когда он представил как ухватится ими за рукоять меча, потянет на себя, выхватит... Но волк будет на нем раньше, чем рукоять меча окажется в ладони! -- Вот и все... -- сказал он обреченно. -- Недалеко же я ушел! Волк посмотрел жутким взором, попятился, исчез за кустами. Ветви сомкнулись. Иваш наконец нащупал обереги. Руки тряслись, зубы выбивали дробь. -- Боги,-- прошептал он.-- Какие только страсти не водятся в лесу! А чем дальше, тем страшнее... Он прошел еще с сотню шагов, когда в сторонке услышал тяжелые шаги. Вдали за деревьями мелькнула человеческая фигура. Высокий лохматый мужчина с черными как воронье крыло волосами приближался в его сторону. Иваш ощутил несказанное облегчение. Пусть даже разбойник, но все же не волк! -- Эй,-- закричал он.-- Эй, добрый человек! Кто бы ты ни был, раздели со мной хлеб-соль! Мужчина неспешно приблизился, окинул его хмурым взором. Было в его массивной фигуре нечто волчье, хотя близко посаженные глаза были не желтыми, а темно-коричневыми, но в движениях оставалась настороженность и недобрая хищность. Он вышел на свет, Иваш вздрогнул. Это и был Мрак, которому предназначили в жены его Светлану! Мрак смотрел исподлобья. На плече пыжилась крупная жаба и тоже смотрела исподлобья и с отвращением, как на несьедобного жука. Ее лапы с перепонками крепко вцепились в воловку, но вид у нее был такой, что вот-вот кинется и разорвет на части. Холод смерти сковал его тело. Он дрожал, смотрел обреченно в страшное лицо, темное от ярости. -- Кто такой? -- прорычал Мрак.-- А, Иваш... Как забрел в такой одежке в темный лес? Иваш оглядел свой пышный наряд, теперь изорванный и перепачканный: -- Это долго сказывать... Позволь угостить тебя, чем боги послали. Дивясь своей смелости, он развязал котомку, выложил на чистую скатерку всю снедь, собранную в дорогу Светланой. Мрак смотрел неодобрительно и насмешливо. На миг в его глазах злость вспыхнула ярче, а ноздри дернулись, будто уловил не тот запах от снеди. Иваш разломил ковригу, протянул большую половину человеку, так разительно смахивающему на волка: -- Отведай. Это с царского стола. Вот еще гуси, откормленные орехами. Мед, пироги... А забрел я не по своей воле. Послан добыть для царя Додона молодильные яблоки. -- Молодильные яблоки? -- переспросил Мрак с недоумением, и уже без прежнего сдавленного придыхания,-- Гм... Почему все за яблоками, а не, скажем, хоть один за грушами?.. Для меня так груши слаще... Горакл за теми же молодильными яблоками, Панас, Роговой Медведко... Из-за яблока передрались три богини... Из-за яблока одну бабу взашей поперли из вирия... И мужика с нею заодно. Правда, волхвы говорят, что ежели жрякать хоть одно яблоко в день -- то лекарей знать не будешь. Все они -- целебные. Иваш ужаснулся: -- Откуда все это знаешь? -- Был у меня друг один... Все книги читал! На то и волхв. Бывало, даже вслух, чтобы постращать, на ночь глядя... А совсем уж жалостливо о том, как бог увидел, что двое жрут яблоки с его любимого дерева. Хоть оба по его образу и подобию, значит -- и повадки те же, а не внял, осерчал да как заорет: а, чтоб вы, проглоты, подавились!.. Так яблоки и застряли у ворюг... У мужика -- одно маленькое прямо в глотке, ну а баба, знамо дело, хайло огромное, два смолотила да покрупнее... Так с тех пор и зовутся: его -- адамово яблоко, а ее два -- яблоки Евы... Иваш невольно потрогал кадык, за которым живет душа, почему в народе задушевных друзей зовут закадычными: -- Для простого человека ты слишком много знаешь. У нас и волхвы о таком не ведают. -- Я ж говорил,-- буркнул Мрак,-- был у меня грамотный друг. -- Что с ним теперь? -- рискнул полюбопытствовать Иваш. Мрак с печалью и безнадежностью махнул рукой. Иваш не рискнул больше спрашивать, в жизни не все идет гладко. Было бы гладко, он и сам лежал бы на печи и дудел на дуде. А Светлана подносила бы ему калачи. -- Здесь мне и сгинуть,-- сказал Иваш просто.-- Я ведь призванный богами певец, а не богатырь. Как я добуду те яблоки? Сгину на чужой сторонке. А там Светлана без меня зачахнет и помрет. Ее только мои песни и утешали... Человек со злым лицом смотрел враждебно, но потом черты его лица смягчились. Видно как в нем происходила непонятная Ивашу борьба. Затем он сказал внезапно: -- Пойдем! Я помогу добыть эти яблоки. Иваш вытаращил глаза: -- Ты? -- А почему нет? Аль тебе и без сопливых вроде меня скользко? Иваш замялся: -- Да нет... Но странно как-то. А что ты хочешь взамен? -- Ничо. Иваш ответил уже увереннее: -- Так не бывает. Все чего-то хотят. Никто никому ничего задурно не делает. Разве не так? -- Ну, вообще-то верно,-- усмехнулся Мрак. Ты меня зови Серым Волком. А помогу потому, что... скажем, у меня обет такой. Воля богов. Плату за помощь получу не от тебя. В другом месте и... другими монетами. -- А,-- сказал Иваш понимающе,-- тогда другое дело. Ежели это воля богов, тогда мне все ясно. Наконец-то! На этот раз удивился Мрак: -- Что ясно? -- Мои божественные песни наконец-то оценили! Сами боги их слушают. И жаждут слушать еще. Потому и прислали тебя на помощь. А что ты можешь? -- Перекидываться в волка,-- ответил Мрак. Поглядел на замершего в страхе певца, усмехнулся жутко, показал острые зубы.-- Да ты не трусь... А то портки придется менять часто. Чем смогу, тем помогу. Невелика помощь, но все же лучше, чем ничего. -- Эт вер-р-но,-- пролепетал Иваш. Перевел дыхание, со страхом и надеждой оглядел стоящего перед ним посланца богов. Высок, крепок, звероват в меру, чудовищно силен. Если может перекидываться в волка, то в лесу его не догнать и на коне... -- Я поеду на тебе? -- Лучше на коне,-- поморщился Мрак.-- Ты мне всю шерсть вытрешь своей пухлой задницей. Да и плох я буду как помощник.. если придется драться, а за этим не заржавеет. Драться придется тебе, а я буду пока набираться сил, высунув язык. Иваш содрогнулся: -- И долго тебе набираться? -- А чо? Богатыри по трое суток бьются, по ноздри друг друга в землю вбивают. А потом спят неделями, пока горячая слеза не долбанет как дятел в темечко. Я отосплюсь денька два, а ты пока помахаешься с чудами-юдами. Мономахом побудешь. -- Лучше полимахом,-- сказал Иваш быстро. Он зябко передернул плечами.-- Согласен, я поеду на коне. Или пойду. Ты беги впереди, но утруждайся не шибко. Чуть пристанешь, ляг отдохни. -- И еще,-- предупредил Мрак строго,-- следи, чтобы моя Хрюндя не потерялась! Ежели с нею что случится, не быть тебе живу! -- Да я...-- пролепетал Иваш в страхе,-- да мне... Мрак не слушал, отступил на шаг, сказал звучно: -- Тогда -- в дорогу! Он пал на землю, Иваш от неожиданности отпрянул. Вместо лохматого и злого охотника поднялся и отряхнулся огромный черный волк. Он жутко повел в сторону Иваша близко посаженными глазами, потом с вожделением перевел хищный взор на горло белоснежного коня. Конь взвизгнул, пытался попяться, но повод был наброшен на сук. Волк качнул головой, Ивашу почудилось приглашение, скакнул вперед и побежал неспешной трусцой. В сотне шагов впереди остановился, оглянулся. Иваш, бормоча белыми губами заклятия, собрал оставшиеся вещи Мрака в мешок, кое-как затолкал туда жабу, вздрагивая и покрываясь холодным потом, ибо жаба ворчала и смотрела на него недобрым взором. Кусты шелестнули, волк исчез. Иваш кое-как вскарабкался на коня. Тот дрожал, сразу взмок, покрылся пеной. Волк показа