евны! -- Понял,-- произнес Гонта пораженно.-- Почему раньше не догадались? Медея, ты хоть и красивая, но и не самая последняя дура... Я хотел сказать, что наверняка есть еще дурнее. Мрак, Светлана в самом деле... ну, ты же знаешь, что Светлана всегда... Медея не спускала с него тяжелого как гора взора, и язык бывшего вожака разбойников почему-то двигался, будто к нему подвесили тяжелые гири. Мрак ощутил, что должен заговорить, иначе Гонте придется совсем плохо: -- Светлана заслужила все самое лучшее... или хотя бы то, что хочет. Какие новости из детинца? Он видел как они переглянулись. Медея поджала губы, а Гонта пробормотал, отводя глаза: -- Новости? Да какие новости... Светлана выглядит хорошо. Так говорят! Последние слова он добавил чересчур поспешно, а от Медеи даже отодвинулся, будто увидел в ее руке нож. А Медея, поморщившись, однако сама сказала с усилием: -- Светлана и должна выглядеть хорошо... Там столько волхвов-лекарей следят за каждым ее шагом, а повара -- за каждым блюдом! Но Светлана сама по себе... Светлана.. Светлана.. И повела речь, умело вкрапляя Ее божественное имя. Мрак все не мог уйти из этого мира, слышал, оставался, а Гонта со своей стороны вставлял по словечку, хотя ему почему-то трудно было говорить о Светлане, и теперь уже этот мир налился красками, запахами, шумом и голосами, а тот, настоящий, колебался словно в тумане -- призрачный и сказочный. Он не понимал, почему так отяжелел, пока знакомый голос не прогудел рядом восторженно: -- Наконец-то ты поел по-мужски! Как в старое доброе время. Рядом сидел уже Ховрах, красный от усилий, доедал кабанью ляжку. Рядом с его миской сидела Хрюндя, чем-то похожая на Ховраха, покруневшая, толстая, с бугорами вдоль спинного хребта. Ее морда начала слегка вытягиваться, глаза неотрывно и с обожанием следили за Мраком. Мрак с отвращением поглядел на груду костей посреди стола: -- Это все я? -- И еще под столом,-- подтвердил Ховрах радостно.-- Видишь, собаки к нам пробиться не могут, все еще растаскивают. Надо было им сразу меня к тебе посадить! Мрак оглядел старого гуляку, растолстевшего еще больше, потного и пыхтящего: -- А ты как здесь оказался? -- Надзираю,-- ответил Ховрах гордо.-- Царь Додон изволил меня отпустить с царской службы. Теперь служу боярыне Медее. Заодно и приглядываю за нею и ее дев... гм, вооруженными силами. В антиресах государства! Мрак выбрался из-за стола. Хрюндя мощно прыгнула с середины стола, обрушилась ему на плечо. Мрак шатнулся от толчка, и с двух сторон подскочили отроки, привычно подхватил под руки. Гонта отстранил, сам обнял Мрака за плечо, повел к выходу: -- Как здорово,-- сказал он мечтательно,-- найти свою нору или гнездо. Жить себе, спокойно стареть... Это так здорово! Детишки пойдут, а главное -- внуки. Будут суетиться вокруг, копошиться, на колени лезть, скажи им то одно, то другое. Скорее бы стать стариком... Все уважают, лучшее место уступают, первую чару вина подают, совета ищут!.. Бороду седую отпущу подлиннее... Мрак оглядел его с головы до ног. Гонта слегка раздобрел, глаза лучились довольством. С лица ушло голодное и озлобленное выражение. Рубашка чистая, портки из тонко выделанной кожи, сапоги с узором. -- Как твои руки? -- спросил он.-- Не тоскуют по луку со стрелами? Гонта вытянул огромные длани, с удовольствием сжал кулаки. Под гладкой кожей прокатились тугие мышцы. Сухожилия с готовностью напряглись. -- Нет,-- ответил он, в голосе чувствовался смех.-- Я им нашел и другое применение. Мрак оглянулся на Медею. Та услышала или догадалась, опустила взор, на нежных щеках вспыхнул румянец. Она пополнела еще, и чтобы ее обхватить, от смельчака в самом деле требовались очень длинные руки. Глава 42 Прошло еще три дня. Однажды заскрипели ворота, во двор въехал всадник на рослом тонконогом коне. С середины двора закричал громко: -- Великий царь Додон изволит звать боярыню Медею, воеводу Гонту и воителя Мрака на великий пир! Мрак встрепенулся, а Гонта, что не отходил от него, поморщился: -- Дурак дураком, а на сей раз придумано хитрее. Мол, когда передали приглашение по-людски, то нам отказаться проще. А так, когда сразу всей челяди стало известно, то отказом вроде бы обидим доброго царя. Да только зазря усе! Все одно не поедем. Срубленные головы взад не прилепишь. Медея сказала язвительно: -- Зачем тебе голова? Не на чем уши носить? А больше ни к чему. -- Ты готова ехать? -- отпарировал Гонта еще язвительнее. -- Нет, но только чтобы не радовать Додона и Кажана,-- отрезала Медея.-- А гонца отправим обратно со словами, что... --... здесь дурных нет, все переженились,-- вставил Гонта. Медея метнула яростный взгляд, продолжила ледяным голосом: -- Со словами, что людям, у которых головы на плечах, нечего делать в стране безголовых. -- А безголовые потому,-- подхватил Гонта,-- что подражают своему царю и его боярам. Гонец смотрел то на одного, то на другого. Молвил наконец в раздумье: -- Царю это не понравится. -- А я не монета,-- ответил Гонта дерзко и посмотрел на Медею,-- чтобы всем нравиться. Гонец вздохнул: -- Добро, что у нас не казнят за плохие вести, как у вас тут, у диких людев. Правда, и шубой с царского плеча не жалуют. Все передам в точности, не сумлевайтесь. У меня работа такая. Ховрах поинтересовался, просто выпороть такого наглеца-гонца, или еще и крапивы насовать в портки, и так посадить на коня. Мрак поднял на него покрасневшие глаза: -- Я поеду. Гонта изумился: -- Ты хоть представляешь, что тебя ждет? -- От судьбы не уйдешь,-- ответил Мрак сумрачно.-- Что на роду написано, того и на коне не объедешь. Это у кошки девять жизней, а у волка только одна. Да и та коротка. -- Тем более! Что говорится насчет зеницы ока? -- От всего не убережешься. -- Но пусть мои враги умрут сегодня,-- ухмыльнулся Гонта,-- а я завтра! -- Пусть,-- согласился Мрак.-- Вели готовить коней на завтра. -- Твой конь на пастбище... Туда два дня ходу. Или тебе дать другого? -- Нет,-- ответил Мрак досадливо. Конечно же, Гонта будет затягивать отъезд, в ожидании, что разум возьмет верх. Но когда это разум брал верх? Тогда богом стал бы Олег, а не Таргитай.-- Пошли ребят за конем сейчас же. -- Сделаю,-- согласился Гонта. Он посмотрел в окно.-- Уже темнеет, а завтра сразу с утра! Одна нога здесь, другая -- там. А третья снова здесь. Задул северный ветер. Все года именно он в это время года нагонял тяжелые снеговые тучи с севера, а те обрушивали наземь столько снега, то наутро не всякий мог отворить дверь. Походная колдунья Медеи, старая иссохшая ведьма, с сочувствием сказала Мраку: -- Лучше бы ты оставался в своем сладком сне, сердешный. -- А что, бабушка? -- Еще четыре дня тебе посветит солнце,-- сказала ведьма. Мрак посмотрел вверх. Тучи затянули небо с запада на восток, не оставив щелочки. И по тому как медленно ползли, чугунно тяжеловесные, было ясно, что небо очистится не скоро. -- Гм... Тогда я проживу дольше, чем думал. Ведьма сказала сварливо: -- Это так говорится. Солнце все равно светит, дурень. Даже тебе и даже сквозь тучи. Ничего-то ты не знаешь! В Книге Судеб, где записаны даже жизни богов, гор, рек и всей земли нашей, есть и твое имя, как имя всяк живущей твари... Никто изменить или подправить свою судьбу не властен, но посвященные в тайны, это я о себе, могут проникнуть внутренним взором сквозь толщу земли и узреть эти дивные огненные строки! Мрак сказал угрюмо: -- Бабка, я все знаю. Всяк, кому через неделю лечь под дерновое одеяльце, проживет те дни по-своему. Один -- в плаче к богам, другой -- в загуле, третий поспешит набить морду обидчикам, четвертый... А я -- пятый. -- Хочешь умереть с оружием в руках? -- спросила ведьма понимающе. -- Дело не в том. -- Почему? Для мужчин это очень важно. Мрак покачал головой: -- Для меня важнее... даже не знаю, что важнее. Чувствую аки пес, но сказать не могу. Только пасть зря разеваю. Я ж из Леса, грамоте не обучен. Прости, бабка, но ежели четыре дня осталось, то устройство ли мира мне обсуждать? Ведьма непонимающе смотрела в удаляющуюся спину человека, которому жить так мало. Мужчин понять трудно. Слишком разные. Когда миром правили женщины, было все проще. И мир стоял в спокойствии, никуда не рыпался. Жаркое нетерпение съедало его, он велел оседлать любого коня и подвести к крыльцу. Надо успеть доскакать до Куявии, увидеть Светлану и умереть у ее ног! Земля покрылась плотными сумерками. Небо стало темным, фиолетовым до черноты, но впереди между небом и землей текла широкая река из огня и горящего металла. О темный берег неба плескали багрово красные волны, уже остывающие, затем переходили в пурпур, а посредине полыхала оранжевая река, горящая, из злого легкого огня, раскаленная, дальше снова был пурпур, за ним темнобагровое небо, что тяжело наваливалось на мрачную землю. Гонта стоял на крыльце, багровые отблески плясали и на его лице. -- Кровь,-- сказал он благоговейным шепотом.-- Кровь богов залила полнеба! -- Приметы пророчат кровавую бойню и на земле,-- сказал Ховрах. Страшно и трепетно было видеть это буйство огня. На мир ложились черные сумерки, темнело небо. На земле уже стало черно, но огненный закат зиял как огромная кровавая рана. -- В той стороне -- Куявия,-- сказал Гонта многозначительно. Он сошел по ступенькам, припал ухом к земле. Сверху он напоминал распластанную в пыли лягушку. Мрак наконец бросил с нетерпением: -- Что учуял? -- Я слышу далекий стон,-- ответил Гонта многозначительно.-- И тихий женский плач... Послышались тяжелые шаги. Гонта вскочил, отряхнул одежду. Ухо осталось в желтой пыли, волосы припорошило красновато-желтым. Еще не поворачиваясь, Мрак уже знал, кто идет. Шелестели чьи-то голоса, наконец в поле зрения появился белокурый отрок, отступил в сторону. Гакон Слепой держался особенно ровно, торжественно. Волосы были расчесаны и убраны под широкий бронзовый обруч. Он был в доспехе. -- Приветствую тебя, герой,-- сказал Мрак.-- Что скажешь? Гакон широко улыбнулся. Это было как вспышка молнии, что осветила палату. Белые зубы блестели как жемчуг. -- Угадай! -- Угадал,-- ответил Мрак сердито.-- Тебя только там недоставало. -- Мрак,-- сказал Гакон укоризненно.-- Ты же видишь, такая жизнь мне в тягость. Я живу в вечной тьме... -- Мальчишка стал твоими глазами,-- ответил Мрак.-- Ты даже не держишься за него, как слепцы. Гакон кивнул, но улыбка была печальной: -- Мы придумали знаки. Я угадываю по его шагам, шарканью, притопыванию, куда идти, повернуть, подняться. Еще мы оба щелкаем пальцами... ну, и всякое разное. Но все равно, мужчины должны уходить со славой! -- Это со мной-то? -- спросил Мрак иронически. -- Мрак. Я чувствую чем все кончится. Я хочу быть с тобой. И буду! Он повернулся и ушел в ту сторону, где уже седлали коней. Мрак увидел как там собираются люди, шепчутся, смотрят в их сторону. Все больше появляется людей с оружием. Наконец собралась целая дружина, ожесточенно спорят, чуть не дерутся. Злые голоса стали совсем озлобленными. Мрак нахмурился, ибо все, что отвлекало от мыслей о Светлане, раздражало. -- Что надо? -- потребовал он резко. Из кучки ратников протолкался вперед сотник Кречет. Суровое лицо старого воина было сосредоточенным. Он кивнул, сказал коротко: -- Мы едем с тобой. -- Звали только нас троих,-- бросил Мрак резко.-- Поеду я, еще Гонта... если Медея отпустит. Вы останетесь охранять Медею. -- Бесчестье ехать вам без людей,-- сказал Кречет.-- Разве ж можно как простолюдины! А с Медеей и так останутся ее голоногие воины. Я посчитал, на каждого из вас должно быть не меньше, чем по дюжине человек. Я подберу из добровольцов. Мрак прямо посмотрел в глаза старого дружинника: -- А ты слышал, что говорят? -- Что никто не вернется живым? -- Да. Суровая улыбка тронула губы сотника: -- Нас не спрашивают, когда забрасывают в этот мир. Но дальше мы сами решаем как жить. -- Но здесь вы будете жить,-- возразил Мрак. Сотник удивленно вскинул брови: -- В бесчестье разве жизнь? -- Но я сам велю вам остаться,-- сказал Мрак сурово. Кречет покачал головой. Голос стал печальным: -- Ты обрекаешь нас на бесчестье. Воевода едет на верную смерть, а его воины из тепла и уюта смотрят вслед? Нет, воинская честь выше даже твоих приказов. Мы все равно поедем вслед. Так лучше уж вместе. Мраку надоел бесполезный спор, отмахнулся: -- Мужчина должен знать, что делает. Поступайте, как знаете. Он ушел, а повеселевший Кречет строго опросил пять сотен богатырей из числа тех, кто рвался ехать с Мраком. Поляниц брать не позволил. Потеря женщин невосполнима, а мужики что: одного хватит, чтобы все окрестные веси обрюхатил. Таким образом с ним вместе набралось сорок богатырей. Правда, одного пришлось погнать с позором: скрыл, дурень, что еще неженат вовсе, а Кречет отбирал только тех, у кого дома оставалось не меньше двух детей. Нельзя, чтобы хоть один род пресекся! Все уже были на конях, разъяренный Кречет хотел кликнуть охочих на замену, но с крыльца весело заорали: -- А меня не считаешь?.. Ха-ха! Слава богам, я все еще не боярин! Отроки с веселыми воплями бегом подвели к крыльцу коня с роскошной попоной. Ховрах с их помощью взобрался, сопя и краснея от натуги, но поводья ухватил уже сияющий, довольный, что и с перепоя сумел угодить на коня почти с первой же попытки: -- Жить надо весело! И не только жить. Кречет с отвращением отвернулся от пьяного как чип бахвала. Ворота медленно отворились. Мрак пустил коня вперед, а сзади послышался торопливый задыхающийся голос слуги: -- Мрак! Ты забыл свой... Он осекся, но Мрак уже оглянулся. Увидел в глазах Гонты и Кречета ужас, окликнуть уходящего везде плохая примета, сказал раздраженно: -- Да что вы за люди? Не мрет лишь тот, кто не жил. -- Но каждый оттягивает свой конец,-- возразил Гонта. Мрак хмыкнул, Гонта нахмурился, не до шуток, сказал настойчивее: -- Всякий старается отодвинуть свою встречу с Ящером. Даже в вирий не спешат! Но не любой ценой, хотел сказать Мрак, но смолчал. Гонта это знает сам. Даже Медея понимает. У мужчин есть то, что заставляет идти и навстречу верной смерти. Хотя так просто бывает свернуть и жить себе дальше. Но то будет уже не жизнь, или ты не должен считать себя мужчиной. Конь под ним горделиво шел к выходу, бочком, косился огненным глазом. Вдруг запнулся прямо в воротах, Мрак качнулся, попона под ним чуть съехала набок, а жаба на плече заворчала и перебралась на другое плечо. Сзади услышал общий вздох, в котором был страх. -- Да что вы все,-- сказал он с досадой.-- Ну, споткнулся конь! Говорят же, конь о четырех ногах, и то спотыкается. Ему не отвечали, но он видел их вытянувшиеся лица. Самая дурная примета, если конь спотыкается на выезде со двора. Кречет взмахнул рукой. Запевала звонким чистым голосом затянул походную песню. Привал сделали в степи, над головой уже выгнулся звездный купол. Желтый серп нырял как утлая лодчонка среди грозных туч, надолго скрывался, и сердце Мрака щемило от сочувствия. Тающая как льдинка лодочка чем-то напоминала его жизнь, тоже истончающуюся с каждым днем. Но лодочка боролась и все же выныривала. Ее накрывали черный вал, она исчезала... но все же каким-то чудом выскользала из-под удара, двигалась через звездное море упорно и целеустремленно. Мне бы так, подумал невесело. Но не суждено. Но его черные тучи уже нагоняют, вон какой северный ветер пробирает до костей. И сквозь его тучи так не пройдешь. Ховрах и Гонта спали у костра. В сторонке расположились люди Кречета. Когда пламя вспыхивало ярче, Мрак видел красные силуэты коней, фигуры спящих воинов. Сам Кречет по обыкновению нес дозор первым. Внезапно донесся тихий голос, едва различимый среди шелеста трав: -- Мрак... Мрак насторожился, огляделся. Голос снова повторил, теперь в нем прозвучала надежда: -- Мрак... Ты можешь услышать меня? Мрак снова огляделся, никого не заметил. Пальцы сжались сами на рукояти ножа. Спросил сдавленно: -- Кто говорит со мною? -- Мрак... -- Да, меня зовут Мрак. Кто ты? Голос произнес с радостной ноткой: -- Как хорошо... и как печально, что ты слышишь меня. -- Почему? -- Хорошо, потому что ты первый, кто меня услышал, а плохо... потому что меня может услышать лишь тот, кто одной ногой уже в могиле. И кому ее не избежать. Мрак ощутил как повеяло холодом, но буркнул тем же грубым тоном: -- Все там будем. Кто раньше, кто позже. Но будем все. Что ты хочешь? -- Дозволь... идти с вами. Мрак спросил настороженно: -- Но кто ты? -- Я... был величайшим колдуном Куявии, Артании и даже Славии. Так я полагал. Однажды я, отправляясь в дальнее странствие, велел слуге присматривать за домом и моим телом. Если я вдруг не вернусь, то он должен через неделю сжечь мое тело, а в капище принести дары Роду. Я отправился в путь, побывал в дальних странах и высших сферах, а тело мое недвижимо покоилось в доме. Но на шестой день слуге сообщили, что его родители при смерти. Могут умереть, его не повидав. И тогда он сжег мое тело и успел к своим родителям до кончины. -- Хорошего сына воспитали,-- заметил Мрак. -- Да, но я, когда вернулся, не нашел своего тела! -- Гм... Вселись в другое,-- посоветовал Мрак.-- Отыщи какого-нибудь дурня. Их видно издали, у них слюни текут. Или преступника. Ты, надеюсь, не вор, не душегуб? Голос сказал печально: -- Так поступать нехорошо. Каждый имеет право на жизнь. -- Ну-ну. Это еще как сказать... А с нами пошто восхотел? Голос ответил серьезно, и на Мрака снова пахнуло холодом могилы: -- Вы все умрете. Скоро. И тогда я смогу вселиться в любое из ваших тел. Мрак зябко поежился. Внутри стало тяжело и холодно, словно внутренности превратились в глыбу льда. Дрогнувшим голосом предложил: -- Может... тебе лучше вселиться в того, кого мы успеем зарубить? Я для тебя зарублю парня покрепче и покрасивше. Голос произнес тихо: -- Нет. Так я не могу. -- А я не хочу,-- возразил Мрак,-- чтобы в моем теле кто-то жил, копался, двигал моими руками. -- Мрак,-- сказал голос,-- ты не понимаешь... Никто из вас не уйдет живым. И я, даже если войду в твое тело, тоже паду убитым. Мрак спросил озадаченно: -- Тогда на кой тебе это все? Летай себе, глазами лупай. Это ж тебе счастье выпало! Никто морду не набьет, в грязи не вываляет, за ночлег не платишь. Если ты сейчас -- душа, а волхвы говорят, что душа бессмертна... -- Да, но ничто не остается неизменным. Сейчас моя душа еще чиста... почти. И я еще могу войти в царство блаженства. Но ежели я буду видеть зло, а я его вижу, и не вмешиваться, то тем самым я становлюсь его соучастником. Понимаешь? Мрак покачал головой: -- Что-то мудрено. Для меня. Я человек простой и даже очень простой. Но ежели тебе надобно для спасения души... раз тело уже пропутешествовал, идти с нами, то давай, чего там. Кормить тебя не надо, на коне места не требуешь. Порхай себе следом, аки... ну, тебе виднее. И он снова углубился в свои думы, ни мало не дивясь странностям, что встречаются на его последнем пути. Глава 43 Мрак, углубленный в свои думы, едва ли замечал коня под собой, Гонта и Ховрах затеяли сложный спор, правда ли, что в Хольше у кого чуб больше, тот и пан. Лишь Кречет счастливо бдил, берег, охранял, и он первый насторожился, когда слева за пару верст появилось желтое облачко пыли. Некоторое время наблюдал, затем подъехал к троим гостям царя Додона: -- Кто-то прет в том же направлении. -- Ну и что? -- удивился Ховрах. -- А то,-- сказал Кречет многозначительно,-- что дороги впереди сходятся. Пыльное облачко придвигалось, разрасталось. Наконец зоркие глаза Мрака различили скачущего всадника. Тот был в доспехе, даже шлем не снял, несмотря на жару. Так и блестит с головы до ног в ратном металле, аж глаза слепит на солнце. Конь несся споро, словно не чувствовал седока. Но что насторожило и обеспокоило Мрака, так это тяжелая булава в руке всадника. Он на полном скаку бросал ее высоко в небо, мчался дальше, а потом выбрасывал руку в сторону, подхватывал на лету и снова почти без размаха зашвыривал грозное оружие высоко в небеса. Гонта тоже рассмотрел, пробормотал: -- Ловок... Ловок, ничего не скажешь! Кречет, поправив меч, добавил: -- И очень силен. Мрак и сам видел, что такую булаву даже поднять непросто, а всадник зашвыривает в небеса с легкостью. Но что-то настораживало. -- Не понимаю,-- сказал он наконец.-- Как бы сила не играла, но вот чтоб так без цели и смысла швырять в небо, будто гусей бьет... Хотя никаких гусей там нет. Даже уток не видать... Да и доспехи по такой жаре! Всадник их заметил, булаву убрал, а коня послал наперерез. Мрак уже видел впереди развилку, где дороги сходились. Дальше тянулась одна широкая. Как он помнил, до самого стольного града. Кречет придержал своих людей. Их было сорок, но незнакомец выглядел полным грозной силы, а Кречет был не из тех воевод, кто зазря потеряет хоть одного человека. Всадник издали вскинул правую руку в приветствии: -- Здоровья и счастья добрым людям! Голос был звонкий и чистый, почти девичий. Мрак пустил коня навстречу, ему все стало ясно, а за ним поехали остальные. Всадник остановил коня шагах в пяти, без нужды поднял его на дыбки. Был он молод, румян, на подбородке пробивался детский пушок. Длинные золотые кудри падали на плечи, глаза были голубые, а ресницы выросли длинными и загнутыми как у девицы. Он и был похож на красну девицу, только Мрак еще не встречал девицу с себя ростом, да и руки юного молодца были толстые как у Гонты. -- Куда путь держишь? -- спросил Мрак. -- В Куяву,-- ответил юноша радостно.-- Меня мама послала. -- Не рано ли? -- спросил Мрак.-- На таком большой коне... -- Мне уже четырнадцать лет,-- ответил юноша гордо. Поправился.-- Весной будет... Теперь уже всем было ясно, и почему бахвалился сам перед собой, швыряя в небо настоящую булаву, и почему не вылезает, несмотря на жару, из настоящих боевых доспехов, кои носят только взрослые. А он быстро их оглядел, спросил с детским любопытством: -- А вы кто будете? Гонта кивнул на Мрака: -- Это вон тот, кто царя спас из полона. А мы -- его спутники. Приглашены на пир к царю. У мальчишки загорелись глаза восторгом. На Мрака взглянул с любовью и обожанием: -- Я слышал! Мы все слышали! Можно, я поеду до Куявы с вами? Еще два дня пути... Я буду вам коней сторожить, костер разводить. Мрак засмеялся, мальчишка нравился: -- Да ты вроде больно благородных кровей! Вон у тебя доспех какой. Стадо коров и табун коней отдать -- и то не возьмут. Одна попона на твоем коне -- целое богатство! Витязь-ребенок сказал просительно: -- Да, моя мама... Но я приучен к любой работе! Не гнушаюсь. Настоящий воин должен делать все. А для Мрака и его друзей и вовсе не зазорно, а любо и радостно. Я и Хрюндю покормлю, только скажите, что она ест. -- Ого, даже знаешь как ее зовут? -- удивился Мрак.-- Как тебя кличут, богатырь? -- Любоцвет,-- ответил мальчишка нехотя. Он покраснел, краска смущения залила щеки, лоб, опустилась на шею.-- Мама так захотела... Разве это имя для воина? Под серебристым светом луны вдали проступала Лысая Гора. То был холм, высокий, но округлый, с блестящей под луной и звездами вершиной, за тысячи лет сглаженной ветрами и ливнями. Издали он походил на выпуклый щит, где вместо блях и бронзовых заклепок блестели глыбы, отбеленные временем. То врозь, то кучами, они были развалинами древних храмов, ибо храм новому богу непременно строили на самых высоких горах или хотя бы холмах, всякий раз разрушая старые капища. Из земли торчали глыбы. Мрак различил странные знаки, еще не стертые дождями. Глыбы, изъеденные временем, смотрели вслед угрожающе. На некоторых сидели совы, желтые глаза неотрывно следили за проезжающими всадниками. Доносились странные заунывные звуки. Внезапно налетел ветер. На конях вздыбил гривы, люди ухватились за шляпы, а на зловещий свист ветра, из холма ответили странные заунывные голоса. Сперва тихие, потом путники различили отдаленный хохот, детский плач, женские стоны, крики караемых на горло. Луна скрылась за темное облако, а в наступившей тьме за камнями задвигались неясные, но зловещие тени. К людям потянулись крючковатые лапы. Мелькнули и стали приближаться желтые огоньки. То ли волчьи глаза, то ли блуждающие огоньки, что сбивают путников с пути, уводят в пропасти, в болота, ловчие ямы. Донесся низкий глухой звук, словно в ночи лопнула гигантская тетива, а следом освобожденно зашуршали лапы огромного зверя. Люди вздрогнули, прогремел рык, за ним прозвучал низкий тоскливый вой, в котором было мало звериного, словно выла сама ночь, вырвавшаяся из преисподней. -- Навьи,-- казал кто-то. Следом за спиной Мрака раздался самодовольный голос Ховраха: -- Дурень ты. Какие же это навьи? Навьи только клювом щелкают. -- Гм... А что ж там окромя мертвяков? -- Нежить,-- объяснил Ховрах поблажливо.-- Ни себе, ни людям. Их закопали без крады, вот и пакостят, злобятся на всех. -- Да уж,-- пробормотал третий голос, явно молодого воина,-- но как же краду, если в живых остается двое-трое, а все поле усеяно трупами? Надо бы как-то снисхождение иметь... -- Да боги рази понимают? Им свое отдай. А как -- не их дело. И слушать не хотят про временные трудности. К досаде Мрака и тихой радости остальных, луна наконец уползла за тучу. А та нагло разрасталась, глотая звезды, и надежды, что выберется до утра, не осталось. А в полной тьме ехать -- себе на погибель. Костер сделали скудный, во тьме собирать ветки трудно, наскоро поужинали и тут же улеглись, обошлись даже без обычных ленивых разговоров у костра. На рассвете, когда люди поднимались, продрогшие от утреннего холода, Мрак обратил внимание на очень серьезный вид Ховраха. Был тот задумчив, а когда все выехали на дорогу, объяснил торжественно: -- Было мне видение... Поднялась из глубин земли огромная фигура в белом. Седые волосы лежат на плечах, глаза блещут как звезды, а на челе его высоком печать великой мудрости и знания. Посмотрел так скорбно на меня, и рек: Ховрах, ты едешь в логово зверя. Там все смердит как в норе хорька... Смотри же, сукин сын, не осрами! Надери ему задницу. -- Так и сказал? -- спросил Любоцвет недоверчиво. -- Слово в слово,-- поклялся Ховрах.-- Это ж наш воинский бог! Он и говорит по-мужски. Холодное осеннее солнце зябко поднялось из-за края темной земли. Маленькое, съежившееся, оно сонно смотрело на мир, который уже заждался прихода зимы с ее метелями и толстым покрывалом снега. Кречет завел долгий спор с Гонтой о кордоне между Куявией и Артанией, он знал много, но Гонта теперь сам держал свою дружину на кордоне, сталкивался с артанцами и в схватках, и в торге, знал их доводы, потому возражал умело, рассказывал и то, чего Кречету и не снилось. Привлеченные громкими голосами, к ним подъехали Любоцвет и Ховрах. У Любоцвета уши вытянулись от любопытства, глаза горели возбуждением. За прошлый день и ночь он так много узнал! А Ховрах пожал плечами: -- Все говорят, что раздоры начались из-за земель Гога. Так и в старых хрониках записано. И волхвы тому учат детишек... Но я-то жил в детинце, знаю правду. Любоцвет подпрыгнул, едва не упал с коня. Голос сорвался на писк: -- Расскажи! Ой, расскажи... -- Да что рассказывать,-- Ховрах опечалено махнул рукой.-- На самом деле все войны начинаются из-за баб. Жена царя Остапа тронулась на волховстве, все секрет вечной жизни искала... Тут стакнулась с Тарасом, братом Остапа. Тот тоже больше проводил времени с волхвами, чем в благородной охоте, травле зайцев или правлении царством. Люди начали шушукаться, а Остап вообразил, что жена ему изменяет... Однажды застал ее в башенке, где они голова к голове с Тарасом разбирали тайные значки на медных пластинках. Сдуру почудилось нивесть что. Он ее разрубил мечом, а потом и на брата кинулся. Тарас едва унес ноги. Тут и началась вражда... Любоцвет слушал с раскрытым ртом. Спросил, едва дыша: -- А Славия почему ввязалась? -- А царь Славии Панас был добр и слаб. То одного жалко, то другого. Помогал тому, кто в этот момент кидался за помощью. В глазах Любоцвета заблестела влага от великого сочувствия: -- Так вот из-за чего... Бедная женщина! Лицо Ховраха омрачилось: -- И совершенно невинно пострадавшая. -- Да,-- вздохнул Любоцвет. -- Уж мне-то известно,-- сказал Ховрах с мрачной гордостью,-- мне лучше всех известно, что с Тарасом они только разбирали тайные значки. -- Откуда известно? -- спросил Любоцвет почти шепотом. Кречет и Гонта вытянули шеи. Подъехали и другие воины, все прислушивались, толкали друг друга локтями. -- Потому что ее сердце принадлежало другому,-- ответил Ховрах значительно.-- Потому что душой и телом была с другим! Не с мужем, конечно... Как и ее сестра, жена Додона, ныне запертая в высокой башне. Он пнул коня в бока и поехал вперед. Там одиноко маячил Мрак на большом черном коне. Любоцвет смотрел вслед, раскрыв рот. Во взгляде юного богатыря было великое почтение. Воины ехали с сумрачными лицами. Все знали, что едут на верную смерть, но взгляд у каждого был тверд, а руки на поводьях не дрожали. Мало кто переговаривался, каждый больше думал о своем, вспоминал близких, перебирал прожитую жизнь. Ховрах обогнал всех, конь под ним шел весело, а сам Ховрах внезапно заорал удалую песню. Он подскакивал на спине терпеливого коня как мешок с овсом, вид у него был веселый и беспечный. А песня была о будущем пире, где вина потекут не реки, а разольется море, жрать станут только на злате, на сребре пусть собаки едять, все будут топтать ковры, лапать толстых девок... Гонта долго крепился, наконец кивнул Мраку: -- Поет! -- Поет,-- согласился Мрак. Гонта хмуро буркнул: -- И ты ничего не хочешь ему сказать? -- О том, что нас ждет? -- Да. -- А ему все равно. Он радуется каждому мигу жизни. А звону мечей тоже обрадуется как старой доброй драке. -- После драки можно проспаться, а после пира, что нас ждет, проснешься уже под лапой Ящера. Стоит ли ему класть голову? -- Думаешь, Додон его не пощадит? Гонта оскорбился: -- Вроде не знаешь нашего царя! Мрак долго смотрел в спину Ховраха. Тот без нужды горячил коня, сворачивал с дороги, срывал на скаку верхушки промерзшей за ночь травы, нюхал, с гнусным хохотом разбрасывал, передразнивая величавых волхвов. -- Ладно,-- сказал Мрак наконец.-- Мы отъехали уже далеко. Скоро и стены Куявии... Отправь его обратно. -- Не поедет. -- Придумай! Гонта хлопнул себя по лбу, догнал Ховраха, возопил отчаянным голосом: -- Совсем забыл!.. Я должен отдать Медее важный наказ. Ховрах, будь другом. Скачи к ней, я черкну пару слов. Это очень важно! Он вытащил из сумки сверток тонко выделанной телячьей кожи. Мрак с хмурым любопытством смотрел на непонятные значки. Гонта щедро рассыпал их по листу, свернул в трубочку, перевязал шелковым шнурком и залепил воском, что разогрел в ладони. Ховрах с неодобрением смотрел как Гонта для верности приложил перстень с печатью. Конечно, читать он не умеет, как и Мрак, но по дороге мог бы показать волхву... -- Это очень важно,-- повторил Гонта настойчиво.-- Скачи обратно! А мы будем ждать тебя здесь. -- Нет,-- поправил Мрак,-- впереди по дороге неплохая корчма. Там на постоялом дворе отдохнем, заночуем. И подождем. Ховрах переводил ошалелый взор с одного на другого, наконец с великой неохотой принял свиток. На лице была горькая обида. Из-за корчмы, подумал Мрак насмешливо. Все-таки впервые за стол сядут раньше него. -- Только не разграбьте дотла,-- предупредил Ховрах.-- Я буду скакать обратно быстро! В глотке у меня будет сухо как в норе полевой мыши. Конь под ним встал дыбки, развернулся на задних ногах и с места погнал таким галопом, что выбивал из промерзшей земли сухие комья. Гонта нетерпеливо тронул своего коня. Мрак спросил: -- Что ты накарябал? -- Чтобы Медея сразу поднесла ему такую чару! Ну, дабы сразу с копыт. А потом, когда очнется, чтобы толстые девки... он толстых обожает, чесали спину так, дабы только хрюкал. И чтоб все время подносили кувшины с вином. Это его задержит надолго. Очень надолго! Они горько засмеялись. Копыта коней глухо и невесело стучали по твердой как камень дороге. Оба за сотню шагов от постоялого двора уловили запах бражки, кислых щей. В воздухе было нечто бодрящее, что заставляет орать, петь, ввязываться в бесшабашные драки. -- Корчма,-- определил Гонта с удовольствием.-- Что без нее дороги? -- Что без нее жизнь? -- засмеялся Мрак.-- Этот мир от преисподней только корчмой и отличается. Убери корчму -- и вместо нашего красного солнышка засияет черное. Ворота были распахнуты настежь. Во дворе у коновязи обнюхивались кони, из щелей ковальни пробивались струйки дыма. Гонта с удовольствием посматривал на раскрытые двери. Оттуда доносились веселые песни, вопли, а аромат наваристого борща, вытеснив дрянной запах щей, потек навстречу как тяжелая душистая смола, разнежившаяся на солнце. -- Здесь мы задержимся,-- сказал он довольно. -- На дольше, чем думаешь,-- ответил Мрак. Что-то в его голосе насторожило Гонту. Он начал поворачиваться, но как не был быстр, Мрак оказался быстрее. Голова Гонты дернулась от тяжелого удара в затылок. Он ткнулся в конскую гриву, начал сползать на землю. Мрак спрыгнул, подхватил, не дав упасть на землю. Глаза Гонты медленно закрылись. С крыльца на них выжидающе смотрели двое мужчин. Мрак крикнул зычно: -- Хозяина сюда, немедля! Денежное дело. Один нехотя скрылся за дверью. Мрак успел накрепко стянуть ремнем руки Гонте, когда с крыльца неспешно спустился грузный человек. От него пахло уверенной зажиточностью, но глаза были настороженные, а в руке был боевой топор на длинном топорище. -- Я хозяин,-- сказал он с осторожностью. Мужики за его спиной взялись за ножи. Мрак торопливо сдернул с пояса калиточку. Ладонь ощутила теплую тяжесть. -- Держи,-- велел он. Хозяин поймал на лету, взвесил на ладони. Выражение его свирепого лица изменилось. Так могло весить только золото, и здесь его было достаточно. -- Что я должен за это сделать? -- спросил он уже не столь враждебно. -- Посторожи этого человека,-- велел Мрак.-- Трое суток. А потом отпусти. Но чтоб волос с его головы не упал! Это мой друг... но я не хочу, чтобы он ехал со мной. Хозяин с облегчением перевел дух. Похоже, не любил без крайней нужды пускать в ход топор, лишаясь гостей. Бережно спрятал калиточку: -- Сделаю. Хоть неделю продержу. Буду поить и кормить от пуза. В лучшей комнате поселю. -- Договорились,-- сказал Мрак. Он повернул коня и, не взглянув в сторону зазывно открытой двери, направил обратно через раскрытые ворота. Конь вдохнул, но вполголоса. За воротами недвижимо сидели на конях люди Кречета. Сам Кречет вскинул брови, завидев Мрака: -- А Гонта... смотрит покои? -- Да,-- ответил Мрак сумрачно.-- И будет смотреть их еще три дня. А мы поедем дальше. Конь его вперил суровый взор вдаль, вздохнул и пошел экономной рысью, рассчитанной на долгую дорогу. Кречет некоторое время всматривался в спину Мрака, затем пожал плечами. Похоже, понял все, но ни одобрять, ни осуждать Мрака не стал. Каждому, что на роду писано, то и свершится. Глава 44 Они гнали коней без отдыха. Но к обеду уже пошли знакомые места, сердце Мрака застучало гулко и часто. Их отряд мчался под низким небом, затянутым темными тучами, мир был сер и мрачен, но далеко впереди на высоких горах странно и ярко блистал оранжевый город. Стены из белого камня четко выделялись на темном небе. Острые шпили крыш как острия копий грозили небесам. Город держался гордо, он сознавал свою красоту и мощь. -- Боги что-то хотят! -- вскрикнул кто-то в страхе. Мрак тоже ощутил как на плечи пала тяжелая недобрая тень. В затылок дохнуло могилой. Небо потемнело еще страшнее, с севера надвигались новые свинцово-тяжелые тучи, подминали и теснили старые. Можно было различить огромных страшных коней, косматых, с чудовищными головами. По мере того как двигались к блистающему граду, грозно превращались в драконов, рыкающих еще глухо, но уже видны были слабые отсветы огня, вылетающего из их пастей. Глухой рев постепенно становился громче, потрясенные и устрашенные люди видели как немыслимые звери, то исчезая, то снова показываясь в тучах, неумолимо двигаются прямо на город. -- Добрый ли это знак? -- вскричал Кречет в страхе. Голос его странно и одиноко прозвучал в мертвой тишине. Рядом высился на рослом коне огромный и недвижимый Гакон. Он молчал, как молчали и витязи за спиной. Мрак пустил коня в галоп. Стены близились, между зубцов показались два сонных стража. Мрак откашлялся, готовился заорать, чтобы отворяли ворота, свежий воздух хлынул в грудь с готовностью, защекотал ноздри. Он поперхнулся, а когда набирал снова, да побольше, услышал сзади нарастающий стук копыт. Их отряд нагонял всадник на взмыленном коне. Клочья пены срывало ветром с морды, на солнце блестели мокрые бока. Всадник выпрямился, заметив, что Мрак смотрит в его сторону, помахал рукой. -- Чертов Ховрах,-- вырвалось у Мрака.-- Как же он успел... Кречет рявкнул, всадники расступились, и Ховрах ворвался в середку их дружины. Конь шатался, хрипел, глаза были красные, налитые кровью от долгой скачки и усталости. -- Догнал,-- сказал Ховрах ликующе. Вид у него был гордый.-- Ишь, хотели, чтобы я поспел к объедкам! Да за столом я завсегда первый! -- Как ты обернулся так быстро? -- спросил Мрак хмуро. Он видел как Кречет поехал ближе к воротам, принялся колотить в медные створки рукоятью меча. Ховрах гордо подкрутил ус: -- Я? Я умею. Просто встретил по дороге двух поляниц Медеи. Отдал им письмо Гонты, отвезут с радостью. Медею обожают. Понятно, тут же повернул коня вслед за вами. Но уж больно быстро вы гнали... Я думал догнать еще вчера. А где Гонта? -- Гонта... Он догонит попозже. Ховрах даже не заметил выражение лица Мрака. Он уже потирал ладони, облизывался. Похоже, даже через толстые створки ворот чуял запахи великого пира. -- Стучи громче,-- посоветовал он Кречету. Наконец над воротами показалось заспанное лицо сотника. Проворчал, что ездиют тут всякие ни свет, ни заря, спать добрым людям мешают, потом распахнул глаза, всмотрелся, икнул, дурным голосом позвал воеводу. Ворота медленно распахнулись, в проеме появились дюжие хлопцы с боевыми топорами в руках, а на стене слышно было как лениво набрасывают тетивы. Навстречу, в сопровождении сурового начальника стражи ворот, вышел старый Рогдай. Он грозно окинул взором Кречета и его три дюжины закованных в темную бронзу всадников, взревел зычно: -- Кто такие...-- и осекся.-- Да неужто? -- Мы самые,-- ответил Мрак. В глазах старого воеводы метнулся непонятный страх, недоверие и даже жалость. Он развел руками в растерянности: -- Так вы все-таки пожаловали на... гм, пир... -- Точно,-- подтвердил Мрак.-- На пир. А Ховрах спросил обеспокоено: -- Надеюсь, еще не начали? Его ноздреватый нос хищно подергивался, ловил запахи. За его