не окажутся через час... Тарас прокричал на бегу: - Не боись. Сюда нас доставили как у Христа за пазухой. Здесь не только враги. - А... - Остальное знать не положено даже мне, - отрубил Тарас. - Береги дыхание. Небо светлело удивительно быстро, рассвет наступал по-южному стремительный, энергичный. На вервях вскрикивали разбуженные птицы. Из-под ног выпрыгивало нечто такое яркие, пестрое, что Дмитрий не успевал рассмотреть: птица ли, с веток сыпались крупные муравьи, а на мелких полянах, через которые они ломились как стадо носорогов, взмывали стаи крупных как голуби ярких бабочек. Верхушки деревьев озарилось оранжевым. Все тело с ног до головы зудело и чесалось, а когда он оглянулся на бегущего чуть сзади Тараса, хохотнул непроизвольно. К раскрашенной черной и зеленой краской харе прилипло крыло мотылька, вдобавок гигант успел на бегу вмазаться в заросли чего-то цветущего, теперь походил больше на клоуна, чем на десантника. - На себя посмотри, - огрызнулся Тарас. По его лицу катились крупные капли пота, смывая краску, хотя Дмитрий помнил, что этот грузный здоровяк, мог бежать километр за километром с полной выкладкой и с полным боекомплектом, и ни капли пота не выступало на роже. Он чувствовал, как дыхание начинает вырываться из груди с хрипами, когда сквозь грохот камнепада в ушах прорезался голос Тараса: - Стоп!.. Привал. Привести себя в порядок. Отдых - пятнадцать минут. Дмитрий рухнул на колени, поспешно высвободил руки из лямок рюкзака. Сердце колотилось часто-часто, мышцы ног гудели как столбы при ветре, однако он к своему удивлению чувствовал, что способен пробежать еще столько же. Тарас исчез, оставив сторожить и его вещмешок. Когда наконец возник совершенно бесшумно и в другом месте, словно вычленился из ствола огромного дерева, Дмитрий сперва решил, что в глазах троится, но эти призрачные силуэты ушли на полсотни шагов вперед, залегли там, выставив стволы автоматов в разные стороны. Дмитрий знал, что за четверть часа отдыха оба призрака успеют подефекалить в вырытую рамку, побросать туда обертки от плиток шоколада, засыпать землей, как брезгливые коты, а затем еще и побрызгать сверху слезоточивым газом, чтобы никакой зверь не разрыл и не вытащил на солнце. Ермаков вытащил рацию размером с большую пуговицу, взглянул и снова спрятал. Если бы Дмитрий не знал, что есть устройства, способный за сотую долю секунды передать зашифрованное сообщение, которое невозможно перехватить, подумал бы, что железный полковник впервые заколебался как какой-нибудь Достоевский: стрелять или не стрелять? После короткого отдыха снова неслись через буйную зелень. Ермаков чересчур часто, по мнению Дмитрия, поглядывал на компас, брал пеленг, двигался от дерева к дереву. Сельва Амазонки казалась чересчур изумрудно зеленой, нереальной, терялась глубина. Сапоги на мягкой подошве ступали неслышно, курок взведен, уши ловят каждый шорох, но лес шумит, поет, стрекочет, визжит - везде жизнь своя, трава под сапогами ломается с таким хрустом, словно наступают на молодые подсолнухи. Чуть приотстав, следом за полковником шел Тарас. Ствол его огромного пулемета все время двигался из стороны в сторону, как нос гончей собаки, вынюхивающей дичь. Макс и Валентин шли на три шага сзади и по сторонам, весь отряд двигался как новгородские ратники своей знаменитой "свиньей", и все пять человек, подумал он внезапно, в самом деле стоят целого новгородского или крестоносного войска. Спина взмокла, но он был еще свеж и готов идти весь день, когда Ермаков остановился и молча подал знак, что здесь остановятся еще раз, приведут себя в порядок. Затем дважды пересекали дороги, в России их зовут проселочными, а здесь, наверное, лесными тропами. Буйная южная трава буквально на глазах вылезала из-под земли, а раздавленные колесами стебли затягивались коричневой коркой, срастались, пытались подняться раньше, чем успеют подрасти молодые стебли. Мягкая подошва его сапог касалась земли по-охотничьи осторожно, чувствуя сразу есть ли там сучки, или сухие веточки, что треснут неуместно громко. Хуже было с кустами, стоят сплошными стенами, а Ермаков велел избегать по возможности: даже листья, не говоря о ветках, шелестят и посвистывают, задевая одежду или оружие. Потом пересекли участок леса, который показался Дмитрию странно мертвым. Деревья гигантские, лианы оплетают до самого верха, термитники, огромные осиные гнезда, но спят даже птицы, а ночные хищники как будто куда-то делись. Он всматривался в следы, немало отпечатков копыт, дважды попались следы когтей, трижды встретил оттиск сапог. Судя по форме каблука, местные охотники, знатоки этого леса, опытные и умелые следопыты... Глава 33 У него заныло в желудке, когда представил, что какой-то местный охотник сделал себе засаду на крупного зверя. Сидит себе на верхушке дерева, всматривается в идущих внизу людей, недоумевая: что это такое и что за странные охотники. Он покрутил головой, отгоняя наваждение. Это не Россия, где таким макаром делают засады на медведя. Здесь колумбийский лес, где с наступлением рассвета все оживет, а в ушах как сейчас зазвенит от птичьего гвалта, криков мартышек, звона гигантских стрекоз и кваканья древесных лягушек размером с хомяков. Оглянувшись, он рассмотрел скользящие между деревьями как призраки фигуры членов команды. На каждом тяжелый груз, но двигаются бесшумно, даже трава не шелестит, стволы автоматов равномерно поглядывают во все стороны. Все похожи на гигантопитеков в родном лесу, где они и есть хозяева, если не считать каких-то саблезубых тигров. Ермаков, что шел впереди, вскинул руку. Хотя в глухой долине, справа и слева прикрыто отвесными скалами, он соблюдал радиомолчание. Отделение послушно разбрелось по сторонам. Можно перекусить и чуточку поспать, сменяя друг друга по очереди. Тарас тут же укрылся за упавшим стволом, выставил ствол пулемета в том направлении, откуда могли придти хотя бы охотники. Даже будь это простые крестьяне, их придется уничтожить быстро и безжалостно. Лучше - без шума. Ермаков прошептал: - Валентин, возьми Макса и сходи к ручью. Надо наполнить все фляги. Две фигуры неслышно исчезли, словно испарились. Трое принялись чистить автоматы, мало ли какая сухая труха могла насыпаться с деревьев, двое охраняли, потом поменялись, а тем временем вернулись Валентин и Макс. Валентин нес фляги, а Макс сопровождал его с автоматом наготове, настороженно посматривая по сторонам. - То ли дело в римской армии, - вздохнул он громко. - Что тебе не так? - поинтересовался Валентин шепотом. - Там тоже легионерам приходилось пить из болот и тухлых луж, - объяснил Макс. - Для этой цели у каждого легионера на поясе болталась вторая фляга, с вином. Стоило добавить треть вина в любую тухлую или малярийную воду, как она тут же обеззараживалась! Потому римские армии никогда в походах не страдали никакими сральными болезнями. Ермаков молча высыпал на ладонь мелкие талбетки. Серые, не крупнее витаминного драже, они были неприятными даже на вид. - Разбирайте, - велел он, - если кто захватил недостаточно. И ты, легионер, бери с запасом! Валентин сказал ехидно: - А еще за римскими войсками гнали стада овец. Как говорилось в документах, "для половых нужд армии". Соблюдать уж римские традиции, так соблюдать! Макс фыркнул и отвернулся от чересчур грамотного. Дмитрий поглядывал на Ермакова, что-то тот держится несколько напряженно, да и время отдыха миновало, пора бы уже снова скользить между деревьями... Ермаков вскинул руку. Все исчезли в кустах, Дмитрий прицелился в просвет, понимая, что все остальные сейчас заняли круговую оборону, Через пару минут послышался далекий треск веток, шаги по траве. Неизвестный насвистывал песенку, Дмитрию показалась смутно знакомая, наконец признал знаменитую бесамэмучу. Ермаков пошел навстречу, а когда шаги были совсем близко, беззвучно вдвинулся в кустарник. Через мгновение из-за поворота вышел высокий крепко сбитый человек, лицо блестит от пота, ворот расстегнут, мышцы сухие, с выступающими сухожилиями, на поясе очень профессионально прилажено мачете великанских размеров. Он сделал два шага, как за спиной так же бесшумно возник Ермаков, хлопнул по плечу: - Что за прогулки в лесу без ружья? Загорелое до темношоколадного цвета лицо мгновенно стало серым. Он обернулся как ужаленный: - Синьор!.. Как можно так пугать?.. А если я орнитолог? - Это который по ящерицам? - спросил Ермаков с интересом. - Синьор, - ответил неизвестный с достоинством, краска медленно возвращалась к нему к лицо, - вы человек невежественный!.. Орнитолог - это специалист по бабочкам. Ермаков рассмеялся, помахал рукой: - Все сюда! Этот человек теперь в нашей группе. Знакомьтесь, Рамирес. Специалист по бабочкам, а также по взрывчатке, электронике, подводному минированию. Рамирес, это мои ребята. Рамирес с удивлением и некоторым страхом смотрел как из зеленой чащи бесшумно вычленяются легкие как призраки крепкоплечие парни, зеленые и с зелеными полосами на лицах. Однако после их ботинок остаются следы, словно ступали бронированные слоны. - У вас не люди, - сказал он уважительно, - а настоящие лесные демоны. Я из "Знамени пророка", ребята. Здесь не ваши знойные пески Бедуинии... или Ирака, а джунгли, так что вам какое-то время придется слушаться меня. Ермаков кивнул: - Веди. Операцию надо завершить как можно быстрее. Дмитрий на ходу присматривался к боевику из этого самого "Знамени". Черные блестящие волосы закрывают уши, брови цыганские, глаза карие, таких хоть пруд пруди в любом украинском селе. Отличается разве что тем, что почти так же высок, как и они, каскадовцы, но сложен как борец. Выгоревшая джинсовка едва держится на широких могучих плечах, сам идет с прямой спиной, непривычно гордый для забитого трудом и нуждой колумбийского крестьянина. Хотя да, конечно... Орнитолог, специалист по бабочкам, что умеют взрываться. Рамирес ощутил пристальный взгляд, оглянулся, подмигнул: - Мы с тобой не встречались на карнавале в Рио-де-Жанейро? - Да вроде бы нет, - пробормотал Дмитрий на ходу. Рамирес захохотал, показывая белые красивые зубы: - Тогда у тебя все еще впереди! Я тебя угощу там пивом, что готовят специально для карнавала. Дмитрий замолчал, пристыженный. Он не знал, что для карнавала готовят особое пиво. Наркобароны живут роскошнее, чем короли, но жизнь их опаснее королевской во сто крат. Вообще на королей никто не покушается, ибо после смерти короля всегда ясно, кто встанет на его место: наследник, да и что решают короли? Потому гасиенда наркобарона Гонзалеса только называлась гасиендой, а на самом деле это была настоящая крепость. Мало того, что там находилась целая армия, вооруженная там, что не снилось ни отряду "Дельта", ни израильскому "кидону", но скрытые засады была выдвинуты на милю во все стороны, не считая сенсорных приспособлений на деревьях, в траве, скрытых телекамер вроде бы в глухом лесу, но на тех направлениях, откуда могут подойти враги. Трижды его пытались взять агенты из Управления по борьбе с наркотиками, но хотя прибыли на трех армейских вертолетах и двенадцати грузовиках с солдатами, от них не осталось даже обгорелых каркасов машин: болота колумбийских лесов обширны и бездонны. Агенты ФБР, засланные в его окружение, исчезали бесследно, а ЦРУ дважды отправлял военизированные спецподразделения, дав недвусмысленный приказ на уничтожение, но от них не осталось и следа, а все болота в тропиках Амазонки прочесывать - это не эксгумировать трупы со времен вьетнамо-американской войны в почти дружественном теперь Вьетнаме. Рамирес довел до незримой черты, за которой предполагались сенсорные датчики, замаскированные телекамеры. Ермаков велел включить поисковые приборы, в течении двух часов пробирались ползком, выявляя, принимая меры, пока не выдвинулись на расстояние прямой видимости. Деревья слегка раздвинулись, впереди наметился просвет. Зеленые ветви выглядели занавесом, между ними ярко синее небо, а внизу виден огромный дворец из белоснежного камня, весь словно из морской пены, сказочно красивый и радостный. Дмитрий лежал, приводя дыхание в порядок, до ломоты в висках старался понять этот колумбийский воздух. Гораздо плотнее подмосковного, влажный, жаркий, как повлияет на полет пули? Это если стреляешь на пару сот метров, то такой ерундой можно пренебречь, если не ураган, понятно, но ведь пуля - не ракета, что все время подпитывается порохом или другим топливом. Пуля с момента выстрела с каждым мгновением замедляет скорость. На таком чудовищном расстоянии малейшее дуновение сместит ее в сторону. - Только бы не попался по дороге комар, - прошептал он. - А тут какая только гадость не порхает... Он с тоской посмотрел как через лужайку пролетела стая огромных как воробьи бабочек. Воздух колебался от взмахов крыльев, на стебли сыпалась цветная пыльца. Пролетел тяжелый жук, с маху протаранил одного мотылька, то ли из хулиганства, то ли укусил, Дмитрий брезгливо смотрел как прямо перед ним упала это существо, разукрашенное как клоун, огромное как попугай, но здесь оно служит в ранге бабочки. Тарас подполз, кивнул на мешок: - Не повредил? Ермаков уже выдвинулся для броска. - Пока сигнала не было... Черт! - Что такое? - Уже мокрый как ящерица, а тут еще песок на зубах... - Лучше песок на зубах, - наставительно сказал Тарас, - чем иней на яйцах. Прижимайся мордой к земле! Он ревниво смотрел как Дмитрий, прижимаясь щекой к крупнозернистому песку, наощупь вытащил из чехла чудовище, что и на винтовку уже не похоже, а разве что на оружие инопланетян: оптический прицел по всей длине ствола, разные прибамбасы, только миникомпа не видать. Наверное, где-то внутри. Дмитрий бережно выдвинул сошки, укрепил их между изъеденными солнцем и ветрами глыбами камня. В оптический прицел отчетливо виднелась крыша. Он покрутил винт, одновременно опуская ствол, в пространстве прицела пронеслись все шесть этажей, перекрестье легло на яркий джип у крыльца. Во дворе охранники, крепкие парни с закатанные рукавами, уверенные, с автоматами в руках. В будочке у входа еще двое, на крыше один, по двое-трое в каждом углу двора. Не меньше десятка, а наверняка больше - в просторной пристройке между домом и конюшней. Судя по машинам, что оставлены перед казармой, там несколько пулеметов, в том числе и крупнокалиберные. Из кузова одной машины торчат стволы гранатометов. Окна закрыты, солнечные зайчики не дают определить, есть ли там народ вообще... Он поймал в прицел голову одного, задержал дыхание, тут же перевел на другого, третьего. Если бить точно в голову, то будут падать без крика, эхо выстрелов не докатится, В нагрудном кармане заскреблось. Он вытащил коробочку, сказал шепотом, зажав в ладони: - Я на исходной. Готов. - На счете "десять", - послышался голос Ермакова. - Главное, не дай взлететь вертолету. Он по ту сторону усадьбы. Дмитрий спросил сердито: - Как могу помешать, если не вижу? - К нему могут пробежать только через двор. Бей всех, кто попытается обогнуть здание слева. Начали! Один... Связь оборвалась, Дмитрий считал одними губами, одновременно успокаивая дыхание, ноги расставил еще шире, теперь он весь казался себе могучим орудием на треноге, что готово посылать смертоносные снаряды далеко и точно... - Восемь... девять... десять! Палец коснулся курка. На стрельбище он поражал цель с расстояния вдвое больше, потому сейчас как можно быстрее переводил прицел с одной мишени на другую, нажимал курок, передергивал затвор, наводил на третью и снова жал на курок. Когда он пробежал через распахнутые ворота, из усадьбы Рамирес выволакивал человека с залитым кровью лицом. Тарас шел сзади пригнувшись, автомат смотрит сразу во все стороны, прикрывает мусульманского экстремиста даже с воздуха и из-под земли. Конюшня горит, дверь в казарме исчезла, пролом квадратный, с неровными краями, на пороге двое в неестественных позах. Кровь вытекает из широкий дыр, под телами растекались лужи. Из-за здания выскочила согнутая фигура с автоматом наизготовку. Дмитрий видел как на кончике ствола дважды полыхнул огонек, в проеме казармы мелькнула тень, грохот выстрелов раздался в здании. Макс выстрелил снова, крикнул успокаивающе: - Все кончено!.. Там уже никого не осталось! Из-за здания огромными черными клубами очень быстро взлетал дым, глухо бухало, явно горит вертолет. На крыльцо с крыши с сухим стуком как крупный град падали плитки черепицы. Он быстро взбежал, огромный холл залит светом, глазам не пришлось привыкать, две широкие лестницы ведут вверх. В холле четыре трупа, Дмитрий перескочил через тело, где от головы только нижняя челюсть, поскользнулся в брызгах крови, стены в дырах и выбоинах, мелкие обломки костей, расплесканные брызги мозга. Перила топорщатся как спина дикобраза, пулеметная очередь раскрошила дерево, оставив пунктир в стене из мореного дуба. Как огромный носорог с жутким топотом пронесся Тарас, рявкнул страшным голосом: - Ты свое сделал! Запоздало он понял, что Тарас его утешает. Но всем комнатам лежали трупы, головы размозжены: кто-то успел пробежаться с контрольными выстрелами. Послышался визг, Макс грубо тащил за волосы женщину, молодую и в дорогом платье, очень открытом, с разрезами по бокам. - Там еще одна! - крикнул он. - Тащи ее во двор! Дмитрий бросился наверх, однако по широкой лестнице бегом спускался Тарас, на его руках визжала и отчаянно дрыгала длинными красивыми ногами молодая женщина. Роскошные золотые волосы почти доставали пола. Тарас люто рыкнул: - Чо на баб засмотрелся?.. Помоги Рамиресу! Рамирес с большой сумкой бежал с самого верхнего этажа, Дмитрий видел как боевик на ходу выхватывал мины и припечатывал к стенам. Завидев Дмитрия, крикнул обрадовано: - Ты по правому крылу, я по левому! Дмитрий со своей долей мин побежал, шлепая их как куски пластилина, прилипают на любую поверхность, а когда закончил и выбежал через главный выход, почти догнал Рамиреса, мастера по взрывным работам. Во дворе, богатом и ухоженном, раскинули роскошные кроны два могучих платана, явно реликвии еще со времен войны зав независимость. Их толстые стволы не обхватить и троим каскадникам, а кроны укрывали тенью половине двора. Под платаном лежал с разбитым лицом мужчина в длинных трусах, хорошо сложенный, но с дряблым животом, смуглый как житель Азии, с черными раскосыми глазами. Две женщины сидели, прижавшись спинами к дереву. Плечи их соприкасались, обе смотрели со страхом и ненавистью в направленные на них стволы. От крыльца донесся истошный вопль. Макс тащил за руку растрепанную молодую женщину. Она была одета с той небрежностью, которую позволяют себе люди, очень богатые или независимые, склонные не считаться с окружающими. За спиной болталась большая репортерская сумка с множеством карманов. Из расстегнутого верха торчал длинный объектив телекамеры. Они услышали ее яростный крик: - Вы не смеете! Я - гражданка Соединенных Штатов!.. Макс сказал злобно: - Когда я ее застрелю, позвольте я ее еще и побью ногами? Женщина уставилась на избитых наркобарона и его двух женщин, лицо стало бледным, а глаза стали выпучиваться. - Я, - повторила она уже тише, - гражданка Соединенных Штатов... - За что и умрешь, - сказал Макс жутким голосом. Он швырнул ее к остальным. Валентин поднял пистолет, целясь ей под левую грудь. Красивой женщине трудно выстрелить в лицо, хотя пуля в лоб сразу останавливает жизнь, а в пулей в сердце человек еще живет довольно долго. Ермаков сказал неожиданно: - Погоди. Пусть она снимает. Валентин оторопел: - Но ведь... - Снимает только то, что укажем, - объяснил Ермаков. - У нее цифровик, можно сразу просматривать и стирать, что не одобрит наш худсовет. Валентин кивнул с некоторым сомнением. Конечно, операцию "Устранение" еще точнее бы назвать "Устрашение", для этого и показная жестокость расправы. Вслед за разжиревшими юсовцами и богатенькие ланиносы начали бояться прищемить хотя бы пальчик Ермаков холодно взглянул на наркобарона: - Распять его и семью на вон тех деревьях! Валентин выдернул из сумки телекамеру, журналистка смотрела расширенными от ужаса глазами. Валентин грубо поднял ее за волосы, сунул в руки телекамеру: - Снимай! Она отдернула ладони, словно вместо камеры ей сунули раскаленный слиток металла: - Нет! - Тогда сниму сам, а ты поделишься гонораром. Глава 34 Гонсалеса прибили с распятыми руками и ногами на одном планане, на другом - жену и секретаршу. Дмитрий ощутил озноб при виде железных штырей, которые вогнали в прекрасные ухоженные ладони секретарши. Она висела на них, как будто не чувствовала боли, ее расширенные непонимающие глаза все время переходили с одного страшного человека на другого, Дмитрий вообще постоянно чувствовал ее вопрошающий взгляд, в котором было недоумение: как, ее, секретаршу и любовницу самого могущественного человека на всем южном континенте вот так неизвестные... Валентин повел объективом по деревьям с распятыми, приблизил трансфокатором изображение, дал крупным планом искаженное болью лицо наркобарона, правая половина залита кровью. Гонсалес хрипел, изо рта темная струйка, похожая на коричневый шнур. Затем в поле изображения появилась рука с со страшного вида ножом, хищно загнутым и с зубцами на тыльной стороне. Журналистка ахнула и отвернулась в тот момент, когда кончик ножа коснулся глаза властелина кокаиновых полей. Она слышала дикий крик, в котором не осталось ничего человеческого, но краем сознания понимала, что в памяти телекамеры остаются кадры, где нож выковыривает из быстро заполняющейся кровью глазницы круглое белое яблоко, и оно повиснет на щеке, поддерживаемое ниточками нервов и кровеносных сосудов. Затем нечеловеческий крик повторился. Она поняла, что нож этого нечеловека выковырнул второе глазное яблоко. - Вот как трепыхается, зараза, - сказал Тарас. - Счас укрепим, ты не сомневайся, не упадешь... Подбадривая Гонсалеса таким ужасным образом, он вогнал по добавочному штырю в кисти, раздробив мелкие кости. Из-под широких шляпок железнодорожных костылей выступали на диво жидкие красные капли. Гонсалес повернул в сторону приблизившегося Дмитрия искаженное болью и ужасом лицо: - Кто бы вы не были... я говорю вам секретный код моего швейцарского счета... Вторую половину знаю только я... вы выйдете из здания банка с чемоданом, где сто миллионов долларов... это все ваше! Жена Гонсалеса, красивая женщина с благородным надменным лицом, была распята на соседнем дереве так же свирепо, только что из-за ее легкого веса ей вбили по одному штырю в руки, по одному в бока, прихватив плоти достаточно, чтобы она была пришпилена к дереву, как насекомое, прочными булавками. Рот ее был закрыл пластырем, было видно как пыталась закричать, обезумевшие глаза стали круглыми и едва не вываливались из орбит. Прислугу и всех детей Гонсалеса, чтобы ни у кого не оставалось сомнения, выволокли и, добив ножами, сложили у ног наркобарона. Он рычал как безумный и дергался, все еще пытаясь сорвать со штырей. Дмитрий на миг ощутил жалость, дети есть дети, но тут же усилием воли воскресил веснущатые лица семилетних детишек в его далекой России, что уже попробовали продукции этого короля наркотиков, вспомнил их исхудавшие тельца, что бьются в конвульсиях на больничных койках, медленно и мучительно двигаясь к неизбежной смерти... - Надо расплачиваться, - сказал он вслух. -За то, что сладко пили и ели... на чужом горе. Тарас кивнул на соседнее дерево, где бессильно висела секретарша. Роскошное платье с нее сорвали, тело фотомодели красиво выгнулось, кровь вытекала из-под шляпок штырей и тонкими красными шнурками сползала по бокам в ее туфли. - Жаль, - сказал он искренне. - Красивых женщин всегда жаль. Дмитрий не ответил, а Тарас перехватил взгляд командира и поспешно побежал в дом торопить Рамиреса. Во-первых, это не наша женщина, было во взгляде стажера, а противнику надо наносить максимальный урон. Во-вторых, она могла бы остаться на прежней службе скромной медсестры. Но клюнула на роскошное жалование, хотя и знала, чем занимается ее хозяин. А жену и детей... Пусть все узнают о немыслимых зверствах десантной группы. Пусть распишут в газетах, покажут по телевидению и поместят в Интернете. Зато те, кто сейчас колеблется: не принять ли соблазнительное предложение поработать с наркотиками... или хотя бы выполнить разовое поручение, те после этого случая зарекутся сами и другим закажут. Наказание должно быть еще и устрашающим. Не просто "привести приговор в исполнение", а посадить преступника на кол, казнить так, чтобы остальных бросало в дрожь! Можно много разглагольствовать, сказал он себе, о недопустимости пыток и вообще применения насилия. Мы тоже можем это говорить и убеждать наших противников, чтобы они вели себя, как и подобает цивилизованным людям, как можно гуманнее. Но факт остается фактом: когда афганские муджахеды узнавали, что на их участке появился спецназ "Каскад", они снимались целыми отрядами, оголяя участки фронта, и разбегались по кишлакам, а то и уходили обратно через границу Пакистана. Когда итальянские мафиози сталкиваются с китайской, известной своей жестокостью, то ей уступают поле деятельности. А сейчас время - прагматиков. Как говорил Леонид Ильич: во главу угла - результат. Валентин тряхнул журналистку:: - Ну? Будешь снимать сама?.. Эх, тоже мне, пресса... Видишь, Макс, цель оправдывает средства. Так и говори. Вернулись к тому, что еще хрен знает сколько лет назад сказал Лойола. Макс поправил: - Лойола отнес это правило только к своим рыцарям. Им во имя достижения цели позволялись любые средства. Мы тоже это правило относим только к отрядам специального назначения. Только Ермаков промолчал. Прижатая к стене страна имеет право жить по этим правилам вся. Рамирес выскочил из здания, прокричал: - Все заряды на месте! Установлены верно! Я проверил оба крыла. Командир, пора уходить!.. Они уже вылетели на вертолетах. Через полчаса будут здесь. Ермаков повернулся к распятым. Наркобарон прохрипел: - Триста миллионов долларов!.. - Он еще торгуется, - сказал Тарас пораженно. - Крепкий орешек! Ермаков поднял пистолет, прицелившись Гонсалесу в живот. Тот выкатил глаза, изо рта потекла толкая струйка крови: - Бери все... Я отдам все... И этих всех убей... Только меня... Ермаков перевел пистолет на его жену. Она выкатила глаза еще больше, лицо было багровое как солнце на закате. Палец его коснулся курка. Пистолет чуть дернулся, отдача ничтожна, ствол не ушел ни вверх, ни в сторону, и он мог вогнать бы и вторую пулу точно в то же место. Женщина выгнулась в диком муке. Тело затрепыхалось, он усомнился, не сорвется ли. На животе быстро расплывалось красное пятно. Он перевел пистолет, выстрелил в живот секретарши, а затем повернулся к наркобарону. - Ну, прощай... Выстрел был не громче, чем хрустнул бы сучок под ногами. В середине живота возникла кровавая дыра, в которую влез бы ствол кулак ребенка. Гонсалес охнул, а живот, сплющенный на миг от удара пули, внезапно раздулся. Изо рта коротким толчком выплеснулась красная струйка. Из горла вырвался звериный рык. Наркобарон уронил голову и неверяще смотрел на рану в животе, такую же точно, какую получил властелин медельинского картеля десяток лет тому. Ермаков крикнул: - Все! Уходим. Дмитрий бежал через кусты, впервые не думая о том, что трещат, что остаются следы, что их могут услышать за сотни шагов, а уж увидеть так и вовсе... Через четверть часа бешеного бега Рамирес вывел их к дороге, затерянной в джунглях, где уже ждал автомобиль. С этой стороны искать не бросятся, ибо невозможно за такой срок добежать до дороги. Что ж, им еще неизвестен девиз подразделения: невозможное делаем сразу, чудо требует некоторой подготовки. Он уже знал, что разрывные пули, которые полковник всадил в животы наркобарона, его жены и секретарши - стеклянные. Их осколки невозможно обнаружить никаким рентгеном, и как бы не старались хирурги спасти жизнь этим сволочам, все трое помрут в страшных муках. Помрут, понимая, что спасения нет, что помирают, что никакие деньги не спасут от страшной мучительной смерти, когда лютая боль едва-едва снимается наркотиками. Могущественный барон, никогда не употреблявший наркотики, наконец-то начнет получат дозы все мощнее и мощнее! Тарас на бегу вскинул голову, прокричал встревоженно: - Это армейские вертолеты! Слышно было как на бегу огрызнулся Макс: - А ты ждал туристические? - Дурень, это юсовские! Дмитрий успел подумать, что это ж понятно, Империя продает свое вооружение во все страны не только латинам, но и по всему миру летают юсовские вертолеты, когда раздался резкий голос Ермакова: - Воздух! Грохот стал громче, верхушки деревьев зашатались. Вертолеты пронеслись на бреющем, Дмитрий отчетливо видел лица в боевой раскраске, закрепленные на турелях стволы крупнокалиберных пулеметов, но его самого дернуло от опознавательных знаков: при чем здесь силы Империи? Некоторое время стояли под деревом, вслушивались в грохот винтов, что то удалялись, то приближались. Ермаков сказал встревожено: - Либо мы сослепу напоролись на их тренировочный лагерь... либо о нас уже знают. - Тренировочный? - переспросил Макс. - Зачем здесь? - Джунгли Амазонки похожи на джунгли Вьетнама, - объяснил Ермаков. - Или еще зачем... А если о нас знают, то еще хуже. Дали нам прибить барона, а теперь прибьют нас... Голос его звучал трезво и сурово. Дмитрий ощутил как тревога нарастает и захлестывает его с головой. Стараясь не выдать дрожи в голосе, спросил: - Тогда нас ждет засада? - Скорее всего. На облаву потребовались бы силы целой армии. Он стоял под соседним деревом, в его серых глазах отражалось небо, лицо выглядело непроницаемым, но Дмитрий физически чувствовал с какой нагрузкой работает мозг полковника. - Уходим на север, - голос Ермакова прозвучал как удар молота по наковальне. - Если заслон... будем прорываться с боем. Тяжелые железные туши скрылись за деревьями. Тарас подхватил пулемет, Макс и Валентин уже с оскаленными лицами оглядывались по сторонам. Дмитрий чувствовал как сквозь него, как сквозь его могучее тело, словно сквозь редкий кустарник, пронесся холодный злой ветер. Операция пошла совсем не так, как планировалось. Впереди вырастал гребень холма, приближался толчками. Дмитрий первым подбежал к краю, упал за пару шагов, подполз. Внизу открылась зеленая долина с желтыми полосами от колес военных грузовиков. Три палатки, два джипа, в самом центре натянут тент от солнца, под тентом стол. В бинокль видно рацию, две бутылки пива, а под столом их целая россыпь. Из палатки вышел солдат, приложил к глазам бинокль. Смотрел не на Дмитрия, мимо, в сторону северного склона холмов. Рядом упал Ермаков, дыхание тяжелое, возраст, прохрипел: - Туда ушли все вертолеты! - Нас ищут там? Голос принадлежал Валентину. Дмитрий слышал дыхание Тараса, частые выдохи Макса, только Валентин держится как барон, лицо надменное, хотя крупные капли ползут по лицу, смывая краску. - Они скоро вернутся, - определил Ермаков. - И тогда нам из капкана не выскользнуть... Тарас отступил, пулемет в его руках с растущим подозрением рассматривал тропу, откуда прибежали. Ермаков оглядел отряд: - Дмитрий, прикроешь. Когда вырвешься... запомни телефон. Остальные - бегом! Он отполз, поднялся на ноги и побежал вдоль гребня, выбрав направление противоположному тому, куда ушли боевые вертолеты. Холодная волна прокатилась по телу Дмитрия. Фигуры в защитных костюмах уже скрылись, а он все поворачивал в голове последнюю фразу. Голос полковника чуть-чуть изменился, словно говорил "когда", а на язык просилось "если", "если вдруг" и даже "если вдруг каким чудом". Понятно же, когда необходимо кем-то пожертвовать, то жертвуют самой дешевой фигурой. А он самый слабый, самый неподготовленный, да и вообще: не человек - стажер! Было горько и страшно. Еще раньше, воюя в Афгане, он представлял как погибнет: в красивой позе, на руках друзей, над ним склонятся скорбящие командиры, обязательно - красивая медсестра, глотающая слезы, а старый закаленный генерал, сдерживая скупую мужскую слезу, отстегнет со своего кителя золотую звезду... или золотой крест... пусть даже золотой полумесяц, не один ли хрен, и приколет к его вспотевшей гимнастерке, где с левой стороны расплывается красное пятно... Притаившись за деревом, он наблюдал как восьмеро солдат двигаются вдоль склона холма. Все в легком, рукава закачены, с виду парни крепкие, здоровые, налитые мощью. Двигались на расстоянии трех шагов друг от друга, переговаривались негромко, обменивались даже знаками, что говорило о выучке более серьезной, чем у простой пехоты. - Ты уверен? - донесся до него говорок на смеси английского с бруклинским, - в самом деле заметил что-то? - Там шевельнулись ветки.. Ответили на помеси английского с негритянским. Спрашивал коренастый капрал, чернокожий, крепкий как бычок. Его автомат смотрел черным глазом прямо перед собой, сам капрал двигался бесшумно, крадучись, но быстро и ловко. - Да, сэр, - ответил нервно второй, высокий очкарик, но тоже с развитой мускулатурой и широкой грудью. - Там мелькнуло... Вон! Смотрите? Наконец-то заметили, мелькнуло в голове Дмитрия. Все перед компами торчите, чурки недорезанные... пока что. Зря он старался, бросал в ту сторону камешки? - Что-то белеет, - согласился офицер. - Что ж, проверим. Держаться друг от друга на расстоянии пяти шагов. Здесь кустарник редкий, видно. - Сэр, - сказал капрал осторожно, - дополнительный заслон оставим? Офицер отмахнулся: - Зачем? Там у машины двое. Впрочем, ты оставайся здесь. Если он вздумает проскользнуть мимо, особенно не церемонься, понял? Мы не полицейские, которым надо обязательно арестовывать. Да и что я матери твоей напишу? Стреляй на поражение сразу. - Слушаюсь, сэр! Семерка медленно двинулась вверх по холму, а восьмой присел прямо в середину раскидистого куста, Автомат поставил между ног, затаился. В его защитной форме, с перемазанной рожей он в самом деле был неотличим от веток, под которые маскировался. Шлем сливался с листьями, только и заметно как мелькнули пальцы в знакомом движении, словно коммандос заводил часы, подвешенные к шлему. Если же учесть, что часы к шлему не подвешивают даже тупые юсовцы, к тому же по своей лени все часы у них на батарейках, то явно манипулировал с манипулятором громкости микрофона. Скорее всего ставит на полную мощность, чтобы любой крик или даже треск сучьев услышали в наушниках офицер с его командой. Если он вздумает, вспомнил Дмитрий слова офицера. Слишком уверенно говорит, что он один. Значит, знает наверняка. Но откуда? В полной тишине звенели кузнечики, на головой басовито жужжал толстый шмель, пролетела мелкая птаха, даже попыталась устроиться в кустах, но не одобрила густые ветви, унеслась. Не двигая даже бровью, он выждал, пока семерка, по ему подсчетам, прошла две трети до вершины, пора бы ему вызвать этого, провериться, но слишком беспечны, начал прикидывать, как проскользнуть мимо, в это время шагах в пяти заметил легкое движение. Пальцы едва не метнули туда нож, сдержался, а оттуда через мгновение выкатился серый комок. Еж двигался в его сторону деловито, носик как у маленькой свинюшки почти роет землю, пофыркивает и даже хрюкает... Глава 35 Он покрылся крупными мурашками: если ежик подойдет вплотную, наткнется и зафыркает, перепугавшись, то даже этот сонный дурак обязан просто догадаться... Стиснув зубы, он взял крохотный камешек и швырнул, стараясь попасть прямо перед носом ежа: если сзади, тот в страхе помчится в его сторону. Листья шелестнули, он видел как насторожился охранник, быстро заговорил по радио: - Седьмой, я слышу шорох. Не отключайтесь, проверю... Приподнявшись, он дал длинную очередь. Листья с куста полетели градом, посыпались ветки. Ежа, в которого попали сразу три-четыре пули, окровавленным комочком отшвырнуло на несколько шагов. Солдат выругался: - А-а, черт!... Я ежика убил... Простите, сэр, это был только ежик. Здесь все чисто. Он отключился, сел и даже отвернулся, чтобы не видеть окровавленное тельце. Дмитрий достал нож, надо торопиться, метнул быстро и сильно: уже сто раз мысленно метал нож в эту тушу и четко представлял как острое тяжелое лезвие войдет в плоть по самую рукоять. Гвардеец дернулся, а обе руки, выронив автомат, пытались ухватиться за пораженное место. Однако нож через глазницу поразил мозг, и человек опустился на землю уже мертвый. - Все, - прошептал Дмитрий. - До следующего сеанса связи целая вечность... За мгновение он содрал с убитого одежду, проверил карманы и, одев шлем, напряженно прислушивался к разговорам. Его пока не тревожили: он должен прислушиваться к любому шороху, а отряд тем временем двигался к вершине, куда осталось не больше сотни метров. Свои пожитки сунул в рюкзак, лучше всего их отнесли подальше, а раздетый труп прикрыл ветками, предварительно насторожив гранату. Чужая земля, сказал себе тоскливо, здесь враги, и даже трава здесь не такая. Он полз, перебегал открытые пространства, плюхался на землю, но походный лагерь имперских солдат приближался, палатки вырастают, умело закрепленные на длинных легких растяжках, уже без бинокля видит яркие банки пива на раскладном походном столе. Дважды пролетали вертолеты, один завис ненадолго, что-то сбросил в большом белом пакете, но садиться не стал, унесся, сыто рокоча моторами. Такая палатка рассчитана на двадцать человек, но у юсовцев другие нормы. Любят комфорт, здесь не больше пятнадцати, а то и двенадцати человек. Правда, судя по оборудованию, за ними послали не простых туповатых полицейских, даже не национальную гвардию, а сразу части быстрого реагирования. Похоже, рейнджеры из 7-й группы 75-го полка ССО, т.е., сил специальных операций... Этих отличаешь от обычных родов войск даже по тому, как ставят палатки. Эти, в отличие от полицейских, не так связаны законами о применении оружия: будут палить сразу же, без всяких окриков, палить сразу на поражение, палить много и с огромным удовольствием. А когда двенадцать человек палят во все стороны, какая-то пуля может достать по глупой случайности или, точнее, по теории вероятности. Он долго всматривался, но юсовцы, всегда ограждающиеся себя сверхтехникой, на этот раз не натыкали вокруг лагеря ни датчиков, ни сенсоров, ни каких других средств раннего обнаружения. То ли не успели, а скорее - поленились, не верят, что прибывшие могут быть опасны настолько. Или же сами верят в свои фильмы, где они только стреляют, а русские с диким воем падают и помирают в корчах. Идею, что у них недостает техсредств, он отбросил сразу же, это не российская армия. Значит, знают, что здесь небольшая группа. И даже знают, что с ними нет ящика с атомными бомбами или чудо-бластерами... Риск, сказал себе, благородное дело. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Бог не выдаст, свинья не съест. Авось... Пригнувшись, он пр