ют сделать петлю? Я понимаю, наши ребята не ожидали такого уровня. Потому и упустили. Надо было сразу группу "дельта" сюда бросить, окружить их, остановить при отходе... Фред хмыкнул: - Надо признаться, мы тоже не ожидали, что они будут прорываться в эту сторону. Другое дело, затеряться в джунглях... - Сейчас в городе можно затеряться проще, чем в джунглях! - Да, при условии, что все они... они большая часть владеет испанским. Фред вспомнил многочисленных Хуанов, которые сдерживали напор войск генерала Франко в Испании, покрутил головой: - Уверен, что владеют. Надо срочно раздать их портреты на всех авиалиниях. Потому что у меня нехорошее предчувствие... - Что за предчувствие? - А если они была заброшены не только затем, чтобы убить наркобарона? Если им что-то надо и здесь? Не в Колумбии, а, в нашей стране? - Что, в США? - Да. - Но это безумие! - Что, безумие сунуться в нашу страну? - Да чтоб русский спецназ... Фред поморщился: - Арабские террористы взрывают бомбы прямо перед Белым Домом, а они не круче русских. Если мы не перехватим русских по дороге, они могут натворить бед. Вильямсон пожал плечами: - А что говорит ваш информатор? Фред признался с неохотой: - Это управление, в отличие от КГБ или ГРУ, обладает особой степенью свободы. В том числе и свободы принятия решений. И даже выбора целей. Вильямсон содрогнулся: - Страшно представить себе такое учреждение. Фред кивнул, вид был несчастный: - Да, хотя подбирают людей только абсолютно честных и с высокой ответственностью. Что, собственно, как хорошо, так и плохо. Для нас. Потому что высокая ответственность перед своей страной... своим народом... может толкнуть на действительно страшные вещи! Солнце уже поднялось к зениту, когда на горизонте показалась полочка земли, а чуть погодя уже можно было различить небоскребы, что теснились у самой воды. Яхта шла споро, волны стучали о борта. Вода напоминала ту, что сбегает с холмов, где стоят коровники. Серая, с плавающими фекалиями, мусором, нефтяными разводами, она кричала о мощи огромного города, который вырос из крохотной голландской колонии. Дмитрий опустился в каюту. Полумрак, легкий аромат духов и неспокойной ночи, Клара широко распахнула невинные глаза, все еще подернутые сном: - Как, уже утро? - Уже скоро полдень, - ответил он счастливо. Она попыталась подняться, в изнеможении рухнула обратно: - Дикарь, что ты со мной сделал?.. Разве же можно заниматься сексом всю ночь? Он покачал головой: - Нет, конечно. - Тогда чего же... - Клара, - сказал он серьезно, - для меня это был не секс. Она приподнялась, с неодобрением посмотрела на свои руки, где остались следы от его пальцев. Вывернула шею, стараясь заглянуть на свои ягодицы. - Секс, - заверила она. - Теперь я верю, что мирные жители за надежной спиной морской пехоты! Или ты не из морпехов? - Нет, - ответил он. - Из "дельта"? Или "СВИТ"? Других не знаю, прости. - Прощаю, - ответил он великодушно. - Всех этих ребят, которых ты перечислила, я на завтрак ем без соли. Мелочь. Но я о другом... Мы с тобой уже трое суток неразрывно. А бывает, что достаточно и одного взгляда... Она села, обнаженная, все еще с нежной белой кожей, хотя неделю провела в Колумбии, и трое суток в море. Глаза ее стали серьезными: - Ты о чем? Он сказал хриплым голосом: - Клара... Я не знаю, что со мной происходит. Но я уже не могу без тебя. - Ну. - проговорила она медленно, явно пытаясь как-то разрядить серьезность разговора, - ты и так не слезал с меня трое суток... Он сглотнул, чувствуя как в груди дрожит мелко-мелко, пытался перевести дыхание, но не мог, в горле остановился тугой ком, не сдвигался, мешая дышать. - Клара, - выдохнул он с мукой, - я люблю тебя. Я не смогу без тебя. Честное слово, я никогда не думал, что смогу сказать такие слова... что когда-то их скажу! Если слышал их в кино или в театре, то кривился или ржал как конь. Но сейчас я весь - окровавленное сердце. Я люблю тебя, Клара! Она медленно одевалась, пока он говорил, а когда Дмитрий выдохнул последние слова, провела мягкой ладонью по его небритой щеке: - Джон... или как тебя зовут... - Я скажу тебе свое настоящее имя, - пообещал он, - как только ты... Она мягко улыбнулась, он смотрел остановившимся глазами как ее босые ступни быстро пробежали вверх по ступенькам. Яхта на автомате приближалась к причалу. Клара перехватила управление, быстро и ловко направила между двух таких же, только поновее, умело пришвартовала. Дмитрий угрюмо смотрел на берег. В душе была горечь, а в сердце жгло, словно туда плеснули ядовитой кислоты. Не оборачиваясь, она проговорила медленно: - Спасибо, Джон. Никто и никогда мне не говорил таких слов. Я буду о них вспоминать... иногда. Когда буду засыпать, когда уже нереальность смешивается со сказочными грезами. Я буду видеть тебя, Могучего и Настоящего... Но, прости, у меня добрый и заботливый муж... Я не могу его оставить. К тому же, у него сейчас трудности на работе. Я должна быть рядом... Он спросил тупо: - Ты... ты сейчас едешь к нему? Она чуть повернула голову, он чувствовал как ее ласковый взгляд почти так же ощутимо нежно погладил его по небритой щеке, как только что гладила рукой: - Я тоже люблю тебя, Джон. Это удивительно! Я даже не знала, что это... Увы, я должна... Я даже не прошу меня понять, у нас слишком разные ценности. Ты, наверное, выходец из Ирландии? - Почему? - спросил он тупо. - Ну, они все еще борются за что-то... Любят, страдают... Прости, Джон. Мы уже прибыли. Прошу тебя, уходи. Уходи, не мучай меня! Их глаза встретились. Она вздрогнула, заряд неведомой силы прошел по ее телу как удар тока. Дмитрий проговорил хриплым от горечи голосом: - Клянусь, отныне и вовеки у меня не будет другой женщины. Не будет... детей. А род на мне прервется. Прощай, Клара! Он перепрыгнул через борт. На миг его голова исчезла, ей даже показалось, что он не допрыгнул до пирса, но тут же его прямая фигура появилась в зоне видимости, он уходил, прямой и твердый, но она видела, что он весь - кровоточащее сердце. В груди сладко и тревожно заныло. С этим человеком исчезает другой мир, странный и нереальный как детские сны. Она прерывисто вздохнула словно ребенок после долгого плача, взгляд упал на часы. Ого, Феликс уже заканчивает работу, надо успеть привести себя в порядок. Возможно, она даже расскажет Феликсу о необычном приключении. В конце-концов, знает же он про Смита, про Дональда и остальных его коллег? Она с усилием улыбнулась, как подобает настоящей американке, и начала думать о приятном: ее встретит улыбающийся Феликс, она войдет в свою опрятную и нашпигованную всеми удобствами кухню, у нее прекрасная квартира, ссуда почти выплачена, у нее просторная кровать с 39подогревом, у нее уютный и налаженный мир, защищенный от всех холодных ветров. А этот необычный человек... пусть останется в ее снах. Глава 39 Дмитрий прошел мимо магазинов, проверяясь у витрин, зашел в булочную и вышел из другой двери, спустил в метрополитен, дождался вагона и сел, а когда за ним вдвинулось еще с десяток народу, вспомнил, что не туда сел, придержал захлопывающиеся двери и выпрыгнул на перрон. Слежки не было, да и с какой стати за ним следить, через полчаса он уже нажимал кнопку звонка у неприметной двери на третьем этаже старого негритянского дома. Звонить пришлось долго, наконец послышались шаркающиеся шаги. Он чувствовал, что его разглядывают долго и подозрительно. Сиплый голос спросил: - Кого Иблис принес? - Слугу пророка, - ответил Дмитрий как можно жизнерадостнее, хотя перед глазами стояла Клара, а душу разъедала горечь. - Мне нужен дядюшка Вилли Блексмит! - Какой к черту, - раздался раздраженный голос. - Здесь всегда жили Кванго. - А тетушка Розали Блум? - спросил Дмитрий упавшим голосом. - Парень, ты смеешься? - голос прозвучал совсем угрожающе. - Таких имен вообще не бывает! Питер Кванго, Сильвестр Кванго... Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий поджарый негр. Весь в черной коже, даже кепочка блестит, как будто шел под дождем. По курточке и обтягивающим брючкам разбросаны массивные заклепки. Таким бравым парням, там они звались рокерами, Тарас совсем недавно ломал кости вместе с их харлеями. - Привет, - сказал негр. - Меня зовут Вилли! Ты точно ничего не перепутал? - Нет, - ответил Дмитрий тише. - Меня зовут Ахмед, я издалека, мне нужна помощь. Негр выдвинулся, посмотрел по сторонам и вверх по лестнице, спросил шепотом: - Зайдешь? Или тебя сразу в комитет? - Давай сразу, - ответил Дмитрий. Он ощутил неимоверное облегчение, ибо хотя кодовые слова совпадали, как и отзывы на них, но негр так искренне разыгрывал недоумение, что Дмитрий почти собрался уходить. - Мне нужно установить связь не только с ними. На выходе встретили двух проституток, промчалась стайка детей, но дальше никто ими не интересовался. Вилли двигался, выпятив грудь и бесцеремонно разглядывая женщин. Здесь это приветствовалось, женщины чувствовали, что не зря красились, а полиция видела, что горожанин не забивает голову политикой и митингами протеста. Несмотря на солнечное утро, на стенах и даже поперек улицы вспыхивали яркие огни разноцветной рекламы. Голые бабы с толстыми задницами и ковбои с постоянно стреляющими пистолетами, а когда прошли еще пару кварталов, там тоже вертели задницами голые бабы, а ковбои палили с двух рук. На всю стену третьего квартала было панно из лампочек, где возникали ковбои, стрельба из двух пистолетов, затем голые бабы - толстые, сочные, тут же снова стреляющие ковбои, голые бабы, ковбои... Вилли что-то рассказывал, Дмитрий начал прислушиваться, этот негр был чем-то похож на Филиппа и Славку вместе взятых, такой же восторженно непрактичный, но горячий, в глазах блеск, словно накурился или ширнулся, а может и в самом деле, с этими борцами и в Москве не понимал, что их приводит к неприятию строя: кого политика, а кого измена девчонки, которую считал своей собственностью. - Есть еще "Знамя Аллаха", - донесся голос Вилли. - Эти сволочи содрали у нас название!.. Только у нас все правильно: "Знамя пророка", а они решили сделать еще круче, сволочи!.. Перебить бы их всех, а потом и с проклятым империализмом покончить... - "Знамя пророка" звучит лучше, - поддакнул Дмитрий. Подумал, что рискованно на улицах обсуждать такое, но в их сторону никто не смотрел, а если и услышит, то кто из серьезных людей будет обсуждать на улице операции? Так, мальчишки бахвалятся, внимание девчонок привлекают мнимой крутостью. - У вас и оружие есть? Вилли взглянул удивленно: - Конечно... Или какое-то особое? Только скажи, купим. В нашей стране хоть гаубицу покупай и устанавливай во дворе!.. Все можно. И стрелять из нее можно. Это вам там Саддам Хусейн запрещает, а зря... Только даже за холостой выстрел припаяют столько штрафов, начиная от нарушения тишины и кончая исками по делу беременной дуры, у которой за три мили отсюда выкидыш, что за всю жизнь не расплатишься... Улица постепенно менялась. Огромные блистающие небоскребы становились короче, теряли блеск, пока не превратились в обычные дома, а затем и вовсе потускнели. Улица сузилась, автомобили уже не мчались, блистая хромом, а ползли нелепые и старые, нередко попросту ржавые. Дмитрий с изумлением смотрел на дома с облупившейся штукатуркой, на покосившиеся заборы, кучу хлама, горы мусора, на брошенные на обочине и ржавеющие грузовики, какие-то железные котлы. Асфальт выбит, словно здесь рвались бомбы, ямки забиты мусором, сгнившими коробками из-под сигарет, какой-то дрянью, от которой несет так, что желудок поднимается к горлу. Вилли заметил его удивление, буркнул: - А ты чего ждешь, шейх? Это у вас там все на кадиллаках. Нет бедных, нет богатых... А здесь ты видишь этот ад... - Черт, - вырвалось у Дмитрия невольно, - но это же Бродвей? - Бродвей, - подтвердил тот все угрюмее. - Тот самый? Который на все рекламах? - Ты ведь ехал по прямой, не так ли? - Да, но теперь мне начинает чудиться, что где-то свернул в деревушку Камеруна. Вилли горько засмеялся. Его согнутая фигура нырнула из тесный просвет между домами, Дмитрий скользнул следом, чувствуя, что попал не то в средневековье, не то в пригород Одессы: между домами протянуты веревки с бельем, под ногами горы пустых картонок, а из некоторых торчат ноги местных бомжей... Вилли стукнул в одну неприметную дверь, выждал и постучал снова, скук явно условный, в прерывистом негритянском ритме, после паузы отворила толстая неопрятная женщина. Она что-то жевала, руки вытирала о грязный замасленный передник, щеки и даже лоб блестели от жира. - Чего надо? - поинтересовалась она недружелюбно. - Да это свой, тетя Бен, - ответил Вилли, а Дмитрий невольно подумал, что эта громадная толстуха с мужским именем в самом деле похожа если не на Биг Бен, то уж на Царь-колокол - точно. - Все свои, - проворчала толстуха, - да только вещи все одно пропадают. Она отступила, Вилли проскользнул в дверь, Дмитрий постарался не задеть эту колышущуюся гору жира. Кто-то подсчитал, что процентов восемьдесят бедных жителей Империи страдают от избытка веса, а сорок - от ожирения, в то время как девяносто процентов богатых - ни капли жира, все спускается на тренажерах. В этой квартирке все блестело пятнами жира, словно толстуха жарила оладьи и за все хваталась масляными руками, воздух стоял прогорклый и чадный. У Дмитрия защипали глаза. Вилли провел его через три тесные заставленные мебелью комнаты, приходилось переступать через разные узлы и ящики, распахнул дверцы платяного шкафа. Старая одежда теснилась на плечиках, тоже ветхая и настолько грязная, словно ее собирали на самых отвратительных помойках. Вилли с трудом раздвинул одежду, ее было напихано столько, что не желала подаваться, Дмитрий заметил как пальцы Вилли ощупывают стенку. Он что-то выстукивал, нашептывал. К изумлению Дмитрия по старой фанерной стенке пробежала трещинка, оттуда пахнуло затхлым воздухом подземелья. Фанера раздвинулась шире, Вилли проскользнул в щель, тут только Дмитрий заметил, что за фанерным покрытием чувствуется толстый стальной лист. Впереди блеснул свет, Вилли уже включил фонарик, Дмитрий увидел сырые и покрытые зеленой плесенью ступеньки, уводящие вниз в темноту. Это было заброшенное подземелье, похожее на бомбоубежище второй мировой. Дважды дорогу перебежали крысы, под стеной темнели кучки высохших нечистот. Дмитрия не покидало ощущение, что за ним наблюдают, но сколько не бросал украдкой взгляды по сторонам, скрытых телекамер не заметил. На той стороне темнела старая металлическая дверь. Вилли отодвинул все три запора, простые и бесхитростные, дальше прошли через странное объемное помещение, не то заброшенный склад, не то туалет, судя по запахам, затем миновали еще пару просторных комнат, Дмитрий уже начал дивиться расточительству, в его Москве дрались за каждый метр площади, аренда стоит бешеных денег, а Вилли отыскал ход вниз, помчался, лошадино улыбаясь и гремя каблуками по металлическим ступенькам. Ступеньки, как и водится, привели к металлической двери. Несмотря на все старания держать ее в запущенном состоянии, Дмитрий заметил, что поставили ее сравнительно недавно, чуть перевел дух, а то уже его путешествие начало казаться делом безнадежным. Вилли стучал недолго, в двери щелкнуло. Дмитрий изумился, почему никто ничего не спрашивает, но когда переносил ногу через порог, поймал глазом крохотный солнечный лучик. Явно их рассмотрели через мощные скрытые телекамеры, может быть даже записали частоту пульса и прочие разные штучки, не за всеми же новинками успевают следить даже в "Каскаде". В новом помещении никого, но едва перешагнули порог, дверь тут же захлопнулась. Дмитрий заметил, что толщиной она с лобовой лист бронетранспортера, из торца выглянули и спрятались три штыря из нержавеющей стали. Вилли отмахнулся: - Да это везде так... Из-за наркоты могут и не такое выломать. - Часто бывает? - Слишком, - отметил Вилли. Он сгорбился, помрачнел. - У меня из-за наркотиков два брата сгинуло, сеструха кончилась, половина друзей либо перемерла, либо с собой покончили... Я бы этих наркобаронов! - Не только ты, - ответил Дмитрий. - Не только ты... Ком в горле растворился, но теперь во рту он чувствовал едкую как царская водка горечь. Кто-то совсем недавно тоже говорил о ненависти к наркобаронам. Они стояли на железном мостике, грубая металлическая лесенка вела вниз. Это был подвал, похожий на просторное бомбоубежище. Яркие лампы бросали в его сторону яркие как у прожекторов лучи. Он щурился, едва видел под ногами узкие металлические ступеньки. Пока спускался по ступенькам, чувствовал на себе десятки пар внимательных глаз. Наверху был раскаленный мир, в здесь от стен несло прохладой, на металлических трубах висели крупные капли, время от времени срывались на цементный пол. Воздух плотный, влажный, хотя по легкому движению он ощутил, что здесь есть вентиляция. Пока он спускался его изучали настороженно, с некоторым любопытством, Огромное помещение казалось пустым, хотя в середине зала за столом сидели четверо, а под стенами неподвижно стояли молодые парни и девушки с автоматами в руках. Дмитрию почудилась некоторая театральность, но прикинул возраст собравшихся, общую любовь к оружию, понял, что и здесь свои филиппы и славки. Он встретился с горящими глазами молодого черноволосого парня, явно латиноса, красивого как цыган, подтянутого, весь в огне, готов к немедленным действиям, словно давно ждал повода наконец-то поставить Империю Зла на уши, чуть не назвал его Славкой. За столом сидели лидеры движения, все чернокожие, только самый крайний, чуть ли не на приставном стульчике, белый, даже не латинос, а с явном примесью ирландской или немецкой крови. Дмитрий всматривался в их суровые лица, слегка надменные, лица бесспорных руководителей организации, что ставит своей целью победу ислама любой ценой, вплоть до вооруженной борьбы. Ему знаком велели подойти к столу. Дмитрий видел с каким вниманием парни под стеной наблюдают за каждым его движением. И хотя его тщательно обыскали, но все знают, что есть группы людей, убивающие голыми руками с такой же легкостью, как если бы держали автомат. - Чем вы докажете, - сказал высокий седой негр, он сидел за столом во главе, - что вы в самом деле... оттуда? Дмитрий слегка поклонился: - Как вы понимаете, у меня не может быть документов. Более того, если я попаду в руки противника, я буду отрицать, что я вообще когда-либо видел мой Ирак... Словом, у меня в самом деле нет никаких подтверждений. Если честно, то разве ФБР не снабдило бы меня всеми необходимыми бумагами? Одна из четверки, молодая женщина с грубым решительным лицом, сказала седому негру: - Рамирес передал, что с Востока прибыла группа наших братьев. И что один из них может быть... будет добираться в одиночку. А парень с огромным кадыком сказал нервно: - Его приметы совпадают. Да и что-то слишком зашевелились копы в нашем районе!.. Не думаю, чтобы их всех подняли для того, чтобы нас дурачить. - Округа, - сказала женщина задумчиво, - могли бы... но не штата! Снова Дмитрий ощутил на себе испытующие взгляды, но теперь на некоторых лицах сумел уловить растущее уважение. Не всякая экстремистская организация способна настолько всполошить власти, чтобы по тревоге подняли всю полицию, да еще запросили помощи из соседних регионов. - Я не враг, - сказал он как можно искреннее, - я только другой... Я из страны, где больше верят честному слову, чем адвокатам. И где не боятся отдать жизнь за идеи, за лучшее будущее для всех, а не только для себя. Один из чернокожих, помоложе седого негра, но старше остальных, самый огромный и весь в выступающих буграх мышц, с фанатичным блеском в глазах, сказал яростно: - Эта страна тонет в пороках! Когда все люди... даже мужчины!.. так берегут здоровье и не заботятся о стране, то мне стыдно, что я принадлежу к этому народу!.. Высокий негр с короткой бородкой сказал строго: - Джекобс, Джекобс! Мы уже не принадлежим этому обреченному народу. Мы - мусульмане. - Да, - сказал тот с жаром. - Мы - мусульмане. Дмитрий смотрел на обоих с восторгом. Такие яростные лица давно не видел, здесь жизнь кипит, ярость готова вырваться пытающей лавой. Это настоящие патриоты, они жаждут действий. Оба готовы отдать жизни за правое дело, что понятно для русского, но так непривычно для любого, кто родился и жил по эту сторону океана. Этот яростный негр, все еще свирепо раздувая ноздри, протянул ему руку через стол, сказал просто: - Меня зовут Джекобс. Ты не сердись, но нам приходится быть настороже. За нами охотится как ФРБ, так и ЦРУ. Даже УНБ, говорят, проявляет интерес. - А что за УНБ? - поинтересовался Дмитрий. - Я о такой фирме ничего не слышал. - УНБ... Перед нем ФБР и ЦРУ сопливые щенки. Мы знаем о ней мало, но знаем точно, что у УНБ есть своя тайная организация, сверхсекретная и глубоко законспирированная. О ней не знает ни одно из правительственных организаций, о ней не знает ни конгресс, ни сенат, которые выделяют деньги на их содержание. И очень немалые деньги! - Что, так хорошо живут? - Нет, организация немаленькая. Собственно, это целая армия. Целая армия бывших убийц, психопатов, маньяков... которые натворили таких дел, что их к смертной казни... но УНБ, фальсифицируя бумаги, забирает этих смертников к себе. Там их ставят перед выбором: либо приговор приводят в исполнение, либо они будут работать на УНБ. Причем, делать то же самое, что делали раньше: убивать, пытать, насиловать, зверствовать в своею удовольствие... но только в рамках заданий. Понятно, что большинство тут же соглашается. Правда, процент отсева во время обучения высок... Не все убийцы оказываются достаточно бесчеловечными, чтобы работать на УНБ. Туда вообще требуются монстры с нечеловеческой психикой.... Но прошедшие отсев работают с удовольствием, получив такую "крышу": все, что они делают, это, оказывается, "на благо страны"! Они, выходит, защищают демократию! Дмитрий чувствовал как по коже пробежал недобрый холодок: - С этими ребятами придется столкнуться? - Вряд ли, - ответил Джекобс помедлив. - Не должны. В комнату вошел грузный негр, обошел под стенкой, словно побаивался нарваться на пулю, вдруг да начнется стрельба. Наклонился и пошептал главе что-то на ухо. Тот выслушал, не отрывая взгляда от Дмитрия, кивнул. Глаза его прошлись по молодому парню сверху донизу, остановились на ее пылающем лице: - Хорошо. Но мы прервемся ненадолго. Вилли поинтересовался: - Случилось что-то? - Случилось, - ответил глава ровным голосом, не предвещающим ничего доброго. - Только что с нами на связь вышла еще группа. Утверждают, что только что прибыли из благословенных стран! Джекобс посмотрел на Дмитрия почти с сочувствием: - Ну, парень, если ты из ФБР... тогда тебе очень не повезло. Сильные руки схватили Дмитрия, он ощутил как заворачивают за спину кисти. С наручниками пришлось повозиться, мешали браслет и часы на другой руке, но Дмитрию не нужен был выигрыш в несколько секунд, а эти вороны возились пару минут, но в конце-концов наручники защелкнулись, его поставили в стене, а Вилли поспешил наверх встречать гостей. Глава 40 Они ввалились с грохотом, стуком подкованных сапог, крутые техасские парни, пропахшие зноем и запахами степных трав. Вид у них был таков, словно хозяева здесь они, а эти негры за столом - всего лишь их ученики, приятели на третьей воде. Тарас сдавил Дмитрия с такой силой, что у того вспикнуло от ушей до пяток, Макс обнимал и хлопал по плечам. Даже замороженное лицо Валентина словно бы слегка оттаяло, однако бросил: - Все-таки расскажи подробнее, как добрался раньше нас. Я знаю, у ЦРУ есть свои самолеты... Дмитрий вспыхнул, но Ермаков быстро и умело отомкнул наручники, не пользуясь даже ключом, хлопнул по плечу, не выпуская руки: - Это он так шутит. Ты молодец, везунчик. Я знал, что завершать операцию будем вместе. Не думал только, что обгонишь. Но в глазах полковника была виноватость. Дмитрий слушал дежурные слова, правильные и округлые как обкатанные морем и ветром камни, пытался поймать взгляд Ермакова, но тот либо смотрел ему в переносицу, либо с преувеличенным одобрением рассматривал его тугие плечи, сильные руки, и говорил, подбадривал, хотя понимает, что этот стажер хоть и лох, но слишком чувствителен, чтобы поверить... - А что будем делать здесь? - спросил Дмитрий. - Как-то выбираться обратно... в Ирак? Ермаков оглянулся на Валентина. Тот наклонился над столом, что-то втолковывал руководству "Знамени пророка". Ермаков сказал вполголоса: - Да-да, конечно. Нам пора выбираться. Но Валентин сейчас побрасывает им одну интересную идею... Теперь они нам братья по вере! У них с десяток их черных членов заточены в тюрьму Хаинстоун. Появилась мысль попробовать выручить их. Тем самым мы сразу поднимем свой авторитет. Дмитрий не понял, почему спецназу так уж нужно вызволять из тюрьмы негритянских... ну, пусть мусульманских экстремистов, и зачем поднимать авторитет... непонятной группы арабских террористов с Востока, но смолчал. Пути Господа и полковника неисповедимы для простого... ну, путь не простого, но все же только лейтенанта. Гарри Грумен улыбался, но Ермаков видел сколько натянутости в этой улыбке. Разведчик уже свыкся с ролью владельца богатой фирмы, к тому же в самом деле приносит немалый доход, а начавшаяся перестройка в СССР обрубила все нити. Прошло почти пятнадцать лет, он уже в самом деле считал себя юсовцем, в этом мире тепло и уютно, никуда не надо идти, карабкаться, ничего не надо строить, а пробежку по утра делал по-прежнему охотно, так как здоровье нужно не только для рукопашных схваток, но и просто для наслаждения жизнью. А юсовцы жизнью наслаждаться умеют... Ермаков повторил с нажимом: - Нас пять человек. Нужны новые удостоверения личности, водительские права, кредитные карты и прочие мелочи. Грумен поморщился: - Ничего себе, мелочи!.. С подобными делами я не имел дело уже лет десять. Нет, больше... - Вы должны быть готовы, - напомнил Ермаков. - Могли бы прислать шифровку, - напомнил Грумен сварливо. - Все бы подготовил заранее! Ермаков покосился на молчаливого Дмитрия, неожиданно усмехнулся: - Это мы передвигались чересчур быстро. Когда будут готовы? - Не раньше, чем завтра к вечеру. Да и то... - Что? - Возможно, не все, - предупредил Грумен. - С кредитными карточками сейчас не очень... Ну, неблагополучно. Слишком много компьютерных хакеров. В основном, российские кулибины. Сейчас что ни день - дополнительные степени защиты... Но, самое позднее, послезавтра все будет. Ермаков кивнул: - Это устроит. - Где-то остановились? - Полагаю, лучше всего в гостинице. Грумен кивнул: - Верно. Я мог бы устроить вас по своим каналам. Но это может привлечь внимания больше, чем гостиница, где народ приходит и уходит. Я подготовлю деньги... Учтите, здесь даже банку пива покупают по кредитной карте! Ермаков удивился: - Даже в мотелях? - Ну, в мотелях... Впрочем, для пятизвездочных вы рылом не вышли. Да, в мотеле лучше. Там, понятно, налом. Советую взять по девочке на ночь. Ермаков кивнул, только Дмитрий дернулся, рана все еще кровоточит: - Зачем? - Мужчины прибыли в город, - удивился Грумен, - да без женщин? Облике морале, блин!.. О конспирации надо думать, а не о возможном триппере. Когда берешь шлюшку, идешь вообще без регистрации, понял? Хозяин мотеля в доле с девочками. Тарас покрутил головой: - Ну, народ... Как будто обратно в Пермь попал! Грумен усмехнулся: - Вас примут за мафиози!.. Только они пользуются налом. Да еще бедные латиносы, но вы с такими рожами на бедных не тянете. - За мафиози? - переспросил Тарас с интересом. - Хорошо, больше уважать буду. Грумен покачал головой: - Вряд ли. Здесь не Россия. Когда входили в вестибюль мотеля, Тарас попросил: - Мне номер с Максом. Он мне спину потрет. Ермаков бросил на них косой взгляд: - А что?.. Этот вариант тоже хорош... Тарас ощутил нечто неладное, спросил настороженно: - Да нет, - успокоил Ермаков, - все порядке. К гомосекам не так присматриваются. Народ в этом штате консервативный, таких стараются не замечать. Тарас спросил уже испуганно: - Каких? - Голубых, - объяснил Ермаков. - Ведь только гомосеки берут один номер на двоих. А Макс ехидно хохотнул: - Я все-таки предпочитаю делить номер женщиной. - Только не разболтай сколько у нас пулеметов, - ответил Ермаков. Регистраторша мило улыбнулась, мужественным мужчинам в шляпах с лихо загнутыми полями. Клетчатые рубашки, широкие кожаные пояса, уверенная сдержанность в походке: от всех так и веет знойным Техасом. - Нам поближе к бару, - сказал Валентин. Улыбнувшись, добавил: - Если случайно знаете, кто здесь торгует племенным скотом, только свистните! Регистраторша улыбнулась снова, подумав, что впервые жалеет, что в их гостинице не остановился какой-нибудь крупный оптовик по племенному скоту: хочется хоть что-то сделать приятное этим простым грубоватым скотоводам из Техаса. Через мгновение ее отвлекли, но в памяти эти широкие мужественные парни так и остались, как скотоводы из Техаса, хотя о Техасе никто не упоминал. Ключ вошел в скважину точно, притерто. Дмитрий легонько шевельнул пальцами, в толстой двери щелкнуло. Хорошо смазанный механизм шевельнулся, скупым движением убрал на дюйм толстую полоску высокопрочной стали. Дмитрий повернул ключ еще раз, со вторым щелчком засов ушел в дверь. Когда потянул за ручку, тоже удивился с какой предупредительной готовностью эта толстая массивная дверь выполняет его желания. Комната открылась не просто просторная, эта выглядела бесстыдно великанской, расточительно огромной для одиноких гостей, ведь не квартира же, а всего лишь место, где приклонить голову одинокому путнику... Он прошелся по всему номеру, открывая и закрывая двери. Это ванная, туалет, это еще какие-то комнаты... нет, это такие просторные шкафы для одежды. Кровать, как и положено для жирующего имперца, огромная, мягкая и двуспальная, зато стол крохотный, имперцы думать и работать не любят, на них вся Европа пашет, а деньги из России качают, сволочи... Зато на столе, задвинутый в угол, настоящий комп. Экран семнадцатидюймовый, в России уже роскошь, не в каждом российском НИИ такое увидишь. Клава потертая, как и шарик мыши, кто -то топтал усердно Запустился прямо с клавы, тут же загорелся огонек модема. Начал дозваниваться, а пока Дмитрий оглядывался, ага, вон и второй телефон, иначе как же, на экране высветилась заставка с рекламным листком гостиницы. В "избранном", где наиболее посещаемые места, рябит от порносайтов, порнофильмов, просмотром с подглядыванием, сексом с животными... Он зло усмехнулся. Да, прав князь Андрей с его "пленных не брать!". Этих щадит не стоит. В этих компах все те же русские деньги, переправленные из России в эту проклятую страну, как и в роскошных автомобилях, в голливудовских фильмах, жвачке и кока-коле. Говорят о пятистах миллиардах долларов, что вывезли из России, но по другим данным, менее открытым, из России утекло за время перестройки тысяча триста миллиардов долларов. За широким окном через улицу напротив такой же высотный дом с блестящими стенами, весь словно зеркало из темного стекла. Окна задраены замертво, уже никто не плюнет в форточку, не швырнет привычно по-русски окурок или пустую банку из-под пива. Внизу чисто вымытые, едва ли не прошампуненные улицы блещут как витрины ювелирных магазинов. Все блестит, даже промытые под ногами прохожих плиты. Будто на карнавале, все пестро и крикливо, чувствуется та свобода, которую не сдерживает никакая дисциплина души. Он позвонил в номер Ермакову: - Я отлучусь на часок, хорошо? - Куда? - поинтересовался Ермаков. - Да пройдусь чуть по улице. Куплю чипсы или пивка. Какие-нибудь газеты взять? Ермаков ответил после короткой заминки, Дмитрий чувствовал как полковник прогнал через мозг десятки вариантов: - Не задерживайся. Возьми вестник по сельскому хозяйству. По коровам или просто по крупнорогатому. - И пива, - донеслась слабая подсказка, Дмитрий узнал голос Валентина. В трубке щелкнуло. Дмитрий опустил осторожно трубку. Похоже, в номере Ермакова какое-то совещание. Или же просто зашел именно Валентин. А его отпустили как раз потому, что подозрительны те мужчины, что прибыли в город и заперлись в номерах, не затаскивая поспешно женщин, не наливаясь пивом, виски... Комфортабельный лифт опустил в роскошный холл. Пахло хорошими духами, посреди зала небольшой фонтан, воздух свежий, народ в приподнятом настроении, На улице вместо серого асфальта широкие четырехугольные плиты, подогнанные одна к другой с ювелирной точностью. Через подошвы в тело начало подниматься ощущение надежности, разливалось по рукам и ногам. Лучший способ научиться чему-либо - просто подражать - он шел по широкому вымытому тротуару, стерильно чистому, смотрел на мужчин, копировал походку, манеру размахивать руками, согнал с морды чисто русскую угрюмость, приподнял уголки рта, чтобы с американской циничностью рассматривать проходящих женщин, сразу прикидывая как бы поставил эту тощую маникенщицу, и как бы использовал вот эту сдобную толстуху. Он еще не дошел до булочной, как ощутил, что в самом деле вошел в шкуру юсовца, а затем в плоть и кровь. Нахлынуло ощущение тупого довольства. Чувствуя, что уже освоился, он пошел, хозяйски посматривая на дома, людей и ухоженные тротуары. Он чувствовал себя варваром, попавшим в сердце Римской империи. Казалось, золотом усыпаны даже скверики. Хотя с деревьев падают всего лишь желтые листья, но даже они выглядят породистыми, широкие и безукоризненно ровные, без пятен и ржавых краешков. Впереди у двери раскрытого бара стояла стайка хохочущих девчонок. Из бара рвалась громкая музыка с неровным ритмом, девчонки оглянулись и начали смотреть на него любопытными глазами. Одна сказала громко: - Эй, техасец!.. Не хочешь пропустить с нами рюмочку? А вторая добавила торопливо: - Не бойся, мы не профессионалки. Сами угощаем! Он широко улыбнулся и с сожалением покачал головой, развел руками. Когда начал обходить их, еще одна, совсем молоденькая, похожая на юную испанку, бесцеремонно взяла его за развилку, взвесила в ладони. Первая спросила понимающе: - Что выдоенный? - Да нет, - ответила испанка со смешком. - Как чугунные!.. Кому-то повезет сегодня. Он чувствовал себя глупо, в гениталии в самом деле тут же прилила тяжелая как расплавленный металл кровь, девичьи пальцы щупали его деловито и вместе с тем настолько... черт, он с трудом отстранился, чувствуя крайнее неудобство, виновато улыбнулся, снова развел руками и потащился дальше, уже чуть согнувшись. В спину несся веселый беззаботный смех, одна выкрикнула задорно: - Если передумаешь, приходи!.. Ты всех нас поимеешь по-своему, по-техасски! - Как коров, - пискнула другая вдогонку. Он шел, стараясь не вспоминать раскованных девчонок, иначе в штанах снова набухнет так, что тяжело будет передвигать ноги, глазел по сторонам, техасец так техасец, тех тоже изображают диковатыми и на все глазеющими. Внезапно ощутил не то, чтобы легкое опьянение, но то чувство беспечности, что появляется после одного-двух фужеров хорошего шампанского. С ним такое случалось еще в ту пору, когда работал слесарем: как-то сидел в компании напивающихся вусмерть, сам не пил: за рулем! - но ждал, когда прораб прикончит с работягами бутылку, надо отвезти на другой объект, и вдруг голова закружилась, он ощутил себя сильно выпившим, в теле расслабились мышцы, он чувствовал на губах глупейшую улыбку... Тогда, чтобы избавиться от наваждения, ему пришлось кое-как встать и выйти на свежий воздух. Он вновь протрезвел, опасливо заглянул в тесную комнатенку: восемь сильно подвыпивших мужиков заканчивают последнюю бутылку, один огурчик на всех, кому не достанется - понюхает рукав, у всех морды одинаково тупые и пьяненькие... Видимо, он как-то настроился на общую волну, как сказал бы технарь, или вошел в единое биополе, как сказал бы шаманствующий интель, но в его тело или его мозг каким-то образом перелилось, передалось, тем как-то ощутилось... словом, скользкая тема объяснять такое, но он никогда не забудет это странное ощущение: чувствовать то, что другие люди! Потом это чувство посещало все чаще, он научился вызывать его, забавлялся своей гиперчувствительностью, но скрывал: засмеют, мужчина должен быть грубым и толстокожим. И вот сейчас он шел в похожем приятном расслаблении, под кайфом, довольный и с медленно затухающим за ненадобностью мозгом. Мимо мелькали люди, все приятные и улыбающиеся, от всех мило пахнет, мужчины дружелюбные, а женщины доступные... Внезапно в теплый розовый мир из глубин поднялось нечто обжигающе холодное. По телу прошла дрожь, голова мгновенно протрезвела. Слева двигается каменная стена, сама улица широкая как Новый Арбат, на мокрых после поливки плитах отражается серое небо, люди все так же с глазами в кучке, словно на кончике носа доллар, Так они же все под кайфом, подумал он со страхом. Не бригада слесарей в подсобке, а все эти существа на улице! И в кафе, барах, ресторанах, забегаловках, на лавочках... Кто заложил за воротник их мартини, кто накурился травки или укололся, но все эти люди мощно излучают пьяненькое довольство, сытость! Теперь по коже предостерегающе покалывало, словно кто-то невидимый проводил по голому телу сосновой веткой. Атмосфера сытости и довольства облекала, проникала в поры, пыталась добраться до внутренних механизмов, а его защитные механизмы били тревогу. Вся страна на игле, мелькнула паническая мысль. И уже не сорвется. Они все ловят кайф, до них не достучаться. Эти все сытые и довольные морды, эти чистенькие и ухоженные римляне... то бишь, юсовцы, они не понимают, что уже умирают. Но, сказал себе зло, чтобы от трупа не заразились все - а уже половину мира заразили! - Империю надо разрушить и похоронить раньше. Глава 41 Впереди наметилась новая стайка девчонок. Все гибкие, раскованные, с короткими стрижками. С ними двое парней, как для контраста - с длинными поповскими гривами, девчонок больше, посматривают по сторонам, одна с ожиданием повернулась в сторону Дмитрия. Он тут же как вкопанный застыл возле газетного киоска. Порнуха, порнуха, секс, грязное белье попзвезды... Киоскер с любопытством всмотрелся в широкого в плечах молодого парня: - Газету?.. У меня есть все. А также крек, манза, игунка... Дмитрий покачал головой: - Нет, мне бы что-нибудь из газет по сельскому хозяйству. Киоскер удивился: - Ты что? Рухнутый? Да я тебе за полцены кокаину отсыплю, только не занимайся дурью. - Не-а, - сказал Дмитрий. - Батя прибьет, если не принесу чего-нибудь по коровам. Киоскер ухмыльнулся: - А-а-а... Ну, у вас в Техасе стариков все еще уважают. Лады, у меня тут что-то есть и по жизни фермеров... Нет, это где они коров трахают... Это - кобыл... Не надо? Ладно-ладно, твой старик этого не поймет.