пальцы жадно тянутся к рукояти топора. -- Если нам не откроют, -- сказал он красивым мужественным голосом, -- клянусь небом, я вышибу ворота, какому бы чародею этот терем... или башня ни принадлежали! Кони охотно затрусили вниз, трава в долине всегда слаще. Олег всматривался в странные красные нити, что иногда просматривались в зелени, Колоксай еще не видит, его голубые глаза устремлены на высокую блистающую твердыню, а на лбу углубляются морщинки. Солнце накаляло головы и плечи. Высоко над головами выгнулся синий купол без единого облачка. Олег хмуро подумал, что здесь лес стеной, ветви над головой сомкнулись бы так, что этого вот неба не увидеть... но кто-то выпалывает даже семена деревьев, оставляя только семена трав. Он помнил страшные раскаленные Пески, где шныряют ящерицы, пауки и стремительные муравьи, бывал на голых скалах, продуваемых острыми, как клинки, ветрами, там кочуют целые стада горных козлов, а сейчас вот едут к очень странной башне, под копытами мирно и успокаивающе хрустят сочные стебли, про-мчалась зеленая, под цвет травы, ящерка... С высоты седла все чаще начал замечать муравьев, но дико крупных, красноголовых, неторопливых. Почти все замирали при виде двух всадников, провожали темными выпуклыми глазами. Башня приближалась мерным конским шагом. Если у Гольша из массивных глыб, а Краснояр предпочитает столбы в три обхвата, все мореный дуб, то эта из дивного камня, которого и мрамором не назовешь, обидишь, чересчур красиво, сверкающе... Колоксай, судя по его озадаченному виду, наконец заметил, что к башне тянутся красные цепочки. Кони шли в сторонке, башня медленно вырастала, а цепочки расширились до ручейков. Красноголовые муравьи бежали по двое-трое в ряд, навстречу неслись такие же быстроногие, легонько пощелкивали панцири. Олег ощутил, что в глазах начало рябить от мелькающих сяжек, поднял взор на башню. Не оставляло ощущение, что за ними наблюдают уже давно, наблюдают внимательно, со снисходительным любопытством. Некоторые муравьи, особенно крупноголовые и острожвалые, выскакивали из потока и бросались к ним, но, словно получив неслышимый Олегу приказ, останавливались, нехотя и недоумевающе поводили длинными сяжками, возвращались в общую колонну. -- Откуда там хлеб, -- проговорил Колоксай, -- я еще понимаю... каждый муравей по зерну -- все подвалы доверху! Но как оленя... Олег смолчал, что можно и вовсе без мяса, витязь не поймет. Зеленые глаза волхва внимательно провожали глазами потоки красноголовых, что устремлялись к башне. Управлять муравьями -- это не конем и даже не коровами. Кто бы там ни жил, это колдун немыслимой мощи. Башня приблизилась, заслонила весь мир. Вместо массивных врат широкий проем перегораживали толстые железные прутья. Со всех сторон сюда стекались красные шелестящие потоки муравьев, сливались в единую широкую реку. Колоксай растерянно смотрел, как красная река свободно вливается вовнутрь, спохватился, потянулся за рогом. Олег перехватил его руку, сжал. Решетчатая стена ворот заскрипела и медленно поползла вверх. Конь под Колоксаем трясся как лист на ветру, прядал ушами. Олег, поколебавшись, коснулся каблуками теплых боков своего коня. Тот дрожал тоже всем телом, большие глаза не отрывались от страшного красного ковра. -- Поедем, -- сказал Олег наконец. -- Кто бы там ни сидел, он видит, что мы потопчем малость... -- Только бы не закусали, -- отозвался Колоксай быстрее, чем обычно. -- Говорят, муравьи могут напасть на бегущего оленя и загрызть... -- Брехня, -- отмахнулся Олег. -- Не такая же мелочь? Конь под его крепкой рукой вошел в ворота, ногами переступал часто-часто, храпел, ронял пену, Олег сидел ровный как свеча. Помещение было круглым, а посредине, как стебель полевого вьюнка, по массивному столбу вверх уверенно поднималась широкая лестница. Все, как у Россохи, только здесь ступени из надежного камня, а шириной почти в сажень, кольца уходят ввысь одно за другим ровно и уверенно. Муравьи исчезали в темных дырах подпола. Царила суета, слышался неумолчный шорох, шелест, сильно и возбуждающе пахло муравьиной кислотой. Красные потоки текли в полумраке медленнее, жутковатые, как горячие потоки крови. Колоксай спрыгнул, но Олег остался в седле, и витязь, поколебавшись, снова взобрался в седло, ибо негоже царю идти пешим, когда простой волхв, хоть и мудрец, едет верхом. Колоксай снова потянулся за рогом, уже приложил к губам, но Олег покачал головой: -- Ну и невежи в этой Артании... -- Почему? -- спросил Колоксай оскорбленно. -- Требуешь хозяина к себе вниз. Это же не дурной царь, которому делать нечего! Здесь наверняка мудрец, человек занятый, старый, а то и вовсе древний... Его конь ступил на первую ступеньку, нервно всхрапнул, но пошел, пошел. По лестнице все же не так страшно, как переступать через страшных кусачих муравьев. Колоксай направил коня следом. Уже на уровне второго-третьего поверха сказал язвительно: -- Зато ты вежа! -- А почему нет? -- По такой лестнице на коне! Олег буркнул отстраненно: -- А что конь? Конь тоже человек. В тишине звон подков разносился таким грохотом, словно дюжие молотобойцы били по наковальне. Конь под Олегом трясся все сильнее. Он сам тоже старался не смотреть в сторону, ибо перил нет, а совсем рядом пропасть между краем ступеней и внешней стеной башни. Наверху светлело. Рискнув вскинуть голову, он успел увидеть расписной потолок, ступеньки шли по кругу, он уже видел расписной потолок, здесь никакой ляды, ступеньки выводят прямо на самый что ни есть верхний поверх... Глава 20 Когда самая верхняя ступенька слилась с полом, конь задышал чаще и заторопился. Голова Олега поднялась над полом, он мгновенно рассмотрел широкий зал, каменные стены, все пусто, если не считать стола у дальнего окна и... молодой женщины в легком кресле. Она улыбнулась светло и чисто: -- Ого! Конь шумно вздохнул. Бока были влажными, но дрожь быстро уходила из тела. За спиной Олега застучали копыта. Колоксай выехал следом, быстро посмотрел на женщину, поклонился, сердито взглянул на Олега, поспешно спрыгнул, поклонился снова. Олег с седла огляделся, а что такого, если на ко-не, мужчины на такие мелочи внимания не обращают. Правда, здесь женщина, но если уж занята таким неженским делом, как чародейство, то и привычки должны быть попроще. Колоксай поклонился снова: -- Приветствуем тебя, госпожа! В голосе витязя было смущение глубиной с пропасть в горах. И что въехали верхом, и что не знает, как обращаться, все-таки даже не княгиня... Женщина легко обогнула стол, простое недлинное платье легко облегало ее стройную фигуру, волосы коротко подстрижены, улыбка простая и до того бесхитростная, что по спине Олега побежали предостерегающие мурашки. Молодая, очень стройная, даже грациозная, хотя, присмотревшись, Олег уже не назвал бы ее юной девушкой, как решил с первого взгляда. Волосы держала на диво короткими, настолько короткими, что у него, Олега, и то длиннее, что, странное дело, делало ее только моложе и обаятельнее. Она заговорила, он некоторое время слушал только ее голос, ровный и непривычно рассудительный для такой милой женщины. Она разговаривала с ним как с другом, которого знает много лет, с которым росла, от которого нет тайн и который не станет смеяться над ее неженскими увлечениями. -- Вы не только смелые, -- сказала она спокойным, рассудительным голоском, -- но и совсем неглупые люди. Я не слышала, чтобы вы наговорили дури... столь обычной, когда видят моих муравьев. -- Ты подслушивала? -- спросил Олег. -- Да, -- ответила она без тени смущения. -- Сразу видишь... и слышишь ваши планы... Вы устали с дороги. Садитесь, отдохните. Меня зовут Хакама, я здесь единственная хозяйка... и вообще единственный жилец. Остальные, вы их видели, мои приходящие работники. А кто вы и что вы? Колоксай огляделся, куда же сесть, но за спиной уже возникли два стула. Он опустился, ноги с осторожностью держал под стулом, если исчезнет, то не опрокинуться бы на спину, нелепо задирая ноги. На середине стола появилось широкое блюдо из чистейшего золота. Под взглядом хозяйки возникли крупные гроздья винограда, каждая ягода едва не лопается от распиравшего ее сока, краснобокие яблоки, груши, потом ее взгляд зацепился за вытянувшееся, как у коня, лицо Колоксая, едва заметная улыбка скользнула по ее красиво очерченным губам. Перед витязем стали появляться тарелки с жаренной на вертелах дичью. Когда блюд набралось с полдюжины, на столе выросли два кувшина с вином. Колоксай приободрился: -- Ого!.. Неплохо. Для воина важнее всего мясо, вино и женщина! Она оглянулась на двух коней, что в недоумении стояли на другом конце комнаты: -- Я уж думала, мясо, вино и лошадь... -- Ну, -- ответил Колоксай, не отрывая взгляда от роскошных блюд, -- это у кого какие вкусы. Я все-таки предпочитаю женщину. Конечно, красивую, иначе уж лучше лошадь. -- Красивую? -- Это женщины бывают некрасивые, -- ответил Колоксай уверенно, -- но не лошади! Не дожидаясь, пока хозяйка начнет трапезу, он по-царски первым выдрал кабанью ногу, обнюхал, довольно оскалил зубы. Олег сел свободнее, признался: -- Я струхнул! Муравьев видел и покрупнее... но чтоб вот так двигались во множестве... все в эту башню, все при деле... Да они, стоит им захотеть, эту башню разнесут во мгновение ока, стоит только каждому отщипнуть по песчинке! Она мягко улыбнулась: -- Чисто мужское понимание. Отщипнуть, разнести, уничтожить, убить... А то, что это не столько верные слуги, но и друзья, никому в голову не приходит. Слуги взбунтоваться могут, но друзья не предадут. Кстати, они и охраняют меня лучше всех заклятий. Я могу спокойно предаваться там, наверху, размышлениям, а они у основания всегда бдят. Кони покусывали один другого, жеребец Колоксая попытался лягнуть смирного конька Олега. Хакама не повела и бровью, но в дальний угол рухнула огромная связка душистого сена. Затем сено исчезло, взамен перед конями появились ясли, полные отборного овса. Олег поежился: -- Если бы только у основания! Я чувствовал на протяжении версты, что меня не разорвали только по приказу их владычицы. Хакама засмеялась: -- Не люблю хвастать, но это верно. Все, что мои шестиножки видят и чувствуют, я вижу и чувствую тоже. Когда захочу, понятно, иначе еще свихнулась бы. Их мир такой... странный... Последние слова она произнесла задумчиво, отстраненно, щеки слегка побледнели, а взор ушел вдаль. Ему почудилось на миг, что у колдуньи по всему телу открываются крохотные поры, какие есть у всех насекомых, но это видение ушло так же быстро, как и возникло. Кони звучно хрустели овсом, на всякий случай отгоняли хвостами невидимых мух. Колоксай ревниво смерил взглядом ширину яслей, конь жрать здоров, можно наперегонки, а Хакама обратила задумчивый взор на Олега: -- Я понимаю, вы заехали сюда не просто... Колоксай сказал бодро: -- Почему? Нам здесь нравится. Он поковырял ножом в зубах, послышался скрип железа. Губы Хакамы снова дрогнули: -- Вы не знали, что вас ждет. -- Догадывались! Олег проглотил ком, в груди стало тесно, а в комнате сгустилось напряжение. Наступил самый важный миг, а он все не мог уложить хаотичные чувства и мысли в ясные фразы. Куда проще обосновать бы права на престол, на земли соседнего княжества или королевства, на спрятанное любым царьком сокровище. -- Я урод, -- сказал он и ощутил, что говорит совершенно искренне. -- Я хочу счастья всем людям! Говорят, что такое могут восхотеть только дураки. Всем людям -- это не просто своему племени... моего племени уже нет, теперь мое племя -- весь род людской! Колоксай сказал непонимающе: -- Но как могут быть счастливы все? Всегда кто-то счастлив за счет несчастий другого! Олег сказал с отчаянием в голосе: -- Пусть даже так, хотя в этом что-то неправильное... Но пусть несчастья будут другими. Все-таки несчастья богатого и здорового легче терпеть, чем несчастья и без того несчастного, больного, нищего! Я хочу, чтобы народы только строили. И так созданное нами рушат грозы, землетрясения, ливни, наводнения... не надо, чтобы рушили люди. Мы смертны, живем ничтожно мало, потому хочу, чтобы успевали прожить до старости, успевали сделать то, что задумали. А для этого надо всего лишь покончить с войнами! Колоксай едва не удавился, глаза стали как у окуня -- круглыми и недвижимыми. Даже на спокойном личике Хакамы отразилось насмешливое удивление. Всего лишь, как сказал это юный волхв, всего лишь покончить с войнами! -- И как же это сделать? -- спросила она с легкой насмешкой. Увидев непонимающее лицо волхва с зелеными глазами, пояснила: -- Не может такого быть, чтобы ты уже не придумал! Колоксай смотрел то на нее, то на него. Олег кивнул: -- Ты права. -- Так что же? -- Нам, колдунам, -- сказал он, не заметив насмешливого огонька в ее глазах, когда он к колдунам причислил и себя, -- нам, колдунам, надо объединиться! -- Как? Мы даже не дружим. -- Дружить не обязательно, -- сказал он. -- Нужно только вместе решить. -- Колдунов слишком много, -- предостерегла она. -- Достаточно, чтобы вместе собрались сильнейшие, -- сказал он горячо. -- Остальные... хотят того или не хотят, подчинятся. -- Иначе? -- Иначе им придется плохо, -- сказал он жестоко. -- Я видел, как гибнут... как гибнут целые народы. Никакая цена не слишком... если можно прекратить все войны на всем белом свете! Она смотрела с удивлением. -- Ты это всерьез? -- Да. -- Но как же... -- воскликнула она невольно, -- есть же далекие дивные страны! Никто из колдунов наших стран... я говорю об Артании, Куявии и Славии, никогда не общались с теми людьми. Мы не знаем, что там за страны... -- Я знаю. -- Ты? Откуда? -- Знаю, -- повторил он просто. -- Там тоже люди. Такие же смелые и трусливые, мудрые и глупые... И тоже бьются, бьются, бьются. Их можно остановить точно так же, как и здешних. До нее, наконец, начало доходить, что молодой волхв говорит убежденно и напористо, в глазах опасный огонь, такой не отступит, такой точно не отступит. -- Нет, -- сказала она. -- Хотя мне нравится твоя идея, юноша. Но помогать... ведь ты за этим пришел?.. Помогать не стану. -- Почему? -- У меня уже есть целый мир. А если я что-то могу улучшить, я тут же улучшаю... Зачем мне уходить от него? Олег опешил: -- Но это... это всего лишь букашки! Насекомые! А там люди! Ее лицо слегка омрачилось, хотя губы все еще улыбались. -- Это не просто букашки. Это целый народ муравьев... который во всем лучше людей. Люди их превосходят только в силе. Согласна, в мире людей это решающий довод. Но как раз потому я предпочитаю мир муравьев. Олег наклонил голову, соглашаясь, понимая, но когда заговорил снова, голос был все таким же злым и упрямым: -- Твое умение и твои знания нужнее всех колдунов, вместе взятых! Ты уже знаешь, как сделать мир лучше. Ты уже проверила на этих... восьминогих. -- Шести, -- обронила она. -- Что? -- не понял он. -- Шестиногих, говорю, -- пояснила она, глаза ее смеялись. -- Восьминогие только пауки. -- Да какая разница, сколько ног, лишь бы люди были хорошие! Колоксай слушал Олега с неудовольствием, неожиданно вмешался: -- Прости его, чародейка. Он из Леса, не понимает, как разговаривать с людьми, которые что-то знают и умеют. В руках которых есть власть... хотя бы над муравьями. Олег огрызнулся: -- А ты понимаешь? -- Конечно, -- удивился Колоксай. -- Я все-таки был... да и остаюсь правителем Артании! -- Тогда скажи ты, -- предложил Олег ядовито. Хакама посмеивалась, взгляд ее коричневых глаз живо перебегал с одного на другого. Колоксай как башня тяжело развернулся в ее сторону: -- Скажи мне, чародейка, что мы должны для тебя сделать, чтобы вовлечь тебя в эту затею? Она засмеялась: -- Почему ты уверен, что так можно на меня подействовать? -- Потому, -- ответил Колоксай убежденно. -- На этом держится все управление, все договорами между князьями и царями! Олег хмурился, но чародейка неожиданно для него сказала: -- Ты прав, доблестный Колоксай... Ты юн, я знаю, насколько ты юн на самом деле, но ты уже постиг грязное умение править людьми. Это простые витязи могут позволить себе роскошь быть честными... даже к противнику, но не цари, не каганы, не императоры... Ладно, слушайте. Где-то на белом свете есть Жемчужина... Перловица, как была названа Родом в первый день творения. Самая первая на свете перловица, мать всех перловиц, которые и дали миру удивительные перлины, сказочной красоты перлы. Век жемчужин недолог, они высыхают, сморщиваются, как горошины, теряют блеск и красоту. Но первая жемчужина, Первожемчужина сохранила свой блеск и красоту! Еще бы, она создана самим Родом... Так вот, с годами усилилась не только ее красота, но и магическая мощь... Ее глаза стрельнули на замерших героев. Витязь зачарованно слушал о дивной красоте, даже рот раскрыл, а красноголовый заинтересовался только сейчас, когда упомянула о магии. Она сделала паузу, а красноголовый, как она и ожидала, не утерпел: -- А что за мощь? -- Исполнение желания, -- ответила она просто. Теперь ее глаза не отрывались от их лиц. Глаза вспыхнули, брови поднялись, кожа натянулась на скулах, словно оба уже мчатся по ровной степи навстречу ветру, облака несутся над головой, земля грохочет и стонет под копытами, а впереди на красном от зари небе начинает проступать прекрасный замок, где принцесса, молодые служанки, спелые девки на сеновале, сдобные девки в темных коридорах, даже в подвалах, где полно и вина... -- Жемчужина? -- переспросил Олег. -- Какое именно желание? Хакама сказала с трепетом в голосе: -- Любое! Так говорят волхвы. Колоксай тихонько свистнул, Олег пробормотал: -- В это поверить трудно. Она удивилась: -- Ты волхв, и не веришь? -- Насчет любого, -- поправился он. -- К примеру, она не сможет уничтожить Рода, из ничего сделать что-то... Она кивнула, глаза стали очень внимательными: -- Ты прав. Конечно, может сделать не все... но очень много. -- И почему ее не вытащили до сей поры? Ее губы дрогнули в презрительной усмешке. -- Герои мелковаты. Кто не сумел, а кто подумал: чего рисковать? К тому же только одно желание выполнимо. Затем от жемчужины только дымок... Колоксай подумал, сказал понимающе: -- У каждого хотений на три сарая хватит, да еще и полхлева займут. Если уж рисковать головой, то либо ради красивой женщины, либо... а там нет еще таких жемчужин? Пусть даже помельче, на полжелания?.. Но чтоб много. Красиво выгнутые губы дрогнули в понимающей усмешке. -- Отказываетесь? Колоксай повернулся к Олегу: -- Что скажешь? Я, к примеру, могу намыслить, что иду ради красивой женщины. Все-таки это ж женщина, хоть и умная, а ты вообрази, что ради толстой книги. Зеленые глаза Олега в упор смотрели в ее безмятежно милое лицо, пытались заглянуть в глубину коричневых глаз, но их поверхность была темной и прочной, как кора молодого дерева. -- Но ты же сказала, -- заметил он осторожно, -- что никто из чародеев не смог... Она обольстительно улыбнулась: -- А разве я сказала, что хочу участвовать в вашей безумной затее? Колоксай похлопал волхва по плечу: -- Она права. Если бы хотела, то задала бы задачку полегче. -- Но задала бы все равно, -- добавила Хакама. Ее глаза смеялись. -- Колдуны ничего зазря не делают. Пока что я не вижу ничего, кроме пустых слов о счастье для всех людей. Мы, чародеи, разговариваем только с равными. Мало ли люда, что хотят с нами пообщаться, вести беседы... Но скажи, интересно ли нам слушать их бесхитростные рассказы о дойных коровах, выпечке хлеба, проклятых лисах, что повадились в курятники, о зайцах, что ободрали деревцо в саду? Колоксай возразил с достоинством: -- Разве мы говорим о зайцах? Ни хрена себе зайцы! Она прервала все тем же мелодичным голоском, в котором впервые прозвучал металл: -- Сперва докажи, что ты чего-то стоишь. -- Как? Она наморщила лоб: -- Если сумеете доставить мне Жемчужину, то это само скажет за тебя, герой. Тебе не придется бить себя в грудь кулаком и рассказывать о своей силе. Колоксай откинулся на спинку кресла, выпрямился, а ладони опустил на поручни, готовый вскочить с той легкостью, словно не он съел полбарана: -- Если я добуду, примешь ли ты участие в объединении мира? Она выпрямилась, лицо ее было чистым: -- Ну посмотри на меня! Разве я могу обмануть? Колоксай смотрел, смотрел и Олег, и хотя оба знали, что все женщины слеплены из вранья и обмана, но с другой стороны... если не верить, то что они смогут одни?  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  Глава 21 В лицо упруго давил встречный ветер, мир двигался навстречу быстро, только огромная синяя чаша неба оставалась неподвижной. Колоксай держался на огромном жеребце, как закрепленная поверх седла каменная глыба, неподвижный и молчаливый, он страшился спугнуть размышления волхва. Конь Олега несся в сторону леса, чуя прохладу. Всадник словно забыл о нем, и конь шел ровным галопом, страшась тряхнуть хоть чуть сильнее, чтобы его, опомнившись, не повернули в другую сторону. -- Куда мы едем? Олег оглянулся непонимающе, рыжие брови взлетели, словно только сейчас обнаружил рядом всадника. -- Едем? -- Да, -- повторил Колоксай терпеливо, -- едем. На двух лошадках. Вот они под нами копытцами, копытцами... И задними, и передними. Олег опустил взор на гриву своего коня, в зеленых глазах мелькнуло удивление: -- В самом деле едем. -- А куда? -- повторил Колоксай с бесконечным терпением. -- Куда мы едем? Олег подумал, подвигал кожей на лбу, губы его шелохнулись: -- Похоже, куда глаза глядят. -- Здорово, -- восхитился Колоксай со злым сарказмом. -- Я-то думал, что куда глаза глядят идут и едут совсем другие люди! Их посылают, вот и... Ну, не обязательно мудрецы. Правда, я слышал, что мудрость и... то, что совсем не мудрость, где-то сходятся. Ну, тогда что будем делать? Какие подвиги свершать или не свершать по дороге к этой... Первой Жемчужине? Олег некоторое время ехал молча, понурый и погрустневший. Лицо осунулось, стало старше. Колоксай внезапно подумал, что волхв вернулся в их мир из другого, где у него все получалось, где он был сильным и красивым, скакал на белом коне, где кричали ему славу. -- Не знаю, -- ответил Олег подавленно. -- Ничего не знаю... Когда мы вышли из Леса, было все просто: дают -- бери, а бьют -- беги... Колоксай нахмурился: -- Беги? -- Ну да. На того, кто бьет. А едва его... Ну, чтобы больше не замахивался, как кто-то еще выпрыгивает! Размажешь по стенам... или разбрызгаешь по пескам, если на знойном юге, как тут же еще гавкнут под руку... Сейчас же, когда ни друзей, ни врагов... живых, разумеется, ибо с той стороны двери преисподней меня ждет огро-о-о-о-омная толпа -- то сейчас страшно и одиноко, как будто голый стоишь на вершине самой высокой горы, ветер холодный и злой, а у тебя одна ступня висит в воздухе... Я пробовал уйти в пещеры! Несколько лет углублялся в себя, искал Истину... дурак набитый, какая истина может быть в душе двадцатилетнего, если ее не знают мудрецы и в сто лет? Сейчас вышел только для того, чтобы хоть что-то, хоть как-то... Колоксай спросил осторожно: -- А какова твоя цель вообще? Если не считать этого бреда о всеобщем счастье? Что ты хочешь, если не подобрать себе какое-нибудь королевство?.. И стать в нем королем? Олег ответил сумрачно: -- Нет, что ты... Я на своем веку насмотрелся на эти королевства, царства, каганства... Я в самом деле хочу, чтобы на земле правил не кулак. Для того подумываю, как бы собрать самых могучих чародеев, создать власть умных... Колоксай удивился: -- Когда ты говорил об этом колдунье, я думал, ты ей просто голову морочишь! -- Почему? -- А потому, что дурь. Сейчас же тот, у кого в кулаке меч, нападет на того, у кого книга! -- На всей земле установить власть умных, -- объяснил Олег кротко. -- Во всех странах, языцях, ойкуменах и в заморье. Ведь чародеи... я говорю не о деревенских колдунах, что не умнее коров, которых лечат... настоящие чародеи могут общаться друг с другом, не покидая своих нор. Колоксай удивился: -- А наш жил в высокой башне! Да и эта... с коричневыми глазами, тоже в башне. Когда я коня стаскивал по ступенькам, поверишь, только тогда рассмотрел, как высоко нас занесло! -- Да, -- согласился Олег. -- Это был первый случай, когда вниз оказалось труднее, чем наверх... Понимаешь, если прийти к согласию, как строить жизнь на всем белом свете, то разом прекратились бы войны, смертоубийства, дурости... Колоксай поерзал в седле. Тень первых деревьев упала на их головы. Кони переглянулись и так же мерно затрусили в сторону прохлады, где угадывался лесной ручеек. -- Да, -- проговорил Колоксай, голос его был странным, -- ты вышел из Леса, чтобы свершить действительно хоть что-то, хоть как-то... Что там захватывать королевства перед твоим "хоть что-то". Я боюсь и представить, если захочешь больше, чем хоть что-то! Олег сказал кротко: -- Разве я хочу так уж много? Кони разом остановились у ручейка. Олег соскочил, движением длани возжег костер, дунул, плюнул, пошептал, на траве развернулась чистая белоснежная скатерть. Колоксай не успел стреножить коней, как на белом возникли изысканные яства, запахло сдобными пирогами, вареной рыбой, но все перебивал мощный запах жареного мяса. Начиная привыкать к такой магии, -- человек ко всему привыкает, -- рискнул поинтересоваться: -- Скатерть-самобранка? -- Откуда? -- удивился Олег. -- Разве она существует? -- Мне няня рассказывала... -- Брехня, -- отрезал Олег уверенно. -- Нянькины сказки для детей и дураков. Ничто из ничего не берется! Что появилось здесь, то исчезло где-то. Этот закон не обойдет никакой маг. Колоксай сел у костра, блюдо с крохотными жареными птичками поднял уже без опаски: -- Да, теперь вижу, что лучше грабить богатых, чем бедных. -- Лучше, -- согласился Олег. -- К тому же сам себя не чувствуешь свиньей. Да и поддержка от народа... Народ быстро и хищно бросал обжаренных перепелок в широкий рот, с хрустом сжевывал, мелкие косточки сперва выплевывал, потом, увлекшись, глотал все, ибо незнаемый властитель жарил совсем птенчиков с такими нежными косточками, что и не косточки вовсе, а хрящики, нежнейшее мясо же просто тает во рту, зубы не успевают сомкнуться... -- И что ты ищешь, выйдя из Леса? -- Подсказки, -- ответил Олег просто. -- Когда сам не можешь, бывает так, что круглый дурак ляпнет либо в самую точку, либо, возмутившись, говоришь: с ума рухнул? Не так, а вот так и так... Глядишь, и додумаешься с помощью дурня. Народ, а теперь еще и помощник, который помогает додумываться, кивал, соглашался, ибо перепелки появились и на другом блюде, а затем их раздвинул, как большой корабль раздвигает лодки, откормленный гусь. Брюхо лопнуло, с облаком пахучего пара выдвинулись обжаренные тушки совсем крохотных птичек, не крупнее орехов, словно жарили новорожденных птенцов. Красноголовый отодвинул блюдо раньше, чем челюсти Колоксая заработали в полную мощь. Тот наблюдал краем глаза, как волхв насыщается, снова подивился, что человек с такими звериными повадками стал не воином, для стаза которых просто рожден, а как больной или увечный отправился искать Истину. Даже у ручья, готовясь напиться, пал на четвереньки, явно собираясь сунуть рыло в воду, но в последний момент будто вспомнил, что он уже человек, стал на колени и зачерпнул ладонями. -- Да, -- промычал Колоксай с набитым ртом, -- жизнь, как этот ручей... Олег поднял из ладоней ковшиком мокрое лицо: -- Почему? -- Откуда я знаю? -- удивился Колоксай. -- Я что, мудрец? Олег поплескал холодной водой в лицо. Красные волосы на лбу прилипли, а на затылке торчали таким жутким гребнем, что даже конь шарахнулся. Олег положил ладони на седло, задумался. Конь и Колоксай застыли в надежде, что волхв одумается, мыслить лучше неспешно на боку у костерка, вернется, но послышался вздох, мелькнули красные волосы, волхв взлетел на конскую спину, теперь уже вздохнул конь, а за ним вздохнули горестно белый жеребец и Колоксай. Земля откликнулась стуком под конскими копытами. Небо на востоке стало оранжевым, цвета расплавленного золота. Сперва грозно блистало, как огромный щит, разгорались и медленно тускнели узкие, как клинки, полосы, что пересекали половину неба, а когда Колоксай повернулся в седле, по всему телу пробежала дрожь. На западе половину небесного свода залило оранжево-багровым, пурпурным, и только узкие клинки с восточной половины просекали его трепещущую плоть. Устрашенный Колоксай рассмотрел на клинках закипающие капли крови то ли богов, то ли самого неба. Эти страшные капли сползали по стенкам небосвода, виднокрай уже потемнел и набух от крови. Там поднимался красный туман, словно переполненная кровью земля уже не принимала больше. -- Что это означает? -- воскликнул он дрогнувшим голосом. Олег ехал погруженный в думы, конь сам выбирал дорогу. Колоксай повторил вопрос, Олег покосился по сторонам: -- Где? -- Да не в степи, здесь нам защита мой длинный меч... Олег наклонился вбок, разглядывая мелькающую под ногами коня землю. Трава стегала по конским ногам, сок забрызгал почти до брюха. -- Думаю, не ядовито, -- изрек он наконец. -- Разве ты волхв? -- гаркнул Колоксай. -- Все в небо смотрят, своей дури не зрят, на ровном месте спотыкаются! А ты куда смотришь? Олег безразлично покосился на небо, снова устремил взгляд зеленых глаз поверх конских ушей. Губы его нехотя разомкнулись: -- К дождю. -- К дождю? -- Мелкому, -- уточнил Олег. Снова взглянул на небо. -- А то и вовсе пройдет стороной. Колоксай ощутил, как в груди закипает целый котел смолы, какой ставят над главными городскими вратами: -- Ты скажи, как насчет войны, мора, конца света? Олег нахмурился: -- Война, мор, даже конец света... это все наших рук дело. При чем тут небо? -- Волхвы говорят... -- Зазнались, -- буркнул Олег. -- Кто они, чтобы их замечало небо? Кто для неба князья, цари, короли, каганы?.. Так, меньше муравьев... Меньше блох, что на муравьях. Колоксай поежился, странный холод пробежал по телу и проник во внутренности. Страшно даже подумать, что никто большой и сильный не следит за каждым твоим шагом, не заботится, не направляет... Он насторожился, бросил ладонь на рукоять топора. Нижняя челюсть воинственно выдвинулась вперед, в глазах заблистало страстное желание встретить противника, пусть волхв увидит, какого могучего защитника обрел! Да и страшноватые мысли как ветром сдуло... Глава 22 На лесной тропке впереди безбоязненно стоял высокий сутуловатый человек, длинные седые волосы на плечах, серебряная борода до пояса, одет в простую белую рубаху, такие же белые портки, сапоги стоптанные, в руке посох. Даже Колоксай безошибочно узнал еще одного искателя истины, Олег слышал, как рядом раздался свист выдавливаемого сквозь сжатые зубы воздуха. Старый волхв взглянул на молодого воина с насмешливым сочувствием: -- Ничего, в другой раз повезет... Если ехать и дальше прямо, там целый отряд разбойников. А если взять отсюда влево, наткнетесь на гнездо крупного Змея. Там три детеныша, каждый уже с быка. Пара Змеев захекалась, таская им каждый день по две коровы... Колоксай начал разворачивать коня: -- Спасибо! Сейчас же едем! Олег бросил с досадой: -- Перестань... -- Ты что? Это же подвиг! -- Подвиг, -- сказал Олег наставительно, -- это когда людей подвигнешь на что-то доброе или хотя бы великое. А ты -- бедного Змея жизни лишить... Скажи нам, мудрец, тайну твоего появления здесь... Лицо старого волхва дышало скрытой силой и неспешным умением тратить эту силу. Сухощавое тело двигалось легко, он сохранил не только живость тела и жил, но и в глазах его, острых, как у орла, Олег видел глубокий ум и глубокое понимание. -- Вот моя хижина, -- ответил старик. -- Воспользуйтесь моим кровом на эту ночь. Хотя скажу сразу: тайны, увы, нет. Простое любопытство. Хижина оказалась в двух десятках шагов, просторная, но так умело сплетенная из живых ветвей, что даже Олег прошел бы рядом, не заметив. Разочарованный Колоксай занялся лошадьми, Олег осторожно вошел под зеленую крышу. Пол посыпан только что сорванной душистой травой, Олег уловил незнакомый запах, в голове стало очищаться, а в усталом теле кровь пошла быстрее. Когда вошел Колоксай, мудрецы уже сидели прямо на полу напротив друг друга, спинами упирались в стены, а посреди хижины быстро возникали накрытые скатерти, удивительные яства, яркие кувшины, золотые кубки, голову кружили запахи диковинных вин. Все сменялось с такой скоростью, что он лишь глупо раскрыл рот и таращил глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть, а мудрецы, старый и молодой, хмурились и только двигали бровями, заставляя появляться диковины и пропадать еще быстрее. Наконец Колоксай взмолился: -- Остановитесь! Иначе я иссохну! Он сам посмотрел себе под ноги, ожидая, что там будет лужа слюней, а мудрецы впервые посмотрели в его сторону. Старший сказал, улыбнувшись одними глазами: -- Герой прав. Остановимся на том скромном кушанье, что предлагаю я. Меня зовут Хызр, я простой странник по жизни. Мудрецы насыщались молча, степенно, сдерживая себя, Колоксай крепился недолго, в дальних походах приходилось и голодать, он как всякий воин умел наедаться про запас, сейчас он делал эти запасы как хомяк, как медведь, которому до весны только лапу сосать. Хызр насыщался неспешно, мелкими глотками отхлебывал из серебряной чаши дорогое вино с пьянящим запахом, прислушивался. Закрывал глаза и замирал надолго, Олег вино выпил залпом, не ощутив вкуса, только в голосе появилась некая легкость, взглянул на отважного молодого царя, тот пробует из всех кувшинов, сказал осторожненько: -- Весьма дивно повстречать человека вот так в лесу... Хызр мягко улыбнулся: -- Даже твоему другу понятно, что я вышел встретить вас. Из любопытства, как я сказал. Я странник, а когда шел через ваши земли, услышал много интересного. А три дня тому и вовсе рассказали о юноше с горящей головой, который не о подвигах грезит, а о счастье для всего рода людского. Это дивно, ибо и убеленные сединами мужи чаще всего ведут себя как драчливые юнцы... Да они и есть драчливые дети. Не по силе, по уму. Олег пробурчал неохотно: -- Я урод, да?.. -- Может быть, -- ответил Хызр спокойно. -- А может быть, тебе довелось пережить много, а есть чуткие души, которым не надо повторять даже дважды, хотя всем долбится одно и то же на протяжении всей жизни... По крайней мере ты идешь достойной дорогой. Понятно, что отыскать тебе, скорее всего, ничего не удастся... Колоксай одобрительно хмыкнул с набитым ртом, Олег вскрикнул горестно: -- Почему? -- Если бы ты вздумал отыскать свободное королевство, -- продолжал Хызр невозмутимо, -- или же завоевать пару новых... Ага, вижу по тебе, что уже слышал такое! И не раз? А что удивляться, люди -- звери простые. Цели у них, как и мечты, до безобразия одинаковые... Но ты замахнулся на такое, что просто непонятно, где его искать. И существует ли вообще. А свободные королевства... их хоть пруд пруди. И подвигов совершать не надо. Разве что по дороге пришибешь пару драконов, разгонишь горных великанов или вобьешь в землю древнего демона, что проснулся и жаждет жертв... Ну, да это ты и так по дороге, не ради королевств, а чтобы под ногами не сновала всякая мелочь... Колоксай выронил кабанью ногу, остановившимися глазами смотрел то на Хызра, то на грустного волхва. Олег сказал невесело: -- И все же искать буду. Ты можешь что-то... Хызр перебил: -- Нет. Но я расскажу один грустный случай... Видишь ли, я живу на этом свете давно, очень давно... Колоксай ел жадно, но прислушивался, а Олег, который уловил в голосе старого мудреца странную нотку, сказал быстро: -- Я понимаю. -- И вот однажды мне открылось... -- Как? -- перебил Олег. -- Во сне?.. В дороге?.. Созерцая полет птиц? Хызр покачал головой, в глазах не было недовольства, что юнец перебил степенную речь, а скорее грустное любование ребенком, который еще не знает, с какими разочарованиями придется столкнуться в жизни взрослого: -- Не помню. Мысль приходит, как и откровение, странными путями... Словом, открылось, что запасы старой воды на небесах кончились. Потому Род решил заменить всю воду на земле на другую, которая будет лишь внешне похожа на прежнюю. Но всякий, кто отведает ее, перестанет быть прежним человеком, забудет даже свое имя. Поверишь ли, у меня было много времени, я исходил белый свет вдоль и поперек, я не только ходил, но и ездил, и... -- Понимаю, -- снова сказал Олег быстро. Они посмотрели на поглощенного едой Колоксая, Хызр сделал незаметное движение пальцами, и сбоку от главного блюда, уже наполовину пустого, возникло еще одно, с грудами жаренных в своем соку молодых птиц. -- Но лишь один волхв, -- продолжил Хызр, -- звали его Магабхана, внял предостережению. Хотя теперь сам не знаю, зачем я это говорил, предостерегал? Магабхана решил сделать себе большой запас воды. Где-то в глубине Авзацких гор он отвел в сторону ручей, заполнил огромный водоем в глубокой пещере, а затем пустил ручей на прежнее место. Колоксай промычал: -- М-м-м... Умно сделал! А если еще и сам... -- Сам, -- подтвердил Хызр. -- Ошибаются те, кто считает мудрецов обязательно хилыми. Словом, однажды настал страшный день, когда все реки иссякли, все колодцы и ручьи, даже лужи пересохли. Небо стало чистым от облаков, ибо облака тоже вода... правда, правда!.. Но прошло немного времени, и снова наполнились реки, колодцы, а в небе появились облака. Тогда Магабхана спустился с гор к людям и обнаружил, что все они говорят на другом языке, одеваются иначе, у них иные законы, странные и нелепые, смешные обычаи и неверное представление о белом свете. Он пытался говорить с ними, объяснять, но все смотрели как на сумасшедшего и вместо восхищения его мудростью выказывали ему либо сострадание, как сумасшедшему, либо враждебность... Магабхана удалился в горы, пил свою воду и размышлял о старом и новом мирах, но настоящий мудрец не живет без людей, он вообще живет только для людей, и Магабхана снова спустился к людям, говорил, пока в него не стали бросать камнями. -- Наш мир, -- согласился Колоксай. Он с трудом проглотил огромный кус мяса, добавил: -- К нам тоже, когда заходят чересчур умные... -- В последний раз, -- продолжал Хызр, -- он пробыл в горах почти год, многое осмыслил, но для настоящего мудреца важны лишь те знания, которые может передать ученикам, а не те, которые умрут с ним. Он спустился к новым людям, напился новой воды... Он начисто забыл все старое, старые знания, старый мир, начал понимать язык и обычаи новых людей. А они смот