вытаращенными глазами. Пенистый след сделал круг, затем звери, развернувшись, понеслись обратно, выставив из воды острые гребни. Мрак сплюнул, тяжело потащился вверх по склону. С него текло, словно мок на дне суток трое, а то и четверо. В сотне шагов от берега стояли приземистые деревья, но дальше вершинки поднимались выше: признак, что лесок пошел густой. Мрак нырнул под низкие ветви, шумно перевел дух. В Лесу сразу чувствовал себя намного увереннее, защищеннее. Взгляд не упирался в пустоту, как в Степи. Чуял и даже порой знал, что имеется за версту, пусть и отгороженное завалами, буреломами, выворотнями. Таргитай уже привычно подбирал по дороге сухие ветки, а когда Мрак указал на полянку для привала, Олег с готовностью высек огонь. Хотел поджечь с помощью волховства, но боялся осрамиться, а так всего пару раз стукнул кремнем по пальцу, искорки в сухом мху превратились в крохотные язычки пламени, поползли в стороны, пошли покусывать тонкие веточки, разгрызать, расщелкивать, взвились красные, затем оранжевые струи огня. Мрак не стал садиться, приложил ладонь козырьком ко лбу. -- Не разберу... То ли в самом деле кто-то во-о-о-он там, то ли мне, как Олегу, уже нечисть мерещится. -- Пойди посмотри, -- предложил Таргитай. -- Может быть, что-нибудь отнимешь. Олег возразил с испугом: -- Тарх, мешок лопается от даров Даны! Там еды на неделю. -- Ну, у разбойников может оказаться что-то необычное... Вообще-то с непонятным обучен разбираться волхв. Мрак покачал головой, голос был нетерпеливым: -- А что разбираться, когда все ясно? Если бабы, то пусть Таргитай, а мы отдохнем. Если всякая нечисть, то идти Олегу, на то и волхв, что почти одно и то же... На дальнем конце поляны в полусотне шагов кусты раздвинулись, вышли трое крепких мужиков, у всех были жилистые руки, каждый держал на плече странную секиру с длинным прямым топорищем и узким клиновидным лезвием. Олег сказал озабоченно: -- Не угадал. Одни мордовороты, это по твоей части. Таргитай сказал живо: -- Иди-иди, Мрак. А мы тут за костром посмотрим. Зубы Мрака сами оскалились, уже язвительный ответ соскальзывал с языка, но дудошник смотрел чистыми невинными глазами, верил в могучего друга. Олег глядел исподлобья, но язык острее секиры, лучше не связываться. Мрак лишь сердито сплюнул, стараясь попасть сразу на ноги троим, даже Лиске, раз уж так трется о волхва, что хвост трубой и мурлычет, аж трясется. Олег и Таргитай настороженно наблюдали, как оборотень неспешливо подходил к вооруженным людям. Шаги его замедлялись. Они рассматривали его хмуро. Лица у всех были темные от грязи, а волосы спутанные. Судя по всему, Мрак им что-то сказал, один покачал головой и снял с плеча секиру. Мрак обернулся к друзьям, помахал рукой. Через мгновение вместе с тремя незнакомцами словно растворился среди зелени. Когда куски мяса, которые взяли из пещеры, уже исходили паром, Таргитай беспокойно завозился по земле. -- Долго он... Пойду взгляну. Лиска ахнула: -- Сам?.. Не поленишься? -- Поленюсь, -- ответил Таргитай честно. Подумал, добавил: -- Но Мрак мне друг, а друга всегда жалко. Он подумал еще, с натугой, даже кожа на лбу морщилась от чрезмерной натуги, добавил с некоторым удивлением: -- А мне всех жалко. Даже не своих. Лиска успела поджарить мясо, Таргитай как в воду канул. Олег собрался идти разыскивать, когда Таргитай вышел из зелени, приглашающе помахал. Олег и Лиска с места не сошли, насторожились. Таргитай нехотя пересек поляну, крикнул: -- Мы прогадали. Мрак уже пьянствует за нас четверых, а ест еще и за Гольша. Там у них бабы, девки... -- А нечисть? -- спросил Олег. Таргитай равнодушно отмахнулся: -- Нечисти амбар и маленький курятник. Мраку сказали, что это свои, он тут же про них забыл. Рожи противные, я такой нечисти еще не видывал, зато девки -- как наливные яблоки... Олег подхватился, едва не опрокинув котелок с похлебкой: -- Забыл?.. Пень бесчувственный!.. Невиданная, говоришь? Лиска покраснела, недоумевающе провела ладонями по своей развитой фигурке. Крутая грудь ходила ходуном, а острые кончики натянули тонкую ткань, как наконечники стрел. Но Олег уже ничего не видел, бежал к Лесу, опередив даже Таргитая. Лиска сердито пнула котел с ухой, горячее варево выплеснулось на раскаленные угли. Однако сквозь запах свежесваренного мяса с той стороны поляны пробивались мощные ароматы жареной медвежатины, лука, чеснока, запах браги и хмельного меда. Крохотная деревушка в полдюжины домиков расположилась на большой поляне среди леса, местные его звали дремучим. Мрак лишь скалил зубы. Сами дремучие, не видали настоящих лесов, а это даже не кустарник, а так, трава... В настоящем Лесу кузнечики крупнее здешних медведей. Мрак подозревал, что беспечные жители, живущие в ладу с лесом, устраивают гульбища по всякому поводу и без повода. Он пил и ел у дружелюбных жителей за троих, растолстеть не успеет, лишь ворчал, когда из-за плеча высовывалась мохнатая лапа и выхватывала из-под носа ломоть, но не ярился: у нечисти повадки такие, не со зла, порода своего требует. Таргитай ел, раздвинув локти, не давая порождению леса поживиться за его счет. Олег вовсе не ел, не пил, во все глаза рассматривал мохнатые, чешуйчатые, панцирные, безволосые и вообще невообразимые существа, половины из которых даже не видел в родном Лесу, а о трети вовсе не догадывался. Лиска поперхнулась и выронила птичье крылышко, когда Олег с разинутым ртом загляделся на сверкающие и переливающиеся перламутром пышные формы русалки. Зеленые волосы падали на голые плечи и струились до поясницы, у нее были длинные стройные ноги в зеленой блестящей чешуе, а за спиной были белые крылья, как у гуся, которого Мрак утром сшиб на обед, только побольше. Перья блестели длинные, с жесткими стержнями и упругими краями. Глаза Лиски от ревности стали зеленее, чем чешуя русалки. Сквозь зубы процедила: -- Такую уже видел, забыл?... Когда по реке плыли. -- Та была без крыльев, -- торопливо сказал Олег. -- И хвост вместо ног. -- А чугайстыря не видел вовсе! Могучий зверочеловек был во всей красе чугайстыря: с огромной незаживающей раной во всю грудь, волосатый, с жилистыми, как корни дуба, руками, ногти как у медведя -- длинные, но крепкие как металл. За кустами мелькали веселые личики, исчезали. Чугайстырь люто ненавидел мавок, безжалостно разрывал на куски, а настигнуть мог с легкостью: двигался через лес как смазанная жиром молния. -- Исчезающее племя, -- сказал Олег с жалостью. -- У них еще нет деления на людей и нелюдей. Все понимают друг друга, все общаются... Вы заметили, что здесь разговаривают даже с деревьями? -- Что удивительного? -- не понял Мрак. -- Помню, когда Таргитай как-то хлебнул бражки, он даже с камнями разговаривал. Таргитай обиделся: -- Когда это я бражку хлебал? -- Мавок берегись, -- предупредил Мрак. -- Олег говорил, могут заморочить до смерти... -- Откуда Олег знает? -- насторожилась Лиска. -- А твоя секира не опасна, -- спросил Таргитай, -- ежели уронишь на ногу? -- Я не роняю. -- Я женщин тоже не роняю. Он вытащил из-за пазухи дудочку. Мрак понимал, что какое-то волшебство у этой дырявой палочки есть, ибо ему, крепкому мужику, приходилось попотеть, пока затащит какую девку за сарай, но когда зачуют дуду этого лодыря, то раздеваются сами! - Погоди, - сказал он властно, - надо хозяевам уважение выказать. Я вон лесину срубил, на сто костров хватит, Олег травы какие-то показал, а ты хоть котел вычисти! Подошел величавый старец, весь в бороде, мудрые глаза. Присел рядом с Мраком, устремил задумчивый взор на несчастного Таргитая. Тот суетился, усердно чистил котел от нагара, спешил, оглядывался на пляшущих девок. -- Когда-то боги, -- сказал старец неторопливо, глаза его неотрывно следили за Таргитаем, -- видя, как род людской множится, решили отдать им всю землю, а самим удалиться на небеса. Позвали людей, стали наделять. Таким, как ты, могучим охотникам отдали леса, землепашцам выделили нивы, рыбакам отдали реки и озера, морякам -- моря и океаны, рудокопам -- горы... Понятно, что купцы поспешили выпросить торговые пути, пастухи -- пастбища, девки -- румяна и притирания, старики -- завалинку... Все разобрали к обеду, а певец явился только под вечер. Мрак засмеялся: -- Такой же растяпа, как наш Таргитайка! -- Да, -- согласился старец. -- Стал певец просить и себе хоть что-то, но Род лишь развел руками. Боги могут все, но что уже сделают, не отменят ни они сами, ни другие боги. А где ты был, спросил Род, а певец в оправдание: я, мол, пел... -- А теперь пусть попляшет! -- засмеялся Мрак. Олег улыбнулся одними глазами. Похоже, на этот раз был согласен с Мраком. -- Пусть, -- согласился старец мирно. -- И тогда Род грустно развел руками... или крыльями. Дескать, ни осталось на земле, чем мог бы владеть певец. Но зато ему, единственному, откроются небеса. И когда певец пожелает, он всегда там желанный гость! Олег озадаченно молчал, а в хищных глазах Мрака появилось расчетливое выражение. Где пройдет Тарх, а это все равно, что вести корову с завязанными глазами, там пройдет и другая корова, ученая. Тем более, если ее поведет он, Мрак. А с двумя коровами, уже бодливыми, можно взбаламутить мир. Можно. Между домами с визгом носилась ребятня. За ними гонялись волки и чудища с оскаленными пастями, но едва Мрак успевал ухватить секиру, как детишки уже верхом на волках и чудищах гонялись за таким же визжащим, орущим, кувыркающимся сбродом. Человеческие рожицы мелькали так же часто, как рыла, хари, морды, а визг перемешивался с ревом, рычанием, хрюканьем и верещанием. Мрак сердито ворчал, не любил оставаться в дураках. Наконец плотно закрыл дверь и опустил тряпку на окне. Им выделили самый просторный дом, почти все дома и хаты стояли пустые: летом чаще ночевали в дуплах, норах, на ветвях, многие ухитрялись спать на дне близлежащего болотца. Олегу походя объяснили, что зимой волки и лесные чудища порой скребутся у порога, просят погреться. Когда ударят велесовские морозы -- ворона замерзает на лету, -- иное зверье тайком от своих приносит детишек, скулит, дабы люди приютили, согрели малость, не дали сгинуть. Тайком, потому что другие бьют: мол, из-за них крепкие да здоровые переведутся, ежели спасать больных и хилых. Таргитай пришел среди ночи, что Мрака просто ошеломило. Когда дело касалось девок, дудошник мог не спать и не есть. Олег и Лиска уже тихо сопели, укрывшись одной шкурой. Он обхватил ее как крупного поросенка, ее почти не было видно в его объятиях. -- Ну ты, жеребец, -- сказал Мрак со злым восхищением. -- Там же одна нечисть осталась! Неужто их тоже?.. -- Это вам с Олегом разбираться, -- ответил Таргитай. Он шумно почесал голову, поскреб шею, жутко перекосив рожу. -- Для меня они все -- люди. Мне так проще. Почему не спишь? Здесь сторожить не надо. Мрак покачал головой, не ответил, вернулся на крыльцо. Таргитай потащился следом, сел рядом на ступеньке. Ночь была светлая, лунная. Деревья казались еще толще, в нагретом воздухе плавали густые запахи чаги, смолы. Во тьме вспыхивали желтые огоньки, в дальних кустах шуршало, недовольно хрюкало. -- Живут же люди!.. -- сказал Мрак внезапно. Он неотрывно смотрел в темень, кожа на скулах натянулась так, что вот-вот порвется. -- Гольш говорил, что счастливой жизни не бывает, бывают только счастливые дни... Он не знал про эту деревню! Сам видишь, во счастии. А мы? Как вышли, так и мчимся сломя голову. Ни остановиться, ни оглядеться, ни понять... Таргитай пытался что-то увидеть, но у оборотня глаза зорче, Таргитай спросил непонимающе: -- А как же власть злых магов? Мрак с раздражением пожал плечами: -- Почему мы?.. Землю топчут людишки, которых маги всю жизнь грабили. И -- ничего. Не сопят, не чешутся. А мы только из дремучего Леса, сразу -- спасать сирых да обижаемых! Они сами о себе не хотят заботиться, а нам ради них класть головы? -- Мрак, но нас учили... -- Все для опчества?.. Но там и для нас все делали. Каждый, завидя беду или опасность, кидался без раздумий. За нас вся деревня, как и мы -- за всю. А здесь мы за всех, за нас -- никто. А что, нам больше всех надо? Нас ихнее зло вовсе не трогало! Таргитай спросил горько: -- Не трогало? Тебя в самом деле не трогало? -- Не трогало, -- сказал Мрак с еще большим раздражением, -- меня киммеры пальцем не задели! И тебя! И Олега!!! В наступившей тишине Таргитай сказал негромко, с болью: -- Стрелами -- нет, не тронули. Мечами, секирами... Но я только с виду цел. Они иссекли мое сердце. До сих пор болит! Чую, как истекаю кровью. Мрак спросил встревоженно: -- Какая-то злая магия? -- Что-то сильнее, -- ответил Таргитай с той же мукой. -- Дурень, сильнее магии уже ничего нет. Меня тоже как-то ранили: до сих пор, когда вижу по ночам Степана, распятого на дверях его же хаты, сердце щемит. Ежели не уследить -- обращусь в волка. Но это сочувствие, Таргитай! Он чувствует боль, а ты сочувствуешь. У тебя той боли нет. Нам незачем драться за их боль. Это не наша боль! -- Не наша, -- согласился Таргитай убито. Над их головами в ветвях послышался шорох, серебристый смех. В темной листве блеснула девичья голая нога, мелькнуло смеющееся личико с озорными глазами. На невров посыпались спелые орехи -- крупные, наполненные ядреным зерном. В сторонке высунулось другое девичье личико, а когда невры не сдвинулись, выступило из листвы до пояса, показав крепкую девичью грудь, длинные светлые волосы. Широко расставленные глаза смеялись. Мавка показала неврам язык, в кустах раздались смешки, похожие на звон крохотных серебряных колокольчиков. -- Здесь вирый, -- сказал Мрак, вздохнув. -- Здесь нас уже приняли. -- Нас любят, -- согласился Таргитай. Сидели молча, смотрели на резвящихся мавок. Голенькие девчушки с распущенными волосами начали выскакивать на поляну. Самые отважные осмеливались пробежать перед страшными неврами на расстоянии вытянутой руки. -- Остаемся? -- спросил Мрак полуутвердительно. -- Остаемся, -- ответил Таргитай. Одна русалка сидела в обнимку с лешим, страшным и чешуйчатым, другие качались на ветвях. Одна сорвалась, камнем полетела вниз, но у самой земли расправила серебристые крылья, пронеслась через поляну, задевая вершинки травы, вломилась в куст, где что-то закричало испуганно-восторженно. На поляну выскакивали крохотные человечки в вязаных колпачках с бубенчиками на кончиках. Из ночи появились такие же крохотные незнакомцы с прозрачными крылышками. Донеслась тихая волшебная музыка, сперва едва слышная, затем все громче и громче. Мрак толкнул Таргитая, указал на музыкантов, что сели на ветвях вокруг поляны. Жуки, кузнечики, бабочки, человечки с крылышками стрекоз и бабочек, странные существа из блестящей паутины... -- Здорово, -- сказал Таргитай с сожалением. -- Век бы слушал. Пойдем? Вставать рано, опять не выспимся. -- Тебе бы только спать, -- сказал Мрак сварливо. -- Выходить надо по зорьке! Глава 7 Они уже надевали заплечные мешки, когда в хату вошел, пригибаясь в низком дверном проеме, местный колдун. Оглядел готовых к дальнему походу пришельцев, смерил взглядом длину Меча Таргитая, так же взглядом взвесил секиру Мрака, проворчал гулко, будто сидел в глубоком колодце: -- Вам не пройти... каменные холмы. -- Не ты ли остановишь? -- спросил Мрак вызывающе. Он и Лиска одновременно положили ладони на рукояти секиры и меча. У них даже лица стали одинаково злыми и подозрительными. Кошка перебежала дорогу, девка с пустыми ведрами прошла, а теперь еще колдун! Колдун внимательнее оглядел Жезл Олега. Молодой волхв засунул его в мешок, как ни уговаривал Мрак повесить за спиной на перевязи, как он носит секиру, а Таргитай -- Меч. Жезл нелепо торчал из мешка, высунувшись наполовину, будет задевать ветви, опрокинет навзничь, но волхв -- на то и волхв! -- ничего не принимает на веру, все проверяет. -- Есть посильнее меня, -- ответил колдун. -- Да ну? -- спросил Мрак саркастически. -- Ладно, спасибо. Мы уже бывали в краях, где кротовьи кучки принимали за горы. Будь здоров, батя! Он прошел мимо, Таргитай поспешно шагнул следом, бросил на колдуна извиняющийся взгляд. Мол, не вини оборотня, он внутри где-то глубоко даже добрый, только по-своему. Олег и Лиска пошли за ними, горбясь под увесистыми мешками. Колдун сказал им в спину строгим голосом: -- Вам не пройти. Но я проведу вас. Четверо остановились, смотрели выжидающе. Мрак спросил подозрительно: -- Неужто еще есть на свете дурни, что работают на других задаром? Мы вроде бы не родня. -- В моем доме, -- сказал колдун вместо ответа, -- возьмите все, что понадобится. Шаркающей походкой он побрел к новенькому срубу колодца. Мрак крикнул вслед с насмешливым недоумением: -- Эй, мил человек! Никак помирать собрался? Колдун лишь сгорбился больше, неверными движениями начал опускать в колодец деревянную бадейку. Тонкая волосяная веревка разлохматилась. Олег объяснил торопливым шепотом: -- Он знает свой час. -- Скоро перекинется? -- Да. Мрак зябко передернул плечами: -- Не стал бы волхвом только из-за этого... такого... -- Ну, не все узнают. Некоторые удерживаются. Хоть и трудно утерпеть. -- А что насчет вещей? Я не понял. -- Когда колдун умирает, исчезает все, созданное его чарами. Таргитай сбегал в дом колдуна, вернулся с пустыми руками, но с вытаращенными глазами: насмотрелся диковин. Олег собрал под крышей пучки трав, отобрал нужные, а Лиска сшибла стрелами двух гусей, сунула скривившемуся Таргитаю в мешок. Когда выступили, колдун торопил, сам настолько забегал вперед, что Мрак раздраженно посоветовал не торопиться к Ящеру, родне волхвам любой породы. Колдун смолчал, не повел и бровью, вместо него заворчал Олег. Таргитай брел, загребая ногами пыль. Было до слез жалко колдуна, еще совсем не старого, крепкого и сурового, немножко угрюмого, но явно в глубине где-то там, как и Мрак, доброго. -- А ежели не пойдет с нами? -- спросил он Олега. -- Уцелеет? Олег скривился, словно глотнул горького: -- Умрет, только во сто крат горше. Мрак укоризненно покачал головой. Дурак и после бани чешется, а что скажет -- все невпопад. Дорога постепенно поднималась, лес поредел, истончился, остался позади. Земля потянулась каменистая, валуны попадались все крупнее. Равнина вздыбилась буграми, что перешли в холмы. Дорога истончилась, пугливо огибала каменные массивы. Олег чувствовал чужое присутствие, бормотал заклятия. Воздух словно потемнел, в нем ощущалась угроза. За холмами встали крутые горы, кое-где изгрызенные временем, поросшие травой и кустами. Справа тропинка обрывалась крутым берегом, внизу грозно шумела горная речка, прыгала по камням. Шли молча, только Мрак, погруженный в свои думы, пробурчал вполголоса: -- Надо жить, как набежит. Люди мрут, нам дорогу трут. -- На небо крыл нет, -- ответил Олег негромко, -- а в землю близко. У богов дней много, да не все наши. С другой стороны -- кабы люд не мер, земле бы не сносить, верно? -- Всем там быть, кому раньше, кому позже. Я ни за какие пряники не стал бы вызнавать свой час. А ты? Олег подумал, медленно двинул плечами: -- Не знаю. Мрак даже отодвинулся, словно с волхва на него уже прыгали блохи размером с кузнечиков. Лиска тут же вклинилась, спросила: -- Если на старика что-то нападет, не поможем? -- Смотря что нападет. Впереди каменная стена дрогнула, медленно поползла вниз. Донесся сухой треск, грохот, глухие удары глыб о землю. Земля задрожала, взвилось облако пыли, скрыло фигуру старого колдуна. Тот не отступил, только остановился, оперся на посох. По горе сползала целая стена камней, тащила кусты и деревца. Мрак закричал, срывая голос, попятился, растопырив руки, не пуская к старому колдуну сердобольного Таргитая. Грохот утих, в оседающем пыльном облаке постепенно выступили острые края глыб. Гора выглядела помолодевшей, сбросившей старую кожу, изъеденную ветрами и грозами. Мрак забежал вперед, там наклонялся, шарил. Наконец изгои увидели, как безнадежно махнул рукой. Уже возвращался к друзьям, когда внезапно земля качнулась, под ногами приподнялось, словно могучая грудь под ними набрала воздуха, медленно осела. За мощным вздохом послышался такой же мощный нечеловеческий голос: -- Жертва... Что ждете? С горы посыпались мелкие камешки, Мрак отпрыгнул, дико огляделся. Изгои и Лиска пятились, Олег выставил магический посох. Таргитай растерянно озирался, Лиска держалась за спиной Олега. Олег судорожно сглотнул комок в горле, сказал дрожащим, как лист на ветру, голосом: -- За нами погоня. Могучие маги Востока жаждут лишить нас живота. Уцелеть бы... Он умолк на полуслове, словно за горло ухватила мощная рука. В залитой ярким солнцем каменной стене, изрезанной темными глубокими трещинами, проступило исполинское нечеловеческое лицо. Неузнаваемо искаженное, в котором людские черты можно было угадать с большим трудом. Побледнел даже Мрак, а Таргитай и Лиска попятились. Зубы Лиски выбивали дрожь. Олег на деревянных ногах, не помня себя от животного ужаса, приблизился к стене, сложил ладони рупором. -- Слава тебе, древний бог, имени которого нет в книгах!.. Вместо глаз на каменном бесстрастном лице темнели глубокие ниши. Мелкие камешки скатывались, подпрыгивали. Облачка пыли взвивались призрачными столбиками. Олег закашлялся, кое-как одолел постыдное, но понятное желание попятиться. Широкие продольные плиты губ слегка качнулись. Густой, словно промерзающий голос донесся будто из глубин: -- У нас не было имен... Идите, я их вычту... Плиты застыли, как будто не изменились, но теперь была только каменная стена, изрезанная глубокими трещинами, вся в нишах. Лишь при очень большом желании можно было принять бугры за щеки, а затемненные ямы -- за глаза. Мрак пропустил через каменный завал, под которым нашел смерть колдун, своих спутников, медленно пошел следом, то и дело оглядываясь, помахивая секирой. Он уже слышал цокот подкованных коней, даже различал особый стук металлических подков коня Агимаса! Мрак вывел к селу, где купили четырех коней. Не верблюды, конечно, как он объяснил Таргитаю, но на чужих четырех ногах доберутся быстрее, чем на своих двоих. Кони в самом деле оказались простыми рабочими лошадьми. Вскачь пускались неумело, но все-таки на другой день въехали в разношерстный лес, куда четверка пешком намеревалась добраться за три дня. Деревья стояли приземистые, широкие. Солнце бросало яркие блики, в зеленой листве беззаботно чирикали пташки. Цокоча коготками, пробежала белка, замерла на ветке, уставилась на всадников любопытными глазами. Олег обогнал даже Мрака, всматривался в деревья, сворачивал, ускорял ход, иногда останавливался, вслушивался. Мрак поглядывал с удивлением, но помалкивал. Когда Таргитай окончательно уверился, что заблудились, Олег воскликнул внезапно: -- Там! Впереди был свет. Блеснуло небо. Темные деревья расступались, открывая огромную зеленую поляну. Редкий частокол из потемневших кольев окружал довольно высокую избушку. Выглядывала не только крыша с покосившейся трубой, но даже край окна. - А бабка-то красоту любит, - сказал Мрак одобрительно. На заостренных кольях скалили зубы человечьи головы. По большей части давно высохшие, даже не головы - черепа, выбеленные ветрами и дождями, но пара голов показалась Олегу совсем свежими. - Это для устрашения, - предположил он, вздрогнув, - пугает. - Глухой ты к красоте человек, Олег, - укорил Мрак с жалостью. - Ты погляди, как головы-то нанизаны! Олег изо всех сил стискивал зубы, чтобы не выдать страха. Черепа гнусно скалят непомерно длинные зубы, пустые глазницы смотрят угрожающе. Лиска прижалась к нему, и Олег против воли начал улавливать какой-то ритм в том, как за крупными головами идут помельче, еще мельче, а потом сразу снова огромные черепа, почти бычьи, с могучими надбровными дугами, лбами, которые можно закрыть одним пальцем... - Зато я вижу, - сказал он сдавленным голосом, - что три кола свободны. Проход отыскался сбоку, никаких ворот, можно въехать на конях сразу по двое. Избушка сиротливо стояла посреди огороженного пространства. Простая, из серых не ошкуренных бревен. Ставни покосились, одна висит на петле. Труба зловеще чернеет на зеленом фоне. Избушка над землей стояла как-то непривычно высоко. Таргитай не понял, в чем странность, только насторожился, но тут ахнула Лиска, а Мрак глухо ругнулся и звучно лапнул рукоять секиры. Из-под нижнего венца избушки торчали толстые как бревна птичьи лапы -- в грязно-желтой чешуе, трехпалые. Когтей рассмотреть не удавалось, вгрузли в землю, но, судя по вмятинам, под такую лапу попадешь -- искать Мировое Дерево не восхочется. Олег медленно пустил коня вперед, тот фыркал и пугливо прядал ушами. Мрак ощутил, что запрядать ушами готов сам. Вчерашний трус прет чересчур смело, неужто знание в самом деле такая сила? -- Избушка-избушка, -- позвал Олег слабым, но без дрожи голосом, -- повернись к лесу задом, а ко мне передом! Избушка стояла как стояла. Олег прокашлялся, сказал громче: -- Избушка-избушка! Добром прошу: повернись к лесу задом, а ко мне передом! Скрипнуло, ноги нехотя переступили. Избушка медленно развернулась. Ставни заскрипели, посыпалась мелкая пыль. Потревоженная ворона сорвалась с крыши, тяжело перелетела на дерево. Ветка прогнулась, птица шумно била по воздуху крыльями, пытаясь удержаться, гнусно каркала, глаза блестели круглые, злые. Олег соскочил, повод забросил в седло. Дверь под порывами ветра грюкала на одной петле, внутри темно. Олег осторожно приблизился, подождал. Избушка не шелохнулась, он вспрыгнул на ступеньку, не дождавшись, пока просторный курятник присядет. Мрак заставил коня приблизиться, пытаясь что-либо разглядеть в щель между ставнями. -- Есть кто дома? -- спросил Олег громко. Дверь отворилась с жутким скрипом. Пахнуло сыростью, вареной травой и кореньями. Что-то шуршало, скреблось. Внезапно посветлело: Мрак с жутким скрипом, от которого у Олега остановилось сердце, распахнул ставни. -- Понадобимся, свистни! В глубине избушки высилась широкая печь. Справа стол из нестроганых досок и лавка, в углу -- кадка с водой, на стене темнел мысник с горшками. Олег пощупал шкуры на печи, скользнул взглядом по пучкам трав вдоль стен под потолком. -- Хозяйки пока нет! Заходите, подождем. Мрак с грохотом распахнул и второе оконце, сунул голову вовнутрь, быстро огляделся. Таргитай за его спиной ответил: -- Мы... подождем снаружи. Грубый Мрак буркнул нехотя: -- Это тебе родня, а нам там что-то не по себе. Он исчез, вскоре донеслись глухие удары -- рубил сушину. Олег осторожно пошел вдоль стен, принюхивался к травам, всматривался, вчувствовался. Толстый черный кот следил с полатей за ним желтыми, как у Лиски, глазами. Даже привстал, когда Олег заглянул в большой горшок, но лишь круто выгнул спину, вскинув хвост трубой, встряхнулся по-собачьи и лег, по-прежнему не сводя с гостя жутковато-неотрывного взгляда. На перекладине вниз головой висели летучие мыши. Олег в сумрачном свете принял их сперва за кабанов в грязных мешках. Потревоженные ярким светом, крайние вяло шевелились, один зверь открыл глаза и посмотрел на Олега неприятно осмысленно. По спине пробежал холодок, Олег поспешно закрыл спиной свет из окна. Кожан прикрылся крыльями и заснул. Когда Олег вышел на крыльцо, в дальнем конце поляны уже горел костер. Мрак и Таргитай сдирали шкуру с козы, из зарослей показывались конские уши, за деревьями хрустело. Лиска стояла у крыльца, глаза ее были встревоженными. Увидев Олега, вздохнула облегченно: -- Про этих колдуний рассказывают всякое! -- Там один кот, -- ответил Олег, поправился: -- И летучие мыши. Она отшатнулась. -- Мыши? Мерзость! -- Да, но зато много. Зайдешь? Она отступила на шаг. -- Ни за какие пряники! Тебе тоже безопаснее ждать хозяйку с нами. Неизвестно еще, что явится. Таргитай старательно и любовно насаживал на вертел тушу, шумно глотал слюни. Олегу бросил весело: -- А вдруг ведьма к ночи не явится? Заночуешь в избушке? Олег подумал, ответил раздумчиво: -- Да, пожалуй. У всех троих опустились руки. Таргитай едва не выронил мясо, а Мрак сказал подозрительно: -- Сучком по темечку зашибло? -- Ему кот полюбился, -- сказал Таргитай. Лиска молчала, смотрела выжидательно. Олег подсел к огню, ответил нерешительно: -- С вами, дуболомами, забудешь и то, что знал. В избушке все дышит волшбой, чародейством! Побыл чуток, а будто прикоснулся к чему-то родному. Да и бабку не пропустить бы! Вдруг появится среди ночи, покормит кота и тут же упорхнет на пару недель? -- Если кот ведьмачий, -- предположил Таргитай, -- то месяц, наверное, может не жрать. Хотя, наверное, исхудает. -- Он зябко передернул плечами. -- Не хотел бы хоть неделю быть ведьмачьим котом. Хотя, с другой стороны, если кот только ест да спит... Обжигаясь, торопливо стащил с вертела кус мяса, подул, перебрасывая из руки в руку. Мрак кривил губы: из дудошника не выйдет ведьмачьего кота, больно поесть любит. Сказал без охоты: -- Будет кот душить, кричи громче. -- Там еще летучие мыши, -- сказала Лиска. Ее узкие плечики дернулись, она втянула голову как испуганная белка. Мрак вскинул густые брови: -- Взаправду?.. Вот уж чудо невиданное! Кот и мыши в одной хате. Пусть летучие, но мыши! А кот не летучий? -- Кто разберет, -- ответил Олег. -- Темно. -- Ленивый, видать, -- предположил Таргитай. -- Нет, мыши размером с поросят. Как не съели кота, не пойму. Таргитай предположил: -- Бабка их всех поубивает, если кота тронут. Кот мурлыкать умеет, а мыши? -- Мыши комаров ловят, -- объяснил Олег. Он хлопнул себя по плечу, оставил пятна крови. Воздух звенел от комариного зуда. Лиска отмахивалась веткой, то и дело шлепала себя по голым ногам. Мрак сидел как камень -- в его волчьей шерсти комары вязли, а то и вовсе не садились, пугались. Таргитай отмахивался лениво, пусть уж кусают лишний раз, чем будет скакать как испуганный хорь, визжать и хлопать ладонями по груди и коленям, будто в лихой пляске. Не успели закончить трапезу, незаметно сгустились сумерки. Костер стал ярче, а тьма сгустилась, уплотнилась. Лесные птахи умолкли, даже белки перестали носиться над головами. Олег встал, отряхнулся. Мрак долго смотрел, как волхв взбирается в избушку, пробормотал: -- Как это он рек: поворотись к лесу... гм... дупой, а ко мне передним местом... Таргитай поправил: -- Не дупой, а задницей! А то не повернется. В заклинаниях надо быть точным. -- Не задницей, а задом, -- сердито поправила Лиска. -- Дерево уже поняло бы. Таргитай ответил грустно: -- Мы ж не деревья. Олег нарочно наелся одолень-травы, та жгла желудок и отгоняла сон. От усталости ныла спина, ногам не мог отыскать места, но глаза таращились в темноту, а сердце бухало сильно и часто. Во тьме слышал, как тихонько спрыгнул кот, на миг в щели мелькнул черный силуэт. Кожаны, как спелые груши, падали с балки, исчезали, словно растворялись во тьме. Дважды он чувствовал движение воздуха -- летучие звери пролетали совсем близко, едва не царапая по лицу. Олег почти не дышал, даже зажмурился, чтобы не видеть мелькающих в темноте горящих, как угольки, багровых глаз. К полночи кожаны перестали залетать в избушку, охотились вдали, кот не появлялся вовсе. Олега начало клонить в сон. Лесные птахи давно утихли, спали. Изредка вскрикивал лесной зверь, тревожно прошумел в вершинах случайно залетевший ветер. Нескоро, едва ли не под рассвет, послышался далекий свист. Наверху треснуло, заскрежетало. Посыпалась труха, заскреблось. Зазвенела заслонка печи, гупнуло. Олег услышал тяжелый вздох, хлопок, шарканье подошв, сухие щелчки кремня по огниву. Лучина долго не разгоралась. Затаившийся Олег слышал раздраженное бормотание, искры прыгали по всей избушке. Наконец возник и распространился трепетный оранжевый свет. От печи метнулась огромная костлявая тень, изломалась в углу. Посреди комнаты стояла маленькая сгорбленная старушка, в протянутой руке сыпала искрами лучина. На ее плече стоял, выгнув спину горбом, огромный кот. Оба выжидающе смотрели на Олега. Глаза кота нехорошо горели, он терся о щеку старухи, вкрадчиво намурлыкивал. -- Здравствуй, бабушка, -- сказал Олег сдавленно. -- Подобру ли странствовала? Старушка молча и недобро рассматривала сидящего на лавке доброго молодца. Совсем не старческие глаза на сморщенном, как печеное яблоко, лице смотрели остро, цепко. Она опиралась на клюку, вид у нее был измученный. Лучина в дряблой руке подрагивала, опускалась. -- Подобру? -- повторила она дребезжащим голосом, словно хотела вслушаться в слово. -- Откуда я знаю, что добром кличется на этот раз? Безбоязненно повернулась спиной, ушла в угол. Там вспыхнул и залил комнату ровный свет масляного светильника. Старушка, не обращая на гостя внимания, возилась с печью, двигала горшками, заслонками. По избе пошел терпкий запах растертых трав, запахло едой. Олег сглотнул слюну, спросил тихо: -- А для чего протертая хват-трава пополам с пореем? Нет, порея там на треть... Старушка даже не обернулась. -- Волхв-травник? Уже и мужики травами ведают?.. Быстро свет меняется. Только узду скинули, а уж вскачь идут. За окном скрипнуло. Олег насторожился: Мрак, если проснулся, подкрался бы неслышно. Таргитай спит как колода. Скорее всего Лиска, эта могла не спать ночь, вслушиваться. -- Мохнатый, -- сказала вдруг старушка. -- Нарочно топает, дабы я знала, что спасет, защитит, сопельки вытрет. Дурень, я могла бы сверху вас всех... За семь верст почуяла, а за три видела как облупленных! -- Мы не желаем худа... -- начал Олег. Старушка повернулась, в руках был горшок. Из-под крышки вырывались клубы пара. Аромат свежесваренной каши потек по избе. Олег невольно сглотнул слюну. -- К столу, -- прервала старуха сварливо. -- Не объясняй, что давно знаю. Все одинаковые, только мните о себе, что неповторимые. Вас трое из Леса, вы невры, а девка... Она чтит Старый Закон, это мне любо. Ко мне забрались, чтобы просить помощи. Не спрашивай, откуда ведаю! У меня все просят помощи. На столе появилась миска из кремния. Такие Олег последний раз видел в родном селе. Придвинул к себе обеими руками, дивясь и чувствуя неясную печаль -- в родном селе доныне не знают металла, даже простого олова не знают, меди и бронзы! А они трое: Мрак, Таргитай и он -- какой путь прошли, сколько вызнали... Острые старушечьи глаза зорко пробежали по его помрачневшему лицу. -- Что, враз постарел? Олег вздрогнул: -- Бабушка, откель вы все знаете? -- Поживи с мое, -- буркнула старушка. Кашу ела жадно, беззубый рот дергался, крупные комья падали на стол. Кот наконец спрыгнул, прошелся по столу, задев хвостом Олега, соскочил на пол и пропал. Олег осторожно вытащил свою ложку, спросил: -- А много вам лет, бабушка? Старуха отмахнулась, отчего каша с ложки полетела через стол. -- Не упомню. А в этих краях -- со Льда. -- Со Льда? -- не понял Олег. -- Его, родимого, -- ответила старуха невнятно. -- Не разумеешь? Ах да, откель тебе знать про Лед?.. Когда ледяные горы ушли дальше, тут сперва было Болото без конца и краю. Тогда и завелись упыри клятые... Затем Болото подсохло, наросли деревья. Тогда мы, Первые, и пришли. Нет, пришли, когда еще были болота. Не одно большое, что после Льда: когда подсохло, остались малые, меж ними уже росли деревца -- мелкие, каргалистые, но почти настоящие... Тогда еще бродили здесь большие звери. Запамятовала, как их звали, -- молодой была, когда последних пустили на мясо... У них еще кишка такая была за место носа, а из пасти два кабаньих клыка торчали в руку длиной! Олег ошалело смотрел на старуху. Спросил робко: -- Бабушка, ты была здесь, когда эти деревья были... молодыми? Старуха прошамкала с набитым ртом: -- Эти?.. Деревья -- та же трава. Растут, старятся, умирают. За место них вырастают из желудев новые, тоже дряхлеют, рассыпаются в гниль, а сквозь них уже прорастает новая трава... то бишь деревья. Лучше скажи, пошто выбрались из Леса? Жили себе и жили по старому покону. Олег ерзал, не смел поднять глаза. Острые глаза пронизали его насквозь, как яркие солнечные лучи молодой лист, когда становятся видны все жилки и каморки, даже самые мелкие. -- А ко мне пошто? -- спросила она, когда деревянная ложка заскребла по стенкам горшка. Олег тоже отодвинул пустую миску. -- Благодарствую! Нам бы добыть посох Великого Волхва. С ним, говорят, можно побить погань... Мир станет добрее, как и завещал... завещали боги. Он где-то на Мировом Дереве. Старушка уловила заминку, голос стал резче: -- Не боги, а Великая Богиня!.. Мать всех богов, испокон правит миром. Ты еще глуп, света не видывал, а уже горами трясешь! Олег вздрогнул -- знает! -- сказал торопливо: -- Сам не знаю, как это делается! Помоги, научи!.. Не хочу во зло... -- Мужская сила, -- отрезала старуха зло, -- злая сила, дикая! Женская магия теплее, мягче. У нее другой ключ, ее могут только женщины. Да и то не всякие, наши зовутся ведающими матерями, попросту -- ведьмами. Пошто Богиня дала и мужикам творить чародейство -- ума не приложу. Вам бы только рушить, ломать, убивать, зорить. -- Иной раз, -- сказал Олег, -- дабы сотворить добро, надо убить злодея. Я волхв-травник, лечу людей и зверей, даже деревья. Но, убив злодея, я спасал жизни десяти другим! Старуха с кряхтеньем забралась на печь. Тяжелая чугунная заслонка медленно начала наливаться темно-вишневым цветом, словно внутри бушевал яростный огонь. -- Странные вы все, -- сказала она раздраженно. -- Ты чудной, никак тебя не пойму. Силы в тебе много, но она темная... -- Темная? -- переспросил Олег тревожно. -- Для меня темная! Мужскую магию не ведаю, она из другой реки. Зрю лишь, что мощь велика, много крови прольешь, зрю веси в огне, полчища конных витязей, твой щит на вратах большого города... ладьи в пламени, затаившаяся змея в конском черепе... Зрю, но не ведаю, что зрю. Много мощи в лохматом. Ему дадено много горя, но и много силы, дабы вынести -- никому на белом свете столько. А уж вынесет ли -- одни боги ведают. Девка -- истинная ревнительница Старого Покона, воительница Нерушимости. У нее больше силы и умения, чем ты ведаешь. Лишь один среди вас никчема, зачем с собой таскаете? Олег подумал, ответил рассудительно: -- Летучие мыши -- для ведовства, понятно. А кот зачем? Старушка впервые улыбнулась. Морщинистый рот растянулся, глаза почти скрылись. -- А ни для чего! Сама тесала из ивы, телеса вырезала острым камешком, выскребывала, выглаживала. Живые мрут тотчас же, привыкнуть не успевают. А этот со мной уже тыщи лет, а то и больше. Так и кличу: Ивасик-Телесик! Послышались мягкие шаги, на пороге появился кот. Мгновение стоял, смотрел желтыми фосфорическими глазами, повернулся и бесшумно исчез в ночи. Старуха с гордой любовью смотрела вслед. -- А у нас кот -- Таргитай, -- ответил Олег. -- Тоже мурлыкает, только на дуде. В избушке стало жарко, как в Песках. Старушка довольно покряхтывала, нежилась. Све