страшными чудищами. Далеко впереди, загораживая ущелье, лежал огромный зверь. Размером с гору, в панцире, весь из рогов, шипов и костяных наростов. Стены вздымались на десятки саженей, гребень зверя торчал выше стены. Боками закупорил выход так, что мышь не протиснется. Крохотные глазки, закрытые тяжелыми надбровными дугами, на приближающихся людей смотрели тупо и бессмысленно. -- Сделай что-нибудь! -- крикнул Таргитай отчаянно. -- Магия живых... не действует. -- А мертвых? -- Ты уже хочешь стать мертвым? А мне пока не хочется стать им, мелькнула в голове горячечная мысль. Таргитай замедлил бег, вытащил Меч и начал заносить над головой для удара. Бесполезного: Меч пьет только человеческую кровь. чувствовал сильнейший страх, теперь за Мрака: возможно, оборотень сейчас всего в сотне-другой шагов бьется за свою жизнь! Олег догнал, бежали плечо в плечо. Всегда бледное лицо волхва было вовсе желтым, зеленые глаза потемнели. Худые как птичьи пальцы стискивали Посох так, что едва не сминали как сырую глину. -- Ты заходи слева... -- начал Таргитай. Олег прервал: -- У него зубы только в пасти. А голова -- одна. Не пытайся меня спасти! До чудища оставалось десяток шагов. Таргитай наконец увидел, почему оно глядит равнодушно, не рычит, не кидается. Зверь распластался в луже черной крови, в шее широкая рана. Щиток над левым глазом срублен начисто, панцирь на боку вмят и погнут от удара нечеловеческой силы. -- Чего это он? -- спросил Таргитай. Челюсть отвисла, рука с Мечом тоже пошла вниз. Олег буркнул, злясь на самого себя: -- Занемог. -- Чем? -- Увидел Мрака, понял, что не одолеть. И, чтобы не мучиться зазря, сам перегрыз себе горло. -- А, -- протянул Таргитай озадаченно, -- ежели так, то ладно. Мрака, ежели он злой, хошь кто испужается. Олег покарабкался через неподвижную тушу. Таргитай поскользнулся в крови, упал, вонь ударила в ноздри. Руки и одежда стали липкими, дурно пахнущими. Кожу щипало, будто пробирался через заросли крапивы. Крупные чешуйки перешли в плиты, дальше пробирались через гребень, затем чешуйки снова измельчились, а ближе к хвосту исчезли. Опять Таргитай спрыгнул неудачно: в черную, не успевшую загустеть кровь. Подошвы тут же начало разъедать, пошел ядовитый дымок. Олег пробежал по камешкам, чистый как медведь под дождем. Таргитай оглянулся. -- Какой сарай! Отсюда он еще больше. Как Мрак его завалил? -- Спасибо, Мрак, -- сказал Олег едва слышно. -- На бедной зверюке живого места не осталось! Стены ущелья постепенно раздвигались, простор впереди открывался жуткий, мрачный, но все же опасность где-то таилась, пряталась, выжидая миг, а не загораживала дорогу открыто. По лиловому небу быстро неслись громады туч, тащили блестящие красные камни. Завивались пугающе огромные водовороты, свирепые воронки скручивали жгутами, казалось, весь мир. Земля впереди как спина большого зверя круто уходила вниз. Уже в двух десятках шагов Олег видел только стену из жуткого багрового тумана. -- Не понимаю, -- донесся до него озадаченный голос Таргитая. -- Что не понимаешь? -- Ну, как зверь сам себе перегрыз горло... Сцепив зубы, прыгали через камни, расщелины. Олег на бегу сбивал головки странных грибов, те поднимались почти до колена. В подземном мире все живое истекает ядом. Если гриб или колючая трава зацепит, всю оставшуюся жизнь будешь истекать гноем. Небо становилось то красным, то лиловым. Временами сверху застилало так, что брели почти на ощупь. Когда светлело, оба сразу срывались на бег. Над головами пролетали жуткие мохнатые птицы. Таргитай втягивал голову в плечи: в длинных клювах блестели острые зубы. У одной с клюва сорвалась капля крови, шлепнулась на камень перед Таргитаем. Тот едва отпрянул. Камень зашипел, пошел паром, появилась ямка, куда поместился бы кулак. -- Впереди еще будут звери, -- предупредил Олег. -- Удивил... -- Во-о-он за той скалой. -- Да быстрее же! Он не договорил, но Олег понял. Если быстрее, то могут застать Мрака живым. Хотя, подумал отстраненно, к добру ли? Мрака не спасти, судьбу не обойдешь. Они лишь будут свидетелями его страшной гибели. И всю жизнь будут мучиться, что все видели, а помочь не могли. Он тряхнул головой, отгоняя постыдные мысли. Такое приходит в голову только трусу. Правда, он как раз тот трус, что лишь отчаянно старается быть достойным человеком. -- Вперед, -- хрипло сказал он злым сорванным голосом. -- Вперед, вперед! Таргитай дышал, как загнанный олень. В синих как небо глазах дурака были печаль и странное понимание. Впереди в полутьме колыхалось нечто похожее на гору, что держалась на другой горе. Таргитай с трудом осознал, что видит человека немыслимых размеров. -- Олег, -- спросил он шепотом, -- что это с ним? -- А что тебе не так? -- Разуй глаза, узришь. Приблизились еще, Олег сказал неуверенно: -- Так это же... не может быть... это Пуруша! Таргитай смотрел то на волхва, то на смутно виднеющуюся гору. -- А что за Пуруша? -- Ну... Пуруша и есть Пуруша. Что тебе еще? -- А что он порушил? -- Я мало слышал о тех временах. Но порушить, судя по такой громадине, может многое. Таргитай наконец различил, что гигантский человек, если это человек, состоит как бы из двух гигантов. На плечах великана не голова -- поднимается такой же зверино-могучий торс. Он уходит в облака, оттуда опускаются видимые по локти вторые руки, верхние. Четверорукий гигант не двигался, так показалось, лишь грудь едва заметно увеличивалась в размерах. Полдня вдыхает воздух, подумал Таргитай со страхом, полдня выдыхает. -- Род сотворил его первым, -- сказал Олег напряженно. -- Это Первочеловек... Хотя он еще не человек, если говорить правду. И не бог. Полубог, получеловек, полу... не знаю что. Род только начинал придумывать нас... Нет, еще не людей, а то, что потом стало нами. -- Он перекидывается? -- Ты что? Подумать страшно. -- Такой зверь, -- сказал Таргитай с дрожью, -- всю землю бы опустошил. -- Он еще не меняет своего обличья, как дано человеку. И бессмертен, как все боги. -- Бессмертен? Почему тогда здесь, в мире мертвых? -- Раньше не было мира мертвых, разве я не говорился Потому Пуруша не замечает разницы. Он бродит везде. Не знаю, бывает ли в вирии... -- А зачем он? -- Род еще не знал, я ж говорил. -- А зачем творил? Олег ответил с досадой, только бы остановить дурацкие вопросы: -- Слушай, зачем ты слагаешь песни? Таргитай подумал, неожиданно кивнул с самым глубокомысленным видом. -- Ты прав. Я тоже творю песни... просто так. Как Род. "Как я не прибил этого дурака так долго, -- подумал Олег с мрачной злостью. -- Наверное, добрее меня нет на свете. Или сдержаннее" Пуруша растаял в сумраке. Вдогонку долго доносился шорох, затем изгоев догнала и толкнула в спины волна теплого нечистого воздуха: Пуруша сделал мощный выдох. Когда среди ледяного безмолвия, стужи и вздыбленных торосов они увидели две человеческие фигурки, то сперва не поверили своим глазам. По снежной целине шли, взявшись за руки, мужчина и женщина. Оба в накинутых на плечи звериных шкурах, ежились от холода и ветра, укрывали лица. Женщина часто оступалась. Мужчина всякий раз подхватывал, вел, бережно обняв за плечи. -- Голову даю на отрез, -- сказал Таргитай загораясь, -- что это живые! -- Тебе можно спорить, -- согласился Олег. -- Ты и без головы такой же умный. Правда, петь не сумеешь... Но это даже хорошо. -- Они живые! -- Они похожи на живых, -- согласился Олег. Мужчина и женщина заметили их, но мир был суров и жесток даже для них, жителей подземного мира,, потому лишь бросили взгляд, дальше шли так же обреченно и настойчиво, оставляя глубокие следы. На окрик Олега оглянулся лишь мужчина, тут же пошел было дальше, но тут его словно ткнули в спину. Он выпрямился, медленно повернулся. Глаза стали круглыми. Женщина тоже повернулась, взвизгнула, ухватилась мужчине за локоть. -- Мы с миром. -- сказал Олег торопливо. -- Не бойтесь! Оба, мужчина и женщина, настороженно рассматривали двух чужаков в звериных шкурах. В глазах было великое удивление. Мужчина кашлянул, спросил глубоким простуженным голосом: -- Кто вы? -- Люди, -- уклончиво ответил Олег. -- А кто ты будешь, добрый человек? И что за женщина с тобой, такая не похожая на других? Мужчина смотрел на него глубоко запавшими глазами. Иней серебрился на бровях и короткой бородке. Русые волосы ниспадали на широкие плечи. У женщины было непривычно светлое умиротворенное лицо. Она смотрела на спутника с любовью и преданностью. Неврам показалось, что никогда еще не видели такого чистого одухотворенного лица. -- Мы что, -- ответил мужчина медленно, не сводя изумленных глаз с невров. -- Мы здесь уже обвыклись... И в подземном мире ежели обживешься, то ничего. Но как вы сюда попали? Олег медлил, в голове роем клубились мысли: сказать не сказать, -- Таргитай сопел, таращил на странную пару глаза. Внезапно поклонился женщине. -- Слава тебе, Забава. И сейчас кощунники поют о тебе. Женщина застенчиво улыбнулась, повернула сияющее лицо к спутнику. Тот нежно обнял ее. -- Не забыли? -- И не забудут, -- сказал Таргитай горячо. Мужчина поднял руку в приветствии и прощании. Красное обветренное лицо сморщилось в улыбке. Сосульки на усах звенели. С женщиной, которая прижималась, как ребенок, пошли, взбивая глубокий снег. Олег озадаченно смотрел им вслед. -- Да кто они? Откуда ты их знаешь? -- От кощунников -- ответил Таргитай. Он влюбленно смотрел вслед двум удаляющимся фигуркам. -- Тех, которых ты никогда не слушал. -- А ты слушал, развесив уши. Вместе со старыми бабами, детьми и бездельными стариками. -- Как видишь, не зря. -- Что не зря? Будто они помогут побить Ящера! -- Олег... Это Иваш и Забава. Они жили очень давно. Ты говоришь, что первый человек на свете -- Пуруша, а кощунники поют, что первого выстругали из ивы, потому и назвали Ивашом. Когда был маленьким, звали еще Ивасиком, Ивасиком-Телесиком... А когда появилась Забава, они полюбились как никто на свете... -- Ну-ну. Подбери слюни и рассказывай! -- Потом пришла беда. Уж не упомню, но ему надо было умереть. Забава так горевала, что предложила отдать свою жизнь, только бы Иваш жил. Боги что, им принесли жертвы, они согласились. Но Иваш уперся: гордость не позволила, да и любил Забаву больше жизни. Но Забава так плакала и убивалась, кидалась в погребальный костер, что Среча и Несреча впервые согласились, как поступить. Словом, теперь Иваш и Забава вместе проводят день в подземном мире... -- Ничего себе "пожалели"! -- ...а другой день уже наверху. Олег подумал, покачал головой. -- Ну, это другое дело. Только все равно... я что-то не слышал о них. Так что, почитай, народ о них уже забыл. Я больше народ, чем ты. -- Почему? -- Я поумнее. -- А народ как раз из таких, как я. -- Да и почто от них никто не знает, каков мир здесь? А то были бы совсем другие россказни о трех подземных царствах! Таргитай тяжело брел через снег, запыхивался. На волхва оглянулся победно. -- Боги тоже не лаптями по ушам битые! Второй день Иваш и Забава проводят в вирии! К его удивлению, Олег сказал после долгого молчания: -- День в солнечном вирии, среди богов и небожителей, а потом сразу сюда, под черное солнце? Это еще хуже. Мне сдается, Среча и Несреча решили позабавиться. Или побились об заклад, насколько хватит их любви. Для того и наградили... или наказали обоих бессмертием. Одно дело помучиться короткую жизнь, все равно, мол, скоро все оборвется, другое -- терпеть вечно. Каждый рано или поздно выкажет свое нутро. Настоящее! Таргитай ускорил шаг. Даже прямая спина выражала несогласие с трезвомыслящим волхвом. Любовь -- вечная, даже говорить иное как-то очень нехорошо. Стены ущелья сузились настолько, что если бы и хотели обойти одинокую избушку, не сумели бы. Но оба уже падали на каждом шагу. Олег все чаще полз, Таргитай оказался крепче, тут же подхватывал, дурак мягкосердечный, падал сам. Ветер зло и безостановочно дул в лицо. Оба закрывались руками от мелких как иглы кристалликов льда. Волосы обледенели, сосульки свисали на плечи, уже не таяли. Наконец Таргитай словно бы сломался. Падал в снег на каждом шагу, ползти отказывался, застывшее лицо не двигалось. Олег с ужасом думал, не умер ли уже Таргитай. -- Не спи, замерзнешь, -- просипел он уже в десятый раз. Толчками разбудил дударя, тот уже начинал сворачиваться калачиком, сам кое-как поднялся. -- Если доползем до той хатки... -- Там... мертвяки... -- Мы тоже... почти. Задубевший, ничего не видя, потому что слезы замерзали на обледенелых лицах, Олег где полз, где кое-как передвигал ноги. В голове оставалась только одна мысль: не выпустить из стиснутых пальцев нечто мохнатое, грубое. И только эта мысль не давала уйти в забытье самому. Олег не помнил и никогда бы не смог вспомнить, сколько прошло времени до того, как что-то ударило в лицо. Он упал, ощутив лишь толчок, не удар: вместо лица теперь был мерзлый камень. Рядом рухнуло нечто, похожее скорее на замороженное бревно, чем на человека Сладостное тепло пошло изнутри, обволокло всего. Он провалился в сладостный сон. Было так больно, что Таргитай заплакал, еще не раскрывая глаз. Все тело сотрясали корчи. Ему было зябко, холодно, он чувствовал себя так, будто голого окунули в прорубь и выставили потом на ледяном ветру. Издали донесся медленный раскатистый голос: -- Дрожи, дрожи... Сильнее дрожи! Вытрясай из себя холод... Он сумел, открыть глаза, чтобы увидеть мучителя. Над ним плавало огромное лицо, перекашивалось. Таргитай стряхнул деревянной рукой слезы, с трудом узнал Олега. Лицо волхва распухло как покусанное пчелами, обвисло, пошло багрово-темными пятнами. Как здешнее небо, подумал Таргитай вяло. -- Где мы? -- прошептал Таргитай. -- Совсем уши отсидел, -- просипел Олег. -- Забыл? Таргитаю не чудилось, волхва в самом деле шатало. Таргитая затрясло сильнее. На нем был ворох шкур, в поле зрения появилась рука в трупных пятнах. В худых пальцах мертвеца трясся узкий ковш. Таргитай отшатнулся. Олег рыкнул, и Таргитай со страхом сообразил, что и рука принадлежала Олегу. Тот держался за ложе, руки, как и лицо, были в таких же нехороших пятнах. Такие Таргитай уже видел: в их лесной веси обмораживались нередко. Он кое-как взял ковш. Олег не отпускал, и хорошо сделал, деревянные пальцы не слушались, ковш выскальзывал, как рыба. Горло обожгло. Он поперхнулся, огненный валун прокатился по горлу, вломился в желудок. Таргитай взвыл, вскочил как ошпаренный. Сильные руки удержали так уверенно, что решил было, что Мрак отыскал и спас, но, оборотившись, увидел хмурое лицо волхва. -- Хватит, -- голос был сиплый, битый морозом. -- Не лакай, аки пес голодный. Сгоришь. -- Лучше сгореть... чем утопнуть... -- Певец! -- Олег смотрел с отвращением, -- Не можешь без красивостей. А мне потом твои кишки выгребай за порог? Он отодвинулся и как бы растворился в зыбкой стене. Таргитай пощупал вокруг себя пол, холодные камни, плотно подогнанные друг к другу. Отполированные до блеска, будто по ним ходят не одну сотню лет... Плечи зябко передернулись. И от холода, и от вообще... Стены просторной ямы, где он лежал, кое-где поддерживают жерди, но комья земли все же отваливались, лежали серые как мыши. Все шевелилось и плавало, как в тумане. Он потер глаза, сообразил, что в углу из-за камней поднимается дым, настолько плотный, что в двух шагах уже ничего не видно. Потому Олег исчез. А дым колышется, уплотняется, где-то уходит воронкой, тут изгибается, как ветка дерева, чудного и сказочного... Тут же начал представлять, что на что похоже, ощутил себя в своем родном мире, но огромным усилием заставил себя вынырнуть в этот жестокий и негостеприимный мир. Вынырнул и ощутил непривычную гордость. Не ушел, как обычно. Вернулся сам, никто не тряс и не тер уши! Дым заполнял всю яму. Призрачные существа толкались и обижали друг друга, прежде чем отыскивали наверху какую-то щель и выкарабкивались на свободу. За стеной дыма чувствовалось шевеление. -- Олег... где мы? Оттуда, из дыма, начала выдвигаться страшная фигура. Таргитай отшатнулся, не сразу с выпрыгивающим сердцем узнал Олега. -- Все там же. -- Где? Волхв, потеряв к нему интерес, мол, живой и ладно, ушел сквозь дым. Там слышались надтреснутые голоса. Таргитай невольно прислушивался. Когда последняя дрожь ушла, оставив мышцы сладко ныть, как после тяжкой работы, он кое-как поднялся, пошел сквозь дым, хватаясь за стену. На ровных каменных плитах, обтесанных и даже сглаженных сверху, сидели старик и старуха. Сгорбленные, сморщенные, похожие настолько, что даже брат и сестра не были бы так схожи -- явно прожили вдвоем очень долгую жизнь, притерлись, спохожились. Олег расположился на полу, подстелив душегрейку. Голая спина, смазанная вонючим жиром, была повернута к Таргитаю. Того перекосило от жалости: темно-багровые пятна, похожие на трупные, выступали из-под красных волос и опускались по шее до поясницы, уходя под широкий ремень. Олег был обморожен так, что чудо, как сумел дотащить его... Таргитай посмотрел на свои руки, обнаженную грудь, ощутил острый укол вины. Он пострадал меньше, хотя и у него распухли ноги и ныло обмороженное лицо. Старик поднял на Таргитая глаза, мутные и почти белые от долгой старости. -- А это... -- Это внук Тараса. -- Голос Олега был чужой, пустой, как дупло. -- Того самого, что в детстве, говорят, повесил на дубок свою секиру, лег спать, а когда проснулся, дубок уже вырос на пять саженей. Старуха осуждающе покачала головой. Старик засмеялся дробным как горох старческим смешком. -- Да, если тот, то он любил поспать... А на деревья лазить не умел, все парни потешались. Все по гнездам шарили, яйца собирали, а он понизу ходил, сумки носил. Старуха буркнула: -- Как будто ты видел! --Я уже с печи не слезал, но внуки, что с Тарасом бегали, рассказывали... Так что в родне. Тарас мне доводится внуком по двоюродному брату, а ты, значится, в родстве со мной через эту вот ведьму, что и здесь меня грызет и пилит, житья от нее нету! Старуха ткнула его в бок, впрочем, небольно, но старик заохал, страшно перекосил рожу. -- Как вам здесь? -- спросил Олег напряженно. Старик пожал плечами. -- А чо? Ничо. Человек не зверь, везде приживется. -- Нам мало надо, -- объяснила старуха. -- Нам завсегда мало было надо. А вы-то как здесь оказались? Много баек мы слыхивали, кощунники и тута есть, но чтоб живые сюда забредали... Нет, такого не помню. А ты, старый? Старик покачал головой. -- Не было. Вы -- первые. О вас будут рассказывать, слагать кощуны... Олег с раздражением отмахнулся. -- Это уж точно, у нас есть один. Хлебом не корми, дай соврать о своих, ну, пусть наших, деяниях великих и славных. Только и он скорее всего не успеет. У нас мало того, чего раньше никогда не замечали. -- Здоровья? -- Времени. Мы так спешим, что... -- А что стряслось? Таргитай видел, как волхв проглотил слова, уже соскальзывающие с языка. -- Да ничего... для вас ничего. Хотя, впрочем, и мир мертвых тоже... Словом, мы очень благодарны, что вы спасли нас. Мы уже окоченевали. В какую сторону нам идти, чтобы попасть к... Ящеру? Таргитай замер. Старики переглянулись, дед покачал головой. -- Здесь нет сторон. Здесь нету времени. Здесь нет ни дня, ни ночи. И никто не скажет, в какой стороне дворец Ящера. -- Дворец? Он живет во дворце? Старик удивился. -- А как же еще? Царь он и есть царь, хоть и Ящер. Не в хлеву же ему спать, когда он -- владыка всего мира. Должон быть дворец. Олег, морщась от боли, осторожно натянул душегрейку. Движения его были скованные, замедленные. Таргитай подобрал мешки. Его глаза не отрывались от стариков. Сердце стучало часто, разрываясь от жалости и сочувствия. Что за жизнь прожили, если и здесь, в страшном мире черного солнца, им кажется, что все терпимо, ничто особенно не изменилось! А что, ответил ему Олег взглядом, мы сами разве видели солнце в Лесу? Среди непроходимой чащи, деревьев-великанов, где ветви смыкаются высоко над головами в три поверха, перекрывая друг другом. А захочешь увидеть небо, не увидишь. Да никто и не поднимает головы, надо смотреть под ноги, где в болотистой траве мелькнет то гадюка, то ядовитый жук, то исполинская жаба, а то и вовсе узришь затаившуюся кикимору. -- Прощевайте, -- сказал Олег, поставив ногу на ступеньку лестницы, что вела наверх. -- Мы расскажем... если выберемся. Передадим вашему семени... Таргитай полез следом, бодая головой в подошвы. Олег уже приподнял сплетенную из прутьев крышу. Ледяной ветер ударил в лицо, как плетью. Таргитай сжался: опять туда, в эту жуть? Ноги Олега исчезли, крышка опустилась. Таргитай поспешно закарабкался следом. Его догнал надтреснутый голос: -- Ежели идти вот так... не повертывая... то попадете к Великому Обрыву... Никто не знает, что там. -- Спасибо, дедушка. Олег уже стоял на голом льду, где ветер, сменивший направление, уже сдул весь снег. Таргитай зябко передернул плечами, нестерпимо захотелось обратно. В сотне шагов впереди на истоптанном снегу пламенели красные пятна. Люди лежали в неестественных позах, снег под ними пропитался кровью, осел тяжело. Копья, рогатины и даже мечи лежали вперемешку с деревянными щитами. Таргитай смотрел со страхом и отвращением: и в мире мертвых все то же! Он остановился над одним, засмотрелся в перекошенное лицо с вытаращенными глазами. Крохотные льдинки поблескивали в уголках глаз. Парень был юн, едва пробивались усы и русая бородка, ровесник Таргитая. Но уже никогда не пробежится по зеленой траве, не услышит песен... Внимание привлек стон. Один из сраженных шевелился, пытался уползти, волоча перебитые ноги. Олег тотчас подбежал к раненому, в кулаке блеснул нож. Таргитай не успел вспикнуть, как Олег грубо схватил чужака за волосы, задрав лицо к небу. Острое лезвие коснулось горла. -- Проходил здесь человек из мира живых? Лохматый, в волчьей шкуре? В руках -- огромная секира? Раненый прохрипел сквозь стиснутые зубы: -- Нет. -- Вспоминай лучше. -- Нет. Прошли трое... дрались вместе. -- Он волк-одиночка, мог пройти только один. -- Здесь... прошли... трое братьев... -- Врешь? Пленник прохрипел, глаза скосил на острие ножа. -- Один... никто... Олег с каменным лицом полоснул по горлу, оттолкнул и брезгливо отодвинулся от странно-розовой струи, похожей на разбавленную кровь... Несчастный забился, пальцы впились в землю и судорожно скребли, но утих быстро, вытянулся. -- Таргитай заорал: -- Пленного?! -- Это чужак, -- напомнил Олег. -- Все равно! Мы даже Агимаса... -- У этого перебиты ноги, -- сухо бросил Олег. -- Он все равно бы умер. Но уже долго и в муках. Лицо волхва было холодное и беспощадное, как чужое небо. Таргитай почти с ужасом смотрел на Олега. Вышли из Леса все Трое люди как люди, а теперь Олег стал совсем чужим. Холодным, точным и острым как удар секиры. -- Что теперь делать? -- спросил Таргитай жалко. -- Мрак здесь не проходил. Нам бы свернуть, искать в другом месте... -- Тарх, как раз здесь дорога к Ящеру! -- Что же делать? В глазах волхва было глубоко запрятанное сочувствие. -- Мы хотели остановить Ящера, верно? Для этого слезли в подземный мир. Если и я погибну или потеряюсь, ты должен идти не останавливаясь. К Ящеру. -- А что я смогу? -- Ты -- не знаю, зато Меч бога войны... даже в твоих ленивых руках кое-что смог бы. Таргитай с величайшей мукой смотрел по сторонам, но ответа не видел ни в иссиня-черных грохочущих тучах, ни на близкой стене черного тумана. -- Все равно неправильно, -- сказал он со слезами. -- Неправильно! Мы должны искать Мрака... Он бы нас не бросил. -- Тарх! Людям назначено делать то, что нужно, а не то, что хочется. Род только в этом положил разницу между людьми и зверями. Таргитай отвел глаза. Ему показалось, что уже слышал о другой разнице между зверем и человеком. -- Тебе виднее, Олег. Ты -- волхв. Когда Таргитай прошагал рядом с полверсты, Олег внезапно сказал раздраженно, словно сердился на себя самого, что оправдывается перед дурнем: -- Мрака не спасем. Самим не уцелеть, ясно? Мы уже в подземном мире. Возврата нет. Мы просто должны успеть добежать до Ящера. Если не убьем, то хоть плюнем в глаза. И Мрак похвалил бы. -- Да, Мрак бы похвалил... И опять впереди все поле было усеяло павшими. Таргитай не мог без содрогания смотреть на убитых -- дважды мертвых! Казалось, их застывшие глаза следят за ним с мертвой злобой, куда более страшной, чем злоба живых. -- Не переживай, -- бросил Олег с досадой, -- встанут... Если не в полдень, как в вирии, то в полночь. -- Да я что, -- пробормотал Таргитай жалким голосом. -- Я уже свыкся... Человек ко всему привыкает. Что и страшно, подумал Олег, но промолчал. Привыкает и к плохому, а к чему привыкает, того перестает чуждаться. С другой руки, ежели человека пичкать только хорошим, то он не должен вроде бы знать зла вовсе? Но так получилось у Рода с богами. Надо подумать об этом на досуге, а то что-то слишком просто получается. Вопль Таргитая прервал блеснувшею во тьме ниточку понимания смысла жизни. Певец перевернул на спину воина, тот был весь в черной крови, лицо рассечено. -- Олег, я нашел живого! Волхв в мгновение ока оказался рядом. -- Во имя Ящера, скажи: проходил здесь лохматый человек в звериной шкуре и с секирой? Воин захрипел: -- Их было семеро... -- Нет, -- вскрикнул Олег, губы сраженного двигались все медленнее, -- нам нужен одиночка! Он из мира живых! -- Их было семе... Он дернулся и застыл. Олег разогнулся, лицо было темнее ночного неба. Таргитай сказал торопливо: -- Нам повезло, что какие-то зверюги прошли здесь раньше нас. И здесь, как видишь, дерутся. Что за мир?.. Дерутся даже опосля смерти! Понятно, почему Род хочет разрушить этот мир... -- Иногда мне хочется разрушить его самому! -- сказал Олег с внезапной яростью. -- Прямо сейчас! Глава 12 Наклонившись против ветра, они двигались через снежные заносы, нагромождения льда, обходили странные полыньи с кипящей водой. Таргитай напрягал мышцы и задерживал дыхание, чтобы либо лучше задерживалось тепло, либо разгоралось новое, но так он чувствовал себя теплее. Жаль, что двигаться так было куда труднее. Тем более бежать. А Олег как раз настаивал на беге. Если бегом, то изнутри жар, даже лютый ветер со льдинками лишь щиплет кожу, а не превращает ее в камень. Правда, горло хрипит, кожа облезает внутри, выплевываешь лохмотья кожи с кровью, а затем и куски легких... Но и замерзшие, усталые до крайности, они все-таки были неврами. Лесными людьми. Когда позади них вздыбился снег, и шестеро воинов бесшумно бросились сзади, Таргитай и Олег повернулись быстро и вовремя. Меч, казалось, сам прыгнул в руку, а Олег парировал удар Посохом и сильно ударил. Острие вошло в лоб, будто волхв пытался достать сквозь тонкий лед мелкую рыбешку. Хрустнуло, Олег выдернул боевое оружие, без размаха достал второго шишаком. Нападающие опешили. Они не успели еще скрестить оружие, а из них на ногах остались трое: еще одного рассек пополам варвар с золотыми волосами. -- Довольно? -- спросил Олег. Вместо ответа бросились все трое. Таргитай сбил с ног одного, наступил, пытаясь удержать. Спина несчастного хрустнула, он раскинул руки и застыл, глядя мертвыми глазами. Повернулся, волхв как раз переступил через предпоследнего, тот корчился, зажимая обеими руками разбитую голову. Оставшийся пятился, зубы были оскалены как у зверя. Таргитай зашел сзади. Острый конец Меча уперся воину в спину. Тот выгнулся, избегая смертельного удара, затравленно оглянулся. Таргитай улыбался без вражды. Он даже не запарился, бой был слишком коротким. -- Говори, -- велел Олег жутким голосом. -- Кто ты, что ты. Почему напали? Кто послал? Таргитай прервал: -- Нет, сперва скажи: проходил ли здесь человек из мира живых? Черный, с секирой, огромный и злой? Воин помедлил, обшаривая глазами их суровые лица. От них шел пар, колючие снежинки падали на голые плечи и сразу превращались в капельки. Оба выглядели так, что дай им столько и еще столько, лишь разъярятся сильнее перед большой дракой. -- Вы тоже, -- проговорил он треснутым голосом, -- тоже из мира живых... Да, это заметно. Он тоже дрался яростно... Оба, Таргитай и Олег, оказались перед ним одновременно. Теперь уже они впились в его мертвое неподвижное лицо, испещренное жуткими шрамами. -- Где он? Воин показал рукой в сторону невысоких скал. Они торчали из снега черные, словно обгорелые. Низкое небо нависало так низко, что тучи задевали. Там трещало, вспыхивал огонь, грохотало. -- Он жив? -- спросил Таргитай жадно. Воин перевел взгляд с одного на другого, помедлил, словно не решаясь сказать: -- Нас было две дюжины. И мы были лучшие. Он был уже ранен, мы догнали его по кровавому следу. Но когда бой кончился, нас осталось только трое. -- А... он? Воин гордо вскинул голову. -- Он был великий воин! Лучший из лучших. Таких земля еще не знала. Потому мы отдали ему те же почести, что и своим вождям. Мы похоронили его вместе с вещами и оружием воинов, которых он сразил в том страшном бою. А его страшную секиру вложили ему в руки. Он был с нею неразлучен... Небо обрушилось -- так почувствовал себя Таргитай. Хоть вдали близкую гибель Мрака, хоть уже трижды ее предсказывали колдуны, маги и даже богиня, но к врагам смерть приходит с опозданиям, а к родным всегда преждевременно. Черное молчание нарушил Олег: -- Там... есть какие-то знаки? -- Да. Мы положили на его могилу огромный камень. Теперь зверье не растащит кости героя. А на камне высекли мечами его имя. Таргитай ухватился обеими руками за голову. Слезы безостановочно бежали по бледным щекам. Глаза покраснели, распухли. Губы дрожали. Он не мог выговорить ни слова, страдальчески смотрел на волхва. Потом рыдания наконец прорвались, он вскричал горестно, упал, катался по мерзлой земле. Олег сказал воину коротко, боясь, что вот-вот сам сорвется в детский плач: -- Иди. Его нет, но остались мы двое. Мы тоже чего-то стоим. Воин поклонился, отступил и словно бы растворился в струях ветра и снежной метели. Олег повернулся к Таргитаю. Железная воля рухнула, он зарыдал горестно, закрыл ладонями лицо. Ощутил горячие руки на плечах. Обнялись -- одинокие, осиротевшие. Не просто без могучего Мрака, который вел, спасал, утирал носы, но одинокие в подземном мире, под черным солнцем! И снова брели через жуткий страшный мир. Тучи едва не задевали за головы. Снег скрипел под ногами, ветер выл и бросал в лица колючую крупу. Мрак бы не простил, если бы не пошли дальше. Дойти до Ящера и плюнуть ему в глаза! -- Зверь залег впереди, -- сказал Олег сдавленно. -- Пойдем и прогоним, -- предложил Таргитай. -- Ты дурак, -- сказал Олег раздраженно, -- Он ждет нас. Двигается он, как молния. Ты вымани чуть... и беги назад. -- Зачем ? -- Спрячешься за мою спину. Я встречу его сам. Таргитай смерил долгим взглядом внезапно расхрабрившегося волхва. Потом кивнул: -- Ладно. Олег смотрел с отвращением на его безмятежное лицо. Оба знали, что Таргитай не побежит. Будет сражаться как умеет. А с таким порождением тьмы надо драться с умом. Бесстрашие не поможет. -- Тупой, как валенок, -- сказал Олег с отвращением. -- Ладно, иди. -- "Тупой, как валенок", -- повторил Таргитай мечтательно. Волхв говорит так, будто гордится им, красивым и отважным, -- Ой, Олег! Ты такие слова и сравнения находишь... Ты мог бы научиться слагать песни, если бы очень постарался... Он медленно двинулись вперед. Таргитай поднимал и швырял камни в заросли, оба настораживались. Олег прислушивался и к своему страху. Раньше это была слепая паника, черная волна, что гасила сознание, превращала в зайца. Страх отнимал силы, кости превращались в студень, мышцы -- в воду. Сейчас он ощущал сильнейший страх, но теперь страх пузырил волдырями кожу, заставлял сердце биться часто и сильно, а мышцы напрягались так, что едва не лопались. Скажи ему сзади "гав", он либо намочит в портки, либо - подпрыгнет до небес... либо ударит в это "гав" раньше, чем сообразит, что случилось. Он видел, как Таргитай нагибается за камнями все реже, швыряет небрежно. Замечтался, дурак. Уже входит в свой мир, где как раз он умный и все умеющий, а все остальные раскрывают рот от восторга и кричат славу великому Таргитаю, побившему Ящера и спасшему мир. Теперь только и осталось, что установить мудрые и справедливые законы на земле, но Таргитай и за это берется с легкостью. Чем меньше знаешь, подумал Олег, тем с большей легкостью берешься решать. Если этого раньше не изрекли старые волхвы, то этот будет его вклад в сокровищницу мудрости. А тут наоборот, весь сливаешься с миром настолько, что чувствует каждую песчинку под ногами, видишь за сотни шагов каждый лист травы -- Мраку такое не снилось, -- слышишь движение червей на глубине. Это все страх, и Олег на этот раз позволил страху взять себя с головой. -- Тарх, -- сказал он ледяным голосом, -- не спи. Таргитай вздрогнул, поспешно нагнулся за камнем. И в этот миг завал из камней впереди разлетелся с грохотом в стороны. Огромный зверь, черный как ночь, выскочил из засады и ринулся на обоих. Таргитай разогнулся и замер, как жертвенный столб. -- Дурень, -- процедил Олег. В кратчайший миг он понял многое, если не все. И увидел, что сделать могут очень мало. Он взвился в птичьей личине, на бегу сбил Таргитая в спину. Зверь прыгнул, Олег ощутил сильный удар в крыло, его крутануло вокруг себя, но пересилил боль и скакнул, помогая крыльями, на спину зверя. Со страхом увидел, что острые когти не могут ухватиться за твердую, как у черепахи спину. Зацепился за выступы, ударил клювом, едва не сломал. Зашипел от боли, а зверь уже развернулся и снова ринулся на Таргитая. Дурень вместо того чтобы лежать, вскочил, в руках очутился Меч. Острый клюв в последний момент ударил в глаз. Зверь с рыком навалился на врага, но потеря глаза заставила промахнуться. Таргитай снова упал, отброшенный сильным ударом. Зверь с ревом повернулся, но тут Олег ударил по второму глазу. Рев раздался такой, что на этот раз кровь в жилах застыла в самом деле. Он взмахнул крыльями, упал, поднялся человеком. Зверь ревел и крутился на одном месте, словно собака за своим хвостом. Олег спешно собрал одежду, отбежал, одевался. Таргитай поднялся, в синих глазах было уважение пополам с насмешкой. При всей трусости волхв не забыл торопливо напялить портки, хотя девок нет за сто верст вблизи, соромиться некого... -- Надо добить! -- крикнул он. -- Надо убегать! -- огрызнулся Олег. -- Олег... Без глаз он же помрет с голоду! -- Оставайся и корми, -- предложил Олег. -- Жестокий ты... Нет чтобы сразу. -- Прибей, -- предложил Олег. Видя, что Таргитай в самом деле направился к зверю, ухватил за руку. -- Ты совсем дурак? Он по запаху найдет добычу! Ноздри я ему не выклевал. -- А-а... Тогда ладно. Все равно глаза были противные. Зверь с ревом вломился в каменную стену. Та рухнула, он покатился, свернувшись, как исполинский еж. Изгои смотрели вслед, и вдруг в двух шагах стена разлетелась вдрызг, как осколки льда под ударом молота. Черный зверь, вдвое крупнее, молча и страшно ринулся на обоих. Ни отскочить, ни выхватить оружие уже не успели. Таргитай рухнул навзничь под ударом страшной лапы. Олега зверь сбил плечом, он с такой силой ударился о камни, что дыхание вылетело со всхлипом. Немой от режущей боли, он заставил себя подхватиться, скакнуть на одной ноге к Посоху, что блестел в трех шагах. Зверь терзал Таргитая. Со страшным ревом, рыком. Олег увидел, что челюсти сомкнулись как железный капкан. Кровь брызнула струйками. Таргитай закричал, обеими руками пытался отпихивать огромную как котел морду, а зверь свирепо рвал ему грудь и живот. Олег, хромая, доковылял, с размаха ударил зверя Посохом. Набалдашник сухо треснул, словно волхв хлопнул ко камню сухой жердью. Рык разрывал барабанные перепонки. Таргитай с белым лицом и безумными глазами кричал и отпихивался, кровь брызнула ему на лицо. Зверь торжествующе ревел вгрызался в разорванную плоть. Олег повернул Посох острым концом. 3верь вскинул голову, их взгляды встретились. Сердце Олега умерло, превратилось в кусок льда. Вместо глаз у зверя была тьма. Уже умирая от леденящего ужаса, он ударил держа Посох обеими руками. Каменный зверь был неуязвим, вместо глаз щели, но если Олега трясла дрожь, то руки, даже дрожа, направили острие точно в глаз. Он едва не упал, потому что острие погрузилось неожиданно легко. Длинное древко начало погружаться, погружаться, погружаться... Уже и руки оказались перед мордой, когда древко наконец уперлось. Внутри огромной головы хлопнуло. Зверь с ревом мотнул головой. В руках Олега остался оплавленный остаток Посоха всего в полтора локтя диной. Посох прев превратился в Жезл, подумал Олег с отчаянной надеждой. Мощь его резко уменьшилась! Зверь вздыбился на все четыре, взревел оглушающе... Воздух на миг стал красным как кровь. В этом красном тумане грохнуло, Олега ударило в грудь, по рукам. Красный свет исчез, вместо зверя раскатывались дымящиеся обломки. -- Боги!-- вырвалось у него прямо из сердца. Грудь Таргитая была изорвана, кровь брызгала струйками. Красная плоть истекала кровью, на животе заполнились кровью глубокие раны от когтей зверя, больше похожих на ножи. Даже на левой ноге Таргитая три раны были как будто трижды ударили ножом. Он истекал кровью, Олег закричал в страхе и отчаянии. Таргитай умирал на глазах. -- М...мне хол...лод...но,-- прошептал он. Лицо было белое как снег, на котором лежал. -- Ук...рой меня... -- Тарх, погоди! Не мри. Я сейчас, сейчас... В больном бессилии вытряхнул из мешка тряпки и травы, быстро надкусил, чтобы пошел сок, и наложил целебные листья на разорванную грудь, туго примотал чистыми тряпицами. Глаза Таргитая были закрыты. Губы посинели. -- Тарх, не мри!.. Я ж без тебя... -- Олег.... Он приложил ухо к его замерзающим губам. -- Что?.. Говори, говори, только не умирай! -- Олег... Все-таки мы далеко... прошли... Никто больше... придут новые, сложат песни... -- Тарх! Но шепот оборвался. Лицо Таргитая расслабилось, боль покинула, лицо снова стало мягким и добрым. Он тупо удивился, что не слышит скрипа. Ноги тащились уже камням. Глыбы были массивные, старые, выброшенные из недр давным-давно, обкатанные временем, сглаженные ветром. -- Тарх -- прохрипел он. Закашлялся, выплюнул с кровью клочья тугого, красного. Куски легкого. -- Тарх, не мри... сейчас. Здесь где-то похоронен Мрак... Он был уверен, что Таргитай не слышит. Подозревал даже, но отгонял мысль, что Таргитай уже мертв, слишком страшно остаться совсем одному, но певец даже в глубоком забытьи, сам почти мертвый, задвигался судорожно, лицо задрожало. У Олега слезы выступили, видя, с каким усилием Таргитай пытается вернуться в сознание. Он повторил тихо, но настойчиво: -- Тарх, мы у камня, где похоронен Мрак... Вернись! Лицо задергалось сильнее. Веки затрепетали, медле