даже гору, откуда это золото добыли. -- Княгиня займет весь второй поверх, -- сообщил он виновато, -- хоть вы и раньше прибыли, но... не поспоришь. Но на первом две свободные комнаты. Чистые, клопов нет, четыре лавки, два стола. Мрак благодушно отмахнулся, сытый и довольный, как большой бык на выгоне: -- Да нам и одной... Впрочем, могу и отдельно, а то один во сне поет, другой -- бормочет... Веди! Комнатка оказалась в самом деле комнаткой, а не комнатой. Два стола и три лавки поместились едва-едва, но все три -- широкие, из струганного и отполированного дуба. Мрак осмотрел критически, кивнул: -- Терпимо. -- Ляжем? -- предложил Таргитай. -- Я весь такой устатый, такой устатый! Мрак покосился в крохотное окошко. Солнце опускалось на верхушки далекого леса нехотя, оттягивало миг, когда придется уступить власть бледной сопернице. Облака начали окрашиваться в розовый цвет, но до настоящего заката еще как до вирия равликом. -- Успеете отоспаться, -- решил он. -- Когда заставят жаб пасти или игру метать... Ладно, не метать, но чтобы другие метали, вам потрудиться придется, придется!.. После тех трудов и отоспитесь. А сейчас пройдитесь по городку. Я зайду поглядеть коней, вдруг да понадобятся, ты, Олег, походи и подумай, вдруг что умное и нужное отыщешь... Таргитай спросил с надеждой: -- А я? Может быть, и я... умное и нужное? Мрак оглядел его с головы до ног: -- Ты?.. Конечно же, ты ж у нас вообще самое умное и нужное. Раз ты жрун известный, то сходи в хлебный ряд. Купи три каравая хлеба, купи соли и лука. Да, еще моток веревки. В прошлый раз, когда тебя вытаскивали из ямы, ты мне пояс порвал. Городок оказался еще меньше, чем казался с лодки. Мрак побывал у троих, которых назвали торговцами лошадьми, посмотрел маленьких смирных лошадок, не стал даже спрашивать цену. Олег пришел следом, на вопросительный взгляд оборотня отрицательно покачал головой. Мешок за плечами был таким же пустым, как и когда уходил. Лишь когда порог переступил Таргитай, по комнатке пошли волны запахов горячего ржаного хлеба, хорошо пропеченного, с корочкой, что обязательно растрескивается, выпуская наружу сдобные ароматы. -- Молодец, -- похвалил Мрак. -- А соль?.. Лук?.. Молодец. Даже чеснока две головки?.. Да ты просто умница!.. А веревка? Где веревка?.. Не купил? Таргитай виновато захлопал глазами: -- Купил! Своей дудкой клянусь, купил... -- Давай сюда. Он запустил руку в мешок, шарил по углам. Таргитай заторопился, заспешил, глотая слова: -- Мрак, я шел через мостик, торопился даже, а там в реке человек плещется и кричит: "Кинь веревку, кинь веревку скорее!" Мрак скривился: -- И ты, конечно, кинул? -- Ну да! Ты же знаешь, я добрый. Олег поинтересовался: -- А он что, утонул? -- Не знаю, -- ответил Таргитай озадаченно. -- Как ушел под воду, так я его больше не видел. А я всю дорогу думал, зачем ему веревка? Мрак ругнулся, но не слишком, чего страшился Таргитай. Напротив, сказал одобрительно: -- В этом городишке хоть плавают, как моя секира, зато люди добрые. -- Ну? -- сказал Олег с сомнением. -- Точно, -- сказал Мрак. -- Когда я возвращался, из темного угла вышли трое. Говорят: сымай сапоги. Таргитай раскрыл рот: -- Добрые? -- А то нет? Видать, видели, как вы шлепали босые... Я не стал спорить, снял. Хорошие сапоги, все три пары. Одна, правда, совсем маловата, я ему сразу вернул, а двое других были мужики крупные. Примерьте. Он взял свой мешок за углы, тряхнул. На пол вывалились две пары сапог. Пока Олег таращил глаза, Таргитай ухватил те, что покрасивше, напялил, поморщился. Мрак прикрикнул: -- Неча рожу кривить! Разносишь. А Таргитай, одна нога обута, другой сапог в руках, застыл, нижняя челюсть отвисла, брови взлетели, а в глазах вспыхнул восторг. Мрак поспешно повернулся в ту сторону, одной рукой хватая секиру, одновременно пригибаясь, потому что дурак может с восторгом смотреть и на красиво летящий ему в голову топор, если тот сверкает и блестит. Там, далеко на западе, яркокрасный, насыщенный край раскаленного слитка небесного металла медленно опускался за виднокрай. Весь мир уже сер, а этот горит, пурпурный, вишневый, настольно вызывающий, необычный, что даже Мрак ощутил, как глаза прикипели к такой красоте, пьют ее жадно, как вердлюд хледет воду в оазисе. Уже небо серое, с примесью окалины, земля темносерая с грязными коричневыми пятнами, но полукруглый край горит победно, ярко, только он еще живет, не поддается серости, Наконец краешек исчез за деревьями, темными, как деготь, облака из розовых стали багровыми, постепенно обретали цвет давно пролитой крови. Таргитай тяжко вздохнул, красота ушла, улегся на лавку, долго мостился, подтягивал колени к подбородку, совал ладошку под щеку, копошился, словно лежал на жестких камнях, а не на лавке из мягкого дерева. Олег уже спал, утро вечера мудренее, а Мрак еще посидел, глядя на спящих. Сейчас, когда не обязательно выглядеть могучим и насмешливым, можно и плечи опустить, и даже голову повесить. То, что его ниточка оборвется еще до снега, беспокоило меньше всего. Он привык заглядывать не дальше, чем на день-два, от силы -- на неделю, да и то получалось не так, как рассчитывал. Так что до снега -- это вечность, а вот странное нетерпение, что торопит его оставить эту ерунду, спасение человечества, что то и дело выскакивает из-за кустов с топорами, и пойти искать ту, Единственную, которую вырвал из рук жрецов Перуна... Когда западная часть неба стала темно-красной, а облака изломались, что предвещало опасную ночь и еще более опасный день, за стеной послышались шаги, появился Мизгирько, средний сын хозяина. Коротко улыбнулся Мраку, умело и деловито без лишних движений закрыл ставни, толстые, из плотного дуба, в каждой ставне по выпавшему сучку, можно глазеть на мир, а когда створки сомкнулись, а сверху легла толстая железная полоса, осталась щель в палец, тоже нарочито, изнутри можно смотреть, но снаружи сюда не пролезет никакой вражина. Потом из-за черного леса поднялась луна, сразу заглянула в окно. Мертвенный лунный свет, что порождает дурные сны и пьет жизнь людей, пал в комнату, осветил часть лавки, где спал Таргитай. Мрак с тревогой подумал, что Таргитай и так беззащитен, как муха на морозе, а луна если не съест, то песню испортит, что тоже не пряник. Он встал и поставил возле Таргитая бадью с водой, чтобы луна утопилась, если пойдет к нему. В щель было видно, как привлеченные лунным светом из далекой реки поднимаются серебристые девичьи тела. Двигались медленно, скованные холодом, потом донесся смех, русалки принялись расчесывать волосы, забирались на вербы, все обходя роскошную березу. Мрак засмотрелся, в хате было душно, несмотря на открытое окно и двери. Девичьи тела мокро блестели, наверняка такие прохладные, упругие. В такую жару это лучше, чем раздобревшие жаркие тела сдобных молодых девок, горячих и потных. Тихонько ступая, он вышел на крыльцо, опустился на ступеньку. Мертвенный лунный свет заливал обширный двор, высвечивал высокую поленицу, двор, колодезный сруб, широкую колоду-корыто для свиней. Звезды часто исчезали, закрытые крыльями летучих мышей. Летали совершенно бесшумно, Мрак слышал только глухой стук, когда хватали крупных хрущей, затем был короткий чавк, сопенье, и снова меленькие зверьки носились над двором. В сарае гулко ухнул сыч, напоминая о себе, в конюшне сопело и чесалось так, что ветхая стенка трещала, из пазов сыпался истлевший мох. Сзади затрещали половицы. Мрак на мгновение собрал мышцы, но тут же распустил. Подкрадываются не так, этот идет открыто, даже нарочито топает, предупреждает... Крупный человек прошел мимо, задел его плечом. Мраку показалось, что нарочито, тем более, что воевода, это был он, тут же сказал: -- Извини. -- Ничего, ничего, -- успокоил Мрак. -- Еще раз -- и в морду. Воевода остановился рядом, навалившись грудью на перила. Мрак молчал, смотрел на двор, на далекую стену леса, что изломанной черной стеной гасила звезды, словно отнимала от мира. Странно, луна не высвечивала кроны, отсюда было бы видно. -- Не спится? -- нарушил молчание воевода. Мрак смолчал. Ночь хороша, настолько хороша, что в ней есть место разве что волку, но не человеку. Запахи идут плотные, устойчивые, не размытые, не растрепанные ветром. Он может сказать, сколько коней в конюшне, какой масти, сколько из них кобыл, даже какие покрытые, какой овса сыпнули маловато, до сих пор сердится, долбит копытом стену. -- Первая ночь спокойная, -- сказал воевода. -- Правда, еще не кончилась. Может и бедой обернутся. Так что я, чтоб не брать грех на душу, посоветовал бы тебе, чужак, разбудить дружков да убираться восвояси. Мрак медленно разомкнул губы: -- Грозишься? -- Предупреждаю, -- огрызнулся воевода. Чувствовалось, что обижен. -- Беда может случиться. -- От твоей хозяйки? -- От нее большой не будет, это мелочи... Ну, кто из мужчин обращает внимание на бабий визг?.. А вот от тех, кто идет по нашему следу... Он сказал многозначительным голосом, но чужак внизу на ступеньках не шелохнулся. Лунный свет уважительно обрисовывал массивную плиту его плеч, что заканчивались округлыми валунами, скользил по волчьей шерсти, задерживался на несколько странных ушах, чересчур заостренных кверху. Чужак был силен, но воевода смутно чувствовал, что спокойствие сидящего на ступеньках вовсе не от его широких плеч и длинных мускулистых рук. -- Ладно, -- сказал он, сдаваясь, -- я предупредил, моя совесть спокойна. Мрак нехотя разлепил губы: -- Оно же гонится за вами? Ну и пусть разбирается с вами. Воевода громыхнул раздраженно: -- Станут разбираться! От вас одни кости останутся. Мрак сказал хладнокровно: -- Вас пусть жрут, нам-то что? А сунутся к нам, уйдут стрижеными. А если покажутся вкусными, то сожрем сами. Его глаза блеснули хищным огоньком. Воевода ощутил, как по ногам пробежал озноб. Не зря колдун послал поговорить к этим лохматым. Но как бы не оказалось, что попадут из огня да в полымя. Правда, умельцы умеют один огонь гасить другим, встречным... -- Я к тому, -- сказал воевода тверже, -- чтобы не высовывались, если что начнется. Мы отобьемся, это чтобы вас не задело ненароком. На этот раз с нами поехал сам Святобой Длиннорукий. Нечисть его обходит за версту! -- Да, он и мне показался уродом, -- согласился Мрак. -- Хоть и княжеский сынок. Воевода помялся, буркнул: -- Это приемный сын. Все три сына княгини ни к черту... Пить, спать да девок на сеновал таскать, вот и все их умение. А этому пришлось даже княжество пообещать. Правда, за ним как за каменной стеной. Конечно, он уже сейчас держится как князь... -- С пустой головой легче держать ее гордо, -- согласился Мрак. -- Да и спина прямее. Воевода чуть усмехнулся: -- Даже доспехи носит, ты ж заметил, княжеские. Мрак буркнул: -- Стоит ежа сунуть в золотую клетку, тут же сочтет себя жар-птицей! Ладно, спасибо за предупреждение. Луна заливала весь двор трепетным светом, Мрак чувствовал, как в теле дрожит каждая жилка, каждая кровинка уговаривает обернуться в настоящего, встряхнуться, помчаться на всех четырех, мир в десять раз ярче, в сто раз богаче запахами, четыре лапы лучше, чем две... Он вздохнул, прошелся по двору, заглядывая во все углы. Для волчьих глаз такая темень не темень, он видел рассыпанные соломинки даже в тени. Света звезд довольно, В дальнем углу слышалось приглушенное пыхтение, тяжелое дыхание, странная ругань. Мрак затаился, в углу в самом деле что-то копошилось, словно дрались кошка с собакой. Спать еще не хотелось, он тихонько подкрался, задержал дыхание. Острые глаза вычленили двух маленьких лохматых. Дрались молча и упорно, оба одинакового роста, оба толстенькие, с длинными белыми бородами. Мрак присмотрелся, один из домовых защищал увесистый клок сена, а второй явно пытался отобрать. Ему стало все ясно, сам видел, что сена в конюшне маловато, но хозяину некогда, гостей понаехало, вот конюшник, что коней любит и жалеет, отправился воровать сено в чужую конюшню. Но местный конюшник заметил, догнал... -- Эй, -- сказал Мрак негромко, -- который из вас с постоялого двора? Домовые драку не прекратили, только поглубже забились в тень, прячась даже от лунного света, не подозревая, что волчьи глаза видят их так же ясно, как и днем. Один из домовых наконец прохрипел: -- Я... -- Давно пора, -- сказал Мрак. Он ухватил чужого домовика, оторвал от постоялиного, шмякнул головой об угол дома и, широко размахнувшись, швырнул через видневшийся вдали забор. Домовик тяжело отдышался, подобрал сено, буркнул: -- Вообще-то он не оттуда... а совсем наоборот, но ладно, доберется. Но если пойдет через мой двор, я ему припомню. -- Нехорошо быть злопамятным, -- укорил Мрак. -- Все-таки ты спер сено, а он только защищал. -- У него этого сена на две зимы хватит, -- огрызнулся домовик. -- А мой хозяин не успел, скотина! Что ж, бедным лошадкам голодать?.. Ладно, говори быстро, чего просишь. Мне коней кормить пора. Мрак удивился: -- Да я ничего не хочу. Это я так просто. Люблю, когда дерутся. Пришел посмотреть. -- Так ты ж помог? -- спросил домовик с недоверием. -- Так ты, вроде, свой, -- пояснил Мрак. -- Хоть и временно. Я ж тоже на постоялом дворе. Домовик прижал к груди вязанку сена, понес перед собой, ничего не видя, натыкаясь то на колодец, то на брошенное корыто. Мрак шел рядом, посмеивался. Домовик пробурчал недоверчиво: -- Плохие времена пошли. Теперь всяк норовит за доброе дело плату огрести. Мрак развел руками, он из тех, других времен. Домовик юркнул в раскрытые ворота конюшни, а Мрак пошел к крыльцу, пора и соснуть, за ночь что-нибудь да придет в голову. Не ему, так Олегу. А то и Таргитаю. На крыльце стоял в одиночестве высокий старик с длинной белой бородищей. Волхв княгини, но если бы не сказали, что волхв, Мрак все равно не поверил бы, что этот седой старик может быть кем-то еще. Вот и сейчас задрал голову, смотрит на небо, там как раз летит длинная хвостатая звезда, и не видит, что одна половица приподнялась, еще шаг -- грохнется с крыльца, костей не соберет. Сразу видно, не просто волхв, а умелый, знающий. Мрак посмотрел на небо, проводил взглядом светящийся хвост падающей звезды, с усмешкой покосился на волхва: -- Старики и эти падающие звезды похожи. По крайней мере их уважают за одно и то же. Старый волхв явно был польщен: -- За наш блеск? -- Ну, не совсем... -- За близость к небесам? -- За длинные бороды, -- объяснил Мрак. -- И за то, что могут вроде бы предсказывать войну, мор, урожай... или хотя бы погоду. Старик обиделся: -- Мы же в самом деле можем! -- Да? -- удивился Мрак. -- Поверю, если хоть один колдун скажет, что у меня в правом кулаке, а что в левом. А то берутся рассказывать про делы в тридесятом царстве, а что за спиной делается... Последние слова произнес угрожающе, перевел взгляд за спину колдуна. Тот как ужаленный повернулся, длинное одеяние вихрем обкрутилось вокруг его тощей фигуры. Мрак злорадно рассмеялся, прошел в сени, в лицо пахнуло запахом свежих кож, хозяин явно балуется охотой всерьез, все стены увешаны шкурами, прошел в комнату и лег на свободную лавку. Таргитай, во сне услышав шаги, поднял голову и спросил чистым ясным голосом: -- Мясо с луком есть будете? -- Будем, -- ответили в один голос Мрак и Олег, что то ли проснулся, то ли отвечал во сне. Таргитай сообщил обрадовано: -- Вот и хорошо! Когда будете, меня разбудите. Голова его упала с мощным деревянным стуком, но не проснулся, похрапывал так же сильно, а румянец играл во всю щеку. Похоже, Олег тоже не проснулся, разговаривал во сне. Мрак посмотрел на обоих, не перевернуть ли вместе с лавками на пол, но лица обоих озабоченные, исхудавшие, и он только отодвинул свою лавку к окну, собрался лечь, как вдруг услышал скрип входной двери, затем шаги в сенях. Да, это были шаги сильного уверенного человека. Мрак сразу уловил не только облик человека, уже знакомого, но стало ясно, что идет без утайки, даже нарочито наступает на скрипучие половицы, предупреждает, будто идет к глухой бабке, а не к оборотню с его чутким слухом... Глава 29 Дверь распахнулась, на пороге возник высокий и широкий в плечах воин, тонкий в поясе. Лицо его было в тени, только железо шлема и доспехов блестело под светом факелов, но Мрак еще по шагам не только видел княжеского сынка, но и чувствовал по запаху его злость, его жажду вбить его, Мрака, в половицы, стереть с лица земли. Некоторое время оба внимательно рассматривали друг друга, не двигались. Потом рука сынка, то бишь, Святобоя Длиннорукого, двинулась к рукояти меча. Мрак качнул головой: -- Здесь? Налитые бешенством глаза сынка обежали помещение. На лавках крепко спали Олег и Таргитай. Таргитай посапывал, чесался, не просыпаясь, Олег мерно шлепал губами, словно твердил колдовские слова, все учился, сердешный. Из-за дощатой стенки несло кислым запахом дешевой бражки, за ней кто-то возился, стонал, стенка выгнулась, будто с той стороны уперлись спиной. -- Там есть пристройка, -- ответил Святобой негромко сильным мужественным голосом воина, привыкшего к звону мечей и стуку стрел по щитам. -- Слева от входа. -- Там хлев. -- Хлев слева, -- сказал сынок с невыразимым высокомерием воина, который все заметил и все учел, -- а справа пусто. -- Сойдет, -- согласился Мрак. -- Лучше синицей по рукам, чем журавлем по морде. Сынок медленно повернулся, Мрак выждал, чтобы отошел на пару шагов, да не подумает, что удар будет в спину, медленно двинулся следом. Спина у сынка прямая, кольчуга плотно охватывает широкие плечи, но под металлической чешуей двигаются не лопатки, а широкие бугры. А по тому, как вздувают кольчугу, понятно, что это не жир, и даже мясом не назвать, ибо что-то твердое, вроде толстых жил, но жил там нет, значит мышцы, что по крепости мало чем уступают дереву... По дороге встретили челядина, но тот спросонья даже не заметил, кто прошел мимо, и сынок без помех отворил дверь, прошел на середину и там остановился, повернувшись лицом ко входу. Мрак переступил порог. Сынок стоял в пяти шагах, Мрак, не сводя с него глаз, нащупал за спиной дверь, прикрыл и так же на ощупь отыскал засов и с легким стуком задвинул железный язык в петли. Оба смотрели друг на друга оценивающе. Святобой перевел взгляд на секиру за плечами Мрака. Мрак понял, медленно вынул секиру из петли, замахнулся, успел увидеть страх на лице княжеского сынка, и с силой вогнал острием в бревенчатую стену. Все еще наблюдая за лицом Святобоя, он так же неспешно расстегнул пояс с ножом, швырнул на ложе. -- Ну, -- сказал он, -- что же ты, княжий сосунок? Святобой бросился молча, быстрый и сильный, как горный лев. Кулак Мрака встретил его на лету, глухо стукнуло, тут же скулу обожгло, он отшатнулся к стене, тут же получил такой страшный удар ногой в грудь, что пол и потолок трижды поменялись местами. Он вскочил, увидел, как Святобой надвигается как сверкающая гора, отпрыгнул в сторону, снова ударил, уже вкладывая в кулак всю свирепую силу, показалось, что ударил в толстое бревно, но под сжатыми пальцами хрустнуло как яичная скорлупа. Княжеский сынок отлетел, с такой силой ударился о стену, что бревна тряхнуло, из пазов посыпался пересохший мох. Но лишь тряхнул головой, молча и быстро прыгнул навстречу. Мрак едва успел уклониться, снова ударил, угодив кулаком прямо в зубы. Сынка отшвырнуло уже на другую стену. Бухнуло, словно дикий бык налетел с разгону, бревна загудели. На этот раз богатырь остановился чуть на дольше. Мрак даже успел подумать, что тряхнул княжеского любимчика как следует, однако, когда тот отклеился и пошел на него, пригнувшись и двигая огромными кулаками, Мрак дважды получил по плечам, несколько раз по локтям и один раз от удара в скулу зазвенело в ушах. Приловчился, подумал он со злостью. Этот красавец в доспехах крепче, чем можно сказать, глядя на его одежку. Тогда как он отнесется вот к этому... Отпрыгнул, еще отпрыгнул, а когда богатырь поспешно бросился добить, Мрак обрушил град тяжелых быстрых ударов. Один раз кулак умело зацепил губы, ощутил, как подалось мягкое, словно теплая глина, на пальцы сладостно брызнуло теплым, а рот красавца стал широким и красным. Он отступил, лапнул себя за харю, там кровь, побледнел. Мрак надеялся, что княжеский красавец сомлеет, тот в самом деле качался, но когда Мрак увидел его глаза, в душе шевельнулось недоброе. Лицо сынка стало безумным, он бросился вперед все так же молча, но в лице была ярость зверя, что жаждет убить, разорвать, уничтожить. -- Ничо, -- прохрипел Мрак, -- мы только начали... Дальше бились грудь в грудь, не сходя с места, ибо нельзя отступить перед таким бешеным напором, забьет, а княжий сынок пер и пер, кулаки мелькали, как крылья ветряной мельницы, сопел, как натрудившийся Змей, глаза налились кровью, бровь разбита, кровь течет изо рта, залила грудь, но бьется люто, Мрак чувствовал боль в руках, двигался все медленнее, одним глазом видел вроде бы хуже, догадался, что заплывает. Сколько они так дрались, он не помнил, знал наверняка, что бились долго, наконец сынок попробовал нагнуться и сбить противника всем телом. Мрак вовремя отпрыгнул, со всего маху ударил ногой, носком сапога угодив княжескому сынку в лицо. От чудовищного удара тот дважды перекувыркнулся через голову, грянулся о стену, та предостерегающе загудела, с потолка посыпалась сажа. Он лежал под стеной, ноги не держали, приходил в себя, а Мрак, вконец обессиленный, тяжело дышал, вытирал кровь с разбитой губы. Пытаясь подняться, Святобой оперся о ложе, и его пальцы нащупали рукоять длинного ножа с его удивительно острым лезвием. Их глаза встретились, несколько мгновений он смотрел в злое лицо противника, потом встал, покачиваясь, нож остался на ложе. В плечо грубо ткнулось, он скосил глаза, его назойливо тыкала, явно просясь в руки, гигантская секира, которую этот лохматый вогнал в стену. Снова их глаза встретились, ибо этот чужак далеко, достаточно шевельнуть рукой, и смертоносная секира окажется в руках... Несколько мгновений он смотрел в лицо врага, тот уже начал презрительно раздвигать губы, и Святобой, оскорбленный, что о нем могли такое подумать, выпрямился и сам усмехнулся, насколько позволяло разбитое и распухшее лицо. -- Не надейся, -- прохрипел он, закашлялся, изо рта вылетели окровавленные зубы, выплюнул кровь, снова надменно улыбнулся щербатым ртом, где вместо передних зубов зияли кровоточащие ямы с развороченными краями. -- Не надейся! Они снова сшиблись на середине комнаты. Олег проснулся в полной темноте. За крохотным окошком в ночи обильно падали звезды, предвещая не то войну, не то приход саранчи, не то большой урожай. Глухая ночь, но что-то смутно тревожило, сердце колотится, он застыл, прислушиваясь, а когда хотел опустить голову на лавку, стену из толстых бревен тряхнуло. Донесся тяжелый удар, словно невидимый великан бросал в стену камни из дальних гор. -- Тарх, -- позвал он, -- Тарх, ты спишь?.. В ответ слышался только мерный сап. Олег растолкал певца, тот пробурчал: -- Да спу я, спу! Чего тебе? -- Послушай. Что-то происходит. Таргитай прислушался: -- Да вроде бы, ничего. -- А ты послушай. Судя по скрипучим звукам, Таргитай шевелит кожей на лбу, двигает бровями, добросовестно пялится в темноту. Стену тряхнуло, потом еще и еще. В темноте за стеной тревожно завыла собака. -- Ага! -- послышался сонный голос. -- Весь постоялый вздрагивает, словно буран бьет в стену кулаком. Помню, когда сидишь зимой в дупле, а снаружи такое разыграется, что все трещит, стонет, гукает, а ты сидишь и дрожишь, что ежели дерево переломится, то голым на снег... бр-р-р-р-р!.. Нехорошо. В самом деле, толстенные бревенчатые стены вздрагивали с неровными промежутками, на столе позвякивали монеты в мешке Таргитая. -- Ветер, наверное, -- предположил он. -- Да нет ветра... -- Тогда индрики под землей свадьбу играют, -- сказал Таргитай в темноте. -- Вот все, что сверху, дрожит... Олег в сомнении покачал головой. Может и индрики, но он предпочел бы объяснение попроще. Странно, судьба дала мощь чародея тому, кто ненавидит все непонятное, чародейское, кто все старается понять, а тем самым разрушить чары. -- А где же Мрак? -- Видать, опять побежал в волчьей шкуре, -- предположил Таргитай. -- Эх, мне бы волком... А еще лучше -- птицей! Хоть воробьем каким общипанным, и то счастье. А если бы таким страшилищем, как ты, я бы вовсе прямо в небе... помер... от вос...торга... Голос его становился все тише, наконец на полуслове оборвался, Олег услышал ровное сопение, мощное и беззаботное, словно человечество уже спасли, пряники получили. Стены дрогнули снова, с потолка посыпался мусор. На потолочной балке мявкнул большой страшный кот, хищно блеснули желтые глаза в полутьме. Снова грохнуло, в светильниках испуганно заметались языки огня. Олег слез, нащупал в темноте плечо Таргитая, потряс: -- Кого Мрак оставил бдить? Таргитай спросонья отбивался, наконец понял, что волхв не отстанет, раскрыл глаза, сел на лавке. В окошко заглядывал краешек луны, в бледном свете лицо Таргитая казалось мертвенно бледным и вытянутым, как у удавленника. -- Какое бдить? -- спросил он сердито. -- Мы на постоялом или что?.. Или мы в лесу у костра? -- Но что-то творится! -- Змей сослепу налетел на крышу, -- сказал Таргитай недовольно. -- Ну и что? -- Змеи так низко не летают, -- возразил Олег. -- К тому же не на крышу, а на стену. Грохнуло и тряхнуло сильнее, Таргитай сказал обрадовано: -- Нет, на крышу! -- Это сейчас на крышу, а тогда было на стену, -- возразил Олег. -- Что бы это значило? Таргитай почесал голову, сказал виновато: -- Я не волхв... Чего мне до всего допытываться? -- Да и волхвы не до всего допытываются, -- буркнул Олег. -- Будь этот Змей... черт, вот еще один!.. Что у них там, стая?.. И все головами о стену? Таргитай предположил: -- Наверное, на огонь летят. Как бабочки на свет. Я слышал, что один злодей зажигал ложный маяк на берегу, корабли плыли туда и разбивались о подводные камни. А он подбирал их сокровища. Олег усомнился: -- Какие у Змеев сокровища?.. Разве что в гнездах, там мы находили, верно. Но в лапах же не каждый несет! Пока насобираешь сокровищ, столько мусора нападает... Да и головами стены расшибут, если вот так... ого!.. -- Вожак, наверное, -- предположил Таргитай. -- Вожаку положено быть крупным. Вон как Мрак у нас. Стены вздрагивали иной раз совсем слабо, словно о стену бились головами Змеи-недомерки, подростки, но иногда чувствовались удары матерых тварей, даже стол ходил ходуном, а мешок с монетами в конце-концов со звоном съехал на пол. Олег с отвращением отмахнулся: -- Даже если стая, когда-то кончится?.. Ладно, будем спать. Завтра утром Мрак поднимет ни свет, ни заря. Он еще не договорил, а Таргитай уже ухитрился заснуть еще до того, как опустил голову. Стены вздрагивали, но уже реже и не так мощно. Успокоенный Олег лег на свою лавку, накрыл лицо своей волчовкой, чтобы не засыпало мусором, долго лежал с открытыми глазами, наблюдая слабые пятна света в местах, где кожа начала протираться. Стены вздрагивали все реже, почти убаюкивающе, он наконец ушел в беспокойный сон волхва, полный страхов и неуверенности. Огромные черные волки гнались за ним по лесу, он убегал, ноги были как деревянные колоды, еле двигались, а волки настигали, настигали, а когда передний прыгнул, Олег вскрикнул и проснулся весь в холодном поту. Сердце колотилось, он дышал часто, словно в самом деле бежал, в ушах шумела кровь... но само тело в страхе сжалось, ибо отчетливо услышал тот самый далекий волчий вой. Он вскочил, ноги дрожали и подгибались. Едва не опрокинув во тьме лавку с Таргитаем, бросился к окошку. Ночь беззвездная, тучки, но луна светит в разрывы ярко, двор пуст, а вой, что повторился, доносится издалека, со стороны леса. Правда, вой жуткий, волчий и не волчий, к тому же он, Олег, как всякий невр, достаточно знает язык серого братства, чтобы узнать призыв собраться в стаю для набега. И созывал не волк, даже не волк-оборотень, а человек-волк, что гораздо страшнее и опаснее. Таргитай спал, будто не только коней продал, но и все на свете, разметался, рот приоткрылся так, что жаба или змея может забраться вовнутрь, чтобы вывести жабят или змеят... Олег с отвращением передернулся, хотя в мозгу тут же сказало трезво, что это просто брех собачий, ни одна жаба или змея в животе человека жить не сможет, задохнется, если сам желудок ее раньше не переварит, как переваривает до неузнаваемости все, что к нему попадет, а желудок певца такой, что и булыжники раздробит... Вой повторился, на этот раз ближе, еще страшнее, ибо в нем было нетерпение охотника, который добычу не только чует, но уже и видит. -- Где же Мрак, -- пробормотал он озадаченно. -- Мы ж без него и по нужде не выходим... За окном время от времени вспыхивал красноватый свет, тут же раздавался дикий вой, даже звериный вопль. Глаза привыкли, увидел множество желтых огоньков, что двигались парами, а чуть погодя различил и силуэты волков, чьи глаза светились отраженным лунным светом. Во двор вбегали десятки, если не сотни страшных серых теней с горящими желтыми глазами. Самые близкие тут же пытались забраться в окна первого поверха, но ставни из толстых дубовых досок, а сверху еще набиты и широкие железные полосы, не всякий кузнец отдерет. Часть волков, судя по темным силуэтам, сгрудилась на крыльце... Как раз в момент, когда Олег смотрел на эту шевелящуюся массу серых спин, там коротко полыхнуло. Странное багровое пламя охватило сразу троих, волки в страхе прыгнули в стороны, шерсть пылала, искры рассыпались по двору. Олег сжался, видя, как искры посыпались на клочья сена, сухую солому, но странный огонь держался только на волках. Новые звери вбегали во двор, рыскали, огромные и страшные. В раскрытых пастях блестели острые клыки. Присмотревшись, Олег заметил у окошка, что рядом с крыльцом, свет. Сквозь широкую щель виднелся силуэт человека. Когда он взмахивал рукой, из щели коротко выплескивался огонь, а с крыльца раздавался волчий вой, полный ярости и обещания отомстить страшно и быстро. -- Старый волхв, -- сказал Олег в удивлении, -- как это он...? Явно не Слово Огня, тот огонь сжег бы больше... Верхний поверх был занят княгиней с ее челядью, но старый колдун либо не входит в их число, что странно, либо сам спустился вниз, чтобы сразиться с опасными зверями лицом к лицу. Или почти лицом к лицу. Постепенно струи огня становились все короче, а волки уже не вспыхивали на крыльце, а только один, даже два подпрыгивали, пораженные огнем. В последний раз Олег видел, как волк с горящей спиной бросился с крыльца, упал на спину, повозился на спине, дрыгая в воздухе всеми четырьмя лапами, как пес на хорошую погоду, огонь исчез, и волк тут же бегом вернулся на крыльцо. Дверь затрещала. Слабеет, понял Олег. Выстоять всю ночь вот так и молодой заморится. Таргитай так точно уже сказал бы, что пусть его лучше волки сожрут, чем всю ночь, не спавши, отмахиваться... Он выждал, а когда, по его мнению, старый волхв должен был сказать свое заклинание, произнес слово Огня. Во дворе вспыхнуло, как в солнечный день, затем в глазах стало темно, а во дворе... нет, далеко за двором взвыл дурным голосом волк. Со двора однако не донеслось и звука. Кляня себя за дурость, Олег поспешно промаргивался, ослепленные глаза видели только темноту, не скоро в лунном света проступили очертания коновязи... странно изменившейся, колодца... Во двор вбегали новые волки, только теперь Олег ощутил сильный запах горелого мяса, паленой шерсти. С лежанки донеслось смачное чмоканье. Таргитай плямкал губами, пальцы беспокойно двигались, отыскивая кусок мяса побольше, обязательно с корочкой, посыпанный лучком... -- Куда в тебя столько влезает, -- сказал Олег с отвращением. Таргитай сопел и плямкал, потом подвигал ногой и громко пустил ветер. Олег отступил, спасаясь от вони, снова с отвращением и бессильной злостью подумал о нелепейшей прихоти Рода -- распределить силы так, что этот дурак стал богом... хотя Мрак на это сказал бы хладнокровно, что какой народ, такие и боги. Глава 30 Пятясь, он вышел из комнаты, почти ощупью добрался до сеней. Там с факелом в руках стоял молодой отрок, в одной ночной рубахе, озябший от ночной свежести, с лиловыми губами и большими испуганными глазами. Возле окна сгорбился старый волхв, всматривался в узкую щель между ставнями. Олег услышал заклинания, голос вздрагивал и колебался, как лист на ветру, а когда Олег подошел ближе, увидел крупные капли пота на бледном изможденном лице. Старик как раз сделал движение пальцами, что-то выкрикнул, и Олег снова добавил свое слово Огня. По ту сторону ставень коротко и страшно вспыхнуло. На этот раз Олег плотно зажмурился и даже отвернулся, а когда открыл глаза, по ту сторону ставень было снова темно, а с дальней стороны двора раздавался уже не вой, а скулеж раненых и перепуганных насмерть волков. Старый волхв отшатнулся, несколько мгновений непонимающе смотрел во двор. Плечи его поднялись, из груди вырвался вздох: -- Снова... Что за сила изошла из меня? Олег приблизился, спросил почтительно: -- Что за волчья стая забралась так далеко? Старик даже подпрыгнул, седые волосы взвились красивым снопом и улеглись обратно. Его совсем не старческие глаза с явной неприязнью быстро пробежали по молодому парню с головы до ног: -- Ты кто?.. А, из проезжающих. Нет, это не волки. -- А кто? -- Оборотни, -- ответил старик коротко. Отвернулся, разочарованный, что молодой парняга не упал без памяти, не кинулся с воплем наутек и даже не начал торопливо хвататься за обереги. За их спинами шумно переступал босыми ступнями отрок, смоляной факел трещал и рассыпал искры, грозя поджечь весь постоялый двор. -- Оборотни сами не ходят, -- заметил Олег. -- Их пригнал кто-то? Старик огрызнулся, не поворачивая головы: -- Это не твое дело. -- Конечно, -- ответил Олег поспешно, -- я и не суюсь. Просто, если они ворвутся в дом, они пожрут всех. -- Вас предупреждали, -- буркнул старик. -- Княгиня распорядилась по своей великой милости. Чтоб, значит, никакие дурни не пострадали зазря. Воевода должен был сказать. Олег подтвердил: -- Сказал. Но наш старший, ты видел его, такой черный и лохматый, из упрямства остался. Старик не слушал, глаза были отсутствующими. Он всматривался во двор, там всюду поднимались дымки над обугленными трупами. Столб коновязи превратился в торчащее из земли полено. Запах горелого мяса стал настолько сильным, что в горле скреблось, будто стая барсуков рыла норы. -- Как это случилось, -- услышал Олег старческое бормотание. -- Я собирался послать Кольцо Пламени... Я уже посылал много раз... вообще за свою жизнь... только сегодня около двадцати раз... но почему в последний раз вспыхнуло так мощно? Олег услышал шлепанье босых ног. Из хозяйской комнаты вышел сонный хозяин, в руках держал огромный лук. За спиной на широком ремне висел колчан из толстой бересты размером с большое ведро. В колчане было тесно от стрел. Олег увидел, что наконечники тускло отсвечивают серебром. Хозяин перехватил его взгляд: -- Потому и дорого у нас, что стрелы с наконечниками из серебра. Другие этих тварей не берут. -- Но потом стрелы можно собирать, -- заметил Олег. -- Это олень может убежать со стрелой в боку, но волк... -- Я собираю, -- нехотя согласился хозяин. Он с неприязнью посмотрел на чересчур сообразительного гостя. -- Но серебро приходится переплавлять, чтобы избавить от скверны! А на этом часть теряется. -- Зачем переплавлять? -- удивился Олег. -- Так наши отцы-деды делали, -- ответил хозяин веско. -- Зря, -- сказал Олег. -- Серебро -- благородный металл. К нему никакая дрянь не липнет. И не портит. Хозяин посмотрел с сомнением: -- А ты откуда знаешь? -- Мой хозяин как-то одну умную книгу читал, -- ответил Олег скромно, -- я через плечо посматривал... Больше ничего не запомнил, а это вот как-то втемяшилось. -- Ага, -- сказал хозяин, и Олег понял, что ответил правильно, здесь тоже не жалуют слишком грамотных. -- Ладно, не буду дрова переводить. За дровами у нас в лес ходит один с топором, а четверо с луками -- всякую погань отгонять. Так что и дрова у нас дорогие! Олег повернулся к старому волхву: -- А чего эти волки сюда лезут? Хозяин посмотрел на старого волхва, его это тоже интересовало, кровно интересовало. Старик ответил нехотя: -- Стараются погубить нашу княгиню. -- Ого, -- сказал Олег. -- Вот тебе и "ого". -- Дурачье, -- сказал Олег. -- Сказано, волки... Она ж худая, костлявая. Наверное, невкусная. Другое дело бы вот этого, с факелом... Молодой, сочный, мясо свежее, а косточки тонкие, легко мозг выгрызывать. Факел в руке отрока мелко-мелко дрожал. Глаза стали круглыми и умоляющими. Олег не понял, он всегда рассуждал здраво, а эти люди тоже какие-то странные, сопят и смотрят осуждающе, будто это он собирается загрызть несчастного. -- Как же я это сделал... -- бормотал старик, -- как же это у меня так получилось... Отрок несмело приблизился: -- Вы сказали дважды "Кольцо"... потом поперхнулись и повторили "Кольцо"... -- Я поперхнулся? -- оживился старик. -- Да, почти закашлялись... -- Это могло подействовать, -- пробормотал старик. -- Как, говоришь, закашлялся? -- Будто как жук в рот влетел!.. Или словно горох ворованный ели и так торопились, что не в то горло пошло... Старик отмахнулся: -- Ладно-ладно. Я снова закашляю, это смогу. И ничего больше? Отрок подумал, гордый тем, что старый волхв расспрашивает с таким вниманием, сказал с просиявшим лицом: -- Ничего. Только покашляли, сказали еще раз "Кольцо" и сделали руками вот так... Он покашлял, качнул факелом вперед, словно бы отбрасывал от себя нечто противное. Во дворе мелькали серые тени, хищные желтые глаза в таком множестве наводнили двор, что Олег шепнул слово Огня, по ту сторону ставней мощно вспыхнуло, всюду страшно закричали нечеловеческие голова, что разом перешли в хрипы и умолкли. Запах горелого мяса усилился еще больше, а в щель было видно, как всюду поднимались чадящие дымки. Обугленных трупов было столько, что двор напоминал странное кладбище. Старый волхв отпрянул, потер слезящиеся глаза: -- Как ты это сделал?.. Как ты это делал? Мальчишка, дрожа всем телом, пролепетал: -- Не знаю... Я только повторил то, что делали вы... -- Но у тебя получилось! -- Я не виноват... -- Дурак, у тебя получилось!.. Может быть, я сумел создать новое великое колдовство, которое превратит меня из простого колдуна в чародея, а то и в волшебника!.. Бедолага, подумал Олег сочувствующе. Надо сказать, что это я сделал, а то всю жизнь будет жалеть, что как нечаянно наткнулся на мощное заклятие, так же нечаянно и потерял. Старик суетился, его трясло, губы прыгали. Хозяин отодвинулся, не то из предосторожности, не то затем, чтобы волхв не брызгал сл