дружинника! Ну, благодетель! Ну, отец родной... -- Брось,-- отмахнулся Войдан, не обиделся.-- Берсерка сразить нетрудно. Если только выдержать первый наскок да брызганье слюнями. Чем больше орет да кидается как пес на забор, тем больше ошибается. Тавр не мог успокоиться: -- Но какова выучка ромеев, а...? Судя по вам двоим, дерутся здорово. Не понимаю только, как это наши их бивали? Хоть Вещий Олег, хоть Игорь или великий Святослав? -- Выучка у ромеев лучше,-- признал Войдан рассудительно.-- Да только мало кто ее проходит. Обучение денег стоит, вот и снаряжают войско тяп-ляп. Потому правильно обученный ромей почти всегда победит хоть викинга, хоть русича. У нас выучка совсем хреновая, все на отвагу да крепость рук уповаем... А вот если поставить целое войско ромеев против войска викингов, то викинги победят как пить дать. Необученные викинги лучше дерутся, чем необученные ромеи... Это учти, нам еще придется схлестываться как с одними, так и с другими! Последние мешки с серебром и золотом были погружены на драккары. Рольд по очереди обнял Владимира, Войдана, Тавра, хлопал по плечам знатных бояр и воевод, улыбался, обещал хранить дружбу. Смерть в бою или поединке привычна, а место ярла пустым не бывает. Зла на конунга хольмградцев не держал в самом деле. Судьба переменчива. Сегодня боги помогли ему, завтра помогут викингам! Владимир тоже улыбался, хлопал викингов по плечам, по спине. Воинская судьба переменчива, но сегодня победил он. А в завтрашний день пусть смотрят волхвы, у князя хватает хлопот в дне сегодняшнем. -- Поклон Царьграду,-- пожелал он. Голос его дрогнул, будто на горле сомкнулись хищные пальцы. Рольд быстро взглянул на конунга, но тот уже смотрел поверх его головы. Лицо застыло в каменной неподвижности. -- Передам,-- пообещал Рольд.-- Что сказать Олафу, если встретимся? -- Обязательно встретитесь,-- пообещал Владимир все тем же странным голосом.-- А Олафу... просто скажи, что скоро увидимся. -- Ты собираешься в Царьград? -- удивился Рольд. Непонятная улыбка тронула губы князя. Но слова были еще непонятнее: -- Кто из нас может противиться судьбе? Глава 20 По случаю победы истинной веры у капища всю ночь горели восемь священных костров. Они и раньше не погасали, пламя поддерживали из поколения в поколение, но последние годы костры едва тлели. Сейчас же с приходом новгородцев полыхали во всю звериную мощь, озаряли красным светом стены и столбы, лица волхвов. Волхвы собрали молодых парней и девок, долго бродили среди них с факелами, несмотря на солнечный день, бормотали, вздрагивали, простирали к небу длани. Народ собрался, смотрел со страхом и ожиданием. -- Сварог! -- слышался часто повторяемый крик.-- Сварог! Дай знак! Услышь и укажи! В напряженной тишине вроде бы послышался далекий рокот грома. В толпе ахали, волхвы торжествующе закричали. Заревели рога, застучали бубны. Один из младших волхвов бросился в толпу, за ним, расталкивая народ, устремились два рослых помощника волхвов. По толпе прокатился вопль жалости, когда к капищу повели парня и девушку. Они с ужасом смотрели на жертвенный камень. Верховный жрец смотрел поверх голов, пальцы небрежно играли ритуальным ножом. Ветер трепал седеющие волосы. Темное изрубленное морщинами лицо было бесстрастным. Парень шел бледный, ничего не видя. Девушка откровенно плакала, слезы бежали из широко распахнутых глаз. На щеках блестели мокрые дорожки. Пухлые губы дрожали. Прозрачные капли задерживались в ямочке на подбородке, срывались на грудь мелкими жемчужинками. -- Добрая жертва,-- гомонили в толпе,-- чистые души... -- Сварог будет доволен... -- Да уж, этих возьмет к себе! Владимир в сопровождении бояр и воевод подъехал на конях. С высоты седла разом охватывал взглядом взбудораженный народ, группу волхвов со главе с верховным, кучку знатных бояр и воевод, эти держатся особняком, лица своей малой дружины. Сердце колотилось быстро, он чувствовал знакомое лихорадочное возбуждение. Среча снова давала возможность многое поставить на кон. И выиграть. Или... Волхв знаком велел девушке встать на колени спиной к плахе и положить голову на жертвенный камень затылком. Белое горло было обращено к небу, чтобы Сварог первым увидел брызнувшую фонтаном кровь. Русая коса расплелась, скрыла ложбинку, по которой кровь должна была стечь в подставленную чашу. Она закрыла глаза. На шее часто-часто билась голубенькая жилка, веки трепетали как крылья бабочки на ветру. По горлу прошел комок, она судорожно сглотнула. В толпе послышались жалостные вздохи. Верховный волхв приблизился, неспешно принял нож из руки помощника. Солнце тускло блеснуло на отполированном кремниевом лезвии. Одной рукой он придержал девушку за лоб, другой занес руку с ножом: -- Во славу великого Сва... Владимир вскинул руку и грянул звонким сильным голосом: -- Стойте! Верховный задержал руку в воздухе, изумленно оглянулся. Волхвы зароптали, бросали на князя недовольные взгляды. Тавр кивнул охране князя, те сразу изготовились к короткой резне. -- Стойте,-- повторил Владимир спокойнее, но все тем же сильным голосом, чтобы его слышали все.-- Священны обычаи предков, не в воле человека их нарушить! Никто не должен мешать волхвам исполнять их обряды. Это князь служит людям, а волхвы -- богам. Но Киев взят копьем нашим, мы -- победители! Потому лишь наши волхвы могут приносить жертвы у этого священного камня и выполнять волю богов! За его спиной послышалось движение. Он чувствовал по приглушенным голосам, что близкие к нему люди уже угадали, что он задумал, быстро придумывают, что делать дальше. -- Слушайте все! -- возвысил Владимир голос почти до крика.-- Боги оскорбятся, если им будут приносить жертвы побежденные, а не победители. Посему повелеваю. Священные обряды нашим богам будут блюсти волхвы, прибывшие с моим войском! Борис вышел, тяжело ступая и, зыркая по сторонам, неспешно снял с пояса короткий топор с широким лезвием. По синеватому металлу бежали замысловатые знаки. Повертел топор в руках, блестя железом, внезапно размахнулся и высоко швырнул над головой в воздух. Верховный волхв вздрогнул, отпустил девушку и попятился. В толпе везде были задраны головы, все следили за блистающей в небе искоркой. Блеск вдруг стал ярче, и вот уже осколок солнца падает с небес, свистит и воет, распарывая воздух! Борис поймал за топорище высоко, провел по воздуху, едва не коснувшись земли, снова вскинул и задержал в задранной руке. Повертел чуть, снова швырнул вверх. В толпе пошли шепотки, только древние старики помнили об этом древнем обычае выбирать жертву. Аксиномантия -- гадание топором, в те времена князь и волхв были в одном лице... Верховный волхв нахмурился, что-то сказал помощнику. Тот шагнул в сторону, но там люди Тавра его скрутили и уволокли. Еще двое рослых и с опущенными забралами подошли к верховному и стали по бокам. Их сопение было угрожающим. Парень с надеждой смотрел на кувыркание топора, а девушка наконец подняла голову, непонимающе обводила толпу расширенными глазами. Борис ухватил топор и вдруг закричал пронзительным, как у болотной птицы голосом: -- Вот, кого Сварог избрал! Вот они! Толпа испуганно расшарахнулась перед указующим топором. В одиночестве оказался осанистый мужчина, а при нем хорошо одетый упитанный парень в богатой одежде. Варяжский гость по имени Федор, богатый купец с сыном, они часто ездили через Русь в страны Востока, возили товары. Его многие знали, не любили за заносчивость и скверный нрав. С каждый поездкой он становился толще, наливался дурной кровью, одевался ярче и богаче. На этот раз явился с сыном, явно готовится передать ему дело. Оба при виде топора побледнели и вытаращили глаза. Что за игру придумал князь, захвативший Киев? Варяг не успел раскрыть рот, как к нему подскочили, заломили руки. Он пришел в себя и начал вырываться только у жертвенного камня, а его сын, здоровый, как молодой бык, даже и не пикнул: Кремень втихомолку шарахнул его кистенем в висок. -- Сварог требует жертву немедля! -- гаркнул Борис Варяга спешно растянули десятки рук, запрокинули голову, вцепившись в пышные волосы. Борис выхватил у верховного каменный нож, ударил по горлу. Кровь брызнула горячим дымящимся фонтаном. Борис быстро подставил чашу. Среди волхвов оцепенение сломалось, кто-то громко возроптал. Борис торопливо передал чашу ближайшему дружиннику, ударил лезвием по горлу сына варяга, того распяли так, что едва не разрывали на части. Владимир, привстав на стременах, зорко осматривал необъятную толпу. Потрясенные, однако лица светлеют, по-новому начинают посматривать на чужаков-новгородцев. Эти лапотники, угождая их общему русскому богу, своих соратников не пожалели! Да оно ж, ежели поглядеть, и лучше так. Чужие что, еще придут, а свою кровь лить как-то жалковато, если можно не лить или заменить... Борис сорвал с окровавленной шеи варяга большой золотой крест на цепочке. В толпе пошел ропот, не слишком громкий, а Борис с размаху швырнул крест в пыль, плюнул вслед. У сына варяга крест оказался меньше, серебряный, зато с дорогими камешками. Борис бросил его под копыта коня Владимира. -- Зришь, княже,-- сказал он с подъемом.-- Сварог видит кого избрать! Крови своего народа не желает видеть, а эти двое были нечестивцы вдвойне. Они даже своего бога забыли, начали поклоняться чужому!!! Из толпы крикнули: -- Верно! Он даже от своего имени варяжского отказался! Тьфу! -- Верно! -- Сам Сварог направлял топор! -- Живи и здравствуй, княже! -- Слава великому князю киевскому! Владимир наклонил голову, пряча усмешку. Сердце стучало ликующе. Гридни подняли девушку, повели от камня к толпе. Кто-то одел ей на голову венок с цветами. В передних рядах она затерялась, только водовороты человеческих тел показывали ее движение. Парень бросился за ней, но ему мешали, обнимая, хлопали по спине и плечам, даже целовали. Владимир медленно повернул коня, стараясь, чтобы каждое его движение осталось в памяти людской. Пусть запомнят, как вчерашний новгородец, а ныне великий князь Руси защищает свой народ, свою старую веру, бережет жизни даже самых малых и беззащитных. Да, город разгромили, но все-таки город пришлось брать приступом и осадой, сейчас город уже под его не только могучей, но и справедливой дланью. Пусть видят его власть, сравнивают с княжением высокородного Ярополка! И пусть скажут, чье княжение лучше. Киев бурлил как разворошенный муравейник. Квадратные паруса драккаров еще не исчезли за поворотом реки, а высыпавшие на улицы люди спешно растаскивали тлеющие бревна, слышался стук плотницких топоров, мычание скота. По теплому пеплу еще шныряли любители поживы, но Владимир велел их имать и нещадно вешать за ребра на въезде в город. Поймали и лесных братьев, что грабили только богатых, бедных не трогали. Это и понятно, подумал Владимир насмешливо. Расчет простой: проще ограбить одного богатого, чем десять бедных. В этом истинная подоплека всех так называемых благородных разбойников. Он сказал грозно: -- Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда грабит князь, то это зовется уже не грабежом, а сборами, налогами, подушной, мытом... Ясно? В голосе князя была издевка. Один из разбойников сплюнул кровь в ладонь: -- Просто тебе повезло... -- Повезло или я умелее, разговор другой,-- ответил Владимир спокойнее. Он покосился на ухмыляющегося Тавра.-- Главное, что князем становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все другие ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже без убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В этом и есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской, ханской, или, как у древних эллинов, демократией... Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще вытаращены. Выходит, укради щепку -- виселица, укради княжество -- станешь князем? В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот послушно следовал за князем, пока не оказались в комнатке, где услышать не мог никто. -- Ты хорошо показал себя и в сече,-- сказал Владимир. Он смотрел пристально, в глазах князя были тревога, боль и сомнение.-- Награду получил? -- Получил. Благодарствую, княже. -- Уже... воспользовался? Молот широко заулыбался: -- Пропил вчистую, спасибо! Он почесал в затылке, улыбка была счастливая. Сколько было выпито, разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и дрались! Владимир смотрел так напряженно, будто пытался заглянуть вовнутрь души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство: -- Случилось что, княже? -- Тебя привел еще Звенько,-- сказал Владимир.-- Мир праху его... Он привел троих, и все показали себя настоящими людьми. Звенько и после гибели помогает своему князю! Так что надумал я дать тебе работку потруднее. Молот подтянулся, выпятил грудь: -- Все, что велишь, княже! -- Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в разведчики. Молот пожал плечами: -- А есть разница? -- Лазутчик -- от слова лаз, лазить. Лазутчики нужны в походе, перед боем, чтобы захватить чужака и развязать ему язык... А разведчик отличается от лазутчика, как боярин от холопа. Разведчик... ты прислушайся: ведьма, ведун... Веды, древняя книга наших пращуров, означает "знание". Понял, кем будешь? Тебе надлежит ведать противника, знать его. Выведывать, разведывать все, что нам понадобится. Глаза Молота расширились. Он даже отшатнулся. Осевшим голосом спросил: -- Но это же... там жить придется? -- Умен,-- кивнул Владимир.-- Соображаешь. Кому-то надо нести такую службу на благо земли нашей. Деньгами тебя обеспечим. Если надо, дом купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь... Молот оскорбленно вскинулся: -- Но это же грешно! Как можно от своих богов отказаться? -- А ты кукиш в кармане держи,-- посоветовал Владимир,-- когда тебя крестить будут. Вот и будет все понарошку. А главный твой бог будет -- ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет пожаловать в бояре... Когда закончишь там и вернешься. Молот шумно сглотнул. Выше почести, чем бояре, уже нет. Даже дети боярские стремятся заслужить это звание, ибо можно всю жизнь прожить в детях боярских, но боярами не стать. Князь же волен не только раздавать земли, но и жаловать верных людей боярским званием! -- Куда ехать? -- спросил он.-- В Царьград? -- Почему туда? Молот ухмыльнулся: -- Следующая цель! -- Не совсем,-- ответил Владимир.-- Но в целом ты прав. Но поедешь к ляхам. Мне кажется, они сейчас опаснее. Вытолкав Молота, он кликнул Тавра: -- Ах да, еще одно дело. Этот удалец напомнил. Приготовь грамоту в Царьград. -- Кому? -- Тамошнему торговцу из Славянского квартала. Зовут его Листовертом. Пиши, что я понял, что он тогда подумал. И понимаю, почему вдруг назвал меня князем. Так вот, великий князь Руси велит ему продолжать бдить и работать, не покладая рук. Я его трудами доволен, утверждаю на том же месте. Товар будет поступать по-прежнему. А то и больше. Записал? Тавр сказал торопливо: -- Пишу, пишу... Ничего не понял, но пишу. Письмо с оказией? -- Нет, с особым посланцем. Нужен такой, что умрет, но не отдаст. А перед смертью чтобы успел грамоту зничтожить. Тавр сказал понимающе: -- А-а-а... Такие люди всегда есть. А нет, найдутся. Разведальщик? -- Да. Нам нужно ведать все во дворце, о чем говорят знатные, что замышляют военачальники, каких бунтов ждать, какие можно разжечь самим. Теперь по ту сторону нашего огорода уже не тупой, как валенок, Ярополк, а хитрые ромеи. А нет выше радости, когда у соседа корова сдохнет, верно? -- Есть...-- буркнул Тавр, глаза его хитро блестели. -- Какая? -- Когда сам отравишь. Владимир хмыкнул: -- Самый здоровый смех -- злорадный. Все верно, свою корову труднее вырастить, чем извести чужую. А пряник дают тому, у кого она есть. И никому нет дела до того, честно или нечестно она тебе досталась! Тавр писал, а он со стесненным сердцем подумал, что о благе ли Руси печалится сейчас? И так ли жаждет знать, о чем говорят во дворце... или же хочет знать о каждом Ее дне? Теперь ворота в Киеве были распахнуты как днем, так и ночью. Усобица кончилась, мертвых выносили из города как через Ляшские ворота, так и через трое других. А в город гнали стада, из ближайших сел спешно явились плотники и столяры. В ограбленном и разоренном городе работы много. Владимир, исхудавший и черный от недосыпания, не слезал с седла, всюду стараясь поспевать, решать, перестраивать, крепить, сажать своих людей на земли, на должности, на столы. Завтра уцелевшие киевские бояре опомнятся, надо успеть именно сегодня взять в свои руки как можно больше! На ходу, не слезая с коня, решал дела как важные, так и мелкие. Забыл когда по-людски ел за столом, а когда иную девку хватал, то плоть тешил не снимая сапог, и не успевал застегнуть пояс, как в прояснившейся голове уже роились новые способы обустроить Русь, чтобы все короли и базилевсы от зависти передохли. На полном скаку остановился возле Панаса, тот руководил постройкой моста, окинул цепким взглядом: -- Ишь, вроде бы жизнь собачья, а раздобрел! Вон и брюхо выросло... -- Где брюхо? -- удивился Панас. Он пощупал живот, что стал, правда, шире, но оставался в плотных валиках мускулов.-- Если что нужно, говори сразу. Мое брюхо делу не помеха. Ты князь, ты и командуй. -- Великий князь,-- поправил Владимир с усмешкой. -- Великий,-- согласился Панас равнодушно. -- Ехать тебе, друже, в Царьград к императору. Да-да, к нему прямехонько. Точнее, к двум сразу. Там диво дивное стряслось: два брата сидят в одном кресле и не ссорятся! -- Ромеи? -- удивился Панас.-- Быть такого не может! -- Может,-- кивнул Владимир.-- Правда, правят не они, а ихний не то дядя, не то вообще какой-то евнух... Но тебе это все одно. Ты едешь не к евнуху, чего тебе с ним делать, а напрямик к императорам. Панас переменился в лице: -- Эк, как тебя заездило! Пора волхвов-лекарей кликать... То пьянки, то девки, уже заговариваешься. Да меня ко дворцу и близко не подпустят. Я слыхивал, послов завсегда по два-три месяца в загородном доме выдерживают. -- Тебя примут сразу,-- сказал Владимир. Глаза его утратили насмешливый блеск, стали холодными.-- Смекай: на северных границах империи, где находится дружественная Русь, внезапно сменился правитель... Кто он? Чего хочет? С кем будет дружить? С кем воевать? Да над этим весь императорский двор начнет ломать головы, едва узнает, что Киев пал. А мощь нашего оружия Царьград помнит: Самват, Рюрик, Аскольд, Олег, Игорь, Святослав... Да они сами пошлют спешно послов к нам! А едва ты явишься, тебя на руках и бегом отнесут к престолу! Панас почесал в затылке, долго морщил лоб, кривил рожу. Блеск империи не прельщал, в своем огороде хлопот хватало. Спросил уныло: -- Что сказать? -- Я отпишу письмо. Но на случай потери, в дороге все может случиться, запомни наизусть: "Идут к тебе варяги на службу. Не держи их в городе, не то натворят тебе беды, как здесь: расточи их в разные стороны, а сюда не пускай ни одного". Понял? Я уже послал гонца, но то тайный, к одному человеку при дворе, а ты скажешь это самому базилевсу. -- Понял, княже,-- сказал Панас, снова опуская "великий".-- Двух зайцев одной стрелой? И от варягов освобождаешься, и базилевсу выказываешь дружбу. -- Умен. Быть тебе главой посольства, когда взматереешь. Императоры должны сразу увидеть, какой политики я держусь. Да не только императоры, все соседние государи. Так что завтра, как только петух прокричит, в путь! За ночь я приготовлю охранную грамоту... в могиле отоспимся, хороших коней, охрану. Золото повезешь в кошеле, а на всякий случай в подол рубахи и в седло тебе зашьют пару рубинов да яхонтов. До рубежа проводят казаки, а там с тобой поедут трое-пятеро, кого выберешь сам. -- Да, Царьград я знаю лучше, чем Киев,-- согласился боярин грустно.-- Ну, ежели все, будь здоров. Мне еще надо попрощаться кое с кем... Он пошел прочь, обернулся. Владимир выдержал прямой взгляд, спросил грубо: -- Ну, что еще? -- Это все? -- спросил Панас безразличным тоном.-- Мне показалось, что ты хотел передать еще что-то. Владимир на миг смешался. Воевода в самом деле хитер, проницателен, как сквозь мясо и кости смотрит прямо в душу. Или он, Владимир, в самом деле ни разу в людях не ошибся, подобрал умных и верных, или же у него все на лбу написано? -- Ну,-- сказал он с усилием.-- Есть и еще одно дельце... Скажешь императорам, что я хочу взять в жены их сестренку. Принцессу Анну. Панас, дотоле невозмутимый до того, что чуть ли не засыпал на ходу, дернулся, словно его стегнули. Глаза выпучились как у рака. Сглотнул слюну, кивнул, с трудом нашел свой голос: -- Может быть, пусть заодно и Царьград тебе передадут? Владимир дернулся в раздражении: -- Остри свой меч, а не язык! Панас пожал плечами: -- Так бы и сказал, что шуткуешь... Пойду досыпать, я трое суток не спал. Уже перед глазами черные мухи летают... -- В седле отоспишься,-- бросил Владимир.-- Если так уж слаб, тебя с двух сторон будут поддерживать, как мешок с отрубями. Тебе надо обогнать варягов, забыл? Ишь, счастливчик... Всего трое суток! Куда в тебя столько сна влезает? Я за всю осаду Киева и Роденя едва ли пару часов соснул! Глава 21 Хоронили Ярополка с иереем и певчими. Он родился родянином, но умер христианином, потому Владимир не препятствовал похоронам по чужому пышному и пестрому, как петушиный хвост, обряду. Он намеренно допустил прощаться с телом простой люд. Те держатся старой веры, так что покойный даже у самых преданных должен вызывать двоякое чувство. К тому же священник строго запретил тризну и краду, а кому это понравится? Даже уготованных в жертву голубей, ягнят и коней велел отпустить. Но даже если князь попадет в тот чужой рай, не тоскливо ли будет среди чужих? Ни языка не знает, ни родни какой... Все чужие! А вся родня, отец и мать, дед, пращуры будут в другом арии-вирии... В похоронах участвовала княгиня Юлия. Прекрасная и в трауре, словно изваянная из белоснежного мрамора, огромноглазая, она неслышно появлялась в тереме, из горницы внимательно следила за варварской тризной: новый князь-варвар все-таки велел устроить ее после похорон прямо во дворе. Для простого люда столы с угощениями и хмельным медом и брагой расставили прямо на улицах. Пусть думают, сказал Тавр насмешливо, что новый князь скорбит по брату и провожает его в дальний путь к солнечному арию, где вечная весна, где его ждут доблестный Святослав, Игорь, Олег, Рюрик, Скиф, Славен, Чех, Лях, Рус, Кий... все-все его пращуры. А мы-то знаем, что новый князь празднует смерть последнего крупного ворога! Лучшие меды и вина выставили на столы в гриднице. Там пировал сам Владимир с верхушкой дружины. Кроме воевод здесь были простые дружинники, вроде Кременя, которым поручались самые трудные дела, доверялись княжеские тайны. Тавр выждал момент, сказал негромко: -- Но Родень-то сдался. Если бы взяли копьем, тогда бы проще... -- Ты о чем? -- насторожился Владимир. -- Может быть, грю, послать особый отряд из старшей дружины? Вон Кремень возьмется сделать чисто. С Ярополком были латиняне, от них беды. Все еще чужим богам молиться склоняют! Владимир ощутил, как кровь бросилась в голову: -- Изловить! И повесить прямо на воротах. -- Надо ли? -- А что не так? Тавр сказал осторожненько: -- Латинский папа силен. Он повелевает государями всей Европы! Не стоит его дразнить. Прикончим втихую, без крика. Владимир ощутил, как взоры пирующих обратились к нему. Он спросил со сдержанным гневом: -- А что нам папа? -- Если не папа, то германский император разъярится. Это были его люди! Вдруг захочет отомстить? А нам пока не до войны, сперва здесь укрепиться надо. А потом и папе покажем, где раки зимуют. И Оттону, если вдруг что... Владимир покачал головой. Голос держал ровным, но воеводы видели, как в нем кипел гнев: -- Папа далеко, как и Оттон. У них своих дел под завязку. А нам нужно сейчас показать своему народу, где мы стоим! И на чем. Сейчас страх и растерянность по всей Руси. И -- великое ожидание. Пусть рассердятся там на Западе. Плевать! Пусть вознегодуют в цареградской империи. Тоже плевать. Ни те, ни другие не пошлют войска из-за двух десятков зарезанных миссионеров. А что порвут наши грамоты, то нам от этого ни холодно, ни жарко. Нам понадобятся годы, дабы укрепить и собрать Русь в единый кулак. А потом сами с нами замирятся. В этом мире считаются только с сильными! В последних словах прозвучала такая горечь, что воеводы переглянулись. Радеет великий князь о Руси, радеет. Прямо сердце рвет! Латинян схватили и казнили прямо в Родене. Только трое, как удалось узнать, выехали вслед за Ярополком и сейчас находились в Киеве. К удивлению Владимира, даже не скрывались, уже вовсю проповедовали на улицах и площадях. Их взяли под стражу и привели во двор княжеского терема. Владимир прискакал поздно, замученный и покрытый пылью. Устало слез с коня, косо взглянул на троих в черной одежде: -- Эти? Тверд оскалил зубы в хищной усмешке: -- Среди них даже епископ! -- Да? Лапы загребущие... Он оборвал себя на полуслове. Двое священников стояли, понурив головы, а третий смотрел на него бестрепетно. В глазах пряталась усмешка. Владимир воскликнул: -- Брат Мартин! Какими судьбами? Священник развел руками: -- Все в руке Бога... Но ты, как я вижу, стал единовластным правителем Руси? Поздравляю. -- Благодарствую. Но ты не ответил. Мартин снова развел руками: -- Ты знаешь с какой я миссией. Князь и его окружение уже приняло святое крещение. Мы подготовили все к крещению остального люда Руси. Уже прибыли священники, святые книги. Мы начали строить костелы... Князь Ярополк назначил крещение Руси на день Боромира. -- Это на завтра? -- переспросил Владимир. Засмеялся: -- Вовремя я успел! Еще бы чуток... А почему на этот день, а не раньше? Время у него было. -- В день Боромира всегда стоит жара,-- пояснил Мартин.-- За эту неделю вода в Днепре прогреется как следует! При крещении, сам знаешь, надо народ целыми толпами загонять в воду... -- Заботливые,-- съязвил Тавр. -- Не в заботе дело,-- пояснил Мартин серьезно.-- Бунты возникают и по пустякам. Мы предусмотрели многие мелочи... Владимир кивнул, понимал. Тавр смотрел выжидательно, так же смотрели и дружинники. Они расседлывали коней, но глаза и уши их были повернуты в эту сторону. -- Понятно,-- сказал Владимир. Он прямо взглянул в глаза Мартину.-- Прости, ты знаешь, что я должен сделать. Священники по бокам Мартина побледнели. Мартин медленно кивнул, не отрывая взгляда от исхудавшего лица молодого князя: -- Понимаю... Всяк из нас строит свое царство небесное. Кто на небесах, кто на земле. Князь, те слуги церкви, кто ценит жизнь выше души, остались дома. К варварам разъехались иные... -- Ты -- настоящий,-- согласился Владимир.-- Но дороги мужчин -- суровые дороги. Священников схватили, связали за спиной руки. Владимир сбросил рубаху, ополоснулся из бочки с водой. Сенная девка выбежала с расшитым рушником. Владимир вытерся насухо, оглядел ее критически: -- Что-то я тебя еще не видел... Сегодня ночью послужишь ты. Он взбежал по ступенькам, из поварни уже доносился запах жареного мяса. Гридень метнулся с пустым подносом, едва не сшиб Тавра, тот степенно шел за князем. В своей уютной комнатке Владимир выглянул в окошко, поморщился. Усталым с дороги гридням показалось тяжко тащить священников к городским воротам. Всех троих повесили прямо на той стороне улице. Он забежал в трапезную, стоя хватал со стола жареные колбаски, бросал в рот, обжигаясь и захлебываясь слюной. За окном слышались сильные мужские голоса, ржали кони. Он торопливо приложился к братине с холодным квасом, с каждым глотком чувствовал, как в высохшие внутренности вливаются свежие силы. В коридоре затопали ноги. Владимир пил, косясь одним глазом на дверь. Распахнулась, в коридоре мелькали веселые рожи, а через порог шагнули двое. Под руки вели молодую сочную женщину в богатом убранстве. Ее белое лицо было слегка подрумянено, крупные навыкате голубые глаза смотрели вопросительно, но без страха. -- А, Златка,-- сказал Владимир. Он со стуком опустил братину, рассматривал жену князя Олега, ныне вдову, с жадным интересом. Она в самом деле красивая, как о ней говорили на Руси. Молодое сдобное тело, крупные голубые глаза, нежное лицо без единого изъяна, сочные полные губы, красивая шея и высокая грудь.-- Я рад, что ты уже утешилась. Она исподлобья смотрела в его грозно веселое лицо: -- Я никогда не утешусь. Я вдова. -- Да? -- удивился он.-- Пошто ж не бросилась в погребальный костер? Были бы в вирии вместе. Она качнула головой: -- Только Господь дает нам жизнь. Только он волен и забирать. -- Христианка,-- сказал он с отвращением.-- Что ж, ваш бог велит покоряться любому, за кем сила. Ее лицо дрогнуло, он подошел совсем близко, в его темных глазах плясали отсветы адского пламени. Грубая рука сорвала с ее головы платок. Пепельные волосы освобождено рухнули по спине крупными локонами. От двери послышались довольные ахи, кто-то присвистнул. Она знала, что ее волосы всем девкам на зависть, но вера Христа велит скрывать их, только блудницы показывают волосы мужчинам, а если сорвать платок с замужней женщины, опростать ее волосы, опростоволосить -- значит, опозорить... Замерев, она смотрела в его страшное лицо. В глазах адовы огни заполыхали ярче. Она с ужасом видела, что это сатанинская похоть. Та же хищная рука схватила ее за грудь, боль кольнула так остро, что она охнула и сгорбилась. Владимир другой рукой похлопал по заду, больно сжал, смех его прогремел как ржание здорового сильного жеребца. -- Тверд! -- крикнул он.-- Тверд, вели подготовить для этой жены бывшего князя комнату. Обязательно рядом с комнатой Юлии. Лицо Златы смертельно побледнело. Губы стали синими, как сливы. Прошептала прерывающимся голосом: -- Для чего... меня сюда... везли... В дверях загоготали. Владимир сказал с наслаждением, его распирало чувство своей мощи: -- Я теперь князь, понятно? Он рванул ее за ворот, затрещала ткань. Тавр рыкнул за спиной, дверь захлопнулась. Загремели подкованные сапоги, удалились. Владимир усмехнулся в испуганные молящие глаза молодой вдовы. Потом отошел к столу, сел на край. Сердце бухало часто, горячая кровь вскипала по телу, надувала ярой мощью чресла так, что становилось почти больно. -- Раздевайся,-- велел он. Она как стояла посреди комнаты, так и упала на колени. Руки простерла умоляюще: -- Прошу, не глумись! Нет, сказал он себе. Не срывать с нее одежду. Мужчин позорит, когда их раздевают силой, а женщин -- совсем нет. Они чувствуют себя униженными, если вот так велят раздеваться самим... Надо бы еще пару воевод пригласить! Ладно, в другой раз. Не отрывая от него глаз, она начала медленно снимать одежду. Он чувствовал такое дикое ликование, что в ушах стоял грохот, а перед глазами поднималась красная пелена, сквозь которую жертва казалась еще беспомощнее. Вот она власть: взять жен врага и пользовать их как наложниц! И нет выше радости. Как Владимир и обещал волхвам, на месте захудалого капища сразу же начали возводить храм. Место удобное, из верхних окон княжеского терема видно, место просторное, зевак вместит тысяч пять, а то и семь. Близко и от берега, чтобы носить живую рыбу, и от дороги, по которой гонят в город скот. Волхвы разметили круг, пятьдесят шагов от одной стены до другой. Рабы привычно копали ров, насыпали вал. Несс, верховный волхв, указал этим пленным чужакам, чтобы главный вход сделали точно на запад, куда западает солнце -- Хорс, чтобы солнечные потомки Даждь-бога стояли лицом к востоку. У славян начало всегда берет верх над концом, так гласит Покон, потому что они еще молодой народ. Хотя по возрасту самый старый из всех живущих: еще при фараоне Псамметихе их предки спорили: чей народ древнее, и жители страны Хапи не смогли доказать свою большую древность. Потому фараон, разъярившись, велел начать войну против северных соседей. Тогда славяне, которых еще звали скифами, сказали: безумен ваш владыка, он затеял войну с нищими. Даже, если выиграет войну, то ничего не получит, а если проиграет, то потеряет все. Потому не станем ждать его войска, сами пойдем навстречу. И так быстро ринулись, захватывая как саранча страны, что вскоре вышли к Египту. Фараон в страхе вышел навстречу с богатыми дарами, слезно умолял пощадить его царство, признал скифов самым древним народом, коим принадлежит первородство на белом свете! С той поры это тоже отражено в орнаменте Хорса. Нессу помогали трое младших, из которых выделялся один с изуродованным сизыми шрамами лицом, ковылявший на деревянной ноге. В нем чувствовалась мощь, даже руки были перевиты толстыми жилами и синими венами, но еще больше силы Владимир углядел в глубоко запавших глазах. Волхва словно бы сжигал изнутри огонь, он даже изуродованный жил и двигался быстрее других. Когда он только успевает, подумал Владимир невольно. Ведь всякий раз оказывается под рукой, когда в нем нужда, в остальное же время живет и работает так, будто князя не знает вовсе! Работа шла споро. Когда пришла пора храм делить на две части, рабов прогнали. Не всякий свободный может ступить вовнутрь! Рабы же пусть готовят двор вокруг капища, обносят высокой оградой. После свершения обрядов или кровавой жертвы боги иной раз насылают грозу, потому нужны навесы... Большая часть капища отведена для всех свободных. Малая же пойдет под святилище, где вспыхнет вечный огонь, где встанут боги капища, куда могут заходить лишь волхвы и огнищане, которые поддерживают вечный огонь. -- Быстрее, быстрее,-- торопил Несс, он тревожно посматривал на небо.-- Нужно закончить раньше, чем Стрибог приведет сюда Перуна с его молоньями... -- Стены возводить из камня? -- Стены потом. Давай крышу. Острую, повыше. Пока свободные работники поднимали крышу, явились младшие волхвы. Несли вороха медвежьих шкур, на телеге привезли оленьи рога, черепа кабанов и медведей, пардусов,-- стены надо украсить, боги любят жить в красивых домах. -- Потом,-- отмахнулся Несс.-- Кладите прямо на камни, святилище будет там. А пока помогайте ставить столбы для крыши! Волхвы покорно бросились помогать теслярам. Работа пошла еще быстрее. Столбы, резные и разрисованные, поднялись по всему кругу. Плотники занялись крышей, уже сами то и дело поглядывая на темнеющее небо. Колесница Перуна грохотала на небесных камнях все ближе. Иногда в далеких тучах поблескивало, но дождь был еще далеко. Тесляры торопливо перекликались, никому не хотелось, чтобы их гроза застала на крыше. Владимир бросил поводья отроку, а у колодца, завидя князя, поспешно завертели воротом. Цепь скрипела, из зева колодца несло прохладой. Владимир на ходу сбросил рубаху, отшвырнул. Из-за края сруба показалась бадья, расплескивая воду. Владимир подхватил за мокрое холодное днище, поднял и, держа на весу трехпудовую тяжесть, долго и жадно пил. Гридни и девки с полотенцами терпеливо ждали. Наконец князь вскинул бадью над головой, вылил на себя студеную родниковую воду. Даже гридни с воплями разбежались во все стороны. Князь грохочуще рассмеялся. С нему подошла высокая рыжеволосая девушка с полотенцем в руках. В зеленоватых глазах был восторг его силой и бесшабашием. -- Вытри спину,-- велел Владимир. Раскалившийся за жаркий день как болванка в огне, он почти не ощутил ключевой воды, от которой иного сводили корчи. Сильные руки потерли спину, поясницу, и он тут же ощутил желание. Повернулся, взглянул в упор. Она не отвела взор, в зеленоватой глубине было насмешливое понимание. Редкие веснушки вокруг носа только подчеркивали ее редкую своеобычную красоту. -- Пойдем,-- велел он,-- разомнешь мне спину. Она отдала рушник одной из подруг, а Владимир пока поднимался в свою комнатку, встречным гридням отдавал наказы и едва не забыл о рыжеволоске. Уже у своей двери заметил краем глаза ее цветастое платье, ругнулся. Не превращается ли он в похотливого козла, что готов вскакивать на любую девку? Уже Тавр смеется, что он завел десятка три жен, с пол ста наложниц, а вдобавок не пропускает ни одной оттопыренной задницы... Дурень, ничего не понимает. Если он долго не мнет женщину, то в самые умные мысли начинают пробиваться видения, как он у какой-нибудь задирает платье, с наслаждением входит в мягкое, женское... Тьфу! Лучше это сделать сразу, ему препону нет, на то он и всевластитель. Зато потом, не успеешь портки завязать, мысли такие ясные-ясные! Едва задрал ей подол, за дверью послышались голоса. Гридень, судя по тону, хотел воспрепятствовать. Голоса стали громче, раздраженнее. Дверь распахнулась. Владимир, держа в руках роскошные ягодицы, оглянулся: -- А, Тавр... Заходи! Я сейчас освобожусь. Тавр хмыкнул, подошел к столу, ногой придвинул стул с резной спинкой, сел. Владимир чувствовал на спине критический взгляд боярина. Он сжал ягодицы сильнее, девка ойкнула, рывком притянул ее к себе. Она вскрикнула громче, а он уже ощутил приближение ослепляющей животной радости, после чего он сразу бывал готов для умной беседы, прикидок на завтрашний день, любой трудной работы мозгами. Тавр снова хмыкнул, когда князь освободился, небрежно хлопнул девку по белоснежной ягодице, где пламенели оттиски его пальцев: -- Свободна... Тавр, хочешь? Тавр качнул головой отрицательно: -- Нет... Мне еще сегодня идти к одной. -- Как хошь... Это счастье, когда есть к кому идти. Сильный голос дрогнул, будто князя кто-то невидимый кольнул прямо в сердце. Тавр зорко вцепился взглядом в лицо Владимира, но тот был уже недвижим лицом, холоден. Повторил: -- Как хошь... Это здорово прочищает мозги. -- А кава? -- Кава только заставляет работать шибче. Что-то стряслось? Девка, одергивая смятый подол, бочком скользнула к двери. Тугая коса успела расплестись, рыжие волосы в крупных локонах падали по прямой спине до поясницы. У двери девка оглянулась. Владимир чуть ли не впервые увидел в ее глазах не страх или облегчение, а прежний насмешливый призыв. Прежде чем она исчезла, он, повинуясь безотчетному порыву, крикнул: -- Скажи стражам, я велел тебе придти и ночью! Дверь за ней закрылась, Тавр покрутил головой: -- Отважная девка... Я знавал ее мать. Говорят, она ведьма. Ведает много, к тому ж еще и умеет кое-что из того, что другие не могут. Княже, ты бы лучше каву пил! А то мозги прочищаешь, а память тебе такое занятие отшибает. Ты ж сам кричал с коня, чтобы я заглянул вечером! Владимир хлопнул себя по лбу: -- Ах да! Вспомнил. Садись, перекусим. Сувор поставил на стол широкие блюда с жареными курами, карасями в сметане, варениками с вишнями. Владимир принялся есть жадно, хватал руками горячие куски, обжигался, совал в рот. Тавр, хоть и успел перекусить, понаблюдал за князем и тоже ощутил зверский голод. -- Ты знаешь сколько было русичей и славян на чужой службе,-- сказал Владимир с набитым ртом.-- Ты ешь, ешь! Надо бы как-то привязать народ... Доколе будем отдавать свою кровь и честь другим народам? Добро бы еще те умели польз