ающие тебя - вот что поднимает и опускает человека. Из трущобы во дворец - это здорово, а наоборот? Не потому ли имеющие власть любого уровня, от царей и президентов до председателя сельсовета начинают с переустройства или перемены столицы, административного здания, собственного дома? Ведь и он, Зубатый, начал с того, что построил новый "белый дом", а потом отреставрировал губернаторский особняк...н наблюдал за собой будто со стороны и ухмылялся: червь чувства потери грыз, но уже не ранил. Хамзат отомкнул дверь квартиры на третьем этаже и отдал ключи. - Сейчас собак привезу. Они у меня... - Зайди, чаю попьем, - предложил Зубатый, хотя испытывал желание побыть одному. - Поеду спать, - начальник охраны жил здесь же, на Химкомбинате. - Куда пойдете, Примака дам, пусть служит. - Ладно, надо привыкать ходить без охраны, - отмахнулся он. - Собак привезешь и спи, Хамзат Рамазанович. - Трудно привыкать! - Хамзат поднял палец и стал спускаться по лестнице. - Медленно надо привыкать, не один месяц. Будто мысли прочитал... В квартире все отмыли, оттерли, отчистили, расставили вещи по своим старым местам - только те, что вывезли из кабинета и комнаты Саши. И все равно все было не так, все раздражало, и он начал переставлять вещи. И тут наткнулся на не разобранный чемодан с бумагами, видимо, из стола домашнего кабинета. Зубатый хотел уж закрыть его и сунуть под диван, но неожиданно обнаружил фоторобот блаженной старухи. Всмотрелся в компьютерный портрет - вроде бы, не такая и зловещая, и морщинки вокруг глаз добрые, и губы сложены горестно - расправил и прикрепил к обоям в зале. Пусть висит, как икона...отом он еще потаскал вещи из угла в угол и успокоился: квартира без женской руки не могла иметь жилого вида и напоминала гостиничные номера. Даже кухня, хоть и приведенная в порядок женщиной-уборщицей, все равно выглядела холостяцкой.редусмотрительный Хамзат заложил в холодильник продукты - лучше жены знал, что шеф любит.убатый есть не хотел, включил чайник, достал коньяк, выпил рюмку и пошел было в ванную, как сразу по всей квартире зазвонили параллельные телефоны - как-то сиротливо и гулко. Он не хотел отвечать, полагая, что звонить никто сюда не должен, никто не знает о его приезде, вероятнее всего, кто-то ошибся номером. Однако аппараты гудели, пищали и зуммерили настойчиво, требовательно и он вдруг подумал, что звонит жена, возможно, есть вести о Маше! В трубке очутился голос Маруся. - Анатолий Алексеевич, мы стоим у твоего подъезда. - Кто это - мы? - возмутился Зубатый. - И с какой стати? - Я, Шумов и Костылев. - Слушайте, ребята, а пошли бы вы! Я только приехал, чаю не попил... - Попьем вместе! - В другой раз. - Но мы у твоего подъезда, Алексеич! И есть важный разговор. - Ладно, на десять минут. Как они узнали, когда Зубатый приехал и где находится? Неужто Хамзат выдал?... Лифт в доме был, но втроем они бы не вошли по объему и весу, а поодиночке долго, да и видно, хотели войти все разом, поэтому поднимались пешком и к третьему этажу выдохлись, побурели и хватали ртами воздух. Прежде, чем выложить суть дела, еще минут пять сидели в зале и отпыхивались, вытирая лбы, а Зубатый на правах хозяина разливал чай. А тут еще Хамзат привез собак и на несколько минут отвлеклись на них. - Алексеич, ситуация сложилась идиотская, - наконец-то начал Марусь. - Инаугурация не состоялась, публика в гневе, разъехалась без банкета. Ты бы слышал, как на меня орал генерал!.. - Какой генерал? - Полномочный представитель президента! А мои полномочия формально закончились вчера. Бюджет на следующий год не принят, полный раздрай. Правительство разваливается, каждый начальник департамента - удельный князь. Главы администраций городов и районов тоже в курсе дел и был намек: подчиняться не будут. Область без власти и управления. Что станем делать? запыхтел так, словно еще раз пробежал по лестнице. - Крюкова в городе вообще нет, уехал в Москву, повез мать в клинику, - добавил Шумов. - От встреч отказывается, на звонки не отвечает. - А народ безмолвствует, - хмуро заключил Костылев. - Ну, а я-то чем помогу? - спросил Зубатый. - Я сложил полномочия. - Ты же знаешь, есть такое явление, как инерция властности, - выдал заготовленную фразу Марусь. - Сложил, но тебе будут подчиняться. Потому, что привыкли подчиняться. Надо вернуться на какой-то срок, Алексеич. Пока ситуация не расхлебается. Просто присутствовать в администрации! Понимаешь? - С ума сошел? С какими глазами я туда вернусь? Нет, ребята, это отпадает. Идите и управляйте, с меня хватит. - Но и у меня кончились полномочия! - Инаугурацию отложили, значит, они автоматически продляются. - Где это написано? - взъелся Марусь. - Ты в распоряжении что написал? Завтра прокурор опротестует любую мою бумагу! Зубатого аж подбросило. - Что ты мне подготовил, то я и подписал! Или ты забыл, какая была ситуация в тот момент? - Да не забыл я, - он отвернулся. - Все вопросы к полномочному представителю, - отрезал Зубатый и встал. - И вообще, делайте, что хотите. - Ты как будто обиделся, что ли? - тяжело помолчав, спросил Марусь. - На что? Или на кого? - На жизнь. - Да нет, тут другое дело, - он принес бутылку. - Хотите коньяка? - С такой заботы хоть в запой, - отозвался Шумов. - Наливайте. Несколько минут все молчали, глотали коньяк, переглядывались, затем Марусь отчего-то погрустнел. - Это кто у тебя на рисунке? Мать? - спросил он, указывая на фоторобот старухи. - Нет... Мама умерла молодой. Это было лишь отвлечение от темы. - Нет, я тебя понимаю, Анатолий Алексеевич, - продолжил он. - Ты все правильно говоришь. Возвращаться нельзя... Но по-комсомольски надо. У тебя есть моральное право, ты вытащил область из перестройки, прошел все реформы без значительных потерь. - Эх, Мамалыга, не в том дело, - Зубатый разлил остатки коньяка. - На сороковой день после смерти Саши ко мне подошла старуха... Вот эта самая! И пригрозила: Господь и дочку отнимет. - Какая старуха? - осторожно спросил Марусь, переглядываясь с товарищами. - Да вон на стенке висит! На улице подошла, блаженная, кликуша... - Фу, напугали! - дубовый стул под Шумовым заскрипел. - Я уж подумал... Мороз по коже... - И у меня мороз, - серьезно сказал Зубатый. - Вот уж скоро две недели, а я места не найду. Старец ко мне приходил, юродивый, я не принял, не послушал его. А он оказался моим прадедом. Мне его нужно найти. По некоторым сведениям он находится в клинике бессмертия. Кто-нибудь слышал о такой?аместители как-то враз и тревожно затихли: Марусь вертел рюмку, потупив глаза, Шумов скоблил скатерть, а Костылев, сложив на грудь три подбородка, сцепил руки на животе и неотрывно смотрел на фоторобот.убатый спохватился, что рассказывать все это "трем толстякам" бесполезно, не поймут, и если поймут - не поверят из-за слишком техничного, "промышленного" сознания, лишенного всякого мистицизма. - Ладно, мужики, это мои проблемы, - сказал он. - Я сам с ними разберусь. Дело в том, что слова старухи... В общем, Маша спит уже несколько дней. И мне сейчас ничего в голову не идет. Вы уж как-нибудь сами там... - Попробуем сами, - отчего-то хохотнул Марусь и встал. - Тебе бы отдохнуть, Анатолий Алексеевич. - Да, я уже давно не спал, голова разламывается... - Извини, что вторглись... - Предупреди, чтобы не беспокоили, - попросил Зубатый. - Хотя бы дня три...роица с ходу направилась в двери, извиняясь и кивая - через несколько секунд тяжелая поступь сотрясла лестничные марши... * * * Он выгулял собак во дворе, заперся, отключил телефон, в самом деле намереваясь хотя бы выспаться, но едва лег, как в голове зашуршало - Маша, Маша, Маша... Повертевшись с боку на бок, он все-таки позвонил в Финляндию и наконец-то там сняли трубку. Ответила женщина, наверное, домработница, не знающая по-русски ни слова, английский примерно на его уровне - говорили, как слепой с глухим, и в результате уже через минуту после разговора Зубатый усомнился даже в том, что вроде бы и понял - Маша находится в госпитале, идет на поправку, а муж дежурит у постели. Немного пометавшись, он убедил себя, вернее, переступил через собственное самолюбие, позвонил жене и услышал ее голос - нормально произнесенное "але" и в следующий миг со слезами и тоном заклинания: - Толя, милый, я дурной сон видела. Возвращайся домой! Я тебя жду, жду, от окна к окну. Толенька, приходи! - Я нахожусь дома, - отрезал он. - Ты возвращайся. тот же миг она сорвалась на крик, и в трубке вдруг послышался совершенно трезвый, хорошо поставленный и жесткий голос бесприданницы - подслушивала с параллельного телефона. - Не смейте обижать Екатерину Викторовну! Эй вы, слышите меня! Я не позволю обижать эту святую женщину.убатый положил трубку, ощущая, как жгучая кровь заливает лицо. Он пошел в ванную, умылся и, не вытираясь, встал перед открытой форточкой. В сердцах он забыл выключить телефон, и в квартире опять разлились трели. - Ты почему бросаешь трубку? - на сей раз голос жены был тихим и вкрадчивым. - Я хотела поговорить с тобой. Мы так давно не разговаривали, и вообще, я редко вижу тебя. - Приезжай домой, поговорим. - Наш дом здесь, Толя. - Скажи мне, что с Машей? - Она проснулась, но все еще находится в госпитале. Толя, ну ты можешь приехать сейчас? - Ей можно позвонить в госпиталь? Есть сотовый? - Арвий ей привез, - она продиктовала номер. - Приезжай хоть на часок, милый. Ты должен привыкнуть к Лизе, она теперь будет жить с нами. Всегда. Она прекрасный человек, поверь мне, а какая актриса!н был уверен, что бесприданница сейчас подслушивает их. - Да, возможно, и так. Ей просто не везет в жизни. - И я об этом говорю! - подхватила Катя. - Поэтому мы должны помочь ей, во имя памяти о Саше. У нас будет внук, Толя! Я его чувствую. - Все бы ничего. Только нам придется забрать из дома ребенка еще одного внука. - Какого внука?.. - Лиза сдала первого ребенка, дочку, на воспитание государства. - Толя, что ты говоришь? - после паузы ужаснулась Катя. - Как ты смеешь распространять эти сплетни? - А второй ее гражданский муж недавно получил пять лет строгого режима за ограбление. Лиза продала его квартиру в Туле и приехала к нам. - Зубатый, как я тебя ненавижу, - простонала она. - Все, я ухожу от тебя! Ты слышишь? - Слышу, ты давно ушла от меня. - Да, ушла! Мы больше не муж и жена. - Как ты станешь жить? - Я снова пойду работать! Мы без тебя не умрем с голоду! - Ты хорошо подумала? Ущипни себя, может, опомнишься. И давай решать это не по телефону. - Зубатый, не зли меня! Я и по телефону тебе скажу - не хочу с тобой жить. Наш брак давно распался! И больше не звони! - Я тебе не звонил! Позвонила ты! Она положила трубку. Зубатый с яростью выдернул телефон из розетки, сел на пол и подумал вслух: - Этого и следовало ожидать. Одни потери... Но тут же вскочил, схватил мобильный и набрал номер Маши. И когда услышал ее, сразу почувствовал облегчение. - Привет, засоня. - Ой, папка! А я тебе звоню, звоню... - В отъезде был, а там не берет. Ну как ты, рука моя левая? - А ничего, пап, проснулась еще позавчера. Домой хочу - ужас! Первая мысль была... - Сиди там пока, - отчеканил Зубатый. - Поправляй здоровье и бери пример со своего толстокожего мужа. - Пап, как у тебя? Назначение получил? - Да получил, все в порядке... - На Химкомбинат? А то Арвий меня спрашивает. Хотел сменить направление в бизнесе, если ты будешь генеральным.амек был ясен: у зятя разгорался аппетит, должно быть, после детского питания решил поторговать ядерным топливом... - Об этом по телефону не говорят, - урезонил ее Зубатый. - Ну ладно, все равно слава богу! Вот с мамой что у нас?н не мог ей сейчас рассказывать о действительном положении вещей. - Ничего, все наладится... - Нет, вряд ли. Она звонила мне, о какой-то Лизе рассказывала... - Есть там такая... - Только о ней и говорит. Внука ждет... Это правда?н не хотел беспокоить и пугать ее, поэтому ответил походя: - Это мамины фантазии... - Я понимаю, что с ней происходит. Она сейчас как собака, у которой щенят утопили. Может кормить и вылизывать котенка, волчонка или даже поросенка. Это комплекс такой, невостребованные материнские качества... - Ты у меня такая умная стала... - Дура я полная, пап, - вздохнула Маша и тут же переключилась. - А ты куда ездил? - На нашу прародину, в деревню Соринская Пустынь. - Раньше ты ничего не говорил. Это где такая? - Между Новгородской и Тверской областями. Там так здорово, нейтральная территория, забытый мир, мертвая зона... - Как интересно! Приеду - свозишь меня? - Обязательно! - Ладно, пап, надо деньги экономить. У Арвия одни убытки... Я тебя целую! Он всегда жалел, что Маша родилась девочкой...осле этого разговора он проспал до вечера и проснувшись, ощутил голод. К холостяцкой жизни он привык давно - пожалуй, с тех пор, когда был впервые назначен главой администрации области и Катя получила возможность ставить спектакли. После того, как из дому была изгнана прислуга, вообще приноровились обедать и ужинать на работе или в школе, но завтрак все равно оставался домашним, а поскольку вставали в разное время, то каждый готовил сам себе, чаще всего, яичницу с колбасой. Пища эта, как хлеб, не приедалась.осле ужина за одним столом с собаками он побродил по комнатам и задержался в своем старом кабинете, где хозяйственники под руководством Хамзата навели порядок. Только вот сейф с оружием поставили за книжный шкаф, можно сказать, на виду, что он не любил. Зубатый потрогал ручку, нашел ключи и открыл - вид карабинов и ружей неожиданным образом вдохновил - да что я сижу в этих стенах? На охоту! Сейчас, немедленно! А лайки услышали его мысли, увидели оружие - завизжали от радости, запрыгали и ринулись к дверям. На сборы ушло четверть часа, за это же время подкатил Леша Примак - на такси. Второй джип, оказывается, сегодня после обеда велели передать в распоряжение Шумова, курирующего сельское хозяйство, мол, ему надо по проселкам ездить. В общем-то правильно, нечего экс-губернатору раскатывать сразу на двух, но ведь мог утром сказать? И защемило - потери, потери... Можно было поднять Хамзата, но он так за рулем намаялся за эти дни, поди три тысячи намотал. - Ладно, заводи мою старушку, - Зубатый отдал ключи от гаража. - Правда, в последний раз ее заводили лет пять назад...еша купил новый аккумулятор и все равно промучился около часа, прежде чем запустил двигатель "Нивы". С вещами и собаками кое-как поместились в непривычно тесной машине, и, когда тронулись, не очень-то разговорчивый телохранитель неожиданно спросил, как показалось, с подковыркой: - Трудно от хорошего отвыкать, Анатолий Алексеевич? - Трудно, - признался он. - Щемит на душе... за всю дорогу до охотхозяйства не обронил ни слова.алов с егерями весь день гоняли лосей с собаками по чернотропу, устали и спать завалились рано. Зубатый сыграл подъем в половине первого ночи и заметил: мужики обрадовались, включили электростанцию, потом газ, начали что-то разогревать, накрывать на стол, несмотря на возражения. - Лося нынче много, чужой пришел, - нашептывал простывший и охрипший Чалов. - Завтра ГТСку заведем и в тридцать четвертый квартал. На вырубах стоят. Нас прибыло, так загоном попробуем. Водила твой стрелять умеет? Или в загон его? - В Чечне воевал... - Значит, умеет, - с уважением заключил он. А потом, когда выпили под строганину - лосиную вырезку, мороженую, мелко нарезанную и пересыпанную луком, Чалова потянуло на философию. Зубатый сидел среди этих, давно ставших близкими мужиков, слушал их суждения и впервые за последние два месяца чувствовал себя вольно. И позже, когда егеря ушли спать (дисциплину охотовед установил железную), Чалов вдруг разоткровенничался. Он никогда не лебезил перед начальством, а напротив, придерживался правила, что на охоте все равны, кроме него, начальника охоты, и Зубатый не раз получал от него нагоняй, если случалось, промахивался, стоя на номере или вовсе не успевал выстрелить. - Ну, так твою, разэтак! Мужики работали, гнали на тебя зверя - вон употели, хоть выжимай, а ты рот разинул и стоишь! - Я тебе скажу так, - сейчас вещал он. - Любой руководитель должен быть охотником. Если в человеке нет страсти, азарта, способности выслеживать, преследовать дичь, прицельно выстрелить, наконец, перерезать горло и снять шкуру, если ничего этого нет, как он может управлять областью? Если он по природе не добытчик? И не мужчина? Потому что нас от женщин отличают не только штаны и борода, но и владение этим древнейшим ремеслом. Даже нет - инстинктом. Ловля - вот что сделало нас сильными, мужественными и удачливыми, если хочешь. Ведь на ловца и зверь бежит. Вдумайся в смысл! Удача идет на истинного охотника.отом он спохватился, проводил Зубатого в губернаторский вагончик и пожелал спокойной ночи, хотя шел уже пятый час утра.хота началась неудачно, на третьем километре полетела бортовая на ГТСке, пришлось спешиться и двигать пешим порядком за девять верст. Первый загон в квартале оказался чуть ли не пустым, собаки подняли единственного самца на вырубках, но тот пошел не на номера, расставленные в надежных местах-переходах, а сначала вдоль них, после чего развернулся и прорвался сквозь загонщиков. - Не наш был, - сдерживаясь, заключил Чалов и организовал вторую попытку.а этот раз уже из другого квартала выгнали корову с двумя телятами точно на Лешу Примака, но тот хладнокровно рассмотрел, что перед ним матка с лосятами и стрелять не стал. Начальник охоты обложил его знакомой заковыристой фразой относительно возраста и сопливости (однажды точно так же ругался на Сашу) и черт его дернул добавить: мол, с такими спецназовцами, как ты, мы и проигрываем чеченцам.еша покраснел, отдал карабин Чалову и ушел вдоль по просеке. Таким образом команда потеряла стрелка, и в следующем загоне четыре лося проскочили между номерами.хотовед сыграл сбор, отматерил егерей, попинал собак и повел компанию на базу.а следующий день к всеобщей радости выпал снег, егеря с раннего утра обрезали ближайшие кварталы и нашли входные следы стада из шести голов, причем, в километре от базы. - Это наши! - подпрыгивал Чалов. - Я тебя на такой номер поставлю, Алексеич! Все на тебя пойдут. Стрелять будешь, как в тире.омер был действительно удачным, на дне лога, по которому собаки и гнали лосей. Зубатый стоял на отличной позиции - старой дорожной насыпи, откуда просматривались все окрестности. Стадо он увидел шагов за двести, звери шли размашистым шагом, в цепочку, и собаки гнали правильно - висели на следе в полусотне метрах, отвлекая на себя внимание. Он выбрал момент, когда направляющая корова будет перед широкой просекой и остальные лоси подтянутся к кромке леса, встал на колено, вскинул карабин и неожиданно ощутил полное отсутствие азарта. Ни адреналина в крови, ни стучащего у горла сердца, ни срывающегося, едва сдерживаемого дыхания. Будто переболел или что-то изменилось после гибели Саши, не удается или вообще не может расслабиться, ощутить охотничье торжество и остроту момента. Не зажигается, не горит душа!н знал, стрелять надо в любом случае, чтобы не опозориться, чтобы не объясняться потом с мужиками - в конце концов, эти лоси товарные и пойдут им на зарплату. Он держал палец на спуске и шею ближайшего быка в прицеле - тридцать шагов, какой будет выстрел! И сознание охотника уже отрабатывало варианты, кого бить вторым, третьим, четвертым - больше не успеть, если только в угон... А сердце оставалось холодным, что было хорошо для охотника-профессионала, но никак не для любителя.обаки поджимали, бык сделал шаг вперед и рухнул на брюхо. Вторым выстрелом Зубатый отсек заднего лося и, когда стадо ринулось вперед, к насыпи, бил уже по тем, кого было удобнее бить.з шести прорвались два, как и предполагал. Через десять минут собаки драли шерсть на тушах, а его уже поздравляли с полем, хвалили точные выстрелы, разливали водку, обещали выварить череп с самыми крупными рогами; Зубатый тоже что-то говорил, выпивал и даже раскраснелся от вина, однако чувствовал на сердце незнакомый озноб. Может, то же самое и Саша почувствовал, когда сдал карабин и отказался от охоты? И еще будто кто-то сказал на ухо: - Теперь это навсегда.ся охота заняла не больше полутора часов, егеря остались шкурать лосей, а они с Чаловым отправились на базу, за транспортом. Чужая "Волга" стояла, приткнувшись к губернаторскому вагончику, и как-то сразу насторожила Зубатого - кого еще принесло? - Мать моя, прокуратура пожаловала, - прошептал охотовед. это время из вагончика показался Савчук, наряженный в генеральский мундир - уж никак не на охоту пожаловал. Чалов побежал заводить трактор, а сам поглядывал в сторону Зубатого. - Ну, и что скажешь? - он пожал руку Савчука. - И здесь нашли. От вас нигде не спрячешься. - Поэтому лучше не прятаться, - озабоченно улыбнулся бывший истребитель.- Потолковать бы надо, Анатолий Алексеевич. - Толкуй, - Зубатый повесил карабин на дверную ручку. - Как там наше дело по психиатрической больнице? - Работаем. Но фактов для возбуждения уголовного дела пока не нашли. Кляузы все, Кремнин - еще тот фрукт, из чужих диссертаций ворует мысли... - А что же приехал? Думал, обрадуешь. - Давайте по свежему снежку прогуляемся. А то этот кабинет... Ехал и все за окно смотрел... Как охота? - Охота пуще неволи... - Свежатинкой угостите? - Сначала ты чем-нибудь угости. Ведь не пустой приехал? Прокурор пошел вперед, мимо собачьего питомника, в березовый лес, еще шуршащий не облетевшей листвой - к холодной зиме... - Приехал посоветоваться, - не сразу сказал он. - Ситуация в области выходит из законодательного поля. Если не сказать больше...убатый сразу вспомнил визит "трех толстяков" - те тоже начали примерно так. - Меня поставили в известность... - Замы приходили? - Приходили... - Но я, собственно, не с этим приехал, - прокурор шел, как заключенный на прогулке, руки назад. - В Центризбирком пришла жалоба по прошедшим выборам. Очень серьезная: подкуп избирателей, агитация в день выборов, подмена бюллетеней при подсчете голосов. С указанием имен, дат, избирательных участков. Например, голоса сельских жителей меняли на сахарный песок. Сначала мешок за пять голосов, потом снизили - полмешка... - А зачем мне разбираться в сахарном песке? - ухмыльнулся Зубатый. - Нет никакого желания! - Вы же понимаете, кто за этим стоит? - Но мне-то что? Поезд ушел. - Мы можем возбудить ходатайство об отмене результатов выборов, - торжественно произнес Савчук, верно, полагая, что проигравший Зубатый сейчас на колени плюхнется. - Как хотите, мне все равно, - сказал он. - А если за советом приехал, то не советую этого делать. Пока еще ни один суд ни разу не отменил итогов. - Потому что ни один судья не получал веских доказательств нарушения закона. Зубатый зашел вперед и встал перед бывшим пилотом. - Думаю, получал и не один. Только существует негласная директива: при гладких победах на выборах не возбуждать электорат, не показывать, насколько гнилую демократию мы строим. Потом, спустя тридцать-сорок лет, можно. Когда вырастет воспитанное на нынешней эстетике поколение. Савчук не ожидал подобной категоричности, несколько оторопел, но как летчик сверхзвукового истребителя, мгновенно принял решение. - Я помню добро, Анатолий Алексеевич. И я доведу дело до суда и отмены результатов. - Ты спроси, мне это нужно? Савчук ответил, как прожженный прокурор. - В любом случае, это нужно для установления законности. Зубатый слега урезал собственную резкость, вдруг подумав, что бывший летчик может так считать искренне, и все его желания и впрямь продиктованы слишком прямым пониманием прокурорских функций Они ведь привыкают к четкому исполнению всех инструкций, иначе можешь погибнуть или просто не взлететь. Только вот почему он так холодно и неряшливо отнесся к проверке обстоятельств гибели Саши? Что изменилось за это короткое время? Может, действительно получил доказательства подтасовки и сообразил, что все может перемениться? А вдруг Зубатый опять будет на коне? - А если твоя затея провалится? Крюков тебя сожрет вместе с генеральскими погонами? - Подавится, - мгновенно отозвался Савчук. - В жалобе указаны имена людей, которые работали в его избирательном штабе и готовы дать показания. Кстати, там есть и некая Кукшинская, проходящая по материалам проверки обстоятельств гибели вашего сына. Она подрабатывала и лично возила сахар по деревням. За это ей купили иномарку.н поймал себя за язык и, чтоб не выдать своего состояния, схватил горсть снега и утер лидо. Поворот был неожиданным, поведение бесприданницы странным, логика непонятной. Но в любом случае Савчук вроде бы и в самом деле схватил птицу за хвост. И приехал он не посоветоваться, а ввести в курс дела, показать, что он с ним, за него и еще не все потеряно. - Знаешь, Валерий Николаевич, мне приятно осознавать, что я в тебе не ошибся. Но извини, я в губернаторы больше не пойду. А вот в одном деле ты можешь помочь. - Со всей душой, Анатолий Алексеевич. - Когда мы в последний раз виделись, я не открыл тебе одной детали, - подбирая слова, заговорил Зубатый. - Эта Кукшинская живет в моем доме, в губернаторском доме. Чем-то очаровала и обманула мою жену, вселилась и живет. Обмануть ее сейчас очень просто, после гибели сына она в таком состоянии... - ничего не нашел, как повторить слова Маши. - Как собака, у которой щенков утопили. Готова пригреть и обласкать волчонка... - Я знаю, - вдруг перебил Савчук. - Но выселить ее просто так невозможно. - Почему? - Потому что Екатерина Викторовна ее прописала в вашем доме. - Как прописала?.. - Привела за руку в паспортно-визовую службу и потребовала, - прокурор приподнял и опустил погоны на плечах. - Так и прописали, под остаточным давлением власти. Знаете, что это такое? Начальника давно нет, а авторитет или страх сохраняются долго. И это уникальное явление есть только в России. Опротестовать регистрацию я не могу, выписать и выселить можно только по решению суда. Хотите посудиться с мошенницей? Испортить отношение с женой? Зубатый недооценивал бывшего истребителя. - Конечно, я вызову Кукшинскую по жалобе, побеседую, - поправился он. - Но освободить от ее влияния Екатерину Викторовну вряд ли получится. И еще, Анатолий Алексеевич, вы случайно не знаете, где находится Морозова? Все первичные документы по выборам у нее, вторую неделю не выходит на работу. Хоть сейфы вскрывай.негурку выдать прокуратуре он не мог ни в коем случае, потому пожал плечами. - Не знаю, - детектор лжи зашкалил от собственного вранья.илот был чувствителен к человеческим приборам. - А вы ей доверяете? Этот вопрос напоминал удар в спину... 11 Он никогда не посвящал начальника охраны в суть и причины своих частных поездок. И в этот раз он ничего не сказал, а лишь назвал конечный пункт назначения - Малоярославец. И Хамзат ни о чем, как всегда, не спросил, лишь глянул на карту, как ехать, и отзвонил жене, чтобы скоро не ждала. Похоже, не зря государи набирали охрану из кавказцев: они умели верно служить, и служить до конца, даже когда, с точки зрения обывателя, невыгодно и пора бы уже сдаться новому господину вместе с головой хозяина. В последнее время Зубатый заново открывал для себя Хамзата, но как человек искушенный, насмотревшийся на подлость и вероломство, не мог толком объяснить его преданности. Что это - результат горского воспитания или бывший чекист, не утративший старых связей и обретший новые, что-то знает и потому держится за экс-губернатора обеими руками? И чем хуже развиваются события, тем вернее, молчаливей и безропотнее становится. Хамзат не знал об их истинных отношениях с Морозовой, по крайней мере, Зубатый так считал, одновременно понимая, что утаить от всевидящего начальника охраны, помощников, секретарей и референтов, которые на него работают, свои личные встречи трудно или невозможно. Было чувство, что он уже знает, куда они едут и к кому, и оно после восьми часов дороги неожиданно подтвердилось, когда заехали в притрактовое село и остановились возле высокой, каменной башни, назначение которой вначале Зубатый не понял, ибо повсюду видел лишь православные церкви. Оказался минарет, а рядом новенький мусульманский храм, украшенный в арабском стиле и с полумесяцем на куполе. - Анатолий Алексеевич, давай зайдем, - предложил Хамзат, доставая из своей сумки кавказскую шапочку. - Зачем? - подивился Зубатый, даже не подозревая о религиозности начальника охраны. - Сейчас как раз вечерний намаз. - Нет уж, ты иди, а я не пойду. - Почему не пойдешь? - Я ведь не мусульманин. - И не христианин. - Но это мне ближе... - Я вижу, ты Бога ищешь? - Ищу? - Конечно, ищешь. - блеснул взором Хамзат. - Только христианства тебе мало, не подходит. Ты сам большой человек, а вера тебе короткая, тесная. Зайдем в мечеть, посмотришь, послушаешь. - Но я не понимаю языка, - слабо воспротивился Зубатый. - Что я услышу? Там ведь на арабском служат? - Все поймешь, услышишь, только душу открой. А не откроется, головой подумай, почему слуха нет, глаз нет? Он еще колебался, однако любопытство брало верх - никогда не был в мечетях. - Я же неверный, - усмехнулся настороженно. - Говорят, не впускают... - Говорят, в Москве кур доят, - русской пословицей ответил начальник охраны. передней Хамзат сбросил туфли и почти приказал: - Снимай обувь. Зубатый разулся, пошли в носках по каменным плитам в зал, где полукругом стояли, а точнее, сидели на коленях несколько стариков и людей средних лет. Пристроились сбоку, и Зубатый услышал легкий ропот крайних, однако Хамзат бросил лишь одно слово, возможно, на арабском, и все прекратилось. Потом вышел священник в белой чалме и обыкновенном костюме, открыл книгу и начал читать. Ни икон, ни свечей, ни кадила - одна непонятная, звучная стихотворная речь, возгласы и ответные возгласы молящихся. Первые десять минут он пытался сосредоточиться, вникнуть в обряд, услышать и ощутить некую его святость, но слышал и ощущал лишь восточные ритмы и гортанный голос - почти как в православном храме: Христос воскресе - воистину воскресе... Потом до конца службы стоял и думал, что он - типичный продукт безбожного времени, случайно попавший в некий исторический период поиска Бога. Как во времена Владимира, который прежде чем принять христианство, испытывал веры. А поиск - это еще не сама вера и не религиозность - скорее, попытка через обряд, через строгое и точное его исполнение приобщиться к идеологии и, может быть, обрести относительный покой. То есть человек в конечном итоге думает о себе, а не о Боге. Он испытывает веру, он выбирает, и это уже есть ложь, ибо вера - явление, изначально лишенное права выбора. Она есть или ее нет.н вышел из мечети с таким же чувством, как выходил из православных храмов - без ощущения покоя и благодати. Ничто не сотрясло душу, не пронзило ее божественным дыханием; и те, кто приходил совершать намаз, тоже выходили с обеспокоенными лицами и уже переговаривались и переругивались по-русски - механизаторы и доярки спешили на колхозную ферму, где закончилось сено и придется опять давать солому...амзат ни о чем его не спросил - своим пронзительным чекистским оком все увидел, а скорее всего, сам находился в состоянии испытания веры и отлично понимал, что происходит. - Бог нас не слышит, - заключил он. - Безбожники мы. - Может, они спят, боги? - предположил Зубатый. В любом случае, начальник охраны укрепился и вел машину почти до утра, пока не приехали в Малоярославец. Зубатый дремал и, когда вскидывал голову, видел напряженное и сосредоточенное лицо Хамзата. - А пожалуй, спят, - сказал он однажды. - Как бы тогда терпели, видя, что на земле делается.становились в местной полупустой гостинице, едва достучавшись до дежурной, и когда расходились по номерам, Хамзат неожиданно подтвердил догадки Зубатого. - Я завтра с тобой пойду. - Куда? - В монастырь, - сказал уверенно. Встали около одиннадцати, наскоро умылись, позавтракали и отправились пешком. Свято-Никольский монастырь отыскали скоро, вернее, пока еще его исторические ворота с надвратной иконой Богоматери. Тут же рядом оказалась женщина с одутловатым лицом, самодеятельный и добровольный гид. Она рассказала, как в эту чудесную икону французы стреляли из ружей во время знаменитого сражения под Малоярославцем, но попасть ни разу не смогли, пули ложились рядом и до сих пор видны следы - их не заштукатуривают, чтоб люди помнили о чуде. - А что часто тут чудеса случаются? - спросил Зубатый. - Как же! Явление Божьей матери тем же французам было, они испугались и побежали. Господь это место держит под неусыпным наблюдением.оворила очень чисто, культурно, выдавая свое прошлое воспитание. - Значит, боги не спят? - спросил Хамзат. Женщина задумалась, поддергивая концы платка, после чего тяжело вздохнула. - Знаете что? Дайте на бутылку и идите-ка отсюда!убатый дал ей денег, на что Хамзат блеснул взором и замахал руками. - Зачем дал? Это не женщина! Не человек! Зачем пьет? Женщина не может пить вино! Сам монастырь стоял на склоне холма, и его территория, от центральных ворот до развалин на задворках, была покатой, и лишь возле палат игуменьи ее выровняли и превратили в клумбы, на которых еще торчали помороженные цветы. Встретила их монахиня средних лет, как выяснилось, мать-экономка, выслушала и пообещала спросить настоятельницу, примет ли она и когда. Хамзат получил разрешение осмотреть монастырь и, чтобы не мешать, сразу же отправился вдоль крепостных стен, а Зубатый остался на скамейке среди клумб. Он сидел и высматривал Снегурку, однако все женщины, молодые и старые, обряженные в черное, казались на одно лицо. Были тут и совсем молоденькие, в серых, бесформенных одеяниях - то ли прислуга, то ли послушницы, ходили мимо туда-сюда, таскали ведра, что-то копали на заднем дворе и пробегая мимо, стреляли глазками на чужака, тогда как женщины в черном передвигались, не поднимая взора.убатый просидел около часа в ожидании приема настоятельницей, однако быстрее вернулся Хамзат. - Я видел ее. - Кого? - Морозову. Она здесь, в коровнике навоз чистит. Он знал, к кому ехал Зубатый! И сейчас просто в разведку сходил... - Ты что, разговаривал с ней? - Зачем разговаривал - так видел. - Ну иди, погуляй еще. Игуменья вышла к нему через два часа - женщина за пятьдесят, веселая, улыбчивая и взгляд открытый. - Что же вы на улице-то? - спросила так, что он сразу простил долгое ожидание. - Вас не пригласили в помещение? - Мне здесь было хорошо... - С чем же вы пришли? - У вас находится женщина, Зоя Павловна Морозова... Веселость настоятельницы вмиг улетучилась. - Кто она вам? - Сотрудница, работала председателем избиркома... - Что вы хотите? - Встретиться, поговорить. Остались незавершенные дела и вопрос о ее работе... - Сейчас с ней лучше не встречаться, - заявила настоятельница. - Да и вряд ли она сама пожелает. А с работой... Да, я понимаю, но все равно взяла ее. Через некоторое время приедет и уволится. - Что с ней случилось? - Зубатый не знал, как продолжать разговор.на ответила неопределенно: - Что?.. А что случается с людьми в безбожном мире? - Где же ее внучка? - У нас в приюте. - Все-таки, что произошло? Я знаю Морозову тридцать лет, всегда была честным, верующим человеком... - Не нужно это обсуждать, - перебила настоятельница. - У нее сейчас очень тяжелый период... - Могу ей чем-то помочь? - А вы хотите этого? - Она близкий мне человек. - Ну что же... - она потеребила четки. - Идемте со мной. И только шагая за этой царственной женщиной, он наконец-то понял, что Снегурка ушла в монастырь. В общем чего-то подобного следовало ожидать, но почему именно сейчас? Что все-таки произошло? Долгая болезнь внучки или обстоятельства, связанные с юродивым старцем?орозова уже вычистила коровник и теперь бросала навоз на разболтанную, хлипкую тележку, в постромки которой была запряжена краснолицая девица лет двадцати в сером балахоне. Снегурка даже головы не подняла и ни на секунду не оторвалась от работы, однако девица кинулась к игуменье, поклонилась, сложив ладошки ковшиком. - Благословите, матушка! - Где остальные? - строго спросила настоятельница. - А Вечерка загуляла, так к быку повели! - с удовольствием объяснила послушница.- Матушка Антония велела... - Что, все втроем повели? - Ну да! Интересно же посмотреть!гуменья оставалась невозмутимой. - А что же ты не пошла? - Я уже видала, - без утайки и как-то по-детски объяснила она. - Ладно, ступай. Та натянула постромки и поволокла телегу на огород. Снегурка при этом безучастно и ловко орудовала вилами - знакомая работа, приходилось на конезаводе, когда конюхи запьют... - Зоя, подойди ко мне, - мягко попросила настоятельница.на воткнула вилы и приблизилась шага на три, склонив голову. - Вот этот человек хочет помочь тебе. Примешь? Морозова ни разу не взглянула на Зубатого, казалось, кто пришел к ней, не знала, однако согласилась. - Приму... - Вот и славно, - вдруг снова улыбнулась игуменья и ушла из коровника. - Что случилось, Снегурка? - тихо спросил Зубатый. - Мне отец Михаил сказал... - Что и должно было случиться, - глядя в землю, отозвалась она. - И так долго терпела. Теперь думаю, лет десять бы назад опомниться да бегом сюда, навоз чистить... - Ничего не понимаю... - Да что ты не понимаешь, Толя? - вроде бы рассердилась она и тут же зажала себя. - Все время думала, догадываешься... - О чем, Снегурка? Ты с ума сошла! Ты что себя мучаешь? За что? Я все время думал, ты святая! А на тебя горе валится! - Потому оно и валится. Я, Толя, грешница великая, все в наказание мне. Хорошо,, что ты пришел, расскажу. Мне будет тяжелее, но зато и помощь будет. - Может, не нужно рассказывать? Она прихромала поближе и встала, отшелушивая навоз с растрескавшихся рук. - Я еще в институте в церковь приходила, из любопытства, - заговорила, по-прежнему не поднимая глаз. - Меня увидели там, сообщили в деканат... Пришел человек и сказал: или ты будешь ходить в церковь и рассказывать нам, что там происходит, или вылетишь из вуза и комсомола. Я тогда, Толя, еще не верила, пустая была и согласилась... - Все, замолчи! - оборвал он. - Это неправда! - Да, да, лгу. Не потому согласилась. - Извини, я сейчас уйду. - А ты послушай, это мне надо. Не потому я согласилась. Все кругом были красивые, здоровые, всех любили, а я страшненькая хромоножка, никто не смотрел. А если и смотрели, то как ты - дружески. Товарищ Морозова, Снегурка... Кто видел, как мне холодно, как я мерзла от одиночества?.. Ходила, молилась и слушала, что говорят священники... И так незаметно к вере пришла. У каждого своя дорога к храму... Теперь ты знаешь мою мерзость, и мне будет еще труднее. А это и есть помощь... - Да какая же это помощь? Знал бы, не поехал! - Меня юродивый старец на это подвиг. Не тебе был знак - мне. Пора грязь из души выскребать... - Я тебя не узнаю, Зоя! - Скоро и вовсе не узнаешь. Так что бол