движенський у сво╨© жiнки, з острахом придивляючись до ©© лиця. - Не знаю, може, й сухоти! - одказала йому Марта Сидорiвна й почала загортаться в шаль зовсiм так, як Турманша. - Де це ви понабирались такого кашлю? Може, хто одчинив вiкно ввечерi? - бiдкався Воздвиженський. - Кахи-кахи! - знов аж закашлялась Степанида Сидорiвна. Обидвi дами були здоровiсiнькi й ситi, навiть гладкi. У Марти Сидорiвни лице стало здорове, як кавун, а брови стали товстi, аж кудлатi, ©© ситi руки неначе понабрякали од ситi. Марта й Степанида вже добре-таки гладшали обидвi; товстi вола вже аж позвiшувались вниз. Кахикаючи, вони аж двигтiли, а ©х товстi щоки трусились, неначе по ©х ходила дрiбна хвиля. Ольга вгадала, де вони понабирались того кашлю, i скоса поглядала на обох, осмiхаючись сама до себе. Родичi попрощались i почали розходитись. Катерина нiби через силу подала Ользi руку. ╞© рот скривився дуже косо, а очi дивились в той час у куток до фортеп'яна. Вона пiшла через залу, i здавалось, що ©© довга сукня засичала по пiдлозi. - Кахи-кахи! - закашляла сухим кашлем Марта Сидорiвна, цiлуючись з сестрою й небогою. - Кахи-кахи! - закашляла так само й Степанида Сидорiвна, прощаючись з ними. I обидвi сестри, щiльно закутавшись у шалi, якраз так, як Турман, розiйшлись на обидва боки. Зараз пiсля того вечора, пiсля тi╨© п'ятницi, в Ки╨вi скрiзь в вищих гостинних загомонiли за Радюка, бо в той час i не було за що в Ки╨вi балакать. Радюк дався усiм на зуби. Розказувала про його Турманша всiм сво©м знайомим; обносив його кафедральний прото╨рей сво©м знайомим; судила його лиса голова, одна сива голова, друга сива голова перед усiма знайомими. Такi слухи про Радюка пiшли ще й далi. До вищо© властi долетiв один анонiмний лист, потiм другий i третiй, чим Ки©в дуже славний. В тих листах обписували Радюка як небезпечну людину, як "недоброзамiрного", котрий ма╨ на думцi розмiзчить церкву й державу, котрий заметився страшною пошестю з Парижа й Нiмеччини, котрого не можна пускать нi в школу, нi в канцелярiю, i що його було б варто вкинуть в тюрму таки зараз. Його потрiпували скрiзь по багатих салонах. До Радюка почали чiпляться... Вiн просився на вищу службу, але його не прийняли. Радюк мусив покинуть Ки©в на який час i знайшов собi службу в Петербурзi, маючи надiю вернуться в Ки©в. Чимало минуло часу. Чимало втекло води у Днiпрi. Ольга швидко забула Радюка. Новi знайомi, усякi випадки знесли з ©© серця любов до Радюка. Вона почала зовсiм забувать про його, i на його мiсце в Дашковичевiй гостиннiй з'являлись вже новi особи... До Ольги присватувалось чимало женихiв, але всi вони були й не дуже багатi, i не дуже гарнi. Пiсля Радюка навiть Кованько об'явився Ользi й просив ©© руки. Але якось в один день Ольга з матiр'ю, йдучи проз його магазин, побачили, як вiн сам продавав лойовi свiчки, стоячи за прилавком. Другий раз вони по©хали до банi, а ту баню взяв на оренду Кованько, i, пiд впливом нових реальних iдей, часом сам стояв в конторцi й продавав бiлети. Раз якось Ольга з матiр'ю пiдступили до конторки за бiлетами i вгледiли там Кованька. Ольга трохи не згорiла од сорому й трохи не зомлiла. Вона зараз пiсля того написала до Кованька й дала йому гарбуза. Довго не траплявся ©й такий жених, котрий пiдходив би й пiд ©© iдеал i припадав хоч трохи до вподоби. Але раз якось влiтку Ольга з матiр'ю гуляла понад Днiпром на шосi. Пiсля дощу на шосi не було анi порошиночки! Днiпро стояв тихий i ясний, як дзеркало. На крутих горах зеленiло дерево, не ворушачи анi листочком! Подiл дрiмав i наче плавав на водi, одкидаючи в Днiпрi вершечки церков i дзвiниць. На горах коло Владимирового пам'ятника, в Царськiм садку, на шосi скрiзь сновигала публiка. Ки©в гуляв, дихав свiжим повiтрям. Ольга зайшла з матiр'ю по шосi далеченько. Вони обидвi стали на мiсточку, поспирались на залiзнi штахети й дивились, як чудовий мiст висiв над водою й одбивався в водi, як пароход тихо коливався серед Днiпра. Проз ©х проходило багато людей, пролiтало по мосту багацько екiпажiв, i всi пани й паничi задивлялись на Ольгу. В лiтнiй сiрiй сукнi, повненьким сво©м лицем, де блищали темнi очi, не втративши нi крапельки свого свiту й вогню, вона принаджувала очi всiх, грацiозно спираючись на гратки одним лiктем i ставши боком до Днiпра так, щоб ©© бачили всi прохожi. По шосi катав екiпаж, скiльки було сили й прудкостi в коней! Конi бiгли, неначе поносили, порозкидавши голови на обидва боки й позгинавши дугами ши©. В екiпажi сидiв вiйськовий з полковницькими еполетами. Його повне лице було гордовите, i червонi губи надутi. З пихою кидав вiн очима на гуляючих дам, одкинувши назад голову. Ольга здалеки вгледiла його й повернулась вся до його. Вона його впiзнала. А полковник, тiльки що порiвнявся з ними, зирнув за не© оком i торкнув погонича. Той осадив назад баскi конi; конi неначе сiли й спинились. Полковник зiйшов з екiпажа й почав гулять. Вiн почав придивляться до Ольги. "Вона й не вона! - думав вiн, та все крутився то сюди, то туди. - Вона чи не вона та чорнява красуня! Зда╨ться, вона!" - думав вiн, та все гуляв, навiть став коло штахетiв, сперся i все поглядав на Ольжин чудовий профiль, на червонi, як калина, губи. Ольга глянула на огрядного полковника й зараз впiзнала того знайомого офiцера, котрий колись у клубi романсував з нею й навiть ще тодi сподобався ©й сво╨ю смiливiстю, комплiментами, петербурзькою рiднею й гордим аристократичним видом. Вона сама зачепила його. - Чи вже ж ви мене не впiзна╨те? - сказала вона йому весело й ласкаво. - Чи вже ж це ви, Ольго Василiвно! - Як бачите, я! Мабуть, я стала стара, коли ви мене не впiзнали. - Ой, якi ви стали, якi ви стали! - сказав вiн. - Така стала, що ви насилу мене впiзнали, - сказала, смiючись, Ольга. - То прошу ж у вас дозволу бувать в гостях у ваших рiдних. - Коли ви того бажа╨те, то я прошу вас од щирого серця, - сказала Ольга й порекомендувала його матерi. Полковник вже й не покинув Ольги. Вiн попросив ©х у той екiпаж, в котрому сам сидiв, i завiз ©х до Дашковичевого дому. Через мiсяць в тiй самiй церквi, де колись вiнчалась Степанида й Марта, вiнчалась Ольга з тим полковником. Всi люди говорили, що не бачили ще тако© гарно© молодо© й такого одутловатого ситого бурбона. Вони вiнчались на пiдмостках, обгороджених штахетами. Як ступив молодий, вже сивуватий, на тi пiдмостки, то вони аж задвигтiли й загули, так що всi осмiхнулись. Полковник завiз Ольгу десь далеко, одначе швидко вернувся до тестя, бо, як потiм виявилось, в його тiльки й було добра, що еполети та полковницький мундир. Ту ма╨тнiсть, про котру вiн колись торочив Ользi на балу, давно спродали за його давнi офiцерськi довги. Радюк, послуживши кiлька рокiв в столицi, вернувсь в Ки©в. Начальство в Ки╨вi стало iнше. Про Павла Антоновича Радюка вже забули. Вiн взявся за науку й почав готуватись до унiверситетсько© кафедри. Час узяв сво╨. Вiн забув Ольгу. Цвiла вже не одна весна пiсля його ви©зду в столицю, i потроху го©лось його серце. Зацвiли знов новi квiтки весною в Ки╨вi, i знов зацвiло його серце, бо воно вже заго©лось i знов жадiбно забажало кохання, бо воно було ще таке молоде, так хотiло любить! Раз якось Радюк згадав про свою першу любов, про Галю Масюкiвну. Йому дуже заманулось побачить ©©. Вiн по©хав в Журбанi до батька. Не смiючи ©хать до Масюкiв, вiн за©хав до Ликерi© Петрiвни. Як же вiн здивувавсь, заставши там в гостях Галю! Вони подивились одно на одного й не знали, що й казать. Галя стояла серед свiтлицi, гарна, як i була переднiше. Вона неначе трохи пiдросла, поповнiшала, стала показнiша й покращала: ©© лице стало повнiше, очi горiли ще бiльшим блиском, але стали нiби смутнi, задуманi. - Чи впiзна╨те мене? - спитала вона Радюка, котрий все придивлявся до не©. - Як же вас не впiзнать! - сказав вiн i спустив очi додолу, неначе почував свою провину. - Ви трошки змарнiли, - сказала Висока до його. - Бо я був дуже безщасний, Ликерi╨ Петрiвно! А колись був дуже щасливий, як був молодшим. - Зна╨мо, чули. Ми все зна╨мо. Недурно ви помарнiли, - сказала Висока. Галя трохи не заплакала й вийшла в квiтник. Там вона вирвала й заклала за косу два гвоздички i ввiйшла знов у хату. Радюк сидiв i думав. Перша любов знов тихо заворушилась в його серцi. - Чи ви менi простите, що я був... був дуже безщасний? - спитав вiн у Галi. Вона пальцем показала йому на два свiжi гвоздички, в косi, свiжi, як ©© любов. "Чи пам'ята╨те ви два гвоздички?" - спитала вона в його. - Пам'ятаю, пам'ятаю, - промовив Радюк, взявши ©© за руку, i од того часу вiн почав часто одвiдувать Масюкiв. Незабаром, через мiсяць, вони повiнчались в журбанськiй церквi. Масючка й Масюк були дуже щасливi, а Висока й собi радiла Галиному щастю. Пiсля весiлля Радюк з Галею мав ©хать до Ки╨ва. З ними забажали по©хати Масюки й панiя Висока на прощу. XIII Саме в половинi мая Павло Антонович Радюк з сво╨ю молодою жiнкою Галею налагодились ©хати до Ки╨ва. Радюковi треба було напитувать собi скарбово© служби або будлi-де шукать якогось не скарбового мiсця. Старий Масюк та Олександра Остапiвна Масючка - Галинi батьки - теж захотiли ©хати вкупi з ними на прощу. Ликерiя Петрiвна Висока й собi пристала до ©х, щоб одговiться в Ки╨вi в будлi-якому монастирi й поскидать з сво╨© душi усякi грiхи та провини ки©вським ченцям в торби, як вона казала. Радюк ви©хав з Журбанiв в дорогу на батькiвських конях, за©хав до Масюкiв, перебув день, доки половили конi на степу та поприганяли додому, а на другий день двi повозки, навантаженi усяким добром, рушили з двора й за©хали по дорозi до панi© Високо©. Там вони знов пересидiли пiвдня, доки половили конi в степу та поприганяли додому. В Ликерi© Петрiвни вiз стояв в дворi вже напоготовi, набентежений згорою. По обiдi по©зд рушив степами, i другого дня ввечерi на подвiр'© перед гостиницею Михайлiвського монастиря спинились три хурi з полтавськими прочанами, неначе три хурi сiна або соломи, навантаженi усяким добром зверхом. Ще вдома усi постановили говiти в Михайлiвському монастирi в свято© Варвари й перебуть якийсь час в Михайлiвськiй гостиницi, поблизу од церкви, доки Радюк знайде собi квартиру. Служники "слимаки" в чорних каптанах, в чорних гострих шапочках повибiгали на ганок, щоб позносить з повозок усяку вантагу, i стояли, несамохiть повитрiщавши з дива сво© каламутнi риб'ячi баньки на такi здоровецькi хури. I гарненька наточанка Радюкова, i стара, обплетена лозою, повозка панi© Високо©, й самi подорожнi - все припало пилом сливе на палець. Подорожнi високо стримiли на високих хурах, неначе сидiли на возах з снопами. Слимаки дивувались, як вони держались вгорi на хурах i не поскочувались додолу в дорозi та не розгубились по битих степових шляхах. Щоб було догiднiше сидiть на возi та щоб часом не скотиться додолу в дрiмотi, панiя Висока пообтикала свою повозку драницями навкруги себе. Коло тих драниць високо вгорi ззаду виглядали з-пiд килима три подушки, вистромивши гострi узирi на свiт божий. З-пiд подушок повисовувалось сiно, насунулось на подушки, почiплялось по драницях, повистромлювалось крiзь лозини обплетеного задка. В драницях, в подушках та в сiнi Ликерiя Петрiвна вгнiздилась, неначе квочка в кудлатiй обичайцi. Степовi конi, звикшi до запашного степового сiна, часом в Ки╨вi вередували й не ©ли лучаного ки©вського сiна, що тхнуло осокою та мулом. Прочани поприв'язували вiрьовками в'язки сiна на задках повозок i понабивали ним повозки в задках i передках. Усi повозки були високо вимощенi й напханi в задках домашнiм сiном. З однi╨© хури неначе спустився з гори старий жвавий Масюк, плигнув на землю, простяг руки вгору, достав вгорi свою жiнку й спустив ©© по згористiй хурi додолу. Вона неначе на саночках спустилась згори додолу. Потiм вiн побiг до воза панi© Високо© й знов здiйняв руки вгору, неначе до неба. Панiя Висока впала йому на руки й легенько скочила на землю, аж пiдскочила, мов резинова j онука. Позлазивши, усi мерщiй рушили в гостиницю й зайняли три номерi пiдряд, потiм зараз вийшли надвiр i звелiли розвантажувать вози. Погоничi позганяли зверху порох. Курява пiднялась над возами, неначе серед cтепy на шляху. Поскидали з возiв хвартухи та накриття й почали вивертать з хур усяку вантагу. На возах незабаром ско©лось таке, як на чардаках на пароходах, коли вони причалять до пристанi й служники почнуть спорожнять ©х позапорожнюванi здоровецькi шлунки, викидаючи на чар-дак усякi закупки, мiшки, клунки, кошики та жидiвськi бебехи. Погоничi й служники накинулись на хури, неначе татари на завойоване мiсто: стягали усякi мiшки, клунки, кошики, торби й торбинки, килими, укривала й подушки. Позад возiв на пiдтоках одв'язували мiшки з оброком для коней та усякi чемодани, поприкручуванi налигачами та ременяками з сирицi. Радюк набрав усякого добра в придане, а Масюк та Ликерiя Петрiвна кожний раз ви©жджали з дому в Ки©в на прощу, неначе перебирались на нову кваргиру або на нове житло, тiльки без мебелi та дiжок. Незабаром коло трьох повозок земля вкрилась усякими пакунками, неначе крамом на ярмарку, вивезеним на продаж. - Ой, як же багацько понабирали усякого добра! - прохопивсь один слимак. - Чи ти ба! - Понабирали, бо треба, мо╨ серденько! В вас, в святому Ки╨вi, i льоду серед зими не достанеш, господи прости та одпусти! Запас, бач, бiди не чинить, - говорила Ликерiя Петрiвна, стягаючи подушки з воза й кидаючи ©х на руки погоничевi. - Як же пак не брати подушок, коли в вас в кiмнатах стоять тiльки голiсiнькi лiжка! - Це правда! в нас подушок нема, i простирадел та укривал не "полагается". Навiть за грошi не достанете, бо ©х не держимо. Подорожнi самi возять сво© подушки та усякi укривала, - сказав слимак. - А як хто часом при©де без подушок? - спитала панiя Висока. - Всi так i сплять, поклавши кулаки пiд голови? - Так i сплять на кулаках або кладуть в голови хто штани, хто спiдницi, а хто чоботи або калошi наспiд, щоб було вище в голови, - обiзвався слимак. - Спасибi вашому батьковi! Я не зугарна спать на чоботях та калошах. Спiть так ви самi, за монастирську покуту, а я iнакше спокутую сво© грiхи, - сказала панiя Висока, витягаючи з задка перину. - Невже, Ликерi╨ Петрiвно, ви оце й перину приперли до Ки╨ва? - сказав Масюк. - Атож! Ви не часто бува╨те в Ки╨вi, то, мабуть, i позабували, яка тут в гостиницях догода. А я частенько-таки говiю, то й стала досвiдна. Було часом забудусь i а не вiзьму з собою перинки, то тi каторжнi повстянi матраци, неначе набитi жорствою або камiнцями, так надушать менi боки, що ребра болять три днi ще пiсля того, як вернусь додому. Я хотiла ще взять i здорову перину, та в вiз не влiзла. Так я оце вхопила та вкинула в вiз маленьку: все якось буде догiднiше, не так мулятиме в клуби. - А ми з сво╨ю старою по-козацькiй: пiдмостимо степового сiнця в'язку, то й не мулятиме в клуби, - сказав Масюк. - Еге... за сiнце спасибi! Це добро коняче, а не людське. Я без перини зроду-звiку не засну й до свiту: все менi щось муля╨ та й муля╨ то в клуби, то в литки, навiть в п'яти. Я й на Дунай возила перину з собою за живоття мого небiжчика. Вiн на сiнi, а я таки на перинцi, - говорила Ликерiя Петрiвна, передаючи усякi клумаки та зашитi зверху полотном кошики. - Чого ж то ви понабирали так багато в тих клунках та кошиках? - спитавсь Радюк. - Понабирала усякого добра, бо тут у Ки╨вi злиднi на злиднях та дорожнеча така, що й не доступишся. Деруть, як з батька, - сказала Ликерiя Петрiвна. - Оце напхала мiшок харчiв для себе й погонича: i хлiба й паляниць, i хлiба i до хлiба, i сала й масла, i цибульки й ковбасок, i шинку, i чаю й сахару i напекла маторженикiв та мнишикiв. - Ого-го! цiлий ресторан привезли з Масюкiвки! - жартувала Галя. - То ми до вас в гостi! - Просимо, просимо! хоч щодня! Буде чим вас вiтати, - сказала Ликерiя Петрiвна. - Он там в кошику й пляшка наливки, а друга - перцiвки. - Та й я, признаться, вставив в кошик пляшку перцiвки, бо тут у Ки╨вi горiлка кат зна яка! Але тiльки так, що й моя стара не бачила. Це пота╨нцi од не©, бо, може, викинула б з кошика, щоб я не по©хав в Ки©в спасаться з пляшками. - Отуди! А я думала, що ти не всунув в кошик цього добра, та й собi, потай од тебе, всунула пляшку настойки. В мене, бач, таки думка була за тебе й за зятя, - обiзвалася Масючка й засмiялась. - Ну, то й гаразд зробили, бо двi пляшки якось лучче, нiж одна: не завадять нiкому, - сказав Масюк. - А я забрала й ложечки, i чайник, i блюдечка, i графин на воду, бо тутечки в ©х в гостиницi все якесь нечисте та смердяче; заткнула в кошик на всякий випадок i двi столовi ложки, - сказала Ликерiя Петрiвна. - А то навiщо? - аж крикнув Радюк. - Ат... так собi руки розхапались, то й капали в дорогу, що налапали, що було напохватi. Може, тут десь в монастирi трапиться громадський обiд, то пiдемо з сво©ми ложками обiдать. Адже ж на громадський обiд в нас ходять з сво©ми ложками, - жартувала Ликерiя Петрiвна. - Може, ви, Ликерi╨ Петрiвно, взяли рубель та качалку, та макогiн? - смiявсь Масюк. - Ну! рублем та качалкою нема чого качать в гостиницi. А що макогона, то шкода, що не взяла: стала б за пригiнчого до тих голомшивих служникiв та поганяла б ©х макогоном. Там такi убо©ща, такi неросторопи, що нi в чому тебе не послухають, самi хати не виметуть i навiть тобi вiника не дадуть. Хоч спiдницею вимiтай номер! Я таки вкинула в свiй дормез новий вiник з нехворощi. I Ликерiя Петрiвна справдi десь налапала пiд козлами нового вiника й кинула наймитовi на руки, на перину. - На та постав там у хатi в куточку коло груби, а потiм, як нагодишся в хату, то виметеш дiл, - сказала панiя Висока. - Я ще в той вiник i полиню вмiшала. - Навiщо? - сказав Радюк. - Бо тутечки того паскудства, блошиць та блiх, така сила, що без вiника й не засну. - То ви його держите в руках, чи кладете його собi в голови, чи що? - спитав Масюк. - Де там! Кладу вiник з полинем на нiч собi в ноги. Не так каторжнi блохи дошкуляють, бо не люблять духу нехворощi й полиню. Цим ки╨м тiльки й одiб'╨шся од тих собак. Я людина-таки геть-то досвiдна. Бувала в бувальцях, ходила в свiти, була в походах з небiжчиком та вешталась понад Дуна╨м i за Дуна╨м по всiх усюдах. Недоброхiть якось наберешся досвiду в усьому. - Ну, та й запопадна ж ви людина! - сказав Радюк. - А ви ж як думали, - обiзвалась Ликерiя Петрiвна. - Ви думали, що я сяк-так? по-паничiвськiй: вхопив капелюш та паличку та й дав драла в дорогу до Ки╨ва? Я з вiником i за Дуна╨м скрiзь ©здила, не то що в Ки©в. - Глядiть лишень, Ликерi╨ Петрiвно, щоб часом люди не пiдняли вас на смiх, що ви ©здите на прощу з макiтрами, з глечиками, та ще й з сво©ми вiниками, - говорив, регочучись, старий Масюк. - Смiйтесь, смiйтесь! "З посмiху люди бувають", як кажуть в приказцi. Далека дорога - це не жарти. - Левку! не забудься витягти, от тамечки в задку пiд сiном, сокиру, шнурки та палiччя! На возi сокири не кидай, бо ще хтось вночi поцупить та й на торжок однесе. Адже ж тут у Ки╨вi тих злодi©в та торбохватiв, хоч греблю ними гати! - гукнула Ликерiя Петрiвна до свого наймита. Левко витяг з воза сокиру, жменю конопель, добрий жмут мотузкiв, ще й чотири кiлки. - Навiщо ото ви взяли в Ки©в сокиру та набрали конопель та якогось кiлля? - спитав Радюк з реготом. - Та то Ликерiя Петрiвна хотiла в дорозi пуститься при нагодi на розбишацтво! - смiявсь Масюк. - Еге! авжеж пак! А борони боже, часом серед степу трiсне вiсь або полама╨ться загвiздок. От тодi хоч пальцем затикай вiсь, замiсть загвiздка, та й держи колесо руками, щобне спало. Де ж ви в степу знайдете, не то кiлка чи хворостину, а навiть стебло хмизу або дубчика? А коли вiсь поламалась, то бери зараз дрючка з воза та й пiдправляй пiд вiсь; бери коноплi, зсучи мотузка та й прив'язуй дрючка, пiд пiдтоки, то все-теки якось доплугачиш-ся до будлi-якого села або до корчми. Ой ви! вченi, та недрюкованi! Ви подивiться пiд вiз! - сказала панiя Висока. Радюк глянув пiд вiз. Там i справдi були прив'язанi до пiдгерстя та до вiдтокiв три чималi дрючки. - Ото вам наука! Не ©дь в степ без дрюка, - сказала Ликерiя Петрiвна. - Ну, Ликерi╨ Петрiвно! не дуже чваньтесь, бо i в мене в наточанцi ╨ й сокира, й мотузки, й сириця, ще й, коли хочете, позичу вам ухналiв та цвяшкiв. Запас i справдi бiди не чинить, як кажуть в приказцi, - обiзвався Масюк. Поскладавши усе добро на купи, усi рушили в гостиницю на другий поверх i зайняли три опрiчнi порожнi номери пiдряд. Панiя Висока та Масючка зiйшли наниз командувать переносинами. Три наймити й два слимаки хапали усякi клунки, подушки та чемодани й перетаскували в номерi. Переносини були довгi, аж обридли послушникам. - Ой серце! боюся я за обрiк, та за шорки й гнуздечки, та, сказати по щирiй правдi, й за конi, - бiдкалась Ликерiя Петрiвна, - не дай господи, як у нас вночi злодi© виведуть конi! Тут же брама роздзяплена сливе до свiту! Як ми тодi в свiтi божому доберемось до Масюкiвки? - Та чого ви ляка╨тесь? Адже ж погоничi спатимуть на возах, коло коней, - сказала Галя. - Вони-то спатимуть, а упряж тим часом слимаки поздiймають та i спродають на точку. Бо, як казав один католик, побувавши на прощi в лаврi: "Що свята лавра, то лавра, а що лавриковi - то превражi синове". Ой, треба б забрать у хату упряж! Та й за обрiк я не безпечна. А оброку в мене сливинь повний мiшок, - сказала Ликерiя Петрiвна. I Ликерiя Петрiвна звелiла сво╨му наймитовi принести в номер упряж та мiшок оброку. Послушники зглянулись i пересмiхались. Галя та Радюк плечима здвигнули, зирнувши одно на одного. Господинi заходились чепурить номерi, стирали скрiзь порох, обмiтали павутиння, неначе мазальницi заходились мазать хати iк великодню на бiлому тижнi. Вони порозпаковували чемодани, позастеляли лiжка, понакривали столи привезеними скатерками. Ликерiя Петрiвна загадала сво╨му наймитовi чистенько повимiтать смiття. Номерi стали чистi i якось привiтнiшi, Радюк та Галя зайняли опрiчний номер. Рядом з ними зайняли номер старi батьки, а постiнь з ними оселилась Ликерiя Петрiвна з шорками, вiжками та мiшком оброку, засунутим пiд лiжко. Вона була дуже неймовiрна й полохлива зроду i нiкому не йняла вiри. Вже смерком послушник принiс здорового самовара й поставив його в Масюковому номерi. До чаю в той номер зiбравсь усей гурт. Олександра Остапiвна Масючка таки i в сво╨му кошику познаходила усякий посуд та паляницi й бублички. Ликерiя Петрiвна нанесла до чаю й свого добра, прийшла в гостi навiть з сво©м сахаром, як ходять з сво©м сахаром одна до одно© старi удови "чиновницi", принесла навiть свою паляницю. Усi посiдали за чай та закушували закусками з надзвичайним смаком пiсля довго© важко© вандрiвки. Усi були веселi, усi балакали й, зда╨ться, найменше думали за те, що вони спасенники в Ки╨вi й при©хали одговiться в монастирi. - Ну, тепер, мо© дiточки, сiдайте за стiл рядочком обо╨ проти мене, - говорила Масючка до Галi. - Нехай я хоч надивлюся на вас в останнiй раз. Галя зачинила чемодан i сiла за стiл поплiч з Радюком. Обо╨ вони були гарнi й молодi, i не одна мати задивилась би на ©х гарну вроду. Мати пила чай i не могла очей одвести од дiтей. Старий Масюк став веселiший i бадьористий та все поглядав на такого гарного зятя, якого вiн i не сподiвавсь. Вiн говорив, жартував, смiявсь з Ликерi© Петрiвни, зачiпав ©© смiшками та жартами, випиваючи стакан за стаканом. В його обличчi, в жартах нiби проглянуло щось козацьке, отаманське, й смiливе, й жартовливе. Високе й широке чоло, здоровi кудлатi довгi вуса, запаленi щоки - все це так не приставало до куцого, обчиканого пiджака, до бiлих комiрчикiв, до вузеньких рукавiв. Козацький червоний кунтуш з вильотами нарукавах та золотими облямiвками так i просився на його пишну постать, на його дужi широкi плечi! Вiн йому б прияличував. - Годi вже хлептать цей чай! Я вже нахлепталась його по шию, неначе гуска води на ставку, - сказала Ликерiя Петрiвна. - Та й я вже налив ним душу вщерть! Годi вже! буде! Цур йому! Я вже ладен попо©сти всмак, - обiзвався Масюк. - Та й у мене чогось пiсля дороги наче порожньо в шлунку, - сказав Радюк. - Почекайте! Ось я зараз принесу вам свiй, таки добре запорожнений мiшок: принесу вам ковбасу на вечерю, бо коли б часом не обросла цвiллю за нiч. Нехай вона таки сьогоднi дасть дуба отутечки в монастирi, - сказала Ликерiя Петрiвна, схопившись з стiльця й виплигнувши одним скоком в дверi. Вона вернулась з паляницею й ковбасою, завинутою в папiр та листя з хрону. Галя та Масючка переполоскали стакани i в одну мить прибрали з стола посуд. Галя вийняла скатертину, розгорнула й застелила стiл. Незабаром на столi десь узялась печена курка й качка, масло, паляницi, мнкшики. Ликерiя Петрiвна поклала ковбасу на тарiлку. Десь у кошику й тарiлка знайшлась. Масючка витягла з кошика пляшку перцiвки. Десь узялись ножi й виделки, сiльничка й чарки, неначе вони прилетiли з Масюкiвки слiдом за шарабанами i впали на стiл. - От якби цю ковбасу та присмажить ще на сковородi на салi! - сказав Радюк. - Еге! Якби я оце дала ©© отим слимакам присмажить, то вони донесли б до печi тiльки хiба половину, а з печi подали на стiл самi вишкварки, та й то не всi. Полетiла б наша ковбаса аж пiд небеса, а не в нашi роти, - говорила панiя Висока. Стiл аж захряс од усяких на©дкiв. Усi посiдали навкруги стола за вечерею, неначе в себе вдома. Масюк випив чарну перцiвки, скрививсь, аж вуса в його нiби скривились на круглому здоровому виду, а потiм не то гикнув, не то крякнув i, наливши чарку, подав зятевiй Радюк випив пiвчарки й не подужав бiльше: перцюка була вже геть-то пекуча. - Та й годi? - крикнув батько. - Та й годi! цур ©й, пек ©й! Попечу собi шлунки. Я не люблю тако© дуже пекучо©, та й загалом не люблю вживать горiлки, - сказав Радюк. - Вино ще сяк-так, а горiлка менi не до смаку. - А я до цього торгу й пiшки! Ото добре зробили, Iване Корнiйовичу, що викрали в себе з дому оце гiрке зiлля! - сказала Ликерiя Петрiвна. - Попарю та погрiю себе трохи пiсля дороги. I вона випила чарку перцiвки до дна i не скривилась. Усi кинулись на холодну ковбасу, i вона щезла в одну мить; потiм почали наминать качку. - Ну, та й добрi спасенницi з вас, як бачу! - жартував батько. - В одну мить запагубили ковбасу, ще й качку. Нехай господь прийме це за спасiння ваше. - Та вже чи спасенницi, чи грiшницi, а нехай вже господь простить менi на цей раз, бо я виголодалась в степах, як вовк, що три днi ходив на влови дурнички, - обiзвалась Ликерiя Петрiвна. Усi ©ли завзято пiсля вандрiвки. Одна Масючка трошки закусила та й задумалась, дивлячись на дiтей та милуючись ними. Тiльки тепер, трохи одпочивши од дороги та напившись чаю, вона примiтила, що Галя вже не вдома, що тепер вона в чужiй господi, в чужiй хатi, десь далеко од рiдно© оселi, од сво╨© господи; що Галя вже навiки вилинула з рiдного гнiздечка, вже вилинула й нiколи не вернеться до матерi, нiколи, до само© смертi. Мати задумалась i засмутилась. I не йшла ©й на думку ©жа, нi напитки, нi навiть веселi слова та весела жвава розмова. Вона неначе перестала чути й жарти, й смiшки, не чула нiчого, за що розмовляли за столом, неначе вона опинилась сама десь в самотинi, неначе усi кудись повиходили з хати, десь подiвались i покинули ©© саму з ©© сумними думками та скорботою на серцi. - Чом це ви, мамо, нiчого не ©сте? Дивiться, як ми трiска╨мо! Ще по©мо все, а ви зостанетесь голоднi, - сказала Галя з дитячим спочуванням до матерi. - ╞ж, серце, ©ж, а за мене не клопочись. Я вже теперечки пiклуватимусь собою сама, бо тебе вже не буде в нашiй хатi, - одповiла Олександра Остапiвна й легенько зiтхнула. - Ой, ©ж, стара, бо незабаром i качка полине з стола в небеса, куди вже полетiла ковбаса, - жартував Масюк. - Не бiйсь, не ляжу спати голодна, - обiзвалась Масючка i взяла при тих словах качину кульшу в руки. Але ©жа зовсiм не йшла ©й на думку. Вона поклала скибку паляницi на стiл, покинула й качину кульшу й знов задумалась, втупивши смутнi очi в веселий вид сво╨© ╨диницi. I знов ©й здалось, неначе усi десь зникли з очей, повиходили з хати. - Чи це ви, Олександре Остапiвно, вже й зажурились? - крикнула Ликерiя Петрiвна. - Та так заранi! Переднiше хоч одговiйтесь, а тодi вже журитиметесь, скiльки схочете, бо журиться та вдаватись в тугу - це один з семи смертельних грiхiв. - А ви й досi не забулись, скiльки тих смертельних грiхiв? - спитав Радюк. - Авжеж, не забулась! Ще б пак забулась! Я не з роду забудькiв. Як вивчила напам'ять в граматцi усi грiхи, то й досi пам'ятаю од слова до слова, - сказала панiя Висока. - А я зроду забудливий i через це ©х геть дочиста усi позабував, - сказав Радюк. - Бо то ви. То-то й ба? В вас, в молодих, теперечки й граматка, i всi смертельнi грiхи повиходили з моди, - говорила Ликерiя Петрiвна на здогад бурякiв, коли було треба моркви, - в вас все не по-давньому, а по-новому. Це якась погана поведенцiя пiшла в вас. - Та це ти, стара, вже, певно, почала спасатись. Еге. так? Згадала, мабуть, за столом, що при©хала в Ки©в не ковбаси ©сти та перцiвку пити, а на прощу, щоб спасать .душу. Може, ще тутечки й десь пристанеш до монастиря та й додому не вернешся? - жартував Масюк. Але тi усi жарти одскакували од материного серця, як горох од стiни. Вона нiчого не ©ла й сидiла мовчки за столом. Попо©вши всмак, Галя й Ликерiя Петрiвна кинулись прибирать з стола. Вiник панi© Високо© й справдi став у пригодi. Проворна Ликерiя Петрiвна побiгла в свiй номер, принесла вiник i зараз замела крихти пiд столом. - Тепер, любий зятю, навiдаймось лишень до коней та оглядьмо, чи заклали за драбини сiно. Видаймо коням обрiк та нагодуймо наймитiв, - сказав Масюк. - Потривайте лиш трошки! Ось i я пiду з вами, бо я ж сама собi й офiцерша, й офiцер! - гукнула Ликерiя Петрiвна, ставлячи вiник у куточок коло грубки. - Ось я зараз побiжу в свiй номер та одсиплю в припiл оброку коням. - Та нате вам оцей кошик на обрiк! - сказала Галя. - Де ж таки в припiл! - ╙ в мене й торбинка на обрiк. Це я, бачте, жартую, - сказала панiя Висока, вискакуючи з номера. В номерi зосталась мати з дочкою. В хатi стало тихо, ще якось мертвiше й тихiше пiсля жартiв та гармидеру. - Оце ти, моя дитино, тепер вже неначе одрiзана скибка. Менi доведеться самiй сумувати та смуткувати в сво©х покоях, - сказала Олександра Остапiвна до дочки. - От i одкраяна скибка! Одкраяна, та не зовсiм-таки навiки. I ту скибку ви вкинули не старцевi ж у торбу, - обiзвалась Галя. - Вкинула в торбу такому старцевi, якого дай боже усякому. Це правда, - сказала мати, - а все-таки вiн тебе одiбрав од мене, неначе викрав з дому найдорожче добро. Буде менi сумно без тебе в хатi, - говорила мати крiзь сльози й крадькома од дочки втерла сльозу. - Не журiться, мамо! Ми з Павлом часто одвiдуватимемо вас. Ще й остогиднемо, як присурганимось до вас та навеземо вам маленьких пискунiв, - сказала Галя всмiшки. - Я забрала б тво©х писклят собi в хату та й не пустила б ©х додому, бо й сво©х пискунiв в мене було не гурт-то, - сказала мати, оглядаючи й впорядковуючи поодчиненi чемодани. Незабаром в коридорi застукотiла неначе череда. Хазя©ни вертались з Ликерi╨ю Петрiвною, а за ними тупотiли наймити. Масюк дав наймитам по чарцi. Масючка покришила добру четвертину сала, одкраяла хлiба й дала повечерять. - Та глядiть менi шорок та вiжок! Чу╨те! пiдкладiгь, про мене, собi пiд голови, щоб були вдома та не помандрували на точок. Незабаром усi замовкли й почали позiхать. Усi якось ущухли одразу. Розмова якось не йшла. - Час би хоч i спать. Дорога - не приятель, а ворог, хоч i не лютий: набила добре боки, - сказав Масюк, позiхаючи на два зводи. I незабаром в номерах затихло. Радюк з Галею вийшли до свого номера. Масючцi чогось здалось, що Галя пiшла i вже бiльше до не© не вернеться. Вона тихенько заплакала. Якесь непри╨мне почуття, якась навiть досада на зятя заворушилась в душi в старо© матерi, ©й здалось, що зять одбив та одняв од не© дочку силомiць. Свiтло погасло. Масюк як впав на лiжко, так одразу й захрiп. Все по номерах затихло й замерло. Одна мати довго ще не спала та перекидалась з боку на бiк. I жаль за дочкою, i хазяйськi справи та клопоти, i Галине придане, ще не скуплене, - все це довго не давало ©й спагь. "Чи не забулась я часом чогось для Галi в хуторi? Чи все плаття ©© позабирала? А чого то ще треба накупи гь в Ки╨вi для не© на нове хазяйство? ножiв i тарiлок, i мебiль, новi скатертi i..." - дума за думою находили й одходили, як хмара на небi. I вже перед свiтом стара мати заснула, спинившись думкою на скатерках, втомлена й дорогою, i смутком, i материнським почуванням сво╨© добро© м'яко© вдачi, i сво©м материнським клопотом. Другого дня старi посхоплювались з постелi раненько. Мати збудила й Галю. Вони понадiвали чорне убрання й налагодились ©хать в лавру, щоб натщесерце побувать в пещерах й вислухати службу божу, бо другого дня думали одговiться в Михайлiвському монастирi. Усi похапцем вбирались та чепурились коло загидженого дзеркала, що показувало лице або навскоси, неначе звернуге з в'язiв, або робило з лиця не то гарбуз, не то головку капусти. - А чом же це, Павле Антоновичу, ви не хапа╨тесь i не вбира╨тесь в шори-вбори та в наритники? - спитала Ликерiя Петрiвна в Радюка. - Я й не думаю натягать на себе шори та наритники, бо не по©ду в лавру, - сказав Радюк. - От i недурно ви позабували граматку i в граматцi всi сiм грiхiв смертельних. Якби це ви по©хали в пещери, то, може б, i граматку пригадали, - сказала з легеньким докором панiя Висока. - Я й дома передивлюсь граматку й часловець, а сьогоднi оце, напившись чаю, побiжу по мiстi напитувать та назнавати квартиру для себе, щоб ви й мама подивились i побачили Галине й мо╨ нове житло. - От i добре! про мене, нехай буде й так! Поведете мене та й менi покажете, якi тут у Ки╨вi тi квартири та мiськi житла, - сказала панiя Висока. Випровадивши усiх, Радюк позамикав порожнi номерi, вскочив у свiй номер i запер дверi, роздягся в одну мить i знов впав на лiжко та й захрiп пiд голосне цвiрiнькання горобцiв на липах, неначе пiд шум води на млинових лотоках та колесах. Вiн спав довго й мiцно. Вже сонце високо пiдбилось вгору, вже й з церкви вийшли, а вiн розкошував у снi. Вставши i вмившись, вiн звелiв подавать самовар, напивсь чаю, потiм причепуривсь перед дзеркалом, трохи не плюнув на свою покривлену карикатуру в дзеркалi, ще й поплямовану мухами, забiг в стацю подивиться, чи нагодованi його конi, i пiшов по вулицях назнавать квартири. Ранок був чудовий. В монастирських садках та в тополях за брамою щебетали, аж лящали пташки, неначе в гаю. Надворi була година. Було ясно й трохи душно. Ранок був веселий, при╨мний. I в душi молодого Радюка була така сама препишна весна. На серцi було весело й радiсно. Вiн був щасливий, як тiльки може буть щаслива молода людина, що добула свого щастя. Вже сливе опiвднi вiн вертавсь додому, поназнававши чимало невеличких квартир. Вiн повернув убiк, щоб обiйти кругом монастиря поза стiнами й прогуляться понад горами та глянуть на Днiпро. Сонце обсипало золотим промiнням бiлi доми та золотоверхi монастирi на Подолi, грало одлисками на гладенькому Днiпрi, лиснiло десь далеко-далеко на островах та на далеких луках в озерцях, неначе в дзеркалах, що ©х покидало недавн╨ повiддя. Надзвичайна широчiнь та далечiнь картини несамохiть зворушила високi почування в серцi, свiтлi iдеали в мрiйнiй молодiй душi. Думи та мрi© замиготiли, неначе одлиск майського промiння на тихому, гладенькому Днiпрi. "Простiр без кiнця, без краю, весь засипаний наче золотом, оповитий в легесенький майський вранiшнiй туманець та опара з води! Й кiнця йому не видно! I краю не знать пiд блакитним майським небом! I нiчого ясного, добре омежованого не вхопить в тому мряковитому просторi мо╨ око. Невже й таке людське життя та й мо╨ молоде життя в будущему часi? I сам добре його не вгадаю й не постережу. Як бажа╨ серце прикласти до живого життя мо© гуманнi золотi мрi©, справдить мо© високi iдеали! Сипнув би на весь свiт рясно та рясно думками, мрiями, добром та щастям, як сипле оце золоте тепле сонце рясним золотим промiнням на розлогi луки, на Днiпро". I гострi темнi очi його неначе пригасли, неначе припали росою, стали вогкi, мрiйнi й добрi. I щасливiй молодiй душi забажалось зробить весь свiт щасливим, та просвiченим, та заможним, та добрим i по-мирливим, щоб скрiзь було щастя, радiсть, просвiтнiсть, гаразд, щоб нiчого не було на свiтi нi темного, нi голодного, нi смутного та журливого. "Але як? i чим? i де тi способи? i де тi прилади? Людське життя таке поплутане, позасукуване, позамотуване, таке мрякувате, неначе отой iмлистий мрякуватий далекий вигляд за Днiпром. Он сумнi бори позакутуванi в iмлу, як сумне людське горе! Он га© та прилiски, нiби хижi звiрi, одпочивають, прита©вшись в iмлi на засiдках. А ондечки золотий веселий блиск на банях та хрестах в розкиданих по береговинi селах. Он срiбний блиск на озерцях та плесах скрiзь промику╨ться через iмлу, неначе визира╨ щастя з туману людського важкого та сумноге, життя! Життя - це якась мрякувата безодня, поцяцькована подекуди й поплямована одли╨кам щастя та радощiв. I як розплутать i постерегти ту плутанину живого суспiльного житiя й його давнi пережитки? I скiльки треба задля цього досвiду, науки, кмiчення над живим життям!" I в молодого Радюка аж голова похилилась, i гарнi чорнi брови аж насупились од великих гадок та думок. "Занехаяв би оцi важкi думи, як занехаяло ©х вже багато мо©х товаришiв ще за школярською партою... але цi думки та гадки чогось не покидають мене, неначе поприростували до мо╨© голови. Та я й думки не маю кидать ©х, бо ©х люблю, живу й живлюсь ними, й животiю ними". Радюк встав i помаленьку йшов додому, думаючи сво© думи. - Добридень, Павле Антоновичу! - гукнув до його голос з тiнi лип та молодих чинар на але©. Радюк аж кинувсь, аж жахнувсь. Несподiваний крик знайомого голосу пiд липами наче збудив його в снi. Вiн дiби прокинувсь i зиркнув очима. До його неначе закрадавсь з-за недавно посаджених липок та чинар на самому кра╨чку гори молодий, високий та плечистий русявий панич в сiрому лiтньому убраннi, в вишиванiй сорочцi, в солом'яному брилi з широкими крисами, з тоненькою дорогою паличкою в руцi. Вiн ще здалеки зняв бриля й вихав ним та махав на Радюка. Сонце розсипалось на його м'яких ясно-русявих, аж срiблистих, наче ллянi пачоси, дрiбненьких кучерях. Височенький, повненький та широкий в плечах, вiн, одначе, на виду був трохи схожий на маленького делiкатного хлопчика з рожевими повними устами, кругленькими ясними сiрими очима, м'якими бiлястими кучерявими васильками на висках та рожевими маленькими вухами, що свiтились наскрiзь на сонцi. - Дунiн-Левченко! Лука Павлович! ©й-богу, вiн! Де це ти взявся? Виплигнув з-за липок, неначе сидiв там на засiдках. Аж мене злякав, - говорив Радюк, тричi цiлуючись з Дунiним-Левченком. - Де я взявся? I справдi виплигнув з-за кущiв до тебе, неначе за╨ць. Але де ти тут взявсь? - спитав Дунiн-Левченко. - Я оце оженивсь i при©хав з новою рiднею до Ки╨ва. Думаю тут оселиться та напитувать собi будлi-якого мiсця. А ти вже скiнчив сво© екзамени в унiверситетi? - Оце тiльки що доконав-таки ©х! Тепер я вольний козак i гуляю оце на вольнiй волi. Радюк був на два курси старший од Дунiна-Левченка, але вони були великi приятелi, належались до одного товариства й мали однаковi думки й пересвiдчення як нацiональнi, так i загальнi, хоч мiж ними й була рiзнацiя по вродi та вдачi. Радюк був жвавий, говорючий та палкий; Дунiн-Ле