риятель, напрочь уничтожил важные материалы вместе с собой. Голова моя поникла, вот облом-то. - Чего губу свесил? -- окликнул меня Крейн. Я хотел было послать раненного товарища подальше, но он сказал отличные слова. -- Да черт с лентами. У меня ведь кое-что осталось.--он указал на карман пиджака. Там нашлись две трехдюймовые дискеты. -- Ты все скопировал, Саша? Неужели поместилось? -- Однако ты, братец, отстал в своем развитии. Скопировал все, где содержался хоть намек на будущие свершения. И вот что, Егор, учти. Хрональное окно откроется где-то в середине декабря на двадцатом градусе южной широты. С долготой еще предстоит поработать. -- Крейн взял небольшую паузу, отчего стало ясно, что он вдобавок с болью сражается. -- И, само собой, надо достать навигационный кристалл, который все уточнит... Сдается мне, что требуется он не только нам, поэтому вынюхивай его по быстрому. Еще я хотел сказать, что собираюсь с тобой в далекие края. -- Зря хотел. Тебе что и после сегодняшнего мало впечатлений? Ты кто, в конце концов, видный ученый или авантюрист вроде меня? В коридоре послышался топот. Это был верный сигнал к отрыву. -- Ну, выздоравливай, Саша. А мне пора смываться. Иначе довесят пару лишних трупов. -- Справа от большого окна имеется выход, малоприметный такой. Скорее всего, с той стороны никто не прется. Если там не обвалилась лестница, то попадешь во двор, где двинешь наискосок, чтобы попасть к забору... Дружок дружком, но я чесанул достаточно стремительно и не заметил даже, цела ли лестница, -- просто съехал по перилам. А потом припустил по темному задымленному институтскому двору. Пару раз мимо фланировали какие-то непонятные фигуры, но я прятался за кучами хлама, где и отдавал им честь. Вот уже до забора осталось метров двадцать. Пространство открытое, однако, около забора мусорный бак. Авось, проскочу. Я рванулся через пятачок, но тут сзади ударили лучи и раздались грубые голоса: "Стой, сука". Ой, как зачесалась спина. Если не пристрелят, то потопчут меня почище медведей. Я запетлял, как заяц. Вначале выписал крюк, направляясь к другому участку забора, а когда засвистели пули, то резко свернул влево, вскочил на бачок и прыгнул перекидным стилем через преграду. Приземление оказалось жестким, умопомрачительным, кости загрохотали, челюсти залязгали. Тут меня и вяжи на здоровье. Так оно и вышло, чьи-то крепкие руки схватили меня, потащили и швырнули в автомобиль между сидений. Оперативник придавил меня одной ногой и машина тронулась, отчего вжался в бок острый носок второй ноги. Ну, все, задержан. Я вывернул голову, пытаясь определить форму и размер мучающего меня ботинка. Что за хрен? В мой бок впилась небольшая туфелька. Я продолжил наблюдение, поведя взглядом вверх. У оперативника были стремные голые ножки, которые тянулись аж до... Рассматривание трусиков оперативника было прервано резким голосом. Голос был знакомым. -- Ты не слишком верти головой, compagno Хвостов. А то шейка может сломаться. Вскоре я раскинулся на мяконьком сидении автомобиля марки "вольво", рядом со мной телесно присутствовала приятная дама по имени Нина. На передних сидениях разместились Коля Кукин и уже знакомый водила с сицилийско-мафиозной физиономией. -- Кого я вижу! -- воскликнул я с неподдельной радостью. -- Вы как будто следили за мной. -- Мы следили за шумом, а не за тобой, так что будь скромнее. -- Нина показала мне палку с поролоном на конце -- похоже, что звукоуловитель. -- А вот и не буду скромнее. Поцелуй меня в рот и я тебе кое-что покажу. -- Как же, стану я тебя целовать, если мы потеряли ленты. -- Как бы не так. -- я вынул из кармана две трехдюймовые дискеты. По счастью, не раздолбал этих крепышей по ходу приключений. -- Здесь копии ленточных записей, все самое существенное. Крейн как только оправится от прострела, начнет врубаться в суть. А он, между прочим, хотя внешне похож на дебила, но внутри очень одарен и содержателен. Глазки Нины радостно сверкнули и она достала платочек. -- Ладно уж, поцелую через материю. Буду представлять, что я тебе делаю искусственное дыхание. -- Уже проехали, Нина. Если у тебя не получилось это спонтанно, по эмоциональному выплеску из сердца, то не надо. Но у меня есть еще одна информация, так что постарайся не упустить свой шанс. -- Ну, Егорушка, говори, vivace. -- госпожа Леви-Чивитта сместилась поближе ко мне. -- Parla, parla, mio caro. -- Надо срочно двинуть к пруду, что возле дачи Сайко. Там, на дне, с хорошей вероятностью покоится навигационный прибор, то есть пространственно-временной компас, то есть ключ, который открывает иные более интересные миры. Простые необразованные колдуны называют его магическим кристаллом. -- Эту информацию надо проверить. Тут уж, извините, никаких спонтанных вознаграждений. -- Нина предусмотрительно отодвинулась. -- Только делать это лучше в срочном порядке. Боюсь, что сон нашего разума рождает конкурентов. Через семь часов именно мне пришлось нырять и проверять свою идею. Правда, товарищи прикрывали меня. Я проплыл вдоль памятного мне провода и тютелька в тютельку въехал в штуку, напоминающую небольшой металлический ананас и покоящуюся в кастрюле. Прежде чем разбираться с этим предметом, я хотел было навестить старичка-соседа, но его и след простыл. Спасибо, что хоть возле его дома не было устроено засады. И вообще постройка производила впечатление давно заброшенной и нежилой. А конкуренты не появились, несмотря на то, что Сайко наверняка выдал "среднеазиатам" местоположение навигационного прибора. Похоже, вся их группа была истреблена за вредность. А появление новой команды в наших краях без такого вот "компаса", должно быть, откладывалось. Аслан тоже не проклевывался, то ли сбился со следа, то ли лег на дно после неудач. 8. -- Хронос-время -- это, по старинке выражаясь, один из четырех первоэлементов. Помнишь их наименования, Егор? -- Ты, товарищ Крейн, нарочно меня валенком представляешь, чтобы на моем фоне поумнее выглядеть. Воздух, огонь, вода, земля -- вот такие клички у первоэлементов. Хронос-время -- это, должно быть, вода. -- Правильно, угадал. Хронос-вода обеспечивает любое изменение, в первую очередь взаимодействие всех остальных первоэлементов, о сущности которых мы пока умолчим. -- Ну и когда, Саша, ты мне нальешь стаканчик такой "воды", я не прочь изменится в лучшую сторону. -- Не скоро, друг Хвостов. Хронос-время от нас за многими печатями, за многими экранными полями, даже самые смелые мозги не знают, как к нему подступиться. -- Похоже, что по количеству извилин эти мозги похожи на мои. Ладно, насчет чего ты еще шурупишь? -- Соединение первоэлементов приводит к рождению многомерных стрингов. Они есть основа всего сущего и несущего, сырая материя. Именно проводки-ниточки стрингов переносят энергоинформационные волны, исходящие от матриц Поля Судьбы, во все остальные миры. Стринги предопределяют смысл и последовательность явлений в нашем мире, так сказать, в организованном космосе. -- Красиво. Стройно, Саша. Чувствуется гармония сфер. Но что это нам дает на практике, которая есть критерий всякой вздорной теории? -- А вот что. Когда многомерные стринги попадают в наш мир, с ними происходит интересная вещь. Начинает активно работать хрональное измерение и порождать частички времени -- хрононы. -- А на что они похожи, Сашок? Я все в сравнении понимаю. -- Хронон похож на челнок ткацкого станка, на луч развертки телевизора. Неугомонные хрононы постоянно перемещаются из прошлого в будущее, создавая печально известный континуум "время-пространство". Кстати, при их движении возникают все остальные физические кванты -- кварки, гравитоны, лептоны и так далее. Короче, там, где появляется время, материя становится организованной, реальность настоящей. Но это еще не все... -- Неужели, Шура, происходит еще что-то худшее? -- Я подозреваю, Егор, что отклонения хрононов от стабильных орбит при поглощении или отдаче энергии, приводят к созданию периферийных миров, своего рода "хрональных карманов". Они появляются уже за пределами нашего космоса, как бы пропечатываются в сырой материи-эктоплазме. -- Стоп, мудрила. Допустим, кто-то тряхнул мои хрононы и оттопырил этот самый "карман". Что-нибудь изменится? Стану ли я в периферийном мире из железнодорожника водопроводчиком? -- Почем я знаю, Егор? В любом случае, периферийные миры рано или поздно исчезают, чем опять-таки производят возмущающее воздействие на стабильные хрональные орбиты. Но ты, попробуй еще отклони хрононы от стабильных орбит. Только обгадишься с натуги. На это надобна несусветная энергия сдвига, равные взрыву тысячи самых мощных ядерных бомб. Вот тогда ты, может, и станешь из железнодорожника водопроводчиком или там балериной. -- Тоже правильно, Сашок. Однако ты зря лопотал про несусветную энергию. Энергия сдвига, то есть сила судьбы, должна быть маленькая, но удаленькая. Только ее надо умело добыть и правильно направить. Тут надо разбираться с матрицами Поля Судьбы. Мне так кажется. Я выудил из банки соленый грибочек. И с тоской посмотрел за окно, где качался на ветке какой-то фрукт. Так ведь выходить за ним надо, карабкаться по дереву. Неохота. Вторую неделю мы с Крейном сидим в пригороде перуанского города Куско. В Питере зима, здесь лето, кругом сочная "зеленка". Сашок работает над теорией и ее воплощением, я при нем состою в роли спарринг-партнера. Мы сюда махнули спустя пару месяцев после того, как Санек подлечил свою пулевую дырку. Кстати, вена едва-едва не была задета. Вместе с нами прилетела вся команда. Крепкую бригаду мы подобрали для проникновения в "хрональный карман". Нина Леви-Чивитта -- коммерческий директор, она деньги незнамо откуда достает. Вместе с ней ее молчаливый шофер, он же хранитель тела. Коля Кукин -- заместитель по боевым действиям. Я же заместитель по общим вопросам и ответам. Взяли в дело Гарика и пару его парнишек -- тех, что понадежнее выглядели. Аслан по счастью не проклюнулся -- наверное, таинственные "среднеазиаты" всю его команду перебили (при моем и Нинкином участии) -- иначе главного абрека мы бы тоже завербовали. Коля подобрал еще пяток детин, своих знакомых по Кавказу, отбарабанивших последнюю войну в ВДВ и морской пехоте. Чего стоят только Коковцов и Кузьмин, один грызет стаканы, а другой безболезненно колет бутылки об лоб. А в Перу госпожа Нина нашла несколько местных, которые и по-испански шпарят, и на кечуа умеют выражаться -- навроде такой язык в "хрональном кармане" нам шибко пригодится. Нанятые перуанцы-кечуанцы тоже не лыком шиты, поскольку послужили в спецподразделениях, боровшихся с красными партизанами из "Светлого пути". Итого получилась кодла в двадцать три головы, включая мою и Сашину. Впрочем, Крейн по слабости здоровья должен был остаться в тылу и не переться на хрональную передовую. И со мной нечаянная промашка получилась. Как в Перу прилетели, я получил первые поощрительные бабки -- пятьсот баксов. То есть, это счастье случилось в Лиме, но тратил их уже в Куско, куда мы перебрались из столицы на летаке. Из этого города лежала прямая дорожка в портик Мольендо, откуда мы должны были отплыть до точки назначения. В Куско я, конечно, пошел куролесить по местным кабакам. Может, стоило вести себя более цивилизованно, но ведь никто никогда не учил меня хорошему времяпровождению. Чудесные это места, доложу вам. Зубастый горный горизонт, дома-аркады в два яруса, балкончики, вьющиеся растения, слегка удушающий воздух, с помощью которого выпивон действует в два раза круче, плюс местный пипл с каркающими голосами и махающими руками. Мы киряли вначале с Кукиным, потом он куда-то отпал. Его фамилия чудесным образом резонировала с названием местной общеупотребительной наркоты -- листьев куки, которые к тому же являются основой всемирно известного кокаина. В общем, в середине ночи я бродил вокруг доминиканского монастыря, который приходился ровно на то самое место, где некогда сверкал золотом Кориканча, инкский дворцово-храмовый комплекс. И мощную каменную кладку, оставшуюся от инков, можно было пощупать. Мои телеса стали терять жар и подмерзать, надо было подаваться обратно к отелю, но я все бродил -- это местный напиток "чича", верно, был всему виной. Да если признаться, нюхнул для куража и кокаина. Поле зрения сузилось, я даже не мог сообразить, куда мне надобно свернуть. Несколько раз попадались навстречу местные товарищи, но их неславянские физиономии вызывали некоторую оторопь. Когда я все-таки напрягал горло для произнесения звуков, рожи уже успевали растаять в ночном тумане. Потом они стали казаться мне какими-то пятнистыми, даже клыкастыми и очень плотоядными. Я, естественно, старался не обращать на это дело пристального внимания. Но что-то большое и пернатое забило крыльями надо мной, отчего крайне неуютно почувствовало себя мое темечко. Что-то зашипело около ног и я стал передвигаться скачками. Неясное же рычанье наполнило мои жилы трепетом бздения. С каждой секундой кожу саднило все больше, будто ее обдирали скребками, а шейные позвонки стало покалывать, будто им надоело общество друг друга. Встречаемые по дороге личности уже ни в какие ворота не лезли -- они несли на коротких шеях головы квадратные, бурые, с лишними глазами и ушами. Головы были защищены шлемами из черепов змей, акул и больших кошек, а вместо животов будто бы виднелись внутренние органы, кишки, печенки, неприкрытые кожей. Я закружился на месте, пытаясь не допустить, чтобы какой-нибудь монстр бросился на меня со спины. Но движения мои замедлялись, становились скованными, я словно залипал в смоле. И при этом, конечно, весь вспотел и завибрировал от ужаса. Но вдруг послышался голосок, не такой резкий и каркающий как предыдущие, а скорее даже нежный и ласковый: -- Hola, amigo. -- Hola, amiga. Tengo prisa. Que quieres? -- отозвался я заученной фразой, мол, занят. Однако продолжил.-- Entiendes el ruso? -- Дескать, понимаешь ли по-русски. Чем черт не шутит, шлюхи-то они на всех языках лопочут. -- Un poco. Si hablas despacio. Я оказался прав. Индеанки, или там метиски городца Куско немного разумели по нашему. Если точнее, amiga меня слегка понимала, хотя говорить по нашенски не тянула. Прикид на ней был отнюдь не шлюховидный, никаких там коротеньких на ползадницы юбочек и вырезов до пупа. Скорее, народный был у нее наряд, фольклорное пончо и все такое. Я не большой специалист в этнографии, но мне показалось, что ткани какие-то особо стильные, и рисунок на пончо многозначительный в виде солярных и лунных знаков, и ожерелье классное из изумрудных головок разных зверей, и перо экзотической птицы в волосах. Так вот, этот музейный экспонат подставил под руку хмельного бойца Хвостова свое плечо. Я, соответственно, облокотился с охотой и сразу почувствовал -- девица-то ничего. Сразу вся напряженка куда-то уплыла. Никаких тебе пакостных рож, да и монастырь словно засветился золотом изнутри, от самого фундамента. Я, конечно, учел этот факт -- как-никак именно здесь располагался храм Солнца. Глаза мои словно застило золотистой пеленой и я стал различать сияющие абрисы деревьев, словно пьющих солнечный свет, и фигуры животных, которых как бы соткали небесные лучи. И пение разнеслось -- так, похоже, голосили бы звери и птички разные, кабы владели мелодией и правилами вокала. В сопровождении этих золотистых глюков мы с девицей зашли в кабак. Я там хлебнул чего-то возбудительного и стал общаться не только со своей новой подружкой - индеаночкой, но даже с попугаем ара на жердочке. Я им рассказывал про свои геройские подвиги и многочисленные таланты, про трагическую непонятость со стороны современников. При этом держался за гладкую индеаночкину кожу, упруго реагирующую на надавливания. В общем, поразила меня любовная ракета класса "баба-мужик". Обстановка потихоньку стала расплываться, я во имя стабилизации положения плотно облапил подружку, а она куда-то повела меня, все выше и выше. Потом пришли интенсивные, приятные, но не очень понятные ощущение. Девушкино лицо словно из расплавленного золота светило мне из зенита, грудки и бедра ее сияли, излучение ее тела проникало в каждую мою клеточку. -- Айо, койа, -- повторил я подсказанные кем-то слова. И золотистая девица отозвалась: -- Ху, капак инка. Ну, стремно. Она меня за какого-то инку принимает и поэтому так старается. Вообще-то, я не особо избалован по части приятных чудес, у меня в биографии идут сплошняком тяжелые беспросветные периоды -- детство, отрочество, юность, зрелость, перезрелость. Чудеса, если случались, то разве что поганые, вроде моего призыва на войну. А теперь, получается, самое время проявлять оптимизм. Только хотел я порадоваться, как увидел над собой, с позволения сказать, лицо полуженщины - полуягуара, не слишком-то милое. Золотой свет был испещрен темными пятнами. И каждый согревающий луч вошел в меня холодным острием. Вернее, воткнулся россыпью игл. Заиграл оркестр боли и я стал проваливаться в черноту. Очнулся, когда меня ткнули под ребра дубинкой. Я сразу понял, до чего промерз, просто задубел, лежа около какой-то грязной стены. Надо мной склонялся местный гражданин, похоже, что в униформе. -- Quien es usted? -- уточнил я профессию местного жителя. -- Soy policia .-- Ну, все понятно, мент. Он тоже решил кое-что узнать. -- Eres americano? -- No, soy ruso. De Rusia. -- Мент наконец разобрался со страной моего рождения. -- Oh, Rusia. Vodka, balalaika, mucho bandites. - перуанский мент выдал серию слов, относящихся, по его мнению, к моей родине. Но у меня не было сил возражать, все силы отняла ночь. Он в виде гуманитарной помощи отвез меня в отель. К вечеру вышел из мертвецкого сна побитый кем-то Кукин, а у меня разыгралось воспаление легких. И я остался в Куско, когда вся наша группа отправилась в Мольендо. Она погрузилась там на яхту и зашла на точку: то есть, попала в пульсирующее "окно" точно в положенное время -- как выходило по расчетам Крейна и показаниям "хронального компаса". Того самого, что я нашел на дне пруда, а Санек отремонтировал. Крейн помозговал и все-таки определил, что для создания "хронального кармана" вовсе не требуется чудовищная энергия, равная тысяче водородных бомб. Существуют резонансные точки в узлах гравитационной решетки Земли, где на прикладываемых силах можно существенно сэкономить. Короче, для такой точки хватило бы довольно скромной энергии, если бы сдвиг начался в Поле Судьбы и достиг бы физической Вселенной, исказив по дороге "хронос", стринги и хрононы. Эти частицы, сойдя со стабильных орбит, образовали бы "хрональный карман". А "карман" -- это вам не карман, а фактически целый мир, правда периферийный, с неясной структурой и темными взаимоотношениями с нашим базовым миром-метрополией. А попасть в "карман" вообще проще, чем грабануть банк, надо только подловить момент положительной пульсации точки перехода. Саша нашел пару таких точек и одна из них пульсировала именно в том районе, где полвека тому назад пропала подлодка с фашистами и золотом. Ну, а затем с помощью пространственно-временного компаса вычислил точные координаты "окна" и поймал подходящий момент для большого скачка. Короче, все туда, а я обратно. Я даже не смог, как Крейн проводить нашу команду в район "перепрыга". Сижу вот теперь напротив ананасов и прочих персиков. Саша-то продолжает над хрональной навигацией трудится, пытаясь определить, как попроще попадать в "иной мир" и без трудов возвращаться оттуда. А я ползаю, как перегревшаяся на Солнце муха. Можно, конечно, вечерком в кабачок завалиться. Но видок у меня не юношеский, не клевый, да и с ин.язом туго. Так что ничего приличного из местного бабьего мира мне склеить не удастся, а заниматься шлюшками не первой свежести -- воспоминания не позволяют. Я ведь такую Венеру поимел в этом самом Куско у храма Солнца. В общем, последнее что мне еще нравится -- это ходить вечерком на лужайку и смотреть на взаимоотношения неба и гор. Особенно умиляет подобострастное отношение вершин к закату, насколько они прилежно окрашиваются в пурпур и позолоту. Наступил очередной вечер и я отправился на свой наблюдательный пост на лужайку между двух гасиенд. Я видел, что на балконе трехэтажного домика в мавританском стиле маячит женская фигурятинка и, кажется, наблюдает за мной, но делать призывные жесты с помощью флажного семафора пока не хотелось - сперва эстетическое удовольствие. Я радовал глаз пейзажем, пока мне не показалось, что фигурка на балконе напоминает мне девицу-красавицу, встреченную у Кориканчи. А когда я решил повнимательнее присмотреться к балкончику, то неожиданно мое внимание было захвачено видением - со стороны гор летели не слишком понятные яркие пятнышки. Для самолета слишком низко и чересчур маневренно они двигались. Я немного всполошился, когда все пятна, разрастаясь, резво направились в мою сторону. Тем более, что они имели жутковатые очертания. Человека со змеиной разинутой пастью, женщины со звериными лапами, мужчины с палицей в руках и тыквой вместо головы. Недолго они пугали меня, что приятно. Раз и превратились в оранжевые хлопья над головой, которые вскоре растаяли. Когда с этим неприятным делом было покончено, я глянул опять в сторону балкончика. И никакой женской фигурки на сей раз. Обидно, однако, претензии отложим на потом. Я, направившись в свое пристанище, зашел по пути в аптеку, где не забыл купить флакон медицинского спирта и бутылочку лимонной эссенции. Эти компоненты еще со студенческой скамьи служили основой для приготовления вкусного напитка под названием "девичья слеза". Можно сказать, на подъеме я вошел в старинное, или вернее, ветхое здание гостиницы. Она была лучше других перуанских отелей только своей ценой -- десять баксов с рыла за день. И, конечно же, отличалась в выгодную сторону от постоялого двора где-нибудь в Жлобине или Ельце исправно работающим сортиром и душем. Однако бедолага Крейн был явно в миноре. Он застыл напротив мощного компьютера. Вычислительным средством он, кстати, отоварился на все свои пятьсот долларов плюс на тысячу, выданную Ниной на науку, так что в дальнейшем приобретал дополнительные электронные платы, а также жрал и пил за мой счет. Сейчас Саша явно подражал скульптуре "Мыслитель" известного французского мастера. Единственное отличие, что в роли каменюки выступал стул. -- Ну что случилось, Сашок? Ты не знаешь как сказать, что ты спалил материнскую плату и теперь тебе требуется от меня пара сотен баксов? -- Я рассчитал параметры пульсаций известных мне точек и вывел, что период нестабильности, а, значит, и время существования "хронального кармана" гораздо меньше, чем казалось поначалу. -- Только мне о чужих карманах и думать. Я потянулся в холодильник за пивом и расстроился, потому что там оставался только гостиничный "Хайнекен", за который пришлось бы выкладывать втрое больше. Вот это проблема так проблема. Но Крейн упорствовал: -- Ты понимаешь, Егор, что "карман" намного быстрее соединится с миром-метрополией, чем мы считали раньше. -- Ну и на здоровье. -- Какое здоровье. Будет такая сильная интерференция, что от меньшей структуры, то есть периферийного мира, мало что останется. И от его обитателей, включая наших друзей-товарищей, тоже. Но и это не самое худшее. -- Вот как? Потеря друзей - товарищей для тебя не худшее, а может даже лучшее? -- Хуже, много хуже, Егор, что весь наш базовый мир-метрополия тоже перестроится. -- Эка невидаль. Перестройка. Есть вещи и пострашнее. А если даже в "кармане" по-прежнему сидят фашисты, то не думаю, что они такие же жуткие, как и пятьдесят лет назад. Возраст, друг мой, берет свое, из них давно песочек сыпется. -- Мы не знаем, Хвостов, по каким принципам произойдет соединение двух миров. -- Зло тявкнул Крейн. -- Так чего ж ты раньше эти самые параметры не рассчитал? -- резонно поинтересовался я. -- Спешка была, -- объяснился без зазрения совести этот гад. -- Вы же кричали мне: "Давай, давай." У меня, наконец, поползла испарина по спине. Конечно, есть вариант, что Саша меня разыгрывает, но уж больно пресная у него рожа. Я от огорчения откупорил гостиничный "Хайнекен", чихать на расходы, если весь мир перестроится. -- Вот так всегда с учеными. -- забухтел я. -- Вначале наколбасят, а потом уже начинают думать, как это аукнется... Так что же нам предпринять, уважаемый знаток? -- У меня только один рецепт, который трудно назвать всеобъемлющим. Надо подаваться следом за нашей командой и обо всем их предупредить. Ну, прямо стресс, по моим жилам поплыл адреналин, из-за чего я вспомнил то, что забыл благодаря предыдущему огорчению -- у меня ж в сумке лежит спиртяга, приобретенная в аптеке-наркотеке. -- Ты погоди-ка, стремительный Крейн. Благоприятная-то пульсация в ближайшие месяцы не предвидится. -- Это на той точке, которую мы использовали вслед за фашистами. Но есть другая. По предварительным расчетам, она находится в Сьерре. Где-то неподалеку от Кильябамба. Это "окно" откроется через пять дней. Точное место и время мы узнаем благодаря навигационному прибору. У меня дернулась рука, льющая спирт, и "девичья слеза" оказалась крепче, чем надо. Это ж надо такое придумать. Отправляться туда, не знаю куда, да еще в таком жалком составе -- я плюс хиляк Крейн -- да еще без снаряжения, без оружия, без непортящейся жратвы, без фармацевтики всякой. Попадем ведь незнамо куда, может прямо в котел. А как там за "окном" искать своих? И вообще существует еще сто тысяч "нет". -- Надо, Егор, -- твердо сказал Крейн. -- Ты сам заварил всю эту кашу, поэтому изволь теперь кушать. Считай, что это Поле Судьбы тебя втравило, поэтому уж лично тебе вывернуться не удастся. Нет, удастся. У меня в кармане бабки на обратный билет. Вернусь домой -- Буераков авось забыл про меня, можно и квартиру поменять, -- ну и заживу как Фенимор Купер. Не думаю, что в результате перестройки Вселенной я из железнодорожника превращусь в дворника. А если "да" - это тоже не беда. Однако, Кукин. Однако, Нина. Им-то худо придется, а, может, вообще кранты настанут. Можно, конечно, сказать, что и они не полезли бы в такой омут ради меня... Хотя Кукин запросто полез бы -- у него никакой рефлексии нет. Да и Нина не такая уж барракуда. Я понимаю, что у нас никогда с ней не заладится семейная или даже близкая жизнь -- ну не могут же сойтись баран и пантера. Но случилось все же несколько моментов, когда мы с ней были, как две дольки одного апельсина, как две половинки одного яблочка, и казалось, что в благоприятных условиях мы просто срастемся словно сиамские близнецы. Потом это ощущение пропадало -- едва, например, она начинала отстегивать причитающиеся мне баксы. Госпожа Леви-Чивитта так и норовила сделать какой-нибудь вычет или штрафануть меня -- якобы за мое плохое поведение... Тем не менее, когда я в больнице валялся, то Нина плату за лежку из моей доли не удерживала. А еще, улучив момент, забралась ко мне в койку и так разогрела, что температура у меня поднялась до сорока, а потом упала до тридцати шести с небольшим. Ладно, допустим, я решусь полезть в это самое "окно". Опять-таки, отложив в сторонку деньги на обратную дорогу, нам едва хватит, чтобы добраться до Кильябамба и переночевать там. А еще надо покупать уйму всякой ерунды, от иголок и консервов до презервативов. Жалко, но непреложный факт -- Нина не оставила ни одной кредитной карточки, не выписала на меня ни единого чека. -- До Кильябамба можно добраться на перекладных, автостопом, -- уловив ход моих мыслей, предложил Крейн. -- Ну и что с того, выгадаем двадцатку. -- А может, никакого снаряжения нам не надо? Ни примусов, ни консервов, ни теплых кальсон. Мы будем действовать малой группой и тогда наша первейшая задача -- никоим образом не выделяться из той массы населения, что обитает в "кармане". Ну, разве что можно захватить украдкой антибиотики, да пару ножей. Это, конечно, в каком-то смысле идея -- не выделяться из массы и гущи. Однако с нашим внешним видом... -- Да еще и незнание тамошнего языка, -- вспомнил я. -- Но там говорят на кечуа. -- Мы и в кечуа не шибко сечем, Сашок. Вряд ли особо помогут испано-кечуанский словарь и русско-испанский разговорник. -- Если ты, Егор, не пойдешь со мной, я это сделаю сам. -- Ой, какие мы храбрые. Да тебя там сожрут уже через пару часов. Ты сам будешь помогать себя жарить и варить, с вертела подсказывать станешь, где у тебя филейная часть. Да еще вместе с блюдом, которое будет сготовлено из мозгов Крейна, исчезнут в животах благодарных дикарей знания о том, как проникать в злокозненные "хрональные карманы". -- А мне, Егор, кажется, что все закончится хорошо. -- Конечно, всегда кому-нибудь хорошо, да только не нам... Понимаешь, ты меня не убедил. У тебя не хватило аргументов... Но я пойду на это дело, будь оно проклято и обматерено по всей таблице умножения. 9. Нож я все-таки отхватил приличный, с широким лезвием и зубчиками, где положено. Cторговалcя с одним местным Рэмбо, у которого глаза в кучку из-за кокаина. Принайтовал ножик к ноге эластичным бинтом. Вдобавок снабдил себя газовым баллончиком -"пшиком". Крейн же оснастил нашу мини-экспедишку пенициллином, азитромицином и даже трихополом, а заодно стерильным перевязочным материалом. Как я ни уговаривал Сашу загнать компьютер, да приобресть в личное пользование парочку крупнокалиберных смит-вессонов, он ни в какую. То есть, прежний комп он загнал, но приобрел взамен легкий полукарманный, однако набитый гигабайтами "Proximus". Из Куско мы ехали на рейсовом автобусе по извилистой дороге. В салоне одни индейцы, метисы и прочие чудаки в этом роде. Наверное, люди белой окраски в стране Перу только на личном автотранспорте раскатывают. Неожиданно, пока я озирался на попутчиков, меня посетила мысль, что те самые "среднеазиаты", которые орудовали в Питере, Москве и Екатеринбурге очень уж похожи на здешних жителей. Тех киллеров я условно называл казахами и узбеками только по бедности ассоциаций. Со мной рядом сидел дедок в драном пончо и шапке-корзинке. Пожевывая какую-то травку, он мне время от времени улыбался двумя зубами. Я на "сивильник" на всякий случай взглянул -- нет ли каких-нибудь козней. Явной опасности никакой, но птички порхают -- символ большой неопределенности и переформирования судьбы. Этот дед мне на испанско-кечуанском диалекте рассказывал, какие тут звери водятся и какой у них нрав: у ягуара-утурунку обидчивый и злобный, у льва-пумы замкнутый, независимый, у медведя же добродушный, хотя при удобном случае он своего не упустит и когтем цапнет, обезьянка же -- трусоватая нахалка. В общем, все как у людей. Я на ломанном русско-испанском задавал вопросы насчет того, кто у них в фольклоре заместо бабы-яги и кощея бессмертного. Этим вредителем оказался некий Супай, если точнее -- начальник нижнего мира Супайпа Уасин. А когда мы проехали мимо большого черного камня, словно бы украшенного клыками, старичку вдруг заплохело, стал хватать он воздух и скрести руками и без того драное сидение. Автобус остановился, однако никто отчего-то не решался помочь мне вытащить дедулю на травку. Пассажиры только тараторили и махали коричневыми руками в разных направлениях. Наконец подошел Крейн и объяснил то, что усвоил из индейской перепалки. Дедуля-то, оказывается, колдун и поэтому люди боятся подойти к нему. Вдруг он откинет лапти. И тогда в любого гражданина, который окажется к телу со стороны темечка, войдет демон, обитавший дотоле в старичке. Ну, дребедень. Я взял старого индюшку за руки, Крейн ухватился за ноги и мы мигом вынесли тело на лужок. Старикан то и дело тарабарил на своем языке, но я только одно слово разбирал -- "уака". Это так у индейцев кличутся священные предметы, от талисманов до гробниц и целых гор. По тропке, ведущей мимо ближайшего кукурузного поля, приплелись две старушки, им-то водитель и поручил позаботиться о колдуне. Пора было отчаливать. Неожиданно сильным движением лежащий старичок сдернул с шеи талисман, состоящий из двух когтей хищника, одного попугайного пера, а также вырезанного из малахита трехликого мужика, ну и протянул мне. Отказываться грешно, взял я презент, повязал на шею -- довольно стильно -- пожал перуанскому колдуну руку, тут он и отключился. Можно было спокойно двигать дальше. Впрочем, до самого пункта назначения никаких передряг уже не случилось. Мы сошли за пару километров от Кильябамба. До самой ночи Крейн заставлял меня карабкаться по скалам, поскольку со своим хрональным компасом определял, где затаилась точка перепрыга. Когда нашарил, все уже окутала чернильная тьма и пора было устраивать привал. Ночь на южномериканской природе требовала, конечно, некоторой закалки. Выкрики птиц, вопли обезьянок, рыки неких крупных зверей, писк насекомных стай, посвистывания каких-то мелких гадов в ближайших кустах. Я себя, конечно, успокаивал: дескать, здесь мы как-никак не в джунглях, тутошняя природа не кишит смертоносными тварями и дрейфить надо поменьше. А Саша, кстати, и не дрейфил. Он давил клавиши на своем "Проксимусе", выясняя последние детали перепрыга. Не заметил даже змейку, которая словно прилежная ученица положила свою головку ему на колено. Я аккуратно отбросил ее ножом, но Крейн не заметил и этого. Увлекающийся товарищ. При таком антураже я почти и не спал. А утром, вскоре после восхода, мы оказались неподалеку от края утеса-великана, с которого открывался чудесный вид на горную долину. Метрах в двухстах от нас сбегала полуводопадом речушка. Внизу проходила автотрасса. Хорошо была видна заправка "Шелл", кафешка и мотель рядом с ней. Там мы могли бы отлично переночевать, если бы не торопились на "тот свет". -- Что-то я не вижу точки перепрыга, Саша,-- с надеждой произнес я. Крейн поводил по сторонам маленьким пеленгатором, похожим на зонтик. Потом показал пальцем. И я действительно углядел метрах в трех от края соседнего утеса какое-то марево. -- Саша, марево-то прямо над обрывом. Ниже -- пять метров пустоты до поверхности, ну и по каменистому склону предстоит катиться еще метров сто как колбаске. Задницу-то не обдерем? -- Надо прыгнуть в это марево. Причем, именно тогда, когда я скомандую, -- упорно произнес Крейн. А затем веско добавил. - Я кое-что предусмотрел на случай падения. Одевайся -- у нас в запасе всего четырнадцать минут. Он выбросил из рюкзака пару шлемов, а также щитки для ног, рук и плечей, вроде тех, что применяются в американском футболе и хоккее. Пришлось напяливать все это добро на себя. А сверху еще футболки и треники, чтоб доспехи были не очень заметны. Для отрыва на три метра от края утеса предстояло еще разбежаться и мощно прыгнуть. -- В темпе вальса, Егорка. Трехминутная готовность. Я покрепче завязал шнурки на кроссовках, подтянул постромки на своем вещмешке, где не было ничего особенного, кроме свитера, пары трусов, носок и штормовки. Пакет с лекарствами и бинтами лежал в поясной сумочке, там же компас, описание магнитных поправок, карты, календари, инструкция по поиску хронального "окна", таблица времен благоприятной пульсации, а также мой "сивильник". Нож по прежнему был закреплен на ноге. -- На старт. Внимание. Марш. Всего семь секунд... Я когда бежал, то почему-то думал, торопится ли Крейн следом за мной, но ничего не слышал, кроме собственного пыхтения, и не мог оторвать глаза от того легкого марева за краем обрыва. Вот последние пятачок тверди, попадаю на правую ногу, толкаюсь, лечу... Ну, сейчас загремлю вниз! Неожиданно пространство передо мной разделилось на множество радужных пузырьков. Они быстро раскрошили меня на мелкие кусочки, вернее я распался на толпу почти одинаковых человечков, каждому из которых нашлось удобное место в ячейке. Вначале непонятно было, где нахожусь именно я. А вот и нашелся, в одном из бесчисленных пузырьков, устремившихся навстречу солнцу. Но и в других ячейках тоже был я. Только немножко другой, более или же менее счастливый, спокойный, удачливый, образованный, умный, женатый, сильный, слабый, с чуть иной биографией. В одном случае я даже был знаменитым писателем -- в смысле, писал мемуары и предвыборные речи от имени и по поручению разных знаменитых людей... Вот солнечное пламя становится ослепляющим, жуть просто непереносимая. Какое-то мгновение не было ничего, кроме переливов света, а потом солнце осталось позади. Нет и тьмы пузырьков -- тот, в котором путешествовал я, тоже лопнул. И вот я остервенело несусь навстречу земле. Только сейчас успеваю отметить, что склон не серый, каменистый, а даже зеленый. Но это обстоятельство ненамного смягчает горечь падения. Я еще не оправился от легкого сотрясения мозга и тяжелого сотрясения тела, как сообразил, что меня уже атакуют. Воины с плюмажами из розовых перьев, в белых стеганных куртках, нацеля копья, несутся вверх по склону на меня. У них шлемы из черепов крупных животных, более того, некоторые физиономии защищены металлическими масками. Эти наличники вдобавок оснащены устрашающими клыками. У одних бойцов палицы с многолепестковыми головками, похожими на хризантемы, у других цепы, то есть рукояти, на которых болтаются шары с шипами. У меня сразу зачесалась голова -- не хотел бы я получить такие подарки. Естественно, что я стал удирать от атакующих вверх по склону. Однако скорость с перепугу не та, сыплются камешки и оскальзывается нога. Вначале левая, потом правая. До гребня остается метров двадцать, а меня почти догнали страшные полузвериные маски и рожи без наличников, но разрисованные желтыми и черными красками, с оскаленными ртами, из которых с шумом вырывается горячий насыщенный слюной воздух. Передний воин уже может пощекотать меня своим копьем. Я попытался увильнуть, даже метнул ему в пронзительные зенки горсть грязи. Да уж, автомат Калашникова не помешал бы. Вместо этого компьютера долбанного запросто можно было приобрести. Кажется, одному бойцу глаза я все-таки запорошил. Но его соратник садит копьем -- отпрыгиваю в сторону и заодно съезжаю по склону вниз. Воин хватает меня за ногу и заносит нож, сделанный, кажется из обсидиана. Ой, сейчас отхватит нелишнюю конечность. Я переворачиваюсь на спину и свободной ногой мажу по неприятельской роже. Кажется, отпал боец. Но лежать и загорать не приходится, пускай даже очень хочется. Вскакиваю и, надрывая жилы, жму наверх. Хоть бы все это кончилось. Согласен быть простым земледельцем, ковыряться в дерьме, лишь бы не война, а мир. Над плечом проносится дротик и втыкается в землю, я машинально подхватываю его и тащусь вверх. Когда до гребня оставалось максимум пару метров, на него высыпала орава воинов в другой форме, с плюмажами из синих перьев, с размалеванными в белое и красное рожами, в плащах, с палицами, украшенными набалдашниками в виде розочек, с топорами, с круглыми щитами. А на пальцы у этих долбаебов еще были насажены звериные когти. Тот, что оказался ближе ко мне, сразу нацелил на меня свой топор, но я со страху метнул в него дротик... и, ядрен-батон, попал в "яблочко", то есть в Адамово Яблоко. Этот мужик загнулся, но ему на смену явились дру