то услышал от них. - Сейчас иду на КП, все узнаю, - успокоил ведомых. Доложил командиру о прибытии и тут же попросил: - Дайте нам боевое задание. Уже половину дня все воюют, а мои ведомые как на курорте. - Задача вам будет сложная. Вылетайте звеном и разведайте наличие самолетов противника на аэродромах Яссы и Романы. В бой не вступать. Главное - разведка. Тут же втроем сели готовиться к выполнению боевой задачи. Проложили на картах маршрут полета, обговорили действия при встрече с вражескими истребителями. Взлетели. К аэродрому Яссы группа подошла на предельно малой высоте. Сделали горку и перешли в вираж вокруг летного поля. Аэродром пуст. Все ясно - боятся сидеть здесь. Близко граница. Зато зениток было предостаточно. Били со всех сторон. Резко снизились и на малой высоте пошли вдоль шоссе на запад. Полуденное солнце было левее нас и поэтому дорога хорошо просматривалась. По ней двигались небольшие колонны и отдельные машины. При нашем появлении солдаты противника прыгали из кузовов и бросались в кюветы. Так хотелось полоснуть по ним из пулеметов. Но помня указание Иванова, мы сдерживали себя. Решил ввести противника в заблуждение о направлении дальнейшего полета. Звено взяло курс на запад, пересекло реку Серет и зашло на Романы с запада. Аэродром нашли быстро - на зеленом фоне летного поля хорошо были видны самолеты. Скопление большое, как на авиационной выставке. Более двух сотен самолетов разных типов. Некоторые заправлялись горючим. Надо было зрительно запомнить места стоянок и количество бомбардировщиков, истребителей, разведчиков. А кружиться над аэродромом нельзя. Вокруг нас хлопья разрывов, светящиеся трассы малокалиберных зениток. Надо немедленно уходить, а то некому будет докладывать результаты разведки. Снова перешли на бреющий полет. После посадки быстро начертили план аэродрома, расположение стоянок самолетов и зенитных средств. Меня, как говорится, бог не обидел зрительной памятью, но и ведомые дополнили данные. Иванов поблагодарил за отличную разведку. - Товарищ командир, надо по этой выставке немедленно ударить всем полком. Это оттуда они вылетали на бомбежку нашего аэродрома в Бельцы! Надо их сжечь, пока самолеты на земле, - предложил я Виктору Петровичу. - Не горячись! Такое решение без согласия дивизии мы принять не можем. За самовольство намылят нам шею. Выезжайте на стоянку и ждите распоряжений. Солнце уже склонялось к горизонту, а команды для вылета на Романы не поступало. Дьяченко не переставал возмущаться: - Ну зачем мы, как ошалелые, носились среди зенитного огня. Какой толк от того, что нанесли на карту аэродром с самолетами... - Не ной! И так тошно, - оборвал я Дьяченко. - Время еще позволяет. Может быть, вылетим. В это время с КП раздался телефонный звонок: быть в готовности номер один. Обрадовались, быстро забрались в кабины. Проходят минуты - ракеты на вылет нет. Прибежал телефонист и сообщил, что в направлении нашего аэродрома летят три девятки вражеских бомбардировщиков. Всем быть готовым к отражению налета. Распоряжение передано с КП. Что ж, мы не ударили по ним в Романах, теперь они ударят по нашему аэродрому! Брала злость на такую нераспорядительность и нерасторопность. А как известно, злость до добра не доводит. Техник самолета И. Вахненко, внимательно всмотревшись в небо, крикнул: - Товарищ командир! Летят! Вглядываюсь в сторону, куда показывал он рукой. Увидел вдали группу бомбардировщиков. С первого контакта запустил мотор и вырулил со стоянки. Заработали двигатели на других самолетах. Зная, что взлет производится по команде с СКП с разных направлений, решаю подняться в воздух раньше всех. Но почему нет ракет на вылет по тревоге? Мучительные секунды и вдруг над КП взвились три красных огонька. Тут же взлетел и ринулся к бомбардировщикам. Вот они уже невдалеке. Самолеты выкрашены в черно-зеленые и желтые пятна. Конструкция совершенно незнакомая. Чуть довернул к бомбардировщикам и низкое вечернее солнце ослепило меня. Оно не дало мне рассмотреть более внимательно за эти короткие секунды сближения тип машин. Решаю, что противник сейчас будет бомбить аэродром. Бросаю свой самолет в крутой разворот. Захожу в хвост левому крайнему и метров с пятидесяти открываю огонь. Но успел дать лишь короткую очередь, как мой самолет от струи атакованного самопроизвольно делает бочку. Бомбардировщик, разворачиваясь влево, пошел вниз. "Этому достаточно", - подумал я. Развернул свой самолет на правый фланг группы. Делаю горку для атаки сверху... И тут оцепенел: на крыльях звезды... Что я наделал! Атаковал своего. Лечу рядом с группой и не соображу, что делать дальше. Увидев, как устремились на группу позже меня взлетевшие "миги", бросаю самолет наперерез. Покачиваю крыльями, подставляю себя под их прицелы, не даю никому стрелять. Вскоре наши летчики разобрались в обстановке и ушли на аэродром. Лишь один я летел рядом с группой и не мог решить, что делать? Стыд и позор жгли сердце. Мелькнула шальная мысль сделать переворот и - к земле... Удержало от этого поступка появление в воздухе других бомбардировщиков, в колонну которых пристроилась и атакованная мною группа. Значит, все! Все же идут на Романы! Вот там мое оправдание: блокировать аэродром и не дать взлететь истребителям. Над аэродромом, под сильным зенитным огнем мой истребитель крутился минут пятнадцать. Я был готов атаковать вражеские самолеты. Но никто не взлетал. А наши бомбардировщики так и не подошли. Вероятно, обрабатывали другие цели, решил я и взял курс домой. Подлетаю к Яссам. Внизу столбы дыма. Все понятно. Наши бомбили скопление войск противника у реки Прут. В эти минуты я немного успокоился, понял, что у меня лишь один выход: в дальнейших боях оправдать свой поступок. В Маяках, стараясь не попадаться на глаза летчикам, направился на командный пункт. Предстал перед Ивановым. Стою, молчу. Командир глядит на меня, и в глазах гнев и боль. - Ну что, герой, отличился. Как тебя угораздило сбить свой Су-2? - Не спрашивайте. Самому тошно. Зашел против солнца и на камуфлированной окраске не заметил звезд. Хотел после этого врезаться в землю. - Ты что? Сдурел? Разве ты один в этом виноват? Не кидайся сломя голову, пока не разобрался, кто перед тобой. - Группа уже была рядом с аэродромом, думал, немцы, решил быстрее атаковать, не дать сбросить бомбы. В общем, как злой пес сорвался с цепи! - Ладно, успокойся. В другое время прокурор задал бы тебе другие вопросы... Подбитый самолет сел на вынужденную. Жаль, что штурмана ранил, Технику восстановят... Несколько летчиков полка внимательно слушали этот разговор. - Товарищ командир, почему не показали новые наши самолеты? По слухам, есть еще бомбардировщик Пе-2, похожий на Ме-110. Хотя бы альбомы с фотографиями наших самолетов прислали. А то будем бить своих, чтобы чужие боялись, - послышались голоса. - Все высказались? - не выдержал Иванов. - Ваши просьбы командование полка учтет. Он собирался что-то еще сказать, но невольно прислушался. Над аэродромом появились "миги". Мы поняли, что прибыла группа с аэродрома Бельцы. Садились летчики с ходу. Один из истребителей с остановившимся мотором не долетел до полосы. Приземлился он на кукурузном поле. Летчик успел своевременно убрать шасси. Как позже выяснилось, у самолета Алексея Овсянкина мотор заглох ввиду полной выработки горючего. Но он не растерялся, справился со сложной посадкой. На прибывших пилотах мы сосредоточили все внимание. Каждый хотел увидеть тех, кто сегодня уже схватился с врагом. Они для нас были героями. Атрашкевич, приведший группу, доложил командиру полка о событиях первого боевого дня. Перед рассветом поступил сигнал боевой тревоги. На аэродроме было всего семь летчиков первой эскадрильи. Они быстро рассредоточили и замаскировали самолеты, в том числе требующие ремонта. В этой обстановке командир звена Миронов проявил высокие организаторские качества. А на рассвете на аэродром вышел разведчик "Хеншель-126". На перехват его мгновенно поднялось звено Миронова. Действовали летчики мастерски. Они сбили разведчика. Возвращаясь на аэродром, встретили западнее Бельцы большую группу бомбардировщиков. Ю-88 прикрывали "мессершмитты". С ними уже вели бой четыре наших летчика. Дрались смело. Но соотношение в количестве было явно в пользу врага. Удар по аэродрому семерка не смогла отразить. Бомбардировщики сбросили бомбы на стоянки, по бензоскладу и казармам, где жили строители. Молодые, плохо обученные строители побежали врассыпную с аэродрома. Многие попали под бомбы. - При отражении налета погиб Овчинников, - рассказывал Атрашкевич, - а на земле были убиты старший техник звена Камаев и моторист Вахтеров. Бензосклад был взорван, и аэродром остался почти без горючего. А на аэродром и на город уже заходила новая группа бомбардировщиков врага. Навстречу ей поднялся летчик Суров. У него на самолете кончалось горючее. И все же он сбил Ю-88. Но тут остановился мотор. На планировании он был атакован парой Ме-109 и подожжен. Так и погиб этот смелый боец. Автотранспорт был передан для эвакуации женщин и детей. Их отправку в Одессу организовал комиссар полка, - закончил свой рассказ Атрашкевич. - В Бельцах их оставлять нельзя. - Все ясно. На ужине подведем итоги первого боевого дня. В столовой я спросил у Атрашкевича, почему не прилетел Миронов. - Как не прилетел? Вылетал вместе с группой. Видимо, кончилось горючее и где-то сел на вынужденную. Займись поисками его, - попросил он меня. Подошел Валентин Фигичев, усмехнулся: - Сашка, говорят, ты тоже сегодня отличился, сбил свой Су-2? - Не тревожь душу. Лучше скажи, что произошло в Пырлице? - Да особенно рассказывать нечего. Перехватили в четверг нарушителя. Он стал отстреливаться, ну и полоснул очередью из пулеметов. Увлеклись и проскочили границу. В субботу прилетел Иванов и прибыл Атрашкевич. Было много упреков... Прилетел даже представитель прокуратуры округа. - Как это все получается? Они, гады, нахально нарушали нашу границу. А их нельзя трогать, - вступил в разговор Дьяченко. - Надо было их сбивать. - Я сам жалею, что не уничтожил, а только продырявил этого разведчика. А сегодня утром накрыли нас артогнем и мы едва оттуда сумели вылететь под разрывами снарядов. - А как погиб Овчинников? - спросил я у Атрашкевича. - Вел бой на виражах. Но МИГ-3 это же не "Чайка". Его зажала пара Ме-109 и сбила. Упал на границе аэродрома. На ужин собрались все летчики полка. Командир постучал ножом по стакану. Все затихли. - Товарищи! Прежде чем начать ужин, я хочу провести краткий разбор действий полка в первый день войны с фашистской Германией и ее союзниками. Прежде всего почтим стоя память тех, кто отдал свою жизнь сегодня за нашу Родину. Погибли Семен Яковлевич Овчинников, Александр Матвеевич Суров, техник звена Дмитрий Аркадьевич Камаев и моторист Фаддей Викторович Вахтеров. Минуту молча стояли, поглядывая на места, где всегда сидели однополчане. На тарелках лежали маленькие букеты полевых цветов. Сколько еще будет таких потерь? А может быть, и на мою тарелку ляжет букет цветов... Майор Иванов рассказал о смелости и отваге наших летчиков в первых боях. По данным полковой разведки в районе Бельцы нами сбито около десяти самолетов. Миронов утром сбил разведчика "Хеншель-126". Атрашкевич сбил командира вражеской авиагруппы, майора, награжденного Железным крестом. Затем Виктор Петрович сообщил о боевых успехах других частей дивизии. Летчики 4-го истребительного авиационного полка успешно отразили налеты вражеской авиации на Григориопольский и Тираспольский аэродромы. Полк также вел бои над Кишиневом и за день сбил около двадцати самолетов противника. Командир эскадрильи Морозов таранил Ме-109, а капитан Кафтанов, тоже командир эскадрильи, сбил три самолета. Я знал этого отважного бойца. До прибытия в полк он был летчиком-испытателем, в совершенстве владел боевой машиной. В первые часы войны хорошо проявил себя и личный состав 63-го истребительного авиационного полка. Здесь также организованно отразили два налета румынской авиации. Было сбито более двадцати самолетов. Такая информация Иванова обрадовала нас. Она как-то уменьшила боль души за погибших однополчан. Выходит, умело ведя бой, можно успешно бить хваленых гитлеровских асов. Атрашкевич спросил командира части: - Товарищ майор, а где Крюков и Миронов? - Крюков по приказанию командира дивизии вылетел парой на разведку в район Плоешти и не вернулся. Пока никаких данных о нем нет. Миронов вылетел в Бельцы, но сюда, на аэродром, не прибыл. Сообщение о Павле Павловиче Крюкове, характере его задания вызвало недоумение у летчиков. Полет далекий, "на пределе запаса горючего, район не изучен. Каждый невольно представил себя на месте Крюкова. Такую разведку надо тщательно готовить, проводить более сильными группами. Майор Иванов сердито глянул в зал, и все притихли. Мы знали, что командир полка, кадровый офицер, не терпел каких-либо проявлений неудовольствия. - Командирам эскадрилий приказываю завтра же организовать оборудование укрытий для всех самолетов и предупредить личный состав о том, что во время бомбежки нельзя бегать, а надо лежать на земле, в щелях, укрытиях. Прямое попадание в человека бывает очень редко. Если мы научим личный состав правильно вести себя при бомбежках, то жертвы на земле будут крайне редки. А теперь всем спать. Рано утром начнется боевая работа. Долго не мог заснуть в ту ночь, волновался за Костю Миронова, моего друга. А надо бы за короткую июньскую ночь сбросить с себя нагрузку сегодняшнего дня. Заснуть мешали и думы о Су-2, а также моя попытка в одиночку блокировать аэродром в Романах. Все больше сознавал, что, взяв на себя такую задачу, я зарвался. Одному это сделать не под силу. На мое счастье, в воздухе не оказалось "мессершмиттов", а то мог бы "красиво" погибнуть на глазах летчиков и техников врага. Раннее утро. С востока все заметнее светлело небо. И лишь на западе оно покрыто ночной мглой. С летного поля доносился нарастающий гул работающих моторов. Его перекрывал треск коротких очередей из пулеметов. Это технический состав проверял исправность вооружения. Отстрел оружия с сегодняшнего дня приказано производить со стоянок, а не в тире, как было установлено в мирные дни. Летчики стояли поэскадрильно, вокруг своих командиров. Наблюдали за трассами, прочерчивающими с разных направлений темный горизонт. Все молчали, изредка посматривая в направлении командного пункта полка. Невольно думали об итогах вчерашнего дня, о том, "что день грядущий нам готовит". Семейных летчиков беспокоила судьба родных, оставшихся в Бельцах. Короткий сон не принес отдыха, одолевала дремота. Молчание нарушил Дьяченко. - Эх! Поспать хочется, хотя бы пару часиков! Разве это отдых, каких-то четыре часа! - Вот чего захотел! Вчера почти весь день провалялся под крылом самолета и сегодня повторить свой "подвиг" хочешь! За тебя дядя воевать будет? Доживешь до зимы, тогда и отоспишься, - откликнулся Фигичев. - Но и вы вчера не так уж много сделали, - отпарировал Дьяченко. Он хотел еще что-то сказать, но сдержался. Из командного пункта выходили Иванов и Матвеев. Что-то долго они "колдовали". Летчики с планшетами и карандашами в руках приготовились выслушать указания. Иванов посмотрел на всех внимательно. - Линия фронта в пределах действий нашего полка без изменений и проходит по реке Прут. Наша задача на сегодня: нанесение ударов по скоплениям войск и колоннам противника в Румынии, отражение налетов вражеской авиации в полосе действий полка, а также, - сообщил командир, - ведение разведки и недопущение прорыва авиации противника в глубь Украины. В эскадрильях Иванов приказал держать по одному звену в готовности для отражения возможного налета на наш аэродром. - Конкретные боевые задания, - предупредил он, - будут поставлены позже. А сейчас - к самолетам. Быстро погрузившись в кузовы автомашин, все разъехались. Заслушав техника Ивана Вахненко о готовности самолета, я стал ждать распоряжения на выполнение боевой задачи. Чувствовал себя в это утро скверно. Нет-нет да в сознании всплывала картина атаки Су-2, мучила неизвестность о Косте Миронове. Я глубоко волновался за его судьбу. Между нами давно уже сложилась настоящая дружба. Трое холостяков, я, Миронов и Панкратов, почти два года жили в одной квартире в Кировограде, а затем и в Бельцах. Вместе проводили свободное время. Где Костя сейчас? Что с ним? Эти вопросы не давали покоя. Подвезли к самолетам завтрак, но поесть не успел. Подъехала легковая автомашина. Мне и Семенову приказали прибыть на командный пункт. Там нас ждал Иванов. - Ваша задача, Покрышкин, разведать наличие переправ на реке Прут от Хуши до Липканы, - показал командир полка на карте. - Обратите особое внимание на район Унгены и Стефэнешти. Полетите парой. Ведомым пойдет Семенов. В бой не вступать, главное - разведка! - Товарищ командир! У меня есть постоянные ведомые - Дьяченко и Довбня. Мы слетались. Разрешите лететь с Дьяченко! - Полетишь с Семеновым. Он уже вчера получил боевое крещение - видишь, на щеке след от пули. Сбил одного Ме-109. Боевой опыт, хотя и небольшой, у него уже есть. Как понимать? Недоверие за вчерашний казус с Су-2 или усиление пары обстрелянным летчиком? После вчерашней провинности мне не стоило настаивать на своем. К Пруту наша пара подошла со стороны утреннего солнца. Река, вытянувшись белой полосой с севера на юг, хорошо просматривалась. Пора уже делать разворот вдоль восточного берега, со стороны солнца. Осматриваю речную гладь - нет ли где наплавных мостов? Вижу, что западнее нас барражируют немецкие истребители. Три на нашей высоте, а два - выше, в стороне. Покачиванием самолета с крыла на крыло предупреждаю Семенова о воздушном противнике. Он мой сигнал понял. Невольно идем, не изменяя курса, навстречу "мессершмиттам", готовые сразиться, хотя их пять, а нас только двое. Я так ждал этой схватки с врагом, что кроме нее ни о чем не думал. Сближаемся. Всплыло в памяти твердое предупреждение Иванова: "В бой не вступать! Главное - разведка!" Приказ командира - сильнее жажды боя. Развернулись на север, вдоль Прута. Но "мессеры" нас уже обнаружили и устремились вдогон. Оглядываюсь - вражеские истребители все ближе. Надо принимать бой, а то собьют, как куропаток. Действую как на учении, быстро, но без суеты. Уменьшаю шаг винта, даю сектор газа мотора на форсированный режим работы. Энергичным разворотом устремляюсь навстречу противнику. Семенов рядом, и мы парой идем в лобовую атаку. В прицеле у меня средний самолет тройки противника. Суммарная скорость сближения более тысячи километров в час. Проходят секунды и я открываю огонь. Встречные трассы потянулись и к нам. Чуть не врезавшись в Ме-109, проскакиваю вплотную над ним и энергично перевожу свой самолет в вертикальную горку. В верхней точке сваливаю "мига" на правое крыло и ищу правее себя проскочившую под нами тройку "мессершмиттов". Я был твердо уверен, что она после лобовой атаки пойдет левым боевым разворотом. Так в действительности и получилось. Вон они, ниже и впереди меня. Привычка к левым боевым разворотам у немецких летчиков подтвердилась. Тут же, не теряя ни секунды, ловлю в прицел ведущего тройки "мессеров". Только успел прицелиться, как правее крыла моего самолета проносится трасса: подоспела верхняя пара Ме-109, она и атаковала меня. Ситуация складывается не в нашу пользу. Делаю снова рывок вверх. Темно в глазах от перегрузки. В верхней точке горки зрение быстро восстанавливается. Уверенный, что преследовавшая меня пара Ме-109 не могла создать такую перегрузку и находится где-то впереди и ниже, поворачиваю самолет вокруг вертикальной оси и вижу "мессеров" там, где и предполагал. Сейчас надо атаковать. Но в это время поймал взглядом самолет Семенова. Он ниже меня метров на четыреста. Что с ним? Почему белые хлопья дыма за хвостом? Его атакует тройка "мессеров". "Подбили и сейчас зажгут", - мелькнула мысль, и, прекратив преследование пары, перевожу свой самолет в вертикальное пикирование на тройку Ме-109. Вхожу в атаку. "Надо сбить ведущего", - решаю. Проскакиваю мимо ведомых. Из-за большой скорости и просадки самолета на выводе из пикирования я оказался ниже Ме-109. Делаю горку. Вот он, самолет врага. В упор даю очередь по "животу", потом вторую... Из чрева "мессера" вырвалось пламя. В эти секунды я забыл обо всем. Первый вражеский самолет падал горящим от моей очереди! Забыв об осторожности, глядел на этот факел в небе. Беспечность тут же была строго наказана. Взрывы снарядов, удары пуль сотрясали мой "миг". Истребитель оказался в перевернутом положении. С трудом вывернул самолет и продолжал вести бой. Один против четырех. Надо было обеспечить безопасный выход из боя Семенова, самолет которого, бесспорно, поврежден. Отбиваться от "мессершмиттов" на израненном самолете было нелегко. В правом крыле зияла огромная сквозная дыра. В левом крыле вражеский снаряд разворотил верхнее покрытие. На большой скорости самолет стремился перевернуться на спину. Едва хватало рулей удержать его. Но стремление спасти Семенова, боевого товарища, заставляло вести этот неравный бой. Отражая атаки "мессеров" и сам нападая на них, я не имел даже секунды, чтобы взглянуть на часы. Однако здравый смысл подсказал: "Семенов уже в безопасности, и надо уходить, пока не сбили". Как только принял это решение, тут же, сделав резкий переворот, вертикальным пикированием вышел из боя. Летел к аэродрому на предельно малой высоте. А сам думал о Семенове. Что с ним? Дотянул ли до наших? Перед посадкой проверил гидросистему шасси. Она оказалась перебитой. Выпустил их аварийно и благополучно сел. Едва зарулил на стоянку и выключил мотор. А выйти сразу из кабины не смог. Сковала страшная усталость. Техник самолета Иван Вахненко, осмотрев повреждения, стоял у кабины и в недоумении глядел на меня. У меня же в сознании восстанавливалась вся картина этого тяжелого боя: мои действия, взрывы вражеских снарядов в самолете. Едва повернул голову, чтобы осмотреть стоянки. И тут я увидел подбегающего к моему самолету Семенова. Радость, что он жив, сразу же сняла всю физическую тяжесть. Выскочил из кабины, сбросил парашют и шагнул навстречу товарищу. - Жив? Ну, вся тревога с души свалилась! - кричу ему. В этот момент он был для меня роднее брата. - Сильно тебя продырявили? - Ни одной пробоины. Но как очутился здесь? Когда я уходил, то видел, как ты падал горящим, - с удивлением спросил он. - Я уже на КП доложил, что тебя сбили. - Изуродовали самолет здорово, но не сбили. А горящим падал тот, кто собирался тебя сбить. А почему ты ушел из боя? - Мотор начал барахлить. Свечи отказали, как только дал форсаж. - Дал форсаж... А винт до этого облегчил? - Забыл. Потом уж сообразил. Хотел идти к тебе на помощь, но, увидев, что ты падаешь горящим, развернулся домой. - Все ясно! Пойду докладывать на КП. Я шел и думал. Семенов смелый парень, но сказалась недоученность в эксплуатации "мига", неумение пользоваться форсажем мотора. Выслушав доклад, Иванов с улыбкой сказал: - Ну, отвел душу! Поздравляю с первым сбитым "мессершмиттом"! Выходит, их можно бить. Только в следующий раз не подставляй хвост самолета под прицел врага. Но разведку надо провести. Бери в эскадрилье другой самолет и вылетай своим звеном. Задание прежнее. - Есть, товарищ командир! Задачу звено выполнит! - бодро ответил я. К Пруту подошли на большой высоте, со стороны солнца. Затем круто снизились, "прочесали" участок реки. Переправ не обнаружили. С тем и пошли назад. Так окончился тот день для меня. Под вечер снова мысленно представил всю динамику боя с пятью "мессершмиттами". Уничтожение Ме-109 радовало и вселяло уверенность в будущее. Однако в сознании все время, как червь, точило сомнение в правильности действий. С одной стороны, победа над "мессершмиттом", с другой - тяжелые повреждения моего самолета. Атака, конечно, была рискованной, но оправданной. Во время нее сзади моего самолета, справа и слева, находились два Ме-109. Но если бы я не сбил ведущего, то он через секунды расстрелял бы Семенова. Ошибка заключалась в том, что я, после того как зажег "мессершмитт", задержался на несколько секунд, наблюдая за падающим вражеским самолетом. Вот они, секунды, которые использовал враг! Из анализа первого боя напрашивался вывод, который стал незыблемым для меня правилом: не смотри за сбитым самолетом, а энергичным маневром уходи и ищи нового противника. Всю войну я руководствовался таким законом и учил этому своих летчиков. Это правило не раз спасало меня и моих товарищей от гибели. А утро началось с вызова на командный пункт. Иванов поставил передо мной неожиданную задачу: - Вылетайте со своим звеном в Пырлицу. Атакуйте там на летном поле немецкий десант. Вылетать немедленно. В Пырлице мы внимательно осмотрели аэродром сверху. Но обнаружили всего лишь три валявшихся парашюта. Наверное, их оставили приземлившиеся немецкие летчики со сбитого бомбардировщика. Поняли, что это было одно из тех панических сообщений о десанте, которые часто поступали в дивизию от местных жителей. Но нельзя же уходить домой с неизрасходованными боеприпасами. Решил пойти на аэродром Яссы и проштурмовать его. Взяли новый курс. Севернее города обнаружил идущих ниже нашей группы пару "мессершмиттов". Пропустил их под себя и тут же спикировал. Я нацелился на ведущего Ме-109. Удар наш был молниеносный и точный. С первой же очереди я расстрелял "мессера". Ведомый со снижением развернулся в западном направлении и стал удирать. Я было пошел вдогон, но, посмотрев в сторону напарников, увидел, что они крутили петли. Присмотрелся, вижу гонятся друг за другом с большими перегрузками. Прекратил преследование, бросился на помощь ведомым. Противника около них не было. Покачиванием своего самолета с крыла на крыло с трудом пристроил их и взял курс на Маяки. После посадки сразу же подошел к летчикам, спросил: - Объясните, что случилось? Почему вы крутились как ошалелые? - Да Довбня пристроился в хвост моего самолета, а я не разглядел, думал, что это "мессер", и крутил петли, - виновато оправдывался Дьяченко. - Зачем ты стал в хвост самолету Дьяченко и гонялся за ним? - Старался от него не отстать, а он крутил петли, ну и я тоже. - Все ясно. Вот только жалко, что из-за вашей кутерьмы упустили второго "месса". А вообще-то молодцы! Устроили карусель, будто в цирке, - пожурил ведомых. В тот раз не стал ругать молодых летчиков, понимая, что увидев впервые истребители противника, они не смогли здраво разобраться в воздушной обстановке. Каждому мерещился атакующий "мессершмитт". Хорошо, что не стреляли друг в друга. В первом бою многие летчики делают ошибки. В глубине души понимал, что такие уроки сделают их хладнокровнее, заставят осмотрительнее вести себя в будущих боях. К этому дню я потом не раз мысленно возвращался, анализировал его. Мы еще до войны, по опыту воздушных схваток с японскими летчиками в Монголии, с фашистами в небе Испании, знали: молодежь теряется в первом бою. И все же, по-видимому, не все сделали для того, чтобы первая встреча с противником прошла более или менее успешно. Говоря современными терминами, не моделировали характер летчика, манеру его поведения в настоящем бою. И, наверное, зря. Конечно, реальный бой вскрывает многое. Но познавать себя, готовить к решающей схватке надо задолго до нее. По-видимому, не хватало многого для выполнения незыблемого армейского правила - учить тому, что необходимо на войне. Думается, недостаточно внимания уделяли формированию истинно бойцовских качеств: хладнокровия и осмотрительности, дерзости и разумной оценки обстановки, сметки и инициативы. Мешали ковать эти качества парадность, боязнь даже разумного риска в мирной учебе, зачастую шаблонное представление о будущем бое. Мешала и излишняя самоуверенность в успехе каждого боя, каждого вылета по принципу: "Раз это мы - значит победим!" Это приводило вольно или невольно к недооценке противника, что всегда опасно. Высокие морально-политические качества бойца обязательно должны подкрепляться твердыми военно-техническими навыками, умением владеть собой и техникой, знанием противника. Вернусь к событиям того периода. Немецкое и румынское командования сосредоточили в городе Яссы и в его районах большое количество войск и боевой техники. Отсюда готовилось нанесение удара по Молдавии через Унгены на Кишинев и Тирасполь. Воздушные разведчики нашего и кишиневского полков вскрыли эту сильную группировку противника. Мы с Дьяченко только что вернулись с разведки. В Яссах враг вел себя спокойно, не ожидая удара авиации. И вот уже наши бомбардировщики, девятка за девяткой, идут на цель. Моя пара, дозаправившись горючим, тоже взяла курс на Яссы. Там вся наша эскадрилья во главе с Атрашкевичем сопровождает бомбардировщиков. При подходе к городу я увидел поднимающиеся к небу клубы дыма, а внизу огненные языки пламени. Огромный костер из вражеской техники. Барражируем в небе, внимательно ведем поиск, готовы к возможному появлению "мессершмиттов". Ниже нас, среди дыма, продолжали сбрасывать бомбы девятки СБ. Вокруг них возникали сотни разрывов зенитных снарядов. Нам хорошо видны эти безобидные на вид белые хлопья. Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом. Еще по прежним вылетам в Яссы я знал, где стоят зенитки. Да и сейчас обнаружить их было нетрудно - языки пламени, вылетающие из стволов, хорошо видны сверху. Несколько штурмовых атак разогнали расчеты батарей по укрытиям. Мы с Дьяченко пошли в набор высоты. Мимо нас проскакивает появившийся откуда-то "мессершмитт". Разворачиваюсь на него неглубоким виражом, как бы заманивая в бой, стараясь подставить врага под удар Дьяченко. "Мессер" клюнул на приманку, стал разворачиваться на меня, не замечая ведомого. Дьяченко действовал четко и уверенно. Он прошил очередью Ме-109, и гитлеровец крутой спиралью упал на землю. Как обрадовала меня эта удача моего ведомого. Он лично сбил первого вражеского истребителя! Победа повышает престиж летчика перед однополчанами, вызывает доверие командования. Но самое главное, вселяет веру летчика в себя и в свое оружие. С этого начинается настоящее становление воздушного бойца. В таких схватках куется характер, исчезают робость и неуверенность. Даже внешне летчик, имеющий личные победы, выглядит иначе. Он смелее судит 6 бое, у него появляются свои взгляды, свои любимые приемы и формы маневра. И это правильно. На аэродроме осмотрел свой самолет - пробоин не было. Но веселое настроение испортил доклад Вахненко. - Товарищ командир, вам до вечера вылетать не придется. Самолет поврежден. Как в воздухе работал мотор? - Нормально! А что случилось? - с тревогой спрашиваю его. - В сопло угодил осколок зенитного снаряда и повредил лопатки нагнетателя. Не волнуйтесь! К вечеру все исправим. - Не хватало еще этой беды. - Это не беда, товарищ командир, другая хуже... - Иван Вахненко замолк и, отвернувшись, смотрел мимо меня. - В чем дело?.. Если начал, то досказывай. - Вы слышали, что с Мироновым? - Нет! Говори же! Ну рассказывай, не терзай душу... - Миронова больше нет. Умер в больнице, его вчера похоронили. Это сообщение оглушило, словно обухом ударило. К горлу подступил комок, мешавший мне не только говорить, но и дышать. "Костя! Друг мой! Как же так?" - мысли о гибели" не укладывались в сознании. На командном пункте узнал все подробности нелепой гибели Миронова. Один из "бывалых" летчиков настоятельно советовал подчиненным отрезать привязные ремни в кабине, так как они, якобы, сковывают движения, мешают осмотрительности в бою. Плохо закончилось для Кости легкомысленное отношение к советам "бывалого летуна". Вечером перелетали в Маяки. На самолете кончилось горючее. Костя решил сесть вынужденно с выпущенными шасси. Самолет попал в канаву и скапотировал. Миронова выбросило из кабины, и при падении он сломал себе позвоночник. Самолет спас, а сам погиб. Тяжелая была для меня эта потеря. С Костей мы были как родные братья. Все у нас было вместе. Жизненного и авиационного опыта у меня было, конечно, побольше, и друг всегда прислушивался к советам. К сожалению, в начале войны не оказалось рядом доброго товарища, чтобы предостеречь от ошибки. Образ этого замечательного товарища, смелого летчика навсегда остался со мной. Вечером в полк вернулся Павел Павлович Крюков со своим ведомым. Напомню, что они еще в первый день войны вылетели на разведку в район Плоешти. Как летчики и предполагали, у них не хватило горючего на обратный путь, и они вынуждены были сесть, едва перелетев границу с Румынией. Конечно, все были довольны, что Пал Палыч (как мы дружески называли Крюкова) и его боевой товарищ, которых мы уже считали погибшими, вернулись в часть. Тяжелый боевой день был позади. Требовалась и разрядка. Полковые остряки задали Крюкову кучу иронических вопросов. - Пал Палыч, что-то ты загостился у господина Антонеску? Как там поживают король и королева? На прием не приглашали? Пал Палыч умел поддержать такую беседу. - Ну как же! - заверил он. - В нашу честь устроили фейерверк. По всему маршруту. Потом выслали почетный эскорт из трех пар "мессеров". Мы весьма довольны приемом... А потом перешел на обычный тон: - Натерпелись. Еле перетянули границу, а там и наша пехота порадовала. Все изучали: не немецкие ли мы шпионы. Пока не обругал как следует, все приглядывались. Шутки в адрес Крюкова закончились только с приходом командира полка. И настроение сразу сменилось. Сообщение майора Иванова о полученном графике действий на ближайшие дни насторожило всех нас. Командование дивизии поставило задачу сковать действия вражеской авиации с аэродрома Романы путем нанесения ударов по нему отдельными звеньями в соответствии с графиком. С рассвета и до половины дня налеты по аэродрому через каждые два часа должны осуществлять звенья кишиневского полка, а во второй половине дня - мы. Все притихли. Каждый думал о предстоящей задаче. Я мысленно представил себе обстановку на аэродроме Романы, с которой уже был знаком при разведывательных полетах. Десятки зенитных батарей: пушки, "эрликоны", пулеметы. Вспомнил шапки разрывов снарядов крупнокалиберной зенитной артиллерии, трассы очередей... Они в памяти. Но нам не впервой действовать по таким объектам. Главное же в том, что противник по графику наших вылетов, через три-четыре налета, разгадает замысел. Наши тройки будут встречены барражирующими вражескими истребителями, хорошо организованным зенитным огнем. Нельзя же считать противника дураком! По-видимому, принимая это решение, в штабе дивизии не имели представления о том, что такое аэродром Романы и как он прикрывается зенитными средствами. Наверное, исходили из наших зенитных ресурсов. В тот период, к сожалению, на нашем аэродроме не было ни одного зенитного пулемета. Всем, кому придется вылетать на Романы, есть над чем подумать, поразмыслить, как решить эту боевую задачу. Командир эскадрильи Атрашкевич не утерпел, высказал свое мнение: - Товарищ командир полка, мы таким образом большого урона противнику не нанесем. Нас будет встречать зенитный огонь и истребители. Лучше ударить один раз, но всем полком. Самолетов у нас достаточно. Если будем действовать по графику, через неделю останемся без самолетов и без летчиков. С предложением Федора Атрашкевича каждый летчик в тот момент был согласен. - Докладывали начальнику штаба дивизии Козлову наши предложения. Он подтвердил график вылетов, - ответил Иванов, по-видимому, сознавая сомнительность принятого графика действий. - Приказы, товарищ Атрашкевич, выполняют. А как выполнить лучше - надо подумать нам с вами. Чуть свет с аэродрома уже поднялись в воздух самолеты - звенья уходили на разведку, группы"- на штурмовку вражеских войск. Со второй половины дня пошли на аэродром Романы. Первые налеты обошлись без потерь. Сказалось то, что штаб полка в первой половине дня поддерживал связь с соседним полком, анализировал методы их действий. Поэтому первые наши тройки заходили с направлений, откуда меньше всего ожидал их противник. Майор Иванов умело руководил боевыми действиями, инструктировал каждую группу, внимательно выслушивал доклады о выполнении боевых заданий. Ни одна из троек не повторила направления удара, высоты, маневра. Командир полка, опираясь на данные штаба, сделал все, чтобы избежать шаблона в боевых действиях. Он даже чуть сместил время ударов. Солнце уже было над горизонтом, когда до стоянок наших самолетов донеслись взрывы бомб со стороны Котовска. Все прислушались. Стало ясно: авиация противника бомбила город. Мгновенно взлетело около десяти "мигов". Группа направилась на Котовск. Девятка Ю-88, отбомбившись по станции, разворачивалась на запад. Наши летчики с ходу атаковали их. Оказавшийся первым, младший лейтенант Яковлев нацелился на ведущего бомбардировщика и, не выходя из атаки, врезался в него. Вражеский строй рассыпался. Беспрерывными атаками летчики уничтожали "юнкерсов" одного за другим. Последний из девятки был сбит за рекой Прут. Лишь тогда группа возвратилась на аэродром. Это была большая победа. Я садился с трудом. Единственная пуля, попавшая в самолет, пробила масляный бак. Но все же масла хватило. Это спасло мотор от заклинивания, а меня - от вынужденной посадки. После приземления было много разговоров об этом удачном бое. Вскоре мы узнали подробности гибели отважного летчика Николая Яковлева. Успех в уничтожении девятки "юнкерсов" во многом был предопределен его дерзкой атакой. Сбив ведущего вражеской группы, он нарушил управление и психологически подавил организованное противодействие врага. Яковлев был убит еще на пикировании. Пуля попала ему в голову. Но "миг", нацеленный твердой рукой, врезался в бомбардировщик. Погибая, Яковлев обеспечил победу боевым товарищам. Он показал пример ярости и ненависти к врагу. Трагическая судьба его омрачила радость нашей победы. Но она и вселила гордость за героя. Узнав подробности гибели, летчики невольно или вольно посетовали на наших авиаконструкторов за отсутствие на истребителях бронированных передних стекол. Мы уже знали, что на "мессершмиттах" они стоят. ПОДВИГ КОМЭСКА На следующий день обстановка на нашем фронте резко изменилась. Началось мощное наступление немецких и румынских войск с форсированием реки Прут. Эскадрильи, получив новую боевую задачу, одна за другой направились в район Яссы - Унгены. День был горячий, напряженный. Заправившись горючим и боеприпасами, наше подразделение снова летит штурмовать вражеские войска. Впереди звено под командованием Федора Атрашкевича, а за ним, в колонне, остальные. Перед переправой заметили скопление противника: танки, автомашины, артиллерия. Навстречу нам замелькали трассы. Прорвавшись через их заслон, с пикированием бросаем бомбы, обстреливаем цели из пулеметов. С набором высоты вытягиваемся друг за другом в круг, пикируем повторно. Под нами горят автома