восемь после снижения. А в другой случай с его экипажем мы, в штабе, даже не сразу поверили. Ведь летчики горазды на шутку. Однажды ночью разведчики возвращались с задания. Когда подошли к аэродрому, он оказался закрытым туманом, свет включенного на земле прожектора рассеивался, и летчику трудно было рассчитать заход на посадку. Иван Ефремович Великий начал выравнивать машину несколько раньше границы летного поля и немного правее полосы. А там в капонире стояла малокалиберная пушка с задранным вверх стволом. Самолет как-то зацепил ее правой ногой шасси, выдернул, пронес метров 50 и уронил в кустах. Отдыхавший в землянке расчет решил, что начался воздушный налет, и бросился к пушке. Однако ее, к изумлению зенитчиков, на месте не оказалось. На глазах исчезла. Нетрудно представить себе состояние незадачливых защитников аэродрома: и срам и стыд. Они потом долго служили предметом шуток. Им незлобиво предлагали и "разуть глаза", и ущипнуть друг друга, и немедленно обратиться к психиатру. Мы у себя тоже немало посмеялись над столь невероятным \236\ происшествием. Отрядили даже одного из товарищей узнать, уж не подвох ли тут какой. - Все правильно рассказывают, - доложил он. - Сам видел эту пушчонку в кустах. А что сталось с воздушными разведчиками? Да все обошлось благополучно. Освободившись от пушки, летчик ушел на второй круг и посадил самолет на фюзеляж. Никто из экипажа не пострадал. Над майором И. Е. Великим тоже потом нередко подтрунивали. - Иван у нас овладел новой профессией - уносить по ночам пушки, - пошутил на одном из совещаний командир полка. - Сегодня он провел эксперимент на своих, завтра полетит к фашистам. А чтобы не размениваться на мелочи - решил приделать к самолету два крюка и снимать с позиций за один заход по половине батареи. Опережая события, скажу, что майор И. Е. Великий командовал воздушными разведчиками до конца войны. Немало трудных заданий выполнил он лично сам со своим дружным экипажем. Например, разведку шоссе на участке Познань - Берлин он провел в сильный снегопад, когда видимость почти полностью отсутствовала. За этот вылет его наградили орденом Александра Невского, штурмана Н. Канищева - орденом Отечественной войны 1-й степени, а стрелка-радиста М. Смирнова - орденом Красного Знамени. В феврале 1945 года И. Е. Великого назначили командиром 16-го Сталинградского Краснознаменного отдельного разведывательного авиационного полка. Он одним из первых сфотографировал берлинские укрепления гитлеровцев. Грудь его украсили многие награды, в том числе четыре ордена Красного Знамени. Скромным, но на редкость волевым и мужественным был командир 1-й авиаэскадрильи этого полка майор Виктор Гаврилович Подколоднов. 180 раз вылетал он на воздушную разведку, 150 из них с фотографированием, когда под любым зенитным огнем с боевого курса сходить нельзя. Каждый из этих полетов можно смело приравнять к подвигу. В марте 1942 года в районе озера Ильмень, когда экипаж Подколоднова, разведав аэродромы Сольцы, Рельбицы, Гривочки и станцию Дно, возвращался домой, его подожгли вражеские истребители. Пришлось всем прыгать \237\ с парашютами. Летчика ранило в лицо, штурмана П. Беликова - в правую руку. Три дня отважные разведчики пробирались к своим через леса и болота и все-таки дошли. 5 августа того же года в районе Шимска на экипаж Подколоднова напали четыре "мессершмитта". Во время боя штурмана старшего лейтенанта Гончарова убило. Самолет вспыхнул. И снова, в который раз, Подколоднову ничего не оставалось, как воспользоваться парашютом. Стрелка-радиста гитлеровцы тяжело ранили в воздухе, и он сразу же после приземления скончался. 14 суток голодный и оборванный, рискуя ежеминутно нарваться на засаду или минное поле противника, шел Виктор к линии фронта. И опять смерть и плен миновали его. 8 сентября 1943 года Подколоднову присвоили звание Героя Советского Союза, На одном из служебных совещаний, которое проводилось уже после войны, ко мне во время перерыва подошел генерал-майор авиации и представился: - Ваш бывший подчиненный Махринов Григорий Федорович. На груди генерала сияла звезда Героя Советского Союза, под ней располагалось несколько рядов орденских планок. Я не сразу узнал командира звена капитана Махринова, и только случай, о котором он рассказал, все восстановил в моей памяти. В марте 1943 года под Старой Руссой на наш самолет-разведчик напали шесть вражеских истребителей. Экипаж отбивался мужественно, одного "мессера" даже свалили на землю. Но в противоборстве с оставшейся пятеркой "пешке" устоять было трудно. Как экипаж избавился от гибели, трудно сказать. Помню, что самолет приземлился весь изрешеченный, живого места нет. Из кабины еле вылез летчик с окровавленным лицом, в кабине стонал тяжело раненный штурман - осколок впился ему в спину. Выпрыгнул из кабины на землю стрелок-радист, придерживая здоровой рукой другую, окровавленную руку с оторванными пальцами. Вот тогда-то я и услышал впервые о капитане Махринове. За время войны Григорий Федорович совершил 199 боевых вылетов, 117 из них на разведку, отснял с воздуха территорию, равную 20000 квадратных километров, \238\ сбросил над городами и поселками, временно оккупированными фашистами, 2213000 листовок. В 1954 году Махринов успешно окончил Военно-воздушную академию и продолжал служить в Вооруженных Силах. Среди штурманов бытует выражение "птичье чувство ориентировки". Оно сложилось под влиянием многолетних наблюдений за поведением пернатых, которые из дальних странствий возвращаются непременно в свои гнездовья. Вот таким птичьим чутьем обладал и старший лейтенант Николай Канищев. Куда бы он ни летал, в какой бы погодной обстановке ни оказывался - всегда безошибочно находил и нужную цель, и дорогу домой. По мастерству ведения разведки, особенно по воздушному фотографированию, трудно было назвать ему равных. Перед войной Канищев учился в Воронежском университете. Затем окончил Краснодарское военно-авиационное училище и в двадцать лет стал летчиком-инструктором. Позже работал преподавателем Мелитопольской авиационной школы. Когда на страну напали фашисты, Канищев подал рапорт с просьбой направить на фронт. Но ему отказали: подготовка авиационных кадров тоже была тогда нужным делом. Однако Канищев настоял на своем и пошел воевать рядовым штурманом тяжелого воздушного корабля. Он совершил около сотни боевых вылетов. Потом его, как опытного специалиста, перевели в 72-й отдельный разведывательный авиаполк на должность старшего летчика-наблюдателя. 179 боевых вылетов, в том числе сто ночных, совершил Канищев за время войны. В январе 1945 года он, как я уже рассказывал, отличился вместе с Иваном Великим при разведке дороги Познань - Берлин. Полковник Канищев и поныне находится в кадрах. В 1950 году он успешно окончил штурманский факультет Военно-воздушной академии и работает сейчас штурманом в одном из военных округов. На фронте хорошо знали мастера воздушной разведки командира эскадрильи майора Алексея Криворученко, ставшего впоследствии Героем Советского Союза. Я могу привести только одну цифру: 27000 квадратных километров. Такую огромную площадь он сфотографировал с воздуха. \239\ А ведь каждый полет был сопряжен с риском для жизни. При выполнении одного из заданий шестерка "мессеров" подожгла самолет Криворученко. А на борту у него имелись бомбы. Но отважный разведчик хладнокровно выбрал цель и накрыл ее. Когда перетянули линию фронта и надежд на спасение самолета не осталось, Криворученко приказал экипажу, покинуть машину. Сам он, как и полагается командиру, оставил ее последним. 135 боевых вылетов совершил за полтора года войны штурман одной из разведывательных эскадрилий капитан Владимир Смирнов, ставший в апреле 1944 года Героем Советского Союза. Этот человек сочетал в себе все лучшие качества воздушного разведчика: храбрость и выдержку, летное мастерство и зоркий глаз следопыта. Много раз он горел, падал на землю, был ранен и контужен, а все оставался жив и после излечения возвращался в строй воздушных бойцов. Но в июле 1944 года во время одного из разведывательных полетов храбрый следопыт погиб. ...Представление о воздушных разведчиках, людях мужественной и романтической профессии, было бы неполным, если бы я не рассказал еще об одном человеке - о е И. Д. Завражнове. Выше о нем лишь упоминалось. Есть люди, образ которых постепенно стирается из памяти. Но такого, как Иван Дмитриевич, забыть нельзя. В 6-й воздушной армии его знали буквально все. О нем рассказывали случаи, напоминающие легенды. Силой Иван обладал необычайной. Но не только и не столько этим он снискал себе славу. Был он прежде всего смелым, хорошо подготовленным летчиком и прекрасным командиром. В части его любовно называли "Иван Завражнов - трижды отважный". И в рифму, и во всех отношениях правда. На груди у него кроме боевых орденов красовались три медали "За отвагу". Ими Иван Дмитриевич особенно гордился. В начале войны Завражнов водил в бой бомбардировщик, потом переучился на истребителя. И тут воинское счастье ему на время изменило. Правда, виноват в этом прежде всего он сам. В ненастную погоду, когда мела пурга, Ивану Завражнову вдруг захотелось побывать "в гостях" у немцев. Завел мотор "лага" и, ни у кого не спросясь, даже никого не поставив о своем вылете в известность, махнул в самый \240\ центр демянского котла на базовый аэродром Глебовщина. Гитлеровцы, понятно, не ждали "гостя" в такую погоду и никакого противодействия нашему одиночному истребителю не оказали. А тот, как хозяин, прошелся над стоянками транспортных самолетов и выпустил по ним весь комплект боеприпасов. Дерзкой вылазкой Завражнов нанес немалый урон фашистам. На свой аэродром он возвратился благополучно. Герой, да и только! Но генералу Кондратюку, привыкшему во всем соблюдать надлежащий порядок и дисциплину, такая "самодеятельность", конечно, не понравилась. Он снял Завражнова с должности командира 238-го истребительного авиаполка и отправил в Максатиху, располагавшуюся в глубоком тылу. Там, в учебном полку, я и встретил его осенью 1942 года, когда прибыл на Северо-Западный фронт. - Какими судьбами вас сюда занесло? - спрашиваю Завражнова, которого знал еще по войне с белофиннами. Тогда он летал на самолете СБ, служил в авиабригаде Пятыхина. А она входила в состав ВВС 13-й армии, которыми я командовал. - За непочтение родителей, - с горькой усмешкой ответил Завражнов и, ничего не тая, рассказал о своем проступке. - О снисхождении просить не смею, - добавил в заключение. - Наказан поделом. Только вот душа разрывается на части, когда вижу, как к фронту идут самолеты. Словно в ссылке себя чувствую. Командиром учебно-тренировочного полка в Максати-хе был в то время подполковник Лисов. Спрашиваю его: - Как работает Завражнов? - Отлично, но рвется на фронт. Надо его отпустить. Я пообещал Завражнову заступиться. Но, как только заговорил о нем в штабе, Кондратюк вскипел. С трудом сдерживая себя, заявил: - Не позволю разводить партизанщину. Пусть поболтается на учебном самолете, а когда поумнеет - видно будет. Короче, Кондратюк и слышать не хотел о возвращении Завражнова на прежнюю должность. Но вскоре Кондратюк уехал в Москву, командующим армией назначили меня. Через несколько дней погиб командир отдельного 72-го разведывательного авиационного полка. Кем его заменить? \241\ Тут я и вспомнил об "изгнаннике" Иване Завражнове. - Согласны?- спросил его при встрече. - Разведчиком? Да это же просто здорово! Я всю жизнь об этом мечтал, - просиял Иван Дмитриевич. Так и стал Иван Завражнов командиром разведывательного полка. Здесь его ненасытная до опасностей натура развернулась во всю ширь. В самую ненастную погоду он уходил на задания и неизменно привозил исчерпывающие сведения о противнике. Когда решалась судьба Рамушевского коридора, Иван Дмитриевич почти каждый день водил свою "пешку" над лесами и болотами Приильменья. Командующий Военно-Воздушными Силами наградил его орденом Александра Невского. Весной 1943 года у нас на северо-западе наступило, как я уже сказал, временное затишье. Вдруг меня вызвал командующий фронтом. Когда все деловые вопросы были решены, И. С. Конев спросил: - Что там у вас случилось с подполковником Завражновым? Мы его вызвали к 15 часам на Военный совет. Послушать и вам будет не лишне. "Уж не натворил ли опять чего-нибудь Иван?-шевельнулась во мне тревога. - Ни с того ни с сего командующий фронтом вызывать бы его не стал". Сижу, поглядываю на часы. На дворе дождь, молнии сверкают - 15 часов, а Завражнова нет. 15.10 - нет. Конев, подвинув к себе какую-то бумагу, говорит: - Наверняка правильно тут о нем написано. Сразу видно - к порядку человек не приучен. Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Владимир Николаевич Богаткин, сидевший с Коневым рядом, промолчал, потом поднялся, отошел к окну и, ни к кому не обращаясь, сказал: - Ну и погодка... В это время дверь открылась и на пороге выросла могучая фигура Завражнова. На нем не было ни сухой ниточки, под ногами тотчас же образовалась лужа воды. - Разрешите?- вскинул он огромную ручищу к мокрому виску. Конев кивнул головой. Завражнов подошел к столу, засунул руку в карман \242\ и долго извлекал оттуда вдвое сложенную измокшую летную книжку. - Вот! - положил он ее на стол перед командующим. Конев раскрыл книжку, расправил ладонью промокшие листки и углубился в содержание записей. - Так, так, - вдруг заинтересовался он. - Значит, сведения об обороне противника на участке 34-й армии доставили вы? Завражнов кивнул головой. - И разведка аэродромов в Старой Руссе - ваша работа? Завражнов снова кивнул головой. Что не вылет, то подвиг. Подобревший Конев как бы между прочим сказал: - А ведь на тебя, Завражнов, заявление к нам поступило. Будто сам на разведку не летаешь, прикрываешься славой подчиненных. Завражнов недоуменно пожал плечами. Я вступился за командира полка: - Это клевета, товарищ командующий. - Ну, все ясно, - накрыл ладонью заявление Конев. - Теперь скажите, почему вы опоздали на 15 минут? - В четырех километрах отсюда с машиной что-то стряслось. Мотор заглох. Я бросил ее и побежал, вот и... опоздал. Конев нажал на столе кнопку. Вошел порученец. - Сколько у нас в резерве машин? - Четыре, товарищ командующий. - Так вот, мое распоряжение - один из виллисов передать подполковнику Завражнову. - Спасибо, товарищ командующий, - расчувствовался и даже покраснел от неожиданности Завражнов. Погиб Завражнов 28 августа 1943 года. На обратном маршруте после выполнения задания его самолет зажали в клещи вражеские истребители и подбили. До линии фронта оставалось еще далеко. Прерывисто дыша, Завражнов время от времени спрашивал по переговорному устройству штурмана: - Вася, скоро линия фронта? - Скоро, товарищ командир, скоро. Штурман чувствовал: с командиром творится что-то неладное, но не смел его спросить об этом. А Завражнов, \243\ смертельно раненный, с трудом уже управлял подбитой машиной, которая с каждой минутой теряла высоту. Когда наконец миновали линию фронта, Завражнов, собрав остаток сил, выдохнул: - Прыгайте. Все прыгайте. И прощайте... Штурман и стрелок оставили машину. Летчик, выбрав какую-то прогалину, все же посадил машину. Но вылезти из нее уже не смог. Когда осмотрели бездыханное тело Завражнова, поразились: вражеский снаряд вошел ему в грудь и разорвался уже на вылете, за спиной. Ровно через месяц, 28 сентября, в газетах был опубликован Указ Президиума Верховного Совета о присвоении Завражнову Ивану Дмитриевичу звания Героя Советского Союза. Но самого героя тогда уже не было в живых. \244\ В НАСТУПЛЕНИИ В феврале 1943 года войска Северо-Западного фронта (в то время ими командовал Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, членом Военного совета фронта был генерал-лейтенант В. Н. Богаткин, начальником штаба генерал-лейтенант В. М. Злобин) обложили 16-ю немецкую армию плотным полукольцом. В районе Осташкове началось сосредоточение оперативной группы генерал-лейтенанта М. С. Хозина. Зарылась в снег пехота, в тылу ее, в лесах, заняла огневые позиции артиллерия. Расчеты пушек-сорокапяток разместились в ротах и батальонах. А мороз крепчал, мела поземка. В ночь перед наступлением небо огласилось шумом моторов ночных бомбардировщиков По-2. Шел снег. И без того плохая видимость уменьшилась до предела. Но это не помешало "кукурузникам" за ночь совершить почти шестьсот вылетов. Как потом установили воздушные разведчики, они подавили и уничтожили до тридцати артиллерийских и минометных батарей. Следы взрывов бомб были потом, в дневное время, хорошо различимы на снегу. А главное - самолеты По-2 держали всю ночь вражеские войска в напряжении. Накануне наступления на аэродромах пашей армии шла деятельная подготовка к боевым вылетам. На самолеты подвешивались бомбы, снаряжались пушки и пулеметы. По взлетно-посадочным полосам ползали тракторы, очищая их от снега. Силы для операции готовились немалые. По плану взаимодействия 11-ю армию должны были поддерживать 239-я и 240-я истребительные, 243-я штурмовая и 242-я ночная бомбардировочная авиадивизии, а также Краснознаменный бомбардировочный авиаполк. 53-ю армию - 1-й штурмовой и 1-й истребительный авиакорпуса. В дальнейшем \245\ часть авиации переключилась на поддержку сначала 34-й армии, а затем - 27-й и 1-й ударной. Работники штаба и политотдела выехали в части задолго до наступления, там проводились партийные и комсомольские собрания, обсуждалось обращение командующего к воинам воздушной армии. Все авиаторы жили одним стремлением - как можно лучше помочь пехоте при прорыве вражеской обороны, нанести противнику возможно больший урон. Усилился приток заявлений с просьбой принять в Коммунистическую партию. Мглистый рассвет 15 февраля 1943 года, когда заговорили пушки, нам, авиаторам, принес немало огорчений. Снегопад не прекращался, в метельной круговерти невозможно было отличить землю от неба. На запросы командиров синоптики охрипшими голосами отвечали: "Улучшения погоды не предвидится". Их, конечно, ругали, словно от них зависело прекратить разбушевавшуюся вьюгу. В период наступления я все время находился вместе с командующим 11-й армией. Нервы у меня были взвинчены до предела. Проделали такую огромную подготовительную работу, а из-за погоды полки беспомощно стоят на аэродромах. Заметив мое состояние, командующий успокаивающе сказал: - Ну что вы убиваетесь? В конце концов метель должна утихнуть. На переднем крае грохотала артиллерия, строчили пулеметы. Гитлеровцы яростно сопротивлялись, особенно в районе Рамушевского коридора. Здесь, в узкой горловине, они сосредоточили несколько пехотных дивизий, большое количество орудий и минометов. Медленно, но упорно наши войска прогрызали казавшуюся неприступной оборону противника и уже выбили его из нескольких укрепленных пунктов. Части 53-й армии заняли деревни Извоз и Логовая. На других участках фронта пехота продвинулась до трех километров. Больше всего наступлению мешали ранее не обнаруженные доты и дзоты. Долбануть бы по ним сейчас, смешать бы с землей и снегом, да погоды все нет и нет. За весь день выпустили в воздух всего несколько экипажей-смельчаков. Второй день тоже не принес утешения. Вьюга продолжала бесноваться. Только к вечеру она начала утихать. \246\ Я приказал отобрать самые лучшие экипажи штурмовиков и отправить на задание. Подошел командующий 11-й армией и умоляюще попросил разведать, что делается на дорогах между Демянском и Старой Руссой. Я немедленно позвонил командиру 33-го гвардейского штурмового полка: - Найдите добровольца, который мог бы вылететь на разведку. Только самого опытного. Минут через пять он доложил: - Есть такой. Младший лейтенант Девятаев. Он уже не раз бывал в том районе. - Хорошо. Посылайте. А когда вернется с задания, сразу же позвоните. Я понимал, на какое трудное и рискованное задание посылаю летчика. Но... без риска на войне не обойтись. Прошел час, пора бы уже вернуться Девятаеву, но телефон молчал. Наконец раздался звонок: - Вернулся. Все благополучно. Сел со второго захода. Посадку обеспечивали ракетами. Доставленные воздушным разведчиком сведения я сразу же передал командующему армией. - Так я и предполагал, - сказал oн. - Противник спешно перебрасывает из Старой Руссы резервы. Может быть, ударите по ним? Ох, сейчас это нужно! Звоню снова в 33-й штурмовой, прошу найти охотников ударить по колоннам на дорогах. - К вылету готовы все, - отвечает мне командир полка. - Сколько экипажей прикажете поднять? - Хотя бы четыре, но только самых лучших. - Понятно, будет сделано. Посланные экипажи пробились сквозь проклятый снегопад, нашли вражескую колонну и основательно ее потрепали. - Вот за это спасибо, - поблагодарил командующий 11-й армией, - А мы тоже не стоим на месте. Сегодня освободили деревни Кукуй, Малое Стрешнево, Высокое, Городилово. На третий день наступления погода немного улучшилась, и наши аэродромы сразу же ожили. Поднимая снежную пыль, самолеты один за другим стали уходить на задания. Особенно много работы в тот день выпало на долю 243-й штурмовой авиадивизии. Мощным артиллерийским \247\ и минометным огнем противник прижал нашу пехоту к земле. С земли обнаружить хорошо замаскированные огневые точки было невозможно. И от командующего 11-й армией поступила очередная просьба: - Особенно нам надоедает батарея, упрятанная где-то вот здесь, - указал он пальцем место на карте. Это был лесной массив. - Прикажите разыскать ее и подавить. - Пошлите Васильчикова, - приказываю по телефону командиру авиационной дивизии. - Он с этим заданием справится. Гвардии старшему сержанту Владимиру Васильчикову мне незадолго до наступления довелось вручать орден Красного Знамени. Он со своей группой отличился при штурмовке вражеского аэродрома. Преодолев огневой заслон, "илы" сожгли тогда четыре Ю-52. При возвращении Васильчикову пришлось вступить в бой с вражескими истребителями. Одного "мессершмитта" он сбил. 35 штурмовок произвел к тому времени старший сержант, возглавляя группы, и не потерял ни одного самолета. Это был храбрый и умелый летчик. На задание Васильчиков вылетел во главе пятерки штурмовиков. Разыскав на опушке леса вражескую батарею, он повел группу в атаку. Сначала "илы" сбросили бомбы, а потом начали косить гитлеровцев из пулеметов. Затем Васильчиков обнаружил еще одну батарею. И эту штурмовики уничтожили четырьмя заходами. Артиллерийский огонь противника заметно ослаб. Наша пехота снова устремилась вперед. С передового командного пункта мне передали по телефону: "Группа работала отлично". Похвала была заслуженной. Пятерка Владимира Васильчикова на обратном пути обстреляла большую колонну автомашин с пехотой. Другие группы в тот же день уничтожили немало танков и артиллерийских орудий, разрушили 11 блиндажей, взорвали несколько складов с боеприпасами. Особенно отличились штурмовики, ведомые лейтенантами Фроловым и Кочетковым и старшим лейтенантом Калистратовым. Недаром штурмовик прозвали летающим танком. Своими точными и мощными ударами "илы" хорошо помогали своей наступающей пехоте. Действуя в основном с \248\ малых высот, они уничтожали врага не только бомбами, но и огнем бортового оружия. Кроме "илов" в штурмовках участвовали и самолеты По-2. Например, командир эскадрильи капитан А. П. Еро-феевский точными попаданиями бомб взорвал вражеский бензосклад. Отблески пожарища были хорошо видны даже с нашего аэродрома. Африкана Платоновича я знал хорошо. Скромный, подтянутый, с пышными черными усами на красивом волевом лице, он отличался еще и веселым характером, любил петь. Эта кажущаяся беззаботность сочеталась в нем с твердой волей, исключительной смелостью. На своем По-2 он совершил более 200 боевых вылетов, уничтожил немало живой силы и техники врага. В ноябре 1944 года ему присвоили звание Героя Советского Союза. В составе войск Северо-Западного фронта сражалась Латышская стрелковая дивизия, которая пользовалась большой боевой славой. Она была сформирована в 1941 году, участвовала в боях под Москвой, освобождала Наро-Фоминск и Боровск. У нас, на Северо-Западном фронте, героически сражалась под Старой Руссой и Великими Луками. 70 процентов ее бойцов составляли добровольцы, среди которых было немало ветеранов, отстаивавших Советскую власть еще в годы гражданской войны. Это - командир соединения Я. Вейкин, Д. Бранткалп, Э. Бирзит, П. Матисон, Я. Кинтслер, Р. Варкали, Ф. Фридрихсон, Я. Мельбарт, Э. Фельдман. В дивизию часто приезжали секретарь ЦК Латвийской ССР Я. Э. Калнберзин и председатель Совета Министров республики Вилис Лацис. Они проводили большую организаторскую и политическую работу. В январе 1942 года Латышская стрелковая дивизия вошла в состав 1-ой ударной армии. Она участвовала и в окружении, и в разгроме демянской группировки. Особенно запомнились мне бои в районе Ногатина. Когда я прибыл к Яну Вейкину, чтобы организовать взаимодействие, он принял меня как родного. Командир хорошо знал обстановку, на его карте были точно указаны все опорные пункты противника. Наши штурмовики немедленно занялись их обработкой. Я. Вейкин остался очень доволен их действиями. Активно поддерживаемые с \249\ воздуха, его пехотинцы уверенно пошли вперед и глубоко вклинились во вражескую оборону. - Приезжайте после войны в Ригу, - сказал мне комдив на прощание. - Там будем праздновать победу. 5 октября 1942 года соединению было присвоено наименование гвардейского. Оно стало называться "43-я гвардейская латышская стрелковая дивизия". В 1944 году гвардейцы, действуя в составе 130-го латышского стрелкового корпуса, подошли к границам своей республики и участвовали в освобождении всей Прибалтики. Один из ветеранов этого соединения, участник гражданской войны Петр Юрьевич Залинь, после очередного ранения оказался в нашем госпитале. Вылечившись, он остался у нас, поскольку его дивизия ушла на другой фронт. Старого коммуниста, опытного политработника назначили заместителем командира 7-го района авиационного базирования но политической части. И не ошиблись. Петр Юрьевич вкладывал в работу всю душу, проявил незаурядные организаторские способности. Он пользовался большим авторитетом как у начальников, так и у подчиненных. 18 февраля погода улучшилась, и в боевую работу включились истребители. Они сопровождали на задания штурмовиков и бомбардировщиков, патрулировали над полем боя, прикрывая с воздуха наступающую пехоту. В небе днем и ночью неумолчно гудели моторы. Такого большого количества самолетов здесь и у нас, и у неприятеля раньше не было. Из-под Ленинграда и с Волховского фронта гитлеровцы перебросили сюда несколько истребительных и бомбардировочных частей, входивших в состав воздушного флота Ритгофена. На наш фронт, в частности, прибыла 54-я истребительная эскадра подполковника Траутлофта, укомплектованная отборными асами. Обычно противник бросал ее туда, где ему приходилось особенно туго. Они летали на истребителях "Фокке-Вульф-190", считавшихся неуязвимыми. Но наши опытные бойцы, как уже знает читатель, поснимали с них мишурную позолоту. И вот они снова против нас. Из разведывательных сводок я знал о волчьих повадках фашистских асов и через свой штаб передал в части \250\ соответствующее предостережение и рекомендации. Они были адресованы прежде всего молодым летчикам, которыми непрерывно пополнялись полки. Новый фашистский самолет был силен на вертикалях, но лишался своих преимуществ, когда боевое маневрирование совершалось в горизонтальной плоскости. Молодежи следовало знать об этом. 18 февраля четверка наших истребителей, барражировавшая над передним краем, встретилась с шестью вражескими. Советские летчики, которыми командовал гвардии старший лейтенант Смирнов, несмотря на неравенство сил, провели этот воздушный бой успешно. Они сбили три фашистских самолета. Здесь проявились опыт и мастерство ведущего, сумевшего навязать фашистским асам поединок на малой высоте. Я хорошо знал Героя Советского Союза Алексея Смирнова, дважды вручал ему ордена. Забегая вперед, скажу, что только на Северо-Западном фронте он уничтожил 20 неприятельских самолетов. За время войны он довел эту цифру до 34 и в феврале 1945 года был удостоен второй медали Золотая Звезда. Крестьянский парень из деревни Пальцево Калининской области вырос в искусного воздушного бойца, стал грозой даже для самых опытных фашистских асов. 19 февраля воздушная разведка донесла, что противник начал отходить из района Демянска на запад. Доложив об этом командующему фронтом, я тут же приказал штурмовикам и истребителям перенести свои удары на отступающие колонны. Для борьбы с нашей авиацией не-мецко-фашистское командование посылало все новые и новые группы самолетов. В воздухе то и дело завязывались жаркие схватки. Преследование врага начала 34-я армия (командующий генерал-лейтенант А. И. Лопатин), а 20 февраля перешла в наступление 53-я армия (командующий генерал-майор Е. П.. Журавлев). 11-я армия продолжала бои в районе Рамушевского коридора, который непрерывно сужался. К 28 февраля войска фронта вышли к р. Ловать. 20 февраля советские летчики-истребители одержали крупную победу. Сражаясь вчетвером против многочисленной группы "фоккеров", "юнкерсов" и "мессеров", они сбили пять самолетов противника и не потеряли ни одного своего. \251\ Вот что рассказал об этом поединке командир группы майор Николай Магерин. "Нас было четверо, а немецких самолетов в несколько раз больше. Силы были далеко не равные, и все же решили атаковать. Я подал команду "Внимание!" и приблизился к самой кромке облаков. За мной последовали товарищи. Расчет был простой: фашисты нас не заметят, и мы нападем на них внезапно. Чтобы спутать врагу карты, я решил атаковать первую группу бомбардировщиков. Дистанция между ней и остальными небольшая. Стоит нарушить строй впереди идущих, и получится неразбериха. Выбрав удобный момент, подаю команду, правда не совсем обычную: "Бей фашистскую сволочь!" В первой же атаке я сбил флагмана. "Юнкере" задымил, перевернулся и вскоре врезался в землю. Малышевский и Заболотнов тоже сбили по "юпкерсу". Расчет наш оправдался: немецкие самолеты смешались, получилась каша. Бомбардировщики тут же начали освобождаться от груза и уходить в облака. Их бомбы на-крыли свои же войска. Потом схватились с немецкими истребителями. Их было двенадцать, нас трое. Царев, увлекшись, погнался за "юпкерсами". На Заболотнова сразу навалились шесть "фоккеров". Малышевский, подоспев на помощь товарищу, первой же очередью сбил "фокке-вульфа". Бой длился уже восемнадцать минут. Я дрался с "мессерами". Два из них, круто пикируя, стали уходить. Используя преимущество в высоте, я тоже устремился вниз и сбил еще одного. Разгром врага был полный". Я наблюдал за этим боем и, когда он окончился, объявил по радио благодарность всем летчикам. Николай Магерин был смелым и талантливым истребителем, о нем знал весь фронт. Коммунисты избрали его в партийную комиссию дивизии. Часть, в которой он служил, потом перелетела на другой фронт, и я надолго потерял из виду летчика. Встретился с ним только после войны. Магерин был уже полковником, потом стал генералом. 21 февраля, в последний день боев за Демянск, истребители нашей армии провели семь воздушных схваток, в которых уничтожили 13 самолетов врага. Такие же поединки происходили тогда и на других участках фронта. \252\ Младший лейтенант Логвинов сбил ФВ-190. По одному самолету записали на свой боевой счет старшие лейтенанты Хальзунов и Орехов, лейтенант Шишкин, младший лейтенант Гнатенко. Отважно сражались с десяткой "мессеров" старший лейтенант Гражданинов и его напарник старший сержант Давыдов. Их грозные атаки я видел сам. Выполняя горку, Давыдов заметил, что один из "мессеров" преследует Гражданинова. Ведомый тут же свалил свой истребитель влево и устремился к фашисту. Он настиг ею и с дистанции 100 метров выпустил длинную очередь. "Мессер" вспыхнул и врезался в землю. Набрав высоту, Давыдов заметил, что второй фашист заходит в хвост ведущему. Ведомый перевел самолет в пике, догнал и расстрелял врага. Боевой пыл вражеских истребителей начал остывать. Наши же "ястребки" атаковали их с нарастающей активностью. Старший лейтенант Гражданинов сбил третьего фашиста лобовой атакой со стороны солнца. Вдруг он услышал голос Давыдова: - Сзади нас три "мессера". Наша пара развернулась и пошла на сближение с противником. Тот не выдержал, стал отваливать. Но было поздно. Сначала Гражданинов, а затем его ведомый сбили еще по самолету. Всего они вогнали в землю пять вражеских машин. Вскоре выяснилось, что Гражданинов и Давыдов сражались с группой отборных летчиков. Командовал ею один из асов Германии - командир второй группы 54-й истребительной эскадры. Он оказался в числе сбитых, выбросился с парашютом, но приземлился на нашей территории, и его взяли в плен. - Еще не родился тот летчик, который бы мог со мной справиться, - заявил он. - А ваших я и сегодня трех свалил. - Ну и наглец, - сказал полковник Стороженко, когда ему перевели слова фашиста. - Ведь наши сегодня потеряли только один самолет. - А как вы объясните свое пребывание здесь, в плену? - с трудом сдерживая негодование, спрашиваю фашиста. - Случайность. Забыл взять с собой пистолет. \253\ - Врете! Пистолет был при вас, -одернул его начальник разведки Прусаков. - Вот он, - и положил на стол новенький "вальтер". - Вы трусливо выбросили его в снег и сразу подняли руки вверх, как только заметили советского солдата. Фашист, опустив голову, сник. Гражданинов и позже не раз участвовал в жарких воздушных схватках и одерживал победы. В 1943 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В то время как истребители вели воздушные бои, штурмовики и бомбардировщики наносили удары по отступающим колоннам врага. 21 февраля только 70-й штурмовой полк уничтожил 37 автомашин на дорогах, 26 повозок, до двух рот пехоты. Одна машина, видимо, везла боеприпасы и от прямого попадания бомбы взлетела на воздух. 21 февраля сухопутные войска полностью очистили Демянский район и начали преследовать противника в Рамушевском коридоре. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Они оставили на деревьях множество "кукушек", которые вели огонь из автоматов. Они были обречены на верную гибель. Заснеженные леса и незамерзающие болота с опасными трясинами сильно затрудняли продвижение наших войск, мешали подтянуть артиллерию к шоссе, ведущему из Демянска в Старую Руссу. А просочившиеся сквозь вражеские заслоны лыжные батальоны и группы автоматчиков не могли, конечно, уничтожить многочисленные дзоты и пулеметные гнезда, густо рассеянные вдоль дороги. Требовалась помощь авиации. Но сначала пурга, а затем густой туман сковали ее на аэродромах. За три дня, пока стояла нелетная погода, основные силы полуокруженной немецкой армии успели выйти из демянского мешка по Рамушевскому коридору. Но выход этот стоил фашистам огромных потерь. Вот что сообщало Совинформбюро 1 марта 1943 года: "В сентябре 1941 года немецко-фашистским войскам удалось прорваться юго-восточнее озера Ильмень и занять силами 16-й немецкой армии район Залучье - Лычково - Демянск и далее на восток до берегов озер Велье и Селигер. В течение последующих 17 месяцев противник \254\ упорно и настойчиво стремился удержать за собой захваченный плацдарм и превратил его в мощный укрепленный район, назвав его "Демянской крепостью". Немцы рассчитывали использовать этот укрепленный район для развертывания удара на важнейшие коммуникации северной группы наших войск. За это же время указанный район неоднократно был ареной ожесточенных боев, в которых перемалывались немецкие дивизии. На днях войска Северо-Западного фронта под командованием маршала Тимошенко перешли в наступление против 16-й немецкой армии. В ходе боев наши войска, прорвав на ряде участков сильно укрепленную полосу противника, создали реальную угрозу двойного окружения немецко-фашистских войск. Противник, почувствовав опасность окружения, начал под ударами наших войск поспешное отступление на запад. За восемь дней боев наши войска, неотступно преследуя противника, освободили 302 населенных пункта, в том числе город Демянск и районные центры Лычково, Залучье. Очищена от противника территория площадью в 2350 квадратных километров. За восемь дней боев наши войска захватили в плен 3000 немецких солдат и офицеров. За это же время взяты следующие трофеи: самолетов - 78, танков - 97, орудий разного калибра - 289, пулеметов-711, а также большое количество боеприпасов и много другого военного имущества. Противник оставил на поле боя более 8000 трупов". К этому надо добавить, что за время пребывания в районе Демянска гитлеровцы только от действий авиации потеряли 345 самолетов, 1131 автомашину, 807 артиллерийских орудий, 136 разных складов. О напряженности боевой работы частей нашей воздушной армии в тот период красноречиво говорят и такие цифры. За период с 15 февраля по 18 марта нами совершено 9345 самолето-вылетов, израсходовано 1525 тонн боеприпасов (161 железнодорожный вагон), 3884 тонны (107 железнодорожных цистерн) горючего. С конца февраля 1943 года начался второй этап изгнания противника за р. Полнеть и борьба за освобождение древнего русского города Старая Русса. 3 марта в состав \255\ Северо-Западного фронта вошла 68-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. И. Толбухина. 14 марта ее ввели в бой на стыке 11-й и 53-й армий. Борьба за Старую Руссу затянулась надолго. Выведя войска из демянского котла, немецко-фашистское командование приняло все меры, чтобы удержаться на рубежах рек Пола, Ловать, Редья, Полнеть. Эти естественные преграды были усилены многочисленными фортификационными сооружениями. Бездорожье, начавшаяся оттепель, туманы создали еще более благоприятные условия для противника. Располагая хорошими дорогами от Старой Руссы на запад, гитлеровцы успели перебросить в этот район крупные резервы. Три недели шли упорные бои на подступах к Старой Руссе. И только к концу дня 14 марта наши передовые части вышли к окраинам города, преодолев три мощных оборонительных рубежа на реках Пола, Ловать и Редья. За это время выделилось всего 6 погожих летных дней, и поэтому каждый из них мы старались использовать до предела. Вернувшись с задания, экипажи наскоро закусывали, пока заправлялись самолеты, и снова поднимались в воздух. Действия авиации во время боев на подступах к Старой Руссе отличались особой ожесточенностью. С обеих сторон в них участвовало большое количество самолетов. Немецкое командование теперь применяло авиацию массированно. По опыту Демянска оно поняло, что имеет дело с сильным и хорошо подготовленным воздушным противником, что время безнаказанных прогулок по советскому небу безвозвратно прошло. Вражеские бомбардировщики и здесь летали под мощным прикрытием истребителей. У истребителей нашей армии не было достаточного опыта борьбы с больши