ил Минка. Интересна судьба командира 2-го чехословацкого истребительного авиационного полка майора Ивана Галузицкого. Родом он из Моравии. Участвовал в боях в словацкой авиачасти против Красной Армии, хотя сам лично боевых вылетов не имел. Дрался в Словакии. Потом отдал летчикам приказ о переходе на сторону Красной Армии. Сам перелетел на аэродром под Львов. Туда же был переброшен весь летно-технический состав в количестве двухсот пятидесяти человек. Его заместитель Иозеф Стенглин после оккупации фашистами Чехословакии перебрался через Польшу во Францию и в составе французской эскадрильи сбил восемь гитлеровских самолетов. Когда немцы захватили Францию, он перелетел в Алжир, затем в Англию, где сбил еще два фашистских самолета. Потом попал в Канаду, где работал инструктором летной школы. А в 1943 году возвратился в Англию и командовал эскадрильей в чехословацком полку. 4 апреля 1944 года он прибыл в СССР и во главе эскадрильи храбро сражался против немцев. \382\ За доблесть и мужество Иозеф Стенглин награжден орденом Красного Знамени. Командир 3-го чехословацкого штурмового авиационного полка майор Микулаш Гулянич, родившийся в закарпатской Украине, прошел не менее тернистый, чем его коллеги. В период формирования дивизии к нам на фронт приезжали Клемент Готвальд, генерал Людвиг Свобода, а также представитель лондонского правительства Нежборский. Он привез с собой генерала Слезак, которого прочили командиром дивизии. Мы знали, что Слезак близок к кругам президента, всецело разделяет его взгляды и вряд ли заинтересован в том, чтобы в Чехословакии был установлен демократический строй. Мы же на должность комдива предложили Будину. Словак по национальности, он пользовался уважением среди летчиков. В беседе с Клементом Готвальдом я изложил точку зрения советского командования и сказал, что мы будем настаивать на кандидатуре Будины. Готвальд согласился. Комиссаром назначили чеха Когоута. Вскоре после сформирования авиационной дивизии в Мукачево состоялся съезд национальных комитетов. Какие жаркие дебаты разгорелись там по поводу будущего Чехословакии! Накануне из Лондона прибыл Немец - уполномоченный эмигрантского правительства. Он без зазрения совести начал вести провокационную политику, подстрекал чешских государственных деятелей не подчиняться советским военным властям, стремился оттеснить словаков на второй план. В связи с этим Немецу и сопровождавшим его лицам было предложено в трехдневный срок покинуть Закарпатскую Украину. Вопрос о будущем Чехословакии был решен в Москве, во время переговоров различных политических групп, которые проходили под председательством К. Готвальда. Помню, как рады были делегаты Словацкого Национального Совета - Шрабор, Урсина, Новомесный, Гусина и другие. - Отныне словаки признаны таким же полноправным народом, как и чехи, - говорили они. Нам, гражданам многонациональной семьи советских народов, где давно восторжествовала ленинская политика равноправия, было как-то странно слышать споры о том, \383\ имеют или не имеют право словаки быть во всем наравне с чехами. Но факт остается фактом - национальный вопрос в Чехословакии был решен только после освобождения страны Красной Армией. Мы от души поздравили словаков, пожелали им занять достойное место в своем государстве, за которое они вместе с нами проливали кровь. В марте 1945 года создается новое правительство под председательством Фирлингера, бывшего посла Чехословакии в Советском Союзе. В него вошли Готвальд, Давид, Шрамик, Урсина, Широкий и другие видные государственные и политические деятели Словакии. Министром обороны стал Людвиг Свобода. Недалеко от тех мест, где дислоцировались наши части, находился лагерь смерти Освенцим. Мне приходилось не раз выступать с докладами о зверствах гитлеровцев, массовых убийствах мирных советских граждан в Бабьем Яру, белорусских концлагерях, под Ростовом. Но сам я не был на этих фабриках смерти. А когда увидел Освенцим, был потрясен до глубины души. Ряды колючей проволоки на унылых бетонных столбах, серые вытянувшиеся строго по линейке бараки, в которых томились обреченные на гибель люди. Кирпичная труба над крематорием, сожравшим тысячи человеческих жизней... Мы осмотрели газовые камеры, куда под видом банных процедур сгоняли узников. На миг воображение нарисовало картину агонии обреченных, донесло из небытия душераздирающие крики умиравших за толстыми стенами душегубок. В бараках на нарах мы видели чудом уцелевших узников. Их не успели еще отправить в госпитали, и они лежали недвижимо - живые скелеты, обтянутые тонкой мертвенно-землистой кожей. Нам показали склады, в которых были свалены в огромную кучу детские ботинки, штанишки и платьица. А рядом волосы - черные, белые, русые. В другой комнате на цементном полу валялись человеческие челюсти с выбитыми зубами, женские туфли, детские тапочки, мужские башмаки, расчески, пуговицы.., Я смотрел на все это, и мне казалось, что кровь застыла в моих жилах. Чудовищная, садистская жестокость \384\ фашистских палачей взывала к мщению. За годы войны я видел немало ужасов, но все ранее виденное меркло перед страшным Освенцимом. В Освенцим съездили многие наши политработники командиры, сержанты и солдаты. Некоторые написали об этом родным, близким и знакомым. О зверствах фашистов и беспощадной ненависти к ним авиаторы говорили на полковых и батальонных собраниях. На одном из них механик самолета сержант Шевченко заявил: - Немцы убили моего отца, замучили мать, расстреляли брата и двух сестер. Теперь, когда я посмотрел лагерь в Освенциме, никакая сила не в состоянии удержать меня от мщения. Смерть фашистским палачам! В войну бытовало изречение: "Чтобы победить врага - надо научиться ненавидеть его всеми силами своей души". Посещение Освенцима было лучшей школой воспитания такой ненависти. Это было самое высокое чувство, не покидавшее наших людей до самого дня победы. Легко было понять жителей польских сел и городов, которые со слезами благодарности встречали наших воинов. Ведь это они, советские солдаты, спасли многих узников от лагеря Освенцим от неминуемой гибели, освободили польский народ от гитлеровского порабощения. После небольшого перерыва войска 4-го Украинского фронта снова перешли в наступление. 565-му штурмовому авиационному полку было приказано поддержать атаку нашей пехоты. За десять минут до рассвета на задание ушел один из лучших разведчиков дивизии - старший лейтенант Новиков. Вскоре он вернулся и доложил: - К переднему краю немцев идет подкрепление. Видимость по маршруту хорошая. Началась артиллерийская подготовка, и командир полка подал сигнал: - По машинам! Один за другим штурмовики начали подниматься в небо. Согласно таблице взаимодействия самолеты должны появиться над целью через десять минут после окончания артподготовки. Когда в утреннем небе растаял гул самолетов 565-го полка, на аэродроме загудели моторы другой части. Боевые вылеты были спланированы с таким \385\ расчетом, чтобы все время держать противника под прицелом с воздуха. Темп наступления наземных войск стал совсем иным, чем в Карпатах. Обстановка на поле боя менялась стремительно. Это усложнило действия штурмовиков. Порой им приходилось самостоятельно искать объекты для атак и строго следить, чтобы не ударить по своим. На земле самолеты почти не задерживались. Механики и оружейники быстро заправляли их горючим, подвешивали бомбы, снаряжали патронами - и снова в воздух. За первый день наступления силами только двух полков было произведено двести пятнадцать вылетов. Помню, как старший лейтенант Брюханов, возглавлявший пару штурмовиков-охотников, рассказывал: - В одном месте мы обнаружили отступавшую колонну врага - примерно сто машин и столько же повозок. Местность сильно пересеченная, объезды затруднены. Мы зашли с головы колонны и залпами реактивных снарядов подожгли несколько машин. Образовалась пробка. Именно этого мы и хотели. Заходили на штурмовку до тех пор, пока не кончились боеприпасы. Фотоснимки подтвердили: штурмовики поработали отлично. По мере продвижения наземных войск вперед возрос и объем боевой работы авиации. Удары наносились по железнодорожным станциям, автоколоннам, по выдвигавшимся из неприятельского тыла резервам. Нам стало известно, что противник перебросил с запада несколько авиационных частей и в срочном порядке перегруппировывает свою истребительную авиацию. Требовалось принять необходимые меры. Штабам корпусов и дивизий было предложено организовать тщательную разведку вражеских аэродромов, пересмотреть и усилить всю систему воздушного наблюдения, оповещения и связи, проверить и привести в полную боевую готовность все средства ПВО, рассредоточить самолеты и другие машины, замаскировать штабы, командные пункты, узлы связи. Вскоре мы убедились в усилении активности вражеской авиации. Для уточнения некоторых вопросов операции к командующему 2-й воздушной армией генерал-полковнику авиации Красовскому на самолете По-2 вылетел командир \386\ 8-го штурмового корпуса Нанейшвили. Самолет вел старший лейтенант Агаджабов, который уже несколько раз летал по этому маршруту, и генерал-лейтенант ни на минуту не сомневался, что в пути будет все в порядке. И вот случилось непредвиденное. По самолету ударила пулеметная очередь. Спасение было только в одном - как можно быстрее терять высоту: у земли не страшны атаки "мессершмиттов" и зенитный огонь. Самолет сделал крутой вираж и начал снижаться. Уже перед самой посадкой По-2 сильно тряхнуло, и летчик едва сумел приземлить его. Нанейшвили вылез из кабины и осмотрел основательно потрепанный самолет. Агаджабов оставался в машине. - Что с тобой, дорогой? - участливо спросил генерал. - Ранен в живот... Нанейшвили вытащил летчика из кабины и бережно опустил на землю. В это время впереди самолета разорвался снаряд. Генерал нагнулся, прикрыв собой раненого Агаджабова. Потом разорвался второй снаряд, заухали мины. Передний край обороны противника находился в трехстах метрах, и немцам не составляло особого труда корректировать огонь. Нанейшвили взвалил летчика на плечи и поспешил в сторону наших войск. Осколком снаряда обожгло ногу, и генерал упал. Но оставаться под губительным огнем было опасно, и он пополз, волоча за собой Агаджабова. Вскоре кровь залила унты и силы оставили его. Эта трагедия развернулась на глазах наших пехотинцев. Командир 134-го Львовского стрелкового полка немедленно выслал на ничейную полосу двух разведчиков. Одного из них убило, второй возвратился и доложил, что неподалеку от самолета лежат генерал со Звездой Героя и летчик. За ними тут же была отправлена группа солдат и сержантов во главе с офицером. Минометчики и артиллеристы открыли заградительный огонь. Нанейшвили и Агаджабова отправили в госпиталь, но летчик по дороге скончался. На второй день я разыскал госпиталь, где находился генерал. - Раны не опасные, но выпишем Владимира Варденовича не скоро: он потерял много крови, - объяснил мне главный врач. \387\ Я зашел в палату, где лежал Нанейшвили, и он рассказал, что с ним произошло. - Жаль Агаджабова... Скончался, - и он углом простыни вытер глаза. - А какой парень был! Тяжело раненный, сумел посадить самолет. - Мы уже распорядились, чтобы Агаджабова перевезли в ваш корпус и похоронили со всеми воинскими почестями, - сказал я Владимиру Варденовичу. - Спасибо, дорогой, - поблагодарил Нанейшвили. - Скажите Жданову, чтобы летчики были осторожны. Немцы в воздухе, как и на земле, еще не добиты. Владимира Варденовича отправили в Москву. Но он настоял на том, чтобы его выписали из столичного госпиталя раньше времени, и возвратился на фронт. А вот еще один случай, подтвердивший усиление активности действий вражеской авиации. На бомбардировку отступавшей колонны противника вылетели пять самолетов под командованием Алексея Апсова. В районе цели летчики заметили группу фашистских истребителей. Апсову предложили с земли уклониться от встречи, уйти в зону ожидания. Но он приказал экипажам поплотнев сомкнуться, чтобы дружным огнем отразить атаку, вывел самолеты на цель и сбросил бомбовый груз. Однако на обратном пути ему не удалось избежать встречи с противником. Девятка "мессершмиттов" бросилась на группу бомбардировщиков. Завязался бой. Наши экипажи едва успевали отстреливаться. И вдруг они услышали голос: - Не робей, братцы! Я прикрою. Это подоспел на своем истребителе командир эскадрильи гвардии капитан Сергей Ясанис, возвращавшийся с боевого задания. Он атаковал четверку "мессеров". Теперь экипажам было уже несколько легче. Выбрав удобный момент, воздушный стрелок Павел Пещеров выпустил длинную очередь по приблизившемуся "мессершмитту" и сбил его. Святое воинское правило - выручать товарищей из беды - помогло нашим воинам одержать победу. Я много рассказывал о товарищеской верности, но не могу не сказать еще об одном эпизоде, который произошел на заключительном этапе войны. Группа штурмовиков под командованием гвардии старшего лейтенанта Степанищева произвела налет на \388\ вражеский аэродром. На земле бесновались зенитки. Один из снарядов попал в мотор самолета ведущего. Машина загорелась. Дотянуть до своих не было никакой возможности, пришлось садиться в поле. Ведомый Степанищева гвардии младший лейтенант Павлов тут же передал по радио товарищам: - Иду спасать командира, прикройте, - и направил свой самолет к земле. Вот он уже рядом с машиной Степанищева, кричит ему: - Быстрее в кабину стрелка! На глазах у растерявшихся гитлеровцев самолет, подпрыгивая на неровностях, взмыл ввысь. За этот подвиг Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза. На заключительном этапе войны летчики как бы соревновались друг с другом - кто больше уничтожит самолетов, танков, орудий, живой силы противника. По указанию политотдела армии в частях на каждого воздушного бойца завели лицевой счет. Вот, например, выписка из лицевого счета комсомольца лейтенанта Александра Звягина. Он уничтожил 24 танка, 53 автомашины, подавил 5 артбатарей, поджег 37 наземных объектов. За образцовое выполнение воинского долга Звягин был награжден пятью орденами. Особенно интенсивно работали при наступлении штурмовики. Они прокладывали пехоте путь вперед, подавляли мешавшие ее продвижению огневые точки. Недаром эти самолеты гитлеровцы прозвали "черной смертью". В один из весенних дней 1945 года части 52-го стрелкового корпуса после артиллерийской подготовки поднялись в атаку. Но их тут же придавил к земле орудийный огонь с северо-западной окраины местечка Бельско. Атака захлебнулась. Через офицера наведения на пункте управления авиацией комкор попросил помощи: - Пехота не может поднять головы. Пришлите "илы". В воздухе находились четыре группы штурмовиков во главе с майором Мезенковым, капитаном Кизюн и лейтенантами Евтигиным и Яковлевым. Пункт управления перенацелил их по радио на новый объект. - Вас поняли,-ответили ведущие и взяли курс на местечко Бельско. На артиллерийские и минометные батареи противника обрушились двадцать "черных смертей" и полностью вывели их из строя. Пехота поднялась, продвинулась \389\ вперед почти на пять километров и заняла деревни Галцнув и Липник Гурны. Командир корпуса в тот же день прислал на имя Жданова телеграмму и просил объявить благодарность всем летчикам, участвовавшим в бою. С такой же отвагой дрались и истребители. Вот телеграмма командующего 38-й армией генерал-полковника Москаленко, присланная на имя командира 10-го истребительного авиакорпуса генерала Головни: "Ваши летчики работали отлично. Над полем боя дважды проведены воздушные бои. Два "лавочкиных" дрались с восьмеркой Ме-109 и один - с девятью ФВ-190. Летчики показали образцы мужества и искусства ведения воздушного боя с превосходящими силами противника. За отличные действия объявляю им благодарность и желаю дальнейших боевых успехов". Особенно упорные бои развернулись за Моравску Остраву. Этот город сами чехи называли стальным сердцем республики, ее сталелитейной и каменноугольной базой. Понятно, что его обороне гитлеровцы уделяли особое внимание. Сюда было стянуто восемнадцать пехотных, несколько танковых и моторизованных дивизий. Фельдмаршал Шернер приказал удерживать Моравску Остраву до последнего солдата. Наши воздушные разведчики почти ежедневно появлялись над этим промышленным районом и внимательно следили за всеми изменениями в обороне противника. На штабных картах появлялись все новые и новые объекты, которые предстояло уничтожить с воздуха. Но к началу операции погода испортилась. Густой туман, перемешанный с дымом от заводских труб, опустился почти над самой землей. - Товарищи летчики, - обратился к нам по телефону командующий фронтом Петров. - Знаю, что погода нелетная. Приказывать не могу. Но я прошу вас помочь. Атака пехоты захлебывается. Противник ведет убийственный огонь. Когда разговор закончился, Жданов подошел к окну, за которым клубился белесый туман, и задумался. Лететь в такую погоду очень рискованно. - Но ведь и там люди идут на смерть, - говорю командующему. - Надо помочь. Жданов вызвал к телефону командира 227-й штурмовой \390\ дивизии Лебадного и передал ему просьбу командующего фронтом. - Посылайте. Только добровольцев, - подчеркнул он. - Самых опытных. И таких людей нашлось больше чем надо. Уговаривать никого не приходилось. В этот день два экипажа не вернулись с задания, третий разбился во время посадки, но боевую задачу штурмовики выполнили. Наутро погода прояснилась. Летчики повеселели. Мощным гулом наполнились аэродромы. Самолеты, волна за волной, уходили туда, где пехота пробивала брешь во вражеской обороне. Наряду с нашими отличились и чехословацкие летчики. Их дивизия трижды упоминалась в приказах Верховного Главнокомандующего. 30 апреля Моравску Остраву взяли штурмом. Путь на Прагу был открыт. С ее освобождением мы связывали сроки окончания войны. На других фронтах события тоже развивались успешно. Красная Армия вплотную приблизилась к Берлину, и со дня на день все ожидали его падения. Это воодушевляло воинов. 4-му Украинскому фронту противостояли силы 1-й танковой армии противника, занимавшей так называемый оломоуцкий выступ. Его ликвидация была возложена иа войска нашего фронта, взаимодействовавшие с правофланговыми частями 2-го Украинского фронта. Генерал армии А. И. Еременко, назначенный вместо И. Е. Петрова, сосредоточил основные усилия в полосе 60-й и 38-й армий. Мы располагали тогда более чем 600 самолетами и оказывали наземным войскам немалую помощь. Чувствуя, что наступавшие вот-вот отрежут 1-ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад. 5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета-разведчика и узнать, есть ли там авиация. Ведущим я назначил штурмана 1-й чехословацкой авиационной дивизии майора Рипла. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет. Стало ясно: еще один сокрушительный удар - и с фашистской Германией будет покончено. Следуя за \391\ наступавшими войсками, штаб нашей армии переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно. Бои шли на улицах Берлина. Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза..." По-юношески стремительно в мой кабинет вбежал Василий Николаевич Жданов. - Победа, Андрей Герасимович, победа! Слышал?! - восторженно произнес он и обнял меня. Я хотел было позвонить в корпуса и дивизии, чтобы сообщить о долгожданном, радостном известии, но командующий взял из моих рук трубку и сказал: - Не надо. Везде есть радио. Посмотри лучше, какое торжество царит на улице! Мы открыли окно. Над домами взлетали ракеты, в ночном небе сверкали лучи прожекторов. Слышались громкие возгласы "ура". Люди салютовали победе из всех видов оружия, подбрасывали вверх головные уборы, обнимались, качали друг друга, улыбались и плакали от радости. Свершилось то, к чему мы стремились почти четыре года, за что заплатили великими жертвами. Победа! - Слава советскому оружию! Воинам нашим - слава! - восклицали подоспевшие начальник штаба армии Зотов, другие офицеры и генералы, разливая коньяк в первые попавшиеся под руку посудины. Выходим на улицу. К нам приближаются улыбающиеся чехи. Наперебой приглашают к себе домой, обнимают, целуют нас. - Друзи, друзи, победа! Звучат песни, тренькают гитары, мандолины, лихо, по-русски, заливаются гармошки. Трещат выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ракетниц. Впечатление такое, будто идет великое сражение. Все перемешалось: смех, крики, русская, украинская, чешская, польская речь. Люди поют, и тут же, на мостовой, лихие танцоры отбивают каблуками цыганочку, барыню. Солдаты в стремительном хороводе кружат женщин. Все, что было скрыто в тайниках сердца долгие годы, теперь разом выплеснулось наружу и заполонило городские улицы и площади. \392\ Раздался колокольный звон. Где-то недалеко церковный сторож решил, видимо, по-своему выразить радость победы - поднялся на звонницу и огласил ликующий, сверкающий огнями город величественным перезвоном колоколов. А наутро над воротами, балконами, на крышах домов вспыхнули красные флаги, поперек улиц протянулись транспаранты, прославлявшие на чешском и русском языках нашу армию, армию-освободительницу. Стихийно возникли демонстрации. Чехи осыпали советских воинов цветами, угощали вином, пивом, дарили сувениры. Я сел в машину и поехал в полки. Хотелось вместе с летчиками, штурманами, инженерами, техниками, механиками разделить радость победы над врагом. Но вот мы узнали, что на всех фронтах война закончилась, враг сложил оружие, а для 4-го Украинского фронта и нашей воздушной армии она еще продолжалась. Большая, довольно сильная группировка фашистских войск под командованием Шернера отклонила требование советского командования о капитуляции и продолжала юго-западнее Праги отчаянно сопротивляться. Положение противника было безнадежным, ни на какую помощь рассчитывать он не мог, но тем не менее, истекая кровью, дрался с тупым и злобным упрямством. 10 мая на подавление шернеровской группировки были брошены крупные силы наземных войск, поддержанные штурмовиками и бомбардировщиками. Если враг не складывает оружия, надо принудить его к этому силой. Приезжаю в один из полков, говорю командиру: - Пехотинцы просят нанести удар по артиллерийской батарее фашистов. Она мешает продвижению вперед. Соберите командиров эскадрилий и выясните, кто добровольно может выполнить это задание. - Я могу, - заявил комэск Мечетнер. Такое же желание высказали и другие командиры эскадрилий. - Прошу это задание оставить за мной, - уже настойчивее попросил Мечетнер. - Если что случится - я один. Отца, мать и жену расстреляли немцы... Комэска Мечетнера в полку уважали все летчики. В каких только переделках за время войны он не побывал! Как только выдавалось трудное, опасное задание, он шел, не раздумывая, первым. \393\ Мечетнер снял с себя ордена, чего раньше никогда не делал, вытащил из кармана документы, передал их товарищам и сказал: - На всякий случай... Видимо, чуяло сердце храброго летчика, что вернуться ему уже не суждено. Прощально взмахнув рукой, он закрыл над головой фонарь, вырулил на старт и ушел в небо. Позже пехотинцы рассказывали: самолет появился над позициями гитлеровцев и сбросил несколько бомб. Потом сделал новый заход и выпустил по батарее реактивные снаряды. Вся зенитная оборона противника сосредоточила огонь по храбрецу. Но самолет не торопился покидать цель. Он перешел в пике. Видно было, как к земле потянулись огненные линии. Потом машина вдруг вспыхнула и, не выходя из пикирования, врезалась в землю. Раздался глухой взрыв, над местом падения взвились багровые клубы дыма... Не стало еще одного смелого летчика, который погиб на второй день после победы. К дому, который занимал в Пардубице член Военного совета фронта, примыкал большой тенистый сад. В нем росли яблони, груши, виноград. На деревьях уже успела распуститься листва, и воздух казался настоянным на медвяных запахах благоухающей зелени. Только что закончился банкет, устроенный Военным советом фронта по случаю разгрома остатков группы Шернера. Лев Захарович пригласил нас, политработников, к себе в дом, потом провел в сад и, выбрав широкую, покрытую изумрудной зеленью поляну, прилег на ней. Мы последовали его примеру. Тихо, солнечно, мирно. Не надо думать о боях - они в прошлом. - Как хорошо, друзья! - нарушил покой Мехлис. - Вчера еще бушевала война, и вот ее нет. Мы разгромили фашизм - страшное порождение империализма. Он приподнялся на локтях, надкусил сорванную травинку и мечтательно, ни к кому не обращаясь, стал говорить о том, что, видимо, уже давно занимало его мысли. Я хорошо помню этот разговор о будущем, о необходимости совершенствовать армию, оснащать ее новой \394\ техникой и оружием, ни в коем случае не ослаблять бдительности, ибо, пока существует империализм, будет существовать и угроза новой мировой войны. Мехлис говорил, что роль политработников в перестройке армии очень велика. Надо убеждать людей, разъяснять им значение новых задач. Люди рвутся домой, им надоела война. Однако многим из них придется остаться за пределами Родины, чтобы стоять на страже свободы и независимости стран новой демократии. Далее речь шла о том, что надо хорошо позаботиться о людях, создать нормальные условия жизни, учебы, досуга, взять на учет всех, кто по каким-либо причинам не отмечен наградами, привести в порядок места захоронения погибших. Десятки проблем, которые в ходе боевых действий порой отодвигались на второй план, сейчас приобретали особую остроту. - Одним вам справиться не под силу, - говорил Мех-лис. - Мобилизуйте все усилия партийных, комсомольских организаций. Солнце уже перевалило за полдень, а беседа все продолжалась. Нам было о чем поговорить на рубеже таких величайших контрастных явлений, как война и мир. Слишком дорогой ценой досталась нам победа, чтобы не думать о сохранении завоеванного мира. ПРИМЕЧАНИЯ {1} Подразумевается Леваневский. - Hoaxer. Список иллюстраций 01. Рытов Андрей Герасимович 02. П.В. Рычагов 03. Г.П. Кравченко 04. А.С. Благовещенко 05. И.И. Колеух 06. Слева направо: К.Г. Вишневецкий, А.И. Покрышкин, Н.Е. Лавицкий, Д.Б. Глинка, Б.Б. Глинка, И.М. Дзусов, И.И. Бабак, Г.А. Речкалов. 07. Т.Т. Хрюкин 08. С.И. Руденко 09. Слева направо: П.П. Малышев, И.К. Самохин, В.К. Жданов, А.Г. Рытов, В.В. Нанейшвили. 10. А.З. Каравацкий 11. И.С. Полбин 12. Ф.И. Добыш 13. И.Л. Федоров 14. Я.И. Андрюшин 15. Н.Д. Лепехин 16. Н.В. Пивнюк 17. Н.С. Мусинский 18. Генерал армии И.Е. Петров в районе боевых действий на Карпатах. 19. Людвиг Свобода на аэродроме 1-й чехословацкой авиадивизии. Слева - А.Г. Рытов.